"Трибуны" - читать интересную книгу автора (Гришэм Джон)

СРЕДА

Обычно в окне каждого магазина и всех лавочек, расположенных вокруг главной площади Мессины, выставлялись большие зеленые плакаты с расписанием футбольных матчей. Так, будто покупатели и городская публика нуждались в напоминании, что «Спартанцы» играют по пятницам. В конце августа на фонаре перед каждой лавкой и каждым магазином вешали зелено-белый флаг, снимать который полагалось лишь с окончанием сезона. Нили помнил флаги с детства, с тех пор, когда он катался по тротуарам на велосипеде. Ничто не изменилось. Прежними остались большие зеленые плакаты с отпечатанными жирным шрифтом названиями игр, с фотографиями улыбающихся игроков и мелко набранной в самом низу рекламой местных спонсоров, в число которых в Мессине попадал весь без исключения малый бизнес. Никто из предпринимателей не хотел быть пропущенным.

Войдя вслед за Полом в кафе «Ренфроуз», Нили сделал глубокий вдох, приказав себе улыбаться и быть вежливым. В конце концов раньше местная публика его обожала. У дверей в нос ударило густым запахом жареного. Затем Нили услышал приглушенный стук посуды. Запахи и звуки совсем не изменились с тех лет, когда воскресным утром отец приводил его на горячий шоколад в «Ренфроуз», завсегдатаи которого снова и снова переживали и пережевывали очередную победу «Спартанцев».

В течение сезона каждый игрок мог один раз в неделю бесплатно обедать в «Ренфроуз». Простой и щедрый жест, но вскоре после объединения школы им пришлось держать испытание на прочность. Дать ли черным игрокам те же привилегии? Решительное «да» сказал Эдди Рейк — и кафе «Ренфроуз» объединило посетителей одним из первых в штате, причем по доброй воле.

Двигаясь к столику у окна, Пол мимоходом пообщался почти со всеми уткнувшимися в кофе посетителями. Нили кивал, стараясь не смотреть никому в глаза. Как только они заняли места за столиком, секрет перестал быть секретом. В город действительно вернулся Нили Крэншоу.

Стены оказались завешаны старыми футбольными плакатами с расписаниями игр, оформленными в рамочки газетными вырезками, вымпелами, футболками с автографами и фотографиями — сотнями командных снимков, вывешенных над прилавком в хронологическом порядке, снимками игровых моментов, вырезанных из местной газеты, и большими черно-белыми портретами лучших спартанцев. Фотография Нили висела над кассой. Его сняли перед выпуском с футбольным мячом в руках, без шлема и без тени улыбки, готового устремиться вперед. Он казался сосредоточенным на своем деле — решительный и гордый с длинными спутанными волосами, трехдневной щетиной и пушком на щеках, с глазами, устремленными куда-то вдаль. Без сомнения, он думал о будущей славе.

— Когда-то ты был очень хорош, — сказал Пол.

— Как будто вчера. Наверное, это был сон.

По центру длинной стены находилось место для поклонения Эдди Рейку — его большая цветная фотография на фоне ворот со списком рекордов внизу: 418 выигранных игр, 62 поражения и 13 призов в чемпионате штата.

Судя по информации, поступившей перед рассветом, Рейк еще продолжал цепляться за жизнь. А город продолжал цепляться за него. Разговоры велись вполголоса — ни смеха, ни анекдотов, ни соленых рассказов об успешной рыбалке, ни обычного трепа о политике.

Хрупкая официантка в зелено-белой форме принесла кофе и приняла заказ. Она была знакома с Полом, но не узнала его спутника.

— Мэгги еще работает? — спросил Нили.

— Сидит дома, нянчится.

Мэгги Ренфроу много лет варила кофе и жарила яичницу. Помимо этого, она неустанно интересовалась слухами и ходившими вокруг команды «Спартанцев» историями разного рода. Занимаясь приготовлением бесплатных обедов для игроков, она получала то, к чему в Мессине стремился каждый, — возможность находиться ближе к мальчикам и их тренеру.

Подошедший джентльмен неловко кивнул Нили.

— Просто захотел поздороваться, — протягивая руку, сказал он. — Приятно увидеть вас здесь после стольких лет… Знаете, вы были явлением.

Нили пожал ему руку.

— Спасибо.

Пожатие было коротким. Нили отвел взгляд Джентльмен ретировался, почувствовав настроение кумира. Его примеру никто не следовал.

Нили заметил несколько косых и укоризненных взглядов в свою сторону, и прочие завсегдатаи сосредоточились на кофе, больше не обращая на него внимания. В конце концов, он сам игнорировал их целых пятнадцать лет. Мессина трудно отпускала героев, и обычно предполагалось, что они испытывают удовольствие от ностальгии.

— Давно ты видел Скример? — спросил Пол.

Хмыкнув, Нили посмотрел в окно.

— Не видел ее после колледжа.

— Никаких контактов?

— Одно письмо, много лет назад, откуда-то из Голливуда. Сообщила, что взяла город штурмом. Сказала, что станет невообразимо знаменитой в отличие от меня. Довольно неприятное письмо. Я не ответил.

Пол сказал:

— Она заявилась на десятилетие нашего выпуска. Актриска, блондинка. Ноги — и больше ничего. Но хорошо упакована, здесь такого не видели. Видна подготовочка. Сыпала фамилиями налево-направо: тот продюсер, этот режиссер и актеры, актеры… Никогда не слышал таких имен. Вообще осталось впечатление, что она проводила больше времени в постели, чем перед камерой.

— Такова ее натура.

— Тебе лучше знать.

— Как она выглядела?

— Усталой.

— Где снималась?

— Называла кое-что, каждый час — новое. Потом мы сравнили записи… Короче, никто не видел ни одной ее картины. Показуха. Поведение, вполне типичное для Скример. Только она сейчас Теса. Теса Каньон.

— Теса Каньон?

— Угу.

— Напоминает порнозвезду.

— Похоже, туда и метит.

— Бедная девочка.

— Бедная девочка? Дура бестолковая. Занята собой. Прославилась тем, что была подружкой Нили Крэншоу.

— Да, но те ноги…

Оба заулыбались. Официантка принесла оладьи с сосисками и долила в чашки кофе. Обильно полив оладьи кленовым сиропом, Пол вернулся к беседе:

— Два года назад в Лас-Вегасе проходил большой съезд банкиров, и Мона поехала со мной. Ей быстро наскучило, она ушла в номер. Мне тоже все надоело Поздно вечером я пошел гулять по Стрип, зашел в одно из тех старых казино, и знаешь, кого я встретил?

— Тессу Каньон?

— Она разносила спиртное. Подавала коктейли в таком специальном костюмчике — высоком на спине, зато очень низком спереди. Обесцвеченные волосы, толстый слой штукатурки на лице и фунтов двенадцать жира, если не больше. Я рассматривал ее несколько минут. Меня она не заметила. Она изрядно сдала, меня удивило другое: ее поведение. Улыбки возле столов с игроками. Негромко брошенное: «Поднимемся в твой номер». Остроты и шлепки. Бесстыдный флирт с кучкой пьянчуг. Когда-то эта женщина хотела, чтобы ее любили.

— И я старался, как мог.

— Да, Скример — тот еще случай.

— Поэтому я бросил ее. Как думаешь, она приедет на похороны?

— Может быть. Если есть шанс на нее нарваться — так и случится. Хотя она уже не та куколка, а для Скример внешность — главное.

— Родители у нее живы?

— Да.

К столику неловко приблизился круглолицый человек в шапке а-ля Джон Дир.

— Нили, я только поздороваться, — чуть не кланяясь, сказал он. — Тим Нанли, я из «Форда».

Тим протянул руку, не особенно надеясь, что ее пожмут. Улыбнувшись, Нили подал руку.

— Я работал на машинах твоего отца, — сказал Тим.

— Помню, — соврал Нили, тем не менее ложь возымела действие. Улыбка мистера Нанли стала в два раза шире, он еще крепче пожал Нили руку и покосился на их столик, словно искал подтверждения.

— Я знал, знал. Хорошо, что ты вернулся. Ты был лучшим из лучших.

— Спасибо.

Высвободив руку, Нили взялся за вилку. Мистер Нанли попятился от стола, потом надел пальто и вышел из ресторана.

За столиками по-прежнему шел негромкий разговор, и казалось, что все мало-помалу просыпаются Прожевав, Пол наклонился над столом и вполголоса сказал:

— Четыре года назад у нас была хорошая команда Они выиграли девять игр с начала сезона и не проиграли ни одной. В день очередной игры, в пятницу, я сидел на этом же месте, ел то же, что сейчас, и — клянусь тебе — темой всех разговоров была «Полоса удачи». Только не старая, а новая. Люди ждали новой удачной полосы. Речь шла не о сезоне побед, не о кубке конференции или даже победе в чемпионате штата Все это так, семечки. Город хотел восемьдесят, девяносто, а может, все сто побед кряду!

Посмотрев вокруг, Нили вернулся к тарелке.

— Никогда этого не понимал, — пробормотал он. — Приятные с виду люди — механики, водители грузовиков, страховые агенты, строители. Наверное, есть и юристы, и банкиры. Солидные граждане маленького города, но не какие-нибудь воротилы. То есть никто из них не делает в год по миллиону баксов. Но каждый год они говорят о чемпионском титуле.

— Именно так.

— Я этого не понимаю.

— Чистейший треп. О чем здесь еще говорить?

— Ничего странного, что они и Рейка подняли на щит. Рейк нанес их город на карту.

— Ешь давай, — сказал Пол.

К столику приблизилась фигура в замызганном переднике. Подошедший держал в руках большой конверт из плотной бумаги. Представившись братом Мэгги Ренфроу, нынешний шеф-повар вынул из конверта рамочку с цветной фотографией 8x10 дюймов. Качественное изображение играющего за «Тек» квотербека Нили.

Шеф сказал:

— Мэгги всегда хотела заполучить твой автограф.

Снимок был роскошный и динамичный, запечатлевший момент игры: пригнувшийся Нили возглавляет игру в самом центре поля, готовясь подхватить мяч и оценивая возможности защиты. Заметив красный шлем в правом нижнем углу снимка, Нили понял, что противником была команда «Эй-энд-Эм». Эту фотографию, которую Нили прежде не видел, сделали всего за несколько минут до того, как он травмировал ногу.

— Конечно, — сказал Нили и взял у шефа черный маркер.

Написав вверху снимка свое имя, он несколько долгих мгновений смотрел в глаза молодой звезды — бесстрашного квотербека, учившегося в колледже, пока его ждала Национальная футбольная лига. Он слышал шум тековского стадиона в тот день — голос огромной толпы в семьдесят пять тысяч сильных людей, настроенных на победу, гордившихся своей непобедимой командой и по-настоящему вдохновленных тем, что впервые за много лет они получили квотербека воистину всеамериканского уровня.

Нежданно-негаданно Нили ощутил жгучую тоску по тем временам.

— Красивая фотография, — едва смог сказать он, возвращая снимок шефу, тут же пристроившему рамку на гвоздь под большим портретом Нили Крэншоу.

— Не пора ли нам на фиг убраться отсюда? — предложил Нили, вытирая рот.

Он положил на стол деньги, и оба приятеля быстро пошли к выходу. С улыбкой покивав завсегдатаям, Нили исхитрился дойти до дверей без единой остановки. Когда вышли на улицу, Пол недоуменно спросил:

— Чего ты вскинулся?

— Хватит говорить о футболе, понял? Достали. Сил моих нет слушать и прошлом.

Выбирая спокойные улицы, они миновали площадь, затем проехали рядом с церковью, в которой был крещен Нили, и мимо церкви, где женился Пол, миновали симпатичный выстроенный в разных уровнях домик на Десятой улице, в котором Нили жил с восьмилетнего возрастало самого отъезда в «Тек». Потом родители продали дом записному янки, вознамерившемуся строить бумажную фабрику в западной части города. Мимо жилища Рейка они ехали медленно — как будто, двигаясь по улице, хотели узнать последние новости. Подъезд к дому оказался заставлен машинами, в основном с номерами из других штатов — как оба решили, принадлежавшими родственникам и ближайшим друзьям. Они проехали парк, где когда-то занимались бейсболом в «Литл-лиг» и футболом у Попа Уорнера.

Им вспомнились кое-какие истории, одна из которых, ставшая, разумеется, легендой, — о Рейке. Нили, Пол и группа их приятелей буйно гоняли мяч по песчаной площадке, когда заметили человека, стоявшего на некотором расстоянии от края футбольного поля и пристально наблюдавшего за игрой. Ребята закончили, и человек зачем-то решил подойти к ним и представился, сказав, что он — тренер Эдди Рейк. Мальчики едва не потеряли дар речи.

— У тебя отличная рука, сынок, — сказал Рейк, обращаясь к Нили, не знавшему, что и ответить. — И ноги тоже мне нравятся.

Ребята посмотрели на ноги Нили.

— Твоя мать такого же роста, как отец? — поинтересовался Рейк.

— Почти, — с трудом выдавил Нили.

— Хорошо. Вырастешь в отличного спартанца-квотербека.

Улыбнувшись мальчишкам, Рейк отправился восвояси. Тогда Нили было всего одиннадцать лет.

Машина остановилась возле кладбища.

С приближением сезона 1992 года Мессину охватило всеобщее и сильное беспокойство. Годом раньше их команда продула три игры, что граничило с катастрофой, вынуждая горожан отказываться от пирожных в «Ренфроуз», от резиновых куриц за обедом в «Ротари-клубе» и от недорогого пива в забегаловках на окраине.

Наконец, в команде играло совсем мало выпускников, что не сулило ничего хорошего. Облегчить положение мог уход заведомо слабых игроков.

Рейк, если даже и чувствовал давление, не показывал этого никаким образом. К тому же он тренировал «Спартанцев» больше трех десятков лет и повидал всякое. Последний выигранный Рейком кубок штата, тринадцатый по счету, остался в 1987 году, и местные жители скрепя сердце терпели целых три года. Тем не менее болельщики вели себя хуже и хуже. Накручивая друг друга, они требовали сто побед подряд, но после тридцати четырех лет работы Рейк откровенно плевал на их мнение.

Команде 92-го не хватало талантов, и все это знали. Единственной звездой был тогда Рэнди Эйгер, хорошо игравший угол или по краю на проход и умевший надежно подобрать мяч, брошенный квотербеком в его сторону, что, впрочем, случалось нечасто.

В небольшом городке вроде Мессины таланты вырастают со строгой цикличностью. Бывают периоды, когда игра идет на одну «калитку» — если команда на подъеме, как в 1987-м с Нили, Силосом, Полом, Алонсо Тейлором и четырьмя злыми лесорубами-лайнбэкерами. Но, по Рейку, истинное величие состояло в том, чтобы побеждать с невысокими и медленно бегающими игроками. То есть, когда Рейк брал не самых талантливых, команда должна была выигрывать с таким же разгромным счетом. Напряженнее всего он работал над составами, не обещавшими ничего хорошего, а в августе 1992 года не одной его команде досталось оценить настроение, с каким Рейк выходил на поле.

После неудачной субботней драчки Рейк старался погонять игроков как следует. Он назначал тренировку и на воскресное утро — чего почти не бывало раньше, потому что это не нравилось тем, кто ходил в церковь. Тренировку начинали с восьми утра в воскресенье, чтобы у ребят хватило времени на выяснение отношений, — конечно, если будут силы. Рейка особенно удручала «детренированность» — что казалось шуткой знающим людям, поскольку любая команда Мессины сотни раз отрабатывала спринг.

Спортивные трусы, наплечная защита, спортивная обувь и шлемы. Никакого силового контакта, только тренировка. В восемь утра температура воздуха была 86 градусов по Фаренгейту — и это при высокой влажности и безоблачном небе. Сделав растяжку, они для начала бежали милю вокруг стадиона, чтобы разогреться. К тому времени когда Рейк объявлял вторую милю, игроки давно обливались потом.

В списке суровых испытаний Рейка штурм трибун значился под вторым номером, сразу после «Спартанского марафона». Каждый хорошо представлял, что это такое, и когда Рейк орал: «Трибуны!» — половине команды хотелось бросить спорт прямо сейчас.

Вслед за капитаном Рэнди Эйгером игроки выстраивались в длинную ленивую цепочку и медленной трусцой начинали движение по беговой дорожке. Когда колонна оказывалась у гостевой трибуны, Эйгер сворачивал к ближайшим воротцам, поднимался на двадцать рядов, бежал поверху и опять спускался, чтобы двадцатью рядами ниже оказаться у следующего сектора. Восемь секторов до конца гостевой трибуны, потом назад на беговую дорожку — и бегом по кругу мимо конечной зоны к стоящей у другой стороны поля домашней трибуне. Снова вверх, уже на пятьдесят рядов, пробежка вдоль ограждения и спуск на пятьдесят рядов вниз. Вверх и вниз, вверх и вниз, вверх и вниз — пока не одолеешь новые восемь секторов и не вернешься обратно на беговую дорожку для очередного убийственного круга.

После первого круга начинали отставать лайнмены, а Эйгер, легкий на ногу и способный бегать до бесконечности, обычно уходил далеко вперед. Зло ворча, Рейк с висящим на шее свистком разгуливал по беговой дорожке, время от времени крича на подопечных, на последнем издыхании сражавшихся с дистанцией. Он очень любил звук, с которым пятьдесят игроков носятся по трибунам вверх и вниз.

— Парни, вы не в форме, — заявлял Рейк достаточно громко, чтобы его слышали. — Дальше он бубнил вроде бы себе под нос: — Самый медленный сброд, какой я видел.

Рейк славился умением бубнить под нос так, что его слышали везде, где нужно. После второго круга падал и начинал блевать кто-нибудь из блокирующих. К этому времени даже самые выносливые двигались все медленнее и медленнее.

В том августе игравший в команде выпускник Скотти Риордан весил 141 фунт, а к моменту вскрытия вес его тела составлял всего 129 фунтов. На третьем круге паренек упал между третьим и четвертым рядами домашней трибуны и больше не пришел в сознание.

Было воскресное утро. Из-за того, что занятия проводились без силового контакта, Рейк отпустил двух других тренеров. Нигде поблизости не нашлось машины «скорой помощи». Позже ребята расскажут, что в ожидании сирен, в эти бесконечные минуты Рейк держал голову Скотти у себя на коленях. Но мальчишка погиб еще на трибуне. Когда Скотти привезли в больницу, он точно был мертв. Тепловой удар.

Пол описал этот случай, пока они медленно шли продуваемыми ветром тенистыми аллеями мессинского кладбища. В новой части кладбища, примостившейся на пологом склоне горы, надгробные камни были мельче, а могилы располагались чаще. Пол кивнул на одно из надгробий, и Нили присел, чтобы разглядеть надпись. Рэндал Скотт Риордан. Родился 20 июня 1977-го. Умер 21 августа 1992-го.

— И они надеются похоронить его тут? — спросил Нили, показав на пустое место рядом с могилой Скотти.

— Это слухи, — ответил Пол.

— Обычно здесь верят слухам.

Пол и Нили сделали еще несколько шагов в направлении маленького вязового деревца. Присев на скамью из витиевато откованного железа, они принялись рассматривать надгробие на могиле Скотти.

— У кого хватило пороху его выгнать? — спросил Нили.

— Умер не совсем обычный мальчик. Риорданы торговали лесом, так что у родителей Скотти имелись средства. Его дядю, Джона Риордана, в восемьдесят девятом году выбрали суперинтендантом школьного образования. У него хорошая репутация. Ум, тонкое политическое чутье. И только у него одного хватало прав уволить Рейка. Что он и сделал. Сам понимаешь, как потрясло город известие о смерти мальчика. Наружу вышли подробности. Насчет Рейка и его методов заговорили открыто.

— Хорошо, что он всех нас не замучил до смерти.

— Вскрытие делали в понедельник. Очевидный случай теплового удара. Никакой предрасположенности. Никаких врожденных пороков. В семь тридцать утра воскресенья совершенно здоровый пятнадцатилетний парень ушел на двухчасовую тренировку и больше не вернулся домой. В первый раз за всю историю города у его жителей возник вопрос: стоило ли в этой парилке гонять мальчишек бегом?

— Что им ответили?

— Рейк не дал ответа. Он вообще ничего не сказал, видно, хотел пересидеть бурю дома. Многие, в том числе его бывшие игроки, говорили: это Рейк убил мальчишку. Но были и другие, этакие «крепкие орешки», которые думали: «Черт, парню не хватало спартанской стойкости». Город разделился. Выглядело все это мерзко.

— Мне симпатичен этот Джон Риордан, — сказал Нили.

— У него есть характер. В понедельник поздно вечером Риордан позвонил Рейку и сказал, что тот уволен. Во вторник новость взорвалась как бомба. Рейк, обычно не выносивший и мысли о каком-то проигрыше, засел за телефон, поднимая на ноги сторонников.

— И никакого раскаяния?

— Кто знает, что творилось у него в душе? Нетрудно представить, что похороны обернулись кошмаром. Играла скорбная музыка. Ребята что-то кричали, некоторые падали без чувств. Футболисты пришли в зеленой форме. И все смотрели на Рейка. Но у него был вполне скорбящий вид.

— Рейк — хороший актер.

— А это все знали. С момента увольнения прошло меньше суток — и вместе с похоронами разыграли драму его ухода. Получилось достойное шоу, не оставшееся без внимания.

— Я хотел бы оказаться здесь.

— А где ты был?

— Летом девяносто второго? Скорее всего в Ванкувере.

— В среду вечером заступники Рейка решили устроить митинг в школьном спортзале. Риордан запретил: «Только не в этой школе». Добиваясь восстановления Рейка, они пошли в организацию ветеранов иностранных войн. Нашлись даже горячие головы, попытавшиеся лишить школу финансирования. Они бойкотировали игры, ходили с плакатами возле офиса Риордана и хотели основать новую школу. Туда, как можно догадаться, выбрали бы Рейка.

— Рейк был с ними?

— О нет. Он подсылал Кролика, а сам сидел дома на телефоне. Похоже, Рейк считал, что можно вернуть эту работу, если надавить достаточно сильно. Но Риордан не отступал. Он встретился с помощниками Рейка и объявил Снейка Томаса новым главным тренером. Снейк отказался, и Риордан его уволил. Донни Малоун тоже сказал «нет» — и Риордан его уволил. Куик Апчерч сказал «нет». Риордан уволил и его.

— Этот парень мне все больше и больше нравится.

— В конце концов братья Гриффины согласились занять место Рейка, пока не найдется кто-нибудь еще. В семидесятых они играли у Рейка и…

— Я их помню. У них был ореховый сад.

— Точно. Великолепные игроки, отличные ребята. Поскольку Рейк никогда ничего не менял, они знали его систему игры и всю команду. Неумолимо надвигалась пятница — и первая игра в новом сезоне. Мы играли с Портервиллем. Вступил в силу бойкот, но проблема была в том, что никто не хотел пропустить этот матч. Сторонники Рейка, оказавшиеся в большинстве, не могли остаться в сторонке, потому что желали команде сокрушительного поражения. Истинные болельщики явились на игру по другим, правильным соображениям. Как и всегда, стадион был переполнен, и во все стороны выкрикивались самые противоречивые заявления о преданности. Игроки чувствовали всеобщий подъем. Они посвятили матч Скотти и выиграли, сделав четыре тачдауна. Прекрасный вечер. Хотя грустный — из-за Скотти и потому, что эпоха Рейка очевидно закончилась. Но победа — всегда победа.

— Скамья очень жесткая, — сказал Нили. — Давай-ка пройдемся.

— Тем временем Рейк нанял адвоката. Он подал иск, дело не выгорело, Риордан отстоял позиции, и расколотый по принципиальным соображениям город нашел силы, чтобы собираться вместе каждую пятницу. Команда играла как никогда мужественно. Несколько лет спустя знакомый игрок рассказал, каким сильным было это ощущение — играть в футбол ради удовольствия, а вовсе не из страха.

— И насколько это прекрасно?

— Нам этого не узнать.

— Никогда.

— Они выиграли первые восемь встреч. Ни одного поражения. И ничего, кроме гордости и мужества. Уже говорили о кубке штата. Поговаривали о новой удачной полосе. Говорили, что можно хорошо заплатить Гриффинам и основать новую династию. Несли всякую чушь.

— Потом они продули?

— Естественно, это же футбол. Группа подростков решает, что чего-то стоит, — и им надирают задницу.

— Кто это сделал?

— «Германтаун».

— Нет, только не «Германтаун»! В той школе играют в баскетбол!

— Они разделали их прямо здесь, перед десятитысячными трибунами. Худшая игра из всех, что я видел. И ни гордости, ни мужества. Ничего — стоит лишь взглянуть на газетные вырезки. «Забыть про удачную полосу. Забыть про кубок штата. Прогнать Гриффинов. Вернуть Эдди Рейка». Пока мы выигрывали, все шло более-менее нормально. Но всего один проигрыш — и город на много лет оказался расколотым надвое. Через неделю мы продули еще раз, не пройдя квалификацию в плей-офф. Гриффины тут же ушли.

— Умные ребята.

— Те из нас, кто играл у Рейка, оказались в подвешенном состоянии. Каждый непременно интересовался: «На чьей ты стороне?» Никаких колебаний, приятель, нужно только сказать, ты за Рейка или против него.

— За кого был ты?

— Я вилял и получал пинки с двух сторон. Это форма противостояния классов. Всегда найдется группа людей, очень малочисленная, члены которой выступают против того, что на футбол тратится денег больше, чем на естественные науки и математику, вместе взятые. Нас возили на арендованных автобусах, а научные кружки ездили на машинах с родителями. Девочки-футболистки много лет вообще не имели своего поля, а у нас только тренировочных было целых два. Латинский клуб хотел выехать в Нью-Йорк, но так и не смог этого сделать, а футбольную команду в том же году отправили на поезде в Новый Орлеан смотреть суперкубок. Список бесконечен. После увольнения Рейка недовольные голоса зазвучали громче, и те, кто хотел бы принизить роль спорта, увидели новые возможности. Околофутбольная братия сопротивлялась, требуя возвращения Рейка и новой удачной полосы. На тех из нас, кто играл в футбол и потом уехал в колледж, смотрели несколько по-иному — и мы оказались меж двух огней.

— Что-то произошло?

— Ситуация несколько месяцев тлела и варилась сама в себе. Джон Риордан твердо стоял на своем. Он вытащил из Оклахомы какого-то парня, не нашедшего себя, и нанял его вместо Эдди Рейка. К несчастью, 93-й был годом переизбрания Риордана, и его решение обернулось большим политическим действом. Ходил упорный слух, будто Рейк выставит свою кандидатуру против Риордана, а если его изберут, Рейк объявит себя главным тренером и пошлет всех к черту. Еще говорили, что отец Скотти собирался вложить в избирательную кампанию Джона Риордана миллион баксов. И так далее. Еще до старта гонка выглядела отвратительной — настолько, что лагерь Рейка едва смог найти кандидата.

— Кого они выставили?

— Дадли Бампуса.

— Звучное имя.

— И не более того. Местный спекулянт недвижимостью, громче всех оравший на трибунах. Ни политического чутья, ни опыта преподавания, ни образования. Он с трудом окончил колледж. Зато не сидел, хотя обвинение предъявляли. В общем, этот лузер не вышел в победители.

— Риордан одержал верх?

— Победил с шестьюдесятью голосами «за». Почти девяносто процентов — лучший результат за всю историю округа. Когда огласили имя победителя, Рейк вернулся домой, запер дверь и не показывался два года.

Они остановились у долгого ряда надгробий. Пол прошелся вдоль могил.

— Здесь, — сказал он, показав на один из камней, — Дэвид Ли Кофф. Первый «Спартанец», погибший во Вьетнаме.

Заметив на камне фото, Ниши подошел к надгробию. Дэвид Ли, лет шестнадцати на вид, был снят не в военной форме и не для выпускного альбома. Его сфотографировали в зеленой футболке «Спартанцев» с номером 22 на груди. Родился в 1950-м, убит в 1968-м.

— Я знаю его брата, самого младшего, — сказал Пол. — Дэвид Ли окончил школу в мае. В июне попал на сборный пункт, в октябре оказался во Вьетнаме и погиб после Дня благодарения, на следующий же день. Восемнадцати лет и двух месяцев от роду.

— За два года до нашего рождения.

— Около того. Еще одного «Спартанца» не нашли до сих пор, черного парнишку Марвина Рудда. Марвин пропал без вести в боевой операции в 1970-м.

— Помню, Рейк говорил нам про Рудда, — сказал Нили.

— Рейк любил этого парня. Его родители до сих пор ходят на каждую игру — и можешь представить, о чем они думают.

— Уйдем отсюда, я устал от смерти, — сказал Нили.

Нили не помнил в Мессине ни книжного магазина, ни такого места, где можно было бы выпить чашку кофе или купить кофе в зернах из Кении. Заведение Ната предлагало все три удовольствия, а заодно — журналы, сигары, компакт-диски, черно-белые поздравительные открытки, цветочный чай сомнительного происхождения, вегетарианские бутерброды и супы. Место также служило для встреч с бродячими поэтами, фолк-певцами и редкими чудаками, мнившими себя городской богемой. Магазин выходил на площадь всего в четырех дверях от банка, которым владел Пол, и находился в доме, где когда-то, во времена их детства, продавали корм и удобрения.

Пол захотел оформить какие-то ссуды, так что Нили изучал местность в одиночку.

Нат Сойер вошел в футбольную историю «Спартанцев» как худший из всех. Именно Сойер поставил рекорд минимального среднего числа ярдов на один удар. Он всегда терял много снэпов, так что обычно Рейк начинал «плющить» Ната только на восьмой минуте четвертой четверти — и не имело значения, у кого мяч. Впрочем, пока Нили играл на месте квотербека, хороший пантер не был необходимостью.

В год выпуска Нат умудрился дважды за сезон промазать ногой но мячу, породив самый популярный видеоклип в истории программы футбольных новостей. После второго промаха случился комичный тачдаун с забегом на 94 ярда, по точному хронометражу на видеопленке длившийся 17,3 секунды. Нат, стоявший в конечной зоне на своей стороне, а потому сильно нервничавший, захватил снэп и подбросил мяч в воздух. Пробив ногой и смазав по мячу, он тут же попал в разделку к двум защитникам из «Гроув-Сити». Поскольку мяч вертелся на земле рядом с ним, Нат, как-то извернувшись, собрался, схватил мяч и побежал. Два защитника, по-видимому, впав в ступор, начали преследование, и Нат довольно неловко пробил ногой с лёта. Снова промазав, он опять подобрал мяч, и невиданный забег начался. Вид этакой неловкой газели, в совершенном ужасе ковыляющей через поле, привел в оцепенение большинство игроков двух команд. Позже Силос утверждал, будто смеялся так сильно, что не мог никого блокировать ради прохода пантера. Он клялся, что слышал смех даже из-под шлемов ребят из «Гроув-Сити».

На видеозаписи тренеры насчитали десять упущенных блокировок. В итоге, оказавшись в конечной зоне, Нат влепил мяч в землю, как положено, сделав спайк, а потом, не боясь штрафа, сбросил шлем — и рванул к домашней трибуне, чтобы болельщики могли полюбоваться им с близкого расстояния.

Рейк выдал Нату награду за «Самый ужасный тачдаун года».

В десятом классе Нат попытался играть в защите, но он не умел бегать и не любил драться. В одиннадцатом попробовал сыграть ресивера, и, когда они стояли нагнувшись, Нат получил от Нили удар в живот, после которого не мог дышать целых пять минут. Никого из игроков Рейка так не поносили за бездарность. Ни один из питомцев Рейка не выглядел в форме так нелепо.

Окно было заставлено книгами, рекламируемым кофе и завтраками. Скрипнула дверь, брякнул звонок, и на секунду время шагнуло вспять. Потом Нили ощутил запах ладана и понял, что здесь точно заправляет Нат. Из-за стеллажей вышел хозяин собственной персоной, держа в руках стопку книг, и с улыбкой произнес:

— Доброе утро. Что-нибудь ищете? — И тут же, остолбенев от неожиданности, уронил книги на пол. — Нили Крэншоу!

Нат ринулся вперед с той же неуклюжестью, с какой обычно бил по футбольному мячу. Они неловко обнялись, и Нили получил острым локтем по бицепсу.

— Как я рад тебя видеть! — с чувством сказал Нат. На секунду их взгляды встретились.

— Приятная встреча, Нат, — немного смущенно ответил Нили. Хорошо еще, что, кроме них, в магазине был всего один посетитель.

Отступив на шаг, Нат спросил:

— Ты что, смотришь на мои серьги?

— Ну да, изрядная у тебя коллекция.

На каждом ухе Ната висело по меньшей мере пять серебряных колец.

— Как тебе: первый мужчина с серьгами в Мессине! И первый с прической «конский хвост». Мне есть чем гордиться?

Поправив длинные черные волосы, Нат показал свой конский хвост.

— Хорошо смотришься.

Нат смерил Нили сверкающим взглядом — так, словно он уже несколько часов дожидался чашки горячего кофе.

— Как твое колено? — спросил Нат, озираясь по сторонам, как будто ранение Нили могло быть тайной.

— Теперь лучше, Нат.

— Сукин сын снес тебя вне зоны. Я точно видел, — заявил Нат с уверенностью человека, стоявшего в день игры «Тека» на боковой линии.

— Нат, это было давно. В другой жизни.

— Как насчет кофе? Тут привезли какой-то новый из Гватемалы. Говорят, адски кайфовый.

Миновав полки и стеллажи, они проникли в глубь помещения, где перед взглядом Нили материализовалось импровизированное кафе. Почти бегом скрывшись за захламленным прилавком, Нат принялся расшвыривать посуду. Наблюдая за ним, Нили уселся на высокий стул. Что бы Нат ни делал, это никогда не выглядело грациозным.

— Говорят, ему осталось не больше суток, — сказал Нат, споласкивая маленькую чашку.

— В этом городе слухи — верный источник. Особенно насчет Рейка.

— Нет, информация от кого-то из самого дома.

Предполагалось, что знать последние новости недостаточно: нужно иметь самый лучший источник.

— Сигару хочешь? Я достал контрабандные кубинские. Второе из самых больших удовольствий.

— Нет, спасибо. Я не курю.

Нат уже заправлял водой большую кофейную машину итальянского производства. Обернувшись через плечо, он спросил:

— А что у тебя за работа?

— Недвижимость.

— Да ты оригинал.

— За это платят. Нат, у тебя классный магазин. Карри сказал, что бизнес идет в гору.

— Я только хотел посеять в этой пустыне немного культуры. Представляешь, для старта Пол выдал мне тридцать тысяч баксов кредита. У меня ничего не было, кроме идеи и восьми тысяч долларов. Конечно, мама хотела подписать закладную.

— Как у нее со здоровьем?

— Спасибо, отлично. Мама отказывается стареть. Продолжает учительствовать в третьем классе.

По всем правилам заварив кофе, Нат, покручивая ус, навалился на прилавок рядом с небольшой раковиной.

— Нили, веришь ли ты, Рейк вот-вот умрет… Мессина без Эдди Рейка. Он взялся тренировать сорок четыре года назад. Тогда половина жителей округи еще не родилась.

— Давно ты с ним виделся?

— Он частенько захаживал. А потом заболел, ослаб и ушел домой умирать. Никто не видел Рейка уже шесть месяцев.

Нили окинул взглядом помещение.

— Рейк бывал здесь?

— Не то слово. Он стал моим первым клиентом. Он вдохновил меня открыть эту кофейню, вел обычные разговоры: брось всякий страх, работай упорнее других, никогда не говори «больше не могу» — в общем, обычная накачка в перерыве игры. Я открылся, и Рейк полюбил заходить сюда с утра, незаметно, чтобы выпить кофе. Наверное, чувствовал себя в безопасности, потому что здесь никогда не бывает толпы. Войдя в эту дверь, большинство местной деревенщины боится подцепить СПИД.

— Давно ты открылся?

— Семь с половиной лет назад. Первые два года не хватало заплатить за свет. А потом дело постепенно наладилось. Пошел слух, что сюда ходит Рейк, — и город охватило любопытство.

Услышав, как зашипела машина, Нили сказал:

— Кажется, готов твой кофе. В жизни не видел Рейка с книгой.

Налив кофе, Нат поставил на прилавок две маленькие чашки на блюдцах.

— Вроде крепкий, — понюхав, сказал Нили.

— Нужно бы принимать это по рецепту. Рейк однажды спросил, что лучше почитать. Я дал Реймонда Чандлера. Он пришел на следующий день и попросил еще. Чтиво понравилось. Тогда я дал ему Дэшила Хэм-мета. Потом он опять вернулся, за Элмором Леонардом. Я открываю в восемь утра, а так работают немногие книжные магазины, и Рейк приходил один или два раза в неделю, всегда очень рано. Мы садились в углу и говорили о книгах. Никогда про футбол. Только о книгах. Рейк обожал детективы. Но когда звонил колокольчик у входной двери, он вставал и незаметно уходил через заднюю. И шел домой.

— Почему?

Нат отхлебнул кофе, и маленькая чашка на секунду исчезла в его удивительно мохнатых усах.

— Про это мы почти не говорили. Рейк стыдился жить как отшельник. Да, у него было чувство собственного достоинства, и он чему-то нас научил. Но также он чувствовал, что виноват в смерти Скотти. Многие проклинали его, и они никогда не успокоятся. Знаешь ли, это груз, и довольно серьезный. Тебе нравится кофе?

— Очень крепкий. Тебе его не хватает?

Еще один неторопливый глоток.

— Скажи, разве его не может не хватать, если однажды играл в его команде? Я каждый день вижу его лицо. Слышу его голос. Чувствую запах его пота. Чувствую, как он лупит меня и на мне нет защиты. Я могу воспроизвести его рычание, его брюзжание и брань. Помню его рассказы. И его уроки. Помню все сорок раскладок и тридцать восемь игр, на которые я выходил в спортивной форме. Четыре года назад умер отец, и я любил его всей душой, но, как ни тяжело говорить, отец повлиял на меня гораздо меньше, чем Эдди Рейк.

Прервавшись в середине этой мысли, Нат медленно выпил глоток кофе.

— Много позже я открыл это заведение, узнав Рейка с несколько иной стороны. Не как человека-легенду. Меня больше не накручивали. Перестав нуждаться в его крике, я стал восхищаться этим старпером. Да, Эдди Рейк — не подарок, но он человек. Когда умер Скотти, Рейк тяжело переживал, а ведь ему было некому раскрыть душу. Он много молился и ходил к мессе каждое утро. Наверное, ему помогали книги — там открывался новый мир. Он утонул в чтении, в сотнях книг, возможно, тысячах.

Нат сделал еще один быстрый глоток.

— Мне его не хватает. Его, сидящего там, в углу, и рассуждающего о книгах или авторах. О чем угодно — только бы не говорить о футболе.

Негромко брякнул звонок на входной двери. Нат пожал плечами:

— Один черт нас найдут. Хочешь что-нибудь? Может, оладьи?

— Нет, я поел в «Ренфроуз». Там по-прежнему. Та же грязь, то же меню. И мухи те же.

— И «болелы», которым неймется из-за того, что команда опять играет с поражениями.

— Угу. Ты ходишь на футбол?

— Не-а. Если ты единственный открыто признанный гей в городе, то начинаешь остерегаться толпы. Люди таращатся, показывают пальцем, уводят детей. Я свыкся, но предпочитаю избегать этих сцен. Наконец, я либо пойду один, что неинтересно, либо могу привести с собой пару, что точно сорвет игру. Представь: я иду с каким-нибудь симпатичным молодым человеком, и мы держимся за руки. Побьют камнями.

— Как ты вообще дошел до такой жизни? Здесь, в нашем-то городе?

Отставив кофе, Нат засунул руки поглубже в карманы джинсов.

— Не здесь, старик. Когда окончил школу, я какое-то время пожил в округе Колумбия, где быстро понял, что к чему. И я не дошел до такой жизни, а выбил в нее дверь. Устроился работать в книжный магазин, научился бизнесу. Пять лет жил на всю катушку и ни в чем себе не отказывал. Потом я устал от города. Если честно, потянуло домой. Начал болеть отец, и я решил вернуться. Был один долгий разговор с Рейком. Я рассказал ему правду. Эдди Рэйк — первый, кому я открылся.

— Как он реагировал?

— Сказал, он мало что знает про геев, но раз уж я сам понял, кто я такой, остальные идут к черту. «Иди и живи своей жизнью, сынок». Еще он сказал: «Одни возненавидят тебя, другие полюбят, но большинство останется безразличным. Это касается одного тебя».

— Очень похоже на Рейка.

— Старик, его слова придали мне мужества. Потом Рейк убедил меня открыть магазин, а когда показалось, что я сделал большую ошибку, он начал часто приходить в мое заведение — и об этом месте заговорили. Одну минуточку. Не уходи!

Нат метнулся ко входу в магазин, где ждала очень пожилая дама. Он вежливо, более чем дружелюбным голосом назвал ее по имени, и оба тут же закопались в книгах.

Обойдя прилавок, Нили налил себе еще чашку ароматного варева. Вернувшись, Нат сказал:

— Приходила миссис Ундервуд, она вечность командовала нашими уборщиками.

— Помню.

— Сто десять лет, и она любит эротические вестерны. Прикидываешь?.. Работая в книжном, узнаешь много чего хорошего. Она решила — здесь можно покупать, раз у меня тоже есть секреты. Плюс в сто десять лет она, наверное, уже не того… — Нат положил на тарелку толстую лепешку с черникой. — Кусни.

Разломив лепешку, он выставил тарелку на прилавок. Нили взял кусочек поменьше.

— Сам это печешь? — спросил он.

— Каждое утро. Покупаю замороженные — и в микроволновку. Никто не понимает разницы.

— Неплохо. Ты давно виделся с Кэмерон?

Прекратив жевать, Нат озадаченно уставился на Нили.

— С чего ты вдруг заинтересовался Кэмерон?

— Так вы ведь дружили. Просто интересуюсь.

— Надеюсь, тебя мучает совесть?

— Так и есть.

— Хорошо. Надеюсь, тебе больно?

— Может быть. Иногда.

— Мы переписываемся. Все отлично, она живет в Чикаго, замужем, и у нее две маленькие дочки. И все-таки почему ты спросил?

— Я не могу спросить об однокласснице?

— Их почти две сотни. И почему-то первой, о ком ты спросил, оказалась она.

— Прости, пожалуйста.

— Нет, я хочу знать. Нили, скажи, почему ты спросил о Кэмерон?

Нили молча бросил в рот несколько крошек. Затем пожал плечами и улыбнулся:

— Ладно, я думал о ней.

— И ты думал о Скример.

— Как можно ее забыть?

— Ушел с бабенкой, легко получил свое, а на длинной дистанции вдруг выяснил, что ошибся.

— Признаю, был молодой и глупый. Хотя, конечно, весело погуляли.

— Ты был весь из себя, настоящий американец. Нили, в нашей школе ты мог гулять с любой девчонкой. Ты отказался от Кэмерон, потому что волочиться за Скример казалось круто. Я тебя ненавидел.

— Да ты что, Нат? Правда?

— До самых печенок. С ней мы дружили с детского сада, еще до твоего появления в городе. Она знала что я не такой, как все, и она всегда меня защищала. А я старался защищать ее. Кэмерон сделала большую ошибку — влюбилась в тебя. Но Скример решила, что ей нужен настоящий американец. Юбки стали короче, кофточки теснее — и ты спекся. Мою обожаемую Кэмерон бросили.

— Прости, что напомнил.

— Да, старик… Поговорим о чем-нибудь еще.

Наступила томительная минута, когда обоим казалось, что говорить не о чем.

— Погоди, еще увидишь кое-кого, — сказал Нат.

— Она симпатичная?

— Скример выглядит престарелой девушкой по вызову, пусть и не самого дешевого разряда. Каковой, вероятно, и является. А Кэмерон — классная.

— Думаешь, она приедет?

— Вполне возможно. Мисс Лайла научила ее играть на пианино.

Нили никуда не собирался, но, быстро взглянув на часы, все-таки сказал:

— Нат, нужно бежать. Спасибо за кофе.

— Спасибо, что зашел, Нили, мы отлично посидели.

Мимо стоек и полок они зигзагом пробрались к выходу. Нили остановился у двери.

— Послушай, мы с ребятами вечером ходили на трибуну. Вроде ночного бдения — пиво, рассказы про войну. Не желаешь присоединиться?

— Было бы неплохо. Спасибо.

Нили открыл дверь и шагнул через порог. Неожиданно Нат поймал его за руку:

— Нили, я соврал насчет ненависти.

— Почему?

— Это невозможно. Ведь ты — наш всеамериканский герой.

— Нат, те времена ушли в прошлое.

— Пока Рейк не умер — нет.

— Передай Кэмерон, что я хотел ее видеть. Есть о чем поговорить.

Скупо улыбнувшись, секретарь передала бумаги, скользнувшие через стол. Нили печатными буквами вписал имя, поставил время, дату и добавил, что приехал навестить Бинга Элбриттона, много лет тренировавшего о команду баскетболисток. Секретарь изучила бланк, не вспомнив ни его лица, ни имени, и сказала, что тренер, вероятно, находится в гимнастическом зале. Взглянув на посетителя, вторая дама из административного офиса тоже не узнала Нили Крэншоу.

Что совсем не плохо.

В коридорах мессинской школы было пусто. Двери всех классов закрыты. Те же шкафчики. Те же краски. Те же надраенные до воскового блеска полы. Возле туалетных комнат тот же вязкий запах дезинфекции Можно не сомневаться, что, зайдя в одну из комнат, он услышит тот же звук падающих капель, почувствует тот же запах запрещенных сигарет и увидит те же стоящие в ряд писсуары, а может, и каких-нибудь дерущихся оболтусов. Нили прошел коридором мимо класса, в котором занимался алгеброй на уроках мисс Арнет. Заглянув в узкое дверное стекло, поймал мимолетный взгляд своей бывшей учительницы, заметно постаревшей на пятнадцать лет и объяснявшей те же формулы, сидя на углу того же стола.

Неужели вправду прошло пятнадцать лет? На секунду Нили вдруг почувствовал себя восемнадцатилетним мальчишкой, ненавидевшим алгебру и английский язык и ничего не ждавшим от этих занятий, потому что собирался ловить удачу на футбольном поле Он вздрогнул, на мгновение окунувшись в лихорадочную гонку и волнения прошедших пятнадцати лет.

Мимо прошел уборщик — престарелый джентльмен, наводивший чистоту в здании со времен постройки. Долю секунды он смотрел на Нили, будто узнавая, но тут же отвернулся и вяло пробурчал себе под нос: «Добр-утро».

Главный вход в школу открывался в просторный атриум, выстроенный в год выпуска Нили. Атриум примыкал к двум более старым школьным зданиям и шел дальше до входа в гимнастический зал. По стенам красовались фотографии выпускных классов, начиная с 1920 года.

Баскетбол считался в Мессине вторым по важности видом спорта, но из-за футбола город так привык к спортивным победам, что ожидал появления династии от любой команды. В конце семидесятых Рейк решил, что школе нужен новый гимнастический зал. Ссуда под залог прошла девяноста процентами голосов, и Мессина с гордостью отстроила лучшую в штате площадку для занятий баскетболом. Уже вестибюль у входа представлял собой настоящий зал славы.

Центральным экспонатом был внушительный и очень дорогой стенд, внутри которого Рейк тщательно расположил все тринадцать маленьких памятников. Тринадцать кубков штата, начиная с 1961-го и заканчивая 1987-м годом. За каждым находились большая фотография команды и коллаж с победным счетом и газетными вырезками. Здесь же хранились подписанные футбольные мячи и форма с вышедшими в почетную отставку номерами, в том числе номером 19. Наконец, здесь было множество фотографий Рейка — Рейк с Джонни Юнитасом на какой-то межсезонной встрече, Рейк с губернатором тут, Рейк с губернатором там, Рейк с Романом Армстедом сразу после игры «Пэкерс».

Нили побродил по экспозиции несколько минут, несмотря на то что видел это много раз. Все выглядело щедрым даром, принесенным блестящему тренеру и его верным игрокам, и одновременно, казалось грустным напоминанием о прошедшем. Однажды кто-то сказал, что этот зал — душа и сердце Мессины. Но в еще большей степени это место годилось для поклонения Эдди Рейку и вполне могло сойти за алтарь, где преклоняют колена его последователи.

Вдоль стен до самых дверей спортзала выстроились другие стенды. Снова мячи с автографами от других выпусков, менее успешных. Новые трофеи размером поменьше, взятые менее значимыми командами. Нили в первый и лучше, если бы в последний раз посочувствовал тем, кто тренировался и добивался успехов, но ушел из спорта незамеченным, потому что занимался не главным видом.

Главным, неизменно «королевским» спортом оставался только футбол. Футбол приносил славу и платил по счетам, а это кое-что значило.

Где-то совсем рядом грянул до боли знакомый звонок, заставив Нили вернуться в реальность, границы которой он нарушил, опоздав на пятнадцать лет. Шагая назад через атриум, он оказался в толпе детворы, неистово выплеснувшейся на большую перемену. Коридоры в минуту ожили и наполнились учениками, отчаянно вопившими, толкавшимися, стукавшимися о шкафчики и высвобождавшими гормоны с тестостероном, мучившие их целых пятьдесят минут.

Ни один из них не узнал Нили Крэншоу.

В него едва не врезался мускулистый парень с очень накачанной шеей в зелено-белой именной футболке «Спартанцев», символизировавшей статус, которому в Мессине не было равных. У парня был типичный вид кого-то, кто вообразил себя хозяином этого коридора, пусть и ненадолго. Он внушал авторитет. Он ждал восхищения. Ему улыбались девочки. Мальчики уступали ему дорогу.

«Пройдет всего несколько лет, крутой парень, и если ты вернешься, никто не вспомнит твою рожу, — подумал Нили. — Сказочная карьера останется в прошлом. Клевые девочки станут мамашами. Зеленая футболка согреет лишь твое самолюбие, и ты не сможешь ее носить. Школьные вещи. Детские игрушки».

Почему тогда это было так важно?

Нили вдруг почувствовал себя очень старым. Пройдя через толпу, он быстро покинул школу.

После полудня, ближе к вечеру, Нили ехал по узкой гравийной дороге, поднимавшейся вверх вокруг Каррз-Хилл. Когда терраса расширилась, он свернул с дороги и остановился. Внизу, всего в одной восьмой мили от него, стоял дом «Спартанцев», а чуть правее виднелись два тренировочных поля, на одном из которых толкали друг друга упакованные в защиту игроки университетской команды, а на другом юниоры отрабатывали рывок. Свистели и покрикивали тренеры.

На поле имени Рейка Кролик двигал зелено-желтую газонокосилку «Джон Дир», таская ее туда и обратно по чистой траве, как всегда делал с марта по декабрь. Группа поддержки вышла на беговую дорожку перед домашней трибуной, чтобы прикинуть эскиз пятничного боестолкновения и отработать кое-какие новые маневры. За дальней конечной зоной расположился оркестр, чтобы немного порепетировать.

Мало что изменилось. Другие тренеры, другие игроки и другая группа поддержки, другие ребята в составе оркестра — но это были «Спартанцы» на своем поле с толкающим газонокосилку Кроликом и обычными переживаниями по поводу пятницы. Нили знал, что вернись он посмотреть на эту сцену еще через десять лет — не изменятся ни люди, ни место.

Другой год, другая команда, другой сезон.

С трудом верилось: неужели Эдди Рейк мог дойти до того, что сидел примерно там, где теперь сидел Нили, наблюдая за игрой из такой дали, что узнавал о происходящем на поле по радио? Болел ли он за «Спартанцев»? Или из чувства противоречия Рейк втайне надеялся на их поражение во всех играх подряд? У Рейка был тяжелый нрав, и он мог копить обиду годами.

Нили ни разу не проигрывал на этом поле. Его команда, состоявшая из новичков, осталась непобежденной, чего, впрочем, и ждала Мессина. Новички играли вечером по четвергам, и на них ходило больше зрителей, чем на игры университетских команд. Как начинающий, Нили проиграл всего дважды, оба раза в финале и оба — в кампусе «Эй-энд-Эм». В восьмом классе их команда сыграла вничью с «Портервиллем», дома, и в тот раз Нили оказался ближе всего к проигрышу футбольного матча на своем поле.

Та ничья дала Рейку повод явиться в раздевалку и устроить жесткий послематчевый разбор с лекцией о значении «спартанской» гордости. Хорошенько попугав горстку тринадцатилетних ребят, главный тренер Рейк сменил тренера их команды.

Нили продолжал смотреть на поле, а ему в голову продолжали лезть старые истории. Не имея желания ничего вспоминать, он завел мотор, развернулся и уехал прочь.

Человек, отвозивший в дом Рейков корзину с фруктами, услышал кое-какой шепоток, и через короткое время весь город знал, что тренер впал в забытье, из которого не бывает возврата.

К наступлению сумерек слух добрался до трибун, где в ожидании собрались немногочисленные группы игроков из разных команд и разных десятилетий. Некоторые сидели в одиночестве, погрузившись в собственные думы о Рейке и о славе, так давно растаявшей в тумане прошлого.

Пол Карри уже вернулся — в джинсах, свитере и с двумя большими пиццами, которые испекла и прислала Мона, чтобы в этот вечер мальчишки могли ощутить себя мальчишками. Здесь же был Силос с холодным пивом. Куда-то запропал Колпак, что вовсе не было удивительно. Жившие в пригороде близнецы Утли, Ронни и Донни, тоже прослышали насчет возвращения Нили. Пятнадцать лет назад они были неотличимыми друг от друга 160-фунтовыми защитниками-лайнбэкерами, и каждый мог в одиночку снести дуб.

Когда стемнело, все продолжали наблюдать за Кроликом, который подошел к табло со счетом и включил свет на юго-западной мачте. Рейк был еще жив. Поперек поля «Рейкфилд» легли длинные тени, а бывшие игроки продолжали ждать. Стадион покинули любители бега, и дорожки опустели. Временами в одной из собравшихся на домашней трибуне групп слышался смех: кто-то рассказывал давнюю футбольную байку. Но остальные голоса звучали тихо. Теперь Рейк лежал без сознания, и конец был совсем близок.

Их отыскал Нат Сойер. Он что-то принес в большом кейсе.

— Нат, у тебя там не наркотики? — спросил Силос.

— Не-ет… Сигары.

Кубинскую первым закурил Силос. Потом Нат, потом Пол, и последним — Нили. Близнецы Утли ничего не пили и не курили.

— Ни за что не догадаетесь, что я приволок! — воскликнул Нат.

— Девку? — предположил Силос.

— Силос, заткнись!

Открыв сумку, Нат вытащил оттуда большой кассетный магнитофон, «Бум-бокс».

— Ша, ребя… будет джаз-з. От чё я хотел! — обрадовался Силос.

Держа в руке кассету, Нат во всеуслышание объявил:

— На этой записи Бак Кофи комментирует финал чемпионата 87-го года.

— Быть не может, — сказал Пол.

— Угу. Я слушал запись вчера вечером, в первый раз за эти годы.

— Я никогда ее не слышал, — произнес Пол.

— А я не знал, что игры записывались, — отозвался Силос.

— Ты много чего не знал, Силос, — заметил Нат.

Поставив кассету, Нат принялся тыкать в кнопки.

— Парни, если не возражаете, я думаю, мы пропустим первую половину матча.

Нили сумел засмеяться. В первой половине он сделал четыре перехвата и проворонил один. «Спартанцы» проигрывали 0:31 удивительно талантливой команде из Ист-Пайка.

Зашуршала лента, и тишину трибун прорезал неторопливо-хрипловатый голос Бака Кофи:

— Итак, друзья, во второй половине с вами Бак Кофи, здесь, в кампусе «Эй-энд-Эм», на матче, который полагался встречей равных команд, не потерпевших ни одного поражения. Но ничего подобного. «Ист-Пайк» лидирует по всем статьям, исключая пенальти и потери. Счет 31:0. Я вспоминаю игры «Спартанцев» из Мессины за последние двадцать два года и не помню ничего похожего на первую половину этого матча.

— Где теперь Бак? — спросил Нили.

— Ушел, когда убрали Рейка, — ответил Пол.

Нат добавил громкости, и над стадионом зазвучал голос Бака. На игроков других команд он подействовал как магнит. Подтянулись Рэнди Эйгер и двое его товарищей из команды 1992 года. Вернулись обутые в кроссовки юрист Джон Коуч, его друг-оптик Бланшар Тиг и четверо других ребят из эпохи «Полосы удачи». Еще человек десять — двенадцать тоже подошли ближе.

— Итак, команды вернулись на поле, и мы прерываемся ради выступления спонсоров.

— Я поимел эту хренотень у спонсоров, — сообщил Нат.

— Отлично, — оценил Пол.

— Ты умный пацан, — сказал Силос.

— Я смотрю на боковую линию — и не вижу тренера Рейка. Да, на поле действительно нет ни одного тренера. Команды готовятся к начальному удару второй половины матча — но непонятно, где тренеры «Спартанцев»? Что по меньшей мере очень, очень странно.

Кто-то спросил:

— А где были тренеры?

Ничего не ответив, Силос пожал плечами.

Именно этим вопросом, так и оставшимся без ответа, Мессина задавалась вот уже пятнадцать лет. Было ясно, что тренеры бойкотируют вторую половину игры, но почему?

— «Ист-Пайк» пробивает в направлении южной зоны. Удар… Удар короткий, Маркус Марби подбирает мяч на отметке восемнадцать ярдов, отходит назад, срезает поперек поля, находит проход — и… его останавливают на тридцатиярдовой линии, откуда «Спартанцы» пытаются организовать атаку, первую за сегодняшний вечер. В первой половине у Нили Крэншоу три передачи из пятнадцати. «Ист-Пайк» поймал больше его пасов, чем «Спартанцы».

— Вот засранец, — сказал кто-то.

— Мне казалось, он на нашей стороне.

— Конечно, но когда мы выигрывали, ему больше нравилось.

— Погодите! — воскликнул Нат.

— По-прежнему не видно ни Рейка, ни других тренеров. Это настораживает. «Спартанцы» заканчивают короткое совещание, и Крэншоу строит свое нападение. Карри справа, он принимающий. Марби — бегущий. У «Ист-Пайка» восемь защитников ждут, подзуживая Крэншоу, чтобы тот вбросил мяч в игру. Снэп назад и вправо — Крэншоу опять берет мяч, он идет в атаку, видит впереди просвет и врезается в защитника, сшибает блок, переворачивается — выходит на сороковую, сорок пятую, на пятидесятую отметку — и останавливается на сорок первой «Ист-Пайка», за линией. Крэншоу «привозит» своей команде двадцать девять ярдов! Лучшая игра нападения «Спартанцев» в сегодняшнем матче. Возможно, они вернулись к жизни.

— Парни, та команда билась по-честному, — сказал Силос.

— У них пятеро были записаны в первый дивизион, — сказал Пол, вспомнив кошмар первой половины матча, — Четверо стояли в защите.

— Можешь не напоминать, — ответил Нили.

— Команда «Спартанцев» наконец-то проснулась. Сбившись в кучку на совещание, они что-то кричат друг другу, и теперь боковая линия действительно никого не интересует. Крэншоу делает знак «пошли» — он показывает влево, и принимающий, Карри, занимает позицию. Марби в слоте, он начинает перемещаться, Крэншоу делает снэп назад — и следует быстрая передача Марби, прорвавшемуся к зачетной зоне по левому краю на шесть или, возможно, семь ярдов. Теперь «Спартанцы» выглядят гораздо более собранными. Они отряхивают друг друга от земли, стучат по шлемам. И конечно, Силос Муни занимает разговором по меньшей мере трех игроков противника. Всегда хороший знак.

— Что ты им такое говорил, Силос?

— Говорил, какое место им вот-вот оторвут.

— Мы проигрывали тридцать одно очко.

— Да-да, — подтвердил Пол. — Мы слышали. Силос начал опускать их после второго розыгрыша.

— Вторая — и три. Крэншоу на позиции. Снэп, быстрый пас назад Марби, который врезается в защитника, переворачивается, бежит к зачетной зоне противника — тридцатая, двадцатая — и падает за линией на шестнадцатой отметке «Ист-Пайка»! Три розыгрыша, сорок четыре ярда! Нападающий «Спартанцев» больше не допускает к мячу игроков противника. В первый раз «Спартанцы» получают шанс выйти на десятиярдовую отметку. В первой половине игры их было всего пять — и только сорок шесть ярдов пришлось на рывок. Не получая указаний с боковой линии, Крэншоу объясняет нападению свою комбинацию, свою, потому что на поле по-прежнему нет тренеров. Левый слот, Карри — принимающий, Марби — бегущий, вперед идет Чено, он смещается вправо, делает обманное движение — следует передача Марби, Марби врезается в защитника, перепрыгивает через лайнбэкера — и падает на десятиярдовой линии. Часы тикают, пока остается десять-ноль-пять в третьей четверти. Мессина в десяти ярдах от тачдауна и в тысяче миль от победы в чемпионате штата. Крэншоу с мячом, он отходит в «карман», будет передача, мяч у Марби, тот выходит в атаку перед линией розыгрыша, освобождается, широкий выход вправо и… Там никого! Он увеличивает счет! Он увеличивает счет! Маркус Марби с мячом ныряет за первым тачдауном «Мессины»! «Спартанцы» получают тачдаун! Возвращение началось!

Первым откликнулся Джон Коуч:

— Помню, как мы заработали эти очки, я подумал: на таких парнях не отыграешься. «Ист-Пайк» были здорово хороши.

— Но начальный удар они смазали, — сказал Нат, убавив громкость. — Не так, что ли?

— Ага, — подтвердил Донни, — Индус отобрал мяч где-то на пятидесятой, и мы закрутились, как шершни. Продержали мяч минут пять, а потом он ушел примерно на двадцатиярдовой линии.

Ронни кивнул:

— Они выдвинули тэйлбека справа на перехват. Результат нулевой. Набежали слева — то же самое. Третья — и одиннадцать, они отходят назад для распасовки — и тут Силос на шестиярдовой рубит их квотербека, прямо перед линией розыгрыша.

Донни:

— К несчастью, он воткнулся в землю головой вперед и пропахал ярдов пятнадцать. Грубая игра. «Ист-Пайку» отдали десять ярдов.

Силос:

— Нехорошо вышло.

Пол:

— Нехорошо? Ты пытался свернуть ему шею.

— Нет, дорогой банкир, я пытался его прикончить.

Ронни:

— Мы сошли с катушек. Силос рычал, как медведь гризли. Индус плакал — клянусь, я это видел. Ему хотелось срубить квотербека или кого угодно, чего бы это ни стоило.

Донни:

— Мы остановили бы и «Далласских ковбоев».

Бланшар:

— Кто рулил защитой?

Силос:

— Я. Чего проще — блокировать принимающих, вырубить тейтэнда, восемь парней делают коробочку — все играют очень плотно, каждый кого-нибудь валит, чисто-нечисто — не важно. Это уже была не игра, а рубка.

Донни:

— На третьей и восемь Хиггинс — тот самоуверенный крайний защитник, который переехал в Клемсон, — нагнул голову и рванул через центр. Пас накинули высоковато. Индус четко просчитал ситуацию, рванул наперерез, как скоростной поезд, и снес Хиггинса за полсекунды до встречи с мячом. Нормальное столкновение в борьбе за мяч.

Пол:

— Шлем подлетел футов на двадцать.

Коуч:

— Мы сидели на сороковом ряду и услышали такой звук, будто столкнулись две автомашины.

Силос:

— Мы радовались победе. Убили одного, а еще за двоих тренер выбросил флаг.

Ронни:

— Два флага, тридцать ярдов — нам было нипочем. Все равно, где возьмут мяч. Им не досталось бы ни одного очка.

Бланшар:

— Парни, вы надеялись, что они не увеличат счет?

Силос:

— Во второй половине матча ни одна команда не набрала бы очки. Когда Хиггинса в конце концов унесли с поля — добавлю, на носилках, — мяч был на нашей тридцатиярдовой линии. Они предприняли маневр и потеряли шесть ярдов, потом отошли, чтобы сделать передачу, и потеряли еще четыре, а потом их маленький квотербек опять стал в позицию, и мы его растоптали.

Нат:

— Их пантер положил мяч на три ярда.

Силос:

— Да, у них был хороший пантер. Зато у нас был ты.

Нат включил звук.

— Девяносто семь ярдов нужно пройти «Спартанцам» в оставшиеся меньше чем восемь минут третьей четверти, и пока ни одного намека на Эдди Рейка или его помощников. Пока мяч был у «Ист-Пайка», я наблюдал за Крэншоу. Правую руку он держал в корзинке со льдом, шлем оставался на голове. Передача налево, в сторону Марби, который не делает ничего. В надежде на хороший пас защитники перекидывают друг другу мяч.

Силос:

— Хороший пас… Не с трехъярдовой же линии, мудила…

Пол:

— Кофи всегда хотел стать тренером.

— Питч вправо, Марби промахивается, но принимает мяч, проходит вперед, ему дают немного свободы — и Марби на девятой отметке.

Коуч:

— Нили, ради интереса, помнишь, какой была твоя следующая комбинация?

— Конечно. Проход по правому краю. Я увидел возможность, прикинулся, что отдам пас Чено, сфинтил такой же пас Колпаку — и прошел десять ярдов. Линия нападения рубила всех.

— Первая — и десять «спартанцев» закончивших короткое совещание, идут на противника. Ребята, это другая команда.

Пол:

— Не знаю, для кого Бак вел репортаж. Его не слушали. Весь город сидел на стадионе.

Рэнди:

— Ошибаешься. Мы слушали. Всю вторую половину старались понять, что случилось с тренером Рейком. Так что фанаты Мессины сидели в наушниках.

— Передача из рук в руки Чено, вышедшему в лобовую против трех или четырех противников. Опустив шлем, он следует за Силосом Муни, которому противостоят двое защитников.

Силос:

— Всего-то двое! Меня оскорбили. Второй, низенький ублюдок с отвратительной рожей, весил фунтов примерно сто восемьдесят, но был, сука, корявый. Он вышел не играть, а базарить — и ушел с поля через одну минуту.

— Питч на Марби, снова широкий проход справа, он воевал немного, до тридцатой отметки, и вышел за линию. Самый молодой игрок «Ист-Пайка» корчится от боли на газоне.

Силос:

— Это он.

Бланшар:

— Что ты сделал?

Силос:

— Они играли правый вынос, в сторону от нас. Я с ходу его заблокировал и уронил на землю, а потом сам упал, попав коленом в «солнышко». Он завизжал как резаный. Сыграл всего три розыгрыша и больше не вернулся.

— Вас могли наказать, выбросив флаг за грубую игру — в нападении или защите.

Нили:

— Когда парня уносили с поля, Клено мне сказал, что их левый блокирующий не очень хорошо двигается. Он что-то повредил, скорее всего потянул колено. Парень терпел боль, но не желал уходить с поля. В одном розыгрыше мы вдвоем набегали на него пять раз. На шестой — с Маркусом, который прижался к земле в семи ярдах в ожидании, кто перелетит через него. Отобрав мяч, я следил за избиением.

Силос:

— Нат, включи дальше.

— Первая — и десять на тридцативосьмиярдовой линии «Ист-Пайка». «Спартанцы» владеют мячом, но знают, что время работает против них. Во второй половине они не сделали ни одного длинного паса. Остается шесть минут. Слева движется Карри, снэп, перевод направо, питч на Марби — и Марби маятником идет вперед от тридцатой! Он на двадцать пятой! Восемнадцатиярдовая линия «Ист-Пайка» совсем близко — и «Спартанцы» стучатся им в дверь!

Нили:

— Марби после каждого розыгрыша ракетой мчался на совещание и говорил: «Дай мяч, брат, ну дай же мне мяч!» Мы так и делали.

Пол:

— И каждый раз, когда Нили объявлял комбинацию, Силос приговаривал: «Кто упустит мяч, тому пущу кровь».

Силос:

— Я не шутил.

Бланшар:

— Парни, вы хорошо следили за временем?

Нили:

— Да, хотя это не имело большого значения. Мы знали, что выиграем.

— Во второй половине матча Марби был с мячом в общей сложности двенадцать минут и «привез» семьдесят восемь ярдов. Снова быстрый снэп, движение по правому краю — нет, не совсем туда, — и «Спартанцы» методично разрушают защиту «Ист-Пайка» на левом фланге. Марби следует за Дастроном и Ватрано, ну и, конечно, Силос Муни не стоит в стороне.

Силос:

— Люблю Бака Кофи.

Нили:

— Не ты ли ухаживал за его младшей дочкой?

Силос:

— Какое там «ухаживал»… Уверен, Бак ничего не подозревал.

— Вторая — и восемь, начало — с шестнадцатой отметки, Марби опять заходит с правой стороны против троих или, возможно, четверых, — да, друзья, в окопах идет настоящая рукопашная.

Силос:

— Бак, в окопах всегда так. Поэтому их называют окопы.

Наступали сумерки, и компания мало-помалу разрасталась. Чтобы услышать комментатора, другие игроки подсаживались к ним или поднимались на их трибуну.

— Третья — и четверо, Карри — бегущий, передача назад, выход справа, Крэншоу с мячом, его пытаются сбить, он падает, падает вперед — два, может, три ярда. Девон Бонд крепко берет Нили в оборот.

Нили:

— Дэвон Бонд блокировал меня много раз. Мне казалось, будто я боксерская груша.

Силос:

— Единственный игрок, с которым я не мог ничего сделать. Я выстреливал мяч, потом целился в него, чтобы снести, но он куда-то исчезал или выставлял руку, чтобы пересчитать мне зубы. Очень трудный противник.

Донни:

— Вроде он делал списки?

Пол:

— В «Стилерс», года два. Потом из-за каких-то травм вернулся в «Ист-Пайк».

— Четвертая — и двое. Парни, эти двое больше чем огромные. «Спартанцы» получат очки — потому что им очень нужно бороться за счет. Время бежит, три минуты и сорок секунд до конца. Полный сбор, теперь Чено в движении, Крэншоу выдерживает длинную паузу — и они прыгают вперед! Вне игры! «Ист-Пайк» прыгнули с места до снэпа! Фол. «Спартанцы» бьют пенальти с пятиярдовой! Крэншоу применил свой старый финт головой — и он принес команде очки!

Силос:

— Финт головой, твою…

Пол:

— Дело было в ритме.

Бланшар:

— Помню, как разозлился их тренер. Он даже сунулся на поле.

Нили:

— И получил флаг. Еще на полдороге.

Силос:

— Парень был двинутый. Чем больше очков мы зарабатывали, тем он громче орал.

— Первый шанс из четырех — и линия гола совсем рядом. Комбинация слева, вот и питч, Маркуса Марби атакуют, он везет — и падает в конечную зону! Тачдаун «Спартанцев»! Тачдаун!

Тихим вечером голос Бака разносился гораздо дальше. В какой-то момент шум услышал Кролик. Держась в тени, он отправился выяснить, в чем дело. Он видел группу людей, сидящих или лениво развалившихся на сиденьях. Он видел пивные бутылки, чувствовал запах курева. В прежние времена Кролик «нагнул» бы нарушителей, как положено, приказав всем немедленно убраться с поля. Но эти были питомцами Рейка. Они были избранными. И они ждали, когда погаснет свет.

Если бы Кролик подошел ближе, он мог бы назвать каждого по имени или по номеру и мог точно сказать, где чей шкафчик.

Проскользнув за металлическое ограждение, Кролик сел под трибунами ниже игроков и замер, вслушиваясь.

Силос:

— Нили объявил удар по боковой, и это почти сработало. Мяч долго болтался по полю, прошел через всех до одного чертовых игроков — пока ход не нашел кто-то в форме «иного» цвета.

Ронни:

— Они два раза прошли по два ярда, потом рискнули сделать длинную передачу — и ее прервал Индус. Три — и аут, не считая того, что Индус снес их ресивера за пределами поля. Неоправданно грубая игра. Первый шанс.

Донни:

— Неприятный момент.

Бланшар:

— Мы на трибунах с ума сходили.

Рэнди:

— Отец едва не бросил приемник на поле.

Силос:

— Мы бы не заметили. Они не должны были увеличить счет.

Ронни:

— Они опять прошли три — и аут.

Нат:

— Первый розыгрыш в четвертой четверти.

И Нат включил громкость.

— «Ист-Пайк» готовится пробить на сорок первой отметке Мессины. Снэп, низкий и сильный удар, у боковой линии мяч берет Пол Карри, Карри идет вперед, его закрывают стенкой — какая отличная стенка! Двадцатая, тридцатая, сороковая! Отходит назад через центр поля, получает поддержку от Маркуса Марби, Марби блокирует, выходит на сороковую, тридцатую! Карри идет вдоль боковой! Ему помогают — везде блокирующие! Десятая, пятая, четвертая, вторая — тачдаун! Тачдаун «Спартанцев»! Девяностопятиярдовый возврат удара с ноги!

Нат выключил звук, чтобы все прочувствовали один из величайших моментов спортивной истории «Спартанцев». Возврат исполнили как по писаному: на бесконечных изнурительных тренировках Эдди Рейк сам ставил каждый их блок и каждое движение. Когда Пол Карри, исполняя свой танец, двигался в конечную зону противника, его сопровождали шестеро в зеленой форме — именно так, как учили на тренировках.

— Все встречаемся в конечной зоне! — снова и снова кричал Рейк.

На газон рухнули сразу два игрока «Ист-Пайка» павшие жертвами плотных, но вполне техничных блокировок, исполненных из слепой зоны. Именно так учил Рейк, когда они были еще в девятом классе.

«Возврат панта идеален, чтобы вбить противника в землю», — много раз повторял Рейк.

Пол:

— Давай еще послушаем?

Силос:

— Хватит одного раза. Кончается-то одинаково.

Когда пострадавших убрали с газона, начальный удар отдали «Ист-Пайку», игроки которого попытались затянуть оставшиеся примерно шесть минут игры. Хотя сражаться приходилось за каждый дюйм, во второй половине встречи нашелся короткий период, когда они при всех блестящих талантах смогли вымучить только шестьдесят ярдов. Их безукоризненная техника куда-то делась, сменившись нерешительным топтанием. Небо рушилось, и противник уже не мог этого остановить.

Любая потеря мяча влекла бешеную атаку с участием всех одиннадцати защитников. Каждый короткий пас кончался немедленной жесткой встречей с землей ресивера, который его получал. Длинных передач больше не было, а изолировать Силоса Муни казалось невозможным. В комбинации «четвертая — и двое», начатой на стороне Мессины с отметки двадцать восемь ярдов, «Ист-Пайк» решились заработать первую попытку — и сглупили. Изобразив питч влево, квотербек собрался было дать мяч направо, рассчитывая найти там тейтэнда. Но этого защитника как раз обрабатывал стоявший на линии Донни Утли, брат-близнец которого с энтузиазмом бешеной собаки надвигался на квотербека. Стреножив квотербека, Ронни, как его учили, отобрал мяч, уложил противника на землю и дал «Спартанцам», все еще проигрывавшим 21:31, возможность заняться оставшимися в этой игре пятью тридцатипятиярдовыми проходами.

— Ни одной попытки сделать передачу во второй половине игры — с правой рукой Нили что-то не так. Когда на поле выходят защитники, он держит руку в корзине со льдом. Это не секрет для «Ист-Пайка», чьи игроки топчутся в основном перед линией розыгрыша.

Эйгер:

— Рука была сломана, так?

Пол:

— Да, рука была сломана.

Нили лишь кивнул.

Эйгер:

— Нили, как ты сломал руку?

Силос:

— Упал в раздевалке.

Нили промолчал.

— Первая — и десять с тридцать девятой отметки «Спартанцев», Карри — принимающий, он справа Движение слева, питч Маркусу Марби на правую сторону, который проходит четыре, возможно, пять трудных ярдов. Дэвон Бонд повсюду на поле. Должно быть, мечта лайнбэкера — не беспокоиться о прикрытии паса, а отбирать мяч. Короткое совещание — и «Спартанцы» бегут к линии, они слышат, как тикают часы Быстрый снэп, передача Чено за спиной Муни, работающего на убой в самом центре поля.

Силос:

— На убой — это я люблю.

Донни:

— Еще мягко сказано. Фрэнк пропустил блокировку на выносе, и Силос дал ему в морду прямо на совещании.

Нили:

— Нет. Он дал Фрэнку пощечину. Рефери хотел выбросить флаг, но засомневался — не знал, наказывают ли за грубость к игрокам своей команды.

Силос:

— Нечего было упускать блокирующего.

— Третья — и один на сорок восьмой, четыре минуты двадцать до конца игры. «Спартанцы» возвращаются к линии раньше, чем «Ист-Пайк» становится на позицию. Быстрый снэп, Нили откатывается направо, мяч опять у него, он проходит пятидесятую, на сорок пятую и за пределы поля. «Спартанцы» реализуют первый шанс, часы остановлены. Теперь «Спартанцам» нужны два тачдауна. Для старта им придется использовать боковые линии.

Силос:

— Давай дальше, Бак. Почему бы тебе не объявлять комбинации?

Донни:

— Не сомневаюсь, он их знал.

Рэнди:

— Черт, их каждый знал. Распасовки не меняли тридцать лет.

Коуч:

— Парни, мы помним некоторые из ваших ходов против «Ист-Пайка».

— Марби ушел от блока на четыре ярда, и его атакует Дэвон Бонд вместе с сейфти, Армондо Батлером, настоящим охотником за головами. Они не заботятся о передаче и просто не могут допустить прохода. Комбинация с двумя тейтэндами, справа Чено в движении, проход слева, передача Марби, Марби прет вперед, пыхтя, как паровая машина. Он отвоевывает три ярда. Теперь третья — и трое, еще один важнейший розыгрыш, а сейчас они все важнейшие. Часы идут, осталось меньше четырех минут игрового времени. Мяч на тридцать восьмой отметке. После короткого совещания Карри бегом отходит влево и назад, Нили становится на позицию, снэп — он откатывается вправо и смотрит, опять смотрит, на него наседают, и, едва Нили пробует отойти вправо, его таранит Дэвон Бонд. Очень жесткий удар шлемом в шлем… Однако Нили медленно поднимается на ноги.

Нили:

— Я ничего не видел. Так сильно еще не били. Секунд на тридцать потемнело в глазах.

Пол:

— Мы не хотели терять время на тайм-аут, поставили его на ноги и сделали вид, что устроили новое совещание.

Силос:

— А я дал тебе оплеуху, что реально помогло.

Нили:

— Я не помню.

Пол:

— Четвертая — и один. Нили еще был в отключке, так что комбинацию назначил я. Что сказать, я гений.

— Четвертая — и один, «Спартанцы» не торопясь подходят к линии. Крэншоу чувствует себя не очень уверенно, его пошатывает. Какая игра, какая игра… Парни, сейчас должно произойти самое главное. У «Ист-Пайка» на линии девять защитников. Два тейтэнда и ни одного принимающего. Крэншоу находит центр, следует длинный снэп, потом быстрый питч в сторону Марби, тот останавливается, прыгает и навешивает передачу Хиту Дорсеку, который открыт! Дорсек на тридцатой! На двадцатой! Его атакуют на десятой! Он останавливается и падает на третью! Первая попытка за «Спартанцами»! Они у линии гола!

Пол:

— Худшая из передач за время существования организованного футбола. Как умирающий лебедь, от начала до конца. Очень зрелищно.

Силос:

— Здорово. Дорсек не умел ловить, поэтому Нили никогда не пасовал в его сторону.

Нат:

— Никогда не видел никого, бегущего так медленно. Он трусил по полю, как огромный бык.

Силос:

— И мог легко отдавить тебе задницу.

Нили:

— Тот розыгрыш тянулся вечность, а когда Хит вернулся на командное совещание, в глазах у него стояли слезы.

Пол:

— Я посмотрел на Нили, и Нили сказал: «Назначай комбинацию». Помню, я глянул на часы. Оставалось три тридцать игрового времени, и нужно было успеть два раза взять очки. Я сказал: «Лучше сейчас, чем с третьей попытки». Силос сказал: «Пойдете за мной».

— Итак, друзья, всего три ярда от земли обетованной, и вот «Спартанцы» идут к линии, быстро занимают позиции, быстрый снэп, мяч у Крэншоу — он входит в конечную зону! Муни и Барри Ватрано бульдозером сносят центр защиты «Ист-Пайка»! Тачдаун «Спартанцев»! Тачдаун «Спартанцев»! Им невозможно противостоять! Тридцать один — двадцать семь! Невероятно!

Бланшар:

— Помню, перед начальным ударом команда собралась в кучу, чудом не заработав фол за задержку.

Все молчали. Пауза затягивалась, и Силос заговорил первым:

— Нам пришлось обсудить дела. Кое-что нужно было сохранить в тайне.

Коуч:

— Это касалось Рейка?

Силос:

— Угу.

Коуч:

— К этому времени он вернулся на поле?

Силос:

— Мы не следили, но после начального удара с боковой линии сказали, что вернулся Рейк. Мы заметили его на краю конечной зоны. Он и четверо других тренеров стояли там в зеленых свитерах, непринужденно засунув руки в брюки. Будто их дело — следить за газоном или вроде того. Картина, по сути, оскорбительная.

Нат:

— Противник или мы. До Рейка нам вовсе не было дела.

Бланшар:

— Никогда не забуду Рейка, как он с помощниками стоял на краю поля. Блудницы, зашедшие в церковь. Мы тогда не поняли, отчего они держались так далеко. Да и до сих пор не понимаем.

Пол:

— Им велели держаться подальше от боковой линии.

Бланшар:

— Кто?

Пол:

— Команда.

Бланшар:

— Почему?

Нат потянулся к регулятору громкости. Голос Бака срывался от нахлынувшего волнения, и падение артистизма компенсировалось увеличением громкости. Бак почти кричал в микрофон, когда игроки «Ист-Пайка» вышли на линию, чтобы разыграть комбинацию.

— Мяч на восемнадцатой отметке, стрелки часов замерли на трех двадцати пяти до конца игры. Во второй половине встречи у «Ист-Пайка» три успешных попытки — и шестьдесят один ярд в общей сложности. Все их попытки задохнулись под напором воодушевленных «Спартанцев». Впечатляющий поворот и небывалая игра, лучшая за двадцать два года репортажей о футболе в исполнении «Спартанцев».

Силос:

— Трави дальше, Бак.

— Передача из рук в руки на правый край ради одного, возможно, двух ярдов. Игроки «Ист-Пайка» растерянны, они не знают, что делать, и тянут время, понимая, что должны хоть немного продвинуться вперед. Три минуты десять секунд, и стрелки часов продолжают бег. У Мессины остаются все три тайм-аута, и, полагаю, они еще сгодятся. Игроки «Ист-Пайка» продолжают тянуть время, медленно идут на совещание, медлят у боковых линий — наконец часы замерли на двенадцати секундах, совещание окончено, команда лениво становится в линию. Четыре-три-два-один, снэп, питч направо Барнаби, Барнаби делает угол, пройдя пять, возможно, шесть ярдов. Третья попытка, комбинация третья, и трое на двадцать пятой отметке — при том, что часы продолжают идти.

К воротам подъехала машина — белая, с надписью на дверце.

— Кажется, вернулся Мэл, — сказал кто-то.

Нехотя выбравшись из кабины, шериф потянулся и не торопясь оглядел трибуны. Потом прикурил сигарету. Огонек был хорошо различим с высоты тридцатого ряда, примерно на сороковой отметке.

Силос:

— Нужно было взять еще пивка.

— «Спартанцы» окапываются. Принимающие слева и справа. «Ист-Пайк» на позиции для снэпа, снэп принимает Уэдделл, обманное движение вправо — следует передача влево, на тридцать второй мяч забирает Гэдди, которого тут же сбивает с ног Индус Айкен. Первая попытка у «Ист-Пайка» — и они подтягиваются вперед. Две минуты сорок, пора принимать решение. «Спартанцам» нужен кто-то на боковой линии. Напомню, друзья, команда играет без тренеров.

Бланшар:

— Кто принимал решение?

Пол:

— Когда они реализовали первую попытку, мы с Нили решили взять тайм-аут.

Силос:

— Я вывел защиту к боковой линии, вокруг собралась команда. Все орали. Как вспомню, мурашки идут по телу.

Нили:

— Нат, дай звук, пока Силос не заплакал.

— После первой попытки «Ист-Пайк» на отметке тридцать два. Не спеша заканчивают совещание, расходятся, позиция справа, снэп, Уэдделл отходит, чтобы сделать передачу, осматривается — и отдает мяч вперед и в сторону, на тридцать восьмую. Принимающий не вышел за пределы поля, время не остановлено, две двадцать восемь. Две двадцать семь.

Покуривая у ворот, Мэл Браун пристально изучал тесную группу экс-«Спартанцев», потерявшихся в центре трибун. Он слышал звуки и наверняка узнал голос Бака Кофи, но вряд ли мог разобрать, о какой игре идет речь. Впрочем, у него имелась своя задача Выпустив дым, Мэл поискал глазами укрывшегося в полумраке Кролик.

— «Ист-Пайк» у линии, вторая и четыре, осталось две минуты четырнадцать секунд игрового времени Быстрый питч влево на Барнаби — и он не может идти вперед! На линии его жестко останавливают братья Утли, Ронни и Донни, способные, как кажется, пролезть в любую щель. Они врезаются первыми, за ними бросается вся команда! «Спартанцы» теряют голову, но лучше им быть осторожными: блокировка могла оказаться слишком поздней.

Силос:

— Поздняя блокировка, грубая игра, штук шесть персональных предупреждений… Бак, нужно выбирать. Нам не стали бы выкидывать флаг в каждом розыгрыше.

Ронни:

— Силос вызывал плохие чувства.

— Третья и четыре, меньше двух минут до конца. Пока часы продолжают идти, «Ист-Пайк», как могут, задерживают игру. Выстроившись в линию, одиннадцать «Спартанцев» ждут. Побежишь — и окажешься битым. Спасуешь — и тебя принесут в жертву. Выбор за «Ист-Пайком». Они не в состоянии распорядиться мячом! Уэдделл отходит за линию — это скрин, и Донни Утли забивает мяч в поле! Часы остановлены! Четвертая — и четверо! «Ист-Пайк» должен пробить пант! Одна минута пятьдесят секунд до конца, и «Спартанцы» смогут владеть мячом!

Мэл с новой сигаретой в зубах неторопливо шел по беговой дорожке. Все смотрели, как он приближался.

Пол:

— Прошлый возврат панта сработал, и мы решили повторить попытку.

— Удар низом, мяч приземляется на сороковой отметке, высокий отскок, потом другой. На тридцать пятой его подбирает Алонсо Тейлор — и ему уже некуда идти! Всюду флаги! Пожалуй, это захват.

Пол:

— Пожалуй? Индус со всей дури вцепился ему в спину.

Силос:

— Я хотел сломать ему шею.

Нили:

— Помнишь, я тебя остановил? Бедолага в слезах пошел к боковой линии.

Силос:

— Бедолага… Если встречу — припомню ему.

— Итак, друзья, вот к чему мы пришли. Мяч у «Спартанцев» на их собственной девятнадцатиярдовой линии, им нужно пройти восемьдесят один ярд, и до конца игры остается минута сорок секунд. Счет тридцать один — двадцать восемь. Они проигрывают. У Крэншоу в запасе два тайм-аута и ни одного сделанного паса.

Пол:

— Он не мог отдать пас со сломанной рукой.

— Вся команда «Спартанцев» собралась у боковой линии, и такое впечатление, что они молятся.

Мэл поднимался по ступеням медленно, без обычной для него добродушной целенаправленности. Нат остановил запись, и над трибунами повисла тишина.

— Парни, — негромко сказал Мэл, — тренер скончался.

Материализовавшись из тени, Кролик заковылял по беговой дорожке. Все молча наблюдали, как он исчез за табло для ведения счета. Через несколько секунд фонари на юго-западной стороне погасли.

«Рейкфилд» погрузился в темноту.

Большинство молчаливо сидевших на трибуне «Спартанцев» не знали Мессину без Эдди Рейка. И более старшие игроки, бывшие совсем юными, когда в город прибыл двадцативосьмилетний никому не известный и никак себя не проявивший футбольный тренер, — даже они считали влияние Рейка столь огромным, что легко представляли его вечным. Наконец, до Рейка Мессина ничего собой не представляла. Такого города не было на карте.

Бдения окончились. На стадионе выключили свет.

Несмотря на долгое ожидание неминуемого конца, сообщение Мэла оказалось тяжелым ударом. Каждый из «Спартанцев» на несколько минут ушел в воспоминания. Поставив бутылку, Силос забарабанил по вискам кончиками пальцев. Опершись локтями на колени, Пол Карри молча смотрел на поле, в точку близ пятидесятиярдовой линии, где обычно бушевал и кипел недовольный тренер и куда при сколько-нибудь плотной игре соваться не полагалось. Нили вспомнился Рейк, зашедший в больничную палату с зеленой мессинской шапочкой в руке, — как он негромко что-то говорит своему бывшему всеамериканскому квотербеку, переживающему из-за колена и своего будущего. И как пытается попросить прощения.

Нат Сойер сжал губы, пытаясь не расплакаться. В последние годы Эдди Рейк значил для него гораздо больше, чем прежде. «Слава Богу, что темно», — подумал Нат. Но он знал, что были и другие слезы.

Над небольшой долиной из лежавшего невдалеке города поплыл негромкий звон колоколов. Мессина узнавала новости, так страшившие этот город.

Первым молчание нарушил Бланшар Тиг:

— В самом деле, давайте закончим историю с игрой. Мы ждали пятнадцать лет.

Пол:

— Мы все ринулись по правому краю, Алонсо прошел шесть или семь ярдов, но сделал это вне поля.

Силос:

— Он бы принес очки, но Ватрано не смог остановить лайнбэкера. Я ему сказал — пропустит еще одного, и в раздевалке я сам отрежу ему яйца.

Пол:

— Они собрали всех на линии розыгрыша. Я все спрашивал Нили, может ли он сделать пас, хотя бы не очень сильный, чтобы навесить по центру, перебросив через их вторую линию.

Нили:

— Я мяч-то едва держал.

Пол:

— Вторая попытка, и мы делаем вынос слева…

Нили:

— Нет, на второй мы выставили троих — два принимающих и один в глубине, я отошел назад делать пас, потом прорвался и побежал, прошел шестнадцать ярдов — и не смог выйти за линию. Меня опять сбил Дэвон Бонд, и показалось, что я умер.

Коуч:

— Помню этот момент. Бонд тоже долго вставал.

Нили:

— Я за него не переживал.

Пол:

— Мяч был на сороковой, оставалась примерно минута. Не помнишь, мы опять сделали вынос?

Нили:

— Да, влево. Почти заработали первую попытку. Алонсо опять вышел за линию как раз перед нашей скамьей.

Нили:

— Потом мы попробовали еще раз сыграть в пас, Алонсо промазал, и мы чуть не отдали мяч.

Нат:

— Считай, отдали, но сейфти заступил одной ногой на линию.

Силос:

— Вот тогда я сказал, чтобы больше никаких пасов от Алонсо.

Коуч:

— Как прошло ваше совещание?

Силос:

— Довольно напряженно, но стоило Нили сказать, чтобы мы заткнулись, и мы заткнулись. Он все говорил, что мы держим их за горло, что мы победим, и, как всегда, мы верили.

Нат:

— Мяч был на пятидесятой — и пятьдесят секунд до конца.

Нили:

— Я велел делать скрытую передачу, и вышло отлично. Пас был слишком быстрый, я едва подцепил и левой откинул мяч на Алонсо.

Нат:

— Красиво получилось. На него наскочили, он ушел и тут встретил стену из блокирующих.

Силос:

— Тогда я и достал Бонда, пока он возился в блоке и ничего не видел, впер шлемом в левый бок — и его унесли.

Нили:

— Возможно, в тот момент мы и выиграли.

Бланшар:

— Трибуны взбесились, тридцать пять тысяч зрителей орали как сумасшедшие, но мы слышали, как ты врезался в Бонда.

Силос:

— Я сделал все по правилам. Хотелось бы иначе, но момент не годился для пенальти.

Пол:

— Алонсо заработал около двадцати ярдов. После травмы часы остановили, так что у нас было сколько-то времени. Нили объявил три розыгрыша.

Нили.

— Не хотелось нарваться на перехват или случайную потерю. А единственный вариант — это растянуть защиту, выставив принимающих по краям, и идти вперед из позиции для снэпа. На первую попытку я поставил десять в нападение, кажется.

Нат:

— Одиннадцать. Первая попытка с отметки двадцать один ярд, и тридцать секунд до конца.

Силос:

— Я сказал им, чтобы кого-нибудь убили.

Нили:

— Нам снесли всех трех лайнбэкеров, а меня прихлопнули на линии. Пришлось взять последний тайм-аут.

Эймос:

— Ты не думал насчет филд-гола?

Нили:

— Да, но нога у Скуби была слабая. Точная, но слабая.

Пол:

— Плюс мы уже год не забивали с игры.

Силос:

— Ногой по мячу у нас не получалось.

Нат:

— Спасибо, Силос. Я во всем полагаюсь на тебя.

Завершающий розыгрыш, предпринятый с шаткой надеждой прорыв, обернулся едва ли не самым знаменитым событием из славной истории «спартанского» футбола. При двадцати ярдах, которые нужно было пройти без тайм-аутов и имея всего восемнадцать секунд до конца матча, Нили выставил по краям двух ресиверов и разыграл снэп, быстро отдав пас Маркусу Марби. Тот сделал три шага, неожиданно остановился — и вернул мяч Нили, который рванул направо и покачал мяч на руке, будто подготавливая бросок. Затем, когда он развернулся в сторону противника, линия нападения пошла вперед, ища того, кто захочет попасть под раздачу. На десятиярдовой линии Нили, несшийся как бешеный, опустил шлем и врезался головой в лайнбэкера и сейфти. Столкновение должно было закончиться нокаутом, однако Нили вывернулся — контуженный, но свободный, хотя и с заплетающимися ногами, — и, получив еще один удар на пяти ярдах, попал в блок на отметке три ярда, где его смогли окружить почти все защитники «Ист-Пайка». Казалось, розыгрыш закончен, а игра сделана — и в этот момент в окружавшую Нили человеческую массу врезались Силос Муни и Барри Вартано, уронив всю кучу-малу в конечную зону. Все еще державший мяч Нили вскочил на ноги, устремив взгляд на молча и безучастно стоявшего в двадцати футах от них Эдди Рейка.

Нили:

— Долю секунды хотелось швырнуть мяч не в землю, а в него, но тут меня приложил Силос, я упал, и все попрыгали на меня.

Нат:

— Выбежала вся команда заодно с группой поддержки, инструкторами и половиной оркестра. Получили за демонстрацию пятнадцать ярдов.

Коуч:

— Никто не обратил внимания. Помню, я взглянул на Рейка и тренеров. Они не двинулись с места, разговаривали о чем-то.

Нили:

— Помню, как я лежал в конечной зоне, почти раздавленный друзьями по команде, и думал: мы только что сделали невозможное.

Рэнди:

— Мне было двенадцать. Помню, как все мессинские фанаты сидели пришибленные, выжатые как лимон. Многие плакали.

Бланшар:

— Ребята из «Ист-Пайка» тоже плакали.

Рэнди:

— Помнишь, после начального удара они провели еще один розыгрыш?

Пол:

— Да, Донни сыграл как молния и блокировал их квотербека. Игра была окончена.

Рэнди:

— Совершенно неожиданно команда в зеленых футболках бегом умчалась с поля. Ни рукопожатий, ни командного совещания после игры — ничего… Все отчаянно неслись в раздевалку. Команда исчезла.

Мэл:

— Мы решили, что вы свихнулись. Хотелось услышать какие-то слова, думали, вы выйдете на награждение.

Пол:

— Выходить мы не собирались. Кого-то прислали, чтобы вызвать нас на церемонию, но мы не открыли дверь.

Коуч:

— Получая второй приз, ребята из «Ист-Пайка» пытались улыбаться. Они еще не оправились от потрясения.

Бланшар:

— Рейк тоже куда-то пропал. Чудом нашли Кролика, которому пришлось выйти на центр поля и получить кубок чемпионата. Выглядело странно, но мы слишком волновались, чтобы об этом задумываться.

Подойдя к холодильнику Силоса, Мэл потянулся за пивом.

— Шериф, угощайтесь, — сказал Силос.

— Я не на службе. — Сделав большой глоток, Мэл начал спускаться по ступенькам. — Парни, хороним в пятницу. В полдень.

— Где?

— Здесь, где же еще…