"Турнир" - читать интересную книгу автора (Самохин Валерий)

ПРОЛОГ

– Принести шахматы?

– Надоело!

– Тогда, давай переоденемся в бродяг и прошвырнемся по трактирам? Прошлый раз вышло очень даже неплохо.

– Про эту затею уже самый распоследний кабатчик прознал… Не выйдет. Придумай что-нибудь другое.

– Тебе скучно, а не мне. Вот ты и придумывай.

– Но шут у нас ты, а не я.

– А ты император, тебе думать по статусу положено. А я могу только дурака валять.

– Валяй!

– Да где ж его взять-то, дурака этого?

– Империя большая – поищи, авось найдешь. Я же нашел тебя.

Карлик обижено насупился. Поднявшись с ковра, он прокатился на кривых ножках к маленькому столику, ловко подцепил из вазы крупное яблоко и смачно вгрызся в красно-желтый бок.

– Хочешь?

– Бросай…

Спелый плод полетел в сторону кровати. Несколько минут царила тишина, прерывая лишь звучным хрустом.

– Хорошо князьям, они от безделья войну объявляют, – огорчено пожаловался император, приподнимаясь с подушек. – Все никак развлечение.

– Так в чем проблема? Объяви.

– И с кем прикажешь воевать?

Достойный противник на горизонте Араниэля не появлялся уже почти две тысячи лет. Объявить войну Империи, объединившей семь независимых княжеств, мог разве что самоубийца.

– Ты уже десять дней не выходишь из опочивальни. Знать шепчется по углам, что твое скучающее величество тяжело больно. Смотри, доиграешься! Заговор не на пустом месте зреет, сам повод даешь.

– Было бы здорово! – мечтательно вздохнул император. – Все лучше, чем охота на дикого вепря или очередной бал.

– В Алавии смута, – не обращая внимания на высочайшую реплику, задумчиво продолжил шут. – Князь убит, весь его род бунтовщики вырезали под корень.

– Знаю! – пренебрежительно отмахнулся император. – Гвардейский легион выступает сегодня вечером… И передай Казначею – пусть отправит своих Псов из ревизион-коллегии.

Карлик вытащил из вазы мандарин и, обливаясь брызнувшим соком, надкусил вместе с кожурой.

– Смешно… – протяжно зевнул император.

– Сейчас будет еще смешней, – зловеще пообещал шут. – В Алавии видели рыцарей-храмовников Кардинала незадолго до штурма дворца.

– Все-таки заговор? – высочайшая бровь лениво поползла вверх.

Карлик промолчал.

– Орден в одиночку на такое не сподобится, – принялся рассуждать вслух император. – Его преосвященство дружен с Тайным Канцлером… – он радостно оживился. – А что? Очень даже неплохая версия. Но зачем им княжеский престол? Не пойму.

– Вот и я не пойму, – угрюмо поддакнул шут. – Концы с концами не сходятся… Нечисто здесь что-то.

– Отозвать гвардию? – неуверенно вопросил император. – Дать им немного порезвиться? Глядишь, и нам кусочек веселья достанется.

– Завтра Танец Трех Лун, – напомнил вдруг шут.

– Ну и что? – император безразлично пожал плечами. – Он бывает трижды в году.

– И год Белого Единорога.

– Раз в столетие и это случается, – философски отметил император, целясь огрызком в своего верного слугу.

Шут, увернувшись, сварливо пробурчал:

– У тебя мозги от безделья жиром заплыли… – и, наткнувшись на недоуменный взгляд, снисходительно пояснил: – Проход откроется на рассвете в другие миры.

Император глубоко задумался. Целую минуту он беззвучно шевелил губами, считая варианты и отрешенно взирая куда-то вдаль.

– Возмущающий фактор… – пробормотав это себе под нос, он кровожадно ухмыльнулся. – Неплохая идея… – и нетерпеливо махнул рукой карлику: – Быстро зови Хранителя!

Вовка влетел в блудняк. Еще две недели назад все было просто замечательно. Жизнь катилась по накатанной колее неумолимым бульдозером, была интересная работа, новенький загородный дом и перспектива карьерного роста. Все изменилось в один миг.

Впрочем, обо всем по порядку.

Родился он в самой, что ни на есть, пролетарской семье. Папа был ответственным работником МИДа, а мама занимала скромный пост секретаря – референта завотделом финансового аудита Внешторга. В общем, обычные родители, как и у большинства его сверстников.

В шесть лет его поймали с сигаретой в зубах, после чего Вовка был подвергнут воспитательной беседе. Мама, громко охая и держась рукой за сердце, глотала корвалол из хрустального фужера, папа, никогда не доверявший отечественной фармакологии, предпочитал народные способы лечения.

Беседа наложила первый отпечаток на хрупкую, ранимую душу юного курильщика. Тогда он впервые узнал, что аисты не существуют. Как, впрочем, и капуста. Был и второй отпечаток, материальный. Он представлял собой зеркальную копию пятиконечной звезды пряжки отцовского дембельского ремня. Звезда, числом в дюжину, в течение двух недель украшала бледно-розовые ягодицы Вовки.

Когда ему исполнилось десять, случилось второе потрясение его безоблачного детства. Из веселого пионерского лагеря он до конца каникул был препровожден в глухую деревушку тьмутараканской области. К бабушке. И почти два месяца компанию ему составляли гуси, козы и драчливый петух по кличке Отелло.

Была еще и утка, которая служила будильником. Крякать она начинала ровно в шесть утра – секунда в секунду. Гимн Советского Союза, доносящийся из хрипящей радиоточки, заканчивался одновременно с завершающим щелчком клюва. Затем ее швейцарский механизм испортился, и утка превратилась в курник. О том, что переход на зимнее время происходит в октябре, бедное животное просто не знало.

С точки зрения Вовки наказан он был абсолютно не по делу. Развлечений в пионерлагере было всего два: купание и девчонки. Когда зарядили дожди, выбора не осталось. Изображать из себя привидение, закутавшись в казенную простыню, прискучило быстро, а зубная паста, стреляющая из тюбика, закончилась через два дня. Вместе с мылом, которым девчонки отстирывали свою одежду.

Художественному замыслу, который родил военный совет мужской половины десятого отряда, позавидовал бы сам Микеланджело. Скульптурная композиция, водруженная на дырявую крышу девичьей половины дощатого туалета, изображала из себя восемь писающих мальчиков с октябрятскими значками. Мелодичное журчание сопровождалось оглушительным визгом, от которого передохли все комары в окрестностях пионерского лагеря. Побывав через несколько лет в Праге на знаменитых музыкальных фонтанах, Вовчик понял, что трудновозбудимые по жизни чехи наглым образом сперли его идею.

Более других талант юных ваятелей оценил отрядный вожатый. От него, считавший себя просвещенным в интимных вопросах Вовка, узнал про еще один способ, показавшийся ему крайне непривлекательным. Поэтому, на всякий случай, он спрятался под крыльцом соседнего домика и просидел там до утренней линейки.

Вовкин отец решил направить неуемную энергию своего отпрыска в полезное русло. И отдал его в школу биатлона. К шестнадцати годам из неугомонного сорвиголовы получился член юниорской сборной страны. Вместе со славой пришли и ее обычные попутчики.

Отправляясь на зимнюю спартакиаду школьников, из-за сильной метели команда застряла в аэропорту. Тренерский состав улетел предыдущим рейсом, и мальчишки оказались предоставлены сами себе. Вовка уже тогда имел рост под метр девяноста и выглядел старше своих лет, а синие глаза и черные, вьющиеся волосы разбили не одно девичье сердце. Поэтому, он без всяких проблем обменял драгоценную валюту на три бутылки заграничного виски. И номер домашнего телефона смазливой продавщицы.

Оставшиеся до отлета часы пролетели незаметно. Рассказав по второму кругу все известные анекдоты, принялись играть в футбол неизвестно откуда взявшейся железкой.

Когда объявили посадку, она была отправлена метким ударом в узкую щель между лестничными пролетами.

На пробную, пристрелочную трассу Вовка не вышел – поднялась температура. Поэтому свою любимую "эсэмку" штучной ижевской сборки он расчехлил только перед самым стартом. Прицела не было! Сразу же вспомнилось, у что злополучной железки в аэропорту были смутно знакомые очертания.

Полностью провалив стрельбу из запасной винтовки, он с треском вылетел из сборной страны. Но сильно не горевал. Вскоре пришло время поступать в институт, и любящая мамочка пристроила свое ненаглядное чадо на экономфак престижного столичного вуза.

Точные науки давались ему без труда, а гуманитарными занималась кафедра спорта. Единственным предметом, где встретилось ожесточенное сопротивление со стороны преподавателя, была история КПСС. У прямого потомка революционеров слово биатлон прочно ассоциировалось с загнивающим западом. Вовка также старался не остаться в долгу, и на одной из лекций во всеуслышание заявил, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс – это не муж и жена, а четыре разных человека. Аудитория истерично рыдала под партами, а очкастый историк изображал из себя летающую рыбу: молча, разевая рот, подпрыгивал и нелепо размахивал руками.

По линии Внешторга институту была оказана срочная материальная помощь в виде диковинных тогда компьютеров. Замаячившее было отчисление закончилось выговором по комсомольской линии. На семейном совете решили отложить на неопределенный срок обещанную покупку мотоцикла "Cezet".

На третьем курсе Вовка увлекся модным тогда кикбоксингом. Школы как таковой тогда не существовало, и тренерский состав был укомплектован бывшими боксерами. Соревнования проходили по одному и тому же сценарию: бойцы быстро наносили друг другу положенные по регламенту удары ногами в количестве по восемь штук на каждого, после чего начинался классический бокс.

Нашего героя это абсолютно не смущало, и к выпускным экзаменам он представлял собой грозную боевую единицу. Перестройка уже подходила к концу, и только что получивший диплом Вовчик понял одну простую вещь – экономисты стране были не нужны. Ей были нужны бандиты.

То злополучное утро началось с торжественного марша Мендельсона, который настойчиво исполнял телефонный аппарат тайваньского производства. Вовка с трудом открыл непослушные глаза, пытаясь понять, где он находится. Бодун проявлял себя в полной красе. Обезвоженное горло, по ощущениям, только что покинуло стадо животных неизвестного происхождения, а в голове стучали праздничные бубны дикарских племен западного африканского побережья.

– Ал-ле, – прохрипел он в трубку, с усилием оторвав голову от подушки. – Какого хрена в такую рань?

– Вован, ты, че, в натуре? – отозвалась трубка возмущенным бульканьем. – У нас стрелка через полчаса! Забыл, что ли?

– В задницу стрелки! Дайте поспать.

– Бригадир, мы через пятнадцать минут подгребаем. Сам знаешь, опоздавший – в пролете!

Кряхтя и поминая многочисленную родню продавщицы коммерческой палатки, продавшей им вчера паленую водку, Вовка с трудом сполз с кровати и, натянув пузырящиеся на коленях трико от модельного дома фабрики "Красный Октябрь", направился в ванную комнату. Холодный душ и бутылка кумыса несколько улучшили мерзопакостное состояние. Лечи подобное подобным – золотые слова. Настроение добавило и напоминание о стрелке: неделю назад развели двух лопоуших комерсов.

К Вовке обратился знакомый барыга, взявший у комерсов в долг двадцать тонн зелени. Долг отдать не смог, и его начали душить. Один из лопушков, разозленный беспрестанными "завтраками" должника, прошелся "по маме" барыги. По всем понятиям это был беспредел.

Комерсов развели, а бырыгу отбили. Знакомый принес в общак бригады пять кусков американских денег, лохам же прописали штраф. Сегодня они должны были принести в клювике еще два куска.

– Здорово, пацаны! – выйдя из подъезда, Вовка сощурился от яркого солнца. Лихо заруливший во двор черный, наглухо тонированный "Мерседесе" взвизгнул шинами по асфальту. – Сами не спите и другим не даете.

Из салона, угнанной польскими братками по заказу братвы российской машины донеслось радостное ржание. Дверца лидера немецкого автопрома плавно открылась, и последовал неизменный ритуал с обниманием. Учебным пособием для отечественного криминала стал известный голливудский триллер "Крестный отец".

Пара бойцов представляла собой грозно-комичное зрелище. Один из них, бывший борец с бычьей шеей и переломанными ушами, весил около полутора центнеров и ростом был почти два метра. Погоняли его Малышом. Второй, с кликухой Квадратный, в прошлом дзюдоист – легковес, едва доходил своему напарнику до плеча, но в стычках брал свое звериной яростью и неустрашимым бойцовым духом.

К любимой кафешке, где была назначена встреча, подкатили через десять минут. Малыш бросил машину около входа, перегородив и без того узкий проезд. Сзади раздался возмущенный сигнал клаксона – какой-то фраерок пытался протиснуться между бордюром и сверкающим боком "мерина".

– В очко себе погуди, – беззлобно посоветовал ему борец. – Не трамвай, объедешь.

– Места же мало, – лепетал потенциальный терпила. – Неудобно.

– Стесняешься?

Братва радостно заржала. Не найдясь, что ответить на одну из многочисленных примочек блатного мира фраерок включил заднюю передачу.

– Вазелин не забудь! – донеслось ему вслед.

– Ну что, Троцкий, пошли лохов стричь! – хлопнул по плечу своего бригадира дзюдоист.

Фамилия у Вовки была Васькин, а революционное погоняло он получил еще в студенческие годы, подрабатывая "ломщиком" чеков у валютной "Березки". Тогда его приметили деловые и предложили съездить в Ригу за популярными магнитолами "Sharp 900". Им требовался охранник, да и тягловые услуги были не лишними.

В прибалтийской гостинице, администратор, прочитав фамилии вояжеров в их паспортах, от души рассмеялась:

– У вас здесь что? Третий съезд РСДРП?

Фамилии деловых были Урицкий, Коган и Красин.

– А вы, молодой человек, наверное, Львом Давидовичем будете? – пошутила она, принимая паспорт от Вовки.

Кличка с той поры приклеилась намертво.

Время приближалось к обеду, и зал оказался переполненным. Лопушки, занявшие столик в дальнем углу, были в одинаковых костюмах, дорогих очках с тонкой оправой, и сверкали аккуратными проборами коротких причесок. Бывшая комса.

Рядом с ними сидел лысый дедок в старом потертом пиджачке и дешевом батнике, из-за ворота которого выглядывал краешек непонятной татуировки. По виду типичный бухгалтер, мотавший срок за финансовые махинации. Вовка так и подумал, решив, что старик и будет вести расчеты.

– Ну что, братишки, хрусты приготовили? – едва присев за столик, приступил бригадир к делу.

– И давайте по-быстрому. Раз срослось, перетерли, посчитали, разбежались, – радостно осклабился Квадратный.

Левый терпила, бросив отчаянный взгляд на своего товарища, упрямо выдвинул вперед острый подбородок.

– Мы вам ничего не должны!

– Погоди, погоди! Как это не должны? На терке счет вам выставили? Вы согласились? – пришел в изумление всем своим нехилым туловищем Малыш.

– Мы не соглашались, – тоненьким писком отозвался правый лопушок.

– Но промолчали? – уточнил Вовка

Крыть комсе было нечем. Даже они знали – промолчал, значит согласился.

– То есть деньги вы не принесли? – продолжал наседать бригадир.

Лопушки синхронно покачали головами. Нет, не принесли.

– Ты понял, Малыш? – лениво процедил Вовка, сжимая пудовые кулаки. – Мы к ним приехали как люди, а они? Они нас просто кинули. На бабки кинули, если ты не въехал. А знаешь, что будет дальше? Дальше вся Москва над нами смеяться будет… – и рявкнул, нависая над комсой: – Вы за кого нас держите, фраера ушастые?!

– Вы, че, б…, совсем тему не рюхаете?! – добавил жути борец, приподнимаясь со стула. Выглядело это как второе пришествие Кинг-Конга.

Лопушки испугано дернулись назад. Неожиданно подал голос старичок, до того скромно ковырявший вилкой в салате:

– Погодите, молодые люди. Как я понимаю, предъява была за оскорбление?

Братва недоуменно переглянулась.

– Ты, мужик, чего в базар встреваешь? – ласково осведомился Квадратный.

– Мужики в поле капусту собирают, – с отеческой ноткой в голосе разъяснил дедок. – Базарят бабы на лавочке. А я с вами беседу беседую. Могу разговор разговаривать.

– Я, что-то, не пойму, бригадир, – изобразил бритым черепом удивление Малыш. – Нас здесь что, за лохов держат?

– А вы есть лохи, – охотно поддержал его старичок. – Трете за базар, а сами людей поносите почем зря.

Он был прав, и братва это знала. Называть собеседника прозвищем девицы нетяжелого поведение было крайне нежелательно. Малыш своим неаккуратно вставленным междометием, только что превратил выигрышную тему в полный отстой. Вовка, тем временем, лихорадочно искал выход их создавшейся ситуации.

– Борзый дедок, – опередив его, констатировал борец.

– Борзыми собаки бывают, – вкрадчиво пояснил лжебухгалтер. – Вы здесь уже не на одно правило намели своими боталами.

Ситуация ухудшалась на глазах и Вовка поспешно спросил:

– Ты что, отец, законник?

– Нет, – безмятежно взирая выцветшими глазами, ответил старичок. – Но у людей всегда спросить могу.

С кряхтением выбравшись из-за столика, он стряхнул хлебные крошки с пиджака и повернулся к своим лопушкам:

– Пойдемте, племяши. Не о чем здесь разговаривать. А на хомячков я и в зоопарке посмотреть могу.

Вовкино терпение лопнуло окончательно. Соскочив со стула, он прихватил стальными пальцами старичка за воротник затрещавшего батника и с легкостью оторвал его пола.

– Ты кого хомячком назвал, пень старый?!

Дедок, дождавшись, когда могучая бригадирова длань опустит его на землю, невозмутимо произнес:

– Гамуле передашь – Змей сходняк собирает. Завтра же!

Вовка застыл в леденящем ознобе. Ужаса добавил Малыш, собрав волнами морщин могучий загривок:

– Это веревки, бригадир!

Квадратный поддержал кореша, закивав китайским болванчиком.

Змей не был вором в законе – от короны он отказался еще лет десять назад, но авторитет в уголовном мире имел непререкаемый. Никто лучше него не толковал многочисленные статьи воровского кодекса. На серьезные сходки он приглашался в роли третейского судьи, и приговор в таких случаях был окончательным и обжалованию не подлежал. К его прозвищу можно было смело добавлять – Мудрый.

Вовка поднял руку не на вора. Он покусился на самую верхушку козырной колоды – председателя Верховного Суда воровского мира СССР. Косяк этот можно было исправить только одним способом – прямо сейчас разбежаться и со всей своей дури грохнуться башкой о ближайший угол.

– На дно надо ложиться, бригадир, – пришел к окончательному выводу борец. – Разбегаемся, куда глаза глядят.

Глаза выбрали единственно верное направление: тьмутараканьская бабкина деревушка. Через неделю Вовка немного успокоился и даже начал заигрывать с немногочисленными деревенскими молодухами, самой младшей из которых было около тридцати.

В окружении привычного гогота, блеяния и мычания ностальгически вспомнилось беззаботное детство. Иногда, забавы ради, он боролся с бабкиным бычком, имевшим странную кличку Дездемона. Если удавалось наловить на утренней зорьке жирную плотву, то день считался удачным – других карасей в окрестностях не водилось. А разводить можно было разве что кроликов. На десятый день своей размеренной деревенской жизни Вовка увидел въезжающую в деревню кавалькаду джипов.

В гости нагрянула братва.

– Бабуль, я ухожу, – торопливо сказал он старушке, открывая заднее окно покосившейся избушки. Лес начинался сразу за огородом. – Будут спрашивать, где я, не вздумай врать – эти волки сразу почуют.

Бабку вплетать в свои разборки не хотелось.

– Убивцы за тобой, внучок, приехали? – ехидно проскрипела старушка.

Вовка вздрогнул. Бабку он немного побаивался с самого детства – ни один секрет не проходил мимо ее бдительного ока. Второй глаз у бабки тоже присутствовал, но был стеклянным, с небольшой трещинкой на роговице. Когда она была не в настроении, ее морщинистое лицо приобретало зловещий вид. Впрочем, побаивался не только он, но и вся тьмутараканская деревушка. Обращаясь к ней с многочисленными болячками, жители, тем не менее, при ее приближении испуганно крестились. Вовкина бабка числилсь у местных в колдовском авторитете.

– Помоги-ка мне, внучок, – продолжала старушка, пытаясь сдвинуть громоздкий пыльный сундук, стоявший у почерневшей от времени стены. – И не стой ты, как баран, видишь – силенок не хватает.

– Бабуль, ты че, на старости лет совсем из ума выжила?! Щас братва двери выносить начнет, а она мебель переставлять надумала! – заорал благим матом Вовка, но, видя, что бабка не обращает на него никакого внимания, плюнул и одним рывком сдернул сундук. Из открывшегося темного провала дохнуло прелой сыростью.

– Лезь, давай! – подтолкнула она внука в спину. – Не задерживай! Мне еще его на место ставить.

– Я тебе бандеровец какой, чтобы в норах прятаться? – попытался отодвинуться Вовка от мрачной ямины.

Бабка ухватила его жилистой рукой за воротник и неожиданно сильным толчком отправила в полет. Вовка, кубарем прокатившись по земляным ступеням, грохнулся всем центнером массы о земляной пол и отключился.

Очнувшись, он с недоумением огляделся. Погреб оказался довольно просторным, с каменными стенами и сталактитовым потолком. Покрутив чугунной головой по сторонам, Вовка краешком сознания отметил пропавший люк. Другой краешек – зрения – ухватил какое-то шевеление в углу пещеры. Там, бормоча речитативом незнакомую заунывную песню, как шаманы из "Клуба кинопутешественников", сидел на корточках обросший бородатый мужик в овчинном тулупе и жарил на вертеле ароматное мясо. Блики костра оживляли тени, прячущиеся в глубине подземного грота. Ситуация отдавала абсурдом.

Вовке сделалось жутковато.

Он поежился. На нем были спешно наброшенная кожаная косуха и дорогой спортивный костюм немецкого производства. Но от жуткого холода, царившего в пещере, шедевр легкой германской промышленности служил слабой защитой: тепло от костра бесследно таяло где-то во мраке.

Мужик, не обращая ни малейшего внимания на очнувшегося гостя, налил в немытый, с масляными разводами стакан мутноватую жидкость. С наслаждением, громко хлюпнув одной ноздрей, шумно нюхнул содержимое и одним бульком отправил его в широкую глотку, не забыв при этом довольно крякнуть. Яростно почесал подмышку и извлек жуткого вида насекомое, размерами и формой напоминающее разжиревшего таракана. Внимательно осмотрев усатую тварь при неровном свете костра, он положил к себе на зуб это членистоногое нечто, задумчиво надкусил и с отвратительным хрустом выплюнул на грязный пол пещеры.

– Силен, бродяга! – вслух восхитился Вовка. – Закусь у тебя, конечно, мировая, но лучше бы ты ее поменял.

– Херла куш изнын апташлы? – сиплым голосом пропойного забулдыги спросил мужик.

– У-у, братуха! – озадаченно протянул бандит. – Хавчик здесь уже не поможет. Тебе чердак менять нужно. Водка, брат, она и не таких героев губила.

Мужик невозмутимо продолжил:

– Бирсу винлыкта шамохаш кесдес?

– Киздец… полный, – на всякий случай согласился с ним Вовка и задушевно поинтересовался: – Давно из дурки-то?

Бородатый абориген внимательно посмотрел на него желтоватыми, с красными прожилками глазами и, кивнув каким-то своим мыслям, булькнул в стакан очередную порцию. Затем, порывшись у себя за пазухой (Вовка при этом вздрогнул, ожидая появления очередной твари), достал небольшой мешочек и высыпал на ладонь щепотку знакомо пахнущей травы.

– Косячка решил замастырить? – с облегчением догадался браток.

Проигнорировав вопрос, мужик бросил щепотку в стакан и сосредоточенно помешал забурлившую жидкость деревянной палочкой. Напиток, мгновенно сменив цвет с прозрачного на мутно-сиреневый, с радостным шипением устремился из стакана. Шаркающей походкой сонного пингвина бородатый абориген приблизился к Вовке и требовательно протянул немытую посудину:

– Пансай!

Вовка принял стакан с настороженностью – кто его знает, этого Робинзона с букашками. Тараканы из бестолковки у него, похоже, давно разбежались. Сказать правду, мысли путались и у него самого. Сто грамм в такой ситуации представлялись неплохим вариантом. Почесав в затылке, он чуть-чуть пригубил подозрительное пойло. Неплохо, чем-то походило по вкусу на знаменитую чешскую бехеровку. Мысленно перекрестившись, бывший комсорг юниорской сборной страны по биатлону, а ныне отставной бригадир солнцевской братвы залихватским жестом опрокинул содержимое.

– Банзай! Чтоб мы так жили!

Уподобившись мужику, Вовка смачно крякнув от удовольствия, и лишь спустя некоторое время понял, что слова он произносит на незнакомом языке. Толи от треволнений, толи от выпитого, но язык стал заплетаться буквально сразу.

– Где я?

– Здесь.

– Здесь – это где?

– Здесь – это тут.

Вновь запустив пальцы в шевелюру, Вовка подстегнул мыслительный процесс, отметив при этом своеобразную логику хозяина пещеры. Логика эта представлялась похлеще бандитской. Он решил подступиться с другого бока:

– Ты кто?

– Глядящий.

– Смотрящий?

– Можно и так сказать.

М-да, и здесь братва. Только странная какая-то, ни дать, ни взять – бугор шестой палаты.

– Ты за чем смотрящий?

– За дырой.

– Куда она ведет?

– Сюда.

– А откуда?

– Из нигде.

– А где нигде?

– Не тут.

Скоротечный допрос зашел в тупик. Вовка, хрустнув шейными позвонками, по недолгом размышлении пришел к простому и незатейливому выводу: с цирком этим пора заканчивать, пока не понаехали злобные санитары. Загребут вместе с клоуном и фамилию не спросят.

– Выход где? – спросил он у мужика.

– Там, – безразлично мотнул головой абориген в сторону дальнего угла пещеры.

– Там – это не тут? – Вовка попытался сбить его с толку.

– Не тут – это нигде, – терпеливо, как ребенку разъяснил местный авторитет.

Плюнув на прощанье, Вовка по каменным ступенькам выбрался из пещеры и с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух. Вокруг поляны, на которой он очутился, расстилался привычный глазу сосновый лес. Призрачный лунный свет плескался в озерках диковинных красно-фиолетовых цветов, вытягивая зловещие тени от вековых стволов. Мимо, едва не задев его черным перепончатым крылом, со свистом пронеслась зеленая летучая мышь размером с добрую собаку.

– Фигасе, крокодилы летают! Чернобыль местный тут, что ли? – поразился Вовка, провожая глазами наглую тварь. – Кровососы, в натуре!

После беседы с мужиком башню у него слегка клинило. В груди появился холодок тревоги. Решив удостовериться, что сам не превратился в вампира, он оглянулся, разыскивая в лунном сиянии свою тень.

Тень присутствовала. В количестве трех штук.

Вся эта хрень случилась после того, как пришел вызов из сборной. Семнадцатилетний талант, коих на просторах Союза было немало, в одночасье стал восходящей звездой. "Русский Пеле", "Второй Бобров", "Наша надежда"… – запестрели заголовки спортивных изданий. Киевское "Динамо" и московский "Спартак" уже объявили во всеуслышание, что юный Лисин должен играть только у них и нигде иначе. Местный военком прозрачно намекнул о скором призыве. Либо ЦСКА, либо – в обнимку с автоматом на дальневосточные сопки.

Антон решил просто – как получится, так и срастется. Получилось хуже некуда. Организм элементарно не вынес нагрузок. Сначала не выдержал ахилл, лопнув на ровном месте. Три с лишним недели в гипсе и снова в бой. Молодой, здоровый – сам черт не брат. В первой же игре защитник пошел в жесткий подкат. Кердык пришел мениску. Отлежался. На тренировках пахал больше других, с поля последним уходил. Коронный удар со штрафного часами отрабатывал.

И вот игра, первая в новом сезоне. И сразу же стык – колено в колено. Все, финита ля комедия. Нога опухла уже в перерыве. Еще полгода врачи бились, резали вдоль и поперек многострадальный сустав, но приговор читался без слов: с футболом пора завязывать. Дружки-товарищи охали, сочувственно жали руку, обещали не забывать. Изредка гонял мяч с ветеранами, худо-бедно, но колено терпело.

Заочно окончил Свердловский Институт физкультуры и спорта. Куда податься? В ДЮСШ? На зарплату в сто двадцать рэ? Помог случай. На местный оборонный завод пришел новый директор, фанат футбола. Пригласили играющим тренером, дали ставку регулировщика мобильных узлов связи

. Это уже что-то – четыре сотни с премиальными выходило стабильно. В первый же сезон на первенство среди заводских коллективов зацепились за призовую тройку. Директор на радостях выделил малосемейку. Жить можно.

В межсезонье сманили из первой лиги двух полузащитников-фрезеровщиков и приличного вратаря. Токарь шестого разряда. Либеро-полировщик сорвался в последний момент – конкуренты увели. Умыкнули конкуренты из Магнитки. Но задачу на сезон никто не снимал. Директор мужик жесткий и расклад дал простой и всем понятный: если выходим во "всесоюзку", то каждому ключи от "Москвича", провалим – всех переведут в подсобные рабочие. На скромные восемьдесят целковых.

– Антоша, идем чай с нами пить. Я тортик испекла… – заботливый голос вывел его из раздумий.

Это Марья Ивановна, бухгалтер. Сейчас опять Таньку будет сватать. Разбитная деваха, в соку. Но уж очень большая. К ней Димка – левый нап – клинья подбивал. Хороший пацан, талантливый. Худой только очень. Танька глянула тогда на него свысока и с усмешкой, презрительно выпятив нижнюю губу, процедила: "Ты же сдохнешь на мне, суслик!". С тех пор так и кличут, Сусликом.

– Спасибо, Марьванна, недосуг. Вечером на игру выезжаем, еще дел полно.

– Антош, а ты рыбки не привезешь?

– Какой рыбки?

– Жирненькой!

Жалобно так протянула, словно на паперти. Антон пожал плечами:

– Воблу, что ль? Так не на Волгу едем.

– Да нет! – замахала руками бухгалтер. – Не вобла… Не помню, как называется. У них там озеро есть, рядом с Магниткой, рыбаки на плавучих островах лунки бурят и на мормышку ее ловят. А вот названье, хоть убей меня, не помню.

– Хорошо, Марьванна, если будет – привезу.

Хорошая тетка, и про мормышку знает. Антон усмехнулся.

Ладно, командировочные получил, пора и честь знать. Забежать в профком, огрести напутственных звиздюлей,. Что еще? Форма готова, мячи в автобусе. Вроде бы ничего не забыл. Да, пару "Жигулевского" Сергеичу, начальнику вохра надо захватить в заводском буфете. К директору заходить не стоит – опять состав на игру диктовать начнет.

Ну, все, с богом! Впереди – главная игра сезона.

Автобус вынырнул из тумана, как самолет перед посадкой. "Тещин язык", долгий тягучий серпантин через перевал. Летом еще, куда ни шло, а зимой – жуткое дело. Ездили как-то на охоту в эти края. В гололед. Тяжело груженая вертлюга доползла до середины горы и встала. Из-под колес пар идет – она ни с места. Шлифует. А потом заскользила. Обратно под гору. Еле в кювет порскнуть успели. Они-то успели, а две легковушки нет. Так и ушли в обрыв втроем.

Жуть.

– Слышь, Лис, хреновы наши дела, – рядом подсел Кот, основной голкипер. – Магнитогорцы из "Шахтера" донецкого второго вратаря в аренду взяли.

– На одну игру?! – брови сами поползли вверх от изумления.

– Да им по… – выругался Кот. – Что хотят, то и творят.

Антон помрачнел. Знал он этого горняка – классный воротчик. Хоть и запасной. Высшая лига, тудыть ее етить.

– Значит, пойдем в подсобники, – невесело пошутил он.

– Да ну тебя! – огорченно махнул рукой Кот. – Думай, что делать будем. Михалыч нарезался уже, празднует.

Михалыч, администратор команды, храпел через ряд, калачиком свернувшись на мягком сиденье. Полгода до пенсии, ему уже все равно.

В город въехали за полночь. На КП почти час гаишники мурыжили. Дело привычное – на войне все средства хороши. И гостиница – Антон был уверен в этом – окажется рядом с какой-нибудь стройкой и без горячей воды. Лишь бы клопов не было.

Так и вышло. И клопы имелись в достаточном количестве. Злые и голодные.

Играли в обед. Выходной. Трибуны битком – тысяч десять, даже в проходах стоят. Молодцы южноуральцы, умеют болеть. Словно на кону не путевка во вторую лигу, а финал Лиги чемпионов.

Свисток судьи. Поехали!

Первый гол привезли себе сами. "Девятка" соперника, рыжеволосый крепыш с хорошим стартовым рывком, перехватив поперечную передачу, оторвался от защитника, проскочил фланг и навесил в штрафную. Удар головой в упор и мрачный Кот, выплюнув от досады жвачку на жухлый газон, достает мяч из сетки. 1:0. Такой и Яшин не вытащил бы.

Трибуны чуть с ума не сошли.

Кот со злостью выбил мяч в центр. Желтая карточка, судья уже руки тянул к мячу.

До середины тайма держались. Первый натиск отбили, пришли в себя. На двадцатой минуте Суслик обыграл троих на носовом платке и щечкой катнул в угол. 1:1.

Красавчик! Таньку напою и сам раздену! Если еще один положишь… Антон на радостях пнул бутылку с водой.

Держимся! Только в защиту не отходить – сожрут и не подавятся.

Тридцатая минута. Пенальти! Судья, ну нельзя же так нагло! До штрафной еще три метра было. Откуда пендаль?! Тьфу, бесполезно это.

Кот прыгает в один угол, мяч – в другой. 2:1.

Центральный нап Магнитки лыбится. Доволен. Каланча под два метра ростом, его в "вышку" зовут, уйдет в межсезонье. Лучше бы ты раньше ушел.

Что ж вы делаете?! Опять оборона зевнула. "Каланча" продавил центр и вышел один на один. 3:1.

Еще семь минут до перерыва.

Антон схватился за голову и сел на скамейку. Все! Прощай вторая лига, премии и ключи от новенького "Москвича". Выйти самому? Один тайм колено стерпит. А что остается? Только надежда на чудо. Он быстро скинул спортивный костюм, переобул бутсы. Меняем защитника, делать нечего – будем рисковать. Резервный судья дал отмашку. Вовремя! Штрафной у ворот соперника.

Трибуны свистят. Недовольны.

Не свистите, денег не будет. До ворот метров тридцать, под любимую левую. Больную. Горняк в рамке мечется, орет, но "стенку" грамотно выстроил. Ну, ничего. Его в сборную не за красивые глазки брали. Этот удар он с детства тренировал. Сложный. Если один из сотни сможет повторить, то уже хорошо. Гарринча так бил, носком бутсы по верхней части мяча, как топ-спин в настольном теннисе.

Разбег… удар! Мяч перелетел через "стенку", нырнул перед вратарем, ударился об землю и скользнул по рукам.

Гол!!!

3:2.

Еще две минуты до перерыва. Дотерпеть!

Не дотерпели. Аукнулся деф, тяжело втроем в обороне. И Кот зевнул на радостях – чистой воды "бабочка".

4:2.

Трибуны чокнулись окончательно.

Перерыв.

В раздевалку, протяжно зевая и прикрывая ладонью рот, вошел Михалыч. Пьяно ухмыльнулся:

– Ну что орлы, летим?

– Да пошел ты… – тихонько буркнул Кот. – И без твоих подъ… тошно.

Остальные промолчали. Сидели, повесив носы, и вытирая полотенцами красные потные лица. О чем говорить, когда и так все ясно?

– Ладно, парни, не грустите, – неожиданно трезвым голосом сказал Михалыч. – Наш первый договорился с ихним. У того должок был за хоккей. Так что две банки положите и ничья в кармане.

Он расплылся в довольной улыбке. Обкомы перетерли между собой, а остальное ему до лампочки. Привычное дело.

– А что, до начала матча нельзя было сказать? – ломким юношеским баском начав фразу, пискнул Димка.

Суслик – он и есть суслик.

– Нельзя, – тряхнул седой гривой Михалыч. – Спортивно все должно выглядеть. По-честному.

Спортивно… хе-хе.

Второй тайм начался с атак Магнитки. Трибуны беснуются, как ни в чем не бывало. Вот только рыжий хав в центре, ожидая свистка арбитра, глянул так тоскливо, что тошно сделалось на душе. Антон сплюнул на газон. Бросить бы все. Достали эти договорняки, купленные судьи и внерегламентные аренды. Вот только куда идти? В детскую спортшколу на 120 рэ? Лучше уж за станок встать. Подъем в шесть утра под гимн радиоточки, и толчея в переполненном трамвае пять дней в неделю. День за днем. И за годом год.

Антон проскочил по краю, на замахе убрал защитника, бросившегося в подкате, и сделал передачу в центр. Суслик ловко прокинул мяч между ног опорника, догнал и с ходу пробил. Твою… за ногу! Штанга!

Трибуны взвыли.

Ладно, время еще есть.

Еще атака, навес, скидка головой, удар… Мимо ворот.

Кот выбил мяч от ворот далеко в поле. Защитники расступаются, дают выиграть подбор. Антон пробил с лета, вложив всю злость в удар. Мяч по низкой дуге смачно впечатался в перекладину и отскочил за ленточку.

4:3.

Семьдесят вторая минута. Красивый гол, даже трибуны похлопали.

Атака Магнитки. Рыжий сыграл в стеночку с каланчой и вывалился на ворота. На паузе, успев подмигнуть киперу, ударил в угол. Мяч скользнул по траве и намертво приклеился к перчаткам. Кот – ты красавчик! Антон облегченно выдохнул. Так тоже надо суметь, даже после подсказки.

Трибуны тоже выдохнули, но огорченно.

Десять минут яростного навала, два штрафных, семь ударов в створ и четыре угловых. Мяч как заколдованный: мечется в штрафной, стучится об штанги, но в ворота не идет. Мистика! Судья въехал давно, понимающе ухмыляется.

На трибунах свист. До этих пока не дошло.

Три минуты до конца. Начинается мандраж.

– Антоха, – центральный деф уральцев шепчет одними губами. – Ты главное в штрафную войди, там я тебя свалю.

Антон молча кивает головой.

Мерзко.

Девяностая минута. Защитник слово сдержал – валит без вариантов, даже трибуны не протестуют. Пенальти. Мяч на точке. Только бы попасть в ворота!

На трибунах тишина. Горняк косит глазами в правый от себя угол, мол, туда бей. Легкий кивок в ответ. Короткий разбег, удар… Нет, классный все-таки у "Шахтера" кипер! Как он исхитрился увернуться от мяча! В последний момент снаряд свалился с носка и полетел прямо по центру. Если бы не реакция воротчика, прыгнувшего в угол, мяч угодил бы прямо в него.

4:4.

Ничья.

Антон уважительно качнул головой. Молодец.

В раздевалке тишина. Вроде бы радоваться должны, но нет – сидят молча, каждый думает о своем. Плевать. Не он придумал эти правила.

– Тошка, – в комнату зашел довольный Михалыч. – К тебе соседи пришли.

Антон хрустнул коленом, поднимаясь с лавки, и болезненно прихрамывая поковылял к выходу. Рыжий. Мнется, но смотрит спокойно, приветливо. Лишь в самой глубине карих глаз затаилась мальчишеская обида.

– С вас простава, – буркнул крепыш и, неожиданно широко улыбнувшись, протянул руку: – Саня.

– Антон, – ответил крепким пожатием Лис. С трудом раздвинув непослушные губы в приветливом оскале, нехотя спросил: – Где и как?

– Да у нас все, в общем-то, все есть, – пожал плечами рыжий и начал перечислять, загибая веснушчатые пальцы: – Баранину на шашлык замочили, пиво чешское по блату достали, водку взяли, девчонки из волейбольной команды ждут… – встретив недоуменный взгляд, он неохотно пояснил: – Выход в лигу собирались отмечать… – подумав минуту, простодушно добавил: – Ребята с тобой хотели поговорить.

Антон понимающе хмыкнул. Команда соперника задачу на сезон не выполнила, и некоторые игроки захотят ее покинуть.

– Токарем пойдешь?

Рыжий радостно заржал. В Советском Союзе профессионального спорта не было. Если верить трудовым книжкам спортсменов, то все они стояли у станка, крутили баранки грузовиков и добывали уголь в шахтах. А в свободное от нелегкого труда время, гоняли шайбу по льду и стучали мячом о паркет, завоевывая для страны олимпийское золото.

Выехали вечером. Трясясь по ухабам в "буханке" добрались до гор. С собой Антон взял только Кота. Тройка нападения Магнитки и пятерка симпатичных волейболисток представляли хозяев. Груженная рюкзаками веселая компания по едва заметной тропинке поднялась на небольшое каменное плато, укрытое среди поросших мхом угрюмых скал.

Пока разжигали костер и насаживали на шампуры мясо, рыжий спустился к небольшой горной речушке. Намотав на палец леску, он зашел в обжигающе холодную воду, и пустил по поверхности насаженного на острый крючок слепня. Через полчаса в траве трепыхались десяток хариусов и две радужные форели.

Волейболистки ловко разделали улов, сбрызнули лимоном нежные, пахнущие свежим огурцом ломтики, слегка подсолили и на огромном блюде торжественно подали к костру. Деликатес. Под прозрачным звездным небом раздались гитарные аккорды, и зажурчала в походных стаканчиках из японской нержавейки горькая "Сибирская".

Антон, уже не в первый раз поймав кокетливый взгляд невысокой пасующей, смазливой брюнетки с очаровательно вздернутым носиком, подмигнул в ответ и присел рядышком на бревно, обняв гибкую стройную талию.

– Пойдем? – прильнув к нему, горячим шепотом спросила девушка.

– А куда? – так же шепотом переспросил Антон, коснувшись губами холодной сережки.

Легко поднявшись с бревна, девушка, молча взяла его за руку. Подхватив с травы туристический спальник, парочка нырнула в мрачный грот, оставив за спиной скабрезные шутки. Через десяток шагов тусклый луч фонарика осветил в углу пещеры груду соснового лапника. Бросив на нее спальник, Антон притянул девушку к себе…

– Где здесь можно носик попудрить? – хрипло дыша, спросил он.

Девушка прыснула и томным расслабленным голосом произнесла, указав в глубь пещеры:

– Там… Только отойди подальше.

Пройдя несколько шагов, он заметил узкую расщелину и свернул в нее. Еще один поворот и глазам предстала захватывающая дух картина: небольшое подземное озеро и искрящиеся под светом фонаря сталактиты, исчезающие в непроглядной черноте сводов подземелья.

– Ух, ты! – не смог он удержать от восторженного возгласа, и задорно крикнул: – Э-ге-гей!

– Чего орешь-то? – вместо эха раздался за спиной скрипучий голос с неодобрительной интонацией.

Антон вздрогнул и стремительно развернулся. Бородатый мужик в овчинном тулупе укоризненно взирал желтыми глазами.

– Ты кто? – ошеломленно выдохнул Антон.

Мужик почесал подмышку, выудил оттуда какое-то мохнатое насекомое, внимательно осмотрел его под светом фонарика и гнусаво буркнул:

– Королева в пальто! – и тут же, радостно хрюкнув собственной шутке, озабочено спросил: – Херла куш изнын апташлы?