"Арбузный король" - читать интересную книгу автора (Уоллес Дэниел)

АННА УОТКИНС, БЫВШАЯ ОФИЦИАНТКА

Анна Уоткинс была высокой стройной женщиной, заплетавшей волосы в тяжелую и длинную косу. На ее губах почти всегда играла улыбка, но при этом лицо сохраняло удивленно-растерянное выражение, как у человека, чудом выжившего после катастрофы. Когда состоялся этот наш разговор, она уже давно не жила в Эшленде, но хорошо помнила те события и представила мне свой взгляд на происшедшее. По ходу рассказа она то и дело хватала меня за руку, как будто, углубляясь в прошлое, пыталась зацепиться за что-нибудь в настоящем и тем самым гарантировать свое возвращение к реальности. Порой, замечая, что она вот-вот расплачется, я говорил: «Спокойно, это всего лишь допрос», после чего она, улыбнувшись, называла меня «хорошим полицейским». Людей такого типа я в своей жизни больше не встречал: ни мать, ни сестра и ни друг, она была понемногу ими всеми, объединившимися в одном лице. Я до сих пор не могу дать четкое определение этому феномену. Между прочим, мне пришло в голову, что полицейский детектив чем-то сродни добросовестному рассказчику: оба пытаются разобраться в историях, которые давно завершились и в которых уже ничего нельзя исправить.


Когда я познакомилась с твоей мамой, мне было восемнадцать лет и я работала официанткой в «Антрекоте», подавая кофе всякому имевшему полдоллара за душой, ботинки на ногах и штаны с рубашкой на теле. Жизнь моя была однообразна и безрадостна, пока в нее не вошла Люси. Я устроилась на эту чертову работу сразу по окончании школы и не видела в перспективе никаких перемен к лучшему. Периодически я пыталась вычислить, сколько всего чашек кофе я налила за это время, но каждый раз сбивалась и говорила себе: «Это цифра слишком велика, тебе не по зубам». Оно и к лучшему, потому что если бы я все-таки справилась и подвела итог, я могла бы не выдержать и покончить с собой — уж очень тяжко было сознавать, что самое большое число, с которым ты имела дело в своей жизни, выражается не в чем-нибудь, а в поданных клиентам чашках кофе. Этих чашек было больше, чем долларов на моем банковском счете, и они явно перекрывали счет полученных мною поцелуев. Их было больше, чем замечаний типа «не сутулься» и «веди себя прилично», которыми я бомбардировала своего племянника, или советов послать к дьяволу придурка-мужа, которые я регулярно давала моей школьной подруге Джанет. Количество проклятых чашек далеко превосходило количество часов, что я проспала по утрам, общее число когда-либо приглянувшихся мне мужчин, летних походов на пляж и врученных мне в разное время подарков. Я подавала кофе чаще, чем проливала слезы, и даже чаще, чем задумывалась о возможности покончить с этой жизнью раз и навсегда.

Хотя, если честно, о самоубийстве я думала не так чтобы всерьез, и тот мой бзик уже давно прошел (успокойся, я не страдаю суицидальной манией). Мне просто было интересно, как бы я это сделала, если бы твердо решилась. Обычные варианты — повеситься, застрелиться, вскрыть вены — не очень-то вдохновляли. Ни один из них не назовешь удобным и легким, поскольку все они связаны с насилием над собой. Можно, конечно, наглотаться снотворного или наркотиков, но этот способ я считала ненадежным. В конце концов я твердо усвоила одно: для самоубийства требуется не только желание, но и основательная психологическая подготовка, иначе у тебя не хватит духу пустить пулю или воткнуть нож в самого себя. Я действительно хотела расстаться с этой жизнью, но имела в виду не уход в мир иной безвозвратно, а скорее смену обстановки, счастливый поворот судьбы. Впрочем, тогда я не верила в возможность подобных перемен, и потому жизнь представлялась мне лишенной всякого смысла.

Люси Райдер подарила мне этот смысл; во всяком случае, она избавила меня от мыслей о смерти. Ведь как я рассуждала прежде: что такого особенного я могу потерять вместе с жизнью? Свет солнца, запах свежего хлеба или (тоже мне потеря) горячего кофе? Допустим. Что еще? Можно составить длинный список. Однажды я так и сделала, только это, напротив, был список причин, по которым мне стоит оставаться в живых. И одной из главных причин была Люси Райдер.

Не знаю, как сейчас, но в то время она возглавила бы множество таких списков, если бы их взялись составлять все жители Эшленда. Аргументом в ее пользу могло стать что угодно, даже веснушки. У нее были очень милые веснушки, такие розовато-оранжевые… Да что там, я могла бы прочесть о ее веснушках целую лекцию.

Она была мне другом, Томас. Она была мне как родная сестра. Люди имеют привычку, вспоминая о ком-нибудь ушедшем, с годами все больше его приукрашивать, преувеличивать его достоинства. Но я не вижу ничего плохого в том, что Люси стала для меня чем-то вроде статуи Свободы.

По приезде она поселилась в развалюхе, которую мы называли «домом Харгрейвза», и начала приводить ее в божеский вид. Для этого она наняла Иону Плотника — тот вечно полупьян, но мастер на все руки. Она расплачивалась с ним в основном сэндвичами, но однажды Иона попросил часть суммы наличными, и Люси решила заработать эти деньги, нанявшись официанткой в «Антрекот». Тогда-то я с ней и встретилась. Мы дежурили на пару в утреннюю смену, а потом благодаря занятиям с Игги у нее появился собственный «денежный кувшин», и надобность в работе отпала. Это можно считать удачей для всех: и для Люси, и для «Антрекота», поскольку официантка из Люси была никакая, и кофе у нее вечно лился куда угодно, но только не в чашки клиентов.

Вот так мы и сошлись — я, размышляющая о смерти, и она, ищущая свое место в жизни. Мы подружились, и лучшего друга, чем она, у меня никогда больше не было.