"Леонардо да Винчи и Братство Сиона" - читать интересную книгу автора (Пикнетт Линн, Принс Клайв)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. СЫН БОГИНИ

Как было показано, современные ученые сделали массу наводящих на размышление открытий, связанных с происхождением христианства, но вместе с тем пропасть между тем, что знают ученые, изучающие Библию, и познаниями рядовой паствы, если таковые есть вообще, все углубляется. Профессор кафедры Нового Завета Клермонтской школы теологии в Калифорнии Бартон Л. Мак жаловался недавно на «ужасающий уровень основных знаний о составлении Нового Завета среди рядовых христиан».[67]

То, что к анализу Нового Завета приступили, как нам известно, только в XIX веке, отражает почти суеверное нежелание анализировать тексты-первоисточники, которое возникло в результате векового запрета Церкви на самостоятельное чтение Библии для рядовой паствы. Веками священные тексты читали только священники, владевшие практически монополией на толкование Священного Писания. Протестантское движение частично ликвидировало это исключительное право и обеспечило многим доступ к текстам, считавшимся священными. Однако во всех радикальных формах протестантского движения — от пуритан до тех, кто сейчас именуется фундаменталистами, — подчеркивалось божественное вдохновение, стоящее за словами Нового Завета, и даже в силу только этого обстоятельства запрещались любые предположения, что эти тексты не являются правдой в буквальном смысле этого слова. До настоящего дня миллионы христиан полностью игнорируют доказательства того, что Новый Завет представляет собой смесь мифов, выдумки, искаженных версий свидетельств очевидцев и материалов, заимствованных из других учений. Но, игнорируя очевидные доказательства, они не только вводят себя в заблуждение, но и поддерживают систему веры, которая все в большей степени становится уязвимой для критики.

Когда ученые XIX века все же начали применять критерии, которыми обычно руководствуются при анализе исторических документов, то результаты получились весьма показательные. Одним из первых появилось на свет утверждение, что Иисуса вообще не существовало и Евангелия представляют собой сборник мифов и метафорических материалов. В наши дни очень немногие специалисты по Новому Завету согласны с этим мнением — хотя, как мы увидим далее, оно еще имеет своих приверженцев. Существование исторической личности Иисуса достаточно хорошо обосновано, но все же полезно выслушать аргументы тех, кто считает, что его не было и Иисус является плодом воображения ранних христиан.

Приверженцы этой точки зрения говорят, что помимо Евангелий нет ни одного независимого свидетельства, что Иисус когда-либо существовал. (Это само по себе шокирующее для христиан предположение, поскольку Иисус, являясь центром их мира, должен был быть очень знаменит в свое время, но фактически ни в одном тексте тех времен он не упоминается.) Другие источники Нового Завета — например, Послания апостола Павла — исходят из подразумевающегося существования Иисуса, но каких-либо доказательств этого не приводят. Павел, Послания которого являются старейшими известными христианскими документами, не дает каких-либо биографических деталей жизни Иисуса, за исключением тех, что связаны с его Распятием, — ничего не сказано о его родителях, рождении или среде, в которой проходила его жизнь. Павел, подобно другим авторам Нового Завета, больше озабочен теологией, поддержкой движения Иисуса и объяснением его учения, чем биографией основателя.

Многих историков XIX века беспокоило отсутствие данных об Иисусе в документах его времени. Как мы знаем, ни один из хроникеров I века ни разу о нем не упомянул. И, как писал Бамбер Гаскони, «за первые пятьдесят лет христианской эры не сохранилось ни одного слова об Иисусе и его последователях».[68]

Римский писатель Тацит (Анналы, 115 г.) отмечает рост христианства, которое называет «опасным суеверием» как в Иерусалиме, так и в Риме, и мимоходом говорит о казни основателя, но подробностей не приводит, просто назвав его «Христом».[69]

Светоний в «Жизнеописании Цезарей» (120 г.) упоминает о волнениях среди евреев в Риме в 49 году при подстрекательстве «Христуса». Обычно эту фразу считают доказательством существования ранней римской ветви христианства, но этот вывод непреложным считать нельзя. В те времена среди евреев было много самопровозглашенных Мессий, и все они по-гречески могли именоваться «Христос», а Светоний пишет, что именно этот принимал личное активное участие в волнениях, подстрекая евреев к восстанию в Риме.[70] Другим известным римлянином, который упомянул про христиан в первые годы I века, был Плиний Младший, но, кроме информации о том, что это движение было основано Христом, он ничего более не отметил.

Однако представляет интерес то обстоятельство, что, по его словам, этот Христос уже считался богом.[71] Все эти авторы римляне, а поскольку Палестина располагалась на задворках империи, неудивительно, что они пренебрегли Иисусом и первыми днями христианской Церкви. (Кроме того, в те времена бунтовщиков и преступников не рекламировали столь широко, как сейчас, в наш век любых знаменитостей. Даже восстанию Спартака в исторических хрониках отведено очень мало места.) Однако следовало бы ожидать, что жизнь и миссия Иисуса получат должное освещение в работах Иосифа Флавия (38—100), еврея, который перебежал к противнику во время еврейской революции и написал две книги по истории этого периода. В книге «Иудейские древности», написанной приблизительно в 93 году, он упоминает некоторых персонажей, фигурирующих в Евангелиях, в частности Понтия Пилата и Иоанна Крестителя. Есть там и одно упоминание о Христе, но, к сожалению, уже давно было признано, что оно было добавлено в работу Иосифа позднейшим христианским автором, вероятно, в конце IV века — именно для того, чтобы нарушить смущающее христиан молчание хроник в этом отношении.[72]

Ссылка на Иисуса выдержана в столь лестных тонах, что комментаторы ранее удивлялись, почему при столь почтительном к Иисусу отношении Иосиф сам не принял христианства! Но существенным вопросом, касающимся этого упоминания, является другой: эта вставка была поставлена на место, где не было никакого упоминания об Иисусе, или же заменила собой другое упоминание Иисуса и его движения, далеко не лестное и почтительное. Мы не можем быть уверены ни в том, ни в другом, хотя аргументы в пользу чистого вымысла более весомы: вставка написана в отличном от Иосифа стиле и вставлена в текст весьма неловко. Более того, христианский писатель Ориген в конце III века, видимо, не знал о каком-либо упоминании Иисуса в работах Флавия.[73] (Хотя Евсевий Кесарийский уже цитировал соответствующий отрывок, когда писал в следующем веке.) Рассказ Флавия о проповеди Иоанна Крестителя и о его казни Иродом Антипой никем не оспаривается.[74] Разумеется, отсутствие упоминаний об Иисусе в текстах его времени не означает того, что он не существовал. Просто его воздействие на свое время в данном месте было недостаточно сильным. В конечном итоге в то время было много проповедников Мессий, о которых мы ничего не знаем.

Кроме того, возникает законный вопрос: если такого человека не было, то почему кто-то выдумал его, почему столь многие в него поверили до такой степени, что религия под его именем столь быстро распространилась? Как указывает Гоффри Эш, концепция вымышленных героев, которая стала столь значительной частью нашей культуры в древности, была писателям незнакома.[75] Даже если они давали описание вымышленного героя, его образ всегда создавался на основе реальной личности, такой, например, как Александр Великий. Только по одной этой причине кажется маловероятным, чтобы личность Иисуса была полностью выдумана — если уж существовала активная потребность в «умирающем Боге», то кандидатур на эту роль хватало, как мы покажем далее. Не было необходимости выдумывать.

Знаменательно также то, что авторы Евангелий поместили Иисуса на фоне реальных исторических личностей, таких как Иоанн Креститель и Понтий Пилат. Это тоже является аргументом в пользу его реальности. Кроме того, первые критики христианства не подвергали сомнению реальность личности ее основателя, что они не преминули бы сделать, если была бы хоть малейшая зацепка.

Само повествование об Иисусе показывает, что он был реальным человеком. Ни один писатель не взял бы на себя труд создать вымышленного Мессию и вместе с тем изобразить его столь неоднозначным, даже уклончивым в своей роли, вымышленный герой не оставил бы после себя так много непонятных высказываний и аллюзий в своем предполагаемом учении. Неоднозначность, явные противоречия и временами абсолютно нелогичный поворот фраз делают Евангелия изложением — хотя и несколько туманным — слов и деяний действительно существовавшей исторической личности.

Отсутствие подробностей биографии Иисуса в трудах Павла считается скептиками доказательством того, что Иисуса не существовало. Но никто не утверждает, что сам Павел вымышленный герой, а он определенно знал людей, которые встречались с Иисусом. Например, Павел не только встретился с Петром, но и поссорился с ним (такое не слишком красивое поведение является доказательством того, что они были реальными людьми — ни один писатель не сделал бы своих героев столь несовершенными). Поэтому, по всей видимости, Иисус все-таки был реальным человеком, но это ни в коей мере не означает, что все, сказанное в Евангелии, правдиво.

Но есть и другая причина, по которой авторы XIX века усомнились в реальности Иисуса. По мере накопления исторических знаний и возникновения критического подхода к анализу Нового Завета, стало очевидным то обстоятельство, что история Иисуса бесхитростно повторяет истории знаменитых мифологических персонажей, в частности, истории умирающих и воскресающих царей древних народов Среднего Востока, которым поклонялись в культах таинств. Эти культы были распространены как во времена раннего христианства, так и задолго до него.[76]

Подобно Христу и подобно Адонису и Аттису Осирис и Дионис тоже страдали и воскресли. Достигнуть единения с ними является мистическим стремлением поклоняющихся им. Все они едины в том, что их мистерия дарует им бессмертие. От религии Митры Христос заимствует символические ключи от неба и функции рожденного девственницей Саошаянта, уничтожающего Зло….[77]

Следовательно, в основе своей христианство есть не что иное, как язычество в новой форме.[78]

Христианский миф вобрал в себя элементы языческих культов… Подобно образу бога-ребенка в культе Диониса, его изображают в пеленках, лежащим в яслях. Он родился в загоне для животных подобно Гору — появившемуся в храме-овине Девственной богини Исиды, царицы небес. Снова, как Дионис, он превращает воду в вино, подобно Асклепию он воскрешает людей из мертвых и дает прозрение слепым, как Аттиса и Адониса, его оплакивают женщины. Его воскрешение, как и у Митры, происходит в гробнице, вырубленной в скале….[79]

(выделено нами) Нет ни одной концепции, связанной с христианством, которая не была бы заимствована у некоторых или у всех культов Спасителей древности.[80]

Поразительно, что сказанное Роберсоном и другими оказало столь малое воздействие в то время. Еще более поразителен тот факт, что об этом почти никто не знает и сегодня. На эту тему высказался и Бартон Л. Мак, написавший в 1994 году:

«Одно исследование за другим продемонстрировали, что раннее христианство было не уникальной религией, но возникло под «влиянием» религий поздней античности… весьма неудобным оказалось открытие, что раннее христианство носит четкий отпечаток эллинистических культов таинств, в частности, в ритуалах наибольшего значения, а именно, в мифе об умирающем и воскресающем боге, в ритуале крещения и вкушения священной еды».[81]

Хью Шонфилд говорит в своей книге «Давний заговор»:

«Христиан продолжает беспокоить противоречивость церковных доктрин, которая возникла в результате неудачной попытки совместить несовместимое — языческие и еврейские идеалы».[82]

Такие ученые, как Робертсон, считают невероятной случайность при совпадении столь многих элементов культов умирающего бога с историей Иисуса. Они пришли к выводу, что в Евангелиях заимствованы ключевые элементы из мифов об Осирисе, Аттисе и им подобных богов и приписаны Иисусу, которого никогда не было.

Недавно в поддержку этой идеи выступил Ахмед Осман, который в своей книге «Дом Мессии» выдвинул теорию, что Евангелия на самом деле есть переложение сценария мистерии, созданной много веков назад в Древнем Египте. Подобно своим предшественникам Осман строит свою теорию на поразительной аналогии между мифом об Иисусе и мифами древней египетской религии и на сомнениях в реальности существования исторической личности Иисуса.[83]

Но почему кто-то счел необходимым заимствовать сценарий мистерии из другой религии и ввести в него новых действующих лиц, таких как Иоанн Креститель? Осман считает, что евангельская история была придумана последователями Иоанна Крестителя. По его предположениям, они выдумали Иисуса, чтобы оправдать пророчество своего учителя о том, кто придет после него, чье пришествие неминуемо. Однако для такого предположения нет оснований по нескольким причинам: последователи Иоанна вряд ли придумали бы историю, в которой их возлюбленный учитель столь сильно маргинализован — включен в рассказ только для того, чтобы прославить кого-то другого. Кроме того, как мы увидим далее, нет уверенности в том, что он когда-либо изрекал знаменитое пророчество о пришествии после него более великого, чем он сам.

По словам Османа, никто не знал о миссии Иисуса как искупителя до той поры, когда он уже умер, поэтому он вряд ли мог иметь много последователей во время жизни. Осман не сомневается, что евреи ждали Мессию, который умрет за них. Но это не так — евреи никогда не полагали, что их герой-царь принесет себя в жертву или выставит себя на позор таким способом. Вся концепция смерти во искупление, насколько нам известно, является более поздним христианским толкованием.

Очень немногие ученые сомневаются сейчас в реальности Иисуса, хотя большинство из них до сих пор не могут справиться с проблемой явных евангельских примеров, заимствованных из учений таинств. Поскольку они не могут привести эти примеры в соответствие с более очевидным иудейским материалом, они склонны отвергать аллюзии к язычеству. Они заявляют, что эти элементы были добавлены тогда, когда ранние христиане вошли в контакт с более широкой Римской империей в результате, в частности, странствований Павла. Нашло признание мнение, что Иерусалимская церковь, ведомая архиепископом Иаковом Справедливым, представляла собой «чистую», первоначальную форму христианства. К сожалению, из-за исторической случайности Церковь Иакова была уничтожена во время еврейского восстания, поэтому характер ее веры стал предметом досужих домыслов. Однако мы знаем, что прихожане этой церкви молились в Иерусалимском Храме, поэтому можно предположить, что их вера была основана на иудейской религиозной практике. После падения Иерусалимской церкви было расчищено место для Павла. Приняв все это во внимание, мы поймем, почему так много материалов из религий таинств появилось в тех Евангелиях, которые нам известны.

Возможно и другое объяснение, если мы примем за исходную точку противоположное. А если версия христианства Павла была ближе к учению Иисуса, а не права была Иерусалимская церковь? Братья необязательно должны были понимать друг друга, и нет сомнения, что с семьей у Иисуса отношения были довольно прохладные, поэтому нет никаких оснований для предположения, что христианство по Иакову было ближе к учению Иисуса, чем версия Павла.

Признанная точка зрения на развитие раннего христианства не может объяснить, почему Павел, который сам был евреем, счел необходимым исповедовать языческую форму нарождающейся религии. Его знаменитое обращение по пути в Дамаск произошло в пределах самое большее пяти лет после Распятия — как гонитель христиан в прошлом он должен был иметь представление о том, за что он их преследует.

Установленный нами факт того, что Магдалина была инициатором учения таинств, имеет следствие: сам Иисус был посвященным — возможно, потому что она посвятила его. Но как он мог стать приверженцем языческого культа, когда общеизвестно, что он был евреем?

Мы установили в процессе расследования, что ничего нельзя принимать на веру в этой истории. Мы считали нужным подвергнуть проверке все устоявшиеся концепции о религиозной основе учения Иисуса. Как иронически заметил Мортон Смит в своей книге «Иисус волшебник» (которую мы подробно обсудим далее):

«Разумеется, Иисус был евреем, как все его последователи — предположительно. Но предположение не есть определенность».[84]

Для начала спросим, откуда нам стало известно все это об Иисусе.

Академическая общепризнанная точка зрения относительно Иисуса, обсуждаемая выше, основана на двух предположениях, с помощью которых сделана попытка примирить еврейские и языческие элементы этой истории.

Предположение первое: Иисус был евреем, хотя к какой точно секте он принадлежал, вопрос дискуссионный. Как мы видели, второе предположение заключается в том, что отчетливо языческие элементы Евангелий, связанные с культом таинств, есть результат позднейшей редакции.

Выдвинуто это предположение на основании аргумента, что по мере распространения христианства в нееврейских общинах римского мира произошло слияние с культами таинств, в частности, потому, что таким путем можно было объяснить неудачу Иисуса в роли еврейского Мессии.

Мы были практически шокированы, осознав, что два этих постулата являются всего лишь предположениями, а не солидными, доказанными фактами. Ни один из них не был подкреплен качественными данными, которыми обычно оперируют историки. Нет доказательств, что языческие элементы привнесены Павлом. Конечно, они могли быть введены и его коллегами миссионерами — распространение христианства, несмотря на успех саморекламы Павла, заслуга не только его личная. Например, когда он прибыл в Рим, то обнаружил, что там уже есть христианские общины.

Даже в наш скептический XX век настолько широко распространено мнение об истинности событий христианской истории, которая сама собой разумеется, что даже обычно критически настроенные академики не видят собственной предвзятости. Например, проницательный аналитик А. Н. Уилсон написал два предложения одно за другим, не заметив очевидного противоречия между ними:

«…прежде чем приступать (к ответу на вопрос о реальности исторического Иисуса), следует очистить ум и ничего не принимать на веру. Центром учения Иисуса была его вера в Бога и его вера в иудаизм».[85]

Мы решили посмотреть, что получится, если мы подвергнем сомнению эти два предположения.

По общему мнению, раннее развитие христианства происходило на основе аксиомы, что Иисус является приверженцем еврейской религии, в связи с чем многие интригующие пассажи Евангелий автоматически отвергались. Мы стали более тщательно рассматривать предположение о еврействе Иисуса, которое подразумевает определенный религиозный и этнический фон, и вскоре обнаружили, что оспариваем его. (Может быть, он и был этническим евреем, но не принадлежал к иудейской религии, далее для простоты изложения мы будем пользоваться термином «еврейский» только в отношении религии Иисуса, если не будет оговорено иное.)

Конечно, к опровержению этого предположения мы приступили не без некоторого трепета, в конечном итоге, нам предстояло выступить против векового опыта изучения Нового Завета. Поэтому вы поймете наше облегчение, когда мы обнаружили, что последняя тенденция в исследованиях Нового Завета связана именно с этим вопросом: был ли Иисус евреем?

Первая работа в этом направлении, которая стала известна широкой аудитории, была проведена Бартоном Л. Маком («Утраченное Евангелие» 1994 года), хотя некоторые ученые публиковали результаты аналогичных исследований с конца 80-х годов.

Мак подошел к проблеме с точки зрения учения Иисуса, а не истории его жизни. Свою аргументацию он построил на потерянном источнике синоптических Евангелий, известном как Q (по первой букве немецкого слова Quelle — источник), или на том, что мог извлечь из сравнения этих Евангелий. Он пришел к выводу, что учение Иисуса построено не на иудаизме, но тесно связано с концепциями, даже по стилю, греческих философских учений, в частности киников.

Q, как достоверно полагают, представляет собой собрание высказываний и поучений Иисуса, довольно чисто укладывающееся в рубрику современной литературы, известную под названием «литература мудрости», которая, как известно, существовала в древнееврейском обществе, но не была явлением, присущим только еврейской религии и культуре. Литература мудрости была популярна в эллинистическом мире, на Ближнем Востоке и в Древнем Египте. Один из ведущих специалистов, Клоппенберг, утверждал, что Q создана по модели «сборника инструкций». Q на самом деле отличается от такого рода сборников, но Мак считает, что первоначальный сборник Q содержал только «мудрые поучения», а остальное было добавлено позже.

Мак и другие ученые, работавшие в этом направлении, за основу своих выводов взяли поучения и высказывания Иисуса. Они отвергли события в том виде, как они изложены в Евангелиях, поскольку они не соответствуют традициям ни евреев, ни киников, и выдвинули предположение, что умирающий и воскресающий бог и темы учений таинств являются позднейшим добавлением ранних христиан.[86]

Мы задали себе следующие вопросы: есть ли доказательства того, что Иисус был не евреем? С другой стороны, есть ли неоспоримые доказательства того, что он им был? Элементы, связанные с учениями таинств, облегчают объяснение всего этого или затрудняют?

Нет сомнения, что проповедь Иисуса велась в еврейском окружении — Иудея I века — и большинство тех, кто последовал за ним, были евреями. Однако его ученики, по всей видимости, считали его личностью загадочной — например, сомневались, Мессия ли он, и авторы Евангелий явно с большим трудом пытались примирить противоречивые элементы его жизни и учения. Кажется, что они были не уверены, как подать его образ.

На первый взгляд, представляется, что все говорит в пользу того, что Иисус был евреем. Он часто упоминает таких персонажей Ветхого Завета, как Авраам и Моисей, часто вступает в спор с фарисеями по вопросам еврейского закона — если бы он не был евреем, то не было бы причины так настойчиво делать это.

Но большинство ученых соглашаются, что эти пассажи вряд ли, по меньшей мере, подлинные слова Иисуса. Они были добавлены позднее, поскольку Апостолы были вынуждены оспаривать положения еврейского закона и ощущали необходимость создать себе задним числом оправдание, ссылаясь на самого Иисуса. Доказательством этого служит то обстоятельство, что противостоят им в Новом Завете обычно фарисеи, которые особых функций или власти во времена Иисуса не имели — особенно в Галилее — в то время, как во времена создания Евангелий они уже были властью.[87] Как говорит Нортон Смит,

«Почти все ссылки на фарисеев связаны с семидесятыми, восьмидесятыми и девяностыми годами, последними годами, когда редактировались Евангелия».[88]

Понять истинное происхождение Иисуса можно только в контексте его времени и места. Хотя не прекращается спор по поводу того, где он родился и рос, авторы Евангелий утверждают, что его проповедь началась в Галилее. Однако вряд ли он был местным жителем, поскольку в Евангелиях оговаривается, что его ученики говорили с заметным галилейским акцентом — по мнению жителей Иудеи, деревенским и смешным, — однако в отношении Иисуса об этом не упоминается.[89]

Так что мы знаем о Галилее времен Иисуса? Мак суммировал сложившееся в академических кругах мнение об этом месте и времени:

«В христианском воображении Галилея относится к Палестине, религией Палестины был иудаизм, поэтому каждый в Галилее должен быть евреем. Поскольку такая картина не соответствует реалиям, читателю надо представить более правдивую картину».[90]

То, что мы считаем иудаизмом в Иудее, — по картине, представленной в Евангелиях, — на самом деле было Храмовым иудаизмом, религией с центром в Иерусалиме. Она возникла и получила распространение среди евреев после вавилонского пленения и с тех пор постоянно изменялась. Но не все евреи прошли через ужас вавилонского плена, и их вариант иудаизма развивался отдельно и серьезно отличался от того, во что верили вернувшиеся пленники. Религия евреев, избежавших вавилонского пленения, практиковалась, в частности, в Самарии и Галилее к северу и в Иудамее к югу от Иудеи.

Однако Галилею вряд ли можно назвать местом истового исповедания ортодоксального иудаизма в его любом виде. Эта местность в течение очень короткого периода была частью Израиля за много веков до Иисуса и с тех пор находилась под влиянием нескольких различных культур. Не зря же о ней говорили как о «земле язычников».[91]

Галилея была еще более космополитична, чем Самария, которая находится между Галилеей и Иудеей. Мак предупреждает: «Было бы неправильно рисовать Галилею как страну, внезапно превратившуюся в лояльную по отношению к еврейской культуре».[92]

Галилея, имеющая хороший с точки зрения ведения сельского хозяйства климат и богатые запасы рыбы в Галилейском озере, была богатым и плодородным районом. У нее были обширные торговые связи с эллинским миром, и она находилась в сердце сети торговых путей, связывающих Сирию, Вавилон и Египет. Она была домом для людей из многих земель и культур, и даже бедуины часто навещали ее. Мортон Смит указывает, что основное влияние на Галилею того времени оказывало «местное, палестинское, семитское язычество, а также греческое, персидское, финикийское и египетское».[93]

Галилеяне славились своей яростной независимостью. Но, по словам Мака, Галилея «не имела столицы, храма и иерархии священнослужителей».[94] Знаменательно, что старейшая известная синагога в Галилее датируется только III веком.[95]

Этот район был аннексирован Израилем в 100 году до н. э., а вскоре в 63 году до н. э. римляне завоевали всю Палестину и превратили ее в провинцию империи. Во времена рождения Иисуса весь Израиль был под властью марионеточного царя Ирода Великого — который был политеистическим идумеянином, — но ко времени его миссии страна была поделена между тремя сыновьями Ирода. Ирод Антипа правил Галилеей, а (после того как его брат Архилай был насильственно сослан в имение семьи Ирода на юге Франции) Иудея находилась под прямым управлением римлян, которое осуществлял прокуратор Понтий Пилат.

Во времена Иисуса Галилея была космополитическим, зажиточным районом, а не деревенским захолустьем, как это кажется большинству, в котором евреи не доминировали, и у галилеян Иерусалим пользовался не большей популярностью, чем римские хозяева.

Как только становится понятным, что Галилея сильно отличается от традиционного образа места, в котором начал проповедь Иисус, немедленно возникает вопрос о реальных целях и мотивах. Если Галилея действительно имела высокую культуру и непредвзято относилась и к римской, и к еврейской культуре, тогда Иисус, может быть, на самом деле пытался поднять народ на восстание против римлян, как полагают некоторые современные комментаторы? А была ли Галилея наиболее удобным местом для начала кампании по реформе иудаизма, как считают другие?

Хотя в Галилее и были евреи, но было много и других религий в достойной зависти атмосфере толерантности. Здесь процветали даже «еретические» формы иудаизма, что делает еще более неправдоподобным утверждение, что местная почва была благодатной для посева какого-либо рода реформы иудаизма. В районе, где было, если говорить о религиях, представлено практически все, попытка реформировать основной вариант иудаизма не встретила бы никакого отклика. И еще меньше смысла было бы в кульминации проповеди Иисуса в Иерусалиме.

Шонфилд говорит в «Давнем заговоре»:

«…евреи считали северную Палестину естественным домом ереси… Мы не знаем многого о старой израильской религии, но, по всей видимости, в ней было много заимствований из религий сирийской и финикийской, и она не была, как на юге, с такой тщательностью прополота реформистским зудом Эзры и его наследников».[96]

Другой северной территорией, которая стала очень важной для Иисуса, была Самария, прославившаяся притчей о добром самаритянине. Из-за бесчисленных проповедей на эту тему прихожане считают: самаритяне были обижены другими евреями; история самаритянина, который перешел дорогу, чтобы помочь жертве грабежа, является отличным примером необходимости признавать наличие потенциального желания творить добро у каждого.

Однако в контексте этого исследования есть и другая причина всерьез воспринимать Самарию. Самаритяне сами ожидали неминуемого прихода Мессии, которого они называли Та…эб, образ которого значительно отличался от иудейского варианта. В Евангелии от Иоанна (4:6-10) мы читаем, как Иисус встретил самаритянку, которая признала в нем Мессию — предположительно в варианте Та…эб, — что свидетельствует по меньшей мере о неортодоксальной форме иудаизма. Возможно, Иисус придумал притчу о добром самаритянине в качестве благодарности самаритянам за поддержку.

Еще одно заблуждение относительно исторического фона, сопутствующего Иисусу, связано с представлением, что он был «Иисусом из Назарета» — то есть что он пришел из этого города, который существует в современном Израиле. Но на самом деле исторических свидетельств о наличии такого города нет вплоть до III века. Именное обозначение должно звучать как назорей, что относит Иисуса к одной из нескольких сект, которые коллективно использовали это название, но он не был, что знаменательно, их основателем. Назорей представляли собой группу родственных сект, о которых мы знаем очень мало. Однако само по себе название говорит о многом, поскольку происходит от еврейского слова Nostrim, означающего «Хранитель или Спаситель… тот, кто охраняет истинное учение и традиции или кто владеет определенными тайнами и следит, чтобы они не стали достоянием других…».[97]

Это противоречит одному из главных постулатов христианства, провозглашающего религию для всех и каждого и полное отсутствие секретов — полярная противоположность учениям таинств, которые предлагают разные градации знаний или просветления тем, кто восходит по всегда ступенчатой лестнице посвящений. В этих культах мудрость даруется только заработанная и ученик посвящается только в то, к чему он готов, по мнению его учителей. Это было понятием, достаточно широко распространенным во времена Иисуса: школы таинств в Греции, Риме, Вавилоне и в Египте имели структурно разделенное обучение и тщательно оберегали свои секреты.

До настоящего времени подход учений таинств используется во многих восточных религиях и философских школах (включая дзен-буддизм), а также в таких движениях, как тамплиеры и франкмасоны. Понятие посвящения или инициации дало имя всему оккультному, поскольку это слово само по себе означает «спрятанный», «тайный» — все держится в тайне, пока не наступает нужный момент и обучающийся готов к постижению ее. Если учение Иисуса не было предназначено для масс, тогда оно по своей природе было элитарным и иерархическим — и оккультным. А мы видели при переоценке статуса Марии Магдалины, что наблюдается слишком много подобия между учениями таинств и движением Иисуса, чтобы это игнорировать. Есть много и других заблуждений относительно Иисуса. Например, рождественская история в большей части просто сказка, относящаяся к разряду мифов о других умирающих богах, есть сомнения и в том, что Иисус родился в Вифлееме. Более того, в Евангелии от Иоанна (7:42) прямо сказано, что он не был там рожден.

Хотя большинство элементов Рождества Христова были явно списаны с мифа о рождении бога умирающего и воскресающего, поклонение волхвов с Востока основано на современном для того времени эпизоде из жизни императора Нерона.[98] Иногда этих персонажей называют волхвами, особым титулом персидских магов, или колдунами. Кажется весьма странным, что эти три волхва, посещающие младенца Иисуса с дарами, были пропущены авторами Евангелий без единого слова комментариев. Судя по тому, что они, судя по их словам, пришли в Вифлеем, ведомые звездой, они были астрологами (астрономия как отдельная дисциплина в те времена еще не была известна). Безусловно предполагается, что на нас произведет впечатление история волхвов, дарующих Иисусу золото, ладан и смирну. (Но, как мы видели, Леонардо в своей картине «Поклонение волхвов» не показал золота, символа царственности и совершенства.) Как уже было упомянуто, Иисуса называют словом naggar, имеющим два значения — плотник или ученый, образованный человек, — в его случае, по всей вероятности, во втором значении.

И наиболее известные ученики Иисуса были не из легендарных бедных рыбаков: А. Н. Уилсон указывает, что на самом деле им принадлежало рыбное дело на Галилейском озере.[99] (Кроме того, по словам Нортона Смита, некоторые ученики явно не были евреями: Филипп, например, имя греческое.[100]) Многие комментаторы используют тот факт, что Иисус рассказывает притчи в качестве аргумента, свидетельствующего о его простонародном происхождении: он обычно использует аналогии, связанные с повседневной сельской жизнью, и это выдвигается в качестве доказательства его личного жизненного опыта такого рода.[101] Однако другие ученые[102] показали, что его образность демонстрирует только его хорошее знакомство с делами мирскими — как будто он на самом деле аристократ, пытающийся говорить с массами на их языке, как это делает кандидат от консерваторов, обращающийся к рабочему классу на языке, который, по его мнению, будет им понятен.

Даже если свадьба в Кане не была, как некоторые полагают, его собственным сочетанием с Магдалиной, тем не менее по масштабу праздника можно судить, что он был «в обществе». Рассказ о том, как у подножия креста римский воин играл в кости на одежду Иисуса, позволяет предположить, что она была достаточно дорогой, чтобы за нее побороться. Никто не играет на старое тряпье.

Таким образом, по результатам исследования обстоятельств, в которых действовал Иисус, складывается несколько иная картина сравнительно с той, которая была знакома нам с детства. Следующий вопрос звучит так: есть ли какие-либо предположения в отношении Иисуса, которые мы вправе сделать? Например, найдутся ли в Евангелиях свидетельства того, что Иисус не был евреем?

После крещения Иисус удалился в пустыню, где дьявол искушал его, пытаясь совратить на открытое признание его божественности. Это уж чересчур прямое предложение. Некоторые даже выдвигали предположение, что искушение свидетельствует не больше, не меньше, как о том, что Иисус отверг самого Яхве.[103] Это вопрос спорный, но один эпизод прямо отражает отношение Иисуса к еврейскому Богу.

Одним из наиболее известных эпизодов Нового Завета является рассказ о том, как при виде менял в Храме полный праведного гнева Иисус перевернул их столы. На первый взгляд, этот достаточно понятный эпизод на самом деле связан с проблемой, наличие которой признают и теологи, и исследователи Нового Завета.

Хотя действия Иисуса обычно объясняют ужасом, наполнившим его при виде осквернения святого места финансовыми операциями, в реальности такой подход свойственен только западной культуре, причем возник он сравнительно недавно. Размен денег для покупки животных, которые будут принесены в жертву в Иерусалимском Храме, не является ни святотатством, ни оскорблением. Это устоявшаяся часть поклонения Богу. Как подчеркивает профессор библиоведения Чикагского университета Джон Доменик Кроссан: «Нет ни одного намека на то, что кто-то занимался там чем-то предосудительным как с финансовой точки зрения, так и в отношении святости места». Далее он продолжает: это было «посягательство на само существование Храма… символ неприятия всего того… что является основами Храма».[104]

Некоторые пытаются объяснить его действия — которые в миссии Иисуса были поворотной точкой, — выдвигая аргумент, что они выразили его неудовлетворенность положением дел в Храме в то время. Но в контексте времени и места действия такую резкую реакцию можно отнести только к категории действий крайне уверенного в себе человека.

Следовательно, иудаизм Иисуса был по меньшей мере неортодоксальным. На основе этого можно выдвинуть новые предположения — а кем он был на самом деле? И в этом отношении есть довольно ясные свидетельства того, что он был приверженцем учения таинств. Но есть ли в Евангелиях эпизоды, показывающие, что именно так обстоят дела на самом деле?

В начале нашего расследования мы были шокированы открытием, что очень немногие исследователи задали себе вопрос, который для нас был одним из основных, а именно: «Откуда Иоанн Креститель заимствовал обряд крещения?» Тщательный анализ показал, что в иудаизме прецедента нет, хотя упоминания о ритуальном омовении — многократные погружения, символизирующие очищение, — можно найти в Свитках Мертвого моря. Однако назвать эти ритуалы крещением нельзя: Иоанн проповедовал однократный, изменяющий жизнь акт инициации или посвящения, которому предшествует исповедь и покаяние в грехах. То, что этот ритуал не имел прецедента в иудаизме, доказывается самим именем — Иоанн Креститель — единственный, а не один из многих. Часто думают, что этот обряд был его нововведением, хотя в действительности существует множество прецедентов и аналогичных ритуалов вне иудаизма.

Крещение, как внешнее проявление и наглядный символ внутреннего духовного обновления, характерный элемент многих культов таинств, которые существовали в эллинистическом мире в то время. Это также наиболее давняя традиция древнеегипетского культа таинств Исиды, и, что самое важное, крещению в ее храмах на берегу Нила предшествовало публичное покаяние и исповедь жрецу в своих грехах. Подробнее мы расскажем об этом в следующей главе. Более того, времена Иисуса были единственным периодом в долгой истории религии Исиды, во время которых ее жрецы посылали миссионеров в другие страны, прилегающие к Египту, поэтому представляется вероятным, что на Иоанна Крестителя оказал влияние именно их обряд крещения. Вполне возможно, как мы увидим далее, что он имел личный опыт исповедания египетской религии на своей родине, поскольку существует старинное христианское предание, что семья Иоанна бежала в Египет от преследования Ирода, — предание, которое нашло свое выражение в картине Леонардо «Мадонна в скалах».

Факт крещения Иисуса ставит перед исследователем несколько проблем. Первая, и не самая малая, заключается в том, что безгрешному сыну Бога нужно смыть свои грехи. Такое никакому объяснению не поддается, хотя некоторые пытались это сделать, утверждая, что Иисусу надо было показать пример своим последователям, однако в Евангелиях нет и намека на такой подход. Вместе с тем в Евангелиях усматриваются аномалии в сценах с описанием крещения Иисуса Иоанном. В то время как Мортон Смит просто указывает, что в иудаизме нет аналога или прецедента символа прилетающего голубя, Десмонд Стюарт идет дальше, усматривая в голубе прямую связь с символикой и религиозной практикой Египта. Он говорит:

«Хотя Яхве послал воронов накормить одного из пророков, он, как правило, не проявлял своей воли через прилетающих птиц. Как бы там ни было, голуби были священной птицей богини любви, известной под именем Афродиты или Астарты…

Египетская религия предлагает лучшее объяснение того, что увидел Иисус… Когда Ра (египетский бог солнца) прижимал своего Возлюбленного фараона к своей груди, он делал это в облике Гора, чьим наиболее употребительным символом был ястреб… Усыновление богом смертного через обряд крещения не было диковинным для египтян».[105]

Единственным египетским божеством, ассоциируемым с голубем, снова является Исида, известная также под именами «Царица Небес», «Звезда моря» (Stella Maris) и «Богоматерь» задолго до того, как родилась «Дева» Мария. Исиду часто изображали кормящей грудью Гора, волшебного отпрыска ее и мертвого Осириса. Это происходило на ежегодном празднике, когда отмечали его смерть, а три дня спустя — воскрешение. Когда умирал и спускался в потусторонний мир Осирис, солнце становилось черным. (Черное солнце сияет над сценой Распятия в росписи, выполненной Кокто в лондонской церкви.)

Принимая во внимание миссионерское рвение некоторых групп приверженцев религии Исиды и географическую близость Египта, не говоря уже о космополитическом характере Галилеи, неудивительно, что Иоанн, Иисус и те, кто за ними последовал, оказались под влиянием культа Исиды.

Поразительно, но до сих пор христианам внушают, что их вера в целом и во всех отношениях явление уникальное, не испорченное какой-либо другой философией или религией, хотя это не так. Возьмем, например Тайную Вечерю, на которой Иисус ввел святое причастие вином и хлебом, которые символизируют святую плоть и кровь.

А. Н. Уилсон пишет: «От этого ритуала идет сильный аромат культов таинств Средиземноморья и нет ничего общего с иудаизмом».[106] Затем он использует этот ритуал как доказательство того, что Тайная Вечеря была придумана авторами Евангелий — но почему бы то, что произошло, не считать языческим ритуалом?

Десмонд Стюарт усиливает аналогию, утверждая:

«(Иисус) взял хлеб и вино, элементы повседневного обихода, которые вместе с тем знаменуют собой вершины символики Осириса, и преобразовал их не в жертву, но в связь между двумя состояниями бытия».[107]

Христиане считают Причастие кульминацией литургии, высшим Таинством — символикой, присущей только Иисусу. В реальности этот обряд уже был широко распространен во всех учениях таинств, связанных с умирающим и воскресающим богом, включая культы Диониса, Таммуза и Осириса. В каждом случае это был обряд единения с богом и достижения духовного просветления (хотя римлян ужасал элемент каннибализма, заложенный в обряде). Все эти культы были широко представлены в Палестине во времена Тайной Вечери, поэтому их влияние можно понять.

Возможно, имеет значение тот факт, что из всех четырех Евангелий только Иоанн, рассказывая о Вечере, не упоминает об обряде вкушения хлеба и вина — вероятно, потому, что, скорее всего, этот обряд на самом деле впервые состоялся не тогда. В других местах Евангелия от Иоанна (6:54) подразумевается, что священная еда из вина и хлеба была принята с первых дней миссии Иисуса в Галилее.

Сама концепция поедания Бога — обряд Мессы — чужда евреям. Десмонт Стюарт говорит:

«Понятие, что зерно есть Осирис, было распространено в Египте, хотя существовало аналогичное понятие единения с Деметрой и Персефоной и в Греции».[108]

Еще одно подобие с учениями таинств, не имеющее аналога в иудейской вере и религиозной практике, — история воскрешения Лазаря. Это явно акт инициации или посвящения: Лазарь прошел через символическую смерть и второе рождение, что является часто встречающимся обрядом учений таинств того времени, отзвук которого встречается в некоторых ритуалах франкмасонов. Единственное каноническое Евангелие, в котором дается этот эпизод — от Иоанна, — трактует его как буквальное воскрешение из мертвых. Но «Тайное Евангелие» от Марка явно дает понять, что этот акт был символическим: им была отмечена «смерть» прежнего Лазаря и рождение духовно обновленной личности. Предположительно, из других Евангелий этот эпизод был изъят за слишком прямое сходство с обрядами культов таинств. Но с точки зрения данного исследования наиболее значимым является прямое- подобие этого обряда ритуалу церемонии «повторного рождения» в египетском культе Исиды. Десмонт Стюарт говорит (в отношении мистики культа Исиды I века):

«… произошедшее в Вифании показывает, что Иисус практиковал элементы мистерии, родственные тем, что испытал Луций Апулей во время мистерии культа Исиды».[109]

Даже сам факт распятия усиливает позицию евреев, отрицающих, что Иисус был тем Мессией, которого ждали, потому что столь позорная смерть была не для всепобеждающего Мессии. Само по себе это христиан не волнует, поскольку они придерживаются мнения, что мессианство Иисуса было в терминах духовности гораздо шире ожидаемого евреями. Однако имеются другие проблемы Нового Завета в отношении смерти Иисуса. По всей видимости, христианская интерпретация смерти как высшего мистического жертвоприношения была придумана позднее, чтобы устранить расхождение между ожидаемыми евреями качествами Мессии и тем, что на самом деле произошло с Иисусом.

Было выдвинуто предположение, что Иисус и его ближайшее окружение создали новую концепцию Мессии, заимствовали для этого идеал Страдальца за справедливость, взяв в качестве образца Иосифа из апокрифов еврейских авторов. Но весьма важно то обстоятельство, что на еретическом севере Палестины — в Галилее — Иосиф вобрал в себя некоторые черты сирийского культа Адониса-Таммуза.[110] Ученые отметили также влияние пастушеского бога Таммуза на Песню Песней,[111] которая, как было показано, столь важна для культа Черной Мадонны. Есть вероятность, что Иисус называл себя Добрым Пастырем (пастухом) по аналогии с Таммузом и что его последователи в то время хорошо знали этот термин — Вифлием был главным центром культа Адониса-Таммуза. (Интересно, что христиане, такие как Святой Иероним, были возмущены существованием Храма Таммуза в Вифлиеме — месте рождения Иисуса.)

Следует заметить, что хотя многие современные комментаторы признают наличие сильного языческого влияния на жизнеописание Иисуса и его учение, но исследованием влияния, помимо поверхностного упоминания, они не занимаются. Например, Хью Шонфилд говорит:

«Назорей из Галилеи сумел постичь, что смерть и воскрешение являются мостом между двумя состояниями (Страдальца за справедливость и Царя-Мессии). Традиция земли, где каждый год умирал и вновь поднимался Адонис, звала к этому».[112]

А Джоффрей Эш признает:

«Христос стал Спасителем по образцу умирающих и воскресающих богов в культах таинств Осириса, Адониса и других».[113]

Прототип, который наиболее точно отвечает истории Иисуса, пришел к нам в виде египетского бога Осириса, супруга Исиды. Он был убит в пятницу и воскрес через три дня.[114] Кроме того, известно, что в первые дни христианства титул Христос путали с другим греческим словом Хрестос, которое означает кроткий или добрый. В некоторых ранних греческих рукописях Евангелий вместо Христос использовано именно это имя. А вместе с тем Хрестос — это один из эпитетов, которым традиционно характеризовали Осириса, — существует даже надпись в Делосе, посвящение Хресте Исиде.[115]

Слова, который простонал Иисус на кресте, тоже поддаются языческому истолкованию. Оба варианта — по Марку и по Матфею, переведены как «Боже мой! Боже мой!» (Для чего ты Меня оставил?), хотя сообщается, что некоторые свидетели не поняли слова и сочли их обращением к пророку Илие, которого сам Иисус связывал с Иоанном Крестителем.[116] Но на арамейском языке «Боже мой» звучит как «плахи». Десмонд Стюарт предполагает,[117] что на самом деле было, произнесено слово Гелиос — имя бога солнца, что особо интересно, поскольку застонал он в тот момент, когда наступила необычная тьма в полдень. Действительно, в одной из самых ранних рукописей Нового Завета говорится: свидетели подумали, что он обращается к Гелиосу — культ которого был широко распространен в Сирии до IV века, — и был христианизирован подменой Гелиоса на имя Илия. А бог солнца, по сути своей, связан с цикличностью умирания и возрождения.

Итак, мы видим, что Иисус вполне укладывается в концепцию умирающего бога, но этим прототипом вся картина древних таинств не ограничена. Бог — Осирис, Таммуз, Аттис, Дионис или любой другой — всегда выступает в паре с супругой, богиней, играющей главную роль в драме воскрешения. Вот как пишет об этом Джофрей Эш:

«Всегда бог был обреченным трагическим любовником богини, ежегодно умирающим вместе с растительностью и вновь возрождающимся весной…».[118]

Очевидно, что если Иисус действительно выполнял роль «Умирающего Бога», то согласно традиции чего-то здесь недоставало. Далее она продолжает:

«В роли умирающего и воскресающего Спасителя его нельзя воспринимать как одиночку. Такие боги никогда не были одни… Вы не можете представить себе Осириса без Исиды, или Аттиса без Кибелы».[119]

Критики говорят, что Иисус не мог играть роль умирающего бога, поскольку у него не было соответствующей богини. Он был, утверждают они, уникален в своей подлинной божественности и не нуждался в женщине, чтобы разделить эту божественность с ней. Ну, а если у него все же была женщина? Разумеется, была: знание об этом тайно передавалось «еретиками» из поколения в поколение. «Исидой» Иисуса была Мария Магдалина.

Египтяне обращались к своей царице Исиде: «Царица богов… ты, женщина в красном… хозяйка и распорядительница гробниц…».[120] Магдалину традиционно изображают в красных одеждах, что считается признаком того, что ее считают «прелюбодейкой». А между тем именно Магдалина возглавляла церемонии в гробнице Иисуса.

Поймите это, и многое из того, что было утеряно, намеренно сделано неясным и искажено, встанет на свое место, включая истинную природу того, что можно назвать подлинным христианством.

Несмотря на первое впечатление, Женское Начало в Евангелиях присутствует — по меньшей мере в оригинале. Вот знаменитые первые слова Четвертого Евангелия: «В начале было Слово и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Хотя концепция Слова («Логос») заимствована у неоплатоника еврейского философа Филона Александрийского, современника Иисуса, в этом — от Иоанна — варианте она недвусмысленно выглядит концепцией Женского Начала. Логос — термин мужского рода, но, как ни парадоксально, концепция, стоящая за ним, женская. Нет сомнения, произошла некоторая путаница, когда в Евангелия включали заимствования из источников — и позднее мы осознали значение настоящего происхождения этого пассажа.

Фраза «… и Слово было у Бога» есть радикально изменяющий начальный смысл перевод, но столь удобно устраняющий неуместные толкования. В оригинале использованы греческие слова «pros ton theom, что буквально переводится как «идущий к Богу» и означает мужчину, ищущего единения с женщиной. Джордж Виттершейн дает следующее толкование:

«… мы можем использовать даже слово «эротика» для описания жажды единения, позволяющего преодолеть одиночество.

Ключом ко всему… было взаимное влечение между мужчиной и женщиной, которое аналогично… влечению между Словом и Богом».[121]

И точный перевод первых строчек Евангелия от Иоанна звучит так:

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин.1.1.).[122]

Следовательно, Слово было силой, четко отделенной от Бога. Знаменательно, что обычно считается, что Слово и Святой Дух есть одно и то же, хотя термин, обозначающий Святой Дух, недвусмысленно женский. А именно — София.[123]

Концепция, заключенная в этих строчках, явно не еврейская. Но зародилась она, конечно, не в первые годы распространения «новой» религии — христианства. Американский антрополог и профессор истории религии Карл Лакерт, который составил капитальный труд по египетской религии и ее влиянию на последующие теологические и философские концепции, не сомневается в истинном происхождении этой концепции, когда пишет:

«…во всей религиозной литературе так называемого эллинистического периода не встретишь лучшей формулировки, в которой заключена вся древняя ортодоксальная египетская теология, чем пролог к Евангелию от Иоанна».[124]

Десмонд Стюарт в книге «Иностранец» утверждает, что Иисус вырос, если и не был рожден, в Египте. Однако он тем не менее мог быть евреем, поскольку в те времена в Египте было много больших, процветающих еврейских общин. Стюарт указывает, что многое в Иисусе, начиная с отсутствия галилейского акцента до характерных особенностей его притч, говорит о египетском воспитании. И, разумеется, в Новом Завете рассказывается, что Мария, Иосиф и младенец Иисус бежали в Египет, чтобы уйти от гнева Ирода. Помимо эпизода, в котором Иисус спорит со старейшинами в Иерусалимском Храме в возрасте двенадцати лет, нет никаких иных упоминаний о его жизни в молодости. Однако и этот эпизод явная выдумка, поскольку Мария и Иосиф высказали сомнение в божественности Иисуса — сразу после истории чуда его рождения, о которой они — если не они, то кто — должны были бы знать! Поэтому ничего достоверного об Иисусе от младенчества до зрелого мужчины в канонических Евангелиях не сказано. Где он был раньше? Почему замалчивается его детство и юношество? Если он был в другой стране и связан с другой культурой, авторы, видимо, сочли неуместным упоминать об этом, но, вероятнее всего, не были достаточно знающими и талантливыми, чтобы выдумать целый ряд эпизодов для заполнения пробела.

Другие источники подтверждают эту точку зрения. В священной книге евреев Талмуде не говорится, что Иисус был галилеянином или пришел из Назарета, но догматически заявлено, что он пришел из Египта.[125] Более того, еще более показательно то, что в Талмуде прямо утверждается, что причиной ареста Иисуса было обвинение в колдовстве, что он был посвящен в тайны египетской магии. Это утверждение было также главным в книге Мортона Смита «Иисус волшебник» 1978 года. В ней он выдвинул предположение, что такие чудеса, как превращение воды в вино и хождение по воде, были столь же употребительной частью репертуара египетских фокусников, как индийский трюк с веревкой, исполняемый восточными факирами.

Смит приводит много примеров того, что чудеса, творимые Иисусом, похожи на волшебные заклинания и заговоры, найденные в папирусных текстах, а также установлено подобие жизни и работам знаменитого мага Аполлона (более молодой современник Иисуса) и Симона Волхва. И о том и о другом ходила слава, что они обладают способностями почти такими же, как у Иисуса. Христиане могут сказать, что сложившийся образ Иисуса как оккультиста возник только из-за неправильного понимания доверчивых народных масс: его чудеса были на самом деле даром Святого Духа. Однако такая интерпретация является столь же субъективной, как и противоположная, и аргументов в ее пользу несколько меньше. Мортон Смит привлек наше внимание к главному парадоксу христианства:

«…мы должны считаться не только с учением, которое пытается снять с Иисуса клеймо мага и волшебника, но также с тем, что принесло ему славу великого волшебника».[126]

В греко-римском мире было много странствующих волшебников — магов, — пользовавшихся большей или меньшей известностью во времена Иисуса, и обычной частью их репертуара было исцеление и экзорцизм (изгнание бесов), чем сейчас, помимо других, занимаются индийские святые и шаманы вуду. (Было ли исцеление настоящим, вопрос спорный, но изумление толпы было бесспорным, и распространяющиеся слухи многократно укрепляют репутацию чудотворцев.)

Смит предположил, что термин «Сын Бога», который всегда озадачивал теологов и ученых, занимающихся изучением Нового Завета, поскольку в иудейской религии нет такого прецедента и эта концепция не связана с представлением о Мессии, заимствован из греко-римско-египетских культов.

Чудо превращения «воды в вино» на свадьбе в Кане подозрительно напоминает описание церемонии в честь Диониса, проводившейся в Сидоне, причем вплоть до слов, использованных в описании.[127] А Дионис в эллинистическом мире недвусмысленно ассоциировали с Осирисом.[128] Смит также цитирует два египетских магических текста, в которых описывается аналог евхаристии (причастия), ритуального вкушения хлеба и вина, столь священного для христиан обряда: по их мнению, это уникальный ритуал, введенный Иисусом и присущий только христианской религии. Смит говорит (выделено им):

«В текстах дано полное описание церемонии, идентичной евхаристии. В них, как и в евхаристии, бог-чудотворец дает свою плоть и кровь получателю, который, поедая ее, объединяется с богом в любви».[129]

Даже слова, произнесенные Иисусом, идентичны тем, что приводятся в текстах.

Есть и другие признаки — содержащиеся в Евангелиях, — что Иисуса считали волшебником в его время. В Евангелии от Иоанна он назван злодеем: так сказали Пилату, передавая Иисуса. По римскому закону этим термином обозначали мага.[130]

Наиболее существенным аспектом исследования Мортона Смита является то обстоятельство, что его выводы по результатам трудов, основанных исключительно на сравнении Евангелий и текстов магических папирусов, абсолютно точно совпадают с образом Иисуса, описанным в еврейском Талмуде и ранних текстах раввинов. В них Иисус никогда не характеризовался как еврей, который изобрел еретическую форму иудаизма, во что верят сейчас многие христиане. В еврейских текстах его изображают либо как еврея, полностью перешедшего в другую веру, либо человеком, который никогда евреем не был. Его особо осуждают как практиковавшего египетскую магию. В Талмуде прямо говорится, что Иисус провел молодость в Египте и там выучился магии.

Талмуд и другие сборники текстов раввинов можно проследить только до III века, что дало возможность выдвинуть обвинение, что все это есть клевета врагов Иисуса — евреев. Однако обвинения в колдовстве не могли возникнуть на почве только чистой ненависти, как может показаться на первый взгляд. Обвинение в колдовстве предъявить непросто, и есть свидетельства того, что такого рода представление об Иисусе было и раньше.

Джастин Мартур, писавший приблизительно в 160 году, сообщает о диспуте с евреем Труфо, который называет Иисуса «галилейским магом». Философ-платоник Цельс, который творил в 185 году, заявляет, что Иисус, хотя и вырос в Галилее, некоторое время был наемным рабочим в Египте, где обучился магии.

Авторы Евангелий не видели ничего постыдного в том, что волхвы принесли Иисусу в дар золото, ладан и смирну. Подчеркивается, что это были не просто мудрецы или цари, но члены особого оккультного братства, которое зародилось в Персии. Хотя некоторые комментаторы трактуют это символическим признанием превосходства Младенца, являющегося сыном Бога, никакого намека на такое толкование в Евангелиях нет, где посещение волхвов подано в тонах благоговения и восхищения.

Мортон Смит указывает — хотя история это замалчивает, — что первые христиане, особенно живущие в Египте, практиковали магию. Некоторые из самых ранних христианских артефактов представляют собой магические амулеты с изображением Иисуса и написанными заклинаниями. Вывод очевиден: первое поколение последователей признавало в нем мага или потому, что он был им, или потому, что хорошо сыграл роль мага.[131]

Как мы видели, существует отчетливое подобие жизни Иисуса и истории Осириса. Но, возможно, еще более показательно то, как много слов было заимствовано из египетских религиозных текстов. Например, Иисус сказал (Иоанн 12:24): «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Этот образ и концепция несомненно заимствованы из культа Осириса.[132] А слова Иисуса «В доме Отца моего обителей много» (Иоанн 14:2), которые представлялись загадкой поколениям христиан, точно принадлежат Осирису и прямо переписаны из египетской «Книги Мертвых».[133]

Имеющая более точное название «Грядущий день», эта книга представляет собой собрание заклинаний и заговоров, с помощью которых душа преодолеет ужасы загробной жизни. Эти заклинания читались умирающему жрецом или жрицей. Тот факт, что Иисус знал эти заклинания, предполагает и его знакомство не только с религиозными текстами культа Осириса/Исиды, но и с их магией — ведь религия и магия были для египтян одним и тем же.

Осирис был убит в пятницу, и его расчлененное тело было разбросано. Через три дня он воскрес — благодаря волшебному вмешательству Исиды, которая оплакивала его, бродя по всей земле. В ежегодных мистериях Осириса в Египте высшая жрица, исполнявшая роль Исиды, причитает: «Злодеи убили моего любимого, и не знаю я, где тело его»; собрав наконец его тело, она говорит «Узри, я нашла тебя, лежащего там… О, Осирис, живи, встань, невезучий, лежащий там! Я Исида». Жрец, игравший Осириса, вставал и демонстрировал себя верующим, которые выражали благоговейный трепет при виде чудесного воскрешения.[134]

Сравните первое предложение со словами Марии Магдалины «Садовнику» (который оказался Иисусом): «Они взяли моего Господина, и не знаю я, где они положили его» («Мой Господин» было обычным обращением жены к мужу в этой культуре.[135]) Возможно, в гробнице Иисуса состоялся ритуал, во время которого Магдалина изрекла слова египетской богини, прежде чем начала лечить его раны. В мистериях умирающего бога именно богиня вместе со служанками спускается в загробный мир, чтобы вывести воскресшего бога, и этот темный мир Гадес обычно представлен гробницей.

Поскольку Иисус и Магдалина, по нашему мнению, воспроизводили историю смерти и воскрешения Осириса, выбор казни через распятие был совершенно осмысленным — крест уже был древним символом Осириса.

Именно Мария Магдалина и ее женщины занимались похоронами Иисуса и не потому, что это, как полагают, было женским делом в те времена, но в силу сознательного исполнения своих ролей в истории Осириса. Иисус играл роль Умирающего Бога, который воскрес благодаря вмешательству — волшебному или иному — его «богини», его сексуальной и духовной подруги, Марии Магдалины. Именно она благословила его на мессианство, помазав нардом, и, если предположение о том, что она была богата, справедливо, то, возможно, именно ее влияние сделало возможным исполнение магического обряда Распятия.

Учитывая сильное влияние на Иисуса обрядности Осириса и его предполагаемые египетские корни, он, возможно, решился на ужас распятия сознательно, но по причинам, далеким от тех, в которых убеждены христиане. Для них Иисус есть Бог воплощенный, но сам он, возможно, верил, что через символическую смерть и воскресение он может стать Богом.

Не исключено, что распятие могло быть сознательно подготовлено — даже с помощью взяток, — чтобы Иисус, как Лазарь, мог воскреснуть по образцу учения таинств, возродившись в облике Осириса. Это тем более вероятно, поскольку Иисус считал себя человеком царских кровей — потомком Давида, — мертвый фараон автоматически становился «Осирисом» и в этом качестве правителем небес и покидал Загробный мир через волшебное вмешательство Исиды. Предполагал ли Иисус выйти из гробницы наделенным божественной силой? Возможно, эта идея объясняет одну из наиболее живучих тайн христианства — умер Иисус на кресте или нет.

Многие считают, что не умер. В некоторых гностических Евангелиях, в Коране и трудах некоторых первых христианских еретиков — возможно, и в Братстве Сиона — принята следующая точка зрения: была произведена подмена, его место заняли (возможно, Симон), пока остальные думали, что он страдает на кресте, он был снят живым и его «воскрешение» просто означает, что он излечился от ран. Леонардо явно верил, что он был снят с креста живым, на изображении мужчины на сфальсифицированной им «святой» Туринской Плащанице еще струится кровь, а кровь из трупа не течет. (Даже если наша посылка неверна, и Леонардо не изготовлял Туринской Плащаницы, тот, кто ее сделал, верил, что Иисус не умер на кресте. Если же, несмотря на все доказательства, это действительно плащаница Иисуса, то это точно доказывает, что Иисус в гробнице был живым.)

Разумеется, то, что Иисус был снят с креста живым, может быть и случайностью, и традиционная версия его ареста и распятия ближе к истине, чем мы. Но тому есть много логических возражений. Римские оккупанты были люди практичные, мучители и палачи опытные. Нам говорят, что они второпях завершили казнь в пятницу — например, переломав ноги распятым ворам, чтобы их можно было похоронить до того, как наступит суббота. Всерьез ли нам предлагают поверить, что римляне до такой степени уважают еврейские обычаи или просто забыли, что вечер пятницы послужит сигналом к окончанию мучений, даже если они начались всего несколько часов назад?

Распятие было наиболее мучительной казнью из всех известных потому, что жертвы умирали несколько дней. В этом и был смысл распятия. В таком случае зачем распинать в Палестине кого-то в пятницу, если известно, что на закате солнца того же дня человек будет снят с креста живой или мертвый?

Несомненно, был суд и было распятие. Но выглядит это так, что Иисус и его узкий круг приближенных, включая семью из Вифании, намеренно организовали события так, чтобы исполнился их собственный план. Хью Шонфилд в книге «Давний заговор» изящно и убедительно объясняет, как это произошло, но не говорит почему, если Иисус готовился стать Мессией, он выбрал распятие, поскольку такая позорная смерть никогда не была предназначена для столь долго ожидаемого еврейского героя.

А заготовленный сценарий простирался гораздо дальше ареста и распятия Иисуса. В Евангелии есть аномалии, вызывающие печальные подозрения. Время, отпущенное на распятие Иисуса, было, как показано, заметно укорочено, и нам говорят, что ворам римскими воинами был нанесен coup de grace — «удар милосердия», чтобы они умерли до субботы, Иисус же избавил их от этих трудов, когда умер перед закатом солнца. Многие выдвигали предположение, что ему, должно быть, дали сильный наркотик на губке, когда он висел на кресте, чтобы он выглядел как покойник. В этом случае следует предположить, что заговорщики подкупили стражников, чтобы они отвернулись. Эти признаки позволяют предположить, что суть заговора была в циничном спектакле: распятие было наиболее удобным средством публично объявить о смерти, при этом любое возвращение к жизни будет расценено как чудо.

Но чего надеялись достичь заговорщики этим тщательно подготовленным — и рискованным — приемом? В конечном итоге, как мы видели, распятый преступник никогда не мог быть признан Мессией: для евреев Мессия не может быть казнен, для них он не может вернуться из мертвых. Такого толкования их ожиданий просто не существовало.

Следовательно, план был составлен не в еврейских традициях. Но он вполне соответствует нееврейской концепции умирающего и воскресающего бога, которая лежит в основе великих культов таинств. Евреи не имеют с этим ничего общего: для них существует только один бог, и немыслимо, чтобы он был частью культа, имеющего отношение к кровопролитию: все, связанное с кровью и могилами, они считали нечистым и мерзким. А в странах Среднего Востока и Средиземноморья того времени многие поклонялись таким богам.

Преувеличить утверждение, что история смерти и воскрешения Иисуса не была явлением уникальным для того времени, невозможно. В контексте распространенности культов умирающего бога он явно рассчитывал на то, что его будут ассоциировать с одним из них. Но с кем из них? И чего он хотел добиться, осуществляя свой мучительный, опасный и дерзкий план?

Как мы видели, слова Иисуса на кресте можно интерпретировать как «Гелиос! Гелиос! (О Солнце! О солнце!)». Смерть Осириса традиционно представлена символом черного солнца — иными словами, исчезновением света, которое можно по меньшей мере приравнять к словам Иисуса «О солнце! О солнце! Почему ты оставляешь меня?».

Это явно выглядит так, будто в ту далекую пятницу Иисус испытывал на себе историю Осириса.

Если подвергнуть сомнению христианскую концепцию реальной смерти и воскрешения Иисуса, то возникает множество вопросов, на которые нет ответа. Например, в каком состоянии его сняли с креста — был ли он помещен в гробницу в коме или просто ранен, но в сознании? Оставил ли он, как полагают некоторые, Палестину и отправился путешествовать в дальние страны, такие как Индия? И что произошло в его отношениях с Марией Магдалиной, поскольку она, по всей видимости, уехала во Францию без него? Какова бы ни была правда в этом деле, Иисус Евангелий после воскрешения из истории исчезает.

Евангелия, по сути, распадаются после обнаружения пустой гробницы. Рассказ Нового Завета о явлении воскресшего Иисуса своим ученикам и предполагаемое вознесение на небо — беспомощная путаница — несостоятелен даже как миф. Разумеется, нехристиане схватились за этот клубок историй, как за доказательство того, что все сфабриковано, и мы не можем не согласиться с этим. Но несмотря на эту кашу, как указывает Хью Шонфилд, истоки одного эпизода прослеживаются совершенно четко: воскресший Иисус встречает двух учеников по дороге в Эммаус — это взято из произведения Апулея «Золотой осел»,[136] где фигурируют мистерии Исиды.

Хотя концепция будущего телесного воскрешения является частью иудейских верований, то, что случилось, явно не отвечает иудейскому мышлению. Традиционно считается, что все праведные воскреснут в конце времен; Иисус своим примером опроверг этот план — он вернулся к жизни, когда все его приверженцы все еще покоятся в своих гробницах. Затем он вознесся на небо, не оставив после себя телесных останков, хотя обещал, что дух его всегда пребудет с его приверженцами, — это постоянное духовное присутствие было одной из главных причин, почему юная христианская религия оказалась столь привлекательной для римского мира и почему она до сих пор притягивает к себе миллионы сердец и умов.

По словам Карла Лакерта, современные комментаторы, признавая, что концепция постоянного духовного присутствия Иисуса явно не иудейская, не выдвинули каких-либо идей о ее истинном контексте и происхождении. Откуда же она появилась?

Проведя глубокий анализ, Лакерт[137] неоспоримо доказал, что двойную концепцию уникального воскрешения Иисуса и его постоянного духовного присутствия можно проследить по египетской теологии. Как он объясняет, древняя египетская теология:

«…сделала возможной веру в то, что Сын Бога восстанет из мертвых… и тем самым вернется к Отцу. Вот почему перед тем, как он окончательно возносится на небо, можно увидеть явление (призрак) Христа… Вполне отвечает египетской логике и понятие, заключающееся в том, что Иисус Христос, вернувшийся к Отцу, тем не менее остается вечно пребывающим со своими последователями».

Мы видим, что эти концепции, являющиеся догмами в христианской религии, — считавшиеся в течение долгого времени доказательством уникальности и божественности Иисуса — не появились на свет из его жизни и учения окончательно сформулированными. Не являются они также и некой еретической ветвью иудаизма, чем так часто объясняют их происхождение.

Концепция воскрешения отдельного человека и вечной жизни духа в загробном мире пришла из Египта: там она была признана как непреложный факт. А понятие постоянного присутствия духа после смерти прямо заимствовано из верований, связанных со смертью фараона, который, согласно поверьям, продолжал руководить народом из невидимого мира.

Мы видели, как переломные моменты жизни Иисуса соответствуют истории Осириса и как Мария Магдалина идет по следам Исиды. Но в этом контексте следует отметить еще один важный момент.

Образ Осириса явно соответствует сознательному исполнению Иисусом его роли — смерть в пятницу, похороны, организованные «Исидой», и возвращение к жизни через три дня — это воскрешение стало возможным благодаря волшебству богини. То, что ее роль не была вспомогательной, нельзя не подчеркнуть еще раз.

Исиду считали Творцом. Как сказано в египетской рукописи: «В начале была Исида, Старейшая из Старых». Она была богиней, от которой пошло все и традиционное обращение к ней «… ты, созидательница всех хороших вещей». Но более того, Исида — не Осирис — была первым Спасителем. О ней Аристид, посвященный ее мистерий, писал как о «Свете и другом, невыразимом словами, что ведет к спасению», а Апулей обратился к ней с такими словами: «О ты, Святая вечная Спасительница человечества… ты, дающая свет солнцу… ты, попирающая ногами смерть».[138]

Ученые признают, что первые христиане заимствовали определенные аспекты культа Исиды для своего движения, такие как концепцию, согласно которой вера в богиню дарует вечную жизнь. Христиане воспользовались также многими ее храмами. Один такой храм был в Саисе, старой столице Египта, который стал церковью Святой Марии в III веке. Тысячу лет в этом храме великой богини Исиды была начертана надпись, которая позднее всплыла в Откровении Иоанна Богослова (Апокалипсис) (1:8) как слова Яхве — «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель».

Прямое влияние культа Исиды можно найти и в канонических Евангелиях. Например, одно из наиболее известных изречений Иисуса «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» часто встречается в виде надписи на церквях, поскольку предполагает утешение и любовь в обстановке жизненной борьбы. Перед этой фразой, как правило, стоит вводная «Иисус сказал». На самом деле эта фраза — слово в слово заимствована из изречений Исиды. Ее до сих пор можно прочесть над дверью храма, посвященного ей в Дендера. Как бы там ни было, предложение помощи, выраженное в этих словах, имеет явно материнский характер.

Если, как мы предполагаем, Иисус и Мария Магдалина были посвященными мистерий Исиды и Осириса, то «христианство» должно было сильно отличаться от патриархальной, богобоязненной религии, какой оно вскоре стало.

Ее, по сути своей, языческая основа проливает, наконец, свет на некоторые, самые живучие загадки Нового Завета.

Всегда пытались совместить факт существования исторического Иисуса и явные элементы египетских учений таинств в историях о нем. Комментаторы, столкнувшись с этой проблемой, избирали один из двух путей: они либо, как Ахмед Осман, делали вывод, что Иисуса как исторической личности не было, либо, подобно Уилсону, утверждали, что элементы учений таинств отсутствовали в оригинале и были добавлены позже.

Однако эти два на первый взгляд несовместимых аспекта, взятые вместе, обретали смысл. Появлению ясного и простого решения дилеммы препятствовало предположение, что Иисус исповедовал иудейскую веру. Если же его религия возникла не на базе иудейской, то все встает на свои места.

Мы не пытаемся этим сказать, что ученики Иисуса не были евреями или его кампания не была обращена к евреям. Как мы видели, несомненно, за кулисами его движения существовала группа «кукловодов», частью которых почти точно была «семья из Вифании».

Движение Иисуса включало в себя внутренний и внешний круги, эзотерическую и экзотерическую части культа. Как это ни иронично, но большинство учеников и источников, на основе которых были составлены Евангелия, были частью последнего. Эти ученики принадлежали к группе, которую Иисус намеренно держал в неведении, не рассказывая им о его истинном учении и о том, что происходит.

Какой бы странной и радикальной ни показалась на первый взгляд мысль, но это именно та ситуация, которая нарисована в Евангелиях: ученики, такие как Петр, часто признаются в своем полном недоумении в отношении учения Иисуса и его намерений. Если говорить более резко, то ученики внешнего круга совсем не знали о планах Иисуса и его истинной роли.

Ученые часто признаются, что их озадачивает основной вопрос: почему из всех мессианских культов того времени и места именно этому суждено было выжить и расцвести. Как мы видели, причина того, почему группа Иисуса оказалась почти единственной, вышедшей за пределы Иудеи, связана с тем, что уже тогда в ней можно было разглядеть культ таинств. Секрет его притягательности заключается в гибридном характере, смешении некоторых аспектов иудаизма и языческих элементов, элементов учения таинств. Христианство уникально тем, что оно было знакомо многим евреям, а также язычникам и в то же время притягательно отличалось от остальных культов и религий.

Христианство представляет собой новую религию, зародившуюся в момент, когда различные этнические и религиозные новообращенные попытались сами извлечь смысл из отдельных — зачастую противоречивых — элементов этого гибрида. Последователям постоянно приходилось разрешать противоречия, связанные с введением концепции умирающего и воскресающего бога в классическую форму мессианства и наоборот, и в результате получилось смешение несовместимого, которое и стало Церковью Христа.

Разумеется, многие могут оспорить египетские корни христианства, ссылаясь на общую еврейскую тональность Евангелий. Это, могут обоснованно сказать критики, есть доказательство природы религии в момент ее зарождения, которое безусловно предполагает наличие еврейских корней. Однако Новый Завет является не единственным источником, хотя составляет все, чем хотела бы ограничить нас Церковь. Как было показано, множество трудов, известных под общим названием гностические Евангелия, намеренно не допускаются к христианам уже много веков — а картина начального периода христианства, в них показанная, явно отличается от еретической еврейской секты, которая изображена в канонических Евангелиях. Гностические Евангелия описывают египетское учение таинств.

Ученые, такие как Жан Доресси — в его исследовании текстов Наг Хаммади, — говорят о влиянии египетской теологии на гностические Евангелия. Снова и снова в этих много веков игнорируемых Евангелиях мы находим явно египетские концепции. Наиболее заметно это в Pistis Sophia, космология которого совпадает с космологией египетской Книги Мертвых. В гностических Евангелиях даже терминология использована та же самая: например, там дается египетское слово Amente для обозначения ада.[139]

Веками христиане думали, что Евангелия Нового Завета «правильные» — и исторически, и духовно, — а гностические книги «неправильные». Считалось, что Матфей, Марк, Лука и Иоанн писали их под воздействием божественного вдохновения, в то время как остальные (если об их существовании вообще знали) клеймились всеми как глупость. А вместе с тем, как мы надеемся показать, есть весьма основательные причины считать гностические работы заслуживающими внимания по меньшей мере в равной степени.

Гностические Евангелия были отвергнуты Отцами Церкви из чувства самосохранения, поскольку в этих трудах был дан совершенно иной образ христианства, в поддержке которого они не были заинтересованы. В этих запрещенных книгах не только подчеркивается важность Марии Магдалины (и других женщин-последовательниц), но излагается религиозное учение, корни которого — в отличие от Евангелий Нового Завета — в египетской теологии. Христианство должно было быть ни патриархальным, ни развитием — сколь еретическим оно ни было — иудаизма. Нет сомнений в том, что Евангелия Нового Завета были написаны еврейскими последователями Иисуса, но, увы, они, видимо, меньше других знали, чего он добивался, и попытались объяснить его в рамках собственного культурного и религиозного опыта. С другой стороны, представляется, что гностические Евангелия дают более достоверную картину происхождения этой религии — и даже более достоверное изображение окружения Иисуса и его учения.

Но остается вопрос: чего Иисус и его внутренний круг пытались достичь, распространяя то, что, по своей сути, было язычеством в самом сердце иудаизма?

В начале своего развития иудаизм, подобно всем древним культурам, был политеистическим — поклонялись евреи и богам, и богиням. Только впоследствии Яхве стал доминирующим богом, и раввины переписали — не без ошибок — свою историю, чтобы полностью уничтожить следы поклонения богиням. (В результате статус женщины в обществе резко упал так же, как это произошло на первых этапах развития христианства по той же самой причине.)

Антрополог и библиовед венгерского происхождения Рафаэль Патай в своем капитальном труде «Еврейская богиня» убедительно доказал, что евреи когда-то поклонялись богиням. Среди многих примеров, которые он приводит, есть и относящийся к Храму Соломона. Несмотря на всеобщее убеждение, что он был построен только в честь бога Яхве, оказывается, что в нем должны были поклоняться и богине Ашерах. Патай говорит:

«… поклонение Ашерах как супруге Яхве… было неотъемлемой частью религиозной жизни древнего Израиля до реформ, проведенных царем Иешуа в 621 году до н. э.».[140]

Храм Соломона был построен по образцу финикийских храмов, архитектура которых в свою очередь была заимствована в Древнем Египте.[141] Некоторые ученые полагают, что образы, вырезанные на Ковчеге Завета, представляют собой изображения Яхве и богини. Херувим, изображенный на Ковчеге, тоже является изображением богини — резные херувимы, найденные во дворце царя Ахаба в Самарии, идентичны классическому изображению Исиды.

Еретическое поклонение евреев богине продолжало процветать в некоторых регионах, в частности в Египте.[142] Даже в устоявшейся форме иудаизма богиня выжила «в подполье» в двух главных формах. Одной из них является представление о Государстве Израиль как о женщине; другой — фигура Мудрости — на еврейском языке Chokmah — Чохма, или по-гречески София. Хотя обычно это объясняют как аллегорию божественной мудрости Бога, очевидно, что Чохма имеет и другой смысл: символом мудрости выступает женщина, которая существовала рядом с Яхве с самого начала.[143]

Мало кто знает, что эта фигура берет свое начало в богинях окружающих культур. В частности, Бартон Л. Мак выявил влияние египетских богинь Маат и Исиды.[144]

Ко времени Иисуса иудаизм не полностью оторвался от своих языческих корней: во всяком случае, евреи часто становились новообращенными других религий в период греко-римского владычества: например, восстание Маккавея в середине II века до н. э. было во многом связано с расколом, вызванным отступниками-евреями, которые поклонялись, помимо других богов, Дионису.

Языческие, связанные с поклонением богине, элементы еретического иудаизма могут многое объяснить в Иисусе, его подлинных мотивах и его миссии. Если не принять это во внимание, то налицо очевидное противоречие: в то время как практически все, что говорит или делает Иисус, взятое по отдельности, можно проследить до учений таинств — скорее всего, до Исиды и/или Осириса, — есть также доказательства того, что он сознательно играл роль еврейского Мессии. Большинство людей, последовавших за ним, верили, что он их царь.

Даже очень уважаемые ученые позволяли себе отвергать весь материал, связанный с его мессианством, если он не отвечал их гипотезам. Если они правы, то Иисус, вне сомнения, был посвященным в религии таинств. Но, по нашему мнению, отвергать эти материалы нельзя, поскольку в таком случае несколько эпизодов Евангелий — таких, как вхождение Иисуса в Иерусалим на осле, — предстают чистейшей выдумкой. Хотя в Евангелиях и есть несколько явно придуманных эпизодов (в основном связанных с младенцем Иисусом), имеются веские доказательства того, что те эпизоды, о которых мы говорим, достоверны. Как было показано нами в главе одиннадцатой, события, имеющие отношение к триумфальному въезду Иисуса в Иерусалим, выглядят заранее спланированными, например, наличие осла, на котором Иисус восседал во исполнение пророчеств о Мессии. Доказательства того, что все было спланировано, можно найти в самих Евангелиях, хотя авторы, видимо, не понимали их значения. Если бы авторы Евангелий придумали эти эпизоды, то не стали бы изобретать эти доказательства.

Каковы же были подлинные цели и мотивы Иисуса? Не исключено, что он использовал нетерпеливое ожидание Мессии, которое царило в те времена, чтобы подкрепить призыв к поклонению богине: в конечном итоге, даже если он в действительности был, как утверждается, потомком царя Давида, это вряд ли послужило бы для него препятствием, поскольку сам Давид поклонялся богине, как и царь Соломон. Может быть, Иисус был жрецом культа Исиды, пытающимся представить евреям приемлемый вариант религии Исиды/Осириса или использовать жажду Мессии для осуществления тайных долгосрочных планов, связанных с эзотерическими таинствами, кульминацией которых могло быть Распятие. А также в качестве Иисуса «Назорея» он был членом примитивного «семейства» еврейских еретических сект, которые, как полагают, хранили начальные формы религии. Мы можем только догадываться о природе верований назореев, но, когда дело касается Иисуса, они явно лежат в русле его убеждений, связанных с учением таинств. Какова бы ни была правда в этом деле, Иисус явно был не столько Сыном Бога, сколько Сыном Богини.

Гипотеза о том, что Иисус пытался распространить среди евреев религию, связанную с поклонением богине, лучше других отвечает всему сказанному. Именно эту миссию и приписывает Иисусу Левикон, ключевой текст движения иоаннитов. В этом тексте Иисус представлен как посвященный культа Осириса, который осознает, что первой религией Моисея и колен израилевых была религия египетская и евреи просто забыли, что там фигурировала и богиня. Разумеется, это нельзя считать достоверным доказательством, но — как мы увидим в следующей главе — серьезная поддержка этой гипотезы пришла из удивительных источников.

Каким бы поразительным это ни показалось сейчас, но подобие между ранним христианством и культом Исиды и Осириса признавалось ранней Церковью. Две религии были открытыми конкурентами в борьбе за умы и сердца одних и тех же людей: за исключением того, что христиане настаивали на реальности их основателя как человека, доктрины религий были практически идентичны.

Культ Исиды во времена Иисуса был уже не тем, что процветал в Египте до времен эллинистической империи, — его атрибуты изменились, вобрав в себя атрибутику других богинь. В IV веке до н. э. при греческом правлении в Египте возник новый культ Исиды и Сераписа (греческое имя Осириса), который, по существу, представлял собой сплав нескольких отдельных учений таинств. Этот культ достиг Египта перед 200 годом до н. э., распространившись к этому моменту по всей империи. Однако главный культовый центр оставался в Египте, в Серапеуме в Александрии, хотя был и другой центр в Делосе.[145]

Низшие классы Рима любили эту религию и предавались ей всем сердцем. К таким массовым движениям власти всегда относятся с подозрением, усматривая в них подрыв устоев, поэтому приверженцев культа Исиды в Риме часто преследовали. В конечном итоге Сенат приказал разрушить храмы Исиды и Сераписа в Риме, но, несмотря на ясно сознаваемые последствия, рабочих для выполнения этой работы не нашлось. Культ был официально упразднен Юлием Цезарем.

Однако в 43 году до н. э. триумвират совершенно неожиданно приказал построить новый храм Исиды-Сераписа. Возможно, это решение было прямым результатом знаменитой связи между Марком Антонием и Клеопатрой — ее часто изображали как Исиду, а ее любовника как Осириса или Диониса. Сам Марк Антоний предпочитал, чтобы его считали Новым Дионисом. Во время своего правления Клеопатра озаботилась тем, чтобы поклонение Исиде стало общенациональной религией Египта.

Наиболее жестоким преследованиям этот культ подвергался при императоре Тиберии в 19 году до н. э., когда жрецов распинали, а 4000 из них были отправлены в ссылку. Эти репрессии совпали с преследованием евреев в Риме. Причина этих репрессий не ясна. Согласно версии Иосифа Флавия, разразился скандал из-за того, что один из жрецов культа Исиды помог благородному римлянину совратить в храме Исиды чужую жену, но, принимая во внимание уровень морали в Риме тех времен, вряд ли это событие вообще обратило бы на себя внимание. Версия Флавия выглядит так, будто он пытается разграничить преследование евреев и репрессии против культа Исиды, но настоящая причина, видимо, в том, что приверженцы Исиды приняли участие в гражданских волнениях.[146]

Что-то необычное происходило с культом Исиды в то время. Р. Меркельбах в книге «Человек, Миф и Магия» говорит:

«Ясно, что «церковь» Исиды в имперский период имела определенную миссию… Следовательно, нет сомнений в том, что велась целенаправленная пропаганда».[147]

В первом веке судьба улыбнулась культу Исиды: он обрел поддержку высших классов и даже императоров. Калигула — конечно, это император не из лучших — поддерживал строительство храмов и проводил праздники Исиды. Клавдий и Нерон увлекались культами таинств в целом и также проявляли интерес к Исиде. Несколько последующих императоров были приверженцами того же культа.

Открытое почитание Исиды продолжалось до конца IV века, но ее могучим соперником стало христианство. В 391 году христиане разрушили Серапиум в Александрии и приняли меры для подавления культа везде, где он был распространен. Последний официальный праздник Исиды состоялся в Риме в 394 году.

Почему же культ Исиды стал столь популярен — что он мог предложить своим приверженцам?

Как вы уже поняли, он предлагал личное спасение и искупление грехов и даровал своим приверженцам благословление вечной загробной жизни. Шарон Келли Хейоб говорит в книге «Культ Исиды среди женщин в греко-римском мире» (1975 г.):

«Исида со временем стала богиней-спасительницей в прямом смысле этого слова. Искупление грехов могло быть получено каждым через участие в мистериях. Вера в то, что можно получить бессмертие, была наиболее постоянной из доктрин ее культа».[148]

В то же время Меркельбах утверждает:

«Он был популярен, потому что обращался к сокровенному желанию личного спасения (как и в христианстве), и с этим культом стали ассоциировать философские идеи Платона (как и с христианством).[149]

В грехах признавались, и они прощались через погружение в воду…».[150]

С. Дж. Ф. Брандон подчеркивает, что две концепции — погружение в воду, символизирующее духовное очищение и последующее возрождение, — были вместе заложены в Египте в ритуалы учения таинств Осириса и что этот двойной процесс достижения благословенного бессмертия не проявлялся снова до появления христианства.[151]

Разумеется, имеется близкое подобие между описанием крещения у Поля и соответствующим ритуалом учения таинств Осириса.[152]

Как и в христианстве, личное спасение религиозного человека было связано с личным раскаянием. В последние периоды существования Римской империи только эти две религии особо подчеркивали необходимость раскаяния.[153]

Есть и другое поразительное — и уникальное — подобие между религиозной практикой культа Исиды и более поздним ритуалом католической Церкви. Оно заключается в концепции исповеди: верующий признается в своих грехах жрецу, который затем молит Исиду о прощении верующего.[154] Другая традиция, которую ранняя Церковь делила с культом Исиды, связана — несмотря на широко распространенное современное заблуждение — с активной ролью, которую играли женщины, хотя, по некоторым оценкам, и в том и в другом случае количество жрецов превышало количество жриц. Но даже в таком случае участие и духовный статус полов не могли не быть равными.

В культе Исиды особое внимание было обращено на материнский аспект, прославлялись атрибутика жены и матери, хотя не упускали из виду и другие аспекты женской природы. Соответственно, как мы видели, семейное трио Исида, Осирис и Гор оказывало существенное влияние на семейную жизнь верующих: мужчины, женщины и дети чувствовали, что боги могут их понять. Миряне играли активную роль в религии — в отличие от абсолютной власти мужчин-священнослужителей в Риме, — и существовало много «светских» ассоциаций, связанных с храмами.

С сексуальной точки зрения принадлежащие к культу Исиды поощрялись к моногамии, и эта религия проповедовала святость семьи. Хотя некоторые римские авторы осуждали членов этого культа за безнравственное поведение, те же самые авторы жаловались на регулярные периоды полового воздержания, соблюдения которых требовали их поклоняющиеся Исиде любовницы и жены.

Египетский великий день, самый большой праздник Исиды, приходился на 25 декабря, когда отмечали рождение сына Исиды Гора, а затем через двенадцать дней 6 января праздновали день рождения ее второго сына Аиона. Обе эти даты были заимствованы христианами: православная Церковь отмечает Рождество 6 января. В Египте христиане IV века в этот день отмечали крещение Иисуса: для этой цели тоже были заимствованы элементы праздника Аиона, включая обряд крещения водой из Нила. Брандон в книге «Человек, миф и магия» отмечает «очевидное влияние праздника Исиды на популярные христианские обычаи, связанные с Крещением».[155]

Однако многие культы таинств во времена Иисуса включали в себя те же элементы. Например, в них, как правило, провозглашалось, что посвященные «родились вновь», и, как говорит Марвин У. Мейер в книге «Древние мистерии»:

«Обычно mystai (посвященные или проходящие обряд инициации) отведывали еду и питье в процессе обряда, иногда они могли стать одним целым с божественным путем участия в священной еде, аналогом которой является христианская евхаристия. Дикие менады Диониса, например, как утверждают, пожирали сырую плоть животных в процессе omophagia или праздника плоти… описание этого праздника показывает, что принимающие в нем участие верили, что съедают самого бога… В мистериях Митры посвященные принимали участие в церемонии, которая настолько похожа на христианскую «тайную вечерю», что это смутило апологета христианства Юстиниана Мартура. По словам Юстиниана, mystai Митры ели хлеб и пили воду (возможно, чашу вина, разбавленного водой) во время обряда инициации (посвящения) — в дьявольской интерпретации, торопливо добавляет Юстиниан, обряда христианской евхаристии (причастия)».[156]

Вне зависимости от того, насколько подобными раннему христианству и учению Иисуса являются другие культы, именно культ Осириса, как мы видим, выступает прямым вдохновителем христианства. С. Дж. Ф. Брандон пишет об Осирисе, как о «прототипе Христа».[157]

История раннего христианства в Египте весьма показательна в отношении подобия христианства и учения таинств Исиды/Осириса. Ученые признают, что с историей происхождения и развития христианства в Египте связана какая-то тайна: единственное, в чем они могут быть уверены, — это была одна из самых ранних общин. Действительно, такой большой и влиятельный город, как Александрия, практически игнорируется авторами Нового Завета, которые упоминают о нем всего один раз. (Но это упоминание, как мы увидим далее, имеет особое значение для нашего исследования.) Кроме того, полностью отсутствуют письменные источники с данными о Церкви до III века: ученые объясняют это обстоятельство тем, что архивы были полностью уничтожены правящей церковной кликой.[158] Ясно, что с египетской ветвью движения было связано что-то, неприемлемое верующими. Возможно, характер случившегося отражает тот факт, что после разрушения Серапиума в 391 году многие верующие перешли в коптскую (египетскую) христианскую церковь.[159]

Коптская церковь остается единым образованием, независимым от римско-католической и православной Церквей. Знаменательно, что ее доктрины представляют собой сплав традиционных египетских и христианских верований — соединились они с удивительной легкостью. После 391 года Коптская церковь приняла в качестве своего символа ankh — фигурный крест и до сих пор использует его. Мирсия Элиад прямо заявляет: «Копты считают себя прямыми потомками древних египтян».[160]

Именно в те времена, именно в этом месте появились многие элементы нашей загадочной мозаики, которую требовалось сложить. Александрия тогда была плавильным котлом, в котором происходил синтез многих знаний и идей: из него вышли герметизм, гностицизм текстов Наг Хаммади и алхимия в ее «современной» форме. Все эти учения, по сути своей, были выражением идеи трансцендентной силы Женского Начала и волшебной силы объединения богини с богом.

Печальным фактом можно назвать то обстоятельство, что, хотя все связи между христианством и религией Исиды/Осириса были хорошо известны ученым вот уже шестьдесят лет, очень немногие христиане знали об этом. Конечно, они, возможно, не обращали внимания на то, что Иисус был одним из долгой череды спасителей, умирающих и воскресающих богов, поскольку для них важнее вера, чем исторический факт. С другой стороны, многие современные христиане чувствуют, что Церковь их обманывает, если сами обнаруживают такие факты.

Христианство не было религией, основанной уникальным Сыном Бога, который умер за наши грехи: оно представляло собой культ Исиды/Осириса в новой упаковке. Однако оно быстро стало культом личности, в центре которого находится Иисус.

Однако каждая кампания, в которой на карту поставлено столь многое, неизбежно сталкивается с оппозицией лидеру: подают голос несогласные. В этом случае это был голос предшественника, голос вопиющего в пустыне. И к этому голосу, к Иоанну Крестителю, мы обратимся теперь.

В части первой мы обозначили два главных течения — Марии Магдалины и Иоанна Крестителя, — которые как подводные реки несут все ереси, исследуемые нами. Ясно, что в их глубинах спрятано сильное и опасное знание, угрожающее основам Церкви в случае публикации. Нет сомнения, что в уже рассмотренном случае Марии Магдалины это оказалось правдой. Она сама является ключом к давно скрываемым тайнам Иисуса. Через нее мы наконец поняли, что он был жрецом египетской религии, тайным адептом, которого она инициировала через ритуал священного секса. Вот что на самом деле означает еретический культ Марии Магдалины, вот какую тайну успешно хранили поколения еретиков. Она не только олицетворяет языческое учение, к которому принадлежали и она и Иисус: для большинства еретического подполья Мария Магдалина была самой богиней Исидой.

Но еретики хранили у своего сердца также и другого рода тайны, которые связаны с Иоанном Крестителем. Как и в случае Магдалины, он был реальным человеком, который знал Иисуса и общался с ним. Какие же открытия мы можем предложить вашему вниманию?