"Аленький цветочек" - читать интересную книгу автора (Разумовский Феликс, Семенова Мария...)

Государственная измена

– Итак?.. – Веня Крайчик завязал скользкий тефлоновый проводок ещё одним узелком. – На ящик коньяка – слабо?..

Виринея пожала плечами:

– Да у тебя, извини, зарплаты не хватит проставиться.

– А что ты за меня беспокоишься? Покупать-то тебе. Ну так как? Одолеешь?

– Легко. Хотя бы затем, чтобы посмотреть, как ты весь его выпьешь. Тебе же пробку от лимонада понюхать – ты и под стол упадёшь…

– Я?!.

– Очковая змея.

– Ладно, ладно, – вмешался Альберт. – Этак вы, братья-сёстры-славяне, никогда не договоритесь. Слушайте сюда. На бутылку. И в любом случае распиваем все вместе. Идёт?

– Идёт.

– Идёт.

Веня сосредоточенно накинул проволочную петлю на поясной ремень.

– Венечка, – проговорил Альберт осторожно, – а ты полностью уверен, что она не развяжется? Тефлон всё-таки… Я бы реп-шнура тебе лучше принёс…

Веня испепелил его взглядом поверх очков:

– Если руками вязать, то не развяжется. Я всё-таки в молодости на швертботе[37] ходил.

– А я горным туризмом занимался. Тоже кое-что в узлах понимаю.

Никому из них ещё не было тридцати лет, и потому-то они очень любили ссылаться на «давно прошедшую» молодость. Так двенадцатилетний авиамоделист говорит репортёру: «Я с самого детства…»

Веня опробовал надёжность петелек на ремне и стал подвязывать к ним трансформатор. Тот самый, кочевавший по лабораторным столам. Сегодня в обеденный перерыв Веня собирался вынести его через проходную и торжественно похоронить в мусорном баке. Умыв попутно охрану и выиграв спор, возникший в ходе приготовлений. Хороший коньяк – он тоже на дороге ведь не валяется…

Первый послепраздничный день для этой цели выбран был не случайно. Начать с того, что Лев Поликарпович (вот уж кто наверняка пресёк бы противозаконные Венины поползновения!) на рабочем месте отсутствовал. В данный момент профессор сидел на дирекции, с угрюмым нетерпением выслушивая хозяйственный доклад заместителя по общим вопросам: котельная, уборщицы, столярная мастерская… Самое что ни есть интересное для учёного мужа. А никуда не денешься, руководитель подразделения – хошь не хошь, сиди. Молодые сотрудники дали начлабу ужасную клятву ничего не менять в условиях опыта, просто запустить программу и ждать. Только потому, надо думать, Лев Поликарпович с дирекции до сих пор и не сбежал.

…А кроме того, охрана наверняка не ждала столь скорого выполнения Вениной угрозы «вывести слона». Через месяц, ну там через неделю… Но в первый же рабочий день? Ни за что. Ну а он за три выходных разработал остроумнейший план. Даже явился на службу в выкопанном на антресолях долгополом плаще, которому на самом деле был далеко ещё не сезон… И убедился, минуя турникет, что Бог воистину есть и что правду Он видит. На вахте сидела в полном составе личная гвардия Кудеяра. Та самая троица, что перед праздником так беспардонно загубила им опыт. В приличных местах офицеры пропуска у сотрудников не проверяют, но в нынешнем «Гипертехе» всё делалось не как у людей. Чёрный Полковник был мужик суровый – и своему комсоставу облениться и заржаветь не давал.

«Неужели не холодно?» – участливо спросил Веню вежливый Глеб. – «Закаляюсь!» – гордо выговорил Веня, хотя губы, правду сказать, слушались плохо. С Московской площади до самого института они, как обычно, ехали со Львом Поликарповичем на его арахисовом «москвиче». Внутри машины было тепло, но во всём остальном мире стоял по-прежнему март: пока двигались от автостоянки до проходной (а темп задавала хромота профессора), молодой научный сотрудник успел продрогнуть насквозь и почти пожалеть о задуманном. Теперь время близилось к двенадцати тридцати, Веня давно отогрелся и снова был полон боевого духа. В двенадцать тридцать начинался обеденный перерыв; скоро Вене предстоял небольшой адреналиновый допинг и вечная слава в изустных анналах родной конторы, а «сатрапам» из институтской охранки– столь же вечное посрамление.

Рядом на столе тужился и пыжился «Селерон». Машина трудилась над повторением опыта, так бесчувственно прерванного три дня назад. Последнюю тогдашнюю точку она воспроизведёт не ранее чем через час после обеда. До тех пор на экране ничего интересного не произойдёт, а значит, можно со спокойной совестью заниматься военными приготовлениями. Тем более что виноваты в вынужденном простое были всё те же «опричники», сорвавшие опыт, да и начальство – так уж нынче сложилось – не смотрит… В общем – «trickle, trickle, little chip».[38] А мы тем временем…

Вене пришлось ещё потренироваться, чтобы с подвешенной между ног тяжеленной металлической балясиной сохранять хоть видимость нормальной походки. Спасибо покойному дедушке, такому же, как и внук, долговязому: его старорежимный плащ (как водится – снова модный) спускался гораздо ниже колен, но и того еле хватало. Железяка, назначенная на роль «слона», была-таки неудобна чертовски. Ладно! Не за десять вёрст с ней идти, можно и потерпеть!..

В общем, к двенадцати тридцати всё было готово. Заговорщики вышли из комнаты и заперли дверь, оставив компьютер трудолюбиво двигать науку. А что с ним сделается, с компьютером? Небось не телевизор «Радуга», не загорится. И не реальная модельная установка, Чернобыля не устроит…

Скудинская гвардия присутствовала на вахте по-прежнему в полном составе. Женя Гринберг и Боря Капустин несли боевое дежурство, а рядом с Борисом стоял Глеб Буров, очень кстати завернувший к соратникам. Он держал в руках аккуратный пакетик с блинами, только что принесёнными из фирменного ларька, недавно выросшего у дороги. Сквозь полиэтилен просвечивала клетчатая салфетка и распространялся совершенно немыслимый запах. Кот Дивуар, в целом весьма не жаловавший институтских секьюрити, таился в ближнем углу вестибюля и не сводил с Глеба зачарованных глаз. Кончик рыжего хвоста подрагивал, выдавая напряжённое ожидание. Сердобольные «гестаповцы», случалось, оставляли-таки кусочек полакомиться…

Виринея первой двинулась на прорыв. Полчаса назад она яростно препиралась с Веней, утверждая, мол, ничего не получится, но вот дело дошло до решительных действий – и корпоративная солидарность возобладала. Девушка поправила волосы и просто-таки павой проплыла мимо восхищённой охраны, этак многозначительно подмигнув лично Евгению Додиковичу Гринбергу.

– Риночка… – Глаза капитана Грина, провожавшие её синюю куртку-дутик, тотчас подёрнулись неизбывной тоской. Однако цена ему как профессионалу была бы ломаный грош, если бы, даже глядя вслед далеко не безразличной ему женщине, он перестал внимательно фиксировать всё остальное. А именно. Бескорыстный интерес на физиономии Альберта – ну ни дать ни взять российский любитель футбола, ожидающий, кто кого нынче побьёт, «Арсенал» или «Манчестер Юнайтед». Жгучее нетерпение в глазах Виринеи, занявшей позицию готовности у выходной двери. И наконец – фальшивую улыбку, взмокший лоб и весьма неестественный шаг Вени Крайчика, явно занимавшего в этой таинственной диспозиции центральное место. Веня, ко всему, был облачён в идиотский доисторический плащ чуть не до пят. Горец Маклауд, скрывающий от посторонних взоров катану. Венин плащ было невозможно объяснить ни веяниями моды, ни температурой на улице. Вывод напрашивался только один…

Жене не потребовалось переглядываться с Борисом и Глебом. Он лишь краем глаза покосился на них – и шестое чувство, которое возникает между людьми, вместе пролившими не одно ведро крови, сказало ему: они тоже всё видели. И пришли к тем же заключениям, которые сделал он.

Что ж, чудненько. Женя решил достойно ответить на задуманную учёными провокацию, а заодно оттянуться по самой полной программе. Он дал Вене миновать турникет и пройти ровно три шага. И когда у того только-только начала воспарять душа в радостном облегчении: удалось?!! удалось?!! – Женя слегка придержал стремившегося следом Альберта… и гаркнул в беззащитную Венину спину страшным повелительным голосом:

– Крайчик!

…Надобно ещё знать, что это за голос. Если человеку, спокойно моющему окно на восьмом этаже, в подобном вокальном режиме рявкнуть «прыгай», он прыгнет. Гарантия, при умелом исполнении, стопроцентная. Женино исполнение было очень умелым. Веня обернулся так, словно услышал позади себя как минимум «стой, стрелять буду». Паника на его лице странным образом мешалась с ещё не угасшей улыбкой самодовольного ликования, адресованной Виринее…

Вот тут и произошла окончательная катастрофа.

От резкого движения узел на скользком тефлоновом проводке, почти сразу начавший давать слабину, разъехался уже полностью. Пудовый «транс», увлекаемый мировой гравитацией, неудержимо пошёл вниз. Перепуганный злоумышленник даже не попытался стиснуть его коленями, лишь начал раскрывать рот…

Реликт прошлого рухнул на полированный камень вестибюльного пола, произведя звонкое и оглушительное грох!!!

Последующее заняло доли секунды.

Эхо падения ещё отражалось от потолка, когда Борис и Глеб, вполне оценившие замысел капитана Грина, разом выпорхнули через турникет. Выпорхнули мощно, легко и красиво до невозможности: подобной синхронности действий ни в каком боевике не увидишь. Бедный Веня и пискнуть, что называется, не успел. Его щека оказалась мгновенно вжата в холодный и влажный каменный пол, так что очки съехали на сторону и он перестал что-либо чётко видеть – кроме неправдоподобно огромного рубчатого ботинка в сантиметре от своего носа. Другой такой же ботинок весьма ощутимо попирал его спину. Руки словно сами собой распластались крестом, а ноги, наоборот, завернулись одна за другую – это для того, чтобы опасный преступник не сумел сразу вскочить и наброситься на стражей порядка. Автоматное лязганье над головой и жуткие вопли, смысл которых несчастный Веня просто не в силах был уразуметь…

Другие участники заговора, надо отдать им должное, подельника своего в беде не покинули.

– Садисты!!! Не смейте!.. – рванулась назад Виринея. Ей показалось, будто Глеб собрался прибегнуть к наручникам.

Альберт, спортивный, но не наделённый ловкостью спецназовца парень, лез через заблокированный турникет и тоже храбро рвался в неравную битву.

– Не трогайте!..

Между тем к Вене, избавленному благодаря атаке друзей от психологического прессинга, вернулись временно парализованные мыслительные способности. И он сообразил, что уложили его на самом-то деле исключительно нежно и бережно – ну просто как младенчика в колыбельку. Не ушибли (а могли, ещё как могли…). Не затоптали слетевшие с переносицы сложные астигматические линзы. Даже расклячили его не на затоптанном и грязном пятачке пола, а чуть в стороне, там, где недавно прошлась тряпкой добросовестная тётя Паня… Веня приободрился, осторожно влез физиономией обратно в очки и стал с интересом наблюдать за происходившим вокруг.

Вот Глеб аккуратно отцепил от своего рукава повисшую на нём Виринею, отставил брыкающуюся девушку в сторону и легонько встряхнул:

– Без истерик, гражданочка! Хищение ценного научного оборудования. Явно с целью передачи враждебным разведывательным организациям…

Стратегическая ценность древнего и к тому же горелого трансформатора была понятна, что называется, даже ежу. Альберт перестал вырываться у сграбаставшего его Монохорда и прислушался.

– По факту данного преступления, – тоном сталинского следователя продолжал Глеб, – несомненно будет возбуждено уголовное дело по статье «государственная измена». Всем присутствующим предлагаю выполнить гражданский долг и записаться в свидетели…

– Сатрапы!.. – вздёрнула подбородок Виринея. Она смутно помнила, будто когда-то был вроде фильм, не то спектакль, названный её именем, – про казнённую революционерку.

– Всех не перевешаете, – включился Алик. И гордо выпрямился, насколько позволяли заломленные за спину руки. Монохорд скроил жуткую рожу и сделал вид, что вот сейчас согнёт его в бараний рог.

– НАТО за нас отомстит… – просипел с пола «государственный изменник».

Другие сотрудники, остолбенело взиравшие на зверское задержание, постепенно пришли в себя, поняли, что происходит, и начали откровенно прикалываться.

– Болтун – находка для шпиона! – провозгласил молодой лаборант.

– Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст, – вспомнил молодость его седовласый руководитель.

– Мы сдали того фраера войскам энкавэдэ, с тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде!.. – неожиданным басом пропела уборщица тётя Паня.

Дело определённо шло к тому, чтобы звягинцевская молодёжь прогулялась-таки за коньяком – да и «уговорила» его после работы совместно с охраной… Увы! Вмешался, и очень некстати, Его Величество Случай. В лице замдиректора по общим вопросам Андрея Александровича Кадлеца, которого чёрт занёс к проходной именно в этот момент.

Его фамилия имела ударение на первом слоге (о чём сам он не забывал бескомпромиссно напоминать окружающим), но, естественно, давала сотрудникам «Гипертеха» обильную пищу для лукавой фантазии. Андрей Александрович обладал ровно той внешностью, которую, думая о хозяйственном руководителе застойных времён, воображала себе Рита-Поганка. Этакий монолит, насмерть вросший в негнущийся официальный костюм. Плюс неразлучный «совершенно секретного» вида импортный кейс с цифровыми замочками. Андрей Александрович был, естественно, крупным реформатором и демократом и при случае намекал на почти мученичество при проклятом тоталитаризме. В институте Кадлеца называли «демократическим задвиженцем» и подозревали за ним тайное членство в какой-нибудь компартии самого фундаменталистского толка. Прославился же он тем, что, едва вступив в должность, распорядился отправить на перекраску выделенную ему бежевую «Волгу». Крупному начальнику – да не на чёрной? Нонсенс, господа-товарищи. Западло…

И вот этот-то заместитель директора весомо и важно проследовал к запертому турникету, чтобы обозреть театр военных действий и жестом памятника вождю простереть над ним руку:

– Что за безобразие здесь происходит? Я требую немедленных объяснений!..

Кот Дивуар, забравшийся под стол Бори Капустина, терзал, воровато прижав уши, когтистой лапищей украденный пакетик с блинами…