"Месть трех поросят" - читать интересную книгу автора (Роньшин Валерий)Глава XII СНОВА В СТАРОКОЗЕЛЬСКЕ— Вот так прокололись! — это уже сказал Федька. Ребята сидели на берегу реки. Вечерело. По воде стелился туман. Целый день мальчишки говорили только об одном. О том, как они прокололись, промахнулись, лоханулись и обломались… А проще говоря — ошиблись, приняв писателя за маньяка-убийцу. Ну надо же, как все просто объяснилось! И ночные посещения кладбища, и желтый платок, и череп… И даже то, что мать не приехала. Оказывается, у нее заболел зуб и она его лечила. — Итак, круг подозреваемых сужается, — подвел итог Молодцов. — Ага, — откликнулся Дураков. — Всего один и остался. Да, у них остался один-единственный подозреваемый. Отец Афанасий, который по четвергам ездил в Старокозельск, снимал там рясу, отклеивал бороду и шел в бильярдную. Зачем он это делал, и предстояло выяснить Димке с Федькой. И вот наступил четверг. И отец Афанасий поехал в Старокозельск. В городе священник зашёл в маленький домик на окраине. А через пять минут вышел оттуда уже без бороды и без рясы. — Видал? — шепнул Федька Димке. — Видал, — шепнул Димка Федьке. Если с бородой отцу Афанасию было никак не меньше полтинника, то без бороды ему было никак не больше тридцатника. Засняв на видеокамеру это чудесное «омоложение», ребята двинулись следом за очередным подозреваемым. И тот привел их в бильярдную, которая называлась почему-то «Седьмое небо», хотя Располагалась в полуподвальном помещении. В бильярдной висело густое облако табачного дыма. Слышались удары кия о шар, разговоры, смех… Отца Афанасия тут, по-видимому, хорошо знали. Когда он вошел, раздались приветственные возгласы. Священник, взяв в руки кий, начал гонять шары по зеленому сукну бильярдного стола, точными ударами посылая их в лузы. Прошло два часа. Отец Афанасий все так же увлеченно играл. Щеки его раскраснелись. Глаза блестели. Если он и был маньяком, то скорее уж маньяком бильярда. Мальчишек с непривычки стало мутить от сигаретного дыма. Они уже хотели выйти на улицу глотнуть свежего воздуха, но тут Димка заметил типа с реденькой бородкой и красными, часто моргающими глазками. Того самого, что следил за ним в Курском аэропорту, а потом в Старокозельске разговаривал с шофером автофургона. — Федька, — промычал сквозь зубы Молодцов, — справа от нас тип, что пас меня в Курске. Дураков чуть заметно кивнул и, по всем правилам конспирации, посмотрел не направо, а налево. В зеркальную стену. Где и увидел отражение типа. — Гляди, гляди, Димыч, — тоже промычал сквозь зубы Федька. — Он к отцу Афанасию идёт. И действительно, тип подошел к священнику и хлопнул того по плечу: — Здорово, Афоня. Отец Афанасий обернулся: — Мухомор?! — Он самый. — Давно откинулся? — Месяц как с кичи. — Димыч, о чем это они? — прошептал Дураков. Молодцов без труда перевел с «фени» на русский: — Поп спросил: «Давно освободился?» А тип ответил: «Месяц как из колонии». — Пошли, Афоня, бухнем, — предложил Мухомор. Они направились к стойке бара в углу зала. Сели на высокие табуреты. — Эй, кореш, — щелкнул пальцами Мухомор, подзывая бармена. — Водяра есть? — А как же! — подскочил к нему бармен. — «Пшеничная», «Столичная», «Батька Махно»,»Кремлевская де люкс»… Чего желаете? — «Батьку Махно», — выбрал Мухомор. — Точно, Афоня? — Я теперь не пью, — сказал отец Афанасий. — Ха-ха-ха! — громко захохотал Мухомор, словно услышал удачную шутку. — Ну ты, Афоня, комик! — Я правда не пью. Мухомор, перестав смеяться, недоверчиво уставился на священника: — Без балды? — Без балды. — Отец Афанасий обратился к бармену: — А молока у вас нет? — Молока? — повторил бармен. — Нет, молоко не держим. Из безалкогольных напитков — только кока-кола. — Ну дайте кока-колы. Бармен протянул священнику банку колы, а Мухомору бутылку водки. Мухомор налил себе стопку до краев и выпил ее одним махом. — У-ух! Хорошо пошла. — Он закурил и протянул пачку священнику: — На, отравись, Афоня. — Спасибо. Я бросил курить. Мухомор снова посмотрел недоверчиво: — Горбатого лепишь, братан. — Вот тебе крест, — перекрестился отец Афанасий. — Ну ты, Афоня, отмочил. — Мухомор опрокинул в себя еще одну стопку. — Кирять и смолить бросил. А помнишь, как мы с тобой киряли по-черному? — Помню, — ответил священник, попивая кока-колу. — Но теперь это в прошлом. Я стал другим человеком. — Как это — другим? — не понял Мухомор. — Мне открылась истинная суть вещей. Мухомор опять не понял. Но на сей раз уточнять не стал. — Ладно, братан, замнем для ясности. Ты мне лучше вот что скажи: бабок хочешь огрести? Тут дельце одно намечается… Димка с Федькой придвинулись ближе к стойке, делая вид, что с интересом наблюдают за игрой в зале. — Слушай сюда, Афоня. — Мухомор понизил голос (а ребята навострили уши). — Я недавно Таракана встретил. Ты ведь его заешь?.. — Знаю, — кивнул священник. — Так вот, Таракан базарил, что Игрок приличные бабки обещал отстегнуть за одно дельце… Ты ведь Игрока знаешь? — Знаю, — вторично кивнул отец Афанасий. Мухомор воровато огляделся. И продолжил: — Игроку самому западло на дело идти. Вот он Таракану и предложил. А тот мне. Мы бы с ним это дельце по-шустрому обтяпали, да оба сейчас под ментовским надзором, как недавно освободившиеся. А ты, я так понимаю, — чистый. И дельце почти по твоей части — картинку стырить. Ты ведь «клюквенник»… — Церковный вор, — тихонько перевел Молодцов. — Только давай, Афоня, сразу договоримся, — продолжал Мухомор. — Таракан и я тоже в доле. Понял, да? Но на дело идешь один ты. Заметано? — Нет, не заметано, — ответил отец Афанасий. — Да ты погоди отказываться, — заспешил Мухомор. — Игрок не деревянными платит, а баксами. — А мне без разницы. Я завязал. — Чё, в натуре? — вытаращился Мухомор. — В натуре, — подтвердил священник. Мухомор был явно раздосадован. — Ты нам весь кайф ломаешь, Афоня. Я на тебя так надеялся. — Надеяться надо не на меня, Мухомор, — наставительно произнес отец Афанасий. — А на бога. Мухомор хлопнул еще одну стопку водки. — Ладно, Афоня, хорош придуривать. Говори прямо — сколько ты хочешь? — Нисколько. Деньги меня больше не интересуют. — Бабки не интересуют?.. — вновь вытаращился на священника Мухомор. — Ну ты даешь, Афоня. — Деньги не самое главное в жизни. — А что же главное? — Душа. — Чегоо-о? — Душа, — повторил отец Афанасий. — И еще бог. — Чё-то я не въезжаю, братан. Я тебе про Фому толкую, а ты мне про Ерёму, — удивленно глядя на отца Афанасия, сказал Мухомор. — Я тебе не про Ерёму, а про Господа Бога, — поправил отец Афанасий.. Мухомор, пьяно хихикнув, погрозил священнику пальцем: — Ты, Афоня, хитрец, как я погляжу. Сам церкви чистил, а сейчас про бога базаришь. — Чистил, грешен, — не спорил отец Афанасий. — А теперь смиренно замаливаю свой грех. — И давно замаливаешь? — С тех пор как одну церквушку под Владимиром собрался обчистить. Я уже все иконы со стен поснимал и хотел было отвалить. И вдруг вижу, спускаются ко мне из-под самого купола… Кто бы ты думал, Мухомор?.. — Менты поганые! — Нет, Мухомор, ангелы небесные. Спустились на крылышках и говорят: «Иди, Афоня, в монастырь, грехи свои тяжкие замаливать». И я пошел в монастырь, сделавшись там послушником. А потом закончил семинарию и был направлен сюда, под Курск. Батюшкой в сельскую церковь… — Фуфло гонишь! — убежденно произнес Мухомор. Отец Афанасий торжественно перекрестился: — Святой истинный крест, не фуфло. И ты, Мухомор, ступай в монастырь. Пора тебе о душе подумать. Но Мухомор думал совсем о другом. — Слышь, Афоня, — торопливо заговорил он, — ты ведь в ментуру не настучишь насчет дельца с картинкой? — Мухомор по-собачьи заглядывал священнику в глаза. — Не настучишь, а?.. — Бог тебе судья, Мухомор, — вздохнул отец Афанасий. — Значит, базара не было, да? Я тебе ничего не предлагал. Покедова, братан. И Мухомор быстренько слинял из бильярдной. — Федька, дуй за ним, — распорядился Димка. Дураков, кивнув, убежал. Но не прошло и минуты, как вернулся. — Блин! — сказал Федька. — У него тачка! — А ты номер не посмотрел? — Он его грязью залепил. Отец Афанасий между тем, допив кока-колу и поиграв еще немного, отправился в дом на окраине. Пробыл он там недолго. Уже через пять минут вышел оттуда священником. То есть в рясе и с бородой. И поехал назад. В Хлевное. |
||
|