"Тень всадника" - читать интересную книгу автора (Гладилин Анатолий)

Часть вторая

I. ПРОФЕССОР САН-ДЖАЙСТ

Какой-нибудь мелочи да не предусмотришь. Например, неудобно часами просиживать в кафе, когда у тебя под пиджаком за поясом заткнут пистолет. А ведь, казалось, рассчитал все до деталей, вплоть до вынужденной - подчеркиваю, вынужденной - перестрелки, чтоб ненароком не задеть какого-нибудь занудливого типа, который сначала предпочтет доесть свой салат, а уж потом нырнуть под столик. Мне возразят: такого не бывает. При первом же хлопке местный народ, воспитанный на гангстерских фильмах, сползает на пол. Однако многолетний опыт, вековой опыт спецслужб учит: в жизни все бывает. Я обладал этим опытом, но не имел элементарных навыков рядового оперативника. Пистолет мне мешал.

Шахматную партию в мавзолейном кафе на Вилшер-бульваре я разыграл ходов на двадцать вперед. В принципе я желал всего лишь побеседовать с глазу на глаз с мистером Кабаном. Разумеется, мистер Кабан такого желания не испытывал, но у меня был веский аргумент за поясом. Усложнение комбинации: мистер Кабан появляется с двумя "буграми", и у них в карманах джентльменский набор последних моделей стрелковых игрушек и на плече болтается АК. Маловероятно? Лос-Анджелес - не Москва, тут так просто носить оружие не разрешают? В жизни все бывает! Тогда в чем смысл комбинации? В том, что товарищ, он же господин Кабанов, займется в свою очередь расчетами. Раз я внезапно возник пред его светлы очи, то, естественно, не один. Искать милого господина в течение года, найти на краю света и так глупо подставиться? Значит, с четырех углов второго этажа на его гоп-компанию наведено как минимум по гаубице. Или публика в самообслужке, включая толстую буфетчицу, - сплошь переодетые полицейские. Человек с травоядной фамилией знал про меня не все, но достаточно, чтоб предположить: я буду действовать, используя официальные каналы. Если дело так далеко зашло, нельзя мне давать повод "при попытке к бегству" или "оказав сопротивление". Тем более что я приглашаю его среди бела дня не в темный лес или пустынный пляж, а в свой номер гостиницы. Поедем на такси (стоянка за углом). Его команда последует за нами и закажет коктейли в баре. Господин Кабанов подумает, что в гостинице в центре города ничего плохого не случится (тут он ошибается: в жизни все случается) и он сможет отмазаться. Он мне будет вешать лапшу на уши или приоткроет серьезный след. Ему же выгодней, чтоб я навсегда исчез с его горизонта. Итак, мы в непринужденной обстановке поговорим по душам. Что он мне скажет - я догадываюсь. Мне важно, как он это скажет. И тогда я кое-что пойму. И сделаю соответствующий вывод. Включая...

Конечно, я предусматривал - вероятность на восемьдесят процентов, - что мистер Кабан никогда в кафе не появится. Предупредили? Не думаю. Я свое пребывание в Калифорнии не афишировал, и он не был связан с университетскими кругами. Причины гораздо прозаичнее: уехал в Мексику, заболел, надоело диетическое меню, познакомился с бабой, которая у себя дома кормит его шашлыками плюс специфическое обслуживание (а здесь - самообслуживание), к тому же у меня могла быть ложная наводка, ну и, главное, чтоб сразу, с первой попытки, мне поднесли на блюде жареного Кабана? Слишком жирно, такого в природе не бывает! И я сидел в кафе без особой надежды, отрабатывая вариант, ибо, повторяю, в жизни все бывает.

Кстати, теория и практика рекомендовали сидеть в кафе с женским полом. Одинокая фигура подозрительна. На пятый день я стал подбирать кандидатуры среди постоянных клиенток. Стайки конторских служащих отпадали. Кто оставался? Два крокодила, дама без возраста и нервная эксцентричная особа, которая явно выжидала, когда у нее кто-нибудь попросит соль или перец, чтоб закричать о сексуальной агрессии. В Америке есть такой тип женщин: жаждут, чтоб к ним пристали, жаждут поднять скандал, да к ним почему-то не пристают...

И вдруг. За соседним столиком.

В разных странах, на континентах и даже в родном Париже я привык встречать людей, которых, казалось, знал давным-давно. Точнее, двойников этих людей. Вот парень из моего класса. Он чуть повзрослел, но такие же густые рыжие кудри, веснушки на розоватых щеках, то же выражение глаз. Невольно хочется хлопнуть его по плечу и спросить: "Ca va? Сколько лет не виделись?" Действительно, сколько? Что-то много. И того парня, с которым мы сидели на одной лавке, давно уже нет в живых... Однако природа не ленится, штампует копии.

Она сняла с подноса болик с бульоном, квадратную чашку с рубленой морковкой, отодвинула поднос, окинула зал быстрым пристрелочным взглядом (на секунду задержав его на мне) и углубилась в процесс еды.

Какое знакомое лицо, какие знакомые повадки! Когда она еще раз на миг подняла глаза, мне почудилось, что это молодое создание прямиком сошло с картины Давида. Жозефина Богарне - ну покрупнее, несколько потяжелевшая, но подлинная Жозефина - уплетала за соседним столом рубленую морковку! Жозефина Богарне любила носить шляпки. На американской Жозефине был темно-синий берет, что довольно редко в Калифорнии. Виконтесса Богарне не была красавицей в строгом смысле этого слова, ее преображали глаза. Видимо, я нарушал приличия, уставившись на обладательницу берета как на живописное полотно. Меня опять удостоили взглядом, мелькнули искры - эффект Жозефины, сразу другое лицо!

М-да, такое совпадение! Гражданин Давид, член Комитета безопасности (впоследствии - придворный художник Императора), ворочался и чертыхался в гробу.

На следующий день я заметил темно-синий берет еще в очереди у кассы. Калифорнийская Жозефина чуть замешкалась в середине зала, но, поймав мою улыбку, решительно направилась к моему столику, села напротив.

Тут я только сообразил, что все это значит. Привет от Системы! Я не верю, что люди, регулярно получающие зарплату, настолько проницательны и любопытны, чтоб заинтересоваться убийством в Париже и связать его с моим визитом в Америку. Однако в Лос-Анджелесе я прикоснулся к Системе. Доул мне купил пистолет и оформил лицензию на ношение оружия. Доул поклялся держать все в секрете. Он был мне многим обязан, и я поверил. Старый осел! Дальше вопрос техники. Техника на грани фантастики Нынче не шпионы - компьютеры не дремлют. Вот откуда ложная наводка на кафе Вилшер-бульвара. За мной наблюдали и разгадали мои намерения.

- Вам понравилось здесь? - спросила Жозефина из Системы. - Вкусные салаты с малым количеством калорий. Полезно для здоровья.

Перевод с английского на язык Системы: "Мы о вас заботимся. Мы не хотим, чтоб вы натворили глупостей".

Какого хрена они суют повсюду свой нос? Это мое личное дело. И я за него в ответе! Ненавижу...

- Ненавижу, - сказал я, - диетическую кухню. Как все американки, вы озабочены калориями. Национальное помешательство.

Моя реплика явно не укладывалась в их схему. Но Жозефину это не смутило.

- Тогда, извините за грубость, зачем вы сюда приперлись?

Честная постановка вопроса. Потрудитесь выложить карты на стол. Держи карман шире!

- Догадайтесь.

- У вас странная манера заводить знакомства. Начинаете с оскорблений.

Перевод с английского на язык Системы: "Как хотите. Мы не торопимся Продолжим наши игры".

И все же почему они обращаются со мной, как с мальчишкой? Меня взять фронтальным наскоком? Ведь я же ветеран Системы и сам, бывало, плел такие сети...

- Видимо, элементарная зависть. Девочка, я вам в отцы гожусь. Это мне надо соблюдать диету. А в вашем возрасте...

В любом возрасте, когда кушать подано - надо есть. Иначе ни в какие ворота не лезет. И теперь я мог рассматривать копию с картины Давида без стеснения. Девочка хорошенькая, что лишь подчеркивало: американцы как были, так и остались дилетантами. Я не киногерой, не знаменитость и на миллионера не похож. К такому, как я, красотки не подсаживаются. Раз подсела, значит, подослана - вот нормальная реакция профессионала. Но у детей Голливуда своя схема. Они ее блюдут, вопреки здравому смыслу.

- Ваш салат с креветками вы слопали без отвращения.

Перевод: со мной все же веселее, чем с пожилой каракатицей.

Возможно, они в чем-то правы. У них тоже опыт.

- Faisable.

- Французское словечко? Что оно означает?

Означает: в чужой монастырь со своим уставом не суйся. Принимаю ваши правила.

- В данном случае - "вполне сносно".

Улыбка Жозефины. Мистика!

- Догадалась. Я вам кого-то напоминаю. Кого-то из вашей молодости. Судя по мировой тоске, которую прочла в ваших глазах, вы любили эту бабу.

Система напрашивается на комплимент. А ведь действительно, они классно сработали. Найти в короткий срок двойника Жозефины - невероятно! Мне дают тонкий намек, и я его пока не очень понимаю.

- Браво! Какая умная девочка! Сейчас ваш обеденный перерыв кончается и вы спешите на службу. Но я приглашаю вас вечером в настоящий французский ресторан. Еда - это не только калории...

- Папаша... извините, сами сказали, что в отцы мне годитесь... Ну и темпы у вас! С места в карьер. Так вот, несмотря на мой юный возраст, я все-таки знаю, что бесплатных ужинов не бывает.

Калифорнийская Жозефина за словом в карман не полезла. Готовый ответ. Значит, их схема такой поворот предусматривала. Пошел охотиться на Кабана, а меня самого гонят, как зайца. Последняя попытка запутать след:

- Бывает. Для меня это воспоминания молодости. И вообще, я не по этой части.

- Жаль...

Тут она неплохо сымпровизировала. Способная девочка!

* * *

В старые добрые времена, если к человеку из Системы обращался его коллега с конфиденциальной просьбой, человек шел на риск, просьбу выполнял и язык держал за зубами. Особенно, если они с коллегой находились на разных полюсах Системы. Это не считалось должностным проступком, наоборот, негласно поощрялось. Ведь сотрудник таким образом приобретал средство давления на другой лагерь, в нужный момент мог потребовать вернуть должок и получал какую-нибудь информацию, которую, кроме него, никто бы не добыл. Звенья Системы, все крупные разведки и контрразведки мира, функционируют по принципу "услуга за услугу". Довольно часто в процессе обмена продавец обвешивает покупателя, что ж ловкость рук входит в правила игры. Но если пытаются всучить тухлятину, Система этого не прощает и в конечном счете наказывает. Сохранять баланс - в интересах Системы. Когда пишут о славных победах того или иного звена Системы (разведки), обычно умалчивают - что было дано взамен. А взамен давали (не сомневайтесь!) архиважные сведения, да только противоположная сторона не сумела или не успела ими воспользоваться: военное поражение, крутой поворот в политике...

Увы, азартных людей с размахом, с воображением в Системе остается все меньше и меньше. Почему? Служба стала цивильнее, безопаснее. Раньше человек, попав в Систему, мечтал дожить до сорока. Нынче с молодых лет думают о пенсии. Поэтому Доул и повел себя как сукин сын, вернее, как мелкий дисциплинированный чиновник - тут же доложил начальству. Однако идея (кому бы она ни принадлежала) приставить ко мне Жозефину была оригинальна, и я это оценил. Прервать контакт, улететь к чертовой матери? Не очень красиво, и рикошетом ударило бы по Жозефине, дескать, не справилась. Нет, пусть девочка работает, набирает очки. И в Жозефине - Дженни ее звали - чувствовалось что-то неординарное, врожденный талант, с ней было приятно общаться. Мы дважды ходили в ресторан, и, казалось, я кое-что ей подбросил для рапортов. А кому она их адресовала - ей-богу, меня не заботило.

Беззаботный, бескорыстный рыцарь печального образа, каким я себя усиленно изображал!

Ну... не совсем.

Во-первых, я уже не испытывал неудобства от игрушки, заткнутой за поясом. Ведь мне дали понять, что зря я занимался самодеятельностью на Вилшер-бульваре. Игрушку спрятал в чемодан.

Во-вторых, информация о кафе на Вилшер-бульваре не исключала, что Кабан водится где-нибудь в окрестностях Лос-Анджелеса. И может, по их схеме, Дженни Жозефина должна мне будет шепнуть пару слов на этот сюжет.

В-третьих (и главное), зачем они все это затеяли? Оградить меня от моих же импульсивных поступков, непродуманных действий, обеспечить комфортабельный отдых на калифорнийском побережье? (Сакраментальная фраза: "За счет американских налогоплательщиков".) Во что я точно никогда не верил, так это в альтруистичность Системы. Значит, у них есть какие-то свои соображения, о которых они мне найдут элегантный способ сообщить.

И я с восторгом принял предложение прогуляться в воскресенье по пляжу Окснарда.

* * *

Океан был тихим. (Гомерический хохот на галерке!) Я в том смысле, что мощные водяные валы, днем и ночью накатывающие на берег Лос-Анджелеса, в Окснарде куда-то исчезли. Серая, с голубыми проталинами гладь уходила к горизонту. Для полноты пейзажа маячило несколько рыбацких лодок и чайки (как же без чаек, Система, когда хочет, все раздобудет), крупные, как курицы, скандально вопили и прыгали по камням.

Нормальные прохожие (или переодетые агенты ЦРУ, КГБ, ФБР, ГРУ, БНД, ДСЖ, ВЧКа и Святой инквизиции) семьями, взявшись за руки, фланировали вдоль океанской кромки по мокрому песку. Дженни, демонстрируя отменную спортивную подготовку, скакала по каменному молу (для прогулок, между прочим, не приспособленному). Я резвым козликом следовал за ней, рискуя сорваться с наклоненных под разными углами гранитных плит (Не гранит? Откуда я знаю, что там под скользким мхом!). Стоп, - сказал я себе, - перестань чертыхаться и материться. С таким же успехом ты мог оказаться в больнице у постели умирающего старика, вдыхать весь букет мазей, набухших бинтов... Радоваться надо, что по их схеме тебе подфартила прогулка с красивой девочкой, вон как хорошо она смотрится на фоне неба, океана и чаек! И влюбленные по традиции всегда карабкаются (скачут, прыгают - любовь окрыляет!) по острым камням. Взялся за гуж, не говори, что не дюж! Все так, но ведь ей поручили охмурить меня, а я делаю вид, что слопал наживку, - то есть мы играем роли, а играть или быть влюбленным - есть некоторая разница для тех, кто понимает. Тем не менее опыт Системы учил: в роль надо войти с головой, увлечься, иначе допустишь фальшь или самому станет противно.

И я говорил себе: гляди, какие у нее стройные, полные ноги, тебе всегда нравились такие, а не двухметровые костыли нынешних топ-моделей; как здорово, что девочка не употребляет ни тонов, ни краски, ни замазки - не штукатурит свое лицо, как большинство дам перед облавой на мужчин, - у нее тонкая, нежная кожа и почти детский румянец на щеках; случай небывалый, она не тараторит, как сорока, пользуясь тем, что собеседнику некуда деваться - она произносит самые необходимые слова ("осторожно", "обогни этот камень слева", "дай руку") и улыбается!

Короче, когда мы наконец сели в кафе в закрытой бухте у причала яхт, я был настолько ей благодарен: 1) что не угробила меня на камнях мола, 2) что прогуляла потом вдоволь по ровной местности, 3) что не поленилась, привезла и показала действительно живописный городок, - короче, я почувствовал, что добился желанного состояния: я влюблен!

В приливе вдохновения я рассказывал ей забавные истории из древних веков специально абсолютно не то, что могло бы заинтересовать ее начальство, - она слушала молча, не спуская с меня глаз, она уплывала со мной в глубь времен, а я тонул в ее огромных зеленых глазах, которые постепенно заслоняли мне интерьер кафе в стиле боцман-шотландец, эклектические постройки на набережной для приманки туристов, яхты, моторные лодки, шхуны, бригантины, дредноуты, линкоры, авианосцы - весь мир. Спасибо, девочка!

Опытный лектор знает, что перебор имен притупляет внимание. Повторяю, я увлекся и ввел в повествование даже графа Акселя Ферзена, растерзанного толпой у ворот королевского дворца в Стокгольме...

Дженни встрепенулась и, наверно, вспомнила, что нужно продолжать игру.

- Тони, по большому секрету сообщаю: в следующий раз, когда пожелаете развлечь подобной историей молодую девушку, вы можете заодно ее изнасиловать. Она не заметит.

Что называется: открытым текстом! Посланный вдогонку комплимент не смягчил топорности заранее отрепетированной по схеме реплики. "Ну и нравы в теперешней Системе! - подумал я. - Впрочем, а когда они были другими?"

Далее нам насвистели из суфлерской будки диалог. Я ей сообщил про себя то, что она прекрасно знала, и она изображала удивление. Скучно, граждане. На стенке, за ее спиной, прорезалось деревянное рулевое колесо, шкиперская фуражка, боцманская борода, макет парусника, набор пивных кружек, яркий плакат, где мужчина в красной клетчатой юбке держал бутылку виски, размеры которой превышали башни замка на заднем плане (замок, естественно, на скалах и неправдоподобно синее море)...

- Я развелась с мужем, - сказала Дженни. - Мой муж...

Она опять ломала их сценарий! Система категорически не рекомендует рассказывать подробности из своей интимной жизни. Ну, одну деталь для прикрытия можно взять, чтоб лучше соответствовать легенде. Дженни говорила как на исповеди. Человек сам хочет vider son sac, выложить все или почти... Классическая исповедь не требует реакции собеседника. Поэтому в церкви при исповеди лицо священника скрыто плотной решеткой. Я видел, что для Дженни очень важно знать, как я реагирую, ибо ее исповедь была обращена не к Богу, не в небеса, а непосредственно ко мне. Чем я заслужил такое доверие?

...Рулевая борода, красноклетчатый парус, шотландский замок на пивных кружках потеряли очертания, размылись в сиянии ее глаз. Я балдел от того, что слышал, я чувствовал, что сам теряю голову. Господи, что она творила, что она делала - со мной-то ладно - с незыблемыми правилами Системы! А потом, воспользовавшись моим отсутствием (извините, отлучился в туалет), заплатила по счету и заявила, что в дальнейшем в кафе и ресторанах платит только она! Вы поняли или нет? Если нет - объясню: более вопиющего нарушения всех инструкций не бывает! Это равносильно признанию, что ею получены представительские на проведение подобных мероприятий.

В английском "ты" и "вы" различается по интонации. Если бы мы с ней говорили по-французски, то давно бы перешли на "ты". "Ты самая смелая девочка на свете", - вставил я пару раз в ее исповедь о неудачном замужестве. Поняла ли она, что я имел в виду? На моей памяти еще никто так вольно не обращался со священным табу нашей профессии...

Все же называть вещи в лоб не следовало, поэтому, когда мы прощались у гостиницы, мне захотелось ее поцеловать - а как иначе выразить свое восхищение? Я не в восторге от французского обычая целоваться по любому поводу, да у нас так навострились, что прикладываются друг к другу щеками, а на самом деле целуют воздух. Дженни не обладала французскими навыками и... в общем... мы поцеловались вроде бы по-настоящему. Я жутко смутился. Ведь как теперь целуются, я не знал.

- Пардон, - сказал я.

* * *

Отчаянная голова, самая смелая девочка на свете, укатила к своему ребенку и мужу, мужу бывшему. Хотя бывает, что уложат ребенка, посидят, поговорят и опрокидываются на постель. В жизни все бывает. Старая любовь не ржавеет. Пожалуй, не тот случай. (Кажется, ты себя успокаиваешь? Ну, ну!) У Дженни накопился заряд ненависти. Ладно, я им не судья, и в том, что они расстались, моей вины нет. Конечно, я должен бы ей активно сочувствовать: беспроигрышная позиции, когда женщина расправляется с бывшим (а ты разве не поддакивал?) - но в отношениях с Элей я решительно принял сторону Джека. "Счастье, что у Эли есть отец!" Я заметил, как Дженни это не понравилось. Если бы я рассчитывал с ней спать, мог бы потерять все шансы. Но... Во-первых, во-вторых, в-третьих... Не будем повторять пройденного. И главное, у меня были основания полагать: отец для дочери - это счастье. Живой отец.

Сегодняшний вечер я бы с удовольствием провел с Дженни. (Кстати, удовольствие исключалось. Почему? Да потому.) Какое приятное состояние влюбленности - давно забытое, пусть искусственное - все равно хорошо. Детский румянец на щеках, сияние ее глаз... Сидел бы и смотрел. А может, развязался бы язык - неодолимое желание, - не то, о чем вы подумали, - vider son sac. Пожалуй, самой смелой девочке на свете ты бы кое-что рассказал. Не про древние века, про себя, естественно. Ой-ой-ой, она явно произвела на тебя впечатление. Или, скажем осторожно, больше чем впечатление.

Где-то за пять миль на том же Голливуд-бульваре бурлит вечерняя жизнь. Около моей гостиницы - темнота, дичь, волки воют. В классных отелях Америки приятно проводить время, на улицу выходить не хочется. В отеле, как мой, не хочется жить. Нормальные люди здесь и не живут, ночуют. Отель облюбовали наркоманы, алкоголики, убийцы, самоубийцы - публика, целиком сосредоточенная на своих проблемах. Такие соседи меня очень устраивают. И я научился организовывать свои вечера. В трех кварталах отсюда призывно сияет вывеска "Макдоналдса". Там я и поужинаю. А пока, самая смелая девочка на свете, я не собираюсь умирать со скуки или тоски. Дела надо планировать заранее, и тогда их всегда будет по горло. Чем развлечемся сегодня? На полу у кровати две высокие стопки: "Лос-Анджелес таймс" и "Панорама", местная газета, издающаяся по-русски. Японскими и испанскими газетами калифорнийского разлива я нагло пренебрег. Отказал себе в удовольствии штудировать даже китайскую. Ярые защитники нацменьшинств обвинят меня. Пробормочу в оправдание, что ни звезд американской журналистики, ни русских гениев я все равно читать не буду, просмотрю лишь страницы с частными объявлениями. Господин-товарищ Кабанов может сунуться или в английскую, или в русскую прессу, на другой фене он не ботает. Скорее всего, мистер Кабан предпочтет "Л.А. таймс". Ни одному американскому сыщику не хватит терпения проглядеть километровую рекламу от корки до корки. Но если подскажут - он отыщет. По сравнению с "Л.А. таймс" в "Панораме" с рекламой не густо. Выросла капуста. Однако прочесть ее калифорнийским полицейским сложнее. Отсюда и соблазн для тов. Кабанова запустить на тарабарских (для американцев) страницах свою мигалку.

Опыт учил не жадничать, не давиться кусками. Американскую кухню, как более аппетитную, отложим на понедельник, а сегодня ограничимся русским меню.

"Укладка всех видов паркетных полов", "Требуется няня", "Самая выгодная покупка машины в Америке", "Ищу партнера в механический бизнес"... Спасибо, господа, обойдемся. Меня интересовали объявления типа: "Мистер Хейг разыскивает Николая и Петра. Просьба срочно позвонить по..." Еще интереснее: "Петр срочно разыскивает мистера Раска".

Пока все не то. Ладно, вечер длинный. А чем сейчас занята самая смелая и как мне почудилось днем - самая красивая девочка на свете?

"...Помогаю в исцелении от многих болезней, снимаю сглаз, а также делаю необычный терапевтический массаж".

М-да, опыт - великая вещь. Недаром в Париже ни с одной своей студенткой даже в зоопарк не ходил.

"Ищу партнеров для создания постоянной компании - игра в преферанс высокого уровня". Бред. Русские эмигранты с жиру бесятся. Или элементарная шифровка. Переписать, завтра позвонить, проверить. Рутина.

"Бизнесмен, 51 года, атлетического сложения, добрый и внимательный, не пьющий, не курящий, ищет интеллигентную эмоциональную, любящую приключения женщину для здоровых отношений, ведущих к браку. Матери-одиночки - о'кей".

Вот это предложение прямиком адресовано Дженни. К счастью, Дженни не подозревает о существовании "Панорамы". К несчастью (чьему?), она прочтет сотни таких объявлений в "Л. А. таймс". И повезет бизнесмена - доброго и внимательного - для здоровых отношений в Окснард. И продемонстрирует ему отменную спортивную подготовку и, взбираясь вверх по камням, ведущим к браку, размах стройных полных бедер, обтянутых светло-серебристыми колготками.

"Как прекрасно, - подумал я, - какое исключительное везение, что Дженни работает в Системе! Агентурный шарм, леди и джентльмены, на меня не действует".

* * *

Проведя предыдущий вечер в "русском обществе, я не обратил внимания на русские надписи в детском садике, на смешанную русско-английскую речь. Наверно, по инерции (или по рассеянности?) я воспринял это как ожившие иллюстрации к "Панораме". Эля меня рассматривала с любопытством, мы обменялись с ней несколькими фразами, я ей улыбался и строил рожи, пытаясь завоевать ее доверие (матери-одиночки? О.К.!), и лишь в машине, когда Дженни пристегивала девочку к креслу, Эля открыла рот, и меня как током пробило.

- Мама, это правда, что Тони не понимает по-русски? Мама, можно я спрошу: это твоя новая кукла вместо папы? Нет, он не как Галя, не как Линда или дядя Мотя. Они садятся рядом со мной, а Тони сидит на папином месте.

- Эля, говорить по-русски невежливо по отношению к Тони. Говори по-английски.

- Зачем ты тогда отдаешь меня в русскую школу? Пусть Тони тоже там учится.

- Тони сам учит. У него больше учеников, чем в твоей школе. Он профессор.

- Он профессор кислых щей! Он профессор кислых щей. Мама, это песенка, которой меня Витька научил. Я не хочу ничего плохого сказать про Тони. Он мне понравился, потому что похож на Железного Дровосека.

- Спасибо, что не на Страшилу, - ответила Дженни, выруливая на Сансет-бульвар.

Свет уличного фонаря скользнул по ее лицу. Я сделал вид, что смотрю вперед. Дженни явно не хотела, чтобы я сейчас ловил какие-то ее гримасы. И я был бы рад забиться в самый темный угол, уйти из-под наблюдения, понять и осмыслить, что происходит. Вернее, что произошло. И тут Эля меня здорово выручила. Прелесть девочка, прирожденная солистка.

- Мама, слушай сюда.

- Ужас, - сказала Дженни по-английски. - Тони, я плачу деньги, и немалые, чтоб ее учили в школе русскому. А ее учат одесскому. Что такое одесский язык, когда-нибудь объясню. - По-русски: - Эля, нельзя сказать "слушай сюда".

- Тогда смотри сюда, взад.

- Тоже нельзя. Ни сказать, ни смотреть. Я должна следить за дорогой, иначе мы врежем этой "омеге" в зад.

- Мамочка, почему можно врезать в зад, а смотреть в зад нельзя?

- Ну, дочка, ты меня достаешь. Вон Галя. Все вопросы к ней.

"Понтиак" притормозил у тротуара. Задняя дверца открылась, рядом с Элей села женщина - лица не разглядел, голос приятный.

- Гуд ивнинг, - сказал я. - Хау а ю?

- Галя, это Тони, - перевела Эля. - Он не умеет говорить по-русски, поэтому смотрит взад. Он профессор кислых щей и новая мамина игрушка, вместо папы. Но папа все равно к нам будет приходить, правда, мамочка?

- Галя, ты слышишь, что несет эта чертовка? - всплеснула руками Дженни. Ну кто, когда запрещал Джеку приходить к нам?

Галя оказалась человеком методичным. Сначала ответила мне (разумеется, по-русски):

- Здравствуйте, мистер Тони.

Потом Дженни:

- Держи, пожалуйста, руль. Я с ней управлюсь. У детей уши, как антенны, ловят все. Поэтому, когда ты ругаешься по телефону...

Потом Эле:

- Эленька, хорошо, что Тони по-русски ни бум-бум. Иначе бы он обиделся.

- Тони бум! - завопила Эля. - Он такой бум-бум! Он не может на меня обижаться. Он Железный Дровосек. А Железный Дровосек любил Элю и пошел за ней в Изумрудный город.

Методичная Галя все же заставила Элю сбавить на полтона, и девочка, ко всеобщему удовольствию, занялась вольным пересказом "Волшебника Изумрудного города" - русский пиратский вариант "Волшебника страны Оз". До Диккенс-стрит у меня оставалось время подумать. Я думал.

С Элей все ясно. Сопротивляться ей бесполезно. Она профессиональная покорительница сердец, причем делает это походя, абсолютно себя не утруждая. За Элей я отправлюсь в Изумрудный город и к черту на рога.

Вопрос: как быть с ее мамашей?

Я думал. Вроде идеальней ситуации не придумаешь. Вокруг все говорят на языке, который ты якобы не понимаешь. Таким образом, я играю крапленой колодой. Только мне это ни к чему. Напутали компьютеры. Где-то произошел сбой. Видимо, в моей голове. Не могла Система в данном контексте подставить мне агента русского происхождения. У Системы свои четкие правила. Дженни могла их нарушать. Система - никогда. Дженни нарушала, потому что она этих правил не знала. Она не из Системы и не подозревает о ее существовании. Я случайно вторгся в чужую интимную жизнь. У Дженни свои проблемы, заслуживающие внимания и уважения, но не имеющие никакого отношения к моим. Как честный человек, я должен встать, извиниться и откланяться.

Конечно, не при детях (жаль, что Элю я больше не увижу) и не при свидетелях. Сегодня вечером Галя укладывает девочку спать, а мы поедем в Санта-Монику. Идеальное место, чтоб сделать ручкой.

Променад Санта-Моника. Полкилометра Европы. Любопытно наблюдать за жителями Лос-Анджелеса, когда они вынуждены по собственной воле идти пешком. Не гонки в автомобиле, не бег трусцой, не шастанье по магазинам - совершенно бессмысленное, с их точки зрения, занятие. Оправдание ему можно найти одно ловить кайф. Поэтому с первых шагов по променаду меняется выражение лица восторг и упоение, эксайтинг! Так раньше приходили на бал, на каток, в курильню опиума, на первомайскую демонстрацию. Люди двигаются, пританцовывая, преимущественно парами, причем молодые пары начинают целеустремленно обниматься, обжиматься, сливаться в долгом поцелуе - вот-вот займутся сексом (из словаря Дженни). На променаде Санта-Моника любой криворукий жонглер и певец с надтреснутым голосом обречены на успех - эксайтинг! Только здесь у уличных торговцев прагматичные американцы покупают бумажные воздушные шары, пластиковых змей, проволочных тараканов, майки с портретами Ленина и Че Гевары, лающих котов, мяукающих собак, "Шанель-пять" сирийского разлива, часы Картье китайской штамповки, жемчужные бусы из стекла, крокодиловые сумки из кожзаменителя и прочую дрянь, которая через десять минут порвется, сломается, лопнет, но пока эксайтинг! Скачут, прыгают огни витрин, толпа густеет, приобретая причудливую раскраску, из каждого питейного, едального и промтоварного заведения доносится музыка, мы попадаем в общий ритм, пальцы наших рук сплетаются...

- Выпьем кофе, - говорю я.

Мне приносят чашечку настоящего черного кофе, а не буро-молочный напиток, сваренный в кастрюле из-под мексиканского супа, - Америка резко прогрессирует! Дженни потягивает через соломку коктейль, заказанный под цвет ее глаз, включивших дальний свет, как фары "понтиака", и в них (в глазах, а не в фарах) я вижу отражение своих глаз, и в этом отражении сияют ее глаза и все прочее и прочее, о чем печатно сообщали поэты и писатели, вспоминая о тех счастливых минутах, когда сидели, млели, задыхаясь в эксайтинге, как идиоты, напротив любимой женщины.

"Прошу меня простить, Дженни, за притворство и игру. Ошибочка вышла, я вас принял за другого человека и вынужден был валять дурочку. Всех вам благ и еще раз извините..."

Но я не говорю этого, просто не в силах сказать. Я думаю. В Лос-Анджелесе все заняты активной деятельностью, только я, кретин, думаю.

А если Дженни действительно со мной хоть чуточку интересно? Я совсем заклинился в мыслях на Системе и забыл, что существует Тот, Кто свыше, и то, что со мной происходит, - Его воля, Его предписание. По сравнению с Ним Система - пыль, песок, ну, может, иногда. Его орудие. Зачем же тогда противиться? Да, я знаю, что в большинстве случаев люди, проявляя обыкновенную слабость и плывя по течению, объясняют это промыслом Всевышнего - удобный предлог переложить ответственность на чужие плечи. Ты, естественно, не как все, ты, естественно, исключение. Тьфу!

- Что с тобой? - забеспокоилась Дженни.

- Ничего, немножечко болит голова. - Я улыбался под огнем двух прожекторов. - Бывает, когда я нервничаю.

- С чегой-то, профессор?

Пустил девочку по ложному следу. Или, наоборот, она-то на верном пути? Хорошо, посмотрим на вещи рационально. Я продолжаю свои поиски, только ни в коем случае не впутываю Дженни. Складывается превосходная легенда. Я застрял в Лос-Анджелесе, потому что у меня роман с молодой, красивой, я по уши погрузился в личную жизнь - какие и у кого могут быть ко мне вопросы?

Уф, отлегло. Сбросил тяжесть. Наконец и я почувствовал долгожданный эксайтинг.

- Дженни, пошли в ресторан. При условии, что я плачу.

Предложение ей понравилось, однако сделала вид, что удивлена:

- Вроде бы рано для твоего ужина, профессор.

- Имею я право хоть раз в жизни доставить тебе удовольствие? - Небрежно передернула плечами. - Всего лишь раз?

* * *

Не скрою, в моей жизни бывало, что я оставался на ночь у молодых женщин Меня поразила стремительность действия. Ведь вечером все шло к тому, что меня с позором выгонят из дома. Дженни метала громы и молнии, мне не понравился ее прокурорский тон, но я понимал - она права. Я хотел объяснить ей, что в моем поведении не было дурных, корыстных намерений, сам попал в собственный капкан и не знал, как из него выбраться Когда она это поймет, я вызову такси и уеду. И вдруг меня, как котенка, взяли за шкирку и швырнули к себе в постель. Какая сильная рука у девочки!

Утром я проснулся довольно поздно. Дверь в салон была закрыта, оттуда доносились реплики из Микки-Мауса и голос Дженни: "Эля, не сиди близко у телевизора".

Я принял ванну, с сомнением посмотрел в зеркало на свою небритую рожу, вспомнил, что по американским правилам нужно каждый день надевать свежую рубашку - да весь мой гардероб в гостинице. Видимо, по этой причине я, вместо того чтобы, как и положено в подобных ситуациях, ощущать себя победителем, чувствовал некоторую стесненность. Открыл дверь.

- Кофе или чай? - спросила Дженни.

- Тони, ты расскажешь мне новую сказку? - спросила Эля.

Полдня провели в торговом центре Беверли-Хиллз. Дженни обрастала элегантными пластиковыми сумками и пакетами, а мы с Элей гуляли и дурачились. Пообедали в ресторанчике. Я с удовольствием слопал пиццу - наверстывал пропущенный накануне ужин.

- Почему ты мне голову морочил, что не любишь обедать? - спросила Дженни.

- Потому что не имеет смысла. К одиннадцати вечера все равно захочу жрать. А излишние калории - по твоей теории - вредны.

- Что ж ты будешь делать?

Я рассказал о "Макдоналдсе" и о припрятанной в номере бутылке виски.

- Шикарная программа! - И, убедившись, что Эля застряла у игрального автомата, продолжила: - Я привыкла, что ты меня балуешь своим вниманием. Как бабе, мне это приятно. Но сегодня ты просто не спускаешь с меня глаз. Что произошло?

Вот как? Значит, я перестал себя контролировать. Однако хорош вопросик.

- Пытаюсь разгадать...

- Тайну мироздания, - подсказала Дженни.

К вечеру меня отвезли в гостиницу Дженни лихо развернула "понтиак" и с другой стороны бульвара послала мне прощальный взгляд.

В номере я уселся штудировать последнюю порцию "Л.А. таймс" Буквы сливались Вместо них я видел в кабине "понтиака" лицо Дженни, высвеченную отблеском уличного фонаря ее улыбку.

Хоть бы на секунду притормозила, змея!

В принципе мне было что вспомнить и даже возгордиться, ведь после длительного поста я, что называется, оказался на уровне, не подкачал... Но я знал, что все могу забыть, и эту ночь тоже, но никогда не забуду это мгновение: прощальный взгляд Дженни при отблеске уличного фонаря из кабины "понтиака". Судьба мне давала какой-то знак, смысл которого я не разобрал.

* * *

Два дня от нее ни слуху ни духу. Позвонила в среду, сказала, что к вечеру заедет.

Явилась в номер. Критически его оглядела. Потом так же критически меня.

- Ну, ты подумал, что я исчезла навсегда?

Я продумал много вариантов и такой тоже. И подготовил себя к любому. Ведь в жизни все бывает. Однако откровенничать не стал. Промолчал.

- Работа, Тони Замучена, закручена, задергана. Но не за-е...на. Для этого дела у меня времени до восьми вечера. Дальше надо забрать Элю. Моя лексика шокирует профессорскую нравственность?

Когда мы одевались, она вдруг начала смеяться:

- У тебя вид, как у студента, успешно сдавшего экзамены. Ужасно собой доволен.

Я посадил ее в машину. Она так же лихо развернула "понтиак" и с другой стороны бульвара помахала мне рукой из окна машины. Даже не взглянула. Знала, что я торчу на тротуаре и смотрю ей вслед.

* * *

При таком темпе я не успел сказать, что завтра уезжаю в Сан-Диего. Детективный поворот? Если бы... Обыкновенные трудовые будни. Последние из запланированных лекций. Первую я прочел отвратительно. Понадеялся на импровизацию, толком не вошел в роль. В середине как бы проснулся и заметил, что аудитория скучает. Никто ни хрена не понимает, о чем я талдычу. Быстренько перевел на академические рельсы, кое-как спас положение.

Жутко расстроился. За ужином (по американской традиции после лекции знаменитость полагается кормить - хоть плачь, но ешь) университетские коллеги меня успокаивали, дескать, нашим студентам нужно чего-нибудь попроще, они привыкли к академическому стилю, вон как вас слушали в конце. (Подтекст: зря вы выдрючивались!) А я привык, что меня слушают с начала и до конца! Словом, я выпал в осадок и, оказавшись в гостинице, поддал, залег спать, в Лос-Анджелес не позвонил.

Вторая лекция собрала большой зал. Ждали провала? Я бросил вызов, специально начав с громоздкой цитаты из Мишле: "Роль его с тех пор была простая и сильная. Он стал крупной помехой для тех, кого он покинул. Деловые и партийные люди, они при каждой попытке делать компромисс между принципами и интересами, между правом и обстоятельствами встречали преграду, которую им ставил Робеспьер, именно - абстрактное, абсолютное право; против их ублюдочных англо-французских, мнимоконституционных решений он выдвигал не специально французские, но общие, универсальные, вытекающие из "Общественного договора" теории, законодательный идеал Руссо и Мабли", - и как бы сам перевоплотился в Робеспьера:

- В Революции заходят далеко тогда, когда не знают, куда идут.

Через час мне аплодировали стоя. Клянусь, в этом не было моей заслуги, я просто хорошо сыграл Неподкупного. Максимильен на моем месте повел бы аудиторию на штурм. Чего? В данном случае - студенческой столовой. На большее революционного пыла у публики не хватило бы, нынче не те времена.

Ладно, все это лирика. Главное, что совершенно неожиданно детективный сюжет высунул свой нос, - мы буквально столкнулись носами.

Поясню. Утром, после вчерашнего провала, я был в плачевном состоянии и мечтал тихо побродить по городу. Но пока я отмокал в ванной и приводил себя в порядок, приехали из университета залечивать мои раны. Как? Естественно, обедом в ресторане. Мои протесты пропускались мимо ушей: хоть умри, но обедай - такова традиция (и деньги на представительство отпущены). Коллег интересовало только, какой ресторан я предпочитаю.

- Русский, - сказал я по наитию.

Мы оказались единственными посетителями. Ученые мужи гуляли по меню. Я заказал харчо, и этот грузинский супчик (ностальгический привет московским шашлычным) весьма мило прошел. Далее я вынужден был укрыться в туалете (извините, подействовали вчерашние излишества) и при выходе столкнулся нос к носу с человеком, который пробурчал дежурную русскую фразу по поводу моей матери. Я ответил. Человек опешил. Никак, видимо, не предполагал, что гость из интеллигентной американской компании ботает по фене. Мы разговорились. Хозяин ресторана (именно с ним мы чуть не разбили друг другу носы - колоритный тип, сбежал в Америку прямо с лесоповала, впрочем, возможно, я ошибаюсь) поведал, что в Сан-Диего удается загребать башли. Я похвалил харчо. Польщенный хозяин сказал, что постепенно обрастает постоянной клиентурой.

- Разве в городе много русских?

- И сколько! Недаром Кабанчик предлагал мне продать ему ресторан.

Повторяю, я еще не очухался, не тянул на интеллектуальную беседу даже с дельфинами в акватории Сан-Диего, но тут словно выстрелил:

- Дима Кабанов?

На меня посмотрели очень внимательно.

- Небось, как обычно, обещал заплатить "кэшем", - продолжал я нейтральным голосом. Что касается экзаменующих взглядов, то ими в меня можно пулять с тем же успехом, как из дробовика в броненосец. Я человек старой закалки.

- У Кабанчика нала навалом, - вздохнул хозяин, - да я не лопух. Неделю назад мы с ним сидели там, за угловым столиком. И я себе врубил: если Кабанчик предлагает купить, значит, моей забегаловке кое-что светит.

Задавать наводящие вопросы я не рискнул. Ограничился философским:

- Все меняется в нашей жизни. В следующий раз вдруг согласитесь.

- Вдруг только пук, - обиделся хозяин. - До следующего раза пахать и пахать. Кабанчик наведывается, как советский ОБХСС, по большим праздникам. К тому времени будет ясно: или я горю, или могу смело послать его на три буквы.

(Это мой эвфемизм. Хозяин три буквы произнес с четкой артикуляцией.)

Я поспешил перевести разговор на кулинарные темы. Иначе хозяин меня бы запомнил и мог бы при случае спросить у мистера Парнокопытного, что, мол, за три буквы (три карты, три карты, три карты!) - тобой интересовался и откуда он тебя знает? А вот это совсем не входило в мои планы.

Так я получил подтверждение, что наводка была верной, Кабан действительно пасется в Калифорнии. Более того, изредка наведывается по определенному адресу.

После лекции и обязательного коктейля двое аспирантов отвезли меня в Лос-Анджелес (им это было по пути). Любезные ребята по моей просьбе остановились у супермаркета, где я в полтретьего ночи отоварился холодной провизией для своего холостяцкого ужина. И вот я у себя в номере раскладываю на тарелку ветчину, копченую колбаску, строгаю помидор и огурец. Конечно, не тот закусон, что у хозяина в Сан-Диего - запасливый человек прихватил бы с собой со стола в пакетик (в Америке это принято). Однако настроение превосходное.

В полной тишине затрезвонил телефон.

- Ты куда пропал?

- Безобразие, Дженни, ты почему не спишь? Три часа ночи.

- Я проснулась. Что за фокусы, Тони?

- Фокусы, девочка, показывал фокусы в Сан-Диего. Глотал шпаги, вытаскивал из рукава кроликов. Только что вернулся.

- Лекции? Ну и как прошло?

- Одну провалил, на второй взял реванш. Расскажу подробно, а сейчас живо спать.

- Живо не спят. Спят с живностью, например с профессором, в которого я сдуру влюбилась. Спокойной ночи!

И в трубке гудки. Спокойной ночи, сами понимаете, у меня не получилось.

* * *

А в субботу у нее накопилась масса домашних дел. Деловая мне попалась девочка. Выясняли отношения по телефону, вернее, не отношения, а кто кому первым должен звонить и почему кто-то имеет право исчезать без предупреждения, а кто-то такого права не имеет. В конце концов я признал свою вину и то, что всегда был и буду виноват, ибо мои попытки находить компромисс натыкаются на абстрактное, абсолютное право, на общие, универсальные теории, законодательный идеал Руссо и Мабли и т.д. и т.п. В трубке все это терпеливо выслушали и, когда я иссяк, спросили:

- А попроще нельзя, профессор?

- О'кей, разжевываю, как второгоднице. Ты имеешь свободу передвижения, ты на колесах, появляешься, когда в голову взбредет. Я же сижу в гостинице, занимаю круговую оборону. Образно говоря, ты - кавалерия, я - пехота, в этом твое преимущество.

- Других преимуществ у меня нет? - после некоторой паузы спросили в трубке.

- Как военный историк, со всей ответственностью заявляю: кавалерийские соединения всегда брали верх над пехотными. Римские когорты исключение, им просто не с кем было воевать, не встречали достойных противников. Гениальный Чингисхан собрал огромное количество конницы в кулак, и этот кулак сметал все на пути от монгольских степей до русской границы...

В трубке частые гудки.

* * *

Я смотрел на телефон. Телефон залег в зимнюю спячку. Вдруг раздалось короткое "тринь" - я схватил трубку. Доул поздравлял меня с успехом, дескать, все говорят, что ты прочел потрясающую лекцию в Сан-Диего. Я вспомнил, что зря катил бочку на Доула, он, как выяснилось, вел себя корректно. Плюс весьма информированный господин. Раз так, то глупо партизанить в одиночку. Я рассказал Доулу о своей беседе с хозяином русского ресторана, подчеркнув, что это подтвердило точность наводки (сиречь спасибо, мистер Доул), и спросил, не составит ли ему труда узнать, как товарищ с лесоповала сумел приобрести ресторан на бойком месте - короче, биографию, контакты, рутинное досье. "No problem, - сказал Доул и, помолчав, добавил: - При условии..."

- Доул, - перебил я, - разве я в своем пенсионном возрасте похож на ковбоя-мстителя? Я воспитан на уважении к законам и не самоубийца, чтоб вести активные действия на чужой территории. Хочу лишь разобраться, понять и, если что-то найду существенное, - передам тебе, в твои волосатые лапы, чтоб ты, в свою очередь, передал от своего имени дело в чистые руки американской юстиции.

То есть, грубо говоря, я предложил Доулу взятку. При минимуме усилий он может стать автором интересной разработки, что приятно удивит его начальство. И Доул согласился. Согласился не потому, что он был ленивый или корыстный человек, а потому, что он был человеком Системы. В Системе принято: кто-то за тебя вытаскивает голыми руками рыбку из пруда, но сам, по каким-то своим соображениям, всплывать на поверхность не желает. Элементарное распределение ролей.

Телефон опять не подавал никаких признаков жизни, и тогда к вечеру я развил бурную шпионскую деятельность. Остановил на улице шпионское такси, заехал по дороге в шпионский магазин, на шпионские деньги купил букет шпионских цветов и в шпионской темноте вышел у дома на Диккенс-стрит, где, не зная условного кода, по-шпионски нажал на кнопку интерфона. Как и положено в шпионском детективе, дверь открыли, не спрашивая, и в шпионской квартире мне с визгом бросилась на шею маленькая шпионка, которую изощренными шпионскими методами пытались уложить спать Галя и Матвей Абрамович.

Главная шпионка отсутствовала. Уехала в гости.

Я попросил поставить цветы в вазу, уклонился от предложенного чая. Поцеловал Элю, спустился на улицу и растворился в шпионском мраке.

Уехала в гости! Дело молодое. Шпионить за ней уж точно не намерен.

Потопал по малознакомому мне Вентура-бульвару, хорошо протопал, до самого Лорел-каньона. Подниматься по каньону отваги не хватило, там не было тротуаров, и машины неслись на субботней скорости. Я завернул на тайную явку - в пиццерию под шпионской вывеской "Неаполитано" и нетерпеливо побеседовал на профессиональные темы с одним графинчиком кьянти, с другим, с третьим конечно, надо было сразу заказать полуторалитровую бутылку.

Вернулся на такси к полуночи, заплетающейся шпионской походкой вошел в гостиницу. Мексиканский портье, не отрывая взгляда от шпионского фильма на экране телевизора, вручил мне ключ и сложенный вчетверо листок бумаги. В номере я развернул написанную по-русски шпионскую шифровку:

"Дорогой repp профессор! Где тебя черти носят? Воображала и зануда (зачеркнуто, но так, чтоб можно было прочесть). Я люблю вас, легионер римской пехоты (зачеркнуто, но так, чтоб можно было прочесть). Завтра утром занимайте круговую оборону на боевом посту. Чингисханша".

Теперь представьте себе: к вам, человеку пожилому, приходит молодая женщина, которой однажды ночью вы уже шептали безумные слова, садится напротив, молча минут пятнадцать играет с вами в "гляделки" и потом капризным тоном произносит:

- Знаешь, мне это надоело. У тебя есть деньги?

Ваша реакция?

Но я-то заподозрил подвох и прикинулся теленком:

- Сколько тебе надо?

Ух, как она обрадовалась, что я клюнул на наживку!

- Не мне, а тебе. Сможешь расплатиться за гостиницу? Или я покрою "Америкэн экспрессом"?

- Во-первых, я заработал в Сан-Диего, - возмутился я. - Во-вторых...

- Стоп! - сказала Дженни. - Ни слова! Вытащила из сумки листок, нацарапала на нем что-то шариковой авторучкой, прикрыла бумажку ладонью.

- Говори.

- Во-вторых, польский офицер с женщин денег не берет.

- Читай. - И придвинула мне листик, где было написано: "румынский офицер с женщин денег не берет".

...Потом это стало ее любимым развлечением - угадывать мои сентенции раньше, чем я открою рот, - а тогда я опешил и смущенно пробормотал:

- Есть маленькое несовпадение...

- ...в нашем возрасте, - подхватила Дженни. - В твое время в анекдоте фигурировал польский офицер, в моем - румынский.

Мы опять поиграли в "гляделки". Моя круговая оборона трещала по швам. Я попробовал контратаковать:

- Кстати, по поводу возраста...

- У тебя скверные привычки, - подхватила Дженни, - поздний ужин, злоупотребление алкоголем, ты избалован, так? Это я учитываю и постараюсь соответствовать. Что еще? Ах, да, ты ничего мне не обещаешь, ограничен в средствах, и, вообще, какой смысл с тобой связываться? Видишь, я знаю все, что ты хочешь мне сказать. Наверху кабинет в полном твоем распоряжении. Правда, баб приводить запрещаю и курить будешь на балконе. Если нет возражений, доставай чемоданы.

Я начал суетливо собирать вещи.

- Интересно, - капризным тоном протянула Дженни, - о чем сейчас repp профессор думает?

Заметила! Чутье собачье. Я действительно с некоторой тревогой размышлял: почему так прет карта, почему мне такое везение? Ведь кроме всего прочего (а прочее - любовный омут, куда я нырял с головой, теряя голову и понимая, что, возможно, мне из него не вынырнуть!) переезд к Дженни - идеальный вариант для моих поисков. Я исчезаю из поля зрения всех (в том числе и Системы), ложусь на дно, выжидаю. Лучше не придумать. Как удачно складываются обстоятельства! Или их складывают? Извини, моя девочка, последняя проверка.

- О чем я думаю? Никогда не угадаешь.

- Попытаемся.

- Не записывай. Не угадаешь. Кабан. Это парнокопытное или непарнокопытное животное?

Беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться: никакие имена или клички у Дженни с кабаном не ассоциируются. На ее лице читалась полная растерянность. Не сошел ли я с ума? В такой момент спрашиваю о каком-то кабане! Я пустился в запутанные объяснения. Мол, на лекции в Сан-Диего я сравнил Мирабо с кабаном и для пущего эффекта повторил: дескать, "этот представитель семейства парнокопытных", а сегодня утром вспомнил и мучаюсь: не совершил ли я ошибки? К какому семейству относятся кабаны - к парнокопытным или непарнокопытным? Видишь, какими глупостями занята моя голова, но профессору полагается знать такие мелочи, иначе университетские эрудиты обхохочутся.

- Как эрудиты, не знаю, - сказала Дженни. - На вопрос ответить не могу. У меня по зоологии была тройка. Да, профессор, вынуждена согласиться, что я выступила в роли жалкой хвастунишки. Парнокопытные! За твоим высоким полетом мыслей мне не угнаться.

Когда я ее сбил с толку, она стала похожа на Элю. В глазах - детская беззащитность. Сейчас она опять намеревалась надеть маску роковой женщины, да почему-то передумала.

- Что ты делаешь со своими рубашками? Ты специально их комкаешь? Брысь от чемодана. Ну и безрукие пошли профессора!

* * *

Раньше мужчина, подводя итоги своему мужскому пиратству, молодецки подкручивал ус и заявлял: "У меня бывали красивые бабы".

Нынче усы не в моде. Что же подкручивают? Где? Однако уверенность непоколебима. У всех бывало.

Я могу скромно признаться, что я любил красивых женщин. Или почти, ou presque. (Для справки: любить и иметь - не одно и то же.)

В молодости красота служит приманкой. Но основное - добиться своего. Процесс. Количество. Особо хищным пиратам важно, каким способом они обладали женщиной. Словом, разгул, торжество плоти.

С какого-то времени я осознал, что мне доставляет удовольствие любоваться красивыми женщинами. Звучит чудовищно и неправдоподобно, но в Париже я был этого лишен. Ou presque. О студентках вообще не могло быть речи. В массе, потоками, аудиториями, они, на мой взгляд, неразличимы. Остаются университетские кафедры, забитые женским полом. Мои милые коллеги, все как на подбор, ироничны, интеллигентны, чертовски умны. Ou presque. A выглядят как патлатые худые ведьмы. Результат борьбы за стройность фигуры и своеобразного протеста против телевизионной рекламы. Ведь как ни включишь ящик - появляется красотка с шампунем. Вымыла голову, тряхнула пышной копной волос - тут из-под земли (из волн морских, из кабины "рено-сафран") выскакивает плейбой с "Картье" на запястье. Поцелуй в диафрагму. Я понимаю, что наших интеллектуалок тошнит от биошампуньлакового бреда, вот и ходят непричесанными чучелами, да мне от этого не легче.

...Самая красивая девочка на свете, пританцовывая, двигается по квартире, хлопочет у плиты, собирает посуду, гладит белье, выговаривает дочери, проверяет счета (прикусив нижнюю губу), читает книгу. Где юпитеры телевидения, почему не стрекочут кинокамеры, не слышны аплодисменты публики? Все оглохли, ослепли? Мне выпала козырная масть, дьявольски подфартило. Бесплатно, леди и джентльмены, неограниченно по времени (ou presque) я могу наблюдать это чудо

* * *

Мы с Дженни вернулись из города к шести вечера, когда Джек, после своего "родительского дня" должен был привезти Элю домой. Дженни занималась готовкой обеда. Снизу позвонили. Я нажал на кнопку интерфона. Звонки продолжались. Я открыл дверь на лестницу и услышал задорный вопль Эли:

- Тони! Тони!

- Спустись, - сказала Дженни, - наверно, надо ей помочь. Джек подниматься не будет.

...Женщины обладают даром периферийного зрения. Она за мной следила, не отрывая глаз от ножа, которым шинковала морковку.

Я спустился. Эля нетерпеливо прыгала около полиэтиленового мешка, туго набитого разноцветными коробками.

- Тони, папа мне накупил столько игрушек!

К тротуару припаркована светлая "тойота". Джек сидел за рулем и смотрел прямо перед собой. Я улыбнулся, сделал ему приветливый знак рукой. Никакой реакции. Джек застыл, как могильный памятник.

Я намеревался предложить ему поехать в кафе, выпить все, что он пожелает, поговорить. О чем? В зависимости от обстоятельств. Я постарался бы ослабить шок первой нашей встречи. Я бы нашел слова, которые, возможно, его бы удивили и несколько успокоили. Например, что я ему завидую. Ведь у него с Дженни ребенок и он прожил с ней пять лет. Сильно сомневаюсь, что мне так повезет. О'кей, догадываюсь, тема рискованная. Тогда об отношениях папы с дочкой. Счастье, что у Эли есть отец. Никто ей его не заменит. Моей внучке - она Элина одногодка папа тоже приносил игрушки и подарки ящиками, загружал ими лифт, я помогал донести их до квартиры. Я знаю, что такое разорванная семья... Ее папу расстреляли в Париже автоматной очередью... Нет, об этом не надо. Джек поймет неправильно, подумает, что я ищу сочувствия. Моя боль, моя беда, ею нельзя ни с кем делиться. Хорошо, тогда о...

Но Джек гордо игнорировал мое присутствие.

Обеими руками я поднял мешок и пропустил Элю вперед по лестнице.

Светлая "тойота" с визгом рванула с места. Тормозные фары вспыхнули на перекрестке, как залп из двух орудий. "Тойота" скрылась за поворотом.

* * *

- Никогда меня не буди, - в полусне сказала Дженни, - забью ногами.

Она спала на боку, повернувшись к зеркальному шкафу (идеальное место для установки скрытой кинокамеры, да я бы не отважился смотреть хронику Дженниных забав). Я лежал на спине, не смея к ней прикоснуться. Шторы не пропускали в комнату ни малейшего отблеска уличных фонарей, их и не было в закрытом внутреннем дворике, куда выходили окна нашей спальни. Нашей! Пять лет здесь располагался законный муж, который, проснувшись в середине ночи, естественно, желал воспользоваться своими законными правами. Пользовался? Неважно. "Забью ногами" - атавизм их прежних отношений, видимо, не очень нежных. Впрочем, кто знает, кто знает... Неважно. Я не потревожу покой моей девочки. Моей девочки в нашей спальне! - как сказочно звучит, хотя это не мечты, а реальность протянуть руку, коснуться... В полной темноте я выстраивал светлые планы на будущее, сияющий хрустальный дворец диковинной конструкции, где четко различал верхние этажи:

Мы с Дженни

с Элей и нашим сыном

приезжаем в Израиль останавливаемся в гостинице

на следующий день родители Дженни присутствуют на моей лекции публика рыдает ибо я рассказываю совершенно неизвестные подробности о последних днях шведского посла в Венгрии графа Рауля Валленберга

и потрясенные родители Дженни

альтернативный этаж: крышу оставляю - мы с Дженни и т. д., но сначала я выступаю в дискуссии по израильскому телевидению. Родителям Дженни звонят друзья, поздравляют. И уж потом мы всем нашим семейством появляемся у них дома. Плавное течение ужина прерывает телефон. Отец Дженни прикрывает ладонью мембрану и сдавленным голосом сообщает, что со мной хотят поговорить из канцелярии премьер-министра. Я беру трубку. Разумеется, мы с моей женой чрезвычайно польщены приглашением. Когда господину премьеру будет угодно. За нами пришлют машину? Сенкью вери мач!

Красивая конструкция?

Самое интересное, что основания для этих бредовых химер имелись. Премьер-министр Израиля обязательно захочет со мной побеседовать в неофициальной обстановке, если Система ему доложит, кто я такой (а Система доложит - у нее свои выгоды). Вопрос в другом. Как забраться в верхние этажи моего хрустального дворца? Чтоб этажи не рухнули, надо заложить фундамент. То есть найти работу в Америке, то есть подвести материальную и финансовую базу и, наконец, жениться на Дженни. По поводу работы и денег: не то положение в академическом мире, чтоб меня в Америке встретили с распростертыми объятиями. Устроиться в рамках Системы? Система злопамятна, мне не простят, что я ушел добровольно в отставку, несмотря на уговоры. А главное - Дженни. Даже если ее чувства ко мне не остынут (что очень проблематично), я не могу ей сделать предложение.

...В темноте спальни я отчетливо видел, как мой воздушный замок распадается на куски.

Я еще не был у нее под каблуком, еще была возможность дать задний ход, но я по себе знал - я стремительно летел в пропасть, которая называется последняя любовь. Мы с ней жили без году неделя, однако и малого отрезка времени хватило, чтоб понять: Дженни моя жена и только так я к ней буду относиться. (На что она рассчитывала, когда приказала мне собрать чемоданы, - на приключение, на авантюру? Или интуитивно угадала?) Как прекрасно все складывалось в этом лучшем из миров! Да вот одна закавыка - Дженни пригрела потенциального убийцу. Я не имею права ломать ей жизнь. Если моя наводка подтвердится, то я достану Кабанчика. Значит, мне обеспечено жилье в Америке (зря волновался!) в казенном доме до конца моих дней. Какая радужная перспектива для моей любимой девочки! Кто ты, Дженни? Подарок Господа Бога за мои страдания или ловушка дьявола, чтобы сбить меня с пути? Так или иначе, но я обязан выполнить свою миссию. Вот если окажется, что мистер Кабанов сбоку припека, не замешан, а человек, стрелявший в Париже, исчез бесследно в бескрайних просторах России, куда моя рука не дотянется, - вот тогда, дорогая Дженни, не соблаговолите ли стать моей женой, наше будущее безоблачно... Ищу лазейку? Трусливо надеюсь, что стечение обстоятельств позволит мне укрыться в тихой гавани, изменить своей клятве?

...Закутавшись в плащ (зимние ночи здесь холодные), я вышел на балкон, закурил. Шерман-Окс, спальный пригород Лос-Анджелеса, безмятежно дрых. По Голливуд-бульвару в любое время суток проносились машины, а тут - мертвая тишина. Неспешной походкой Диккенс-стрит пересек кот, уселся под фонарем. Задрал голову. Меня рассматривал? Плавно, почти без звука, подрулил зеленый "ягуар", остановился у противоположного тротуара. Я ждал, что откроется дверца. Не открылась. "Ягуар" постоял-постоял и укатил. Тоже из семейства кошачьих, решил сам прогуляться, без водителя.

Днем дежурный звонок Дженни с работы:

- Ты плохо спал сегодня?

Кто настучал? Кот?

Я рассказал, что такое со мной бывает. Разыгралась фантазия. Представил себе, как мы поедем в Израиль к твоим родителям.

- Мне не нравится твоя бессонница. Или ты недоел или недопил. Пожалуйста, по вечерам не изображай из себя спартанца. Не тот возраст.

...Возраст. Все-таки всплывает тема. Если это ее уже беспокоит...

* * *

Вентура-бульвар мне скоро надоел, и я изобретал новые маршруты, например вверх по Стоун-каньону, уютной зеленой улице почти без тротуаров и без машин. Каждый дом не похож на соседний: белое английское колониальное ранчо, миниатюрный замок с башенками, фруктовый торт с окнами, бесхитростный барак, модерновый слон с четырьмя лапами (второй этаж покоится на железных балках) - и этот шустряк прилепился, как ласточкино гнездо, в середине крутого склона и оттуда гордо взирает на публику... Объединяло их одно: на каждом объявление дом оборудован электронной охраной такой-то фирмы. Подстриженные газоны, цветочные клумбы, гигантские пальмы, сосны с бесстыжей наготой стволов, скромные березы и какие-то незнакомые мне деревья с зелеными лимонами на ветках, что позволило мне сделать вывод - это... Правильно! Таежная пихта!

Дачный ботанический рай тянулся... Не знаю, мне становилось лень переть в гору и я возвращался. Однажды рано утром я заметил на лысой крутизне трех койотов. Откуда они прокрались, чем промышляли в заповедной зоне? Может, как и я, присматривали себе конуру?

Нет, на конуру я не согласен. Пожалуй, вот этот трехэтажный теремок я бы купил для Дженни и Эли. Фальшивый массивный фасад меня не обманывал. Я видел, как тут возводят стены (несколько домов ремонтировали мексиканские рабочие) из тонких досочек! Боязнь землетрясения... По сравнению с французским деревенским жильем, сложенным из камня, - фанерные коробки. Однако здешние фанерные коробки весили до миллиона долларов (деньги для Франции неслыханные) плата не за прочность конструкции, а за место под калифорнийским солнцем.

Прохожих на Стоун-каньоне я встречал редко (разве что выведут собаку), но бывало, только я приценюсь к домику, глядь, поднимается дверь гаража и на синей "хонде" (на сером "мерседесе") выезжает дамочка с детишками, смотрит на меня, как на заблудшего койота, потом приветливо здоровается:

- Хай!

- Хай!

Слова из трех букв. Поговорили. Машина ложится на курс по направлению к Вентуре. Дверь гаража опускается, электронная охрана включена, профессор, не зарься на чужую собственность.

"Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу". Данте на пороге Ада.

Земную жизнь пройдя - скажем так осторожно - до упора... я очутился в живописной долине, куда стремятся попасть все преуспевающие американцы (тогда как остальное сбрендившее человечество грезит об Америке). Профессор Сан-Джайст на пороге. Чего?

Ей-богу, меня не манили эти фанерные дворцы, где внутри, конечно, все было оборудовано по последнему всхлипу моды - копии салонов магазинов мебели и бытовой техники. Телевизоры, принимающие 120 программ, телефоны с переносными трубками и автоответчиками, все круто закондишено и компьютеризовано (интересно, имелись ли книжные шкафы или хотя бы единственная книжная полка?). Да, я знал, что Дженни никогда и никуда отсюда не уедет, что она мечтает приобрести нечто косолапо-аляповато двухэтажное и двухгаражное, с газоном, цветником, апельсиновым или лимонным деревом и бассейном на заднем дворе.

Повторяю, земную жизнь пройдя до, я был уверен, что уперся в стену тюремную или (в лучшем случае) моей парижской студии, с пожелтевшими от табачного дыма обоями, заваленную книгами и манускриптами (мой дом - моя крепость), где намеревался провести остаток рабочих и пенсионных лет, читая, сочиняя мемуары, общаясь с моими большими и маленькими детьми. И вдруг в глухой стене распахнулась дверь. За ней дорога - в ад, чистилище, рай? - неважно, в жизнь, имя которой Дженни. Поэтому мои прогулки по Стоун-каньону превращались нет, не в пытки, не надо плести напраслину - в испытание соблазном. Земную жизнь пройдя от А до Я, впервые сожалел, что не накопил на счете в банке несколько миллионов или не зарыл в укромном месте, в жестяной банке, золотые монеты и драгоценные камни. Причитавшаяся мне зарплата и далее пенсия, честно заработанная, вполне обеспечивали комфорт на rue Lourmel, покрывали (я рассчитал до франка) банковский заем, а иначе откуда у меня средства разъезжать по миру, охотясь на парно-непарнокабановых? Но в спальном районе Лос-Анджелеса, под пальмами и табличками электронной охраны, котировались другие суммы, которых у парижского профессора не было.

Взбалмошной девочке пришла в голову идея меня приодеть. Я хотел ответить каким-нибудь экстравагантным подарком... и затаился, как старый скряга. Чеки "Америкэн экспресс" я разменивал только для оперативных расходов.

И еще я составлял конспекты будущих лекций, рассылал письма с обратным адресом ближайшей почты на Вентура-бульваре. На Вентуре моя душа отдыхала. Жуть, а не бульвар. Как тут люди живут? Впрочем, здесь и не жили - покупали, обедали, сидели в конторах, ездили взад-вперед, заправлялись бензином и платили квотеры за стоянку машин. Зато на Вентуре рано зажигали фонари и по его тротуарам можно было топать до посинения.

Топаю и краем глаза фиксирую, мимо чего проношусь. Двухэтажный стеклянный центр ксерокопий, народ там плавает, как рыба в освещенном аквариуме. Магазин пластинок, лазерных дисков и видеокассет - продавец вешает на дверь табличку "closed". Банк, без единого огня внутри здания. Лавочка женской одежды. Кафе, три посетителя у стойки. Магазин электроламп, торшеры вытянули шеи, как жирафы. Китайский ресторан, окна занавешены. Банк. Химчистка. Диетический ресторан, несколько пожилых пар за столиками. Церковь методистов, в витрине книги с изображением Христа. Зубоврачебный кабинет. Лавочка дамского белья. Магазин антикварной мебели. Офис архитектора. Ресторан, у входа сидит мускулистый мексиканец, швейцар и охранник, меня уже заприметил и здоровается, как с давним знакомым (немудрено: после восьми вечера прохожих можно по пальцам перечесть). Перекресток со светофором. За ним - если продолжать движение по бульвару пустырь (Пропадает земля! Или после землетрясения снесли развалины, а построить ничего не успели?), дальше - мотель. Но мне пора поворачивать обратно, скоро Дженни уложит Элю...

Вечером огни витрин скрашивали чудовищные фасады Вентуры. А днем ощущение, будто попал на Дикий Запад (если не замечать потока машин и пары многоэтажных коробок страховых компаний, торчащих, как плотницкие гвозди, которые забыли забить). Дикий Запад! Наверно, такое же чувство было и у Дженни, иначе зачем она пообещала купить мне ковбойскую шляпу и лассо?

Кого ловить?

Разве похож твой профессор (твой, Дженни, твой) на ковбоя-героя, способного заарканить Золотого Тельца? На этот раз я преследую неаппетитную добычу, и правила охоты таковы, что мой меткий выстрел рикошетом заденет и меня. Ce la vie, Дженни, и не я ее придумал.

Кстати, получил от Доула объективку на мистера Остапчука, хозяина ресторана в Сан-Диего. Действительно, был в биографии виртуоза русских трех букв лесоповал, но якобы по политическим мотивам. Впрочем, с точки зрения американской администрации судебный приговор за хозяйственные хищения выглядел как подавление частной инициативы. Политика! Короче, Доул нашел подельника Остапчука в том же Сан-Диего, а я объяснил Доулу, о чем с ним надо беседовать. О проблеме перевода. Нюансы юридических терминов. Если перевести "хозяйственные хищения" как воровство, то добренькое иммиграционное ведомство шибко разгневается, со всеми вытекающими последствиями. Дружок Остапчука, парень смекалистый, выразил горячее желание встретиться с господином Кабановым и обсудить с ним заманчивые перспективы совместного бизнеса. Нормальное предложение, подозрений не вызывает, а Доулу свистнут, когда Кабанчик появится на горизонте.

На почту, к окошку "до востребования", я регулярно наведывался за корреспонденциями от Доула. С ответами на мои письма университеты не торопились. Что ж, логично. Поэтому я очень удивился, получив фирменный конверт университета Джорджтауна. Меня приглашали на две лекции в Вашингтон и просили дать адрес, по которому можно прислать билеты на самолет, дело срочное. Какой приятный сюрприз! Правда, в Джорджтаун я не обращался, считая, что Вашингтон слишком далеко от Калифорнии, но университетский мир тесен. Молодцы, ребята, среагировали первыми. Тут же черкнул записку, указав адрес Дженни. Дженни ничего не сообщил из суеверия. Конечно, Джорджтаун - организация солидная, да ведь и там могли напутать.

Через пять дней курьер "Федерального Экспресса" меня вытащил из ванны и вручил пакет. В пакете письмо от декана исторического факультета, мне предлагалось повторить, с вариациями, лекции, прочитанные в Сан-Диего (вот откуда наводка!), и прилагался билет "Union Airways", причем дата вылета из Вашингтона не проставлена. Гуляет университет? Или хотят на меня посмотреть и, в зависимости от впечатления, поговорить о чем-то более существенном?

В самолете писал тезисы. Я оценил благожелательность декана и все-таки повторяться права не имел, надо было держать марку. Молодой сосед слева с любопытством заглядывал в мои каракули.

- Разрешите спросить: чем вы занимаетесь?

- Готовлюсь к лекциям.

Ну, рассказал немного, на какую тему.

- Интересная у вас специальность, - почтительно произнес сосед, - а я рекламирую холодильные установки. Рутина.

Знакомое словечко!

Впрочем, я давно заметил, что реклама тащит в свой лексикон не только цитаты из классики, но и жаргон других ведомств.

Коллеги с факультета встретили в аэропорту (держали в руках картонный плакат с моим именем), в машине мы обсудили некоторые детали. Меня доставили в гостиницу в центре города, на Коннектикут-авеню. Деловые и неназойливые ребята со мной попрощались в вестибюле: дескать, отдыхайте, располагайте своим временем, а завтра к вечеру, перед лекцией, мы за вами заедем.

Я поднялся в номер. Две комнаты, спальня и кабинет. Апартамент, предназначенный для министров или крупных фирмачей, которым надо с утра принимать посетителей. Жалко, что не удалось привезти с собой Дженни, она бы еще с порога воскликнула: "Отдаться мало!" Пусть бы увидела, как принимают ее бедного профессора. А может, в университетской бухгалтерии спятили? За кого они меня принимают?

В дверь настойчиво стучали. Наверно, я не сразу услышал.

Мой любознательный молодой попутчик, специалист по холодильным установкам, ввел в кабинет двух седовласых джентльменов с генеральской выправкой, в безукоризненных штатских костюмах. Оба, естественно, главные, но тот, кто главнее, первым подал голос:

- Профессор Сан-Джайст? Извините за вторжение. Хотим вас пригласить спуститься в ресторан. Гарантируем отличную кухню.

И все трое улыбнулись: "Чииз".

- У вас фотогеничное лицо, - ответил я. - В том смысле, что часто мелькает в газетах и по телевизору. Минуточку, я сейчас вспомню. Вы...

- Правильно. Я работаю в аппарате Помощника Президента по безопасности.

Второй главный, не гася улыбки, развел руками:

- Не обладаю такой известностью. Зато вы догадались, откуда я. ЦРУ.

- Садитесь, господа. - Я указал на кресла. - Не спрашиваю, откуда молодой человек. Но мои коллеги из университета...

На лицах гостей проступило смятение. Хором:

- Что вы, что вы! Мы не имеем к Джорджтауну никакого отношения. Просто мы решили воспользоваться вашим присутствием в Вашингтоне. Здесь состоится встреча на довольно высоком уровне. Желательно ваше участие.

Ситуация прояснялась, но я хотел понять ее до конца и пошел на мелочную проверку. Генералы в штатском, конечно, поймут, что это мелочная проверка, однако простят меня.

- Я устал, господа. Четыре с половиной часа в самолете, да и в машине было неудобно. В Америке с этим строго, особенно в общественных местах и государственных учреждениях.

Глаза гостей остекленели. Пока никто ничего не понимал.

- Нет сил терпеть. Вы мне разрешите?

И я достал пачку "Малборо". Вторя моим движениям, седовласые джентльмены достали из карманов сигары (холодильным установкам по чину не полагалось), сизый ароматный дымок поплыл по кабинету.

- В Америке теперь мода на сигары, - сказал ЦРУ. - Что же касается учреждений... Выдаю государственную тайну. Абсолютно запрещено курить лишь в Белом Доме. И не потому, что Хозяин строго блюдет закон, а потому, что лютует евойная...

Имя не было произнесено, но мы обменялись заговорщицкими взглядами.

* * *

Официальный Вашингтон проводил неофициальное мероприятие. Так как местная пресса тут особенно пристально следит за всем неофициальным, то официально это называлось "Конференцией по борьбе с проникновением русской мафии в Америку". Неофициально сообщалось, что официально приглашены представители российских спецслужб и соответствующие ведомства из некоторых заинтересованных стран. Мне, как представителю нейтральной стороны, предназначалась роль сопредседателя конференции, плюс я должен был выступить с докладом. Тема "Организованная преступность в XX веке, исторический анализ". Несмотря на разгар антитабачной кампании в Штатах, напустили такую дымовую завесу, что удалось скрыть от недремлющей общественности суть дела. По сути, это было выяснение отношений между ЦРУ и российской ФСБ. Уточнение сфер влияния. Так как в последние годы произошла легкая путаница, перекроившая карту Восточной Европы, то сферы тоже хотели понять, кто на них влияет и под чьим влиянием им быть выгоднее. Часть неофициальных переговоров проходила у меня в кабинете, сферы предпочитали, чтоб на них (переговорах) официально присутствовал председатель конференции, специалист по истории (как школьный учитель при разборке учеников, чтоб разборка не превратилась в мордобой). Желание поговорить с глазу на глаз возникало спонтанно, нужна была координация, мою же университетскую программу (на жаргоне Системы - "крышу") никто не отменял, поэтому срочно сняли соседний номер и посадили в него специалиста по холодильным установкам (приемная профессора Сан-Джайста).

Разумеется, высокие договаривающиеся стороны, ЦРУ и ФСБ, деликатные вопросы решали без свидетелей, но иногда требовалось назвать вещи своими именами, констатировать очевидные факты, жестокую правду, а это противоречило этике Системы. В Системе в принципе не может быть победителей. Пусть лучше за круглым столом, на расширенном совещании, французский профессор, следуя французской поговорке, назовет кошку кошкой, а мы демонстративно скептически улыбнемся наивности ученого теоретика.

Поначалу американцы надеялись, что все пройдет по их сценарию (с которым меня ознакомили еще за ужином в ресторане), однако русские не желали допустить игры в одни ворота (о чем мне было официально заявлено на следующий день, когда трое из ФСБ появились у меня в номере с неофициальным визитом).

- Мы не мальчики для битья, - нервничал штатский товарищ из военной разведки, - мы согласились на вашу кандидатуру, рассчитывая на объективность. Если американцы надуются, мы покинем конференцию.

...Я высчитал, что он из ГРУ. Он высчитал, что дает мне полезную информацию. Моя кандидатура согласовывалась! А я-то думал, что гуляю по Вентуре и Стоун-каньону без надзора...

Во встречах такого рода обычно участвуют люди, которые занимают не руководящие, а ключевые посты. Начальники приходят и уходят. Их назначение вопрос политики. Профессионалы остаются при любом начальстве. Система передает им свои секреты по наследству. Профессионалы знают все и в первую очередь друг друга. И еще в недрах Системы существуют Глубоководные Рыбы. Они решают. Но не всплывают никогда. Ou presque.

Так вот, профессионалы вынуждены выполнять (или делать вид, что выполняют) приказы руководства и одновременно придерживаться стратегии, выработанной Глубоководными Рыбами. Часто одно другому противоречит. Запутанно? Мне кажется, американская делегация выбрала неправильную тактику силового давления, чтоб заставить русских отступить по всем фронтам, а главное, доложить об этом начальству. Русские готовы были пятиться - ситуация сложилась не в их пользу, однако с условием, чтоб все выглядело так (в глазах их начальства), будто они не отступили ни на йоту.

В общем, в какой-то момент американцы слишком нажали. Русские обиделись. Переговоры повисли на волоске.

Я внес историческую справку:

Самую большую ошибку в нашем веке совершили американские спецслужбы. Имя этой ошибки - Джимми Картер. Наверно, честнейший и самый порядочный президент за всю историю Америки, но ничего не смыслящий в мировой политике. Он начал отдавать все Советскому Союзу. Он отдал Иран имаму Хомейни, и страна рухнула в пучину средневековья, мракобесия. У шаха Ирана было достаточно сил, чтоб остановить Хомейни. Картер выкручивал шаху руки под предлогом "борьбы за права человека". Теперь Иран - центр исламского фанатизма и международного терроризма, его поведение - непредсказуемо. Лишь старческая осторожность советского Политбюро спасла Запад от катастрофы. В Кремле не поняли, что Картер отдает все, подумали: "Это какая-то американская ловушка". Когда догадались, было поздно, срок правления Картера истекал, и Советы в спешке взяли то, что лежало под боком - Афганистан. Спрашивается: куда смотрела американская разведка? (Потом Картер громил и свою разведку, но это уже ваши внутренние проблемы.) В итоге произошла дестабилизация стратегического региона. Почему американские спецслужбы проявили такую близорукость и допустили в Белый дом некомпетентного и неуправляемого человека? Можно предположить иной вариант: советская разведка (мозг ее Системы) сознательно не воспользовалась игрой Картера в поддавки, с целью сохранить равновесие в Африке и Европе. То есть вам, господа американцы, был сделан царский подарок, причем тогда, когда вы сидели в глубокой заднице. Хорошо бы это помнить, прежде чем говорить о победной стратегии ЦРУ.

...Американцы застыли с каменными лицами. По оживленному взгляду товарища из ГРУ я понял, что переговоры будут продолжаться. Признаться, я ожидал, что кто-то из американской делегации, хотя бы для приличия, бросит реплику: мол, у нас в стране демократия, и президента Картера выбрал народ. Если бы это была официальная встреча в присутствии начальства, то гневная отповедь такого рода последовала бы незамедлительно. Однако профессионалы слишком уважали друг друга, чтобы тратить время на подобные глупости.

* * *

К восьми утра я должен был быть помыт, побрит и при галстуке. Мой рабочий день заканчивался в десять вечера. Откровенно говоря, не думал, что выдержу вашингтонский ритм, да вот втянулся. Правда, мне здорово помогали, находили в библиотеках нужные книги и статьи из газет, привозили копии документов. Тексты своих докладов и выступлений я надиктовывал специалисту по холодильным установкам. Он барабанил пальцами по клавишам компьютера, как заправская машинистка, и на телефонные звонки отвечал, что сейчас профессор занят в архиве. Даже когда звонила Дженни. Во всех остальных случаях, если я был в пределах досягаемости, он тут же соединял ее со мной, а я уж выкручивался по обстоятельствам. Почему ей такой фавор? Наивно спрашивать. После ее звонка в первую ночь он прибежал утром в дикой панике, сказал, что произошла накладка, что они не учли моего расписания, что отныне в любой час мне будут приносить в номер горячий ужин, буквально силой всучил мне конверт с "командировочными", повторяя, что, конечно, деньги маленькие, но командировочные положены всем. Ну, не такие уж маленькие, да и я не очень сопротивлялся. И как ни накалялись страсти во время дебатов в моем кабинете, но около десяти вечера все, как по команде, испуганно смотрели на часы, извинялись и бросались к двери. Я выходил из гостиницы, жадно вдыхал свежий холодный воздух и маршировал под дождем по вашингтонским улицам, еще более пустынным, чем в Лос-Анджелесе, пока не проветривалась голова, а за мной вдоль тротуара, повторяя все мои зигзаги, тихо катилась машина. Я пытался возражать, но мне сказали: так надо. Через минуту после моего возвращения в номере появлялся официант со столиком на колесиках. Телефон, не умолкавший в течение дня, дребезжал лишь когда звонила Дженни. К полуночи я полностью отключался. В 6.30 радиобудильник заводил свою музыку.

На конференции я произнес все те слова, которые так жаждали услышать от меня (и зафиксировать) американцы. Но доклад профессора требовал элегантности, академической формы. Просто обозначить кошку кошкой показалось бы примитивом.

Образцы моего красноречия:

"Когда Великая Империя рухнула

и будет там стоять Генералиссимус и маршалы великие его, да это уже было, было. В двенадцать часов по ночам вставал Император из гроба, а над другой империей никогда не заходило солнце, и гунны нависли над миром, и гнал хан Батый свои несметные орды на Русь и Европу - на рысях, на большие дела - так почему Великая? Потому что дряхлый Генсек мог одним нажатием кнопки разнести к чертовой матери земной шарик? И впрямь, о такой возможности даже не мечтали ни Гай Юлий, ни Адольф Алозьевич; только никогда добрый старикан, лауреат литературных премий, не сделал бы этого лишнего движения, ибо знал: западные краснобаи-демократы хоть и имеют не хуже игрушки, но первыми на кнопки не нажмут, а про него, Генсека, им это не известно - посему обречены трястись от страха перед Великим противником. Так вот,

когда Великия Империя рухнула

но почему империя, ведь называлась она по-другому - мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз, - да потому, что "императив" означает повеление (партия велела, комсомол ответил: "есть!"), и всюду был порядок: в доме, на улице и в танковых войсках! А если случался бордель, то и он планировался, и Калужская область досрочно заканчивала, и фабрика "Красная большевичка" перевыполняла, и знатный токарь Иванов смело смотрел в будущее ему светила пенсия 90 рэ (сто долларов по официальному курсу). По велению была невиданная стабильность в мире, правда, постоянно где-то воевали и взрывали, но воевали и взрывали по плану, в рамках договоренности, а если за рамки переходили, то быстро выясняли отношения на тонком дипломатическом языке: "Значит, так, достопочтенные джентльмены, мы своих косоглазых придержим, но и вы своих черножопых прижмите, иначе..." Иного и быть не могло, кто отважился бы пикнуть, какой Саддам Хусейн посмел бы высунуться! Так вот,

когда Великая Империя рухнула

почему она рухнула? Ведь была построена на века и товарищи шли верной дорогой, и Политбюро строго придерживалось мудрого римского правила: "Народу хлеба и зрелищ". Разве люди не помнят, что в магазинах всегда имелись в широком ассортименте батоны по 13 копеек (потом по 26), плавленые сырки "Дружба" и "Розовое крепкое" (до 7 вечера)? А продовольственные заказы на предприятиях с дальневосточной сайрой, венгерской курицей и балтийскими шпротами? Разве в последние 30 лет кто-нибудь в Стране Советов умирал с голоду? Что касается зрелищ, то господа из российской делегации подтвердят - они, зрелища, были величественные и захватывающие - военный парад на Красной площади 7 ноября, решающий матч на первенство по хоккею "Спартак - ЦСКА", похороны К.У.Черненко... Так почему она рухнула? Сионистский заговор, ошибки Горбачева, коварство Ельцина? Не ищите ответа. До сих пор неизвестно, почему вымерли динозавры и мамонты, а муравьи и тараканы благополучно пережили природные катаклизмы и от химических ядов только жиреют. Видимо, закон есть в Природе: все Великое обречено..."

На последнем закрытом пленарном заседании, когда мне предоставили слово, все опять приготовились к фейерверку (так оценили мой предыдущий доклад представители ФСБ и ЦРУ), но я говорил сбивчиво, волнуясь, косноязычно:

"Система была основана на противостоянии могущественных сторон. Проследим по разным этапам истории: Франция и Англия; Франция, Англия и Россия; Франция и Германия; Антанта и Германия; Западная Европа и СССР; Америка, Англия Германия; Япония, Италия - СССР; СССР - Западная Европа, США. Система прекрасно функционировала, когда сохранялось равновесие сил. Наглядный пример благополучный выход из кубинского кризиса. Карл фон Клаузевиц утверждал: "Война - простое продолжение политики другими средствами". В его время Система только становилась на ноги, потом сколько войн удалось предотвратить благодаря Системе. Я, ветеран Системы, очень озабочен происходящим. Если Россия, как великая держава, сойдет со сцены, это рикошетом ударит по Соединенным Штатам. Гегемония одной силы - хаос и распад мирового порядка. Когда Рим победил всех своих соперников, он был сметен варварами, неконтролируемой массой. Сегодня ни одна супердержава не сможет справиться, нейтрализовать всех этих повстанцев, партизан, сепаратистов, левых и правых террористов, национальных, религиозных, этнических фанатиков. Они рождаются, как микробы в воздухе. Но когда есть две противостоящие силы, весь этот микрокосм крутится возле них, притягивается, как магнитом, ибо стремится использовать силовые центры в своих целях. Микрокосм по сути своей переменчив: этническая уголовная банда может перерасти в крупное сепаратистское движение и, наоборот, национальный религиозный фронт рассыпаться на мелкие террористические группы, элементы микрокосма будут перескакивать из одного политического (идейного) лагеря в другой... Неважно, главное, они вылезли на поверхность, они себя афишировали, а уж как их контролировать вопрос техники. Супердержава, определяющая мировой порядок, вызывает всеобщую ненависть. Подрывные элементы знают, что не представляют интереса для стража мирового порядка - нет другой силы, против которой их можно использовать, значит, естественная реакция Хозяина - прихлопнуть. Кончилась великая "холодная война", и начались десятки горячих войн. Завтра их будут сотни. И никто не понимает, почему воюют и как эти войны остановить".

...И т.д. и т.п. Поток сознания вслух.

* * *

- Я прощаюсь с Системой, - сказал я. - Это мое завещание. Америка не приспособлена к роли мирового жандарма. У нее появится грозный противник: Китай или Иран в союзе со странами, где победит исламский фундаментализм. Поэтому, пока не поздно, поддержите Россию. Теперешняя Россия вам не противник, а соперник. Есть разница. С Россией вы давно нашли общий язык. Великая Империя рухнула, но у нее остался военный потенциал, опыт и авторитет разведывательных служб, и еще кое-что, чем можно приструнить даже Китай. Извините, что вынужден был повторять азбучные истины и занял у вас столько времени. У меня через несколько часов самолет. Надеюсь, чем-то был полезен. Благодарю за внимание.

Чтоб дойти до двери, мне надо было пересечь зал заседаний. И тут спонтанно или следуя чьему-то примеру, я не понял - все встали и молча провожали меня взглядами. Я шел как перед торжественным строем и чувствовал, что мои глаза повлажнели. Хотелось сказать "спасибо", но я уже сказал все и мне ответили. Из Системы уходят не оборачиваясь.

* * *

Я возвращался в Лос-Анджелес обыкновенным пассажиром и знал, что никто мне не будет заглядывать через плечо. Как всегда бывает после значительного действа (события), вспоминаешь не суть его, а какие-то пустяковые эпизоды, касающиеся лично тебя. В голове вертелись обрывки фраз: "Я отвык выслушивать публичные выговоры. Впрочем, получить нагоняй от легендарного Сан-Джайста - это факт биографии. Обидно, что служащим нашего ведомства запрещено писать мемуары". (Чииз - ЦРУ по поводу моей речи о Джимми Картере). "Профессор, меня давно не спрашивают, что я думаю. Всем некогда и неинтересно. Спрашивают только, что надо сказать в том или ином случае" (Генри Киссинджер). "От имени вымерших динозавров позвольте поблагодарить вас за тараканов. Точно назвали, дорогой профессор, эти твари жиреют на чужой беде. Впрочем, если бы Юрий Андропов был моложе лет на пятнадцать и здоровее - Великая Империя не рухнула, он бы провел перестройку как надо. К вопросу о роли личности в Истории" (товарищ из ГРУ). ...М-да, жалею, что нельзя рассказать обо всем этом Дженни. Может, через несколько лет, если волки будут сыты и овцы целы, и рак на горе свистнет, и каким-то чудом все обустроится, и я найду концы, спрятанные в воду, так вот тогда я шепну своей верной жене... нечто высокопарное: мол, в Вашингтоне встречался с мастерами часовых дел и помогал им налаживать механизм, который крутит земную ось (!!!). Браво! Ведь сам замечал: у отставников тщеславие растет пропорционально их пенсионному стажу. Уж какой умница Киссинджер, да и он в своем докладе "Россия - США. Геополитика" (для этого пригласили на конференцию) заявил:

- Рейган был слабеньким президентом. Успех его правления связан с тем, что у него имелись две-три идеи, которые совпали со временем.

Перевод с геополитического на пенсионный... Без перевода ясно. Из того же цикла, что и пятнадцать лет, не хвативших Андропову. Вечный плач по временам, с которыми не совпадаем.

Между прочим, теоретически Киссинджер прав. Не случись уотергейтского скандала - не пришел бы Джимми Картер, а старина Генри во главе Госдепа конечно бы не допустил оглушительных провалов ("У Америки нет политики!" - в ужасе воскликнул Жискар д'Эстен после своей первой встречи с Картером) и, таким образом, дотянул бы до лучших времен. Но мой опыт работы в Системе (а я работал на разных постах и в разных ситуациях) научил меня одному: времена всегда не те, других в природе не бывает.

Словом, если мне суждена благополучная жизнь с Дженни, то подозреваю, что за отсутствием денег, акций, домов и прочего, положенного джентльмену моего возраста, начну ее потчевать историями типа "каким я был тогда". С чем мы непременно совпадем - так это со старческим маразмом.

Но никогда не расскажу о приватной беседе с Глубоководной Рыбой, всплывшей, разумеется, не на конференции - на коктейле в университете, последовавшем за лекцией. Круглый, толстый человек в круглых, толстых очках взял меня за пуговицу пиджака и спросил по-французски:

- Приятно себя чувствовать свадебным генералом, давать мудрые советы и не отвечать ни за что?

Пахнуло океанскими водорослями, и я покорно поплелся за ним (за ней?) в полутемный бар, на морское сонное дно. Рыба заказала себе дринк, мне черный кофе (демонстрируя прекрасное знание моих привычек) и сообщила, что присутствовала в Копенгагене.

Два года назад в Копенгагене я официально подал в отставку.

Теперь Рыбе поручили проинформировать меня кое о чем. Вон как? А я и не догадывался. Спасибо за заботу.

- Отныне будете заботиться сами о себе, - сказала Рыба. - Мы умываем руки. Вам стоит только намекнуть американцам, что застреваете в Лос-Анджелесе, что ведете архивные поиски, а они связаны с некоторыми расходами. И вам позвонят из какой-нибудь фирмы, производящей калькуляторы или туалетную бумагу, и предложат место консультанта с приличным окладом. Работа непыльная: приезжать раз в неделю за чеком. Это вполне соответствует американскому менталитету. Намекнуть надо сейчас, на конференции, пока вы герой дня. Психология чиновника: он точно знает момент, когда его похвалят за широкий жест. Через неделю будет поздно. Американский бюрократ вспомнит, что у них, как всегда, сокращают бюджет.

Пауза.

- Естественно, вы этого не сделаете. Вы хотите уйти из Системы красиво. (Если бы Дженни слышала! Она бы меня убила...)

- Почему вы упорно пытаетесь отослать меня к американцам? - спросил я. Почему после моего возвращения во Францию вы ведете себя так, будто меня не существует на свете?

- Не преувеличивайте. Впрочем, отчасти vous avez raison. У нас национальные интересы. А вы давно превратились в международную фигуру. Мало управляемую. Вы еще способны наломать дров. Так что увольте.

В начале разговора, когда Рыба вещала от имени Системы, я не услышал того, что ожидал. В том числе и завуалированных упреков. Хватило такта. Но французская манера выглядеть благодетелем за чужой счет, да при этом еще читать мораль, меня возмутила:

- Назовем кошку кошкой. Вы боитесь, что я потребую какого-то вознаграждения. Психология французского бюрократа. Прошлые заслуги забыты, а сегодняшний бюджет, как всегда, сокращают.

- Мы не боимся. Мы достаточно вас изучили. Вы последний идеалист в Системе. Вы никогда ничего не потребуете. Кстати, у вас профессорская пенсия. Для справки: все оформлено соответствующим образом. Вы можете ее получать с любого момента.

Пауза.

- По поводу идеализма. В принципе хорошее качество. Во многом утерянное в наши дни. Почитайте, что пишет "Либерасьон" о коррупции в полиции.

Рыба оставила газету и, вильнув хвостом, растворилась в вашингтонских сумерках.

Конечно, газету я сохранил и теперь, в самолете, созерцая в окошко Америку, проплывающую внизу в просвете облаков, перечел опять.

Что ж, как всегда в "Либерасьон", - задиристо, лихо, аргументировано. Попытка если не разгрести, то приоткрыть дверцу в святая святых французских спецслужб - авгиевы конюшни. На публику, естественно, произвело впечатление, но для человека сведущего - это продолжение драки под ковром между спецслужбами. Во Франции их несколько, и они очень друг друга не любят. Когда есть возможность (и повод) залепить соперникам в ухо, через левацкую независимую "Либерасьон" организуется утечка нужной информации. Автор статьи с нескрываемым ехидством приводил выдержки из документа, найденного им (!!!) в архиве: мол, вот на каких высоких принципах основывалась полиция Французской Республики:

"...Полиция Французской Республики призвана защищать идеи Революции, интересы государства, жизнь и собственность простых граждан... служба в полиции оплачивается государственной казной, однако главное для стража порядка моральное удовлетворение от чувства выполненного долга, уважение и признательность народа. Страж революционного порядка являет собой образец неподкупности и бескорыстия. Полиции Французской Республики многое дается, но и многое с оной спрашивается. Все поползновения любого чина добыть себе дополнительные денежные или иные вознаграждения, используя свою власть и служебное положение, будут рассматриваться как тягчайшее преступление против Закона и жестоко наказываться, вплоть до расстрела на месте. Подпись:

Член Комитета общественного спасения,

Начальник Бюро общего надзора полиции

Антуан Сен-Жюст.

11 фримера 1793 года"

* * *

Произошло чудо: я заснул в самолете. Как правило, мне не удается спать даже на межконтинентальных рейсах, а тут, наверно, сказалось напряжение последних дней. Тридцать минут сна начисто смазали вашингтонские встречи, переговоры - та жизнь кончилась, забыта, - я проснулся другим человеком, решившим соответствовать другому времени. Я перевел стрелки часов. Самолет снижался над кварталами южного Лос-Анджелеса.

Выйдя в зал ожиданий, я сразу увидел Дженни в кремовом брючном костюме (значит, прикатила прямо с работы). Увидев меня, Дженни сделала инстинктивное движение, будто хотела спрятаться, а лицо ее светилось радостью, и глаза ее...

Леди и джентльмены, клянусь Богом, у нее были глаза счастливой женщины.

И я подумал: "Как я мог от нее уехать? Почему я занимался какими-то глупостями? Целую неделю без Дженни! Все, больше никуда и никогда! Какой мне отпущен срок - несколько лет или несколько месяцев? (Мечтаю о нескольких десятилетиях, пока судьба не вмешается, не выдернет меня своими костлявыми пальцами из этой сказки.) Все равно я буду благодарен за каждый год, за каждый день, за каждое мгновение, проведенное с Дженни, моей женой. Моей женой только так.

Эйфория продолжалась до следующего вечера.

Красную полотняную веранду этого ресторана (пусть он горит синим пламенем!) я заприметил, еще прогуливаясь по Вентуре. На веранде около столиков поставили мощные лампы-обогреватели, и получилось уютное место для прокаженных Калифорнии, бедных курильщиков, - по-моему, гораздо лучше, чем внутри ресторана, где была общая шумная тусовка, И вот мы с Дженни сидим напротив друг друга, воркуем, как два милых голубка, пьем винишко, закусываем диетически-рыбным, культурно отдыхаем.

Вдруг...

Черт бы меня побрал! С годами я явно потерял защитную реакцию, способность быстро реагировать, то есть расслабился. Раньше, мне кажется, ничего "вдруг" со мной не происходило, ибо я был постоянно в боевой готовности. Нынче сплошные "вдруг" выскакивают бешеными собаками из раскрытых ворот.

Вдруг:

- ...Я думала, думала и решила. Я не хочу быть твоей женой. Слишком много осложнений. Боюсь, я их просто не выдержу. Пустим все на самотек. Нам ведь и так хорошо?

Приехали. Правда, за несколько секунд до этого я обратил внимание, что она как-то загадочно на меня смотрит, не смотрит, а рассматривает отстранено, будто видит меня впервые. Ее инквизиторский взгляд кого-то мне напомнил, но вспомнить "кого" было некогда, я получил удар, который сбил меня под столик.

...Размечтался. Будем жить-поживать, добра наживать, народим детишек. Будем благодарить Всевышнего за каждый счастливый год, за каждое счастливое мгновение. Только выясняется, что у моей "жены" совсем иные планы.

В армии, когда фронт прорван, применяется отвлекающий маневр. Пришлось выложить кое-что из вашингтонской заначки. Дженни заинтересовалась, и я тем временем встал с четырех лап на две, отряхнулся и принял подобающую приличию позу.

Ночью я опять вышел на балкон. Покурить и поразмыслить на трезвую голову.

Значит, так, о тихой гавани забудь. Сколько лет тобой командовала Система, ты из нее вырвался и... попал во власть сумасбродной девочки. Ходы Системы можно было хоть как-то предугадать, но смену настроений у Дженни... А она небрежным щелчком валит тебя с ног. С чем и поздравляем... "Сердце красавицы склонно к измене и к перемене, как ветер мая". Заруби на носу. Скоро от таких зарубок он у тебя будет полыхать роскошными цветами. И потом, за долгую и безупречную службу человеку полагается пенсия и, если начальство благоволит очередной чин, крупная денежная сумма, плюс орден. Пенсию мне оформили (Любопытно, что они там нахимичили? По правилам французского социального страхования никак не дотягиваю до срока. Приедем в Париж, посмотрим), чин определили - "свадебный генерал". Денег от них фиг дождешься (сокращают бюджет), орден зажали. Могли бы, между прочим, вручить "Почетный легион". Ни стыда ни совести! Ладно, орден, допустим, - предмет для дискуссии. Однако ни в одном воинском уставе (или уставе спецслужб) не записано, что за выслугу лет дают Дженни! В каком бредовом сне это тебе приснилось?

Дженни придется завоевывать. Прилагая максимум усилий. Сантиметр за сантиметром. День за днем. Всю жизнь (если эта жизнь у тебя имеется в запасе помни предупреждение Глубоководной Рыбы).

...Чуть-чуть колыхались тени от листвы на крыше красной "тойоты", припаркованной, как и старый "шевроле", к противоположному тротуару, наверно, еще в начале века. Ни кот, ни "ягуар" - никто из ночных бродяг не нарушал покой Диккенс-стрит.

Вчера у нашего дома (нашего?) остановилась шестиместная карета, вызванная моим воображением, карета с вензелями шведской короны на коричневых лакированных дверцах. Далеко ли ты уедешь в карете прошлого? "Чем ты меня взял, Тони? Своими историями". Золотые слова, моя девочка. И впрямь, в резерве главного командования ничего нет, кроме историй. Козыряй, пока они ей интересны. Кстати, новелла про короля Карла XIV должна понравиться.