"Седьмой канал" - читать интересную книгу автора (Кисилевский Вениамин Ефимович)

Глава восьмая Ура! Наша взяла!

Напротив дома, у гаражей, тетя Варя — соседка, что живет этажом ниже, — кормила бесхвостую кошку. Рядом с ней стоял Вовка с велосипедом. Когда Глеб подошел, Вовка так обрадовался и так руку тряс, словно целую вечность не виделись.

— Ну, Глеб, и нагнал же ты на меня страху! Хорошо, дядя этот, что приехал к вам, выдернуть тебя успел!

— А знаешь, я, пока ты не сказал, и не помнил про этот автобус. От сильного испуга, наверно.

— Испугаешься! Повезло еще, что водитель классный попался. Как он это сделал — ума не приложу. Прямо автородео! Автобус на задние колеса встал, а передние вверх задрал, как пес лапы!

Тетя Варя свернула газету, в которой принесла кошке еду, и пошла к подъезду.

— Узнать бы, чья это работа, — кивнул Глеб на остатки кошкиного хвоста. — Точно Игоря.

— Поди докажи, — пожал плечами Вовка. — Он ведь не признается.

— А что это тетя Варя взялась ее кормить? Раньше вроде не замечал. Жалеет, наверно?

— И жалеет, и, говорит, котята у нее скоро должны появиться.

— Все-таки Игоря работа, больше некому, — рассуждает Глеб. — Помнишь, как он кошку в фонтан бросил? А тогда, на речке? Ой, я и не спросил, здорово тебе влетело?

Вовка только рукой махнул: зачем, мол, глупые вопросы задаешь? Сам разве не понимаешь? Тут Глеб вспомнил, что в кармане у него Димин подарок — велосипедная шапочка.

Достал, надел на голову и посмотрел на Вовку:

— Как?

— Здорово! — восхитился Вовка. — Где взял?

— Дима подарил.

С такой шапочкой на голове грешно, конечно, не прокатиться на велосипеде.

— Я сгоняю кружочек? — спрашивает Вовку.

— Давай, — говорит Вовка. — А я пока схожу домой, тоже что-нибудь кошке принесу. Ей сейчас много есть надо. Чтобы на всех хватило.

Вовка ушел, а Глеб несколько кругов вокруг дома сделал. По дороге дядю Гарика встретил — возвращался после разговора с Москвой. Глеб сказал ему, что скоро придет, сделал еще кружочек, а тут как раз и Вовка вышел. Подъехал к нему, только с велосипеда слез — Игорь появляется. И что интересно, с таким видом, будто ничего не произошло и отношения у них — лучше не бывает.

— Привет, — говорит, — паникеры! — Стаскивает с головы Глеба шапочку и натягивает на свою. И еще улыбается, словно одолжение сделал. — Не хнычь, поношу и отдам.

Глеб вдруг так разозлился, что даже дышать трудно стало. Не из-за шапочки, а из-за всего. Особенно из-за Игоревой улыбочки. Вздохнул два раза, чтобы немного успокоиться, и говорит:

— Смотри, как бы тебе хныкать не пришлось! Давай сюда шапочку. И деньги тоже, что на катер брал, живодер! По-хорошему.

— А то что будет? — скалит зубы Игорь.

— А то, — вмешивается Вовка, — сейчас выйдет Дима и накостыляет тебе по шее. Хотя, если надо, мы с Глебом и сами управимся.

— Это вы-то? Ой, не могу! — хватается Игорь за живот и делает вид, будто сейчас умрет от смеха.

Вовка, конечно, зря про Диму сказал. Тот Глебу не раз говорил, чтобы за его спиной не прятался, сам за себя мог постоять. Если не крайний случай, конечно. Но нельзя же, в конце концов, считать крайним случаем толстого Игоря. Видно, все-таки подействовало на него, что дело может дойти до Димы.

— Ладно, — говорит, — я сегодня добрый. На, держи свое богатство! — Снимает шапочку, комкает в руке и вдруг зашвыривает на дерево. И так удачно бросил — высоко повисла, на тоненькой веточке с краю.

Глеб от возмущения и обиды, что называется, света белого невзвидел. То ли застонал, то ли зарычал, то ли замычал — не поймешь даже, и неожиданно боднул Игоря головой в живот. И в самое, как Вовка потом сказал, солнечное сплетение. Игорь глаза выпучил, рот раскрыл, ни вдохнуть не может, ни выдохнуть. Потом согнулся пополам, тоненько, по щенячьи заскулил и медленно, как-то бочком, начал пятиться.

Если честно сказать, Глеб еще секунду назад не думал, что ударит. И обомлел, наверное, не меньше, чем Игорь. Что там ни говори, а Игорь все-таки в пятом классе и Глеб едва до его плеча дорос. Хоть и рядом верный друг Вовка, но все равно силы явно не равны. Сейчас он перестанет пятиться, придет в себя и… ничего хорошего, в общем, не будет. Но Игорь, рослый, самодовольный, всегда ухмыляющийся Игорь, отбежал подальше, выкрикнул несколько злых, нехороших слов и поступил так, как поступают в подобных случаях трусы: схватил обломок кирпича, швырнул в Глеба и пустился наутек.

Кирпич попал Глебу в плечо, но он даже боли не почувствовал. Потому что о какой боли можно говорить, если противник, к тому же в два раза сильнее тебя, бежит, а проще сказать, драпает так, что только пятки сверкают?

— Ура! — завопил ему вслед Вовка. — Наша взяла!

И Глеб тоже закричал «ура» и погрозил Игорю кулаком за его подлые слова и подлый кирпич. Он даже не заметил, что выпятил грудь и приподнялся на носочки, словно сразу стал сильнее и выше ростом. Да так оно, наверное, и было, потому что победитель всегда высок и силен. И красив тоже.

— Мало я ему дал! — сказал Глеб, чтобы придать окончательный блеск одержанной победе.

— Мало, — согласился Вовка.

Теперь, чтобы навсегда покончить со всем, что связано с Игорем, нужно было снять с дерева шапочку. Сначала они пытались сбить ее камнями и палками. На помощь пришел и Вадик, парень из их дома. Но ничего не получалось. К тому же эти метания могли плохо закончиться — все время приходилось смотреть, чтобы поблизости не было людей.

Делать нечего, надо лезть на дерево. Конечно, такое решение с самого начала было бы лучшим. Но возникает много проблем. Во-первых, ругают, если на дереве увидят, а во-вторых, — шапочка с самого краю повисла, ветки там ненадежные, ломкие.

Провели военный совет и порешили на том, что надо пробраться по толстой ветке, которая рядом, и сбить шапочку палкой. Сделать это вызвался Вовка. Сказал, что меньше всех весит, к тому же у Глеба ранено плечо. Но Глеб не мог, конечно же, допустить, чтобы Вовка лез за его шапочкой. Отыскал хорошую, удобную палку, засунул ее под рубашку, чтобы руки были свободными, и полез.

Для нормального человека влезть на дерево — пустяковое дело. Мешала, правда, торчащая перед лицом палка, но это тоже невелика беда. И минуты не прошло, как Глеб уже добрался до нужной ему ветки.

Ветка оказалась не такой уж надежной, какой выглядела снизу. А когда раздался подозрительный треск, Глеб понял, что дальше двигаться рискованно. Вытянул, сколько смог, руку с палкой — не хватает самой малости, каких-то сантиметров. Продвинулся чуть-чуть — и замер, потому что треск повторился, и еще более подозрительный. Цель была уже совсем близко. Он снова попытался дотянуться до шапочки, но только чиркнул по ней палкой. Теперь речь шла уже о миллиметрах. Глеб приступил к решающей попытке, но в это время прозвучал возмущенный мужской голос:

— Ты зачем туда забрался, негодник!

Глеб вздрогнул от неожиданности, и этого незначительного движения оказалось достаточно, чтобы ветка треснула.

Все-таки сегодня удачный день. Из-под автобуса целым-невредимым выбрался, и сейчас обошлось. Успел, падая, затормозить, хватаясь за мелькающие перед глазами ветки, и приземлился вполне благополучно, только руки исцарапал. Правда, не очень красиво — на четвереньки. А шапочка — такое только в кино бывает — упала ему на голову.

В другое время они хорошо посмеялись бы над этим приключением. Но сейчас не до смеха. Глеб встал на ноги и увидел, что кричал не кто-нибудь, а ругательный дед. Лицо у деда от негодования багровым сделалось. И сразу, как только Глеб поднялся, схватил его за воротник. Зачем, спрашивается, хватать? Глеб и так никуда не убежал бы. Сейчас он объяснит, что полез на дерево, потому что другого выхода не было, и все станет на свои места. Глеб уже открыл рот, но ругательный дед ему и слова сказать не дал.

— Я за тобой, негодяй маленький, давно наблюдаю! Шкода ты, каких свет не видел! Один раз пожалел тебя, думал, выводы сделаешь, теперь хватит! Узнаешь у меня, как себя вести нужно! В какой, говоришь, квартире живешь — сто двадцать третьей?

Надо же, такой старенький, а память хорошая!

— Ну, в сто двадцать третьей.

— Не нукай, не запряг! Давно мне с твоим отцом потолковать охота! Думает, если доктор, так его дети могут делать, что хотят!

Идти с дедом домой, особенно сейчас, да еще когда дядя Гарик в гостях, ужасно не хотелось. И Глеб сказал слова, которым уже тыща лет и которые почти не помогают, скорее даже наоборот:

— Я больше не буду.

— Он больше не будет! — хором повторили Вовка и Вадик.

— Теперь уж не бу-удешь! — удовлетворенно протянул дед и повел Глеба к подъезду, по-прежнему не выпуская воротника его рубашки. Он даже в лифте, откуда сам Фантомас не убежал бы, и то не разжал кулак.

Подошли к двери, и она, словно по волшебству, сама раскрылась перед ними. На пороге стоял Дима. Посмотрел удивленно, что Глеб не один, и говорит:

— Сколько можно тебя ждать? Папа пришел, все уже за столом сидят, меня за тобой послали. Здравствуйте, дедушка.

Дед посмотрел, прищурившись, на Диму, не поздоровался в ответ, сказал только:

— Твоя личность мне тоже хорошо известная! — И прошел в гостиную, где все сидели за столом.

Глеб остался в коридоре. Зачем, пока не зовут, на глаза показываться? За него и так сейчас возьмутся.

Сначала послышался папин голос:

— Проходите, сосед, как раз к столу поспели. Окажите, так сказать, честь.

— Это уж лучше вы мне честь укажите! — язвительно отвечает ругательный дед и сразу же, без перехода, начинает всем доказывать, какой Глеб плохой.

Глеб слушает и только удивляется — если бы не знал, что речь идет о нем, подумал бы, что говорят о каком-то разбойнике. Хуже всего, что дед говорит о вещах, о которых Глеб и понятия не имеет, — о разбитых лампочках в подъезде, о пропавшем с веревки белье. Но когда дед перешел на кошек, которым хвосты отрубают, Глеб не выдержал. Вбегает в комнату и кричит:

— Неправда это! Неправда!

А дед словно обрадовался его крику.

— Вот, — говорит, — полюбуйтесь. Теперь он меня, старого человека, вруном называет.

Все сидят с каменными лицами, то на Глеба смотрят, то на деда. А Дима даже за голову схватился. Папа встает, вытирает зачем-то салфеткой лицо и еле слышно спрашивает Глеба:

— Так что здесь правда, а что… неправда?

Последнее слово он тяжело произнес. Папу понять можно. Нелегко ведь сказать пожилому человеку, что тот обманывает. Но и поверить всему, что он о Глебе говорит, тоже нельзя.

— Почти все неправда! — говорит Глеб и кулаки изо всех сил сжимает, чтобы слезы сдержать. — Только про песок правда, но я его не разбрасывал по всему двору, а взял немного руки отмыть. И про дерево. Игорь на него мою шапочку забросил. Что же, оставлять ее там? При чем здесь белье и кошкин хвост?

Папа еще раз салфеткой лицо вытер, но на этот раз заговорила мама, а не он.

— Окажите, — спрашивает она деда, — ваша фамилия Проценко?

— Проценко, — отвечает тот. — А какое это имеет значение? Вы вместо того, чтобы фамилии спрашивать, лучше бы сынков своих…

— Ну, вы уж позвольте нам самим решать, как сыновей воспитывать! — не дает ему договорить мама. — Наши дети, если хотите знать, никогда не обманывают. И мы им верим.

— Хотите сказать, что это я вру? — повысил голос Проценко.

— Я хочу сказать, что очень благодарна за участие, которое вы принимаете в наших детях. А сейчас извините, мы собрались обедать. Нельзя ли отложить этот разговор?

Дед Проценко уходить не хочет. Получается, что ничего он не добился. Никто Глеба не ругает, а, похоже, даже защищают. И еще, как Глеб заметил, очень ему не понравилось, что мама фамилию спросила. Только он снова рот раскрыл, поднимается дядя Гарик и медленно, каждое слово отдельно, говорит:

— Вы же слышали, папаша, мы собираемся обедать. Сейчас я еще один стульчик принесу. Сядем рядком, выпьем по рюмочке за подрастающее поколение. Пусть оно будет умнее и счастливее нас. А мы будем стараться поступать так, чтобы дети не стыдились нас и верили нам.

— Сами пейте! Некогда мне с вами рюмки распивать! — буркнул дед — и побежал к выходу. Но по всему было видно, что очень смутили его слова дяди Гарика.

Мама, когда за ним дверь закрылась, вздохнула и сказала:

— Я так и думала, что это Проценко. Он напротив живет, в пятиэтажке. Весь район терроризирует! Старик ведь этот… — не договорила, посмотрела на Глеба: — Иди руки мой, не стой здесь. Только кран не забудь закрыть, а то опять наводнение устроишь!

Глеб пошел в ванную, и так и не удалось ему услышать, что мама знает о ругательном деде. Зато, когда шел обратно, услышал слова дяди Гарика:

— А ты что, строгий папаша, никогда в детстве по деревьям не лазил?

Папа ему ничего на это не ответил. Потому, наверное, что увидел входящего Глеба.

Когда Глеб тоже сел вместе со всеми, папа налил взрослым в рюмки вино, а Диме с Глебом компот и сказал дяде Гарику:

— Ну, за твой приезд!

— Нет, — отвечает дядя Гарик, — мой приезд уже был. Давайте выпьем за тех, кто рискует жизнью ради друзей. Даже если этот друг — кошка. — И подмигнул Глебу.

И Дима тоже подмигнул. Папа заметил и спросил:

— Что это вы размигались?

Знал бы он про автобус, не улыбался бы, наверное, сейчас. Глеб посмотрел в угол дивана и увидел голубого осьминога. Все это хорошо, конечно, но как же теперь с Логом будет? Может, прав дядя Гарик и Лог опять появится на экране, когда Глеб останется в комнате один? А если нет? Вот уедет дядя Гарик, и даже поговорить о Логе не с кем будет. И вдруг Глеб вспомнил, как дядя Гарик сказал, что заехал «на пару деньков». А эта «пара» уже прошла. Что же получается?..

— Дядя Гарик, вы еще долго у нас поживете?

— Нет, надо ехать, — отвечает дядя Гарик. — Заканчивается отпуск, ничего не поделаешь. Теперь ваша очередь гостевать.

— А когда вам надо ехать?

— Да сегодня и надо. — Посмотрел на часы: — Чуть больше четырех часов до отхода поезда осталось.