"Железная мистерия" - читать интересную книгу автора (Андреев Даниил)АКТ 5. УЩЕРБКажется, будто миновали огромные промежутки времени; в действительности вечер еще далек от перехода в ночь. Уицраор Жругр вторгся в зону одного из соседей, умертвил его и, пожрав его сердце, отпочковал новое, как бы синтетическое детище. Обликом напоминающее Дракона, но двигающееся полувзлетами, полупрыжками, оно осталось крепнуть и царить в новой зоне, а Жругр вернулся в Друккарг, удостоясь от игв небывалого триумфа. В эти минуты в великой Столице на поверхности земли Автомат представал народу в скрещении не серебряных уже, но огненно-алых прожекторов. Теперь высотная часть Цитадели опять скрыла его, но ошеломленное население не осмеливается отвести глаза от нее ни на минуту. Неизвестный, тот самый, что не так давно еще был юношей, и Прозревающий спускаются с холма, на котором протекали когда-то их первые встречи. Теперь с холма видно загородное пространство, все перегороженное в шахматном порядке колючей проволокой. Местами проволока пересекает уже и городские улицы. Все осквернено. Даже – этот холм. Кажется порой: газ Выполз из щелей, выпорхнул из колб, И уже проник в нас. Ты замечаешь – чем больше крови Впитывает наш грунт, Тем фонари и люстры багровей, А кругозор – как фронт? Страшно ступать… стыдно ступать Здесь по земле больной: Кажется – кровь, жидкая плоть, Хлюпает под ногой. Начинаются городские кварталы. Оба путника смешиваются с толпою. Прожил на этой странной планете Я только тридцать лет; Но сопоставлю: к мажорной ноте Склонен теперь весь люд; Он уж не тот – возрастным составом: Редкость – старик, как Вы; Плотные – в центре; кто хил – к заставам, Дети – ниже травы. А путь их лежит именно через центр. Там, на плацу перед Цитаделью, при помощи аппаратуры дальновидения, дальнослышания и дальнообоняния Автомат производит обучение и проверку растущих кадров. О, родник благ, зло сдабривающий! Человек-бог, мир вздыбливающий! Вдохновляй нас, с ног сбившихся, Скопом петь гимн снам сбывшимся… Два раза нуль – нуль. Десять раз нуль – сто. В этом – всех тайн руль… Что? Там ворчат? Кто? О, никто, свет всех верующих! Не карай нас, вверх прыгающих… Рохли! отбор! брак! Кой мне от вас прок? На фиг мне ваш прыг? Ваших копыт брык!… Вынянчил наш град Новый людской род: Те – не идут; прут! В лоб! напролом! вброд! На плац вступает шеренга человекоподобных существ с циферблатами вместо лиц. Стальные лифики Крепят нам грудь! Крутые графики - Наш путь и суть! Пусть скрежет строфики Не даст вздохнуть. Шли к черту кейфики И бодрым будь! Так себе. Можно четче! Сделаемся, наш отче! Из-за угла выдвигаются шеренги с авиабомбами вместо голов. Нет пользы родине В пустой красе. Пускай уродиной Мы станем все, Зато под черепом - Не мозг, но тол! Залают черти ли На твой престол - Швырни нас ловкою Рукой тогда Лишь вниз головкою На города! Нет! – Время, народ, не раннее, Пора бы нам стать ураннее! Шелестя и шурша, на плац выбегают новые шеренги кадров: у этих вместо голов аппараты психопросвечивания. Снуем, прошмыгиваем Ко всем знакомым; Слегка поругиваем Горком с райкомом; Присев, втирушами, За пивом, чаем, Чужие души Разоблачаем. Хорош. Без этих Всем нам быть в нетях. Шествие замыкается группой людей с водруженными на плечи вместо голов громкоговорителями. Хоу, хоу… Гул голоса В мозг тыщ Вбей штамп. Рев! Тми шум хаоса, Рост войск, счет бомб! Ыу, ыу! Вождь высказан мысль: "Плач есть вздор!" Вой труб! Скрой выстрелы, Вскрик дыр, всхлип нор? Ха-ха! Товарищи с юмором. Блоха - а какие шум и гром!. Вот они, множества, Жругром когда-то Засосанные и вброшенные Во чрево кароссы, - из Русского Сада Ростки, безвозвратно скошенные… Чугунные дети, садам соседа Гибель нести послушные. Скажите одно: какова расплата Тем, кто несчастных уродовал? Наш разум не приспосабливал лота К промерам мира загробного. Сначала вглядись в крепостные устои Сквозь цоколь, сквозь пьедестал: Видишь – там – потайную, пустую, Нишу черную… как кристалл? Да… как будто там вьются стаи С жгучим взором… почти без тел. Действительно, в черном кристалле Цитадели обозначается как бы особая ниша, схожая с усыпальницей. Там совершается чье-то однообразное движение, чей-то медленный с интервалами ход по кругу. Будто ворожащие существа выполняют заклинательное действо вокруг спящего. – Вот, сторожим Твой сон… – Верно храним Твой сан… – Длит на земле Твой сын Путь к всевладычеству. – Плещет над ним Наш кров; – Злобой миров Он прав, - – Нами творим, Он – миф, Бич человечества! Не раньте проклятыми чарами Хоть час… лишь миг… Дайте хоть совладать с укорами, Что знал… ждал… мог… – Сильнее тебя Твой ореол: – Вырос над гробом Мистериал, - Не разорвал Сам Азраил Пут - уз… вервия… – Сын твой залит Светом твоим, – Стяг твой шумит К дальним краям, – Млатом твоим В горнах куем, - Мы: рать первая! Иная мелодия, женственная и завораживающая, возникает из недоступных глубин: не то – колыбельная песня, не то – заупокойное волхвование. – Крепче усни, Бедный герой, В долгом Преддверии смерти второй. Будь глубока, Дрема, века, В толще подземного материка! Весь хрусталем Крыт саркофаг… Складками ластится траурный флаг… Окружено Хладным огнем Ложе страдания ночью и днем. Спи, мой герой: Я ворожу, Я фимиамами сон окружу, Остановлю Дни и века В лоне чугунного материка. О, узнаю: это – она, Недостижима – и вечно темна: Мне сквозь Народную Душу звучал Голос ее… Звезды ее Мчались, гудя, по окрайнам вселенной В гулкую пустоту… Ради чего же сошла она в тленную, В душную крепость ту? То – не она, ослепленный обманом! В сумрачных песнях Хищных кудесниц Эхо ее отдается всегда, Царство ж ее – за последним туманом, Глубже черного лада. Да, я предвидел… Неясным чутьем Горько расслаивал эти напевы. Космос и хаос, Если казалось, Будто струит их в мечтанье моем Высь Приснодевы… Если миры Приснодевы заронят В душу сиянье – двоя этот блик, Тихо возникнет на призрачном троне Женственный, вероломный двойник. В этом – закон твоей узкой тропы, Скользкой тропы… Страшной тропы… С моря поднимается ветер. Цепочки фонарей вдоль набережных и проспектов раскачиваются, мерная, как звезды в угольно-черных небесах. На перекрестке – замешательство, топот бегущей от набережной толпы обывателей. – Черный корабль! – Вновь эта тень! – Ящиком… гробом… без парусов… – За город дунь! – Вновь этот недруг! – В рытвины… в недра… – Крепче засов! Большинство пешеходов продолжает двигаться, как бы ничего не слыша. Но обучавшиеся на плацу бросаются врассыпную. – Бежим, пока в жертву тиран нас не выдал! – Везде его жерла! – Везде его идол! Часть обучавшихся бросается на колени перед Цитаделью. – Владыка! Мы зоркой страже Доверили наши "я", - Спаси, человеко-боже, От слуг ино-бытия! Очень жаль. Суров Мировой закон, И уж недалек Час, Как преображен Гением веков Будет он для всех Нас. Строен, хоть угрюм Контур пришлеца С кружевом нагих Райн: Замкнутые в трюм Выпьют до конца Оцет мировых Тайн. Разве не туризм - Рейсик в океан: Отдых… упокой Душ… Всякому порой Хочется в туман В провинциализм, В глушь. – Но… как же?… Там вовсе Не отдых… не дрема… Народ испугавси. Подумаешь, драма! – Но вы ж нам твердили, Что это не больно… – Что сладко в могиле Уснем добровольно… – Бубнил же ваш гений, Что смерть нас не мучит… – Что мрак без страданий Он всем обеспечит! Цитадель безмолвствует. Из кварталов на плац выскакивают люди-циферблаты и люди-авиабомбы. – Но я же был вам полезен! – Но я ведь насквозь железен! – Я вашим врагам был грозен! – Гранит наук мной разгрызен! – Не я ль бичевал всех прежних?! – Не я ль ублажал всех важных?! – Не я ль доносил на ближних?! Отсеивал всех ненужных?! Отчаянным рывком преследуемые сдергивают с лиц циферблаты, но лиц под ними уже не оказывается: только кровавый блин. Другие срывают с плеч авиабомбы, просвечиватели, рупоры, но заменить их нечем. Безглавые существа натыкаются на доколь Цитадели и друг на друга. За неимением ртов визги ярости вылетают прямо из сердца. – Бессмертие наше купил он за ношу!… – За право на рабство!! За радость холопства!!! От набережной приближаются грузные шаги с большими интервалами. Духовно-выхолощенных, Духовно-выкорчеванных, Плодов не давших, Всуе метавшихся, Всуе трудившихся, Всуе кипевших. – Не торопись чуточку! – Дай хоть допить чарочку… – Хоть доскрести мисочку… – Дотанцевать плясочку! А уличное движение продолжается как ни в чем не бывало. Очевидно, происходящего не видят даже некоторые из людей-циферблатов и авиабомб. Сомкнув поредевшие ряды, они продолжают маршировку. Тавром помеченных, Грехом калеченных, Клеймом прожженных. Духовным сифилисом Насквозь изъеденных И прокаженных. – Присесть бы на лавочку… – Доцеловать бы девочку… – Обнять бы землюшку… – Махнуть бы солнышку! Но солнца нет и в помине: ночь еще только приближается к перелому. Куда нас помчит по чугунным валам злой шторм? Где будем распутывать, где доплетем сеть карм? Где будем искать мы, как свора рабов, наш корм? Без крова, без духа, без тел, без гробов, без урн?… Нам в души, на корни слабеющих сил уж льет Нимб тускло-лиловых, подземных светил свой яд… Ветер с океана усиливается. В его порывах слышны Голоса Вой, вей, ветр взвеивающийся! Плачь, плачь, дух жалующийся! Рой хлябь волн рушащихся, Мчи вдаль гроб взбрасывающийся!!! Малых сих, не снесших бремени, Поглощаемых могилой, Всех, растленных князем времени, Господи, помилуй! Малых сил, в огне истаивающих, Всех, гонимых адской силой, По морям кромешным плавающих, Господи, помилуй! Наг сонм душ выкорчеванных, Вниз, в мрак Дна выброшенных… Слеп наш шаг сдавливающий. Дик наш стон вскрикивающий… Неизвестный в Прозревающий, тихо пробираясь к городской окраине: Кажется мне, что я видел когда-то Родину черного корабля: Траурных лун, не знавших заката, Свет на пурпуровые поля; Медных морей глухое рыданье, Мертвых хребтов мерную дрожь; Геометрически-голые зданья, Точно высокоумный чертеж… Ты расслоить их не в состояньи, Эту систему миров; но поймешь Скоро, когда по лестнице знанья С проводником небесным пойдешь. Друг мой, на Вас указывал даймон, Вы же указываете на него… Оба вы-о необычайном, Стражи лучшего моего. Я веду тебя в нашу глубь: Она замкнута и глуха. Там отверженных приголубь Лаской веры, теплом стиха; Их суровая жизнь узка, Несохранна от палачей; Все испытано: гнев, тоска, Горечь сумерек, гнет ночей. Лишь единого не вкусил Ни один в этой злой судьбе: Стыд предательства правых сил, Срам измен самому себе. А их жажда иных миров где? Чем их воли объединены? Словом – ДА – обращенным к правде; Словом – НЕТ – к палачам страны. Есть неверующие; их мало. Много жаждущих; верны все: Не сдаются в кипящих смолах, Молча молятся на колесе. Много пламенных разноречий Между ними, но нет вражды… На Цитадели бьет девять. Ход смен! Вторая Стража Ночи Берет бразды. Ветер усиливается. Амплитуда раскачиваемых фонарей возрастает, полосы света и тени перепархивают с дома на дом. И, не покидая земли, ты Увидишь скоро: улавливает Наш дух, доверяясь снам, Как братство и вождь Синклита В Небесном Кремле уготавливают Эпоху, сходящую к нам. Выходят живые посланцы Тех стран по эфирным отрогам - Светильники будущих дней, - Затеплены Господом-Солнцем, Скользят по воздушным дорогам Содружеством белых теней. Пауза. Неизвестный слушает с напряженным вниманием. Прозрачная синяя лампа У каждого в легких ладонях, Над нею трепещет звезда, И с каждым уступом – все краше, Отчетливей дивный огонь их Над срывами льда. А здесь, по трущобам России, В бараках, в бедных селеньях, Роженицы стонут в бреду, И пестуют люди простые Героев и будущих гениев В детском саду. Но разве дух века не станет Студить их внутренний жар, Язвить их душевные ткани, Растленьем губить их дар? Гений растлиться не может. С Гагтунгром в бою? – Да, многим Сужден был этот удел: Он их губил на дороге, - Но этих не уничтожит: Поздно. Он не успел. В тучах скрываются последние звезды. Зарево городских фонарей позволяет видеть, что тучи громоздятся целыми бастионами, слой над слоем. Мрак – один темнее другого. Солнце в надире. Зенит тьмы. Даже слово, простое слово, Через силу лепечем мы. Слышу – чую: в вышних пространствах Начат бой – уицраор стар - И легенда о постоянстве Тьмы, объявшей весь мир, – лжет! Покрывая завывания ветра, над столицей вздымается голос Автомата, и интонации тревоги впервые проступают в нем. Маршалы, зорче! рубеж – сдавлен, Мрак стал весомым. Народ - бди! Урбург, Оттава, Стамбул, Дублин Скрылись - и не разберу где. Груз этих крайних минут тяжек, Но обеспечен триумф. Лишь Четверть часа – и весь мир ляжет Пред… Плотно-черные горы туч внезапно распахиваются, на миг являя ярко-белый просвет. Нечто неуловимое, как нож гильотины, беззвучно обрушивается оттуда на высотную часть Цитадели. Ни грохота, ни взрыва… Только слабый вскрик, короткий звяк металла. Секунда тишины, похожей на обморок. Бумм всезакон в том Бумм всезакон в том Бумм всезакон в том Бряк всезакон в том… Выключить ток… – мигом! Пять пропусков – магам. – Где ж он?… – Пропал… сгинул! – В скважину, вниз канул… – Прочь, наутек дунул!… – Нас пред грозой кинул! Вы можете быть надежны: Ведь смертные – все недужны, Но верен и строг наш метод. И даже в сплошной тьме тут Наукам чужда ветреность… Долгая пауза. Здесь… следует сменить… внутренность… Вздумал развязывать катастрофу? Не запугаешь: наш рост – факт! Припомним когда-нибудь и Саваофу Этот террористический акт! Кое-где двери домов приоткрываются на узенькую щелку. В щелках показываются Бледные носы: – Что случилось? Опять – займ?… – Может быть, пересчет клейм?… – Регистрация людских уйм?… – Дамбизация речных пойм?… Отдельные смельчаки прошмыгивают от двери к двери: – Неимоверный, друзья, слух: Будто гений совсем плох. – Э, поклеп… растянул пах… – Да, но слег! Это ж факт: слег! – Ваши слухи, как рой блох: Провоцировать нас всех, Чтоб умножить число плах… – Что?… Когда?… Сам собой? Слег? – Кто ж теперь? – Старший. - – Ох! Станет крах горше… – Вздор! Сочиним вирши, Вздыбим до туч марши… Но не марши, а крик ярости и боли – крик раненого уицраора вздымается из глубины. Его подхватывают рыдающие голоса; в Друккарге выстраиваются кругом, заламывая руки, химеры с унылыми лицами; игвы с воплями испуга и гнева мечутся по своему городу, похожему на нагромождение багровых ромбов и коричневых кубов. И в верхней великой столице кажется, будто гудки всех заводов, свистки всех пароходов, сирены всех машин сливаются в единой траурной ноте, выстраиваясь по всему горизонту, как трубы невероятного органа. В черном кристалле у саркофага совершается нечто, схожее со сменой стражи. Слышится беспорядочное отступление, скачкообразные взлеты и падения тех, кто ворожил над ложем спящего. – Что это? Где я? Молчание. – Где я? И кто вы? Мы – стражи вот этого только отрезка, И ты успокоишься, гнев усмирив; Утешься, кромешник: здесь жестко и узко, Но кратким приютом тебе этот кров. Начальный этап постепенного спуска Уступами нисходящих миров. Как смеете вы светоносцу народов… Вершим мы как надо, сосуд твой дробя. Но знаете ль, кто я? Захватчик монады, Антихристом стать осудивший себя. Быть может, вернешься потом, как антихрист, Достроишь до самого неба свой трон. А ныне всю магму пронижешь крест-накрест И мощь соберешь для последних времен. Встань, мученик гроба! Настало иное, На смену явился твой избранный сын. Не сын… Исполинов таких я не знаю… Надвинут на лик ему черный кессон… Твоя антицерковь цела еще в мире, Готовится третий облечься в твой сан… На искус готов я, на крестный, суровый, Но чем искупить, что тогда погубил?… Твое искупленье – плиту под державой Поддерживать – всей полнотой твоих сил. Под этой державой? О, только не это. На это ни воли, ни силы не дам! Но права на выбор у пленника нету. Ступай, скорбящий Адам! Медленные, грузные шаги, как бы удаляющиеся. Навстречу им взмывают, бессильно поникая всякий раз, будто порывы ветра, похожие на вздохи великанов. Видишь туманных гигантов? На выи Давит им титанический свод, Но каждый из них человеком в России Был в свой черед. Странно-знакомы тяжкие маски: Силюсь припомнить – и не могу… Будто я видел их в древней сказке Там, на родном берегу… – Стань в наш ряд, ряд неискупленный, Груз глыб взять мощью накопленной. – Нет, друг, груз не уменьшается!… – Нет, круг лишь преобразуется… Есть ли другая, горчайшая пытка, Чем, отвергая, поддерживать зло? Есть. Нескончаем пергамент их свитка, Бездонно засасывающее жерло. Я зло созидал, но я мыслил о благе, А ныне лишь пытку сменяю другой… И вспомнишь, быть может, года в саркофаге Как сон, передышку, покой. Укладываем под чугунные дуги Тебя, человечества бич и изгой; Напрасно яришься: бесстрастные слуги Закона мы лишь, а не власти благой. На помощь! Скорее!… Где мощь моя, где же?! Нет, я не разрушен… я вырвусь, приду… Как дрогнуло, как опускается ложе, Ты разве не чувствуешь в этом бреду? Проклятье… Я – бог ваш! Я – мудрый, великий! Таких не бывало… Куда ж Я, куда? Все ниже, темнее… Ни искры, ни блика… Кто смеет карать меня здесь, без суда?! Голос достигает поверхности земли. Опустевший футляр Автомата позвякивает бессильной дрожью резонанса. – Вот гортань! Даже здесь слышно. – Хоть бы смолк: тут и так тошно. – А при нем было, ох! – душно… – Нужен новый взамен. Спешно! На помощь! Откройте мой храм. Пусть народы Текут и лобзают мой облик!… Я жив, Взовьюсь на поверхность… я в роды и роды! Найду себе тело, владельца пожрав! Твой храм опечатан. Все гимны – лишь свите. Проклясть твою память готова страна… Предатели! четвертовать их! Спасите… Забудь неудачу: пройдут времена - И встанешь, как черное солнце, в зените. Я встану теперь!… Но… совсем уже глухо… Там, вниз, только магмы… Нет, прочь! Не мешать! Хочу – не в другую, а в эту эпоху! Наверх – и внедриться в живущую плоть… – Однако упорство! Такого морозу Нагнало: озноб – и в спине и в боку. – Подобных гигантов не вырастишь сразу. – Ну, это вопрос. Я семь лет начеку. Но… ведь у вас даже судорога глаза Не соответствует кнопкам Z – Q! Этот вот штепсель останется втуне… Этому щупальцу быть холостым… Страшно! А что, если вдруг на трибуне Завтра сорветесь на самом простом? – Ну, так скорее обследовать недра! – Шу… Шу-шу-шу… Нет: до зари выступать ex cathedra* Не разрешу. * С трибуны (лат.) – (Ред.) – Чушь говорите. – Подъемником, лифтом! – Все вместе – к рубильникам! штифтам! – Посмотрим, как мудрствовал шеф-то… – И цел ли еще телеграф там. Шарк торопливых шагов в дюралевом футляре. – Как пусто без трупа-то… – Непрочны все трапы-то… – Вздор! Только без топота! – И – лишнего трепета. Великолепно вместилище! Вот здесь – поглощалище! Вон там – усвоялище, А тут говорилище. NN – к реле утешальни. ZZ – на стул бормотальни. Вон тот – за дуду обещальни. А я – за пульт управильни. – А как же – глазами-вращалище? – А как же… усом-шевелилище? – А… а руку-за-борт-положилище? – А… благостно-усмехалище?… Дотянусь ли к щупальцам? К наставленья-капальцам? К афоризмо-сыпальцам? К грозно-пятко-топальцам? Граждане! Угас Гений. Никогда Не было таких Драм… – У – ох! – Сду – ох?! …Никогда Не было таких Драм. Мир, как сирота, Жмется в этот час, Трогательно-тих, К нам. – Это, братцы, свыше: Свечку ставьте. – А я-то как услышала, Выскочила в кофте… – Думали – бессмертный, И конца не будет… – В атмосфере спертой И мудрец забредит! Мир, я говорю, Жмется в этот час, Трогательно-тих, К нам. Ясно! Ибо тут Правил исполин, Тут его святой Одр… – Значит, лег, проклятый, В бушлат деревянный… – Убег от расплаты! Затих, как невинный! – Что ж его скрючило? Вот-те и владыка… – Что бы это значило - Вот в чем закавыка! …Оттого, что тут Правил исполин, Тут его святой Одр. Тут ни распрь, ни смут, Стан борцов – един, И, как никогда, Бодр. Грохот чьего-то падения в футляре Автомата. – Ага! Оборвался! Грохнулся! – Как миленький гардарахнулся! – Разоблачен! Все видно! – Хамелеон! Ехидна! Конец прохвосту. Спокойней-ка: На нем – все вины покойника. – А, вот кто высасывал кровушку! – Кто нам урезывал хлебушку! – Кто измождил нам утробушку! – Кто доканал мою бабушку!… – Невернейший из неверных! – Коварнейший из коварных! – Как врал-то в речах бравурных! – Как жрал из запасов сырных! Нажал-то я кнопку впору, С изнанки подкравшись к сыру! Поддал ему трошки пару! Пусть не наглеет с жиру. Из нас вы один были докой. Мы молим вас стать владыкой! Для вас я готов взять бремя. Загвоздка – в пристойном гриме. Претендент укрепляется за пультом. Войну придется отсрочить. Чур – прошлого не порочить, Лишь эту скотину хаять; Оружье беречь и драить. Мерзавцы! Они упустили минуту! Взъярившийся Запад растет по часам!… Спасите… веревку! я вверх по канату Взовьюсь до Друккарга… Таким чудесам Преграды Закона вовек нерушимы. Нет, я поднимусь! Грохочите в сполох! Пусть игвы поднимут на крыльях мышиных И ангелы мрака – на алых крылах!… – Старик-то играет на нервах!… – Беснуется в адских прорвах!… – Для нас верней без урона Копить запасы урана… – Да: лучше – сменить пластинки… – Откроем чуть-чуть застенки… – Признаем две-три ошибки… – Дадим погорельцам шубки… Меж учеников Блещет как алмаз Тот, кто вам сберег Сыр. Ни один из вас Так не обожал Лучшего из слов: "Мир"! С теми, кто сердит, Он поговорит, Вчувствовавшись в роль Всех: Западу – кивок, А для азиат - Резвая гастроль, Смех. – Вот так уж давно пора бы!… – Пойдут ананасы, крабы! – Заморские вина, рыбы! – Ох, жулики высшей пробы! – А мы-то всегда готовы! – Свято блюдем основы! – И как никогда едины! – На полюс хотя б! На льдины! Фанфары. – Ах, сердце заходится… – Ох, дух занимается… – Бел-свет заливается! Слышно, как внутри футляра несколько человек, пыхтя, подвигают к ротовому отверстию тяжелую установку. Голос Претендента, теперь – Правителя – звучит бодро, иногда покрываясь досадными тарахтениями: видимо, аппарат еще не вполне налажен. ‹Правитель› На сегодня закон в том, Чтоб не кушать, как зверь, ртом, Но научный экстракт – суп Гибкой трубкой вводить в пуп. Суп в мозгах утолит зуд, Тем – кто худ – округлит зад, Он украсит любой пол, Разовьет трудовой пыл. Рукоплескания. Не война (дзинь-дзень-звяк) – нет: Это рано. Вопрос снят. Лишь враги (этот рой гнид) Вновь к атомной беде гнут. Но у нас есть на них кнут: Твердо-сдержанный тон нот, Силу ж нот четверит темп Водородных – у нас – бомб. Будет срок – пошумим всласть, Но теперь мы сосем гроздь, Холим мышцы, крепим кость, Упражняем в грызне пасть. Улыбки членов ареопага, смех подголосков, хохот агитаторов. По цехам, у ворот хат, Сеть читален пустив в ход, Увеличим напор помп, Нарастим в пику всем темп. Создадим миллион ферм! Восемьсот тысяч тонн сперм! Обеспечим стране корм, Увеличим ее шарм. Отверстие Цитадели захлопывается. – Вот-то будет ладненько! – сытенько! – гладенько! – Разве мало полото? – колото? – молото? – Сколько будет сала-то! – мыла-то! – кала-то! – Унавозим пастбища… – косьбища… – гульбища… – Укрепимся ребрами! – бедрами! – ядрами! На фасадах вспыхивают разноцветные огни. Прозревающий и Неизвестный со свечами в руках начинают спускаться по спиральной лестнице в катакомбы. А крик-то не молкнет! Какая Воистину страшная сила! Расплата у нижнего края - И та – его не скосила! Откройте же храм, негодяи! На площадь - Мой мраморный бюст в сорок пять этажей! Как странно: я делаюсь больше, но площе. О, лишь бы распухнуть… Дрожжей мне, дрожжей! Такого еще никогда не бывало: Цепляется даже за самый огонь! Смотрите: сама преисподняя взвыла "Не тронь моего знаменосца, не тронь!" Уж ангелы мрака спешат из провала! Туннели Шим-бига дрожат от погонь! Ага! Спуск замедлен! Пещера ли, склеп ли? Когда-то сквозь этот базальтовый грунт Я рылся… и капали красные капли На темя, как ровные сгустки секунд… Молчи, изувер! твои дикие вопли Достигли Друккарга! Бессмысленный бунт Великого Игвы и Жругра направлен На стражу Возмездья, на нас, на закон!… Гагтунгр, помогай же! Сигнал мой уловлен, На выручку мне посылай легион! – Крылья рубиновые Шумят кругом. – Мечи глубинные Грозят врагам. – Летим, разбрызгивая Болота душ: – Пусть вьются, взвизгивая, С подземных луж! Пусть к нам мчат, взлаивая, Свист, писк вверх взмеивая! Ветр! Всю толщь выморожь: Он - здесь, наш выкормыш! Порыв ветра. Свечи в руках Прозревающего и Неизвестного гаснут. Тьма. Понял теперь, кто укрыт Был в исполинской броне? Вот кого холил народ, Рабскую верность храня! Шелест тревожных голосов проносится в Вышних слоях, отдаваясь, как эхо, в Средних. ‹Голоса› – Сбросил кессон! – Вернул себе сан! – Вырвался, вырвался, вырвался, вырвался… – Но он не сам: он кем-то несом… – Вырвался! Вырвался! Вырвался! Вырвался… Не молния, но размытые, бурно-летящие пятна света мутно выхватывают куски Нижних слоев. Некто или Нечто, бесформенное и огромное, уже едва напоминающее человеческое обличье, с пустыми глазницами, подхватывается ангелами мрака. Несомое точно по воздуху, оно приближается к стенам подземного города игв. Жругр! Напрягись! Чтоб демиург Рухнул в Уппум! Настежь, Друккарг! Я – у ворот… Рушьте порог… Рвись ко мне рать игв и раругг! Он воцариться алчет в Друккарге, Хочет воскреснуть там навсегда… Слышишь – раругги воют в восторге! Игвы ревут громовое "да"! Что, воцарясь, он сотворил бы? Он покорил бы Юг и Восток, Из колдовской гагтунгровой колбы Невероятную силу б извлек, Хищную мудрость геенны обрел бы, Дьявольский план изучив назубок. А наверху, в человечестве? Прозревающий Стал бы, Вочеловечась, владыкой - как бог. Жругр! Не лукавь! С демиургом нет торга! Ты мне ответишь за все головой! Знаю! Борюсь! Но ток демиурга Парализует мне центр волевой. Круча Небесной России извергла Целую рать просветленных на бой. Вижу, как грады других демиургов Сонмы Синклита сзывают трубой. Инфрабагровое пламя померкло! Даймоны, ангелы стали стеной! Подобие конского скача возникает вдали. Как будто крылатое, только похожее на коня, существо свергается с горных высот, перелетает пропасти, заставляет гудеть под копытами глыбы Нижних слоев. Радость! Радость! Император-инок! Песню-славу, друг мой, возгласи! Сквозь миры он мчит на поединок С антиподами Святой Руси! Тьма слабеет. В полумраке проносится молниеносное видение Белого всадника. Ты?! Подожди… Не я ли за благо Нашей страны стоял и стою… Сгинь, порожденье Противобога! В пропасти сыщешь правду свою. Прочь… Ты не ранил… Это – минута Слабости воли… Нет, я вернусь… Мнишь меня бросить прямо на Дно ты: Лжешь! Ты бессилен сломать мою ось!… О, поддержите… Все – как из ваты… Этот проклятый все видит насквозь!!! Больше не вырвешься. Бледным канатом Дух тебе вяжем прямо и вкось. Воображаете, это – победа? Будто страдалища сломят меня? Только – отсрочка гагтунгрова чуда! Только – оттяжка славного дня! Нас не касаются замыслы ада, Замыслы неба, замысел твой. Мы – равнодействующая. Награда За совершенное в жизни земной. Падаю… Падаю… Глуше, все глуше. Знаю уже эту пропасть… Спаси, Хоть Иисус, вызволяющий души!… Нет, я не то говорю… В небеси Можешь царить еще век… Я нарушил Гордость на миг лишь. В Небесной Руси Равных мне нет! Я окрепну в геенне, Я увеличусь, как Шаданакар! Станут нулем во всеобщей осанне Мне одному острия ваших кар! С инфраатомной энергии пола Я вековые запоры сорву, Чтоб человечество взвыло, запело В оргии мне, как всемирному льву! Будешь низвергнут из Шаданакара В непредставимые духу круги. Может быть, но не скоро… не скоро… Вот они, магмы! Гагтунгр, помоги! Голос перестает достигать земной поверхности. |
|
|