"Собрание стихотворений" - читать интересную книгу автора (Адамович Георгий Викторович)

«Облака» (1916)

* * * Вот так всегда, — скучаю и смотрю На золотую, бледную зарю. Мне утешений нет. И я не болен, — Я вижу облако и ветер в поле. Но облако, что парус, уплывет И ветер, улетая, позовет: «Вон там Китай, пустыни и бананы, Высоким солнцем выжженные страны». И это жизнь! И эти кружева Мне заменяют бледные слова, Что слушал я когда-то, вечерами, Там, над закатами, над облаками! Но не могу я вспомнить тишины, Той боли, и полета, и весны. * * * Скоро день. И как упрямо Волны держат пароход. Ветерок от Валаама Звон малиновый несет. Скоро в путь. А путь не страшен, – Ведь по ладожским волнам Мимо деревень и пашен К синим, ясным куполам. Тонкий звон, звени и падай, Чтоб не потерять пути, Помоги, Врагиня ада, От лукавого уйти! Сладок воздух, тесны кельи, На траве медведь лежит! Празднуй, празднуй новоселье Убегающий во скит! * * * В зоологических садах орлы, В тяжелых кольцах, сонные летают, С прута на ветку — будто со скалы – Перелетят и снова засыпают. Как мне скучна их царская краса И декорации глухой печали, И пар над Альпами, и небеса, Что раздираемых ягнят видали! Я маленькую птицу, воробья, Поймаю в клетку, напою водою. Пусть он чирикает, поет. А я Окошко разноцветное раскрою. * * *День был ранний и молочно-парный.Ин. Анненский Так тихо поезд подошел, Пыхтя, к облезлому вокзалу, Так грустно сердце вспоминало Весь этот лес и частокол. Все то же. Дождик поутру, Поломанные георгины, Лохмотья мокрой парусины Все бьются, бьются на ветру, А на цепи собака воет, И выбегает на шоссе… Здесь, правда, позабыли все, Что было небо голубое. Лишь помнит разоренный дом, Как смерть по комнатам ходила, Как черный поп взмахнул кадилом Над полинявшим серебром. И сосны помнят. И скрипят, Совсем, как и тогда скрипели, — Ведь к ночи ранние метели Уж снегом заметали сад. * * *Анне Ахматовой Так беспощаден вечный договор! И птицы, и леса остались дики, И облака, — весь незапевший хор О гибели, о славе Эвридики. Так дни любви обещанной прошли! Проходят дни и темного забвенья. Уже вакханок слышится вдали Тяжелое и радостное пенье. И верности пред смертью не тая, Покинутый, и раненый, и пленный, Я вижу Елисейские поля, Смущенные душою неблаженной. НОЧИ
I Как трудно вечером дышать И думать! И ночами тоже, Когда чугунная кровать Совсем на катафалк похожа. А в комнатах, во тьме ночной Какая тишина! Ты слышишь, — Лишь за шкафами, под стеной Скребут отравленные мыши. Слабея, с ядом на зубах, Грызут зеленые обои… Я только слушаю. Но страх Мне тоже не дает покоя. И так всегда. Встаю тайком, Иду скрипучими шагами К окну, — и вижу за стеклом Простое розовое пламя. И страшно грустно, близко, тут, Под окнами проходит пенье, — То братья бедные бредут На Волково успокоенье. II Ведь только тюльпана упал цветок, Лишь белой луной засветились плиты, – — Быть может, сюда не входил никто, — Но завтра найдут человека убитым. Что же, и это полночный бред, И это мои полночные муки? А там… у стены… леди Макбет Зачем ломает красные руки? Так страшно знать, что поток времен Свой дикий гнев всегда возвращает, И сорок веков погребенный стон Ночью дрожит и нас оглушает. * * * Не знал и не верил в Бога. Так, видно, мне суждено, Но ветер принес тревогу В высокое мое окно. Я вижу: леса и воды И неба мертвый покой, Я помню: ранние годы, Раннее слово «голубой»… И вот, — ничего не надо. Поет, поет тоска, И дорога вьется из ада Через пыльные облака. А рекам уж нет истока И воздух — тяжкий свинец. Я стою у высоких окон И знаю: это конец. * * * Под глухой, подавленный гул Был сон покоен и долог. Но кто-то лодку толкнул И отдернул тяжелый полог. И, удивленный, теперь я плыву, В тишине по звездам гадаю, И камни, и лес, и траву, И небо, и снег вспоминаю. Как знать? Печальный ли плен Найду в грядущем тумане, Или чудная лодка станет У золотых Вавилонских стен? Так, удивленный, плыву и гадаю, И птичий слежу полет, На звезды смотрю, — и не знаю, Куда же лодка плывет? * * * Сухую позолоту клена Октябрь по улицам несет, Уж вечерами на балконах Над картами не слышен счет, Но граммофон поет! И трубы Завинчены, и круг скрипит, У попадьи ли ноют зубы Иль околоточный грустит. Вертись, вертись! Очарованьям И призракам пощады нет. И верен божеским сказаньям Аяксов клоунский дуэт. Но люди странны, — им не больно Былые муки вспоминать И хриплой музыки довольно, Чтоб задыхаться и рыдать. Был век… Иль, правда, вы забыли, Как, услыхав ночной гудок, Троянские суда отплыли С добычей дивной на восток, Как, покидая дом и стены, И голубой архипелаг, На корабле кляла Елена Тяжелой верности очаг. * * * Стоцветными крутыми кораблями Уж не плывут по небу облака, И берега занесены песками, И высохла стеклянная река. Но в тишине еще синеют звезды И вянут затонувшие венки, Да у шатра разрушенного мерзнут Горбатые, седые старики. И сиринам, уж безголосым, снится, Что из шатра, в шелках и жемчугах, С пленительной улыбкой на устах Выходит Шемаханская царица. ЛЕТОМ Опять брожу. Поля и травы, Пустой и обгорелый лес, Потоки раскаленной лавы Текут с чернеющих небес. Я ненавижу тьму глухую Томительных июльских дней, О дальней родине своей, Как пленник связанный, тоскуя. Пусть камни старой мостовой Занесены горячей пылью, И солнце огненные крылья Высоко держит над Невой, Но северная ночь заплачет, Весь город окружит кольцом, И Всадник со скалы поскачет За сумасшедшим беглецом… Тогда на миг, у вечной цели, Так близко зеленеет дно, И песни сонные в окно Несут ленивые свирели.
ЗИГФРИД Я не знаю, я все забыл. Что тревожишь ты темным словом? Я напиток душистый пил На закате, в лесу сосновом. Только видел — друга лицо Искривилось радостью жгучей, Да на сосны тяжелым кольцом, Будто сонные, падали тучи… Не зови, не смотри на меня! Я тебя не люблю и не знаю, — Только синее море огня Как покинутый рай вспоминаю. * * * Выходи, царица, из шатра, Вспомним молодые вечера. Все здесь то же — ветер, города, Да в реке глубокая вода, То же небо на семи столбах, Все в персидских, бархатных звездах. И на дереве колдун сидит, Крылья опустил и не кричит. Скучно золотому петушку В тишине качаться на суку, Позднего прохожего поймать, Хитрую загадку загадать. И ведь, знаешь, холодно ему Колдовать в полуночную тьму! Все равно, что черное лицо, Что давно заржавело кольцо, Что дрожит прекрасная рука, А в руке не посох, а клюка. Выходи, царица, из шатра, Выходи, красавица, пора. * * * Опять, опять лишь реки дождевые Польются по широкому стеклу, Я под дождем бредущую Россию Все тише и тревожнее люблю. Как мало нас, что пятна эти знают, Чахоточные на твоей щеке, Что гордым посохом не называют Костыль в уже слабеющей руке. ЭЛЕГИИ
I Бегут, как волны, быстрые года, Несут, как волны, серебро и пену. Но я Вам обещаю — никогда Вы не увидите моей измены. Ведь надо мною, проясняя муть, Уже сияет западное пламя, Ведь мой печальный и короткий путь Цветет уже осенними цветами. И я хочу до рокового дня Забыть утехи юности мятежной, Лишь Ваши ласки в памяти храня И образ Ваш, торжественный и нежный. II Когда с улыбкой собеседник Мне в кубок льет веселое вино, — То кубок, может быть, последний, И странный пир продлить не суждено. Послушай, — радостное пенье Уже глушат рыданья панихид, И каждый день несет паденье, И каждый миг нам гибелью грозит. Так, на распутьи бедных дней, Я забываю годы, годы скуки, Все безнадежней и нежней Целуя холодеющие руки. * * * Вот все, что помню: мосты и камни, Улыбка наглая у фонаря… И здесь забитые кем-то ставни. Дожди, безмолвие и заря. Брожу… Что будет со мной, не знаю, Но мысли, — но мысли только одни. Кукушка, грустно на ветке качаясь, Считает гостю редкому дни. И дни бессчетны. Пятнадцать, сорок, Иль бесконечность? Все равно. Не птице серой понять, как скоро Ветхий корабль идет на дно. * * * Bот жизнь, — пелена снеговая, И ночи, и здесь тишина, — Спустилась, лежит и не тает, Меня сторожит у окна. Вот, будто засыпано снегом, Что кроет и кроет поля, Рязанское белое небо Висит над стенами кремля. И тонко поют колокольни, И мерно читают псалмы, О мире убогом и дольнем, О князе печали и тьмы. Ах, это ли жизнь молодая! Скорей бы лошадку стегнуть, Из тихого, снежного края В далекий отправиться путь. Стучат над мостами вагоны, Стучит и поет паровоз… Так больно и грустно влюбленных, Тяжелый, ты часто ли вез? Есть стрелы, которыми ранен Смертельно и радостно я, Есть город, уснувший в тумане, Где жизнь оборвалась моя. Над серой и шумной рекою Мы встретимся, — я улыбнусь, Вздохну, — и к снегам, и к покою В пречистую пустынь вернусь. * * * И жизнь свою, и ветры рая, И тонущий на взморье лед, — Нет, ничего не вспоминаю, Ничто к возврату не зовет. Мне ль не понять и не поверить, Что все изменит, — и тогда Войдет в разломанные двери, С бесстыдным хохотом, беда? Бывает, в сумраке вечернем Все тонет… Я лежу во сне. Лишь стук шагов, далекий, верный Слышнее в страшной тишине. И сердце, не довольно ль боли, О камни бьющейся любви? Ты видишь, — небо, сабли, поле, И губы тонкие в крови, Ты видишь, — в путь сбираясь длинный, Туда, к равнинам из равнин, Качается в дали пустынной Алмазно-белый балдахин. ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ Вот, под окном идут солдаты И глухо барабаны бьют. Смотрю и слушаю… Когда-то Мне утешенье принесут? Окно раскрыто, полночь скоро, А там — ни тьмы, ни ветерка, Там — Новгород, престольный город, И Волхов, синяя река. Письма не будет… Знаю, знаю. Писать ведь письма не легко! Зачем гармоника играет Так поздно и недалеко? Последний нонешний денечек, Последние часы мои… Все ближе смерть. И все короче Томительные к ней пути. * * * Мы так устали от слов и дела, И, правда, остался только страх… Вспорхнула птица и улетела, Что же, — лови ее в облаках! Первые дни и первые встречи Оставили только след золотой… Я помню, был блаженный вечер, Иду, — а домик давно пустой. Лишь солнце плывет над грустным миром, Где забыть, — забыть ничего нельзя, Этих грязных ночей в хулиганских трактирах, Где кто-нибудь вдруг среди песен и пира Встает: «Здравствуй, смерть моя!» * * * Летят и дни, и тревоги… Все ниже головы склоненные. Заносит ласковым снегом Ветер улицы пустынные. А кто придет, кто остановится, Заглянет в окошко разрисованное, Кто, к стеклу прильнув, подивится На ясные складки савана? * * *Георгию Иванову Но, правда, жить и помнить скучно! И падающие года, Как дождик, серый и беззвучный, Не очаруют никогда. Летит стрела… Огни, любови, Глухие отплески весла, Вот, — ручеек холодной крови, И раненая умерла. Так. Близок час, — и свет прощальный Прольет вечерняя заря. И к «берегам отчизны дальней» Мой челн отпустят якоря. * * * Вышел я на гору высокую, Вышел, – глянул в бездну глубокую И гляжу. Тишина, о ширь голубая, Трудно я из дальнего края К тебе прихожу. Но любовь! Любовь обманула, Эта молния взвилась, блеснула, – Где она? Помню, люди – в норах, что мыши, И над бедной железной крышей Стоит луна. Все прошло… И я теряю, Все, что видел, и все, что знаю, Мать моя! Мать моя, нежная пустыня, Высоким покровом синим Покрой меня!