"Могильщик кукол" - читать интересную книгу автора (Хаммесфар Петра)

16 августа 1995 года

Собственно говоря, Труда оказалась единственным человеком, испытавшим на себе в полном объеме весь ужас того лета. Для нее все началось уже в июле. Тогда утром в один из понедельников Бен положил на кухонный стол небольшую, испачканную кровавыми отпечатками сумочку.

Отпечатки пальцев Труду не взволновали. В тот день Бен пришел домой с несколькими глубокими царапинами на тыльной стороне кисти левой руки и с двумя порезами на пальцах правой. В принесенной сумке находились кошелек с несколькими монетами, две завернутые в бумажный платок пилюли, расческа, зеркало, губная помада и удостоверение личности, выписанное на имя Свеньи Краль, с лобергским адресом. Все предметы были чистыми.

Бен часто что-нибудь приносил домой из своих походов — то алюминиевую кастрюлю с вмятинами, то крышку от термоса, кем-то потерянную на прогулке. Однажды, желая доставить Якобу радость, вернулся домой с рваной автомобильной шиной. Все эти пустяки: камни, черепки и даже останки полевок — он выкладывал каждый раз Труде на кухонный стол.

Два года назад Бен испугал Труду, притащив домой старую кость, по размеру никак уж не подходившую полевке, — скорее всего свиную. Только ни один человек не стал бы зарывать свинью в поле. Для этого имеются бойни и скотомогильники. Также кость могла принадлежать человеку, умершему в неположенном месте и в неурочный час. Но Труда еще никогда не видела человеческую бедренную кость.

В прошлом году к нему каким-то образом попала грязная тряпка, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся трусиками в пятнах крови. Но подобных вещей во множестве можно было найти в округе, где теплыми летними ночами дюжинами резвились влюбленные пары. Может быть, какая-нибудь девушка после подобной прогулки не осмелилась принести домой улику и, решив, что так будет лучше, оставила на месте развлечений часть своего гардероба.

И почему молодая девушка, голова которой занята куда более интересными вещами, не может потерять сумочку? И потом ее нашел Бен. Именно так Труда вначале и рассуждала. Вот и на этот раз она похвалила сына, стерла с поверхности находки кровь и поискала в телефонном справочнике стоявшую в удостоверении фамилию. Но там фамилии Краль не значилось. Тогда Труда отложила сумочку в сторону, чтобы при следующем посещении города вручить ее владелице, благо адрес был известен.

Однако во вторник вечером Хайнц Люкка сказал ей, что в ночь на понедельник его разбудил донесшийся с дороги женский крик. Встав с постели, он посмотрел в окно, однако в темноте ничего не смог разглядеть.

После слов адвоката Труда решила сжечь маленькую сумочку вместе с ее содержимым в кухонной плите, радуясь, что сразу же не рассказала о находке Якобу, и все еще пребывая в убеждении, что Бен просто нашел ее, а руки поранил о колючую проволоку огороженного яблоневого сада. Сад принадлежал их бывшему земельному участку на Бахштрассе. Бена по-прежнему постоянно тянуло туда.

Но кто бы ей поверил, что в ночь на понедельник Бен ничего особенного не делал, а только безобидно играл в саду? Каждый мог предположить, что именно он отнял сумочку у Свеньи Краль. И соответственно задался бы вопросом, почему девушка ничего не сообщила об инциденте в полицию. И если бы затем Хайнц Люкка рассказал, что слышал в ночи крик…

После этого случая в июле Труда каждый день стала тщательно изучать газету, уделяя особое внимание разделу происшествий. Но, не обнаружив несколько дней подряд ни строчки о Свенье Краль, постепенно успокоилась.

В августе, в среду утром, она натолкнулась в газете на заметку о Марлене Йенсен, разыскиваемой с воскресенья родителями. Впервые новость о пропаже девушки Труда услышала уже во вторник, когда пошла за покупками. Тогда Рената Клой ей рассказала, что в субботу вечером Марлена на дискотеке в Лоберге развлекалась с двумя молодыми мужчинами, сильно ругала отца и наотрез отказалась от предложения Дитера отвезти ее обратно в деревню. О побоях, доставшихся в тот вечер ее старшему сыну, Рената Клой умолчала.

Дополнительно, уже от Теи Крессманн, Труда узнала, что Альберт также предлагал Марлене отвезти ее домой и совершенно напрасно из-за нее в час ночи снова прокатился в Лоберг. Кроме того, Тея Крессманн сообщила, что Эрих Йенсен на весь уик-энд посадил дочь под домашний арест. Тея была убеждена: Марлена сбежала, желая показать Эриху, что не намерена впредь терпеть его самодурство.

О семейных разногласиях в заметке тоже шла речь. В газете была помещена маленькая фотография Марлены и описание ее одежды — джинсы с необычными заклепками и голубая спортивная куртка. Статья заканчивалась обращением к дочери Марии Йенсен. Та со всей убедительностью просила дочь вернуться и обещала, что родные не будут на нее сердиться. Ниже была напечатана просьба к обоим молодым людям, в машину которых Марлена села, позвонить в аптеку или в полицию и сообщить о местонахождении девушки. Подразумевалось отделение полиции в Лоберге.

Эрих Йенсен, лично знавший шефа местного отделения полиции, к тому же соратника по партии, проконсультировался с последним по поводу случившегося. Аптекарь не хотел никакой шумихи, тем более был против того, чтобы жена информировала прессу. Однако при поддержке брата и невестки Мария Йенсен одержала верх, и заметка была напечатана. Исходя из предполагаемого побега девушки из дома, полиция Лоберга сочла дело самым заурядным. Полицейские не видели причин для беспокойства. И никто не знал, что за четыре недели до исчезновения Марлены Йенсен пропала девушка примерно того же возраста.

Труда же оставалась в неведении относительно судьбы Свеньи Краль, так как из страха перед глупыми вопросами и домыслами ничего не стала предпринимать. Ей оставалось только ломать голову над тем, чей крик слышал Хайнц Люкка — Свеньи Краль или какой-нибудь другой девушки.

О Марлене Йенсен она и половину этого времени не размышляла. Помыв после завтрака посуду, Труда сложила газету и отнесла в гостиную, чтобы Якоб вечером смог ее прочитать. Обычно газеты приносили уже после его ухода из дома. В апреле 1987 года, перенеся усадьбу в сторону от Бахштрассе, он много выгадал. Только опоздание с доставкой газет стало некоторым неудобством.

Около девяти Труда услышала, как хлопнула дверь подвала. С завидным постоянством Бен проходил в дом через подвал. Когда-то она запретила ему топать в грязных сапогах через кухню. А Бен хорошо усваивал простые запреты. Лопату он тоже всегда оставлял внизу.

Вот и эту ночь сын провел где-то вне дома. С тех выходных в июле Бен ни одной ночи не провел в своей кровати. Если он и приходил домой на ужин, — а это случалось редко, потому что Бен опасался, что его оставят дома, — то исчезал, едва опустошив тарелку. Затем Труда видела сына только на следующее утро, когда пустой желудок звал его домой.

По лестнице Бен поднимался уже в носках, и потому его не было слышно. Каждый раз он неожиданно появлялся в дверном проеме, почти полностью заполнив его своим телом. Плечи как у борца, кулаки, словно кузнечные молоты, сила в руках такая, что ударом он мог бы свалить быка, если бы только ему пришло в голову ударить быка. Но по характеру Бен был миролюбив и кроток как ягненок, в чем, несмотря на бесчисленные мелкие инциденты, Труда была твердо убеждена.

Бен появился на кухне вымазанный с головы до пят, как будто специально валялся в грязи. На груди его на ремне висел бинокль. Бен всегда брал его с собой, хотя ночью от бинокля мало толку.

— Ну нет, — сказала Труда, заметив, что он норовит сесть за стол. — Сначала помой руки. Ты знаешь правила.

Конечно, он их знал, хотя всякий раз пытался увильнуть от мытья. Он боялся не воды, а боли, потому что, промывая свежие раны, Труда заодно оказывала ему посильную врачебную помощь. Руки и предплечья Бена постоянно были покрыты старыми ссадинами, свежими царапинами и волдырями, которые он получал, продираясь сквозь заросли малины и крапивы, пролезая под колючей проволокой или преодолевая прочие препятствия на своем пути.

Безропотно стоя у раковины, он позволил матери промыть старые раны и проверить, не добавились ли свежие, нуждающиеся в срочной обработке. Труда обнаружила занозу, так глубоко ушедшую в подушечку среднего пальца правой руки, что одним пинцетом здесь было не обойтись. Пришлось прибегнуть к помощи иглы. Во время процедуры Бен с шипением втягивал в себя воздух.

— И где тебя угораздило?

Труда спрашивала по привычке, не рассчитывая на ответ. Речевой запас Бена был крайне скуден и включал в себя лишь несколько внятно произносимых слов. Но если бы кто-нибудь знал Бена так же хорошо, как Труда, то при желании мог бы интерпретировать издаваемые им звуки. Труда была уверена, что всегда понимает сына. Нужно только внимательно вслушаться в интонацию, чтобы понять, задает он вопрос, пытается рассказать о чем-то или что-то подтверждает.

После того как заноза была вытащена, Бен лизнул кровоточащую ранку, уселся за стол и полным ожидания взглядом уставился на шкаф. Открыв дверцы, Труда вынула хлеб, намазала маслом несколько толстых ломтей, положила сверху колбасу, наполнила молоком большую алюминиевую кружку и поставила все перед сыном. Бен приступил к завтраку, а Труда тем временем вымыла столовый нож, положила его обратно на полку в шкафу, заперла дверцу, а ключ убрала в карман халата.

С быстротой молнии Бен опустошил тарелку, выпил молоко и тотчас покинул кухню. Немного позже Труда пошла взглянуть на сына и увидела, что он в грязной одежде лежит на кровати и уже спит. Вскоре после часа он спустился в кухню, дал переодеть себя в свежую рубашку и чистые штаны, снова подождал, пока ему наполнят едой тарелку. Поел и опять исчез через подвал.

С июля дверь подвала оставалась для него открытой круглосуточно. Как-то в одну из ночей на прошедшей неделе Якоб запер подвальную дверь. Тогда Бен попытался протиснуться наружу через подвальное окошко. Застрял и принялся жалобно, как щенок, скулить и выть до тех пор, пока Труда и Якоб не проснулись и с большим трудом не высвободили его из западни.

Якоб, пришедший в семь вечера с работы, уже не застал Бена. Труда перестелила кровать сына, вымыла в комнате окно, уходя, огляделась с надеждой, что на ночь сын вернется домой.

Позже они с Якобом сидели в гостиной и говорили о Марлене Йенсен. На этот раз в виде исключения Труда была солидарна с Теей Крессманн. Якоб же сомневался, что дочь Эриха сбежала из дома.

— Я бы еще согласился, если бы она пропадала одну ночь, — возражал он. — Однако ее нет уже несколько дней. Так где она, собственно говоря, находится?

— Наверное, у тех парней, с которыми познакомилась на дискотеке, — ответила Труда. — Эрих действительно слишком строго с ней обращался. Антония всегда это говорила. Я считаю, что девушка решила проучить отца.