"Выйти замуж за виконта" - читать интересную книгу автора (Джеффрис Сабрина)

Глава 20

Тайны вашего работодателя — неприкосновенны. Если вы храните их — честь вам и хвала, а если нет — позор на вашу голову.

Советы для Настоящего Слуги

Затаив дыхание, Эбби ждала его реакции. Глаза Спенсера сузились.

— Ты поэтому хочешь остаться здесь, в кабинете? — спросил он хрипло. — Хочешь изменить правила игры? Ты планируешь сделать то, что я сделал с тобой, оставить меня здесь обнаженным и возбужденным?

Она приподняла подбородок.

— Ты считаешь, что заслуживаешь этого?

— Да.

Этот решительный ответ склонил часу весов в его пользу. Она рассматривала возможность сделать с ним то же, что он сделал с ней. В конце концов, она поклялась больше не попадать под его чары. Она обещала себе, что, как только он раскается в своих поступках и захочет удержать ее, она отвергнет его так же безжалостно, как он отверг ее.

Но теперь, когда момент настал, все изменилось. Возможно, она действительно всегда нравилась ему такой, какой была. Почему сначала он боролся с тем, чтобы остаться женатым на ней, все еще оставалось тайной для Эбби, но он не боролся с этим сегодня вечером. Или, по крайней мере, она так думала.

Однако она не будет рисковать. Он может передумать, пока они будут идти от кабинета до его спальни. Или остановится на полпути соблазнения и отступит, сожалея.

Нет, если он ее хочет, то должен доказать это. Он должен рискнуть тем же самым, чем она не единожды рисковала для него — гордостью.

Тщательно сохраняя непроницаемое выражение лица, она протянула руку и коснулась взъерошенных волос на его затылке.

— Ты никак не сможешь узнать, что я буду делать, не так ли? Я хочу сказать, с тех пор как я превратилась в эту черствую тварь, проворачивающую делишки за твоей спиной и все такое.

Спенсер вздрогнул.

— Полагаю, что это я тоже заслужил. Он изучал ее лицо горящими, напряженными глазами.

— Это проверка моей искренности?

— Проверка. Или моя месть. — Она отказалась облегчить его положение. — Выбирай.

Его взгляд застыл, на щеке дергался мускул. Она задалась вопросом: не слишком ли далеко она зашла, ожидая слишком многого.

А потом его пристальный взгляд вернулся к ней, твердый и полный решимости.

— Хорошо тогда, мы должны сделать все по правилам. Оставив ее сидеть на столе, Спенсер шагнул к дубовому ящику, достал что — то, что она не могла увидеть, затем вернулся к ней.

Когда она увидела коробку в его руке, она застыла.

— Нет.

— Это — другое, Эбби. — Он медленно подошел к ней со спокойным терпением охотника, настигающим добычу.

— Но если ты хочешь повторить со мной то, что я сделал с тобой… — Он вручил ей кинетоскоп.

Несмотря на ее опасения, любопытство победило. Что случится, если она бросит один взгляд? Подготавливая себя к чему–то шокирующему, она посмотрела внутрь и сглотнула.

Святые небеса. Картинка определенно была непристойной. Заголовок гласил «Цирцея и Улисс.» В соответствии с мифом о прекрасной колдунье, которая соблазнила великого греческого путешественника на ее острове, не только женщина была изображена обнаженной, но и мужчина. Обнаженный, и да, полностью возбужденный. Он лежал в беседке из листьев, его крепкая грудь, сильные бедра и выдающийся член, были подвергнуты наиболее интимным ласкам рук и рта Цирцеи.

Она отдернула взгляд от коробки и постаралась выглядеть бесстрастно, это было не слишком легко, принимая во внимание, что она настолько сильно покраснела, что могла бы осветить комнату.

— Сколько у тебя этих безнравственных коробок?

Тень улыбки скользнула по его губам, когда он опустился на шезлонг, чтобы снять ботинки.

— Только эти две.

— Так я тебе и поверила – фыркнула она.

— Единственный способ узнать наверняка, состоит в том, чтобы некоторое время оставаться поблизости. Как моя жена, ты можешь перерыть весь проклятый дом сверху донизу и раскопать каждую из моих постыдных тайн. — Он поднялся, его улыбка растаяла. — Или, если ты предпочитаешь заставить меня страдать и уйти, теперь у тебя есть средства, чтобы сделать это. Я не буду тебе мешать.

Босиком Спенсер подошел к двери и запер ее. Звук поворота ключа эхом отозвался в ее памяти и заставил ее решиться. Пожалуй, она должна вернуть ему часть его поступка прежде, чем простить его. Если он выдержит то, что вынесла она, это докажет его искренность.

— Очень хорошо — сказала она. Его глаза горели любопытством, он хотел знать, какой выбор она сделала. Когда он повернулся к ней, она добавила — Мы попробуем изображение в коробке.

Его глаза потемнели от волнения, и мужчина выглядел таким потерянным, что Эбби почти смягчилась. Но пришло время, чтобы его светлость изучил урок о том, на что это похоже, когда ты не управляешь ситуацией и не знаешь чего ждать в следующий момент.

Девушка соскользнула со стола с кинетоскопом в руке, остро осознавая, что ее платье расстегнуто на спине. Игнорируя прохладный воздух на коже, она неспешно подошла к нему и протянула коробку. — Загляни туда и опиши то, что видишь.

— Мне не нужно туда смотреть. Я довольно хорошо знаю изображение.

Она уперла одну руку в бедро.

— Ради Бога, твои друзья и коллеги, осведомлены о твоем тайном пристрастии разглядывать безнравственные картинки из кинетоскопа?

Он выгнул бровь.

— Я сомневаюсь в этом. А что? Ты планируешь рассказать им?

Чувствуя волну власти, она постучала по коробке одним пальчиком.

— Я могла бы.

— Тогда мне придется рассказать им, что я не одинок в своем пристрастии. — Его пристальный взгляд ощупал ее от тюрбана до носков комнатных туфелек, вернувшись, чтобы остановиться на ее груди. — Потому, что у моей прелестной супруги тоже есть подобная склонность.

Когда от его хриплых слов в ее животе вспыхнули искорки желания, она обругала себя за такую быструю реакцию. На этот раз Спенсер не будет управлять ею. Она не позволит ему.

Поставив коробку на стол, так как он в ней не нуждался, она завладела его галстуком.

— Опиши мне то, что находится в середине изображения, — скомандовала она, развязывая узел на полоске шелка.

Его учащенное дыхание обдало ее слабым ароматом бренди, смешанным с всегда присущим ему пряным запахом цитрусовых.

— Мужчина и женщина лежат на земле.

Эбби сдернула с него галстук и стала расстегивать его рубашку.

— И как они одеты?

— Они не одеты.

Уловив намек развлечения в его тоне, она бросила взгляд на его лицо и обнаружила, что он улыбается.

— Подожди — предупредила она. — Мне тоже нравилась эта часть игры, помнишь?

Это стерло улыбку с его надменных губ. Довольная собой, Эбби сняла со Спенсера рубашку и попыталась не смотреть на него. Но это было невозможно.

Он и Улисс могли бы быть близнецами, с их мускулистой грудью и твердой, как будто высеченной из мрамора, талией. Тонкая полоска волос, бежавшая от ключиц до плоского живота заманила ее пристальный взгляд вниз, туда, где она исчезала ниже его брюк, в которых явно образовалась выпуклость. Сам вид этой выпуклости глубоко затронул ее пульс, заставляя его проявиться в самых неожиданных местах.

Святые небеса. Если он был так же возбужден, когда соблазнял ее той ночью, как он смог уйти?

Несомненно, благодаря его обычному самоконтролю. И она тоже будет так же себя контролировать.

— Теперь скажи мне — прошептала она, несмотря на внезапно пересохшее горло — что женщина делает с мужчиной?

— Она целует его грудь — быстро сказал он.

Она накрыла ртом его сосок, пробежав кончиком языка по уже затвердевшему кусочку плоти.

— Вот так? — спросила она, осыпая легкими, как перышко, поцелуями мускулистую грудь в направлении второго мужского соска.

— Да — выдохнул он.

Слегка прикусив второй сосок зубами, она упивалась гортанным стоном, сорвавшимся с губ мужчины, стоном, который стал еще ниже, когда она потянулась вниз и быстро расстегнула пуговицу на его брюках.

— Что еще она делает? — Она зашла ему за спину, чтобы руководить им, точно так же как он руководил ею той ночью.

— Она одной рукой ласкает его живот и … — Он сделал хриплых вдох, когда Эбби скользнула рукой по его животу, поглаживая тугую плоть, скользя пальчиками под открытый пояс брюк, чтобы расстегнуть кальсоны.

— И… что? — подтолкнула она. — Что она делает другой рукой?

— Ласкает его … э … жезл.

— Покажи мне — потребовала она. Эту часть их игры Эбби помнила даже слишком хорошо, так он уговорил ее положить его руку на ее тело.

— Господь всемогущий, Эбби, когда ты успела стать такой провоцирующей распутной девкой?

— Это не я начинаю что–либо и не довожу это до конца — прохладно сказала она. — Это твоя тактика.

— Не напоминай мне — проскрежетал он. — Я, наверное, был безумен.

— Так давай посмотрим, пришел ли ты в себя. Покажите мне, как женщина прикасается к мужчине, мой дорогой лорд Рейвенсвуд.

Схватив ее за руку, он потянул ее в свои кальсоны и обвил тонкие пальчики вокруг твердой плоти.

— Вот так, мой маленький мучитель. Счастлива теперь?

— Еще нет — прошептала она в его крепкое плечо. — Но продвигаюсь к этому.

Она не могла поверить, что он стерпел ее поддразнивание в этот момент. На сердце у Эбби становилось все легче с каждой минутой. Сжалившись над ним, она начала поглаживать его плоть вверх и вниз, наслаждаясь горячей твердостью его толстого «жезла», тем, как пульсировала кровь под ее пальцами, тем, как Спенсер втягивал воздух и стонал от каждой дерзкой ласки.

Свободной рукой она стянула брюки с его бедер. Когда она продолжала ласкать его, то не смогла устоять и принялась целовать его спину, а также потерлась носом о гладкую кожу, вдыхая чисто мужской мускусный аромат. Вскоре он задвигал бедрами, толкая свою плоть в ее руку, его собственные руки сжались в кулаки по бокам.

Внезапно Спенсер отстранился от нее и поймал девушку за руку, чтобы остановить ее ласки.

— Если ты хочешь бросить меня голым и возбужденным, дорогая, ты должна прекратить.

— Почему?

— Помнишь нашу «игру» в спальне?

Это все, что он должен был сказать, чтобы заставить ее остановиться. Тогда она так же ласкала его, и он получил полное удовлетворение от ее ласки.

Ее глаза расширились. Он мог бы получить удовлетворение и сейчас — она не знала, как помешать этому. Значит, он на самом деле имел в виду то, что он сказал: что не будет мешать ей, если она захочет отомстить. Предупреждая ее, он помог бы своему собственному унижению. Ничто большее не могло бы доказать искренность его намерений.

Ее сердце взмыло, свободное от всех сомнений и страхов, она рассмеялась и вытащила руку из его кальсон. Когда Эбби встала перед ним, он уставился на нее так, как будто она растеряла все свои мозги. Наклонившись, девушка полностью сняла его брюки и отшвырнула их в сторону, затем потянулась к кальсонам.

Спенсер схватил ее за руку.

— Нет.

— Голый и возбужденный, помнишь? — поддразнила она.

Он не улыбнулся.

— У меня есть … шрамы, Эбби. Безобразные.

Ах, да, его военные раны. Она забыла.

Он мрачно рассмеялся.

— Хотя я думаю, это придало бы твоей мести особую остроту — оставить голого и покрытого шрамами мужчину в жалком состоянии в его собственном кабинете.

Сердце перевернулось у нее в груди. Пора это заканчивать.

— Или … — сказала она, подходя к двери — мы могли бы вести игру в более удобном месте, например, в твоей спальне, где я могла бы, в свободное время, поцеловать твои шрамы, чтобы сделать их лучше.

Она повернула ключ.

Спенсер подумал, что она хотела бросить его здесь, когда услышал щелчок замка. А потом он осознал ее слова и резко повернулся, не веря своим ушам.

Но ее открытую улыбку нельзя было неправильно понять. Она прощала его. Она хотела его. Она давала ему шанс.

Не говоря ни слова, он в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние и, схватив ее в охапку, поцеловал со всей лихорадочной потребностью, которую подавлял всю неделю. Нетерпеливый ответ Эбби решил ее судьбу. Сегодня вечером он по настоящему сделает ее своей женой, и к черту завтрашний день.

К тому времени, когда он отстранился, Спенсер дрожал от силы своего желания, а Эбби нетвердо держалась на ногах.

— Пойдем наверх — прошептал он. Мужчина потянулся мимо нее, чтобы открыть дверь, выглянув, он с облегчением увидел, что вокруг никого не было, кроме лакея, спящего в конце коридора у ближайшей парадной.

— Так как у меня нет намерения одеваться и дать тебе шанс передумать, моя милая, — продолжал он, — мы должны подняться к моей спальне по черной лестнице. На всякий случай, если кто–то из слуг еще не спит. Было бы неловко, если бы нас поймали в таком виде.

— Возможно, неловко для тебя — сказала она хриплым шепотом. — Я полностью одета.

— Это ненадолго — пообещал он, потянувшись к ее платью.

С хихиканьем она метнулась через дверь и, очертя голову, бросилась к служебной лестнице. С проклятьем Спенсер помчался за ней, но она не замедлила свои шаги, пока она не пролетела в дверь, ведущую на лестничную клетку. Когда она немного замешкалась, чтобы оценить свое положение, он поймал ее. Прежде, чем она смогла убежать, он стянул с нее платье и перебросил его через свое плечо.

Но когда он потянулся к нижней юбке, она вырвалась на свободу и со смехом побежала вверх по лестнице, опередив его. Он следовал за ней более медленно, хотя не смог сопротивляться и выкрикнул — я не возражаю, чтобы ты бежала, моя дорогая, если ты уже будешь голой, когда я догоню тебя.

Сверху до него доносились перезвоны ее смеха, затем смех резко оборвался, когда Эбби исчезла в двери, ведущей в коридор наверху. Когда ему пришло в голову, что, если, на самом деле, она решила помучить его, то могла запереться от него в его спальне, он ускорил свой темп. К тому моменту, когда он добежал до своей комнаты и ворвался через открытую дверь, она уже сняла нижнюю юбку и снимала второй чулок.

Уронив чулок, она выпрямилась с приглашающей улыбкой. Он остановился, его рот пересох от вида Эбби, одетой в одну сорочку. Она все еще носила этот проклятый тюрбан, но все остальное…

Всемогущий Господь на небесах, она являла собой нечто особенное. Ее сорочка представляла собой тоненький клочок муслина, плотно облегающий ее груди. Таинственные тени на ткани намекали на ее соски и темный треугольник между ее ног. Обрамленная золотой драпировкой и дубовыми столбиками его кровати, она выглядела гораздо более эротично, чем любая распутница в его тайных кинетоскопах. За исключением одного.

— Сними это — прорычал он.

Ее взгляд стал чувственным, когда она потянулась к тесемкам сорочки.

— Нет, не это. Я хотел сказать, … да и сорочку тоже, но сначала этот отвратительный тюрбан.

— Отвратительный? — Она подняла руку вверх, чтобы вынуть булавки из тюрбана. — Тебе не нравится мой тюрбан?

— Я терпеть его не могу — твердо сказал он.

Выглядя сбитой с толку, она сняла его.

— Почему? Я думала, что ты найдешь это более подходящим, чем другой мой стиль, тот, о котором ты сказал, что он делает меня похожей на содержанку.

Когда она шагнула вперед и распустила волосы, позволяя тяжелой массе этого упасть на ее плечи, как занавесу эбенового шелка, его пульс лихорадочно забился.

— Так поэтому ты носила его? — Преодолев разделяющее их расстояние, он вырвал тюрбан из ее рук и отбросил его в сторону. — Еще один способ ткнуть меня носом в мои преступления?

— Нет, я, правда, думала, что тебе нравился мой новый стиль в одежде.

Когда он вспомнил кое–что из того, что она говорила ему раньше, его глаза сузились.

— Так же как ты думала, что мне понравятся твои утонченные манеры и холодность?

— Да. Или, что, по крайней мере, ты будешь восхищаться и уважать меня за них. Это — все, чего я хотела.

Подняв руку к ее волосам, он намотал мягкую, как лепесток прядь на руку и поцеловал ее.

— Так это не было наказанием.

Она покачала головой, между ее сдвинутых бровей появилась крошечная морщинка.

— Наказание, как предполагалось, было в том, что когда ты понял бы, что я стала виконтессой, которую ты хотел. Тогда я собиралась «ткнуть тебя носом» в факт, что ты отверг меня, потому что думал, что я недостаточно хороша.

Низкий смешок сорвался с его губ. — Ну, ты, безусловно, показала мне. Только не так, как планировала. — Свободной рукой он накрыл ее щеку

— Я скучал по тебе, Эбби.

Она растеряно уставилась на него.

— Я никогда никуда не исчезала.

— Да, но ты стала другой. Я скучал по твоему поддразниванию и твоим застенчивым улыбкам. Я скучал по — как ты выразилась? — наивной американке с беспечной манерой разговаривать, которая ходила за мной хвостом, как томящийся от любви щенок. — Он пропустил пальцы через мерцающий шелк ее волос. — Я собираюсь прояснить это раз и навсегда — в тебе никогда не было ничего неправильного.

— Спенсер… — начала она, скептически глядя на его лицо.

— Это так. Я выражал недовольство твоими волосами и платьем перед балом только потому, что они заставили меня слишком сильно тебя хотеть. Я думал, что, если бы ты оделась как англичанка, я не проводил бы каждую минуту, желая затащить тебя в постель.

Она приподняла бровь.

— Это сработало?

Посмеиваясь, он обхватил ее грудь через сорочку. — Разве, похоже, что это сработало? Нет, это только заставило меня хотеть, чтобы моя дикая американская роза вернулась. И чем больше ты становилась похожей на английский сорт, тем сильнее ты сводила меня с ума.

— Но если ты думал, что со мной все в порядке, тогда почему…

Он остановил ее вопрос поцелуем. Он знал, о чем она мечтала спросить, и знал, что должен ответить, но был достаточно эгоистичен, чтобы не хотеть испортить эту ночь. Лучше как следует заняться с ней любовью, чтобы, когда позже он расскажет ей все, возможно, для нее правда не будет иметь значения.

Игнорируя его совесть, вопившую, что нечестно не рассказать ей все теперь, он забылся в теплом бархате ее рта, абсолютном удовольствии ее объятий.

Когда он отстранился, ее глаза сверкали озорством.

— Вы все еще в кальсонах, лорд Рейвенсвуд. А насколько я помню…

Стремительно он отступил назад и разделся догола. Слава Богу, огонь был позади него так, что он сомневался, что у нее было достаточно света, чтобы увидеть шрамы на его левом боку. А когда она уставилась на его член и, покраснев, быстро отвела взгляд, он понял, что и ее девичья скромность сработает в его пользу.

— Твоя очередь. — Он потянулся, развязал ленты на ее сорочке и спустил ее с плеч девушки. Двумя рывками он превратил сорочку в лужицу у ее ног, полностью открывая ее тело своему голодному взгляду.

Пока он, упиваясь, проводил рукой по пышной полноте ее бедер к ее чудесно стройной талии и затем выше к ее полной груди, которой он так сильно жаждал касаться, она проговорила, заикаясь.

— Я–я предполагаю, я более смуглая, чем большинство англичанок.

Только потребность успокоить ее сдерживала его горячее желание.

— Не более смуглая, чем итальянка. — Поглаживая большими пальцами ее розовато–коричневые соски, он возликовал, когда они превратились в твердые бутоны. Спенсер одарил ее озорной улыбкой. — А знаешь, что говорят об итальянских женщинах.

— Нет, что? — Эбби затаила дыхание, потому что он пронес руку мимо ее золотистого живота, чтобы погладить пышные черные завитки между ее бедер.

— Что они очень страстные. Что они наслаждаются мужскими ласками. — Он улыбнулся, зарывшись пальцами глубже в пышные завитки и обнаружив, что ее лепестки уже увлажнились. Медленно отняв руку, он показал ей свой блестящие пальцы. — Так же как ты. Я знаю полдюжины англичан, которые отдали бы их коренные зубы за возможность иметь страстную жену, независимо от цвета ее кожи.

Хотя и покраснев, Эбби все же подарила ему страстный взгляд из–под ресниц.

— Тогда идите сюда и сделайте меня своей женой, милорд.

Никакой ложной девичьей стыдливости от его Эбби. Как дикая роза, которую он так долго желал, она обвила свои тонкие руки вокруг его шеи и притянула его голову для поцелуя.

Он жадно ответил, скользнув языком в открытый бутон ее рта. Не прерывая поцелуя, он опрокинул Эбби на постель и упал на нее сверху. Накрыв девушку своим телом, он коленом раздвинул ей бедра, расположившись между ними. А потом он снова принялся ласкать влажную плоть, скрытую в ее сладких завитках.

Она задохнулась, когда он скользнул двумя пальцами в ее влажный канал. Она была такой горячей, такой влажной, что единственное его желание заключалось в том, чтобы погрузить в нее свою твердую плоть. Но Эбби была девственницей, и он должен действовать медленно и осторожно. Так что он продолжал терзать ее нежную плоть своими пальцами, в то время как его рот наслаждался ее грудями. Он целовал то одно шелковистое полушарие, то другое, упиваясь ее уникальным ароматом.

Сначала она прижимала его голову к своей груди, но когда Спенсер снова и снова вводил пальцы в ее горячее атласное лоно, она возместила ласку, нежно погладив рукой вдоль его бока и обхватив его член.

Он громко застонал. Первое же красноречивое поглаживание ее руки было больше, чем он мог вынести.

— Я хочу быть в тебе, любимая. — Он поднял голову с ее груди. — Направь меня в себя.

Ее рука замерла.

— Я–я не знаю как.

Спенсер медленно вытащил пальцы из сладкого местечка между ее ног.

— Позволь моему жезлу занять место моих пальцев. Подними колени повыше и впусти меня внутрь. Я не хочу причинить тебе боль больше, чем необходимо. — Он посмотрел на нее из–под тяжелых век.

— Ты знаешь что…

— Да. Все в порядке. — Ее дразнящая улыбка ободрила его. — Мама мне все рассказала. Она говорила, что мужчина должен прорваться сквозь невинность женщины, чтобы получить наслаждение, как медведь прорывается через улей, чтобы получить мед.

— Это проясняет, почему женское естество часто именуют ульем и горшочком с медом — ответил он. — Но, пожалуйста, скажи мне, что пчелы не вылетают всякий раз, когда мужчина лишает невинности девственницу.

— А ты разве не знаешь?

Он покачал головой. — Я никогда раньше не брал невинность женщины, любимая.

Она рассмеялась. — Ну, тогда есть только один способ узнать, что случится в тот момент? — Она обхватила его плоть, и ему пришлось подавить желание подтолкнуть ее руку. Вместо этого он позволил ей медленно приближать его, пока его головка не коснулась влажных створок, за которые он так жаждал проникнуть.

Когда Эбби посмотрела на него, неуверенная, что делать дальше, он отстранил ее руку. Пытаясь двигаться медленно, он вошел в нее. Но когда его плоть поглотило ее сладкое шелковистое тепло, было чертовски трудно не погрузиться в него по самое основание.

— Боже мой, Эбби, как хорошо — гортанно сказал он. — Ты и представить себе не можешь, на что похоже желание быть внутри тебя.

— Ты и представить себе не можешь, на что похоже желание иметь тебя там — сказала она сухо.

Это замечание вызвало у него игривую улыбку, которая становилась все более натянутой, пока он дюйм за дюймом медленно входил в неё, потом он сделал паузу, чтобы позволить ее телу привыкнуть к нему. Но это взяло каждую унцию его самоконтроля. Когда она начала извиваться под ним, вероятно ища более удобное положение, он думал, что взорвется прямо тогда. Особенно, когда от ее движения его член проскользнул еще глубже в ее уютный «горшочек с медом». Что заставило его упереться прямо в преграду ее девственности. Его пристальный взгляд встретился с ее, но прежде, чем она могла сжать свои мускулы в испуганном ожидании, он пробормотал, — Сдержи пчел — и прорвался сквозь преграду невинности одним движением, входя так глубоко в ее тело, что, казалось, мог чувствовать биение ее сердца.

И хотя Эбби дышала с трудом, она не стала вопить, или плакать, или делать любую из тех вещей, которые, как он боялся, могла бы сделать девственница. Она выглядела, скорее, заинтригованной.

— Никаких пчел, милорд.

— Слава Богу — пробормотал он, борясь за контроль со своей яростной потребностью.

Но когда Эбби притянула его голову для поцелуя, он потерял все: и чувство времени, и весь свой самоконтроль. Спенсер даже не понял, что начал двигаться, пока руки Эбби не напряглись в его волосах.

Помедленнее, сказал он себе. Сохраняй легкий темп.

Как будто это было возможно. Ведь под ним была его прекрасная Эбби, его удивительная Эбби, двигающая свой приоткрытый рот вдоль его плеча, его дразнящая Эбби, целующая мускулы его груди, твердые от усилия сдержаться. Ее нежные, как лепестки, губы только усилили его потребность.

— Прекрати …, целовать … меня — скомандовал он, уже едва способный сдерживаться. — Или я не смогу … продержаться.

— Пока что? — Ее глаза мерцали, когда она, наклонившись, пробежала язычком по одному из его тугих сосков.

— Пока ты тоже не сможешь … получать удовольствие … от этого.

Она рассмеялась дико, счастливо. — Нет никаких причин сдерживаться.

Впиваясь ногтями в его предплечья, она цеплялась за него, как виноградная лоза. — То, что ты делаешь меня своей, — уже достаточное удовольствие.

— Нет, этого едва ли достаточно. — Подавшись назад, он поднял ее ногу. — Обхвати меня ногами … за талию. Ощущения для тебя станут лучше.

Ее глаза сияли любопытством, но она обвила его своими восхитительными ножками. Изменение положения заставило его проникнуть в нее еще глубже, и, если это было возможно, его желание стало настолько интенсивным, что он едва мог сдерживать свой оргазм.

Он стал входить в нее резкими движениями, потирая чувствительный центр ее удовольствия, полный решимости заставить ее чувствовать, хотя бы часть его возбуждения.

Она задохнулась. — Боже мой, … это - … о, мой …

У него вырвался смешок.

— Лучше?

— Господи, да … Спенсер … святые небеса … Спенсер …

Она мотала головой из стороны в сторону, захватив ногами его талию, втягивая в себя его член, пока он не почувствовал, как ее мускулы начали напрягаться, а ее дыхание не стало рваным.

— Теперь ты — моя жена — прорычал он. — Ты не покинешь меня.

— Никогда — поклялась она. И забившись вокруг него в конвульсиях оргазма, выкрикнула:

— Спенсер … о, Боже … я люблю тебя!

Это привело его на край. С приглушенным криком он резко толкнул свой член глубоко в ее тело, чтобы пролить в неё свое семя. Ее «я люблю тебя», гремело в его голове, когда он вылил себя в нее. Ее «я люблю тебя» вибрировало через его напряженные мускулы, когда он, обмякнув, рухнул на неё.

О, Боже, теперь он должен был иметь дело с «я люблю тебя» словами, которых он не заслуживал.