"История города Рима в Средние века" - читать интересную книгу автора (Грегоровиус Фердинанд)

1. План сочинения. — Понятие о городе Риме в древности и в Средние века

Моя работа представляет первую попытку изложения истории города Рима в Средние века в виде совершенно самостоятельного исследования, не представляющего лишь простого дополнения к истории папства и римского государства. Такую задачу, казалось бы, ближе всего было бы взять на себя уроженцам Рима. Многое, однако, мешает этому. Для такого труда, который имел бы национальное значение, римлянами собран лишь некоторый пригодный материал. Но, может быть, покажется уже совсем смелым, если разрешить эту трудную задачу берет на себя не римлянин, а германец? Такого обвинения я не опасаюсь, и не только потому, что наука — такое поле, на котором работать никому не возбраняется; не опасаюсь я этого еще и потому, что, наряду с римлянами и итальянцами, ни один народ не имеет такого близкого и вместе национального соотношения к истории Рима в Средние века, как народ германский. Со времен готов Теодориха, впервые покоривших Рим и владевших им с чувством благоговения, со времен франков Пипина и Карла, освободивших Рим из-под власти лангобардов и византийцев и восстановивших его, Германия целый ряд столетий стояла в исключительном отношении к Риму, образуя германо-римское государство. Рим стал неугасимым светочем славы для немецкого народа, а средневековая история этого города составляет неотъемлемую часть истории самой Германии.

Я обдумывал свою работу, проникнутый созерцанием Рима и национальными воспоминаниями, и у меня составился такой план работы: на основании всего существующего и доступного мне исторического материала и долголетнего изучения памятников и местных условий изложить историю города от первого падения императорского Рима, покоренного в 410 г. западными готами Алариха, до последнего падения папского Рима, в 1527 г., когда он подпал под власть воинственного народа Карла V в начале реформации, которою древняя связь Германии с Римом была порвана.

За этот огромный период времени, обнимающий собою более 11 столетий, Рим является для историка как бы твердыней и сторожевым постом, с которых историк может следить за движением человечества в Средние века, поскольку из Рима исходили импульсы к этому движению и оно стояло с ним в живой связи. Ибо не может быть сомнения, что в существовании Рима были две стороны, муниципальная и космополитическая, и обе эти стороны не могут быть вполне отделены друг от друга. Так было в древности; то же имело место и в Средние века.

Три города сияют в истории человечества блеском всемирного значения; Иерусалим, Афины и Рим. Все три города в процессе мировой жизни являются содействующими и воздействующими друг на друга факторами человеческой культуры. Иерусалим, главный город маленького еврейского народа, совсем не могущественного, был центром того загадочного монотеистического государства, из которого вышло христианство, и таким образом он является метрополией мировой религии. Долгое время спустя после своего падения он снова получает всемирно-историческое значение, наряду с Римом и в связи с ним. В древности римляне разрушили Иерусалим, еврейский народ был рассеян по лицу земли, значение священного города перешло на христианский Рим; но в XI веке Иерусалим снова вырастает, и в периоде крестовых походов является целью стремлений христианских пилигримов и предметом великой народной борьбы между Европой и Азией. И уже затем история Иерусалима оканчивается вместе с теми идеями, символом которых он был.

Наряду с городом единого Иеговы и его религии, сияют на другой вершине человеческого существования политеистические Афины, как первое средоточие западного духовного начала, его науки, философии и идеалов прекрасного. Затем восстает великий и суровый Рим, законодатель в политической жизни. Афины и Рим связаны нераздельно. Их соотношение такое же, как между умом и волей, мыслью и действием. Оба они — классические формы мира. Могучая мысль Афин пробуждает в человечестве одухотворенную любовь, великая деяниями власть Рима — чувства изумления и благоговения. Вся творческая работа мысли и фантазии сосредоточилась в главном городе эллинского народа, и эта маленькая республика Афины Паллады произвела на человечество такое могучее духовное воздействие, которое сохраняет свою силу до сих пор во всем развитии народов и сохранит ее навсегда.

Напротив, мировая монархия Рима — явление в истории единственное, для которого не может быть повторения, — покоилась на совершенно иных основаниях. Тот, кто понимает этот удивительный город только внешним образом, скажет, что Рим покорил мир и ограбил или погубил цвет других более благородных наций своей воинской силой, для которой не было равных, и столь же исключительным политическим гением. При такой точке зрения можно видеть в Риме, в противоположность свободным и гениальным Афинам, только рабство и деспотию. Мы убеждаемся тогда в бедности Рима творческими, культурными идеями и поражаемся только его сильным стремлением к политическим приобретениям, его огромными запросами, исходящими из практического понимания, и изумительной, колоссальной работой созидания государственности, права и гражданских законов. Все, что входит в высшую область мыслящего духа, не нашло в Риме дальнейшего развития и было усвоено от чужестранцев. И даже то множество произведений благородных искусств, которое украсило Рим, является простой добычей тирании, за победной колесницей которой шествовали и музы, принужденные служить прозаической царице мира.

Справедливости таких заключений нельзя отрицать, но ими объясняется еще не все. Возникновение Рима из начала, о кранного мифом, рост этого города и приобретение им державной власти будут всегда величайшей тайной мировой жизни наряду с происхождением христианства и его распространением. Христианская религия, получившая начало в Иерусалиме, городе обособленной национальности, и, тем не менее, по своему духу общемировая, перешла в столицу мира — Рим, который как бы предуготовлен был самой историей для этой религии, чтобы здесь, на развалинах политической монархии, создалась исполинская фигура церкви — монархии нравственной. Мы не находим объяснения той демонической силе, которая дала власть одному городу над столькими народами, несродными с ним ни по языку, ни по нравам, ни по духу. Мы можем проследить эволюцию этой силы в длинной цепи событий, но для нас остается нераскрытым внутренний закон того мирового факта, который мы знаем под именем Рима.

Мир не был взят и не управлялся той образовательной силой духа, которая исходила из афинского Акрополиса, а был осилен среди потоков крови Юпитером Капитолия, пожиравшим народы. Город Ромула на Тибре унаследовал сокровища и работу трех частей мира, в центре которых, в прекраснейшей части земли, он был выстроен. Этот город не создал своим собственным гением ни религии, ни научного знания; и то и другое он заимствовал; но он был в высокой степени одарен способностью нести цивилизацию всюду, — облечь дух мира в слово и форму.

Политическая сила является вместе с Римом. Он становится тем началом, которое сводит к одному общему порядку все, что было выработано и получило свою форму в Древнем мире, рушит узкие границы национальности и соединяет под равным управлением народы, как членов одной большой государственной семьи. Для человечества этот римский принцип выше индивидуализма прекрасного эллинства. Словом, идея «империи» или государства возникает в Риме и в нем получает свою мировую форму. Эта идея владеет Западом до наших дней, как начало, ему присущее. По силе и непрерывности ей равна только церковь, но и церковь, с внешней стороны, была и есть не что другое, как только религиозная форма той же самой древней идеи государства.

До римлян мы не встречаемся в истории с империей. Но то начало, что нравственное мировоззрение может составить основу гражданского единства (монархии), мы находим уже в монотеистическом иудействе. В «избранном» народе Израиля было заложено первое сознание общемировой миссии, и в нем должна была родиться космополитическая идея христианства.

У эллинов мы вовсе не находим такого рода религиозной идеи. Государство эллинов имело в основе всестороннее образование свободного, познающего, обнимающего мир духа. Космос духа был создан греками, но политическим его выражением была только беспорядочная система колоний, само же эллинское государство имело индивидуальный характер или представляло конфедерацию. Презираемые варвары оставались вне Эллады, как оставались вне государства Моисеева Бога и язычники, также презираемые. Идею эллинского государства мы находим в первый и единственный раз у Александра, но, если бы он и двинулся на запад, в отношении политических условий мира никаких других результатов не было бы, кроме тех, которые дал эллинизированный восток.

Только Рим совершил то, чего не сделала Эллада ко благу свободного развития духа; он соединил в одном общем организме, в «государстве», существовавшую цивилизацию. Государством явился культурный мир того времени; Элладой было создано духовное образование этого мира, Римом — гражданские законы, а иудейством — общая религия. Всемирно-гражданскую, монархическую миссию римлян вполне сознавал Вергилий, об этом свидетельствуют его бессмертные стихи:

Tu regere imperio populos, Romane, memento:

Haec tibi emnt artes, pacisque imponere morem,

Parcere subjectis, et debellare superbos.

«Римлянин! Ты научись народами править державно — в этом искусство твое» (лат.) — Вергилий. Энеида, VI, 851 (Пер. С. Ошерова).

Это величественное изречение, вполне выражающее сущность и задачу Рима, глубоко запечатлелось в сознании человечества; отголосок того же изречения мы находим в словах средневекового императора: «Roma Caput Mundi Regit Orbis Frena Rotundi». Co времен Вергилия твердо установилась вера в то, что римляне — народ, избранный для всемирного владычества (монархии), что римское государство должно быть всемирным, — точно так же, как у иудеев существовала твердая вера в то, что их государство есть государство Божье, что их закон — закон Божий.

Те стены, которыми ограждала себя Эллада от варваров, а Израиль от язычников, пали во всемирно-гражданском государстве римлян; все формы образования нашли доступ в это государство; все религии в нем были свободно исповедуемы, все нации получили в нем гражданские права. Таким образом «римская республика» представляла собою объединенное цивилизованное человечество; ее избранным главою был император, а столицей — «вечный и золотой Рим», чудо обитаемой людьми земли, наследие и памятник всемирной истории.

Этот период существования Рима продолжался от Цезаря до Гонория. Великий город возрос, состарился и пал вместе с римским государством. Падение Рима является столь же замечательным, как и его рост, так как для того, чтобы сокрушить этого колосса с его законами, учреждениями и сооружениями, потребовалось не меньше времени, сколько нужно было, чтобы создать его. Не может быть другого, более трагического и»6олее волнующего нас зрелища, как падение и, наконец, уничтожение великого Рима. За семь лет до вторжения вестготов последний поэт римлян, стоя на Палатине, созерцал еще не побежденный Рим и, восхищенный его видом, воспел невыразимое великолепие старого императорского города, его крытых золотом храмов, триумфальных арок, колонн и статуй, его чудовищных зданий, в которых человеческое искусство слилось с природою в одно целое. Спустя менее чем 200 лет после Клавдиана епископ Григорий, произнося с кафедры Св. Петра свою безотрадную проповедь, уподобил некогда необозримый город разбитому глиняному сосуду, а римский народ, властвовавший раньше над всем миром, — орлу, который потерял свои крылья, одряхлел от старости и умиряет на берегах Тибра. Восемь столетий спустя после Григория стоял на развалинах Капитолия Поджио Браччиолини; ему могли напомнить о Древнем Риме уже только немногие остатки разрушенных храмов, колонн и арок и обломки величественных украшений форума; среди же них пасся скот. Написанная Поджио Браччиолини книга о «Превратностях счастья», которым подлежит все великое на земле, проникнута чувствами изумления и печали.

Те же чувства 300 лет позднее вызвали в Гиббоне желание составить историю гибели Рима, вместо которой он, однако, написал свое бессмертное исследование о падении и уничтожении римского государства. Я, конечно, далек от того, чтоб ставить себя наряду со всеми названными мужами, — потому только, что я также пишу историю; но я хочу сказать, что мне случилось быть в тех же самых условиях. Пораженный зрелищем Рима, я решил описать падение этого города. Но за падением следовало новое приобретение всемирной власти в такой форме, других примеров которой мы не находим в истории. Из всех городов мира только Риму выпало на долю украситься божественным эпитетом «вечного города», и прорицание поэта «Imperium sine fire dedi» стало действительностью.

Римское государство, порабощенное и лишенное жизни долгой деспотией императоров, пало под натиском народного движения полных силы германцев. Они освободили западный мир от безнравственной римской тирании и, приняв христианство, внесли в этот мир новую жизнь. Когда же пало римское государство и древнему культу наступил конец, величественный город цезарей пал уже сам собою. Существенной причиной падения Рима была христианская религия, но она же и восстановила его. Она разрушила город древних римлян, но из катакомб, как из подземного арсенала, воздвигла новый Рим. И на этот раз возникновение Рима облечено также мифами. Как Ромул и Рем были основателями Древнего Рима, так два святых апостола, Петр и Павел, являются легендарными творцами нового Рима. И этот Рим также возрастал медленно, испытывал тяжелые превращения, пока процесс, которому в истории нет подобного, не стал еще раз главою мира. Так как в тот великий период человеческого существования, который зовется Средними веками, Рим был общей его формой, как раньше он был формой Древнего мира, то мы находим, что стоит употребить все усилия к тому, чтобы доискаться тех начал, которые снова сочетались только в этом одном городе и снова, после его полного падения, во второй раз дали ему державную власть. Это возрождение Рима не составляет, однако, такой трудной загадки, как происхождение древнего римского владычества, так как возрождение это вполне объясняется идеей государственности, которая стала присущей Западу, была связана с христианством и создала церковь.

Одновременное возникновение христианской религии с государством цезарей относится к числу тех великих исторических фактов, которые обыкновенно зовутся провиденциальными. Христианство победило древнее государство и слилось с ним, так как его всемирно-гражданское начало соответствовало всемирной монархии. Это было признано Константином. Новая церковь получила административную организацию государства, когда она, в соответствии с установленными Константином диоцезами, раскинула сеть облеченных правительственною властью епископств и епархий. В своей внешней форме эта церковь была латинским созданием и образцом своим имела государство. Мало-помалу она стала духовною властью, но была заключена в государстве и охранялась им, пока оно существовало. Со времени Константина общий император был и главой общей (кафолической) государственной церкви, в которой ни один епископ не имел первенствующего положения; единство же дано было этой церкви вселенскими соборами, действовавшими императорским авторитетом.

Когда затем германцы разрушили Западную империю, римская церковь, будучи по природе своей еще вполне духовным учреждением, недоступным разрушительному воздействию со стороны варваров, выступила из-под своего покрова как общий авторитет для Запада. Она как бы заступила место государственной власти, начало которой она хранила, как закон, в кивоте своего завета. Она спасла латинство и древнюю цивилизацию и сохранила те скудные остатки этой цивилизации, которые взяла на сбережение. Она стояла, как единственный бастион, о который разбивалась бушующая волна движения варваров. Одним из самых крупных фактов в истории вообще является то обстоятельство, что церковь обладала уже несокрушимой организацией, когда древнее государство пало, и этот твердый фундамент церкви стал новым основанием всей жизни Европы.

Возникнув из сочетания христианства и римского государства, церковь заимствовала у государства его систему централизации и сокровища языка и образования древних; но глубоко испорченные древние народы не могли составить для церкви той среды, в которой развивалась бы христианская мысль. Скорее благодаря именно этим народам христианство было довольно рано искажено и только что основанная церковь была заражена древним язычеством. В силу исторических условий церковь соединилась с германством, и это составляет вторую всемирно-историческую эпоху. Первобытные германские племена имели одну религию, которая сводилась к поклонению физическим явлениям природы; эта религия никогда не могла оказать христианской религии того противодействия, которое христианство встретило в паганизме классических наций, имевшем за собою тысячелетнее владычество, литературу, культ и государство. В большинстве германцы уже были христианами, когда они овладели Западной Римской империей. И хотя они фактически разрушили государство, они тем не менее сохранили благоговение как к римской церкви, так и к римскому государственному идеалу, так как традиция последнего стала политической догмой мира. Сама церковь, будучи по своему принципу носительницей идей единства человечества, т. е. христианской республики, внушала германцам эту латинскую идею: она старалась обратить их в римлян. Христианство германцев, иерархия, язык богослужения, празднества, апостолы и святые — все было римское или имело связь с Римом как центром. Таким образом, могло произойти то, что германцы, будучи властителями латинских племен, с которыми они были смешаны уже на староклассической почве, восстановили разрушенное ими же государство. Но это восстановление было делом римской церкви. Она по необходимости требовала вернуть ей государство, ее собственный прообраз, как форму, которой осуществляются международные права и обеспечивается мировая религия.

Для этого великого акта, воссоединения древнего мира с новым, латинского с германским, дальнейшее существование города Рима являлось основным условием. После гибели Западной империи в том всеобщем потопе, каким было движение варваров, Рим был для человеческой цивилизации истинным Араратом. Древняя столица мира осталась или стала нравственным центром для вновь возникавшего Запада. Но после того как могущество и блеск политической империи были утрачены Римом, он не мог бы вернуть себе такого положения, если бы епископы, имевшие резиденцию в этом городе, не добились для его церкви первенства над всеми другими епископатами. Римские епископы достигли первосвященства в христианстве. Они сделали Рим Дельфами или Иерусалимом нового союза народов и сочетали древнюю императорскую идею столицы мира с иудейским понятием о граде Господнем. Верховность, которой они добивались с римской последовательностью, не могла быть оправдана учением Христа, не заключавшим в себе ничего политического, и противоречила первоначальному равенству всех апостолов, всех священнодействующих и общин; точно так же она не могла быть обоснована древностью римского епископства, так как церкви Иерусалима, Коринфа и Антиохии были еще древнее. Притязаниям римской церкви на первенство вскоре дало силу получившее санкцию предание о том, что римское епископство было учреждено Петром. Этот апостол считался уже в первом веке главой церкви, непосредственным продолжателем и наместником Христа, и ему сказал Господь: «Ты — камень, и на этом камне я создам свою церковь». Эти слова, встречающиеся только у одного из четырех евангелистов, составляют основное оправдание власти пап. И поныне это изречение можно видеть начертанным исполинскими буквами на фризе высокого купола храма Св. Петра в Риме. Для церкви римлян эти слова были тем же, чем были для римского государства известные слова Вергилия.

Завистливый Восток не оспаривал того факта, что римская церковь установлена Петром, но он не признавал, что отсюда вытекает верховность этой церкви. Между тем на Западе это положение стало столь же непоколебимым, как член Символа веры, и епископы Рима стали называться преемниками Петра, наместниками Христа и главами католической церкви.

Многим может показаться странной такая сила традиции, покоящейся на вековом убеждении. Но следует принять во внимание, что в каждой религии, еще приобретающей форму, предание и миф становятся основой практического действия. Как скоро они признаны миром, они получают в религии значение факта. Кроме того, для каждого другого города сказанная традиция не имела бы силы. Ни святость Иерусалима, в котором Христос учил и умер; ни установление Петром общины в Антиохии, не подлежащее никакому сомнению, не дали этим городам права притязаний на церковную верховность; но епископы Латерана, признавшие, что при определении положения константинопольского патриарха нельзя руководиться политическим значением Константинополя, тем не менее успешно поддержали древнюю столицу мира, когда она потребовала общего поклонения и подчинения народов. И ореол вечного Рима снова воссиял, но перешел к его церковному главе. Папы оказались наследниками духа, твердости и властолюбивых стремлений древних римлян, и хотя империя уже распалась, ее великий, но лишенный души механизм продолжал еще существовать. В провинциях еще сохранялись глубокие следы господства и управления Рима, и владычество церковного города стало быстро распространяться по тем путям, которые были проложены языческим Римом.

Возникнув в империализме как иерархическое установление, римская церковь мало-помалу превратила империализм в папство. Организация государства была перенесена на церковную систему, и центром ее стало папство. Древний государственный сенат в лице кардиналов и епископов по-прежнему стоял возле выборного духовного монарха, при избрании которого, как и императора, происхождение и национальность не имели определяющего значения. Но в виде соборов, вселенских и частных, было введено конституционное начало, неизвестное цезарям, и с этой целью провинции посылали в сенат — римский Латеран — своих представителей. Управителями этих церковных провинций были епископы, возведенные в этот сан Римом и подчиненные его надзору. Монастыри всех стран соответствовали древним римским колониям и были как бы крепостями духовного владычества Рима и культуры. И когда язычники и еретики, варвары Британии, Германии, Галлии и Испании, были покорены бескровным оружием Рима и приобщены к цивилизации, Вечный город снова стал повелевать миром и предписывать ему законы. Как бы ни смотреть на эту вновь возникшую и исходившую из Рима централизацию, она была создана на слабости человеческой: верховность римской церкви была необходима для грубого, не знавшего законов времени, так как этой верховностью достигалось единство христианского учения. Вне абсолютной власти церкви, без римского духа епископов, подавлявших с силой Сципиона и Мария каждую попытку провинций отпасть от ортодоксального учения, христианство легко распалось бы на сотни религий, порожденных национальной фантазией. Таким образом, судьба Рима и мира повторилась два раза. И тысячу лет спустя после падения древнего римского государства германцы же снова низвергли всемирную власть второго Рима и великой преобразовательной революцией завоевали свободу вере и знанию.

Благоговейное отношение народов к Риму в Средние века не имело границ. В Риме, как в ковчеге завета и древней христианской культуры, народы видели сосредоточие законов, хартий и символов христианства; они смотрели на город мучеников и апостолов Петра и Павла как на неиссякающую сокровищницу великих сверхъестественных милостей. Здесь был центр божественного управления человеческого рода; в этом городе пребывал первосвященник нового союза, утверждавший, что на земле он заступает Христа. Всякая высшая власть — и духовная, и мирская — получала свое освящение в Риме. Казалось, источники священнической, разрешающей и связывающей власти, императорского или верховно-судебного величия и всей цивилизации берут свое начало на холмах Рима и, как райские реки, изливаются оттуда на все четыре страны света, оплодотворяя их. Все учреждения, которыми надлежало воспитать в народах религиозное чувство, исходили первоначально из этого таинственного города; епископства, монастыри, миссии, школы и библиотеки были колониями Рима. Монахи и священники, как некогда консулы и преторы, шли в провинции и покоряли их Риму. Останки умерших в Риме перевозились с благоговением через моря и земли и, как священные реликвии, помещались под алтарями в самых отдаленных местах Британии и Германии. Языком церкви и школы у варваров был римский язык: богословская и общая литература, музыка, математика, грамматика, архитектура и живопись шли из Рима. Люди, обитавшие на самых крайних границах запада и севера и плохо знавшие названия своих ближайших соседних городов, все знали о Риме и, когда им доводилось слышать это имя, звучавшее для них подобно грому, который в течение многих столетий раскатывался по всему миру, ими овладевали волнение и трепет, как перед какою-нибудь непостижимой тайной, и их порывистая фантазия рисовала им Рим в виде блистающего красотой Эдема, врата которого могли и открывать, и преграждать путь к небу. На протяжении Средних веков были длинные периоды времени, в течение которых Рим был поистине законодателем, наставником и матерью народов, которых он окружил тройным кольцом единства: духовного в папстве, светского в империи, корону которой немецкие государи получали в храме Св. Петра, и общекультурного в том наследии, которое было завещано миру древними римлянами.

Всего сказанного достаточно, чтобы наметить те вершины, на которых стоял Рим в Средние века, как господствующее начало христианской общины народов. Перед этой всемирно-исторической задачей, решать которую городу приходилось во второй раз, смягчается ужас тех страшных мук, через которые проходило человечество, чтобы силой знания освободить себя из-под ига Рима. Грехи древнего деспота народов были искуплены великой идеей всемирного гражданства, которая была воплощена в Риме и благодаря которой он вырвал Европу из хаоса варварства и сделал для нее доступными общую свободу и культуру.