"Хроника времен Виктора Подгурского" - читать интересную книгу автора (Гладилин Анатолий)

ГЛАВА XI ПЕРЕУЧИЛСЯ...

Дождь. Серый, отраженный от туч свет в комнате. Капли барабанят по стеклу. Тени закрались в углы. Четыре часа дня, а как будто сумерки. Но Виктор не хочет включать электричество. Он подходит к окну, открывает форточку. В тишину квартиры врывается однотонный, плещущийся шум дождя. Постепенно комната наполняется сырым, холодным воздухом. Сквозь помутневшее стекло видно, как по мостовой бегут сплошные потоки воды. Лужи покрыты дождевыми пузырями, которые так же быстро лопаются, как и возникают.

На улице не видно прохожих. Угрюмое серое здание напротив постепенно чернеет.

Шум дождя напоминает движение старой телеги по вымощенной булыжником дороге. Телега идет то медленнее, то быстрее; шум дождя то больше, то слабее. Итак, снова дождь! Откуда столько воды берется? Словно в природе не существует другой погоды. Почему бы не выглянуть солнцу? Вот в прошлом году была вполне приличная осень...

"И разверзлись хляби небесные".

А по радио сегодня одну дрянь передают. Виктор давно говорил, что самое удачное в приемнике - это выключатель. Серьезно! К примеру: приговаривают у нас какого-нибудь жулика к пяти годам. А зачем? Лучше заставить, его ежедневно прослушивать те песни, которые Радиокомитет предлагает разучивать каждый вечер "дорогим радиослушателям". После этого число преступников резко бы сократилось...

Да. Острить он еще не разучился. Ша! Кто-то пришел! Шаркающие шаги...

- Батюшки, погода-то!

...А, бабка Прасковья явилась после очередного рейда по магазинам...

- Витя!

- А?

- На Кропоткинской костюмы венгерские.

- При чем здесь я?

Молчание. Возня в коридоре...

А бабка не собирается уезжать. Она даже с дворничихой познакомилась. Каждый день к ней вниз бегает.

- Витя!

- А?

- Я вниз пойду.

...Ну и скатертью дорога. Он не удерживает. Чего она там кастрюльками гремит?

- Вить!

- ...О господи! Что?

- Хочешь солененького огурчика?

- Нет!

Бабка хлопает дверью... Гм... Солененький огурчик. Вообще в нем есть известный смысл. Солененького огурчика он бы не прочь. И почему бабка так быстро смоталась.

Нет, хватит! Надо заниматься! Надо плюнуть на все и заниматься. Закрыть окно, задернуть занавески...

Нина! Если бы ты сейчас зашла, стряхнула бы с плаща капли, села бы как раньше...

Может, она поднимается по лестнице, может, зазвенит звонок? Неужели так трудно сделать человека счастливым! Эх, кого ты из меня сделала!.. Нет, все к черту! Мы еще повоюем. Не надо только думать о ней!

Виктор брался за раскрытый учебник. Проходило часа два. Он вставал, разминался, садился на диван. Заниматься он уже не мог. Нужно отдохнуть. Он облокачивался на валик дивана, подпирал голову руками и мог долго-долго сидеть в такой позе.

Дождь прошел. Соседей еще нет. Стоит такая тишина, что звенит в ушах.

Окна задернуты занавесками. Горит лампочка.

Он мог целый час глядеть в один и тот же угол. Там стояли две кровати. Они были выкрашены в белый цвет и накрыты белым покрывалом без узоров. На фоне белых кроватей и зеленых стен выделялся коричневый стул. Если долго на него смотреть, то постепенно спинка стула, обтянутая кожей, казалось, принимала осмысленное выражение. Шляпки гвоздей походили на глаза, и стул начинал игриво коситься на дальний угол кровати, выставляя вперед сиденье и растопырив две передние ножки, как бы приглашая к себе.

Из-под кровати выглядывали ботинки. Именно выглядывали. Правый ботинок с приподнятым носком имел выражение человека, который вытягивает вперед губы и цокает.

На спинке кровати висело полотенце. Виктор стал замечать за собой странные вещи. Если полотенце висело криво, то его какая-то внутренняя сила подталкивала встать и поправить. Иначе оно начинало медленно ползти вниз. А он не мог почему-то допустить, чтобы оно упало. Полотенце медленно ползло вниз... В комнате появлялась какая-то молочная пелена, свет лампочки расплывался и терялся...

Будила его мама. Виктор вставал и протирал глаза. Полотенце висит на месте. Комната залита ровным желтым светом. На тумбочке весело подмигивает зеленый глазок радиоприемника: "Московское время - двадцать часов".