В ТОТ НЕОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ

В тридцатых годах XXI века в ряде хирургических клиник мира в силу чрезвычайного стечения обстоятельств прошли операции по временной пересадке мыслящего мозга в организм животного (чаще всего человекообразной обезьяны или собаки). Все эти операции, равно как и причины, побудившие к ним, подробно описаны в «Медицинском вестнике» Всемирной академии наук, в книге известного популяризатора науки профессора Горобца «От Эскулапа до наших дней», а также в тех выпусках медицинской энциклопедии, которые вышли после 2039 года.

Особое место авторы единодушно отводят происшествию с Шухратом Салимовым. И неудивительно. Ведь это единственный на Земле человек, который совершил гражданский подвиг в тот момент, когда его мозг находился не в собственном теле.

В общих чертах вы, разумеется, слышали об этой истории.

Шухрат Салимов, инженер-строитель по профессии, недавно записал все пережитое им в тот необычный день. С его разрешения мы публикуем эти записи.

Помните, сколько шуму наделало открытие пещеры на Памире? К ней съехались археологи всего мира. Поговаривали, что обнаруженные здесь глиняные таблички с надписями заставят по-новому взглянуть на историю древних времен региона.

Я приехал на Памир одним из первых, хотя имею об археологии весьма смутное представление. Я инженер-строитель.

Дело в том, что вход в пещеру находился в верхней части почти отвесной скалы. Археологам нужно было как-то подниматься к пещере, доставлять туда оборудование, приборы, инструменты, а также переправлять вниз некоторые находки.

Вот почему было решено построить к пещере канатную дорогу. Взрывники приготовили чуть ниже входа небольшую площадку, где должна была подняться одна из опор дороги, вторую предстояло установить на гребне горного отрога, а третью — в излучине горной речушки, откуда сравнительно просто можно было добраться до шоссе.

Едва я приехал в лагерь археологов, как ко мне буквально подлетел сухонький, необыкновенно энергичный старичок. Впоследствии я узнал, что это знаменитый археолог, академик Мумин Вахабович Пулатов. Тогда же он моментально забросал меня вопросами:

— Когда же наконец вы построите канатную дорогу? Ну? Сколько нам придется ждать? Год? Два? Десять?

Ошеломленный такой стремительной атакой, я поначалу растерялся, но вскоре взял себя в руки и спокойно разъяснил, что приняты все меры для ускорения строительства. Проект уже составлен. Сейчас он лежит в моей папке. С минуты на минуту должны привезти технику и материалы, а все строительство займет не больше 10 — 15 дней.

Глаза академика гневно сверкнули:

— Пятнадцать дней! Да за это время горы можно свернуть! Вы что, и в самом деле собираетесь полмесяца возиться с какой-то ерундой?! — Он продолжал наступать на меня и успокоился только тогда, когда я заверил, что будет сделано все необходимое, чтобы сократить эти и без того сжатые сроки.

Нетерпение археологов я мог понять. Вход в пещеру был доступен, пожалуй, лишь опытным альпинистам. Из-за нависающего горного кряжа к нему нельзя было приблизиться даже вертолетом. Вот почему широкие исследовательские работы не могли начаться раньше пуска канатной дороги.

Через три часа после моего приезда в лагерь прибыл целый караван тяжелых вездеходов. Привезли все необходимое для начала работ.

Опору внизу мы собрали и установили практически в тот же день. Следующие три дня затратили на верхнюю опору — ее высшая точка находилась на одном уровне со входом в пещеру. Оставалось установить промежуточную самую тяжелую и высокую опору. Когда ее сборка подходила к концу, я вызвал с базы по рации мощный горный трактор, с помощью которого предусматривалось поднять металлический великан методом падающей стрелы.

Трактор должны были привезти на следующее утро. А к вечеру небо начало хмуриться. Горы словно растворились на его черно-фиолетовом фоне, и только снежные вершины белели кое-где как облачка. Вскоре хлынул ливень, один из тех грозных ливней, от которых полнеют узенькие горные ручейки и, превращаясь в бурные потоки, сметают все на своем пути. Еще немного, и по расщелине чуть ниже нашего лагеря уже стремительно неслись желтые, смешанные с глиной потоки.

Назавтра погода прояснилась. Солнце ласково смотрело с высоты, ручеек выглядел таким же безобидным, как и перед ливнем, земля быстро высыхала.

Я вновь связался с базой, и мне сообщили, что в долине последствия ливня более серьезны. Горная дорога местами размыта, кое-где произошли обвалы. Дополнительную технику я смогу получить не раньше чем через два дня.

Не успел я выключить рацию, как в домик вбежал академик. Он нетерпеливо потирал руки:

— Ну вот, уже просохло окончательно. Почему никто не работает?

Я объяснил, что промежуточная опора более тяжелая и для ее подъема необходима техника помощнее. Через два дня…

Академик не дал мне договорить.

— Два дня! — воскликнул он. — Вы смеетесь! Два дня! — И он забегал по узкому помещению радиорубки, горячо упрекая меня в недальновидности и неумении организовать ритмичную работу.

Наконец он остановился напротив меня и заговорил спокойнее:

— Послушайте, вы говорите, что у вас маломощные тракторы… Но ведь и у нас есть один горный трактор. Почему бы вам не сцепить их? Тогда наверняка хватит мощности. И ждать не придется.

В том, что он говорил, был резон. Я тут же прикинул на портативной ЭВМ — мощность трех сцепленных друг с другом тракторов позволяла установить опору. Честно говоря, мне и самому не хотелось сидеть без дела.

Объяснив механику нового трактора его задачу и поставив этот агрегат в середину сцепки, я поднялся на огромный валун, на котором меня отлично видели все, кто участвовал в установке опоры.

Повинуясь моим сигналам, тракторы медленно двинулись вперед. Начала подниматься падающая стрела и, в свою очередь, потянула за собой опору. Та дрогнула, оторвалась от грунта. Ее верхушка медленно устремилась к зениту. Тяговые машины работали легко, без натуги. Я уже считал дело сделанным. И вдруг что-то произошло. Я увидел, как опора сначала остановилась, затем пошла назад. Ничего не понимая, я повернулся к тракторам, и в этот момент рядом раздался оглушительный свист. Мощный удар в грудь смел меня с валуна и швырнул на острые камни. От боли я потерял сознание.

Пробудился я в полной темноте. Шею слегка покалывало. Пошевелил руками, ногами — вроде бы все в порядке. И все-таки была какая-то странность в том, как повиновались мне конечности.

— Шухрат, — донесся до меня приятный женский голос, — вы меня слышите?

— Слышу, — ответил я. — Что с моими глазами?

— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — успокоил тот же голос.

— Кто вы? Это лагерь археологов? Где я?

— Нет, это не лагерь. Это Бустанская хирургическая клиника. А меня зовут Светлана Назаровна. Я главный врач клиники.

— Светлана Назаровна…

Я дважды бывал в Бустане, красивом современном городке в горах, возникшем на месте древнего поселка. Но как я попал сюда? Ведь до городка от нашего лагеря не меньше трехсот километров. А прошло, как мне казалось, всего несколько минут.

— Сейчас вам все станет ясно, — в голосе Светланы Назаровны я уловил смущение. — Во время аварии пострадали легкие, сердце и другие органы. Кроме того, вы разбились, упав с высоты на острые камни, и потеряли много крови. — Она заколебалась, но затем твердо продолжала: — Ни в лагере, ни в нашей клинике нет аппаратуры, позволяющей длительное время поддерживать автономную работу мозга. Поэтому мы были вынуждены пойти на временную трансплантацию… Ваш мозг перенесен в другой организм, временно соединен с ним…

Она сделала паузу, я весь напрягся.

— С организмом лани. О, не волнуйтесь. Вы пробудете в нем всего несколько часов. Вертолет с Юлдуза уже в пути. Он доставит вас в тамошнюю первоклассную клинику, где ваше тело восстановят. Такие операции делают, вы, вероятно, читали об этом?

— Очень мало. — Вот все, что мог пробормотать я. — Постойте, но если я сейчас в теле лани, то как же мы с вами разговариваем?!

— Через индикатор, — пояснила она. — Вы не говорите, а думаете, индикатор же переводит ваши мысли в звуковые колебания. Однако индикатор установка стационарная, и во время полета его с вами не будет. Поэтому, если у вас есть какие-либо жалобы или пожелания, говорите сейчас. Вертолет прибудет с минуты на минуту.

Я до сих пор даже гриппом не болел. И вдруг такая операция! Конечно же, желание у меня было одно — поскорее принять свой естественный облик.

— Собственно говоря, — продолжала Светлана Назаровна, — вам можно было бы сделать укол и в спящем виде доставить в Юлдуз. Но мы решили не рисковать, полагаясь на ваше мужество и здравый смысл. Кроме того, все эти события будут при окончательной операции стерты в вашей памяти.

И вот тут-то я начал вспоминать подъем опоры. Ну конечно же! И как это я раньше не сообразил! Мощности тракторов вполне хватало, чтобы поднять опору, но ведь прочность захватывающего механизма, к которому крепится тяговый трос, не была рассчитана на такую нагрузку. Вот почему кронштейн не выдержал, оборвался, и механизм под действием сил натяжения в тросе, будто пушечный снаряд, был отброшен в сторону. Меня задело…

Тем временем с моих глаз сняли повязку. Я увидел светлую комнату, миловидную, средних лет женщину, нескольких ассистентов. Что-то темное, продолговатое находилось все время перед моими глазами. Я с ужасом понял, что это нос лани — мой нос. Одновременно я ощутил сотни разнообразных запахов — большинство из них впервые в жизни.

Люди смотрели на меня с состраданием. Я опустил голову.

— К сожалению, — как бы извиняясь, произнесла Светлана Назаровна, — у нас не хватило времени, чтобы отсечь ваше сознание от восприятия ощущений. Но ваше приключение заканчивается. Если у вас по-прежнему нет никаких пожеланий, мы отключаем индикатор. Вертолет прибыл.

Пожеланий у меня не было.

Юлдуз был новым космодромом, способным принимать корабли всех классов. Человек уже вышел за пределы солнечной системы, хотя до ближайших звезд было по-прежнему далековато. Но уже появились первые автоматические звездолеты, системы которых отрабатывались и испытывались в межзвездном пространстве. Шли эксперименты с новым типом двигателя. Обычно эти корабли стартовали с Марса или с одного из крупных астероидов, но все данные обрабатывались на Земле. Точно так же на Земле исследовались образцы пород и минералов, доставленных с других планет и астероидов.

Юлдуз и был крупным научным центром, в котором располагалось несколько научно-исследовательских институтов, а также многочисленные центры по ремонту и диагностике кораблей.

Итак, наш вертолет держал путь к Юлдузу. В салоне, кроме меня, находился дежурный врач базы. Он то и дело успокаивающе гладил меня по шее и обнадеживающе кивал головой.

Летели мы около часа.

Вскоре на горизонте появилась другая горная система. У ее подножия примостились белые корпуса городка космологов, окруженные густой зеленью. Блеснуло широкое озеро — зона отдыха. Сам космодром был гораздо выше — за горным хребтом, где в недрах скал были пробурены глубокие шахты. К каждой вело несколько горизонтальных тоннелей на разных уровнях.

Клиника располагалась в стороне от городка, в гуще соснового леса. Эти сосны были несколько десятилетий назад специально выведены для южных широт. К клинике вело тихое шоссе.

Мы приземлились прямо на площадке перед клиникой. Рабочий автомат сгрузил контейнер. Вертолет тут же улетел. От клиники к нам уже бежал крупный широколицый человек в белом халате. Выглядел он взволнованным.

В тот же миг меня охватило странное беспокойство, никак не связанное с человеческой психикой. Его причиной был необычайный запах, уловленный звериными органами обоняния. То существо, в теле которого я оказался волей случая, напоминало о себе.

Мне и прежде приходилось читать и слышать о том, что многие животные ощущают инстинктивный страх перед надвигающимся стихийным бедствием или неведомой опасностью. За несколько секунд до землетрясения или наводнения, когда человек спокойно спит, собака, например, начинает метаться, лаять, рваться на улицу. Механизм этого явления необъясним до сих пор.

Сейчас ученые научились предсказывать землетрясения, а наводнений в наши дни и вовсе не бывает… Этот тонкий и в то же время непривычный чужой запах неприятно поразил и взбудоражил меня. Я проникся ощущением надвигающейся опасности.

Но мое человеческое сознание упорно противилось этому чувству. И в самом деле, что могло произойти? Я находился на территории первоклассного ракетодрома, рядом с отличной клиникой, где работали выдающиеся специалисты. Что нам могло угрожать?

Доктор подбежал к нам и сказал:

— Пойдемте! Быстрее!

Мы вошли в клинику, прошли по длинному коридору и оказались в просторном кабинете, одна из стен которого была заставлена аппаратурой. В одном из приборов я узнал индикатор. Встречавший быстро подключил его клемму и заговорил:

— Прибыли? Как самочувствие? — Он обращался одновременно и к моему спутнику, и ко мне. Казалось, он испытывает смущение оттого, что должен называть лань на «вы».

Человек, сопровождавший меня, сказал несколько слов, видимо на латыни. Толстяк удовлетворенно кивнул головой, и тот вышел. Мы остались вдвоем. Врач спросил:

— У вас нет пожеланий или жалоб?

Я решил, что смешно говорить о каком-то страхе надвигающейся опасности, и ответил, что у меня все в порядке.

Врач сказал, по-прежнему смущаясь:

— Мы в целом подготовились к операции. Но… Только что произошло нечто странное… Двенадцать человек из лаборатории получили тяжелые травмы. Совершенно непонятно… Сейчас весь персонал клиники борется за их жизни. Вам придется потерпеть еще часок. — Он умоляюще посмотрел на меня. Лань кивнула.

— Сейчас придет медсестра и сделает вам укол. Вы ничего не почувствуете, а когда очнетесь, будете уже в своем теле.

Продолжая вопросительно смотреть на меня, он отключил индикатор и указал мне на какое-то приспособление, похожее на станок для оперирования животных.

— Пожалуйста, встаньте сюда. Сейчас придет медсестра. — Он вышел.

Окно кабинета было распахнуто настежь. Оно выходило к горам, где располагались шахты с планетолетами. Воздух здесь был изумительно чист, но незнакомый запах ощущался сильнее. Пришла тревога…

Я подошел к окну и, опершись передними ногами о подоконник, выглянул наружу.

Здесь, рядом с клиникой, была устроена беседка, в ней находилось несколько человек, они говорили между собой. Вернее, говорил один человек в форме космолетчика, а остальные внимательно слушали его, время от времени задавая вопросы.

— Нет, первым догадался я. Причем по чистой случайности. Мы с Аликом договорились поехать в город, а встретиться должны были у входа в институт. Я жду, Алика все нет и нет. Позвонил — никто не отвечает. Тогда я подумал: может, у них собрание? Но Алик-то ничего мне не говорил. Позвонил в соседнюю лабораторию, там отвечают: «Они все на месте». Я все же упросил позвать Алика к телефону. Кто-то пошел за ним и… Вот тут-то началось. Все двенадцать человек оказались на полу в разных позах. Говорят, еще десять минут, и не было бы даже шансов на спасение…

— Чем же они там занимались?

— Обычной работой. С утра взялись за пробы, привезенные «Орионом».

По сообщениям прессы и телевидения я знал, что на Землю недавно вернулся космический корабль «Орион» с Нептуна. Впрочем, Нептун уже посетили десятки других кораблей. Исследованы тысячи доставленных ими образцов. До сих пор сенсаций не было.

Теперь после слов, произнесенных космонавтом, я гораздо с большим доверием отнесся к ощущениям лани. Тонкий непривычный запах доносился с двух сторон — сильнее оттуда, где, судя по всему, находилась шахта с «Орионом», и слабее со стороны института. Сопоставив это со случившимся, я понял, что в районе космодрома возникла опасность, неведомая пока людям.

«Ладно, — подумал я. — Сейчас войдет медсестра, я попрошу подключить меня к индикатору и расскажу о своих ощущениях».

За дверью послышались шаги. В кабинет вошла стройная девушка. Она с интересом посмотрела на меня. Я потерся боком об индикатор, заглядывая ей в глаза.

— Бедненький! — сказала она. — Сейчас я сделаю вам укол, и вы уснете. Одну минутку. — Она взяла из стеклянного шкафа какие-то инструменты и прошла в смежную комнату.

Страшная догадка поразила меня. Сестра не поняла моих побуждений. Сейчас мне сделают укол, а когда я очнусь, из моей памяти будет стерто это. И я не смогу рассказать им, что опасность не исчезла, что она лишь затаилась!

Тем временем сидящие в скверике космонавты встали и двинулись к площади.

— Еще минутку! — пропела девушка в смежной комнате.

Дальнейшее произошло неожиданно для меня самого. Наверное, в эту минуту лань победила во мне человека. Одним прыжком я перемахнул через подоконник и тут же спрятался в густом кустарнике, окаймляющем скверик. Моего прыжка никто не увидел. Оказавшись на чистом воздухе, я огляделся внимательнее. К самой клинике примыкал густой лес, склоны ближних предгорий также были покрыты зеленью. Таким образом, незамеченным я мог свободно добраться до леса. В то же время с моего наблюдательного пункта хорошо проглядывалась вся площадь перед клиникой.

Я решил, отсиживаясь здесь, придумать какой-нибудь способ сообщить о своих подозрениях людям. «Ах, если бы не эта девушка! — думал я. — Будь в кабинете тот толстяк, он бы правильно понял меня, когда я потерся об индикатор». Больше всего я боялся теперь девушки.

В кабинете послышались шаги. Затем я услышал мелодичный голос:

— Товарищ… Товарищ! Где вы? — Девушка, держа шприц в руке, подошла к окну и выглянула наружу. — Товарищ! — позвала она еще раз, затем вскрикнула, выронила шприц и быстро выбежала из кабинета.

Как нарочно, у меня не появлялось ни одной путной мысли. Правда, я думал было, не вернуться ли мне в кабинет, чтобы вновь попытаться установить контакт с врачами. Я уже сделал несколько шагов, когда комната наполнилась людьми, которые тут же принялись внимательно обшаривать все углы.

Несколько человек, в том числе и толстый профессор, выглянули в окно. Вид у всех был озадаченный.

— Ну и денек! — воскликнул профессор. — И как это мы не подумали! У него наверняка начался обратный эффект. Выход один — немедленно разыскать, усыпить и на операционный стол.

Он обернулся и приказал кому-то:

— Срочно готовьте все к операции. Да, и еще — объявите по радио. Необходимо, чтобы все включились в поиск.

Тут он позвал громко:

— Шухрат! Шухрат! Где вы?

Я понял, что, стоит мне показаться из кустов, никому и в голову не придет объясняться со мной через индикатор. Но что мне делать? Что?

И тут одновременно во многих местах над всем городком зазвучал голос, усиленный радиоаппаратурой.

— Внимание! Внимание! Чрезвычайное сообщение! Только что из хирургической клиники при невыясненных обстоятельствах исчез пациент, который несколько часов назад подвергся трансплантации. Его мозг временно пересажен в организм лани. Особые приметы: крупный рост, цвет — палевая с рыжими пятнами. На шее специальный ошейник типа «Контакт». Существует опасность, что вследствие обратной связи сознание пациента может пострадать. Работники клиники обращаются ко всему научному персоналу, ко всем жителям города с просьбой принять участие в поиске. Гарантированное время нормальной жизнедеятельности мозга пациента в организме лани не более восемнадцати часов. Четыре часа уже прошло. Предполагаемое место нахождения — район клиники.

Это сообщение на разные лады повторялось несколько раз. «Ну что же, решил я. — Четырнадцать часов у меня еще есть. Я что-нибудь придумаю и выйду к ним. Только нужно найти подходящее место для размышлений. Здесь мне сосредоточиться не дадут».

Из клиники выбежало несколько десятков человек. На площадь опустились пять или шесть вертолетов, еще три или четыре летели со стороны города. По шоссе мчалась целая вереница автомашин. Площадь, совершенно безлюдная пять минут назад, быстро наполнялась народом.

Между людьми сновал профессор. Он делил собравшихся на группы, что-то растолковывал. Группы одна за другой уходили в разные стороны. Человек десять двинулись на меня. Я понял, что еще немного и меня обнаружат.

Скрываясь за кустами, я добрался до леса раньше своих преследователей. Кажется, меня не заметили. Я бежал по узенькой тропинке, ведущей к горам. С левой стороны тропинки тянулся неглубокий овраг с пологими склонами. Вдруг впереди послышались голоса. Я быстро метнулся к оврагу.

Рядом со мной прошли три человека. Они озирались по сторонам, но каким-то чудом не заметили меня.

— Нет, — сказал один из них, — тут он еще не проходил. Поищем поближе к клинике.

Они скрылись из виду. Я снова выбрался на тропинку и побежал вперед, уверенный, что вырвался из кольца окружения.

Теперь я двигался медленнее, перебирая на ходу возможные варианты контакта.

С момента моего бегства прошло уже сорок минут, но я так ничего и не придумал. А странный запах по-прежнему витал в воздухе. Сейчас он ощущался резче, сильнее…

Вскоре я вновь должен был насторожиться. Впереди среди золотистых сосновых стволов показался небольшой двухэтажный домик. Я подошел ближе. Дом стоял на зеленой солнечной лужайке в тени мощных деревьев. Судя по всему, это был двухдневный дом отдыха. Вероятно, люди, которых я встретил недавно на тропинке, шли отсюда.

Несколько минут я внимательно осматривал окрестности. Стояла полная тишина. Лишь птицы щебетали по всему лесу. Одно из окон домика было распахнуто настежь. Внутри никого не было.

Наконец, осмелев, я осторожно вышел на поляну, приблизился к домику и поднялся на крыльцо. Дверь легко подалась. Я увидел большую комнату на нижнем этаже, лестницу, ведущую наверх, где были комнаты поменьше.

В центре зала стоял длинный деревянный стол с остатками обеда. Видимо, людям пришлось уйти неожиданно. Я догадался, что они услышали по радио сообщение о моем исчезновении и поспешили на розыски. Мое внимание привлек большой чайник. Увидев его, я внезапно ощутил сильную жажду и вспомнил, что не пил уже несколько часов.

Обходя стол, я заметил в углу низенький журнальный столик, на котором стояла пишущая машинка с вложенным в нее белым листком бумаги. Поначалу я не обратил на нее особого внимания, но когда она оказалась уже за моей спиной, что-то ослепительно прояснилось в моем сознании. Забыв о жажде, я подбежал к столику. Вот он, выход! Я стоял и смотрел на машинку и на лист бумаги как на чудо. Сейчас я напечатаю всего лишь несколько слов:

«Опасность — «Орион». Исследовать со служебной собакой и приборами. Оставьте мне память!» Потом побегу с этим листком к людям. В любом случае они прочтут написанное и поднимут тревогу. Даже если меня не подключат к индикатору, моя записка наведет ученых на верный след.

Я подошел вплотную к машинке. Видимо, лист в нее только что вставили. На нем было отпечатано всего три слова: «Таким образом коэффициент»… Вероятно, кто-то в лесной тиши корпел над диссертацией.

Зубами я осторожно провернул валик так, чтобы центр листа оказался на уровне ленты. Затем нажал копытцем на букву О. Как я ни старался, но раз за разом придавливались три или четыре клавиши, нужные буквы не отпечатывались. Тогда я попробовал печатать носом. Результат был прежним.

На миг я пришел в отчаяние. Но тут мой взгляд упал на нож с острым лезвием, лежащий на столе. Я крепко сжал зубами его рукоятку, повернул голову набок и нажал острием на клавишу с буквой О. Буква отпечаталась, но слишком бледно. Следующую клавишу с буквой П я буквально ударил ножом изо всех сил. Буква отпечаталась четко, но тут же я ощутил сильную боль: ударив, я не смог удержать зубами металлическую рукоятку, и нож скользнул и поранил мне… (хотел сказать лицо).

С этими короткими фразами я провозился не менее часа. Когда наконец была отпечатана последняя буква, я с наслаждением, мотнув головой, отшвырнул нож далеко в сторону.

Но, утолив жажду ароматным холодным чаем, я почувствовал, как силы вновь возвращаются ко мне. Я был несказанно рад, что случай помог мне выкрутиться из чертовски сложной ситуации. Взяв зубами лист, я смело выбежал из домика и устремился по тропинке вниз. Я бежал быстро, ведь после моей отлучки прошло уже не менее двух часов.

Тропинка петляла из стороны в сторону. В одном месте лес, что рос слева от нее, расступался. Просматривалась долина, ракетодром, городок, клиника. До нее было не больше трех километров. Вдали я заметил большую группу людей. Видимо, они обсуждали, в каком направлении вести поиск дальше. Я решил бежать к ним напрямик, тем более что лес был тут рядом, а земля между деревьями покрыта мягкой зеленой травой.

Единственное препятствие на моем пути — небольшой овражек, поросший густым кустарником, — я рассчитывал преодолеть с ходу. Но когда я продирался сквозь гибкие тонкие ветки, у самого моего уха раздался странный щелчок, потом неведомая сила приподняла меня над землей и опустила в какой-то ящик. Все это произошло в течение двух-трех секунд.

Я оказался в ловушке — большой металлической клетке. Такие ловушки устанавливают кое-где на звериных тропах. Отловленных животных отправляют в зоопарки, институты, а то и отпускают, предварительно окольцевав. Ловушка имеет специальное автоматическое устройство, запрещающее захват человека. Поначалу я решил, что ловушка была настроена специально для моей поимки и что вот-вот явятся люди, которые освободят меня. Однако это была самая обыкновенная стационарная ловушка, и, судя по всему, установлена она здесь была давно.

Я предпринял отчаянную попытку вырваться на волю — бросался всем телом на прутья, грыз их зубами — тщетно. Ловушка была сработана на совесть.

Я понял, что это конец. Мне захотелось завыть от огорчения и жалости к самому себе.

Прошел еще час или полтора. Я утратил всякую надежду. Единственное, что меня утешало, — это белый лист бумаги с неумелой надписью посередине. Что бы там со мной ни случилось, его найдут. Значит, мой побег все-таки имел смысл.

И тут послышалась негромкая песня. По тропинке от домика спускался мальчик лет восьми. В руках у него было лукошко с грибами. Скорее всего это был сынишка одного из отдыхающих.

Я подал голос. Мальчик остановился и удивленно осмотрелся. Наконец заметив меня, он поставил лукошко на землю и произнес, всплеснув ручонками:

— Ой, какой олешек!

Нужно было во что бы то ни стало расположить мальчонку к себе. Я улыбнулся. Вернее, я хотел улыбнуться как человек, но получилось, видимо, нечто противоположное, потому что малыш испуганно протянул:

— Ой, какие зубы!

Тут он поднял лукошко и, осторожно ступая, двинулся обратно к домику, оглядываясь на меня. Еще один-два шага, и он исчез бы за деревьями.

И тут меня осенило.

Я сел на задние лапы и принялся мотать головой в такт песенке, которую только что напевал малыш. Тот сделал шаг вперед.

Я тут же принялся танцевать какой-то фантастический танец. Потом прошелся по клетке на задних ногах, начал раскланиваться, как это делают дрессированные звери.

На лице малыша появилась улыбка.

— Олешек, ты из цирка, да? — спросил он, подходя к самой клетке. Как же ты сюда попал? Хочешь, я тебя выпущу?

Я обрадованно закивал головой.

Мальчик отодвинул запор. Послышался щелчок. Детская ручонка погладила меня по спине:

— Ты заблудился, да? Ты совсем не страшный, ты добрый…

Я лизнул мальчику руку, зажал в зубах записку и побежал через лес к клинике, туда, где были люди.

Операция прошла очень успешно. Только чуть заметный круговой шрам на шее напоминает мне о событиях того дня.

Тайна «Ориона» и лаборатории института разгадана. Может быть, благодаря моей записке.

Дело в том, что «Орион» привез с Нептуна необыкновенно живучие микроорганизмы, заброшенные туда неведомым космическим телом (неизвестным космическим кораблем?). В замороженном виде сотни лет таились эти микроорганизмы на поверхности Нептуна. Оказавшись же на Земле, они возобновили жизнедеятельность. Одна из основных их особенностей — участие в процессе, обратном фотосинтезу. Микроорганизмы поглощают кислород, а выделяют углекислый газ и еще какие-то газы. Кроме того, в благоприятной среде они стремительно размножаются. Вот почему воздух в лаборатории в считанные минуты перестал быть пригодным для дыхания. Люди слишком поздно это почувствовали…

Канатная дорога к пещере построена. Археологи начали свои работы. Об этом я узнал от Мумина Вахабовича, который, несмотря на занятость, находит время, чтобы навещать меня.