"Аленький цветочек" - читать интересную книгу автора (Разумовский Феликс, Семенова Мария...)«В тайболе живём…»– Смотри, прелесть какая! – Опустившись на корточки на берегу весёлого, сапфирно-синего ручья, Маша прикоснулась к крохотному, ростом в ладонь, кустику шиповника, но рвать не стала, пожалела. Она вообще никогда не рвала цветов. – И пахнет, как настоящий! По лбу её катился пот, лёгкое платье пошло разводами под мышками и на спине. Вот тебе и Заполярье. Куда, спросят сотрудники, ездила? На Кольский или всё-таки на Канары?.. – Это ещё что. – Иван потянулся так, что хрустнули все суставы. Вытащил пачку «Мальборо», стал искать зажигалку. – Если постараться, дикий виноград можно найти. У нас тут, геологи говорят, геотермальная аномалия. Устала? Скоро уже придём. – Дай мне тоже. – Маша сразу поднялась, вытащила сигарету, зажгла её от газового огонька и с наслаждением затянулась. – Где и покурить, как не на свежем воздухе… Скудиным-старшим курящая новобрачная могла не понравиться, а потому на семейном совете было решено, что в их присутствии – ни-ни. Собственно, Маша была не великая любительница зелья. Так, пару-тройку сигарет в день, да и то исключительно на работе, за компанию. Однако запретный плод воистину сладок: здесь она определённо выкуривала больше, чем в Питере. Через полчаса они вышли к озеру, огромному, величавому, называемому лопарями в знак уважения «морем». По берегам его застыли не холмики, а самые настоящие горы – лесистые, с нетающими снежниками у вершин, со священными камнями-сейдами, одиноко маячащими на гребнях. Заполярная природа, казалось, сотворила здесь храм для поклонения собственной силе и красоте. Кругом – сотни километров топкой тайги, прорезанная скалами болотистая тундра, чахлая растительность и угрюмые, покрытые лишайниками валуны. А здесь – подпирают небо могучие ели, склоны гор заросли берёзой, ольхой и осиной, озёрная гладь так и горит под лучами ласкового летнего солнца. И воздух!.. Звенящая чистота, спокойствие и какая-то первозданная мудрость. Не говоря уж о том, что сплошной кислород… – Тихо-то до чего! – Маша сбросила кроссовки, осторожно зашла по щиколотки в воду и обнаружила, что гуляет всё-таки не по сочинскому дендрарию. – Ой! Холодная!.. Так и простудиться недолго… – Солнечный зайчик щекотно ударил в лицо, она заслонилась рукой, улыбнулась и сделала открытие: – А вроде ничего! Привыкаешь… – Здесь ручей неподалёку впадает. – Иван махнул рукой в сторону мыса, поросшего голубыми, словно с кремлёвской площади, ёлками. Его самого холодной водой, способной учинить простуду, было не запугать. Он мигом разделся и задумчиво пошёл в воду, чтобы секунду спустя презрительно заявить: – Холодная?! Ну ты даёшь, Марья. Молоко! Парное!.. С первого взгляда было понятно, что подполковничьи звёзды он заработал не молодецкой выправкой на парадах. Жуткий штопаный рубец на груди, рваный след выходного отверстия на спине… выпуклый шрам поперёк живота, оставленный секущим ударом, – хотели выпустить кишки, не получилось… Замысловатая татуировка у плеча с надписью по-латыни: «Мёртвые всегда молчат». Оглянувшись, Маша не удержалась, подошла к мужу вплотную, коснулась ладонями твердокаменного, похожего на стиральную доску пресса. Кажется, должна была уже насмотреться, привыкнуть… нет. Всё равно мороз по коже, стоит только представить, как горячей сталью да по живому… по родному… Как именно, Иван не рассказывал никогда. – Мужики… – прошептала она. – Глаз да глаз за вами… Лезете куда не надо… Исполосовали всего… – Ну, не всего. – Широкие ладони бережно сомкнулись на её талии и приподняли, оторвав от песка, чтобы было удобнее целовать. – Самое главное всё-таки оставили… кажется. Проверить бы… – А что, есть сомнения?.. Машин смех был очень счастливым. Она закрыла глаза, чувствуя, как от крестца к затылку медленно поднимается блаженная хмельная истома. – Ура, на мины! – Оттягивая наслаждение, Иван не без труда разжал объятия и в облаке брызг напористо попёр в озеро. – За Родину! За Сталина… Скажи кому у них в институте, что суровый замдиректора по режиму был способен дурачиться как мальчишка, – не поверили бы. – Иду!.. – Сколов волосы хвостом, Маша храбро зашла в воду по пояс, с визгом присела – и торопливо, чтобы скорее согреться, поплыла неуклюжим, собственного изобретения стилем. С водной стихией она была не очень-то в ладах. Потому, может, и не жаловала свое настоящее имя – Марина, то бишь «морская». Только папе дозволялось её так называть, другим было нельзя. Ребята на службе извращались кто как умел: Маша, Машерочка, Мура, даже Матильда. Папа при этом морщился, точно от зубной боли. Но особенно травмировала его «Марьяна», придуманная Иваном. А голоса матери Маша не слышала никогда. Та умерла родами, от неудачного кесарева. Скудин между тем резвился вовсю, демонстрируя высший класс боевого плавания. Мастерски нырял, высовывался по пояс над поверхностью озера, резким рывком выскакивал высоко в воздух, словно ниндзя, запрыгивающий «способом молодого лобана» в лодку своего противника. Ключом вскипала вода, играли на солнце брызги, потом всё успокаивалось и затихало – надолго, так надолго, что Маше делалось страшно. Иван всякий раз отсутствовал раза в два дольше, чем теоретически полагается выдерживать под водой человеку, но всё же выныривал, как таинственное подводное чудище, троюродный брат Нэсси из шотландского озера, называвшегося воровским словом «лох»… Маше было не до забав. Она степенно проплыла разик вдоль берега, смешно отплёвываясь и задирая над водой подбородок. Выскочила на сушу и сразу принялась яростно вытираться. Натянула трусики, путаясь, залезла в платье… Снова закурила и блаженно устроилась на камушке. Господи, до чего ж хорошо!.. Скудин наконец выбрался на берег. Полотенце ему было без надобности. Гимнастика, отжимания на кулаках, бой с тенью, которая в итоге наверняка угодила в свою теневую реанимацию… Маша долго смотрела на мужа, любуясь, потом вспомнила, что надо было сделать одну вещь. Дурацкая по здешней жизни городская привычка – таскать с собой кошелёк, а вот пригодилась. С самым серьёзным видом она разыскала золотистый новенький гривенник и бросила к подножию валуна: «Ваше благородие, владычица Выгахке… нижайше прошу вашего пардона, поелику аз есмь засранка и дура. Зело вельми понеже и паки. – Бессмертный „Иван Васильевич“ упopно лез ей на ум. – Не корысти ради, а токмо волею…» Господи, какая дичь, хорошо хоть, что мысленно, Иван не услышит и не засмеет. А если серьезно, то, конечно, дура, уехала, с отцом даже не попрощалась. Гордая, самостоятельная. вылетевшая из родительского гнезда, заневестившаяся дочка-красавица. Засранка неблагодарная… Чёрная гора – это так, громко сказано. Скорее сопка, крупная, лесистая, круто обрывающаяся в озеро отвесной скалой, которую сплошь покрывают тёмные коросты лишайников. Отсюда и название – Чёрная. Не Эверест, конечно, вроде все рядом, но подниматься – взопреешь, на крутых склонах сплошной бурелом, тут и там зловещие следы лавин, словно гигантской бритвой располосовавших тайгу. Красивое место, если смотреть издали, но вблизи неприветливое. Никто сюда особо и не стремится, кроме вездесущих туристов. Ещё геологи пару раз наезжали. Лопь тоже Чёрную гору не жалует, обходит стороной… – Марьяна, а нам, похоже, повезло! – Скудин обогнул нагромождение вековых стволов, поваленных и обломанных, словно спички. Посмотрел себе под ноги, оглянулся на Машу. Та отмахивалась от комаров, явно жалея, что не надела джинсы и брезентовую штормовку с капюшоном: здесь, где кровососам не мешало солнце и не отгонял свежий озёрный ветер, они жалили беспощадно. – Ну и в чём наше везение?.. – жалобно спросила она. – Лосиная тропа, – пояснил Иван. – Сохатые летом в горах от гнуса спасаются. Кстати, ты знаешь, что жалят и пьют кровушку только комарихи?.. Наш брат самец – существо нежное, деликатное… нектаром питается… – Ага, – кивнула Маша. – А всё зло на свете, как известно, от баб. Так ведь можно и иначе повернуть. Мы, женщины, как обычно, жизнью рискуем за попытку размножиться, а вы, мужики… по цветочкам порхаете. Иван развёл руками: – Наше дело не рожать, сунул-вынул – и бежать… Маша ткнула мужа в бок кулачком. – Ой! – увернулся Иван. Однако скоро, как по волшебству, полчища комарих исчезли, воздух посвежел, словно после грозы, сделался необычайно чистым, настоянным на озоне и хвое. Скудин знал, что делал, когда вёл сюда жену: на Чёрной горке было-таки что посмотреть. Если знать… – Так. Где-то рядом должна быть лосиная лёжка… – Он остановился, придержал Машу за руку и продолжал таинственным шёпотом: – Если что, ты без паники… – Молодая женщина испуганно закивала. – Просто дорогу дай, он и уйдёт. Бывает, он проспит, подпустит чуть не вплотную, а потом шугается с перепугу. Всё равно не бойся. Сейчас они смирные. Вот осенью, когда у них гон… Скудин не договорил. Послышался резкий треск сучьев, и через тропу в двух шагах от людей полутонным живым болидом сиганул матёрый, нагулявший жира сохатый. – Мама!!! – Маша так рванула в противоположном направлении, что Иван, согнувшийся от хохота, не сразу поспел её перехватить. – Быстрей, быстрей, забодает… Никак гон раньше времени начался… Смех смехом, но в первый-то момент и у самого ёкнуло сердце. Общение с таёжным великаном – дело серьёзное. – Да ну тебя. – Маша не знала, плакать от испуга или смеяться. – Жену, блин, кондратий чуть не хватил, а ему хаханьки… На всякий случай повернулась к Скудину и опять ткнула кулачком, на сей раз в живот. Она хорошо знала, где там у него шрам, знала, что шрам совсем не болит, и всё-таки постаралась по нему не попасть. Он снова обнял её, и она зажмурилась, вытягиваясь в струнку и зная, что вот сейчас будет подхвачена на руки и унесена в неизвестном, но совершенно правильном направлении. Русые волосы Ивана были строго и коротко, по-военному, стрижены, но всё равно ухитрялись торчать в разные стороны, создавая впечатление неистребимой кудлатости. Чем, видимо, и объяснялось прозвище мужа, бытовавшее среди сослуживцев: Кудеяр. По Машиному мнению, оно очень ему шло. «Жило двенадцать разбойников, жил Кудеяр-атаман…» Маша запрокинула голову и только-только запустила пальцы в эти его волосы, ероша, распушая, лаская… когда Иван вдруг прошептал: – Ты посмотри только, красотища какая!.. Молодая женщина поспешно открыла глаза, потом оглянулась. Оказывается, они стояли на краю округлой поляны, которую природа снабдила необычайно правильной формой. Со всех сторон её окружали необхватные, странным образом нависшие ели. Игольчатые лапы смыкались, образуя плотный, почти непроницаемый для света шатёр. Внизу царил таинственный полумрак, было удивительно тихо, торжественно и спокойно, словно в старообрядческом храме по окончании службы. Ивана слегка настораживало только то, что полянку эту он, хоть убей, не помнил. А ведь вырос в здешних местах, да и ёлки в метр толщиной явно не вчера поднялись… Он еле удержался, чтобы не остановить Машу и для начала не обследовать здесь всё самолично. «Тьфу, пуганая ворона. Мало ли что могло измениться за несколько лет…» А Маша уже обходила поляну. – Здорово… Это ты меня сюда специально привёл, да?.. Захотелось снять обувь, словно она и впрямь вошла в священный чертог. Ощущение тёплого, пружинящего под босыми ногами мха было удивительно приятным. Маша погладила вековую задумчивую ель, откинулась спиной к замшелому стволу… – Ваня, – тихо позвала она, – иди ко мне… Это вправду было священнодействие – древнее, языческое и бессмертное. В мире не осталось ничего, кроме губ, жадно ищущих губы… кроме рук, крепко сомкнувших объятия… ничего, кроме двух тел, яростно и нежно стремящихся друг к другу… Потом в небо взлетел Машин крик, долгий, полный наслаждения и счастья. Она более не существовала сама по себе, её сознание растворилось в живых токах вселенной, её слуха коснулся голос земли, её дыхание слилось с дыханием елей, её душа стала светом солнца над лесом… Маша даже не удивилась, когда сквозь блаженную пелену, окутавшую разум, посередине полянки вдруг проявилось что-то радужно переливающееся, что-то похожее на коралловый куст. Строго говоря, похожее весьма и весьма отдаленно. Это таинственное нечто казалось вообще лишенным всякой формы, зыбким и расплывчатым, словно капелька чернил в воде, оставленная сбежавшим кальмаром… Иван лежал рядом, раскинув руки и глубоко, свободно дыша. Маша ещё льнула, ещё прижималась к нему всем своим существом, но в ней уже пробудился исследователь. Она приподнялась на локте, вгляделась – и с удивлением обнаружила, что сухопутный коралл, играющий всеми переливами радуги, не есть плод её разгоряченного воображения. – Что там?.. – сонно поинтересовался Иван и открыл один глаз. В этот момент он был очень похож на дремавшего возле печки кота: мягкий-мягкий, ленивый-ленивый… но когтищи для боя выпустить – один миг. – Всё тебе расскажи, – отозвалась Маша. Поднявшись, она подошла поближе к непонятному образованию. Оно было ей до колен высотой и светилось в полумраке мягким, завораживающим светом. «Привези мне, батюшка, цветочек аленький…» Молодая женщина опустилась на корточки, чему-то улыбаясь и чувствуя себя, словно в детстве, на грани между сказкой и реальностью… Потом с замирающим сердцем коснулась радужного великолепия… Пальцы прошли насквозь, не ощутив сопротивления. Свечение как по команде погасло, сияющее разноцветье свернулось коричневой сферой, и та… без предупреждения растаяла в воздухе. Мир снова сделался обыденным и привычным, от сказочной фантасмагории осталась лишь серая, затейливо изогнутая веточка в Машиных руках. Увидишь такую на земле, даже не наклонишься. Она была в палец толщиной, тёплая на ощупь и казалась диковинным, неведомым науке живым существом. Тепло быстро уходило из неё – существо умирало. «Ну вот… всё я испортила». На душе у Маши вдруг стало тяжело и скверно, будто случилось что-то непоправимо плохое. – Ваня, – сказала она, – пошли домой. Сердце легло в груди нетающей льдинкой, голова отказывалась думать, лишь память воскрешала смутные детские воспоминания о какой-то сказочной двери, запирающей дорогу к счастью. – Есть, командир. – Скудин из опыта знал: женщину, испытавшую столь внезапную смену настроения, лучше не уговаривать и не убеждать. Да чёрт бы забрал совсем и комету, и дивный вид с макушки утёса – лишь бы слезы, блеснувшие на глазах у Марьяны, высохли и больше не появлялись. Ни о чём не спрашивая, Скудин поднялся, сладко потягиваясь, обвёл прощальным взглядом поляну. – Спасибо, батюшка Леший, вот уж уважил… Бог даст, ещё наведаемся… Они уже миновали завал у подножия тундры и вышли на берег недалеко от губы, когда погода буквально в минуты переменилась, что называется, на сто восемьдесят градусов. Небо на глазах затянули низкие, набухшие влагой тучи, шквал вздыбил озеро злой высокой волной, зашумели, забились листья, опустили лапы стрельчатые ели. Солнечный день померк, на землю опустился полумрак, нарушаемый то и дело всполохами близких молний – на «геотермалъную аномалию» стремительно надвигалась гроза. Так здесь часто бывает. У метеорологов с геофизиками, понятно, свои толкования, но спросили бы лучше местных жителей – уж те бы им всё как есть объяснили. Знают ибо, сколь плохи шутки с Пьеггом-ольмаем, повелителем ветров! Может вдруг развести волну и мигом потопить рыбацкие лодки, может пригнать невесть откуда чудовищные тучи и побить всё на земле градом. Может и Айеке-Тиермеса, Бога-громовержца, позвать, чтобы тот напустил страху на род людской… Всё здесь во власти духов – и лес, и вода, и погода! – Сейчас брызнет. – Непроизвольно вздрогнув от близкого разряда, Скудин глянул на фиолетовое небо и махнул рукой в сторону губы. – Ну-ка, ноги в руки! Авось под ёлкой пересидим… Голубые ёлки в самом деле были пышные, пушистые, шатрами: не очень-то промочишь даже и грозовым ливнем. Вот только добраться туда Скудину с Машей было не суждено. …Ещё не договорив, Иван неосознанно, на уровне инстинкта ощутил за спиной опасность. Рефлексы, условные и безусловные, сработали безошибочно – он резко отпрянул и выбросил ногу – стремительно, с концентрацией. И не напрасно, как оказалось. Нападающий, бесом выскочивший из-за камня, получил болезненный удар в пах, с воплем скрючился и упал ничком наземь. В навалившемся на озеро сизом полумраке он показался Ивану необыкновенно рослым, широкоплечим и массивным. А если судить по отдаче в опорной ноге… – Беги, Маша! Это аксиома: если на вас с подругой напали, пускай подруга бежит. Марина никакого понятия не имела о правилах боя; Скудин попросту отшвырнул её прочь, краем глаза уже зафиксировав второго супостата, такого же амбалистого, как и первый. «Вот хрен, да откуда ж вас нанесло?..» Увернувшись от прямого в челюсть, Иван приласкал супротивника локтем, от души добавил коленом, зашёл за спину… и тут же получил чувствительный удар от третьего агрессора – в голову. Хорошо хоть, увидел в последний момент и успел закрыться плечом, но темп всё-таки потерял. Третий, выкрикнув, сделал выпад ногой. Сильный пинок в живот швырнул Скудина навзничь, но упругие мышцы без труда выдержали удар – пока перекатывался, успел даже чуть перевести дух и без суеты осмотреться на местности, «Сколько вас тут, сволочей?..» Маша держалась молодцом: деловито, без бабских выкриков и истерических повисаний на своём защитнике, удирала по тропе в сторону дома – только пятки сверкали. Должно быть, понимала: в родной стихии Ивана с ним лучше не спорить, надо просто делать, что он говорит, и лукаво не мудрствовать. Первый нападающий только-только очухивался, и, похоже, мир для него пока ограничивался размерами собственных гениталий. Второй, ухайдаканный двойным ударом, витал в тонких мирах, а третий пребывал в некоторой растерянности: что, мол, за дела?.. И в морду дал, и под дых – а этому всё нипочём?.. Ничего, парень, можешь гордиться, не всякому удаётся Кудеяра на землю усадить… «Откуда ж вы, лосяры, в наш лес забежали? Таких ведь не каждый день встретишь. Надо будет познакомиться поближе…» Скудин скверно улыбнулся оппоненту и решительно пошёл на сближение, но тот боя не принял. Отскочил, вскрикнул на незнакомом языке, словно скомандовал, и… припустил следом за Машей! Бежал он как-то странно, высоко вскидывая обутые в сандалии ноги. Смысл отданной им команды тотчас стал ясен: «Задержите его!» Валявшийся с отрихтованным достоинством неожиданно воодушевился, встал на ноги и с новой яростью набросился на Ивана. В руке он держал что-то похожее на яванский крис, в полутьме фиг разберёшь. Да какая разница! Скудин сообразил главное: негодяям нужна была Маша. И, судя по всему, непременно живой её брать они вовсе не собирались… О-о, вот это была их большая жизненная ошибка. Шутки враз кончились! Скудин выхватил накидыш, выщелкнул лезвие и точным броском – «из-под юбки», дрейфом, всадил шесть дюймов стали нападающему в горло. В тайболе живём!.. «Такую мать…» Не дав мёртвому долететь до земли, он выдернул нож из раны (профессионально – не запачкавшись хлынувшей кровью), и рванул в погоню. Враг ушёл в отрыв метров на сорок, но Машу, слава те, Господи, достать ещё не успел. Уже на бегу Скудин подумал, что «холодного» надо бы обыскать да запрятать куда подальше от случайных глаз… «Да ну к бесу – долежит до завтра и так…» Тем временем тучи совсем опустились на землю, и в сполохах близких молний Иван хорошо видел мощные, слегка покатые плечи, вытянутый череп с плотно прижатыми ушами, мосластые, ритмично двигающиеся руки… В точности как у… «Во дела!..» До него вдруг дошло, что трое нападавших были похожи, словно однояйцевые близнецы. Ну ни дать ни взять одна баба выродила… «Такую мать!!! – Он резко прибавил ходу, сокращая разрыв. – Врёшь, не уйдёшь…» Тело с яростной готовностью отозвалось на посыл. Работало как часы, щедро выплёскивало всё накопленное тренировками и прежним боевым опытом… Скаля зубы, Иван наддал ещё… и за болотцем, там, где тропка спускалась под гору, настиг-таки Машиного преследователя. Миндальничать с ним он не стал. Выпрыгнул и ударил ребром ступни в спину. Всей силой, всей стремительной тяжестью летящего тела. Точно в позвоночник, на уровне почек. А не трогай меня. И женщину мою не трогай. А то нехорошо будет! Враг вскрикнул, споткнулся, метра полтора пробороздил землю рожей… «В тайболе живём!» Скудин опустил подошву на плоский затылок – тяжело, твердо, так, что череп треснул. Потом перевернул обмякшее тело на спину, присев на корточки, умело обшарил… ничего! Ни документов, ни оружия… ни даже карманов, в которых могло бы храниться одно и другое. Только мешковатые, странного покроя штаны да куртка из тонкого, непромокаемого материала. Хмыкнув, Иван хотел было свалить труп в близкое болото: «нет тела, нет и дела», но в это время полыхнула новая молния, и он увидел одну маленькую подробность. Такую, что сразу передумал топить убиенного, а в душе возник пакостный холодок: «Нет, приятель, наши тебя искать не станут…» Зрачки у незнакомца были вертикальные, узкие, словно у кошки в солнечный полдень. «Может, ты у нас снежный человек? – Преодолев накатившее омерзение, Скудин коснулся гладкого черепа убитого. – С причесоном под Котовского… Чушь. Ладно… Не скучай, завтра приду…» Утешало только то, что у этих странных ребят анатомия была вроде до некоторой степени правильная: дашь по яйцам – сгибаются, череп сплющишь – лежат… «А ты точно мёртвый, приятель?..» Кудеяр оттащил тело в сторону и, не выпуская из рук ножа, вихрем понёсся дальше по тропке. А что, если там ожидала засада, и они Машку… Он очень ярко представил её в лапах этих – со зрачками – и вздрогнул от ужаса, но слух ни о чём подозрительном ему не доносил, и в конце концов он окликнул: – Маша! Марьяна!.. Голос отчётливо дрогнул. Если они… если они её… зачем тогда вообще всё?! – Я здесь, здесь… – Совершенно обессилевшая Маша отыскалась среди карликовых берёз. Она пряталась за огромным, наполовину вросшим в землю камнем и при виде Скудина бросилась ему на шею. – Ванечка!.. Ваня!.. Губы ее были солёными от пота и слез, тело под мокрым платьем жалко дрожало. – Ну всё, всё, заяц, не бойся. – Скудин продолжал озираться по сторонам. – Пошли домой… |
||
|