"Рождество Желтофиолей" - читать интересную книгу автора (Клейпас Лиза)
Глава первая
Лондон, 1845
— Это точно, — с удовлетворением сказала леди Уэстклиф, — откладывая в сторону письмо брата. — Ровно через две недели Рэйф прибудет в Лондон на клипере «Вихрь», название которого, думается мне, как никакое другое соответствует его грядущей помолвке.
Она бросила быстрый взгляд на Аннабел и Эви, которые на полу гостиной работали с куском тяжелого красного бархата, сшитым в кольцо. Они собрались в Марсден–Террас, в лондонском доме Лилиан, на полуденный чай и беседу.
Аннабел и Эви колдовали над «юбочкой»[1] под елку, вернее, пытались исправить результат предыдущих бесплодных усилий Лилиан. Эви отпарывала парчовую ленту, криво пришитую с одного боку, пока Аннабел обрезала неровный край и подгибала его.
Не хватало только младшей сестры Лилиан — Дейзи, которая жила с мужем в Бристоле. Аннабел давно мечтала увидеть Дейзи и выяснить, насколько ей подходила семейная жизнь. Слава Богу, скоро они все вместе в Гемпшире будут праздновать Рождество.
— Как думаешь, у твоего брата не будет проблем с тем, чтобы убедить леди Натали выйти за него замуж? — поинтересовалась Аннабел и нахмурилась, заметив на ткани большое темное пятно.
— Ни единой, — легко ответила Лилиан. — Он красив, обаятелен и очень богат. Против чего могла бы возражать леди Натали, не считая того, что он американец?
— Дейзи называла его повесой, а некоторые молодые леди могут не…
— Чепуха! — воскликнула Лилиан. — Рэйф совсем не повеса. Конечно, он немного погулял, но какой мужчина с горячей кровью этого не делал?
Аннабел осталась при своих сомнениях. Хотя к Дейзи, младшей сестре Лилиан, обычно относились как к мечтательнице и романтику, ей была присуща жилка проницательности и прагматизма, которая делала ее суждения вполне заслуживающими доверия. Если Дейзи назвала своего старшего брата повесой, значит, несомненно, тому были весьма веские доказательства.
— Он что, выпивает, играет в азартные игры? — спросила Аннабел.
— Иногда, — нахмурилась Лилиан.
— Бывает, что ведет себя грубо или неподобающе?
— Он же Боумен! Мы по–другому не умеем.
— Волочится за женщинами?
— Конечно.
— Он хоть раз хранил верность женщине? Был влюблен?
Лилиан насупилась.
— Мне об этом ничего неизвестно.
Аннабел приподняла брови и глянула на Эви.
— А ты что об этом думаешь, Эви?
— Повеса, — последовал лаконичный ответ.
— Ох, ну ладно, — проворчала Лилиан. — Может и повеса, но это не должно помешать ухаживанию за леди Натали. Некоторым леди повесы нравятся. Погляди на Эви.
— Мне не все повесы н–нравятся, — ответила она, не отрывая глаз от работы. — Только один.
Эви, самая мягкая и учтивая из них, меньше других походила на женщину, которая могла взять в плен сердце лорда Сент–Винсента, пользовавшегося дурной славой, и, безусловно, относившегося к повесам. Эви обладала редкой и нестандартной красотой — большими синими глазами и огненными волосами, но была невыносимо застенчива. И, к тому же, заикалась. Однако спокойная сила и доблесть характера Эви навсегда покорили ее мужа.
— И этот бывший повеса безумно и явно тебя обожает, — сказала Аннабел. Она помолчала, пристально изучая Эви, а потом ласково спросила: — Сент–Винсент рад ребенку, дорогая?
— Да, он … — Эви оборвала себя на полуслове и подняла на Аннабел удивленно раскрытые глаза. — Как ты узнала?
Аннабел улыбнулась.
— Заметила, что на всех твоих новых платьях спереди и сзади есть складочки, которые легко распустить, когда фигура округлится. Это тебя сразу выдало, дорогая.
— Ты ждёшь ребенка? — от радости Лилиан взвизгнула, что совсем не подобало леди, а затем соскочила с дивана, плюхнулась рядом с Эви и обняла ее. — Вот это новость! Как ты себя чувствуешь? Уже тошнит?
— Только когда я вижу, что ты сотворила с бедной юбочкой под елку, — ответила Эви и залилась смехом в ответ на бурную реакцию подруги. Порой было совсем легко забыть, что Лилиан — графиня. Новый высокий социальный статус ни на йоту не повлиял на ее непосредственную натуру.
— Ох, тебе же вредно сидеть на полу, — воскликнула Лилиан. — Отдай ножницы, я сама возьмусь за эту проклятую штуковину…
— Нет! — одновременно воскликнули Аннабел и Эви.
— Лилиан, дорогая, — твёрдо продолжила Аннабел, — ты и близко не подойдешь к юбочке под елку. То, что ты делаешь с ниткой и иголкой, должно считаться преступным деянием.
— Я, действительно, стараюсь, — с кривоватой улыбкой запротестовала Лилиан, откидываясь на пятки. — Приступаю–то я всегда с добрыми намерениями, но потом эти мелкие стежки так надоедают, что начинаю торопиться. Но мы обязательно должны сшить очень большую юбочку под елку. Иначе капли воска с горящих свечей будут падать на пол.
— Не хочешь рассказать, откуда взялось это пятно?
Аннабел указала на темную, уродливую отметину на бархате.
Лилиан смущенно улыбнулась.
— Может этот кусок лучше развернуть к стене? Я опрокинула на него бокал вина.
— Ты пила вино во время шитья? — Аннабел подумала, что это многое объясняет.
— Надеялась, что это поможет мне расслабиться. За шитьем я нервничаю.
— Почему? — удивленно улыбнулась Аннабел.
— Вспоминается то время, когда мама стояла надо мной, пока я вышивала образцы. Каждый раз, когда я делала ошибку, она била меня по пальцам линейкой. — Лилиан усмехнулась, иронизируя над собой, но на этот раз улыбка не коснулась ее прекрасных карих глаз. — Я была ужасным ребенком!
— Я уверена, ты была чудесным ребенком, — мягко возразила Аннабел.
Она никогда не понимала, как при таком воспитании из Лилиан и Дейзи Боумен могло вырасти что–то хорошее. Настоящий подвиг в семье Томаса и Мерседес Боумен — непомерно требовательных, постоянно критикующих и полных пренебрежения. Три года назад, когда Боумены поняли, что никакое состояние не заставит высокородных холостяков Нью–Йорка вступить в мезальянс, они привезли двух своих дочерей в Лондон.
Сочетание упорного труда, удачи и должной безжалостности позволило Томасу Боумену создать одну из крупнейших и самых быстро растущих в мире компаний по производству мыла. Теперь, когда мыло оказалось по карману большинству населения, мыловаренные заводы Боумена в Нью–Йорке и Бристоле едва поспевали за спросом.
Не имея ничего, кроме денег, заполучить место в высшем обществе Нью–Йорка было практически невозможно. Наследницы с непримечательной родословной, такие как Лилиан и Дейзи, совершенно не привлекали холостяков, желающих повысить свой социальный статус через женитьбу. Поэтому Лондон, с постоянно растущим числом обедневших аристократов, представлял для американских нуворишей богатые охотничьи угодья
Как ни странно, но именно благодаря Лилиан, на которой женился Маркус, лорд Уэстклиф, Боумены вознеслись на недостижимую высоту. Никто не мог поверить, что сдержанный и влиятельный граф выберет в жены своевольную и упрямую Лилиан. Но за дерзким поведением Уэстклиф разглядел ранимое и неистово любящее сердце, которое она так старательно скрывала.
— Мы с Рэйфом были ужасными проказниками, — честно призналась Лилиан. — Два других наших брата, Рэнсом и Рис, вели себя получше, хотя это еще ни о чем не говорит. Дейзи тоже принимала участие в моих эскападах, но большую часть времени она мечтала наяву или пропадала в своих книгах.
— Лилиан, — поинтересовалась Аннабел, аккуратно скатывая ленту, — почему твой брат согласился познакомиться с леди Натали и Блэндфордами? Он действительно настроен жениться? Ему настолько нужны деньги или он стремится угодить отцу?
— Я точно не знаю, — ответила Лилиан. — Вряд ли дело в деньгах. Рэйф заработал целое состояние на биржевых спекуляциях на Уолл–Стрит, порой, как я подозреваю, весьма неблаговидных. Мне кажется, что он устал быть на ножах с отцом. Или возможно … — Она помедлила, по ее лицу скользнула тень.
— Возможно? — мягко поторопила Эви.
— Рэйф притворяется беззаботным, но он никогда не был счастлив. Отец с матерью вели себя с ним отвратительно. На самом деле, со всеми нами. Они никогда не позволяли нам играть с теми, кого считали ниже нас. А ниже нас они считали всех. Близнецы всегда держались вместе, мы с Дейзи тоже. Рэйф же всегда был один. Отец желал видеть его серьезным мальчиком, и поэтому изолировал Рэйфа от других детей. Ему никогда не позволялось делать ничего из того, что отец считал легкомысленным.
— И, в конечном счете, Рэйф восстал, — предположила Аннабел.
Лилиан чуть усмехнулась.
— Конечно! — Ее веселье сразу угасло. — И теперь я думаю… что случается, когда молодой мужчина устал быть серьезным, устал быть бунтарем? Что ему остается?
— Скоро мы об этом узнаем.
— Я хочу, чтобы он был счастлив, — продолжила Лилиан. — Чтобы он нашел ту, о которой смог бы заботиться.
Эви задумчиво посмотрела на подруг.
— Вы встречались с леди Натали? Что–нибудь з–знаете о ее характере?
— Лично я с ней не встречалась, — призналась Лилиан, — но у нее великолепная репутация. Леди Натали получила домашнее воспитание, а после своего дебюта в прошлом году стала пользоваться большим успехом. Я слышала, что она красива и чрезвычайно хорошо воспитана. — Она помолчала и состроила рожицу. — Рэйф напугает ее до полусмерти. Один Бог знает, почему Блэндфорды благосклонны к этому браку. Наверное, у них проблемы с деньгами. Отец заплатит любую цену за вливание новой голубой крови в нашу семью.
— Нам надо поговорить с к–кем–то, кто хорошо знает леди Натали, — задумчиво произнесла Эви. — С тем, кто посоветует твоему брату, подскажет, что она любит, вроде ее любимых цветов и тому подобное.
— У нее есть компаньонка, — загорелась Лилиан. — Небогатая кузина по имени Ханна–как–там–ее. Почему бы нам не пригласить ее на чай до того, как Рэйф встретится с леди Натали?
— Великолепная идея, — воскликнула Аннабел. — Если она хоть немного расскажет нам о леди Натали, это чрезвычайно поможет Рэйфу.
***
— Да, ты должна пойти, — решительно заявил Блэндфорд.
Ханна стояла перед ним в гостиной дома Блэндфордов на Мейфэр. Это был один из самых скромных и старых особняков фешенебельного района у восточной стороны Гайд–парка.
Мейфэр, с его красивыми площадями и широкими улицами, был местом обитания многих привилегированных аристократических семей. Но в последние десять лет в районе развернулось новое строительство. С севера, где селились нувориши, наступали огромные, вздымающиеся к небу, особняки и дома в готическом стиле.
— Сделай все возможное, чтобы поспособствовать союзу моей дочери и мистера Боумена, — продолжал Блэндфорд.
Ханна смотрела на него, не веря своим ушам. Лорд Блэндфорд всегда отличался проницательностью и отменным вкусом. Она никак не могла поверить, что свое единственное дитя, леди Натали, он хочет выдать замуж за неотесанного сына американского фабриканта. Красивую, изящную и не по годам умную Натали. Да она может выбрать любого мужчину!
— Дядя, — осторожно начала Ханна. — Я никогда даже не думала сомневаться в твоих суждениях, но …
— Но ты хочешь знать, не лишился ли я рассудка? — уточнил он и хмыкнул в ответ на ее кивок. Он указал на мягкое кресло по другую сторону камина. — Присаживайся, дорогая.
У них не часто появлялась возможность поговорить наедине. Леди Блэндфорд и Натали навещали заболевшую кузину, а Ханна осталась в Лондоне, чтобы подготовить одежду и другие личные вещи Натали для грядущего празднования в Гемпшире.
Глядя в мудрое и доброе лицо человека, который был так добр к ней, Ханна спросила:
— Могу я говорить откровенно?
В его глазах блеснул огонек.
— Не припомню, чтобы ты говорила иначе, Ханна.
— Ну хорошо… Как требует учтивость, я показала вам приглашение на чай от леди Уэстклиф, но уведомляю, что не намерена его принимать.
— Почему?
— Потому что единственная причина этого приглашения — выведать побольше о Натали и произвести на меня впечатление мнимыми достоинствами мистера Боумена. Дядя, очевидно, что брат леди Уэстклиф совершенно неподходящая партия для Натали.
— Похоже, его уже осудили и вынесли приговор, — мягко проговорил лорд Блэндфорд. — Ты так серьезно настроена против американцев, Ханна?
— Это не потому, что он американец, — запротестовала Ханна. — По крайней мере, в этом не его вина. Но его культура, ценности, аппетиты совершенно чужды человеку, подобному Натали. Она никогда не будет с ним счастлива.
— Аппетиты? — поднял брови Блэндфорд.
— Да, на деньги и власть. Хотя в Нью–Йорке он влиятельная персона, здесь он никто. Натали к такому не привыкла. Это неравный брак.
— Ты совершенно права, — удивил ее ответом дядя. Он откинулся на спинку кресла и переплел перед собой пальцы.
Лорд Блэндфорд был приятным мужчиной с безмятежным выражением лица и большой, благородной формы, головой. Безволосая кожа плотно обтягивала череп и мягко морщинилась вокруг глаз, на щеках, под подбородком. Тело крепкое, но худощавое и костистое, как будто природа забыла добавить кое–какие мышцы, нужные для поддержания скелета.
— В некотором роде брак действительно не равный, — продолжал лорд Блэндфорд, — но он будет способствовать сохранению будущих поколений нашей семьи. Дорогая, ты мне почти как дочь, поэтому я буду говорить прямо. У меня нет сына, который унаследует титул, и я не могу оставить Натали и леди Блэндфорд на сомнительную милость следующего лорда Блэндфорда. Они должны иметь средства к существованию. К огромному сожалению, я не могу оставить им достаточный доход, так как большая часть денег и земель переходит по наследству.
— Но есть же английские джентльмены, которые с удовольствием женятся на Натали. Лорд Трэверс, например. У них с Натали много общего, и в его распоряжении значительные средства…
— Приемлемые средства, — спокойно уточнил Блэндфорд. — Не такие уж значительные. Ничего близкого к теперешнему состоянию Боумена, не говоря о будущем наследстве.
Ханна смешалась. За все годы их знакомства лорд Блэндфорд ни разу не проявил интереса к богатству. В среде джентльменов одного с ним общественного положения разговоры о финансах считались мещанскими, ниже их достоинства. Что побудило его беспокоиться о деньгах?
Читая ее мысли, Блэндфорд печально усмехнулся.
— Ах, Ханна! Как бы тебе подоходчивее объяснить? Для таких, как я, мир меняется слишком быстро. Очень многое делают по–новому. Не успею я приспособиться к чему–то новому, как оно снова меняется. Говорят, что в недалеком будущем железные дороги охватят каждый акр Англии. Мыло, консервированная еда и готовая одежда будут доступны широким массам. Различия между нами практически исчезнут.
Ханна сосредоточенно слушала, зная, что она сама, без средств к существованию и с незнатным происхождением, стоит на линии, разделяющей класс Блэндфордов и пресловутые «широкие массы».
— Это так плохо, дядя?
— В общем нет, — ответил Блэндфорд после недолгого молчания. — Хотя я сожалею, что кровь и знатное происхождение становятся столь несущественными. Будущее не за нами, а за честолюбивыми людьми, вроде Боуменов. И лорда Уэстклифа, который согласен на некоторые жертвы, чтобы шагать с ними в ногу.
Лорд Уэстклиф приходился Рафаэлю Боумену шурином. Его родословная, возможно, являлась самой выдающейся в Англии, а кровь более голубой, чем королевская. Вместе с тем, он был известен как прогрессивный деятель, как в политике, так и в экономике. В числе множества инвестиций Уэстклифа были вложения в производство локомотивов, на чем он заработал целое состояние. Он проявлял повышенный интерес к коммерческим вопросам. И это в то время, когда большинство пэров довольствовались вековыми традициями получения доходов от арендаторов фамильных земель.
— Значит, вы мечтаете породниться с Уэстклифом не меньше, чем с Боуменами, — заключила Ханна.
— Безусловно! Моя дочь окажется в исключительном положении, выйдя замуж за состоятельного американца и став родственницей самого Уэстклифа. Как жена Боумена она будет занимать место в дальнем конце стола, но … стола Уэстклифа. А это многого стоит.
— Понимаю, — задумчиво пробормотала Ханна.
— Но не согласна?
Нет. Ханна далеко не была убеждена, что только ради родства с лордом Уэстклифом ее любимая Натали должна будет иметь дело с мужем–грубияном со скверными манерами. Однако она не собиралась оспаривать решение лорда Блэндфорда. По крайней мере, вслух.
— Полагаюсь на вашу мудрость, дядя, и очень надеюсь, что все преимущества или недостатки этой партии очень скоро проявятся.
Он приглушенно рассмеялся.
— Настоящий дипломат! У тебя острый ум, дорогая. Возможно, даже слишком для молодой леди. Лучше быть прелестной и пустоголовой, как моя дочь, чем умной, но неприметной.
Ханна не обиделась, хотя могла бы поспорить с обоими утверждениями. Уж кого–кого, а кузину Натали не стоило называть пустоголовой дурочкой. Натали умело скрывала такое непривлекательное для поклонников качество как острый ум.
И себя Ханна отнюдь не считала неприметной: каштановые волосы, зеленые глаза, красивая улыбка, стройная фигура. Она была уверена, что стала бы очень привлекательной в одежде понаряднее и украшениях побогаче. Красота в глазах смотрящего.
— Отправляйся на чай в Марсден–Террас, — улыбаясь, сказал ей лорд Блэндфорд. — Засевай семена этого романа. Бракосочетание должно состояться. Как хорошо сказал великий Шекспир «Мир должен быть населен!»[2] — Дядя многозначительно поглядел на Ханну. — После свадьбы Натали, без сомнения, и для тебя найдется поклонник. Видишь ли, есть у меня подозрения насчет тебя и мистера Кларка.
Ханна почувствовала, как лицо заливает румянец. В последний год она иногда выполняла секретарские обязанности для Сэмюэля Кларка, близкого друга и дальнего родственника лорда Блэндфорда. Ханна питала тайные надежды относительно привлекательного холостяка — светловолосого, стройного, чуть старше ее самой. Но, очевидно, надежды не остались такими уж тайными, как она думала.
— Не уверена, что понимаю вас, дядя.
— Еще как понимаешь, — усмехнулся он. — Но всему свое время, дорогая. Давай сначала обеспечим безоблачное будущее Натали, а затем придет и твоя очередь.
Ханна улыбнулась, оставив свои мысли при себе. Но внутреннее чувство подсказывало, что ее понимание «безоблачного будущего» для Натали не совпадает с дядиным. Натали заслуживала мужчину, который станет любящим, заботливым и заслуживающим доверия мужем.
И если Рэйф Боумен — тот самый мужчина, то он должен это доказать.