"Белорусский набат" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)

Глава 3 Мелочи жизни

Богданкович сверился со списком.

— Саша, — сидящий напротив Потупчик поднял голову, — обгисуй, пожалуйста, ситуацию...

Председатель наблюдательного совета «Белорусской Правозащитной Конвенции» страдальчески поморщился. Вчера он сильно перебрал перцовой настойки с приехавшим в гости с Украины коллегой — главой националистической организации «Шлях Булави» Орестом Педюком — и с утра мучился страшным похмельем. Принятая сразу после пробуждения рюмка сизого картофельного самогона не помогла, а только усугубила состояние Потупчика.

Александр даже не успел вскочить с постели и добежать до туалета.

Его сначала вывернуло прямо на просыпающуюся супругу, а потом организм внезапно сжался в пароксизме желудочной колики и вместе с мощнейшей струёй газов выбросил из себя солидную порцию жидких фекалий.

Матрац, простыня и одеяло отправились на помойку, а Потупчик перед выходом из дома полчаса замазывал царапины на роже и синяк под глазом, которыми его наградила жена, разбуженная столь авангардистским способом.

Педюку, к слову сказать, было не лучше.

Посреди ночи Орест выполз в ванную комнату, где заблевал не только стены, но даже светильник над зеркалом, а в финале извержения, аналогично Потупчику, навалил в штаны. Дело происходило в гостинице, и горничная наутро отказалась входить в номер Педюка без противогаза.

Виной всему была плохо промытая бочка, из которой в далекой Осетии в бутылки с самопальной и потому дешевой «перцовкой» наливали воду. Стальной двухсотлитровый сосуд приобрели на химкомбинате и не поинтересовались, что в нем ранее хранили.

А зря.

Ибо в течение пяти лет в бочку сливали остатки самых разнообразных жидкостей — от дихлорэтана до белесой взвеси из прополаскиваемой толстостенной бутыли, в которой лаборанты держали токсичные реактивы. За эти годы содержимое бочки превратилось в сверхсложную гремучую смесь, сплошь состоящую из длинных молекулярных цепочек и бензольных колец.

Ответственный за разбодяжку спирта осетин чистоплотностью и глубокими познаниями в неорганической химии не отличался и потому ничтоже сумняшеся сунул шланг в посудину, даже не заглянув внутрь. В результате оставшиеся на дне бочки два литра раствора благополучно смешались с водой из под крана.

— Пусть лучше Толя расскажет, — простонал Потупчик, — он все знает...

— А ты не можешь? — ворчливо спросил Богданкович.

— Не ет.

— Хогошо. Толя, мы тебя слушаем... — Голубко недовольно покосился на покачивающегося в кресле Потупчика.

— Пить надо меньше. Тоже мне, жертва несвежей водки.

— Попрошу без амикошонства... — еле слышно прошелестел председатель правозащитников.

— К делу, к делу! — Богданкович захлопал в ладоши, со стороны напоминая дурацкую пародию на образ Ленина из фильма «Человек с ружьем».

— Да что докладывать то? — Голубко бросил испепеляющий взгляд на держащегося за голову Потупчика. — Все в норме...

— Конкгетнее...

— Да готово все. Плакаты сделаны, народ заряжен. Статьи с завтрашнего дня будут выходить.

— К какие плакаты? — живо заинтересовался заместитель председателя «Белорусского Народного Фронта» Вячорка, маленький, похожий на дистрофичного гнома человечек.

Во времена СССР сей типчик подвизался на профсоюзной работе и чудом избежал отправки в зону за скотоложество во вверенном ему совхозе. Женщины не мывшегося месяцами подряд Вячорку не любили и постоянно отказывали ему в плотских утехах. Оттого профсоюзный лидер начал хиреть и по ночам повадился заглядывать в сарай к соседу, где тот держал двух козочек.

Спустя месяц с начала регулярных визитов Вячорки к рогатым любовницам у тех начались проблемы с удоем.

Сосед поначалу ничего не мог понять.

Вроде и выпасает козочек на сочных лугах, и шерстку расчесывает, и в тепле они у него содержатся. Местный ветеринар предположил, что коз кто то пугает. Владелец скотины возвел напраслину на волков из ближайшего леса и засел с берданкой на чердаке сарая.

На вторую ночь Вячорка был пойман на месте преступления.

Возмущенный сосед избил визжащего профсоюзного босса, загнал в зад вырванную с грядки огромную и грязную морковь и в таком виде доставил в сельсовет. Как оказалось, морковь была лишней. Если б не овощ, торчащий у Вячорки из заднего прохода, тот бы сел. А так перед участковым встала дилемма. Либо привлечь обоих — одного за скотоложество, второго за нанесение тяжких телесных повреждений в особо циничной форме, либо спустить дело на тормозах. Милиционер выбрал второй вариант.

Естественно, что после такого происшествия из родного совхоза Вячорке пришлось уехать.

Помыкавшись в Минске без работы, он примкнул к нарождающемуся националистическому движению и, благодаря опыту профсоюзной болтовни, быстро выдвинулся в лидеры. «Белорусский Народный Фронт» почти полностью скомплектовался из психопатов, извращенцев всех мастей, включая даже мастурбаторов копрофантастов, и мелкого хулиганья, так что на их фоне Вячорка выглядел вполне нормально.

— «Долой тирана!», «Мы с тобой, Ичкерия!», «Да здравствует Шамиль Басаев!», «Русские, вон с нашей земли!», «Лукашенко — под трибунал!», «НАТО, не молчи!», — Голубко принялся зачитывать список, — «Диктатора на виселицу!», «Масхадова — в президенты Беларуси!», «Смерть банде пахана Луки!»...

— Хорошо! — восхитился Вячорка. — Только надо добавить побольше про «нациянальна свядомые» силы...

— Добавим, Виня, нет вопросов, — согласился манерный глава «Ассоциации Молодых Политиков».

— Не згя хлебушек кушаем, — довольно выдал Богданкович. — А что у нас с пгессой?

— Серевич с Трегубовичем обеспечили материалы, — Голубко взял тонюсенькую белую сигарету из пачки «Вирджиния слим», прозванных в народе «педерастическими палочками». — С завтрашнего дня пойдут обзорные аналитические статьи. Из Москвы прислали обращения Яблонского и «Союза Правых Сил», из Питера — классный материальчик Пенькова с иллюстрациями Ириновой.

— Щекотихин пгиедет?

— Ждем послезавтра утром. Билет на обратную дорогу ему уже взят. На третье число.

— Славно, — Богданкович потер ладошки. — Юга имеет большой вес в московских политических кгугах...

— Подожди еще развития событий, — Голубко щелкнул зажигалкой, — а то будет, как в прошлый раз. Митинг разогнали, а по телевизору об этом не сказали.

— Потому, что твои люди плохо сгаботали. Надо было не витгины камнями бить, а в ментов кидать!

— Я активистов настрополю, — пообещал Вячорка, — мало не покажется!

— Вы не могли бы потише базарить?! — тягуче заныл Потупчик.

От громких голосов соратников по борьбе с режимом у него раскалывалась и так нездоровая голова. К тому же опять подкатывал приступ тошноты, и рот наполняла горьковатая слюна с явственным привкусом желудочного сока.

В общем и целом лидер правозащитной конвенции являл собою материальное воплощение антиалкогольного слогана «Не все водочки одинаково полезны».

Александр гулко сглотнул.

— Не нгавится — сиди дома!!! — пронзительно выкрикнул Богданкович. — Алкаш недогезанный!!!

Звуковой удар окончательно сломал хрупкое равновесие в организме измученного Потупчика.

Он резко вскинул подбородок, намереваясь одернуть картавого лидера «Хартии 98», разинул рот, и тут случилось непоправимое.

Потупчик на мгновение побагровел, вскочил на ноги, схватился обеими руками за горло и с утробным воем выметнул на кофейный столик остатки содержимого из своего желудка. Дурно пахнущая буро зеленая жижа забрызгала сидящих оппозиционеров и залила разложенные бумаги.

Председатель наблюдательного совета «БПК» закатил глаза, обмяк и ничком рухнул поверх свежезагаженного им же самим стола. Изящные резные ножки подломились, на пол посыпались чашки, пачки сигарет, печенье, и через секунду круглая стеклянная столешница со звоном лопнула надвое...

Влад, подобно трудолюбивому муравью, протащил тело Курбалевича до ворот. В середине пути связанный Валентин очнулся и попытался подергаться. Рокотову пришлось его успокоить ударом в челюсть.

Сразу за полуоткрытой створкой ворот обнаружился пыльный кишкообразный двор с несколькими чахлыми деревцами.

Биолог перебросил Курбалевича через плечо и протрусил до лесенки в подвал.

На его счастье, замка на покосившейся двери не было...

Валентин очнулся лишь спустя час.

За это время Рокотов надежно заблокировал железной арматуриной дверь, обследовал весь подвал, нашел два дополнительных выхода, ведущих в подъезды соседних домов, перекрыл и их на всякий случай, выкурил сигарету и выгреб из карманов пленника все подчистую.

Улов оказался жалким.

Несколько сотен тысяч белорусских рублей, паспорт на имя Валентина Курбалевича, сигареты «Пэлл Мэлл», зажигалка, перочинный нож, телефонная карточка и ключи от квартиры.

Ни пистолета, ни записной книжки, ни разорванной пополам стодолларовой купюры, служащей в плохих детективах опознавательным знаком для тайных агентов, ни карты местности с красными крестиками и другими непонятными значками.

Обычный, ничем не примечательный человек, если судить по содержимому карманов.

Наконец Курбалевич разлепил веки и попытался пошевелиться.

Влад несколько мгновений сидел молча, давая возможность пленнику осознать свое незавидное положение. Трудно сохранить спокойствие и холодный рассудок, когда ты связан по рукам и ногам и валяешься в полутемном подвале с расквашенной мордой да еще и с тремя скрепками, пробившими ноздри и мешающими нормально дышать.

Нос у Валентина болел зверски. «Какой это у меня по счету допрос? — подумал Рокотов. — Пятый? Шестой? Десятый? Начинаю превращаться в заплечных дел мастера. Впору писать приложение к „Молоту ведьм“. „Особенности применения подручных средств третьей степени устрашения в современном мире“... Кучерявое название. Не хуже, чем „Поваренная книга анархиста“... Проще всего было с гражданином Ясхаром. Вколол ему „сыворотку правды“ — и слушай на здоровье. Остальные посопротивлялись. Хотя и не сильно. Нет идейной платформы, чтобы выдержать серьезное давление. Этот не исключение...»

— Что тебе надо? — прохрипел Курбалевич.

Он правильно решил, что не стоит орать и провоцировать сидящего перед ним парня на жесткие действия.

— Взаимности, как говаривал Костя Остен Бакен польской красавице Инге Зайонц, — витиевато ответил Рокотов.

По напрягшемуся и недоуменному лицу Курбалевича стало понятно, что «Золотого теленка» он не читал.

— Не врубаешься, — биолог грустно покачал головой. — Объясним попроще. Где в данный момент находится Йозеф?

— Зачем он тебе? — с вызовом спросил Валентин.

— А ты, оказывается, не только необразован, — посетовал Владислав, — а еще и дерзок не в меру. Нехорошо. Что ж, будем воспитывать...

С этими словами Рокотов ткнул шилом в бедро пленнику.

Курбалевич зашипел сквозь зубы и попытался отстраниться.

— Не нравится? То ли еще будет, если вздумаешь юлить.

— Отстань! Я не знаю, где Йозеф!

— Ой ли?

Шило опять укололо ногу, но уже на пару сантиметров ближе к мужскому достоинству сжавшегося Валентина.

— Честно не знаю! Он не говорит, где живет.

— Что вы готовите?

— Это у Йозефа спрашивать надо. Мы только выполняем его приказы.

Курбалевич никак не мог взять в толк, кто его спеленал.

Не КГБ и не милиция. Иначе он давно бы сидел в наручниках перед следователем. Спецслужбы не затаскивают подозреваемых в подвалы, не вяжут обрывками халатов и не пытают шилом.

Провокация самого Йозефа?

А зачем?

Чтобы узнать степень верности Курбалевича общему делу?

Так он действительно почти ничего не знает. К тому же до срока исполнения акции осталось всего несколько дней и отвлекаться на провокации бессмысленно. Захоти Йозеф устранить Валентина, мог бы сделать это в другом месте, не подставляя Антончика под кулаки объявившегося в кабинете странного типа.

Конкуренты?

Но конкуренция в террористической деятельности — нонсенс. У террористов нет установленных рынков сбыта товара.

Очередной укол вывел Курбалевича из мира дум.

— Еще один неполный ответ — и ты будешь петь оч чень высоким голоском, — предупредил Рокотов.

— Я действительно не знаю, где Йозеф! Мы всегда встречаемся на нейтральной территории, и звонит мне он сам.

— А ты, случаем, не знаешь номера его трубы?

— Знаю...

— Уже лучше. Когда следующая встреча?

— Сегодня.

— Где?

— В «Детском мире», у секции обуви на втором этаже.

— Йозеф лично там будет?

— Не обязательно. Обычно он наблюдает со стороны или присылает кого нибудь.

— Сколько вас человек в группе?

— Я знаю пятерых.

— Перечисли.

— Сам Йозеф, Сапега, Люда Маслюкова, Илья Герменчук и Вейра. Фамилии не знаю.

— А фамилия Йозефа?

— Кролль.

— Хорошо. Кто такой Сапега?

— Он инженер. Что то с электрикой связано.

— И зачем он вам?

— Они с Йозефом что то монтируют на автомобиле. Рацию какую то.

— Не врешь?

— Нет...

— А на фига вам рация?

— Йозеф говорит, чтобы частоты глушить. Ну, охраны президента и КГБ.

— Какая машина?

— Микроавтобус.

— Марка, номер?

— По моему, «ГАЗ». Номера я не видел.

— Цвет?

— Грязно белый.

«Ерунда получается, — Влад внимательно посмотрел в глаза Курбалевичу. — Радиостанция такого размера террористам явно ни к чему. Но он вроде не врет... Вот и разберись теперь, где правда, а где легенда, состряпанная этим Йозефом для непосвященных. Но как то же они собираются Луку устранить!..»

— Дальше. Кто такая Маслюкова?

— Баба из «Народного Фронта». Подружка Герменчука.

— Какова ее функция?

— Посыльная и наблюдатель.

— Герменчук?

— Водитель. Он пять лет в такси оттарабанил...

— Вейра?

— Не знаю, я ее один раз всего видел. Здоровенная такая литовка. Плечи как у мужика, рожа квадратная... Илья говорил, что она стреляет классно.

— Еще снайпера есть?

— Я не слышал.

«Один стрелок? Что то тут не то...» — засомневался Владислав.

— Твои обязанности?

— А что прикажут, то и делаю.

— Как ты попал в группу?

— Илья привел, — потупился Курбалевич.

— Это ответ для детсадовца, — Рокотов поднес шило к гульфику на штанах Валентина, — говори правду.

— Я правду говорю! — Курбалевич испуганно заворочался на бетонном полу. — Меня действительно Герменчук с Йозефом познакомил.

— Как мне найти Герменчука? Судя по твоим словам, вы давно знакомы.

— Со школы. Только он сейчас на какой то конспиративной хате. Мы все две недели назад по квартирам разъехались. Кролль приказал залечь до операции. Только он знает, где каждый из нас живет. Он и квартиры снимал сам...

«Это похоже на правду, — Рокотов, не обращая внимания на дрожащего пленника, закурил сигарету, беззастенчиво вытащив ее из экспроприированной пачки, — только несвязуха имеется. Стоматолог базлал, что его с Кроллем познакомил зам главы президентской администрации. Этого нашли через одноклассника таксиста... Что, Кролль группу с бору по сосенке собирает? И вращается то в кругу высших государственных чиновников, то среди пролетариев? Стоп! А почему ты думаешь, что тот, кого Антончик знал как Кролля, этот же человек и для Курбалевича? Это могут быть разные люди, использующие одно имя. Однако выяснение данных обстоятельств ничего мне не даст. Только отвлекусь на сопутствующие и малозначительные детали... Тот Кролль, который знаком Курбалевичу, занят конкретной подготовительной работой. Его и надо ловить...»

— Тебе известна фамилия Пушкевич?

— Сосед мой, — неожиданно для Рокотова ответил Валентин, пытаясь сообразить, какое отношение старенький учитель литературы имеет к предстоящему террористическому акту.

— Как сосед?

— По лестничной площадке. У меня сорок шестая квартира, а у него сорок седьмая.

— Ты живешь в одном доме с заместителем главы администрации?

— При чем тут администрация? Георгий Семеныч в школе работает...

— Я имел в виду не того Пушкевича.

— Того я не знаю...

— Точно? И не слышал никогда этой фамилии от Кролля или от Ильи? — Курбалевич наморщил лоб.

— Не е...

— Хорошо, оставим эту тему. И перейдем к архиважнейшему, как говорит один мой друг, вопросу...

— Я знаю, где живет Маслюкова! — внезапно вскинулся Валентин.

— Ну ка, ну ка, — оживился Влад.

— Я ее случайно на улице встретил. На Индустриальной. Дом семь. Она мне окна свои показала. Третий этаж, там у нее на балконе доски свалены, хозяин квартиры оставил...

— Индустриальная, семь?

— Точно...

— Что ж, проверим. Однако не отвлекайся. Когда намечено убийство президента?

— Вроде на следующую неделю, — неуверенно сказал Курбалевич.

Отпираться было глупо, его противник и так обладал большим объемом информации. И прекрасно знал, чем занимается товарищи.

— Способ?

— Это не ко мне. Взрыв, наверное. Или пуля...

— То есть знает один Йозеф?

— Вейра знает, Сапега. Нам с Ильёй подробностей не сообщали... Может быть, мы бы узнали в день операции.

— А при чем здесь Антончик? — Рокотов задал провокационный вопрос.

— Мы должны были действовать, если у него сорвется...

— Какие еще есть страховочные варианты?

— Не знаю. Мы готовились всерьез...

— Я в курсе... А почему ты уверен, что тебя и Илью Кролль не грохнул бы заранее, а? Зачем ему балласт в вашем лице?

— А смысл тогда нас нанимать? — логично возразил Курбалевич.

— Тоже верно. Кстати, сколько тебе обещано?

— Сто тонн перед и сто после. И место в новой администрации, — гордо заявил пленник.

«Идиот одноклеточный! Пошел, как осел за капустой... Во всех отношениях. Вот никогда бы не подумал, что, международный терроризм столь странная штука. Хотя... Исполнители разные бывают. И живут среди нас. Это только в кино террористы все как один прекрасно подготовлены и вооружены. В жизни совсем по другому, ибо приходится иметь дело с живыми людьми, а не с играющими в террористов актерами. То же самое, как и в сериалах про ментов. На экране лицедеи „мусорки“ кажутся в чем то даже Хомо Сапиенсами, а в действительности ничем не отличаются от низших приматов. Причем пьющих. Однако я отвлекся... Нельзя исключать и того, что помимо названной Курбалевичем группы дилетантов есть команда профессионалов, готовая вступить в игру на финальном этапе. Ребята, захватившие базу, боевой опыт имели. И, если б не мои непредсказуемые поступки, довели бы дело до конца. Так что осторожность и еще раз осторожность. Безоговорочно верить этому козлу нельзя...»

Влад потеребил мочку уха и задал следующий вопрос.

— ...И таким образом мы сразу решаем две задачи, — Джек Рубин немного свысока посмотрел на нахохлившуюся, похожую на огромную простуженную жабу Мадлен Олбрайт, — снижаем градус напряженности в отношений Косова и обвиняем Ивана в нарушении фланговых ограничений в Европе. Наша инициатива по ПРО будет в таких условиях выглядеть вполне оправданной.

— Русские могут заинтересоваться, откуда у наших ичкерийских друзей появились «стингеры».

— От талибов, — как и у его прадеда, державшего скобяную лавку на Крещатике и носившего фамилию Рубинчик, у Рубина на все был готов ответ.

Семейство местечковых евреев переехало в Америку в начале двадцатых годов после предупреждения неприятного молодого человека из Киевской ЧК о том, что престарелый Ицхак подозревается в контрреволюционной деятельности. В те годы такие слова звучали приговором не только старшему из рода Рубинчиков, но и всей его многочисленной родне.

Под видом искоренения контрреволюции всего за пару лет украинские националисты перебили больше ста пятидесяти тысяч иудеев. О чем почему то никто не вспоминал, когда речь заходила о геноциде еврейского народа. Дрейфовавшую в сторону НАТО независимую Украину американские и европейские политики обижать не хотели. Тем более что речь шла не о Ротшильдах, а о тысячах безвестных Кацев, Липкиных, Зисов, Коганов, чьи жизни в глазах прогрессивной международной общественности мало чего стоили. Политических дивидендов воспоминания о массовых расстрелах евреев на Украине, в Литве и Латвии не приносили. У них не было влиятельных родственников в Париже или Вашингтоне, и сотни тысяч имен канули в неизвестность.

— А серийные номера?

— Мы снимем с комплексов все обозначения и искусственно состарим краску. Даже если «стингеры» попадут к русским, у них не будет никаких доказательств. Заодно мы получаем прекрасный козырь против Бен Ладена...

— Он все еще в Афганистане?

— По нашим сведениям — да, — Джек пожевал губами. — Хитрая сволочь, дважды в одном месте не ночует. Так что накрыть его будет проблематично. Наша школа.

— Я вижу, — проскрипела Госсекретарь США, — что вы этим гордитесь.

— Не горжусь, а констатирую факт. Посмотрите на это с другой точки зрения. Если Бен Ладен так хорош, то и все остальные наши нынешние агенты не хуже. Подготовка в учебном центре Лэнгли продолжает оставаться на высочайшем уровне. А Усама тренировался еще по старой методике. Новая гораздо эффективнее...

Террорист «номер один в мире» двадцать лет верой и правдой служил своему хозяину из Вашингтона.

В Афганистане он резал советских солдат, в Боснии и Хорватии устраивал показательные казни сербов, обучал косовских сепаратистов в самом начале девяностых годов, доставлял оружие бандитам в Чечню. Всего и не упомнишь. Усама был одним из самых высокооплачиваемых специалистов в своей области. В благодарность за плодотворное сотрудничество правительство США открыло зеленую улицу бизнесу Бен Ладена в самих Соединенных Штатах.

Все было прекрасно до того момента, как Усаму решили вывести из игры. Слишком уж самостоятельной фигурой он стал.

Посланные на ликвидацию Бен Ладена трое агентов ЦРУ вернулись на родину по частям и почтой. Террорист успел скрыться до того, как в его замок в горах Боснии ворвалась вторая группа чистильщиков. Десять «зеленых беретов» из спецотряда «Дельта» опоздали всего на час.

С тех пор Усама объявил Америке войну.

Что весьма логично, если учесть, сколько полезного он сделал для США. И как его попытались «наградить» за два десятка лет беспорочной службы.

— Мы не сможем спровоцировать его на поездку в Чечню? — после недолгого раздумья спросила Олбрайт.

— Цель провокации? — манера отвечать вопросом на вопрос у иудеев неистребима. Даже в четвертом поколении.

— Россия мгновенно становится государством, скрывающим на своей территории опаснейшего преступника. Ведь Москва заявляет, что Чечня входит в состав федерации. Думаю, после такого с Иваном будет проще говорить. В обмен на наше лояльное отношение к пребыванию в Чечне Бен Ладена мы сможем заставить их пойти на уступки по Югославии. Для начала — не блокировать решения Совета Безопасности ООН.

— Сложный вопрос, — Рубин нахмурился, — старый Борис уже непредсказуем.

— У нас ведь есть рычаги давления, — напомнила Мадлен.

— Борис проявляет несдержанность. Особенно в последние два месяца. Рассчитывать на его слова я бы не рекомендовал. По моему мнению, в Москве сейчас идет плановая борьба, и Борис не будет делать ничего, что помешало бы его протеже.

— У вас есть конкретная кандидатура?

— Существует целый ряд признаков, указывающих на креатуру премьер министра. Но я не советую торопиться с выводами. Борис может передумать в любой момент. Как сообщает его дочь, с ним стало очень трудно работать.

— Возможно, следует увеличить гонорары наших партнеров в Кремле, — Олбрайт показалось, что она нашла простой выход из ситуации.

— Не уверен.

— А вы подумайте. Кавказский узел быстро не разрубить, у Бориса там забот на годы вперед. И к тому же у них скоро выборы...

— Мы отслеживаем ситуацию.

— И каковы перспективы?

— Наше влияние в русском парламенте сохранится. Мы профинансировали Яблонского. За сорок миллионов он должен набрать не меньше пятнадцати семнадцати процентов голосов. Эти прогнозы совпадают с мнениями специалистов центра Карнеги и аналитиков из Мерилэнда [10].

— А что с «левыми»?

— Несмотря на их уверения в победе, прогноз неутешительный. Процентов двадцать. Наибольшие шансы у партии Зюгновича, — Джек Рубин пошелестел бумагами. — У остальных их почти нет.

— Либеральные демократы?

— Вероятнее всего, их ожидает полный провал, — улыбнулся помощник Президента США по вопросам национальной безопасности. — Процента два три. В парламент они не проходят. Их место должны занять люди Чубайсенко и Гайдара.

— Что ж, — вести из России оказались не такими плохими, — аналитики поработали неплохо...

Мадлен Олбрайт нажала на кнопку вызова секретаря и приказала доставить ей кофе с булочками.

Хорошее настроение следовало поддержать обсыпанной сахарной пудрой выпечкой.

Про то, что у нее в кабинете сидит еще один человек, Госсекретарь США и не вспомнила. Секретарю пришлось бегать второй раз, чтобы отнести Джеку Рубину стакан апельсинового сока.

Влад перевернул Курбалевича на живот и резким движением вбил ему шило в затылок.

Валентин со свистом выдохнул и обмяк.

Рокотов был сам себе противен, убивая беззащитного человека, но иной альтернативы он не видел. Курбалевича никак нельзя было оставлять в живых. И даже нельзя было сдать КГБ, ибо никаких доказательств его соучастия в подготовке убийства Президента не имелось. Одни слова. А от слов можно отказаться. Тем более что контакт биолога со спецслужбой однозначно предполагал его задержание минимум на неделю. До выяснения всех обстоятельств дела.

Сидеть в камере Владиславу отчего то не хотелось.

Биолог оттащил тело террориста на середину подвала, столкнул его в узкую траншею, оставшуюся от работ по давнишней замене какой то трубы, и засыпал обломками кирпичей и песком, сгребая его с пола фанеркой. По окончании процесса Рокотов потоптался на импровизированной могиле и взгромоздил на нее полутораметровый бетонный поребрик, неизвестно каким образом оказавшийся здесь.

Затем выбрался через дальний подъезд на улицу и прогулочным шагом прошел мимо стоматологической клиники, у дверей которой стояла машина «скорой помощи».

Вместе с Юрием Щекотихиным в Минск отправилась политологиня Лилия Швецова. Дама интересная внешне, но совершенно пустая внутри. Как и помятый жизнью Юрик, Швецова испытывала недоверие к отечественным самолетам, поэтому они отправились в Беларусь по железной дороге.

Лиля по профессии была экономистом, придерживалась либеральных взглядов «бостонской школы», собственного мнения не имела и потому легко нашла работу в одном из финансируемых американцами центров, что возникли по всей России в самом начале перестройки. Заявленные цели организаций были самыми что ни на есть гуманистическими, направленными исключительно на разъяснение отсталым азиатам тонкостей рыночных реформ. В реальности же под крышей большинства центров обосновались кадровые разведчики, использовавшие экономическое прикрытие для сбора информации о положении дел в промышленности России и для нелегального приобретения передовых технологий, хлынувших широким потоком на просторы страны вместе с тысячами уволенных специалистов из ранее «закрытых» предприятий и городов.

Швецовой определили место главного эксперта по реформам, положили большой оклад, выправили постоянную визу в США и предоставили полную свободу действий. Пробостонская дамочка рьяно взялась защищать псевдолиберальные ценности, стала постоянной гостьей на телевидении, не забывала вовремя спеть здравицу дяде Сэму, за что заслужила расположение Госдепартамента.

Жизнь Лилечки, прозябавшей ранее в заштатном статистическом бюро, круто изменилась.

Теперь она стала настоящей «бизнес леди». Похудела, загорела, начала дорого одеваться, хорошо питаться и ездить на «мерседесе» с личным шофером, получила в свое распоряжение штат помощников, раз в месяц летала за счет принимающей стороны на различные экономические форумы и дружила с представителями «политической элиты». Швецову даже стали узнавать на улице.

Минская командировка была одним из не очень приятных, но обязательных заданий, время от времени поручаемых Лиле ее непосредственным руководством. Отказаться было нельзя. В контракте с министерством экономики США, подписанном Швецовой на десять лет, такие вещи предусматривались, и отказ автоматически означал увольнение. А возвращаться к серой обычной жизни Лиле совсем не хотелось.

Да и задание, выпавшее Швецовой, было пустяшным. Всего то и делов, что посетить нескольких чиновников из белорусского правительства и просмотреть сотню страниц документов. Затем встретиться с верхушкой местного оппозиционно экономического клуба и обсудить с ними планы сотрудничества на ближайший год. По возвращении в Москву — составить отчет.

Соседями Щекотихина и Швецовой по купе оказались двое молодых людей. Один — невысокий и худощавый, второй — гора мышц с лицом, будто бы побывавшим в бетономешалке.

Швецовой от одного взгляда на верзилу захотелось выйти из вагона.

— Денис, — представился невысокий, — Рыбаков.

— Миша, — буркнул озабоченный чем то громила, — Ортопед... [11]

И тут же получил тычок локтем в бок от приятеля.

— Юрий Васильевич... — Щекотихин с интересом посмотрел на совершенно не похожего на врача бритоголового субъекта.

— Лилия Борисовна... — на самом деле отчество Швецовой звучало как «Боруховна», но она старалась сие не афишировать, заранее предполагая в любом собеседнике ярого антисемита.

— А я вас знаю! — обрадовался невысокий Денис. — По телевизору сколько раз видел!

— Да, нас часто показывают, — высокомерно ответила Швецова...

В дороге разговоры завязываются сами собой.

Все началось с того, что Щекотихин попытался узнать политическую ориентацию попутчиков и с удовлетворением услышал, что те стоят на жестких, крайне правых рыночных позициях. Особенно громила доктор. Сути работы Михаила Юрик не уловил, но депутату подробности были ни к чему. Достаточно того, что Миша — большой либерал.

Швецовой болтовня Щекотихина с Денисом и Мишей была неинтересна, и она углубилась в роман Барбары Картленд.

Поговорили о политической импотенции Президента, тупости и продажности чиновников, вопиющем беззаконии, творящемся в МВД и прокуратуре. Как то сама собой беседа перешла на тему холокоста. И тут оказалось, что мнение Дениса разительно отличается от общепринятого.

— Все это ерунда, — жестко заявил Рыбаков. — Холокост в настоящее время — огромное коммерческое предприятие, имеющее совершенно конкретные цели по извлечению прибылей. Путем фальсификации данных времен Второй мировой войны и выбивания репараций.

— Вы сомневаетесь в п преступлениях Гитлера? — вскинулся заика Щекотихин.

— Не подменяйте понятия. Гитлер — тема отдельного разговора. Сейчас речь не об этом. Мы говорим о холокосте как о явлении.

— Но были же концлагеря и г газовые камеры!

— Концлагеря были, газовые камеры — нет.

— Как это нет? — язвительно спросил депутат.

— А так. Экспериментальные данные не подтверждают наличия каких бы то ни было газовых камер или аналогичных помещений на территории концлагерей.

— Вы, молодой ч человек, идете против свидетельств миллионов очевидцев! — с пафосом заявил Щекотихин, многократно гревший руки на теме холокоста.

— Вы химию знаете?

— В пределах школьной п программы, — честно признался Юрий.

— Этого достаточно. Слушайте внимательно. По так называемым «свидетельствам» фашисты использовали в стационарных газовых камерах синильную кислоту. Проще говоря — пары цианида. Так?

— Ну, допустим...

— Цианид действует на человеческий организм в течение минуты. Смерть гарантирована. Так?

— Естественно, — Щекотихин не мог понять, куда клонит его непочтительный собеседник.

— А если так, то как вы объясните многочисленные свидетельства «чудом выживших»? Причем не тех, кто в камеру по разным причинам не попал, а якобы не умерших вместе с остальными. Нет ответа? Идем дальше. Синильная кислота — штука крайне активная, ее следы остаются на поверхности любого вещества, кроме металлов платиновой группы, многие годы. Концлагеря были неоднократно обследованы группами химиков из разных стран. И вы знаете, что они обнаружили на стенах газовых камер?

— Что?

— Ничего. Ни единого признака цианида. Ни одной молекулы.

— Вероятно, фашисты использовали какое то другое вещество, — нашелся депутат.

— Тогда что делать с материалами свидетелей, однозначно указывающих именно на синильную кислоту и приводящих в качестве доказательств копии документов из рейхсканцелярии? Я обращаю особое внимание на слово «копии». Подлинников пока никто не видел... И это еще не все. Входящие в состав исследовательских групп специалисты по строительству также дали негативное заключение по возможности использования помещений в качестве газовых камер. Они не только не приспособлены для распыления любого химического соединения, ибо просто негерметичны, но еще и слишком малы. Как показывают «очевидцы», в совершенно конкретную газовую камеру одновременно загоняли пятьсот человек. Смотрим на площадь этой самой камеры, — Рыбаков поднял указательный палец. — Семь на семь с потолком три метра. Итого — сорок девять квадратных метров. Если туда умудриться набить полтыщи заключенных, то не нужен никакой цианид. Людей просто спрессует до смерти.

— Вот в видите! Вы сами и ответили!

— Это как? — не понял Денис.

— Нашли способ, которым г гитлеровцы убивали евреев.

— Не получается, — Рыбаков мотнул головой. — Чисто физически пятьсот человек в подобную камеру не запихнуть. Их надо уминать бульдозером, дабы все влезли. Или класть штабелями, предварительно пропустив тела под гидравлическим прессом. Ни того, ни другого не происходило. Иначе мы бы знали...

— Ну, ошибки могут б быть. Перепутали количество входивших в камеру заключенных. Вы не забывайте, что узники содержались в нечеловеческих условиях. Голод, пытки, массовые казни... Память может подвести.

— В ваших словах есть резон, — неожиданно легко согласился Денис, — однако это не объясняет противоречия между словами свидетелей и опытными данными. Молекулы синильной кислоты не могли подчиниться приказу какого нибудь штурмбанфюрера и стройными рядами двинуться исключительно в легкие узников, не осаждаясь на стенах. Такого не бывает.

Щекотихин решил уйти от обсуждения скользкой темы практической химии.

— Но п пытки ведь были!

— Как на любой войне, — вздохнул Рыбаков, — в любой стране мира.

— Но м масштабы!

— Я не уверен, что они разительно отличаются от тех, что были в ГУЛАГе или имеют место в настоящее время в Чечне.

— Есть же д документы!

— Какие? Опять свидетельства очевидцев? Знаю, читал... Меня особенно поразил один описанный способ. В Освенциме. Там заключенного привязывали к столбу и выпускали специально обученного сенбернара. Тот выгрызал несчастному половые органы, после чего уходил. Затем якобы появлялся медведь, который драл еще живого человека. А в финале кости казненного расклевывали ручные вороны. Вы себе этот бред можете представить? А ведь его тиражируют во многих книгах. И находится масса свидетелей этого, с позволения сказать, действа...

— Ужас... — Юрик притворно всхлипнул.

— Что ужас?

— Кошмарная с смерть...

— Да бред это, а не ужас! — разозлился Денис. — Больное воображение плохого журналиста! Какие сенбернары? Зачем, если заключенного можно просто расстрелять? К тому же сенбернара крайне сложно натренировать так, чтобы он напал на человека. У них природой это не предусмотрено. Сенбернар — собака спасатель. А медведи с воронами! Они что, были в чинах шарфюреров? Как вы представляете все вышеописанное в реальном исполнении?

— Мне достаточно того, что Гитлер уничтожил шесть м миллионов евреев. Способы меня не интересуют, — Щекотихин откинулся спиной на перегородку купе.

— Ну у, с количеством вы сильно ошиблись.

— А вы знаете, Денис, что в Европе за ваши слова в вы давно бы уже сидели в тюрьме?

— Так то в Европе, — беспечно отреагировал Рыбаков. — У нас, слава Богу, до такого идиотизма еще не дошли.

— Есть такое понятие — политкорректность... — поучающим тоном заявил депутат.

— Ага! А вы знаете историю Симоны Вейль? [12]

— Она, по моему, б была одно время председателем Европарламента...

— Верно. И одновременно с этим — покойницей.

— Как так?

— Элементарно, Ватсон. Мадам Вейль была занесена в списки зверски замученных в одном из фашистских концлагерей. Не помню в каком, но это и не принципиально. Ее семья на протяжении многих лет получала солидную компенсацию от немецкого правительства. За «убитую» родственницу. И заметьте, семья от денежек не отказывалась! А в это время несравненная Симона благополучно трудилась на ниве европейского парламентаризма. Когда эта история выплыла наружу, скандал быстро замяли. И знаете почему?

— Почему?

— Да потому, что, по данным из независимых источников, таких «жертв» в одной Европе живет сейчас около полумиллиона. Вот вам и весь холокост!

— Точно! — вмешался грубый и невоспитанный Ортопед. — Это, блин, типа лохотрона. «Низовые» с «верховыми» [13]— депутаты ПАСЕ (Парламентская Ассамблея Совета Европы.)... А заместо фишек — еврейчики.

— Еврейцы, как я их называю, — поправил приятеля Денис, — европейские иудеи... На самом же деле самые страшные преступления творились на территории нашей страны. Но о них так называемый цивилизованный мир предпочитает не говорить. Иначе они все будут обязаны платить деньги не Израилю и иже с ним, а голодным старикам в России. Которые и разгромили вермахт. Русские, евреи, татары, без учета национальности. А проблема холокоста в ее нынешнем виде лично для меня представляется отвратительным надувательством, игрой на святых чувствах. За такое судить надо. Тех, кто дает ложные показания, и тех, кто этому способствует...

Щекотихин понял, что в споре с попутчиками он обречен на поражение.

И подумал о том, какие именно вопросы следует осветить в очередном докладе куратору из за океана. Прежде всего — нарождающуюся опасность пересмотра истории. В случае преобладания в российском обществе тенденции к здравому осмыслению проблемы холокоста у Юрика, Адамыча, Рыбаковского и их подельников могут начаться крупные неприятности.

Рокотов спустился по ступенькам и очутился в небольшом уютном зале.

— Располагайтесь! — доброжелательно улыбнулся бармен. — Сейчас вас обслужат.

Влад уселся за дальний столик и пролистал довольно толстое меню.

Кормили в кафе «Фрегат» на совесть, если судить по указанному напротив каждого блюда весу ингредиентов. Минимальная порция мяса была двести граммов. При вполне умеренных ценах.

— Слушаю вас, — возле стола появилась молоденькая официантка в накрахмаленном переднике и с розой в волосах.

— Что вы порекомендуете из закусок?

— Это зависит от того, что вы предпочитаете, — дипломатично ответила служительница культа еды.

— Я предпочитаю качество.

— У нас все качественное. Мясо, рыба, овощи? Или что нибудь национальное?

— К сожалению, я в национальной кухне не силен. В основном ем интернациональную пищу. Вроде мацы со свиными шкварками и соевым соусом.

На хорошеньком личике не дрогнул ни один мускул.

— Если желаете, вам приготовят ваше любимое блюдо.

«Вот это выучка!» — восхитился Влад.

— Спасибо, не стоит. Пожалуй, я возьму рыбное ассорти.

— Хорошо. Горячее?

— Ну, начали с рыбы, ею и продолжим. К примеру, карп в кляре.

— Средний или большой?

— Большой.

— Что будете пить?

— Апельсиновый сок и кофе.

— Вино, водка, коньяк? — официантка была совершенно невозмутима.

— Увы, не увлекаюсь.

— Какой гарнир к рыбе?

— Картошку фри.

Официантка черкнула в блокноте последнюю закорючку и с чувством собственного достоинства удалилась.

В ожидании заказа Рокотов прокрутил в мозгу события нынешнего утра.

Безусловно, ему удалось сильно напакостить террористам. Двое из группы были убиты, при этом часть плана, завязанная на стоматолога, рухнула. Батька уже мог не опасаться посещения поликлиники.

Но оставался Кролль со своей непонятной радиостанцией.

«То, что Курбалевич почти ничего не знал, в это я верю. Если посмотреть беспристрастно, то из него террорист, как из дерьма пуля. Максимум, что ему было по силам, так это выполнение подсобных работ. Принеси, подай, пошел вон... А Йозеф, судя по всему, другого поля ягода. — Владислав закурил. — Организатор. Сообщает исполнителям только ту информацию, которая им нужна для выполнения совершенно конкретного дела. И ни грамма больше... До последнего момента ему лично ничего не грозит, всю подготовительную работу проводят другие. Умно... Теперь вопрос — зачем ему мощная электронная техника? Глушить переговоры службы президентской охраны? Не вижу смысла. Они все равно будут защищать охраняемую персону. И, как только их частоты забьются помехами, уведут Луку в безопасное помещение. Это азы... Любая нештатная ситуация — и Президента запихивают либо в машину, либо в бункер. Стрельба из гранатомета по лимузину не годится. Снайперы успеют снять хоть трех террористов стрелков. Электронные помехи на оптику и траекторию полета пули не влияют. К тому же дальнобойность винтовки больше любого ручного гранатомета. Версию лазера тоже отметаем. Слишком сложно, громоздко и, в дополнение ко всему, на современном уровне технически нерешаемо... А если вся электроника — обманка? Но зачем Кроллю вводить в заблуждение товарищей и тратить время на монтаж аппаратуры? Да а, батенька, верно говорят, что расширение границ познания влечет за собой лишь появление все новых и новых вопросов... Маслюкову, ежели Курбалевич не соврал, я поймаю. Только вряд ли она мне расскажет что нибудь новенькое. Не может быть, что адрес на Индустриальной — ловушка, приготовленная специально для такого случая? Вероятность есть, но мизерная. Однако и бросаться очертя голову тоже не стоит...»

На столе перед Рокотовым возникло огромное блюдо с толстыми ломтями белой и красной рыбы, россыпью креветок и горкой икры.

— Это все мне? — удивился Влад. — Ну, знаете...

Илья Герменчук появился в стоматологической клинике сразу после обеда.

Под видом пациента походил по коридорам, сочувственно выслушал причитания безутешной Олеси Павловны, узнал все подробности произошедшего, убедился в исключительно естественном характере смерти Антончика и убыл, горестно качая головой. Как и положено нормальному человеку, столкнувшемуся с безвременной кончиной совсем еще молодого врача.

Пройдя два квартала, Илья уселся на лавочку в сквере и достал трубку мобильного телефона.

— Это я... Инфаркт... Нет, ничего подозрительного... Вероятно, перенервничал. Пытался съесть таблетку, но не успел. Там весь кабинет нитроглицерином засыпан... Да, проверил. Он действительно жаловался на сердце. Все признаки аритмии. Есть записи в карточке... Валентина, к счастью, никто не видел. Он ушел раньше... Менты приехали и уехали. Здесь им делать нечего. Следак тут же подмахнул постановление об отказе в возбуждении дела... Угу... Где он, не знаю... Понял, буду к семи...

С приближенными к кремлевскому столу Борисом Березинским и Романом Абрамсоном Глава президентской Администрации встретился в ресторанчике, принадлежащим его троюродному племяннику по материнской линии.

Железяка немного нервничал.

По прямому распоряжению престарелого монарха Секретарь Совбеза, новый премьер министр и трое генералов взяли слишком крутой старт в борьбе с напавшими на Дагестан бандитами. Уже третий день подряд несколько эскадрилий вертолетов «Ми 24В» [14]при поддержке штурмовиков «Су 25» [15]утюжили кавказские горы.

Потери в отрядах террористов росли.

А вместе с потерями стремительно уменьшались доходы Главы Администрации. Обозленные полевые командиры пристрелили парочку людей Железяки, ответственных за координацию действий Москвы и Грозного. Месяц назад те дали слово, что российские войска будут проводить только ограниченные сухопутные операции, однако все получилось наоборот. К массированным атакам с воздуха боевики не были готовы. В отместку за нарушение обещаний, помимо двух застреленных доверенных лиц Стальевича, люди Шамиля разгромили и семь принадлежавших подельникам Железяки нефтеперегонных заводика.

В общем, война вместо прибылей начала приносить убытки.

Березинского и Абрамсона душевные муки Главы Администрации ничуть не волновали. Свой интерес в Чечне они блюли, непродуманных обещаний не давали и санкций со стороны боевиков не опасались. Просто делали свой маленький бизнес, присасываясь к потокам бюджетных средств, идущих на «восстановление» республики, получали свою посредническую копеечку от операций по выкупу заложников и транзиту нелегального спирта и иногда помогали бородатым эмиссарам ваххабитов сбросить в Москве, Питере или Владивостоке миллиончик другой фальшивых долларов.

Чечня для двух олигархов была достаточно важным источником дохода, но не до такой степени, что ее потерю нельзя было бы пережить. Прохиндеи, успевшие за шесть прошедших лет сплести в Кремле липкую паутину взаимных обязательств и совместной с высшими государственными чиновниками коммерции, быстро подстраивались к меняющимся обстоятельствам и перебрасывали силы на новые направления.

Одним из таких направлений недавно стал бизнес по уничтожению вредных химических соединений и ядерных отходов.

— Нам нужна подпись Деда, — без обиняков заявил Абрамсон, поглаживая трехдневную щетину, которая была непременным атрибутом имиджа молодого Романа. Стиль «мерзавец» появился лет десять назад, давно вышел из моды, однако Абрамсон считал, что щетина помогает ему демонстрировать собственную мужественность и придает его облику зловещую привлекательность. Это частенько бывает с закомплексованными людьми, подменяющими реальную силу нарочитой схожестью с «мачо». Жирный еврей Рома Абрамсон на «мачо» никак не тянул, но упорно не хотел смотреть правде в глаза. В конце концов, он тратил на имиджмейкера собственные деньги и мог изгаляться как угодно.

— Где именно? — Глава Администрации оторвался от котлеты по киевски, которую жадно пожирал. Ел Железяка неаккуратно, постоянно заляпывал одежду жиром, кетчупом и майонезом и после каждого приема пищи напоминал рекламный персонаж из ролика о преимуществах «Ариэля» перед обычными стиральными порошками.

— Открываются хорошие перспективы по линии «Национального Фонда Спорта», — затараторил суетливый Березинский. — Саша, ты должен нас понять... Мы не хотим действовать в обход тебя. Ты же знаешь, Саша, как мы тебя уважаем. Всего одна подпись на указике по предоставлению льгот. Всего на годик. Ну, может быть, на два... И все! Только очень важно понять, что подпись нужна быстро. Очень быстро. Наши контрагенты ждать не будут. Ты пойми, Саша, если не мы, то контрактик у нас перехватят. А ты знаешь, какие там проценты, Саша? О о, какие там проценты! Всем хватит и еще внукам останется... На одних процентах можно безбедно существовать всю жизнь. Тебе доля, мне доля, Ромочке доля... Ах, если б мы знали раньше! Тогда бы ничем не надо было заниматься все эти годы. Но смотри, Сашок, никому ни слова! Контрактик еще сыренький, его доработать надо...

— А зачем тогда подпись, если контракт не готов? — удивился Глава Администрации.

— Как ты не понимаешь, Саша! Указик раньше контрактика нужен. Мы с этим указиком любого обойдем. Ты же знаешь, Саша, какие нынче времена. Все норовят выгодную сделку из под носа перехватить. А с указиком нам никто не страшен. Указик — это сила! Саша, мы тебя очень уважаем, но и ты должен нас понять... Ты нас понимаешь, Саша?..

Абрамсон хмыкнул.

Его старший товарищ и наставник со стороны смотрелся точной копией Паниковского в исполнении Зиновия Гердта из недавно просмотренного Романом черно белого фильма. Оригинала он не читал.

«Когда я иду на гуся, это опера! Кармен!», «Остап Ибрагимович, вы же знаете, как я вас уважаю!», «Пилите, Шура, пилите, я уверен — они золотые!»... И прочее в том же духе. Для завершения образа Березинскому не хватало лишь потертой шляпы и манишки.

— А обоснование льгот? — засомневался Железяка.

— Нет вопросов! Отстегиваем процент православной церкви. Ты же знаешь, Саша, как я уважаю митрополита! — иудей Березинский опустил очи долу. — Дело беспроигрышное, я тебя уверяю...

— Надо еще Деду это объяснить.

— Саша, сколько ты хочешь? — прямо спросил Абрамсон.

— Тридцать процентов.

— Побойся Бога, Саша! — Березинский вскинул вверх загребущие ручки. — Это грабеж! Мы с Ромочкой только по десять имеем. А еще ведь люди есть... Ты же знаешь, Саша, мы тебя никогда не обижали. Но тридцать процентов — это несерьезно...

Торг продолжался еще два часа.

Березинский бегал вокруг стола, несколько раз делал вид, что уходит, взывал ко всем богам сразу и оторвал шесть пуговиц. Одну у себя на пиджаке и пять на рубашке Абрамсона, когда якобы уговаривал молодого подельника завершить бессмысленный спор и удалиться. К концу разговора Роман сидел с голым волосатым брюхом.

Договорились на двадцати двух с половиной процентах Стальевичу. Из них Железяка сам должен был проплатить долю начальнику канцелярии.

На первый взгляд переданная Главе Администрации бумага была совершенно невинна. Указ предполагал налоговые послабления нескольким фирмам, осуществляющим поставки в Россию шоколадных батончиков «Марс», «Сникерс» и «Баунти», сулящих «райское наслаждение» потребителям. Товар шел под патронажем «НФС», а часть прибыли направлялась на благородные социальные цели, как то: на строительство и ремонт храмов, поддержку детского спорта и развитие молодежных клубов по интересам. При нищенских бюджетных выплатах на «социалку» сия часть программы смотрелась очень привлекательно.

Но был один нюанс, о котором Стальевича в известность не поставили.

Шоколадные батончики были не простыми, а с добавкой. И не с перетертыми орехами или мякотью кокоса, а с миллиграммами отходов химических концернов. Человеческий организм — идеальная среда для переработки любого вещества. Особенно детский. Если рассчитать безопасную однократную дозу, то от поедания модифицированных сладостей ребенку ничего не будет. Последствия, в том числе и генетические, наступят позже, когда невозможно будет проследить связь между «Сникерсом» и заболеванием.

Ни для кого не секрет, что в новой России дети питаются плохо. И почти у всех нарушен обмен веществ. Так что сопутствующие нарушению обмена и ослаблению иммунитета болячки не вызовут у врачей никаких подозрений.

Миллиграммы складываются в тысячи тонн.

Утилизация отходов в цивилизованном мире стоит дорого. А способ, предложенный одной светлой головой из аналитического отдела химического концерна «Дюпон», позволял экономить сотни миллионов, вывозя закамуфлированную отраву за пределы США и Западной Европы. Развивающихся стран, падких на дешевые товары, много. И в них всегда найдутся те, кто за хороший гешефт готов заключить сделку хоть с дьяволом.

Даже если бы Железяка знал об истинной подоплеке контракта, он вряд ли отказался бы от участия в нем. Деньги не пахнут. Особенно если это большие деньги...

Глава Администрации пожал руки обоим олигархам, и каждый из них отправился по своим делам.