"Черная шаль с красными цветами" - читать интересную книгу автора (Шахов Борис Федотович)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Более двух месяцев ходил Лунин со своим отрядом по лесам и речкам верхней Ижмы. Первые три недели жили в устье Чимъеля, натянув палатки на берегу Ижмы. Федор показал место: из-под кочек просачивалась и тянулось, по болоту, собираясь в заводи, тонкая жирная пленка черной нефти. Лунин и Мамедов два дня крутились вокруг этого места и твердо сказали: да, это, конечно, не простая грязь, это продукт углеводорода…

- Спасибо, Туланов,- похвалил Федора Лунин.- сильно радоваться, конечно, рановато, но если найдем здесь месторождение, возьмем и назовем твоим именем: тулановское…

Странно было это слышать Федору в нынешнем его положении.

Несколько дней ходили вдоль берега реки. Особенно долго колупали своими остроконечными молотками возле высокой белой скалы, поднимающейся прямо из воды метров на пятнадцать. Затем в двух местах приказали вырыть глубокие длинные ямы. И всё записывали, записывали в свои тетради. Потом Лунин спросил, можно ли в те места, которые ешё хочет показать, Федор,- можно ли туда проехать на лошадях. С вьюками.

- Можно,- сказал Федор, подумав. Тогда Лунин дал Мамедову бумагу и деньги и еще с одним рабочим послал в Изъядор: нанять лошадей на два месяца. Сначала Лунин предложил было Туланову поехать с мастером. Тебе, мол, там все знакомы… Но тот, к немалому его удивлению, отказался.

Федору, конечно, хотелось еще раз побывать в родной деревне, повидать мать, но боялся он встретить там ненавистного Зильгана. Рано было встречаться с Васькой, рано… Погодим пока, потом, попозже встретимся - так он решил.

Туланов посоветовал Мамедову обратиться сразу к председателю сельсовета, чтоб тот выделил им из колхозных лошадей Серко. Если, конечно, жива еще эта лошадь. Серко приучен к лесу, сам Федор его приучил. С Серко они не пропадут, надежный конь.

Вернулись Мамедов с рабочим на следующий день. Один гнал лодку вдоль берега, а другой - верхом на Серко. Федор сразу узнал коня.

Стараясь сдержать рвавшееся из груди сердце, он подошел, погладил Серко по шее. Тот повернул голову, пошевелил ноздрями, потом вдруг всхрапнул, прижал уши и мордой ткнул Федора в грудь. «Признал…» Федор угостил Серко сухариком.

Так они теперь вдвоем и ходили. На Серко навешивали тяжелые тюки: палатки, запасы провизии, кое-какой геологический инструмент; лошадь исправно несла свою службу. Побывали на Сухом болоте. И в верховьях Нибели. Натоптались.

Обратно Лунин собрался уже в конце июля. До Изъядора его проводили на лодке. Но еще до выезда, на одной возвышенности, верстах в двух от устья Чимъеля они с Мамедовым топором забили столбик. Одну сторону его обтесали и чернильным карандашом вывели:

«Скважина № 1. Июль 1931 г.».

- Вот,- торжественно сказал Лунин,- здесь забурим самую первую. И пускай она будет счастливой.

Постояли на месте будущей скважины. Лунин наметил, что делать остающимся до приезда буровой бригады. Здесь, на месте скважины, снять лес вокруг на сто метров, чтоб поставить вышку и обустроиться. Весь подходящий лес собрать для строительства.

- Вас сюда послали, думаю, не на один год,- добавил Лунин.- Будем искать нефть, пока не найдем. Не ждите, времени не теряйте, начинайте строиться. Жилье человек на двадцать пять. Туланов, ты дома строил?

- Приходилось. Деревенские…

- А городские нам тут ни к чему. Вот, давай, будешь за десятника, и строитель, и конструктор, и прораб. А за старшего до приезда мастера остается Мамедов.

Начали обустраиваться. Буровая бригада, двадцать два человека, во главе с мастером Семиненко прибыла на двух больших плоскодонках в начале сентября. Вода к тому времени спала, как ей и полагается летом, и они от Дзолью подымались целый месяц. Федору не привыкать жить в лесных, походных условиях. Охотничья избушка, шалаш, а то и два зимних костра с ночевкой между ними - под открытым небом, в снегах… как тогда, когда подфартило ему взять рысь. Но тут не в удобствах дело, не в них. А в том, чего ради человек все это терпит. Лишает себя крыши, над головой, чистоты тела, нормальной еды, отдыха… Ради чего? Ради ближнего своего, которому от твоего долготерпения станет лучше, сытнее - да. Ради этого стоит терпеть. Ради себя только - ну, это спорно: иногда и ради себя можно, а иногда такою целью и пренебрежешь, невелика беда.

А тут, в «командировке» на буровой… Тут деваться некуда. Хочешь ты, не хочешь - тебя не спрашивает никто. Надо. И все. Все объяснения. И выбора нету. А коли выбора нет, то в таких случаях остается у человека одно спасение, одна самозащита: жить не думая, терпеть бесслезно, работать - и глушить себя этой самой работой так, словно и нету ничего на земле иного…

Это, пожалуй, закон всякой неволи. И, подумав, решил Федор Туланов, что и в самом деле нет у него иной жизни, кроме как жизнь в работе. Срок ему определили немалый, сколько-то этого сроку он отмотал, сколько-то осталось. Искать справедливости… нет, он давно понял, что там, за пределами зоны, за лагерной проволокой, никто не заинтересован в его досрочном освобождении. Никто там правды для него, Туланова, не ищет и не станет искать. Перегибы объявили… вовсе не для того, чтоб - разогнуть. Оно, конечно, может, и накажут кого, для видимости, для блезиру… Но кого посадили, тот отсидит. И ладно еще, если в лагере не добавят… Вот этого надо бояться. Добавки. Надо так жить и так работать, чтобы ни у кого и мысли не возникло: добавить.

Федор Туланов так и зажил теперь. С одной только мыслью в голове: освободиться после конца срока, освободиться вчистую, безоговорочно, с документами. Найти детей. Собрать их снова в семью. Взять к себе мать, чтобы не жила крохами с чужого стола… А там видно будет. Можно будет жить в своем доме, в своей деревне - станет жить. Не можно… ну что ж, поселится в лесной избушке, самой дальней. С лесным зверем станет из одной миски хлебать, но из детей людей вырастит. Таких же, как он сам, как Ульяна, как отец-мать. Честных, простых, надежных.

Итак, он начал рубить лес вокруг будущей буровой. К концу дня только и мог, что до топчана дотянуться да и забыться мертвым сном. И потом, когда бурили скважину, Федор не оставлял к вечеру в себе никаких сил: лишь перекусить - чтобы можно было назавтра подняться и спать, спать, провалиться в сон, как в единственное спасение. Чтобы не оставалось ни места, ни времени на терзающие душу мысли. Чтобы не думать о могиле Ульяны… последнем ее прибежище… к которому он не смог даже руки приложить, чтобы хоть там-то ей было покойно…

День за днем, месяц за месяцем жил Федор только работой. Но и ждал весточку от детей. Еще с Луниным он послал письмо в деревянский детдом. И теперь ждал ответа. Вместе с ответом должна была прийти и уверенность: что живет он единственно правильной, единственно праведной жизнью - ради детей живет.

Целый год миновал, как послал он письмо. И вот, наконец, пришел ответ. Федор дрожащими руками вскрыл конверт, ему адресованный. Ожидал увидеть нетвердые детские каракули, а тут строгий почерк человека, который точно знает, чего он хочет от окружающих:

«Гражданину Ф. М. Туланову. Сообщаем вам, что письмо ваше, адресованное братьям и сестре Тулановым, дирекция детского дома получила. Да, Григорий, Георгий и Октябрина Тулановы находятся в нашем детдоме. Попали они сюда только потому, что их родители стали кулаками и выступают против Советской власти. Советское государство само взяло на себя все заботы по их воспитанию. От вас долго не было никаких известий. Но мы, их воспитатели и учителя, просим вас и в дальнейшем - воздержаться от посылки писем в их адрес. Не надо будоражить сознание детей и тревожить их сердечные раны. Дети не виноваты в том, какие у них родители. Я запретила передавать ваше письмо детям. Пусть растут спокойно, без ненужных волнений - и вырастут преданные делу Революции и большевистской партии люди. Дети за отцов не отвечают.

Директор детдома Потолицына Е. А.»

Ну, кажется, после всего пережитого и сам Федор Туланов мог сказать: да нету ничего на свете выносливее и крепче человека. Любую боль и любую муку может вынести, чего судьба ни определит…

Но тут… получив письмо, крепенько закусил Федор губу зубами - чтобы не наделать делов. Охватило его такое неистовое желание бить, ломать, рвать… С громадным трудом усидел он на месте, не сорвался, не натворил этих самых делов…

И только преодолев - огромным усилием воли преодолев мгновенное ослепление гневом, Федор загрустил: это что же за бабы такие пошли?.. Это ж какой бессердечной надо быть, чтобы такие слова написать человеку, да еще в неволю… И кто ж ей такие права определил, если она этакое писать не стесняется? И чему, скажите, люди добрые, чему такой человек может детей научить, оставшихся без отца, без матери?..

Нет, сколько пережито, сколько крови отдано, сколько слез пролито и в себе сожжено, но не мог Федор Туланов осознать своим простым крестьянским умом: до какой же степени человеческого бессердечия может дойти женщина, да еще почитающая себя воспитателем и учителем…

Нe укладывалось у него в голове!

Старшему майору Гурию о своей поездке в верховья Ижмы Лунин рассказывал в настроении весьма приподнятом.

- Думаю, Илья Яковлевич, с изысканиями в верховья Ижмы мы вышли очень своевременно. Как приехали туда, даже самое первое, поверхностное знакомство с районом дало весьма обнадеживающие результаты, у меня, например, появилось твердое мнение, что нефть там есть и мы найдем ее.

- Даже так? - недоверчиво улыбнулся Гурий.

- Совершенно так. Найдем. А глубоко ли она прячется - покажет бурение. Я на Чимъеле определил точку, где начнем бурить первую скважину. Она-то и даст нам картину залегания пластов, подскажет, в каком направлении искать. Должен сказать, что и те две точки, которые показал ваш охотник, тоже прямо говорят о большом подземном резервуаре… Тьфу-тьфу, не сглазить бы… Одним словом, я очень доволен поездкой.

- Хорошо, когда есть на что надеяться. Ну, а как показал себя, как ты говоришь, мой охотник Туланов? Твой проводник?

- С самой лучшей стороны. В работе себя не жалеет. Родные места подействовали на него удивительно: может без отдыха, без еды, если нужно, сутками ходить по тайге. Берется и делает любую работу. Ну… просто идеальный помощник в любой экспедиции. Да, я заходил в сельсовет. Говорил с председателем, кажется, Иваном Евстольевичем. Если ему верить, а мужик он, похоже, бесхитростный, то нашему Федору Михайловичу…- как бы точнее выразиться?..- сильно не повезло.

И Лунин пересказал Гурию свой рассказ с Уляшевым и о первом собрании, когда записывали в колхоз, и о втором, когда снова записывали, уже тех, кто не хотел записываться на первом. И о жене Туланова, о детях, о матери…

Показал справку, которую выдал ему Иван Евстольевич о хозяйстве Федора Туланова. Справка была на листке из школьной тетрадки. Гурий долго читал ее.

«Справка. Дана в том что крестьянин деревни Изъядор Туланов Федор Михайлович, рождения 1891 года, действительно тут проживал. До 1929 года апреля месяца. Семья Ф. М. Туланова была: жена Туланова Ульяна Ивановна, 1900 г., сын Григорий, 1919 г.,сын Георгий, 1921 г., дочь Октябрина, 1923г.

Другое козяйство крестьянина Туланова было: дом пятистенный - один (три комнаты, сени, сарай-сеновал), амбар - один, овин - один, гумно - один, лошадей - две, корова - одна и теленок - один, бык-производитель - один, водили на две деревни.

Также справка дана, что Туланов Федор Михайлович в 1917 году кронштадтским матросом делал революцию и штурмовал царский Зимний дворец, а в 1918 году в деревне Изъядор был председателем комбеда и состоял в красном партизанском отряде, для которого добыл в Усть-Сысольске оружие. Все время проживания в деревне он охотничал и крестьянствовал в своем козяйстве один с женой Ульяной, а помогали им малые дети, как положено. Эксплуатацией не занимался никакой, чужой труд не использовал. Жил хорошо, не дрался. Советскую власть никогда не ругал и против не выступал. В чем подписываемся и печатью заверяем.

Председатель Изъядорского сельсовета И. Уляшев. Секретарь М. Уляшева».

Гурий отпустил старшего геолога и некоторое время еще сидел и смотрел на справку. Потом, не откладывая, написал от своего имени письмо в Сыктывкар уполномоченному по внутренним делам: просил пересмотреть дело Туланова Ф. М. с целью исправления допущенного перегиба и освобождения Туланова из мест заключения. В том же письме Гурий сообщил дополнительные сведения об этом человеке: как в 1907 году Ф. Туланов помог бежать политссыльному большевику Гурию и провожал его по безлюдным местам коми тайги на протяжении сотен километров. А в текущем году, будучи осужденным по статье, указал для пользы Советской власти и ее поднимающейся экономики весьма важные места выхода природной нефти и газа, что ускорит промышленную разработку их месторождений. К своему письму Гурий приложил характеристику на Туланова, подписанную начальником третьего отдела, и справку Изъядорского сельсовета про тулановское "козяйство".

Когда установилась санная дорога, старший майор госбезопасности, подумав, отправил вместе с грузом для чимъельской командировки, специально в Изъядор для Тулановой Марии Анисимовны, мешок ржаной муки, три кило сахару, четыре пачки чаю.

Стоимость продуктов Гурий оплатил в кассу экспедиции из своей зарплаты. Федор Туланов об этом подарке матери в известность поставлен не был.

Перед Новым годом пришел ответ на обращение Гурия, но не из Сыктывкара, который стал столицей края, а из Москвы. Ответ был такой:

Старшему майору госбезопасности тов. Гурию И. Я.

Вы направлены для организации поисков и добычи нефти из недр земли. Категорически запрещаем вмешиваться в дела местных административных, советских и партийных органов с целью ревизовать их действия. Подобные незрелые поступки могут вызвать нежелательный политический резонанс со всеми вытекающими отсюда последствиями».

Письмо было подписано заместителем наркома… Гурий долго смотрел на знакомую подпись. Товарищи из Сыктывкара вместо того, чтобы по существу рассмотреть его просьбу, нажаловались в Москву в наркомат. Несолидно.

А на что, собственно, он рассчитывал? На их встречный восторг? На немедленное стремление опровергнуть самих себя?

Так, понятно. Мы пойдем другим путем, как сказано в Писании…

Ответ на свой запрос старший майор Гурий положил в самый дальний угол сейфа.

Не мог он тогда еще знать, даже предположить не мог, что его попытка освободить невиновного, а позже все же - досрочное вызволение Туланова, ударника труда, из неволи будут расценены как защита «кулацких» и «контрреволюционных элементов» и через несколько лет это будет стоить ему собственной жизни.

А в Чимъельской командировке дела шли ни шатко ни валко. Мастер, конечно, старался и подгонял и хотел поскорее приблизиться к нефти. Экспедиция торопила мастера, а он - бригаду. Все так. Но северная земля не спешила отдавать свои скрытые богатства. Видать, не нравилось ей, чтоб ее без конца долбали, дырявили. А долбили и долбали целыми сутками напролет. Это - когда все ладилось. День и ночь на буровой скрипело, стучало-грохотало. Металл об металл. Дерево об дерево. Но если что-то ломалось, на буровой устанавливалась долгая тишина. Простой болт полетит - а ехать нужно аж на самую Дзолью: летом на лодке больше недели плыть да обратно подыматься - того дольше. В итоге какой-нибудь паршивый болт, которому не было замены, оборачивался полумесячным стоянием. В такие вынужденные остановки мастер Семиненко (по предварительному приказу экспедиционного начальства) умел занять людей, бездельничать не давал. Так и начали рубить сквозь тайгу широкую трассу на Сухое болото. Для зимника. Чтобы в снегах не мучиться, когда приспеет перебираться туда, на Сухое.

А однажды трехметровый шкив балансира - бес его попутал! - соскочил с вала да еще и от широкой ленты, на него накинутой, освободиться сумел. Шкив весом в десятки пудов сорвался и легко снес угол барака. Затем, подпрыгивая, пошел, пошел-покатился вниз, прямо в ручей, в Чимъель, это метров триста, никак не меньше. Да там и завалился. И вот, поди, поверь: на своем пути эта махина только за угол барака и задела, а больше, на всем протяженье - не тронула ни единого толстого дерева. И все это - в минуту единую! Зато обратно его водворяли целые сутки. Двадцать человек, словно муравьи, облепили проклятое колесо со всех сторон и катом катили его вверх по косогору, уцепившись за веревки, подпирая вагами, матерясь и выворачивая суставы…

Но постепенно в землю вгрызались все глубже и глубже. А стало быть, все ближе к нефти. Такая надежда была. Федор Туланов примирился с судьбой, успокоил себя неотвратимым решением - работать и ждать окончания определенного ему срока страдания. Он окаменел сердцем и весь отдался черной работе. Прикрываясь ей как щитом от всех бед подневольного времени.

Будет ли конец? Ведь пять лет уже минуло, как тянет он лямку, которую - нет,- не просил у судьбы…

Мог ли Федор подумать, что конец его страданиям как раз и был тут, в забое той скважины, которую бригада пробивала к нефти… И конец этот начался пугающим грохотом и сильнейшей вонью сероводорода.

Непонятные, тревожные звуки Туланов услышал часа через два после начала своей смены. Скважина, словно живое существо, стала вдруг недовольно пыхтеть, вздыхать, подергиваться… Сильно пахнуло неприятным запахом, Федор и без того терпеть не мог этого духа, а тут хоть святых выноси…

Туланов уже больше года работал ключником, такого чуда на его памяти еще не было. Он послал рабочего за мастером и геологом, а сам, с другим подсобником, спешно подцепил буровой канат, чтобы поднять инструмент. Но не успели они и половину длины бурового каната намотать на барабан, как прямо над ухом - дуплетом - бабахнули из орудий главного калибра…

Прямо па глазах из скважины вдруг вынесло длинный черный снаряд… и верхней половины вышки словно бы вообще не бывало: выскочивший из-под земли страшный зверь снес всю верхнюю часть вместе с закрепленным там кран-блоком и тартальным роликом.

В лицо Туланову, в грудь полоснуло жесткой грязью, тухлыми яйцами, удар был тяжелым - Федор отлетел в сторону сажени на две. Там же оказался и его подсобник. Не успели подняться с пола, скважина заревела вторично у Федора душа в пятки ушла. Он только и смог крикнуть:

- Пош-шел отсюда! все! скорей!

И сам своего голоса не услыхал - скважина ревела уже без перерыва. Но людям повторять не пришлось: всех словно вымело с буровой. Побежал за ними и Туланов. Уже в лесу, довольно далеко от вышки, они встретили Семиненко, Мамедова и всех остальных свободных от вахты.

- Живые?!- закричал мастер, и что-то вроде радости обозначилось на его растерянном лице.

Туланов остановился и обернулся назад. Из-под остатков буровой вышки, саженей, поди, на пятьдесят, не меньше, поднимался к небу голубой столб-фонтан… Это было необыкновенно красиво и жутко. А в основании фонтана, там, где должно было быть устье скважины,- там ревело и завывало, да с такою страшною яростью, будто силком загнали туда сотню медведей во время течки…

- Что же это?- только и спросил Федор.

- Кажись, в нефтяной пласт врезались!- стараясь перекричать рев буровой, ответил Семиненко. И длинно, замысловато выругался:-…мать так и этак… Не успели подготовиться! Как мы теперь такой фонтан задавим?..

- А где же нефть?!- недоумевал Туланов.- Нету же?

- А вот этот газ поверх пласта весь вылетит, за ним и нефть пойдет!- пообещал мастер.

- Нет, ребяты… вряд ли,- покачал головой геолог.- Такой газовый фонтан… впервые вижу… Похоже, братцы, мы врезались в газовое месторождение…

- А-а…- схватился за голову Семиненко.- Ле-еша-ак машина! Да ежели он загорится - все ж пропало! Тут до конца своих дней не потушишь…

- Зачем же загорится, если сами не подожжем?- удивился Туланов отчаянию мастера.- Радоваться надо…

- Обрадуешься… Да камешек покрепче вылетит из скважины, чиркнет по металлу… вот тебе и пожар! А его разве потушишь? Ты глянь, какой напор!

- Давление… сверх меры…- сказал геолог.- Надо бы смерить…

- Чем тут смерить?

- Да хоть «вертушкой» своей…

- Вертушкой… да с нею теперь близко к скважине не подойти,- сомневался Мамедов.

- А давай я попробую,- решился вдруг Туланов.- Была не была. В мою смену он, лешак, вырвался, мне его и мерить.

В завывающую буровую Федор заходил, словно в самом деле - к сотне медведей в гости… Мурашки поползли по спине… если бы не десятки глаз там, сзади, наблюдающих из леса, повернул бы вспять. Он попробовал смерить силу газового фонтана, но сразу стало страшно: кроме оглушительного рева внутри буровой там, по кругу, метался сильнейший ветер-вихрь, словно попал в западню и искал выход… Когда Федор подошел к газовому столбу, рвущемуся из-под земли, ему показалось, что вот этот столб сейчас затянет его и - выбросит вверх, на стометровую высоту… Он хотел было сунуть вертушку в ревущий столб, но она словно в кирпичную стену ткнулась, вырвалась из рук и улетела в небо. И снова Федор убежал с буровой.

Мастер установил вокруг буровой круглосуточное дежурство, попеременное, но в первую ночь никто в барак не вернулся: боялись пожара или еще неизвестно чего… Ежились в лесу промеж деревьев.

Ни на второй ни на третий день газовый фонтан не утих, и голос его не ослабел. Бригада начала к нему даже привыкать, хотя тревога, конечно, не покидала. Буровой мастер строго-настрого предупредил, чтоб в окружности на километр никто не смел зажигать никакого огня, ни одна искорка не должна выскочить ниоткуда… Работников котлопункта со всеми их котлами и плитами отправили на берег Ижмы. А вечером третьего дня Семиненко вызвал в свою конторку Туланова:

- Тебе, Федор, и только тебе могу поручить… Доставишь в Дзолью срочное донесение: что здесь стряслось. Вот пакет, тут все по-научному. Отдашь Лунину, либо Криволапову, либо самому Гурию. Понял?

- Как не понять.

- Бери в помощники кого хочешь, Федор. Бери пропитания на двое суток. И чеши - одна нога здесь, другая - там. Ждать нам больше нечего, слышь как ревет… Ешьте - пейте по очереди, спите по очереди, но чтоб как можно быстреe. Понял?

- Понял, конечно.

- Да ни черта ты, Туланов, не понял!- вдруг заорал мастер, давая волю нервам, натянутым вот уже который день. Большое мы богатство нашли, Туланов! Очень большое! Да только не в радость оно. Мы здесь как на пороховой бочке сидим. И я ничего не могу сделать без помощи из Дзолью. Срочная помощь нужна, самая срочная, понимаешь? Теперь от тебя зависит, как быстро они нам помогут.

- Я с собой Ветошкина возьму, он умеет на шестах по реке… Мы на завтра и откладывать не будем, сегодня пойдем. Июнь, слава богу, ни фонаря не надо, ни луны. Еды нам сделайте побыстрее, да и двинемся…

Семиненко и Мамедов проводили посланцев до лодки. Туланов гнал день и ночь. Отдыхать ложились по очереди в носу лодки на старенький бушлат да таким же бушлатом прикрывались сверху. Федор впервые подумал: интересно, сколько же верст от Чимъеля? Двести пятьдесят? Триста? Господи, да кто тут считал… Если без особой спешки, по-человечески, то туда и обратно плавают по полмесяца. А тут управились за ночь, день и еще одну ночь. Устали, конечно, здорово, особенно досталось им от устья Ухты, когда пришлось идти вверх на шестах.

Как пришли в Дзолью - глаза вытаращили, отсюда три года назад отплыли, теперь не узнать - как все переменилось. Сколько вышек торчало и на левом и на правом берегах. А домов-то сколько, домов!.. Целый город успели выстроить. Сразу выйти на берег сил не было, причалили и тут же, в лодке, не спеша поели. Здесь их никто не ждал, и, стало быть, стол им никто не накроет.

Договорились: Федор найдет начальство и передаст пакет, а Ветошкин, чтобы никому глаза не мозолить, тут и останется, будет караулить лодку, да здесь и отдохнет, на бушлатах. Лодка, как ни говори, принадлежала буровой бригаде, глупо было бы «подарить» ее какому-нибудь проныре…

Фуфайку и зимнюю шапку Туланов оставил в лодке, пошел искать начальство в одной куртке. Искать-таки пришлось, контора переехала. И оказалась в чудном, с тремя длинными крыльями, разузоренном здании, построенном между высокими соснами. Дом был весь деревянный, но умельцы приложили руки - и наличники, и свесы, и полотенца деревянные - картинка, а не дом. Экспедиция, судя по всему, помаленьку уходила от эпохи бараков. Федор прошелся по одному длинному коридору, думал, может, кого знакомого встретит. Нету. Затем по другому, такому же длинному. И там - никого. Он открыл дверь с табличкой «Геологическая служба». В небольшой комнате было четыре стола. Сидели какие-то незнакомые мужики, носы в бумагах.

- Лунина бы мне… Олега Петровича…- спросил Туланов.

Один поднял голову, внимательно смерил Федора взглядом. Кивнул на еще одну, внутреннюю дверь:

- Олег Петрович там, у себя.

Туланов ладонью пригладил лохмы на голове и приоткрыл указанную дверь. С того времени, когда они вместе бродили по лесу, ведя Серко на поводу, Лунин к ним в бригаду больше не приезжал. Но Туланов узнал его сразу. А вот Лунин долго смотрел на него, видно, пытаясь вспомнить, где видел. Бывает же такая скорая память…

- Кажется… из Чимъеля? Туланов… так?

- Туланов,- кивнул Федор.- Пакет я вам привез, Олег Петрович. Срочный.

Лунин сначала вышел из-за стола и за руку поздоровался с Тулановым. Заулыбался, видимо, вспомнил по-настоящему.

- Садись, Федор… Михайлович вроде? Рассказывай, какие новости у вас в Чимъеле. Что хорошего?

- Так чего рассказывать, Олег Петрович… Все хорошее - в пакете, вот. Там же и все плохое.

Лунин изменился в лице.

- Вот как… Посмотрим…- и вскрыл пакет. Прочитал он очень быстро и сразу заторопился:

- Идем, Туланов. Надо срочно доложить Гурию.- И тут же вышел из кабинета, уверенный, что Федор идет следом.

Проходя через первую комнату геологов, Лунин бросил помощнику:

- Мальцев! Найди Криволапова. Срочно. Хоть из-под земли. И скажи, чтоб бегом бежал к Гурию. Все бросай, Мальцев! Беги!

И сам почти бегом понесся по коридору, не оглядываясь, на Федора. Лишь перед тем как войти в кабинет начальника экспедиции, обернулся и коротко приказал:

- Жди здесь.

Из коридора теперь не сразу попадали в кабинет к старшему майору госбезопасности, как было в том, первом, бараке. Теперь сначала надо было пройти предбанник, где ожидали приема. Тут сидел помощник Гурия, молоденький такой, в гимнастерке. Вдоль стен цепочкой стояли стулья. Федор не стал ждать приглашения, сел. Через короткое время появился Криволапов, очень озабоченный, и, не глядя по сторонам, прошел в кабинет Гурия. Секретарь в гимнастерке слова ему не сказал, только проводил взглядом. А вскоре показался Лунин и кивнул Федору: зайди.

Гурий поздоровался с ним тепло, но коротко, пригласил сесть за длинный стол под зеленым сукном.

- А ну-ка, Федор Михайлович, расскажи своими словами, как там у вас складывается…

Туланов рассказал о случившемся, ему легко было рассказывать - сам всему был свидетелем. И как скважина сначала заскворчала, а потом грохнула да и снесла верхнюю половину вышки. И как взлетел в небо голубой фонтан, который вблизи был обыкновенный, серый. Почему вблизи?.. Да как сказать… а, ну да, Федор же сам вызвался померить давление у того столба. Сунулся туда с вертушкой. Как - какое? Да унесло ту вертушку, к чертовой, извините, матери… Он твердый был, этот серый и голубой столб газа. Как дерево - твердый.

- Как отплыли от Чимъеля,- уточнил Федор,- около часа еще слышно было, как гудит…

Гурий слушал рассказ Туланова, прохаживаясь по кабинету, большие пальцы рук он засунул под ремни, голову наклонил, слушал внимательно. Федор, рассказывая, следил за ним, поворачивая голову.

- Ну, главные спецы, что скажете?- Гурий остановился у стола и строго посмотрел на Криволапова и Лунина.

- Судя по докладной… и по рассказу Туланова… мы открыли месторождение газа. Это большой успех, Илья Яковлевич. Но открытый фонтан - это и громадная опасность. Да к тому же под большим давлением…

- Как закрывать станем?- спросил Гурий. Криволапов ответил неуверенно:

- В Баку мне приходилось задавливать открытые фонтаны. Но - нефтяные, и не слишком большого давления. А тут газовый да еще… твердый… Пока не знаю. Ясно только одно, надо задавить его как можно быстрей.

- Что нужно для этого?

- Насосы высокого давления. Остальное там на месте найдем.

Гурий подумал:

- Полдня тебе сроку, Иван Васильевич. Быстро готовь оборудование и людей. И сегодня после обеда отправляйтесь в Чимъель вместе с Тулановым.

- Люди в Чимъеле есть… А вот толковый механик по насосам мне понадобится. Прикажите, чтобы выписали пропуск,- попросил Криволапов.

- Сам отбери, кто тебе нужен. Скажи Климкину - пусть по твоему списку даст пропуска, а я подпишу. Пусть подберет бурлаков, лодки придется тянуть. Сколько километров до Чимъеля по воде?

- Двести шестьдесят пять намерили,- сказал Криволапов.

- Так… Можно лошадьми подыматься вверх по течению по десять километров в час?- спросил Гурий.- Думаю, можно. Если расставить лошадей по реке, чтобы была замена, можно и быстрее. Две лошади тянут, две идут выше и ждут. И так - сменяться все время. А? Посчитайте, сколько сменных лошадей, сколько людей понадобится. И возьмите столько, сколько нужно, чтобы не останавливаться ни на минуту. А перед людьми поставить задачу в приказном порядке: через сутки быть там.

- Илья Яковлевич… двести шестьдесят пять километров… за сутки… невозможно,- покачал головой Криволапов.

- На сменных лошадях? Еще как возможно! Отберите надежных людей. О стимулах подумайте. Дополнительный паек. Пропуск на вольный выход. Словом - давайте ваши предложения. Сами же головой качаете: большая опасность загорания… Так - спешите! Ладно: срок - тридцать шесть часов. И ни минуты больше. А сами завтра же полетим на гидроплане. Найдется там плес для приводнения?- обернулся к Туланову Гурий.

- Есть плес… прямо к устье Чимъеля начинается, с километр длиной. Если хватит, конечно…

- Триста метров ему хватит. Все. Готовьтесь. Ты, Иван Васильевич, распорядись, чтобы Туланова и его напарника накормили. И провизии с собой взять на двое суток. Не больше!- жестко приказал Гурий.- Если подымутся за сутки, то суточную норму отдать людям как призовой фонд. Все разошлись готовиться.

…На двух груженых лодках плыли до устья Ухты, а там уже поджидал их первый верховой. Лошадь была в хомуте, ездовой сидел в седле. Позади большой груженой лодки поставили ту, на которой Туланов приплыл из Чимъеля. К поперечине, укрепленной в середине первой лодки, привязали крепкую пеньковую веревку, а другой ее конец - к гужам хомута. Механика по насосам усадили в заднюю лодку, а Туланов с Ветошкиным, с шестами, забрались в первую, груженую. И начался «марш-бросок». Не столько, конечно, марш, сколько - бросок. Шли, не останавливаясь ни на минуту, только перепрягали лошадей. И кто поверит, что с устья Ухты до Чимъеля можно подняться за сутки! Да никто бы никогда, из самых даже опытных охотников и рыбаков местных - не поверили бы. А вот поди… Лошадино-лодочный отряд прибыл на место на второй вечер, сразу после захода солнца. Прикинули: получилось - за сутки и девять часов одолели этакую силу километров…

И вряд ли кто особо думал про «стимулы», это уж Федор позже сообразил. Не до стимулов было. Узнали: гидроплан прилетел днем и уже улетел обратно. Гурий был лично и тоже уже улетел. А Лунин и Криволапов ждали, дождались, сразу начали командовать разгрузкой насосов и отправкой всего оборудования к буровой.

И еще две недели Криволапов руководил буровиками, ликвидировал аварию. И ведь задавил фонтан! Успокоил и заковал в железо.

Металлическую заглушку Иван Васильевич затянул сам, выпрямился и вытер рукавом рубахи пот с высокого лба. Довольный, погладил пышную бороду. Затем обнял Лунина, тот стоял рядом.

- Поздравляю, Олег Петрович! Газовое месторождение в наших руках. Показывай, где бурить новую скважину…

Через час собрались все вместе, геологи и рабочие. Сказали нужные речи. Взяли правильные обязательства. Поздравили друг друга с победой. Лунин точку забуривания показал почти рядом с первой скважиной. Но сто пятьдесят метров южнее. Там опять установили столбик. И затесочку сделали. И чернильным карандашом написали про скважину номер два… Как простенько все поначалу, почти по-детски. И как долго, серьезно надо работать, чтобы закончить надежной заглушкой…

В тот же вечер Лунин с Криволаповым уплыли. До конца августа никто бригаду не тревожил. Они готовились забуриваться на новом месте. Но однажды над Чимъелем снова прошумел гидроплан, сделал круг и сел на плес. Семиненко побежал к реке встречать начальство. Оттуда возвратились уже впятером: сам Гурий, Криволапов, летчик и какой-то незнакомый молодой парень в шинели и с портфелем. Всех созвали в жилой барак, на собрание. Выступил там Гурий.

- Я хочу сказать всем: наша экспедиция за короткое время открыла два нефтяных месторождения. А здесь мы нащупали богатое газовое. Это ваша большая заслуга и ваша победа. Советское правительство высоко оценило вашу работу. Те, кто особо отличился в поисках и добыче подземных богатств северного края, отмечены наградами. Среди награжденных в вашей бригаде хочу назвать Туланова Федора Михайловича…

Федору стало зябко.

- Это Туланов указал нам газовое месторождение и, значит, ускорил его открытие. Заслуга очень, очень серьезная. Да и работал он не жалея сил, ну, сами знаете, не мне вам рассказывать про вашего же товарища.

Долгонько их тут никто «товарищами» не называл… А Гурий продолжал:

- За эти заслуги правительство пересмотрело и сократило Туланову Федору Михайловичу срок пребывания в заключении до пяти лет и четырех месяцев. И уже со второго августа этого года Туланов Федор Михайлович освобожден от дальнейшего несения наказания по статье, которая ему инкриминировалась…

У Федора помутилось сознание. Он прикрыл глаза и прислонился затылком к стене барака.

- Одновременно Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет наградил Туланова Федора Михайловича почетным знаком «Ударник-ухтинец» и ста пятьюдесятью рублями. А экспедиция выплачивает заработную плату за август, которая ему причитается как свободному человеку: это еще пятьдесят рублей. Федор Михайлович, подойди-ка сюда,- попросил Гурий. А у Федора ноги отказали, не мог встать…

Потом подошел. Медленно, неуверенно. Гурий передал Федору расписную грамоту, маленькую коробочку со значком, книжку-удостоверение и конверт. Подчеркнул:

- Вот здесь, Федор Михайлович, справка. По ней тебе в любой раймилиции выдадут новый паспорт. И крепко пожал руку. Такие же знаки и справки об освобождении выдали мастеру Семиненко и Кузьме. Но Туланов все это уже плохо слышал и видел. Хотелось немедленно побежать в лес… А ноги совсем отнялись. Только одна мысль стучала в голове: «Воля… Господи, свобода… Хоть сегодня можно уйти… Вот оно, и не надо больше ничего в жизни, только бы свободным стать…»

Гурий попросил Федора проводить его до речки, сразу после собрания он уезжал. Туланов подошел к нему на улице.

- Ну, Федор Михайлович, как себя чувствуешь?- Гурий прищурился и слегка улыбнулся.

- Да вот… не знаю пока,- признался Федор.- Боюсь, не снится ли мне…

- Слишком хорошие сны хочешь видеть,- похлопал его по плечу Гурий.- Что думаешь дальше делать?

- Еще не успел… Одно знаю: сразу пойду искать могилу жены. Найду, поклонюсь. Потом детей отыщу, прощения у них попрошу. Хоть и не по своей воле покинул их, а все-таки… виноват.

- Найди, Федор Михайлович, сделай как совесть велит. А потом возвращайся обратно. Ты сейчас бурильщик квалифицированный, дальше можешь и мастером стать. Хорошие работники нам нужны. Будем здесь города строить…

- Юрий Иванович,- повернулся Гурий к провожавшему его Семиненко.- Туланова одеть и обуть. Во все чистое. Нельзя уходить в люди в рабочей робе. Давайте высоко держать марку экспедиции…

- Сделаем, Илья Яковлевич,- пообещал бурмастер. Его и самого покачивало от радости. Гурий попрощался с ними на крутом берегу Ижмы. Крепко пожал руки. Сказал Федору:

- Где меня искать, знаешь. Потребуюсь - приходи. Будь здоров, Федя. Сделал для тебя все, что мог. Рад, что получилось.

И Гурий спустился к ожидавшему гидроплану. Самолет сильно завихрил гладкую поверхность воды, разогнался и плавно оторвался от реки. Исчез за кромкой леса. Яркое солнце снова поднялось в небо, согрело Федора. Назавтра он уйдет. Федор договорился с Кузьмой, чтобы тот передал матери письмо и деньги. И все другие написали письма и отдали Кузьме, чтобы он, наклеив марки, бросил их в «вольный» почтовый ящик. Мастер выдал Федору новую одежду. Дорогу Федор хорошо знал; отсюда выйти прямо на старый зимник и - пешком - на Кыръядин…