"Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)" - читать интересную книгу автора (Перумов Ник)
Глава 16
— Ты не ослышалась, Сеамни Оэктаканн. — Верховный маг Арка произнес имя Агаты с нарочитым людским акцентом. — Нам надо справиться с Хозяином Ливня. И помочь нам можешь только ты. Отпрыск свободной крови свободных Дану.
— Почему я? — в голову Агаты не пришло ничего другого. — Мало молодых рабынь-Дану на ваших скотных дворах? Ты был очень убедителен, — она постаралась усмехнуться, однако губы не слушались. — Не объяснил только одного. Почему именно я? Что, не подойдет другая несчастная, не… не столь твердая сердцем? Совет разразился дружным хохотом.
— От скромности не умрешь, — Верховный маг позволил себе краткую снисходительную улыбку. — Ну, если уж ты настаиваешь… Боюсь разочаровать тебя, девочка, — ты не потомок великого мага прошлого, Силы в тебе, скажу прямо, — очень немного, куда меньше, чем, скажем, в ноготке моей своенравной Сильвии. Нет, Агата. Все дело, как ты, наверное, догадываешься, в Иммельсторне. Меч Дану лег в твои руки… и тем самым возникли мириады тончайших, даже опытному магу невидимых связей, распутать которые не под силу даже всей Радуге, как не под силу ей остановить Солнце или свергнуть с небес Луну. Не стану описывать тебе все эти связи, они тянутся в иные миры, к иным звездам, через холодные бездны вечной смерти. Ну, вот теперь, кажется, все. У тебя еще остались вопросы, несносная девчонка? — Он ухмыльнулся.
— А чем вам помешал Хозяин Ливня? Что вы хотите с ним сделать?
Совет дружно застонал. Сильвия вскочила с места, на кукольном лице — ярость.
— Позвольте мне! Я с нее шкуру спущу!
— Тихо! — гаркнул Верховный, да так, что заколыхались даже тяжелые занавеси. — Она спросила — я отвечу. Сеамни, Ливни опустошают страну. Убытки чудовищны. Каждый Ливень — десятки погибших. Болезни, эпидемии, бешенство зверей, появление диковинных чудищ, каждое из которых, прежде чем его прикончат маги-егеря, ухитряется сожрать полдеревни. Почему же у тебя вызывает удивление то, что мы хотим покончить с этим бедствием? Мы были врагами эльфов, Дану, другой Нелюди; но о своих-то мы должны позаботиться? Ты идеально подходишь для этого дела. Награда — превосходит твое воображение. Ну, каких еще гарантий тебе требуется? Бумага от имени Ордена? Да за ради Спасителя, в которого так верит простонародье, я дам тебе этот пустяк, если для тебя он — важен. Что еще?
— А если условия начну ставить я? — вдруг тихо сказала Агата.
— Ты? Условия? Интересно, — Верховный маг демонстративно поерзал в кресле. — Давай, Сеамни, я слушаю.
— Разрешение всем Дану вернуться на родовые земли. В… в тот лес, что вы называете Друнгом. И гарантия неприкосновенности. И выкуп золотом за причиненное зло. И грамоты от Императора. И равные права с людьми, с гражданами Империи.
Совет слушал ее в зловещем молчании. Сильвия кусала губу, подпрыгивая от нетерпения на месте — верно, мечтала засветить проклятой гордячке в голову чем-нибудь тяжелым.
— Все? — сварливо осведомился Верховный маг. — А передачи тебе лично власти над Империей не требуется?
— А что, мысль хорошая, — немедленно отпарировала Агата. — Я не против. Уж мне бы не пришло в голову издавать такие глупые законы!
Маг поднял руку, предупреждая волну яростных воплей.
— Хочешь поторговаться, девочка? И ты ставишь этот торг выше жизней собственных родителей? Мы предложили тебе реальную плату. Ты хочешь нереального. Если ты станешь упорствовать — я просто отправлю тебя обратно в камеру. Без всяких разговоров и переговоров. Мы как-нибудь уж обойдемся. А вот для всех, укрывшихся в Бросовых землях, твои капризы обернутся смертями. С тобой лично ничего не случится, это я тебе обещаю — кончится Ливень, тебя отпустят, но вот не захочешь ли ты сама наложить на себя руки после такого?
Агата молчала.
— Итак. Мы увеличим награду. Восемь талантов золота — в придачу к свободе и дороге к твоему народу. На эти деньги в восточных провинциях можно купить очень многое. Ну, так как? Ты согласна?
— Десять талантов! — выпалила Агата, хмелея от собственной наглости.
— Идет, — Верховный маг и глазом не моргнул. — Десять талантов. Слово Арка. Сейчас тебе вручат долговое обязательство. Обменяешь на золото в любом банкирском доме. Все, господа Совет. Дело сделано. Известите Сежес, что легионы можно останавливать. Они свою роль сыграли. Арк не нарушает слова. Пусть воины возвращаются в казармы. Господа Совет! Сеамни Оэктаканн вступила в службу Арка, да продлят Силы дни нашего Ордена. Вы знаете, что нужно делать, господа Совет.
Растерянная Агата стояла, сжимая в руке внушительного вида грамоты из тонковыделанной кожи, украшенные пламенным гербом Арка и тремя красными печатями каждая. Верховный маг, приблизившись, надел девушке на шею тяжелую цепь девственной меди с тремя пламенными языками из авальонна. Полюбовался, склонив голову, отошел.
Первой из остальных магов к Агате подскочила Сильвия. Удивительно, но в глазах ее не осталось больше никакой враждебности.
— Пойдем, — она потянула Агату за руку. — Тебе нужно многому научиться, а времени мало. Ливень уходит на запад, еще три дня — и нам уже будет его не достать. Ну, идем же! Не бойся, глупая, ты же теперь — одна из нас! Цепь Арка на тебе — ты отныне неприкосновенна для любого мага Радуги! А уж поселяне — те так и станут тебе под ноги валиться! Ну, идем же, идем! Да нет же, не в пыточную, не смотри на меня так — ко мне в лабораторию…
«Дома…» — была первая мысль. Фесс открыл глаза — и тотчас не выдержав, глухо застонал от ворвавшейся в сознание боли. Потом, кажется, даже взвыл — во всю мощь легких. Попытался ползти — нет. Даже головы не поднять, счастье еще, что может думать.
Боль ему все-таки удалось немного приглушить, правда, на это ушли остатки сил. Раны на левом боку запеклись, покрылись черной коростой, кровь больше не текла, лишь зло стучалась в виски. Фесс кое-как перевалился на правую сторону, вогнал локоть в землю, словно кол, приподнялся…
Да, он не ошибся. Заклятие возврата сработало. Он дома, совсем рядом с восточной заставой. Вон и приметный дуб с раздвоенной вершиной. Проползти осталось две сотни шагов, не больше.
Но вот только проползет ли он их?
Первое же движение навылет пробило тщательно выстроенные барьеры. От боли вновь помутилось сознание. На левом плече черная корка лопнула, показалась алая кровь. Густая, она текла медленно, словно в жилах ее оставалось уже совсем немного.
Уронив голову в траву — мягкую, шелковистую, летнюю траву, куда как не похожую на унылые желтые поросли мельинских окрестностей, где давно и основательно хозяйничала осень, — полежал так некоторое время, отсчитывая судорожные толчки сердца. На сотом решился сдвинуться. Оставляя за собой примятый и окровавленный след, прополз несколько шагов. Вновь обессиленно рухнул.
Не доползти…
— Эгей, Пафни, глянь-кось, четой тут!
Возле самого лица опустилась нога в старом, залатанном очиге.
— Откель взялси-то? — спросил второй, столь же простецкий голос.
Фесс попытался ответить — безуспешно. Сознание плыло, уже ему не повинуясь.
— Магик, по всему видать, — авторитетно заявил обладатель латаного очига.[7]
— Почем знаешь? — простодушно изумился второй.
— Дык, глянь сам, пень ты эдакий — валяется посередь поляны, трава примята, как полз — а боле никакого следу, ни звериного, ни евонного. Значить, понимай так — с неба свалился. А кто еще у нас могет тут с-неба сваливаться, окромя магиков? Не-ет, давай-ка, Пафни, руби две жердины да пояс развязывай. К заставе понесем, нам от магиков награда выйдет!..
Застучали топоры.
Сильные и грубоватые руки осторожно перевалили Фесса на самодельные носилки.
— Ну, взяли, Пафни! — услыхал он, и носилки оторвались от земли.
Закачалось высоко над головой синее-синее, чистое, ничем не оскверненное небо.
— Терпите, господин магик, немного осталось, скоро вас до заставы донесем, с рук на руки охране сдадим, они вам лекаря настоящего вызовут, ничего с вами не случится, все бывает, мы тут испокон веку живем, разного навидались, да и диво было бы подле Долины не навидаться, не-ет, господин магик, нам от долинных хозяев только добро выходило, мы устав блюдем, обычай знаем, шапки за десять шагов ломаем, милостей и благостей многих желаем… — бормотали над самым ухом.
А потом, сквозь туман боли:
— Эй, куда прешься, деревенщина? Застава тут, не видишь, зенки уже совсем пропил? — голос был резкий, женский.
— Никак нет-с, видим, усе, значить, видим, госпожа воительница, мы тут-с не баклуши бьем-с, раненого магика, изволите ль видеть, выносим, значить…
— Раненого магика? — голос воительницы тотчас зазвенел. — Да что же ты молчишь, деревня?! Голова на плечах засиделась?! Эй, Птах, одна нога здесь, другая там — лекаря сюда! Живо!.. Раненого сюда несите… да осторожно, голытьба поганая! Так, опускайте… и давайте, давайте в сторону, вон там стойте — их магичное достоинство придут, вас спросят, все без утайки чтоб рассказали! А то… вы меня знаете!
— Знаем, госпожа Раина, как перед истинным небом, знаем… — униженно забормотали в ответ.
Фесс вновь сумел открыть глаза. Над головой — узорчатый потолок, караульню строили, словно царский дворец. И на фоне многоцветной мозаики — встревоженное молодое лицо. Большие серые глаза, сейчас напряженно сощуренные. Темные от пота, коротко подстриженные русые волосы. На плечах — вороненая кольчужная сетка.
Кажется, когда-то он знал ее… видел…
— Ваше магичное достоинство! Господин Кэр! — всплеснула руками воительница. — Да как же это вас так угораздило?! Кто посмел?! Ну, дайте мне только до него добраться… — Она не теряла даром времени. Ловкие руки уже аккуратно обмывали рану, готовясь наложить временную повязку с заживляющим эликсиром. — Господин Кэр! Ох, горе-то какое!
— Н-не… причитай… Раина… — выдавил из себя Фесс. — Не… достойно…
— Недостойно воина над ранами друга причитать, — сурово отрезала шилдмэйден. — А над ранами тех, кого присягнула защищать…
Фесс хотел ответить, но перед глазами все вновь поплыло. В растревоженной ране проснулась боль. Не удержался, зажмурился и застонал. Раина тотчас метнулась к двери.
— Птах! — раздался ее яростный вопль. — Ну где же ты, остолоп вшивый, ох, насидишься ты у меня без увольнительных!..
— Нет нужды, славная Раина, — ответил низкий, хрипловатый женский голос. — Твой воин выполнил приказ в точности.
— Госпожа Хюммель… — валькирия почтительно поклонилась.
— Она самая. Перестань мести челкой пол и иди сюда. Чем ты обмывала рану?
— Настоем бессмертника алого, госпожа ма…
— Без чинов, Раина! Или мы с тобой вдвоем на стены Архады не лазили? — возмутилась волшебница. — Сейчас посмотрю… молодец, грамотно. Теперь помоги мне… подержи его.
Где-то в области горла родилась теплая волна. Покатилась вниз, с каждой секундой становясь все горячее и горячее.
— Ы-ы-ы!!! — не выдержав, заорал Фесс. Коричнево-черная корка на месте ран вспыхнула. Обломки костей, казалось, пустились в безумный пляс. Рваные мышцы судорожно задергались.
Он перестал что бы то ни было видеть. Осталась только боль, сделавшаяся, казалось, больше, чем он сам.
— Держи его, Раина, держи! — пробился резкий и злой голос Клары Хюммель. — Крепче, мать твою, воительница херова! Вскрываю… Таз подставь!
Звонко забарабанили капли по бронзовому днищу. Последний звук, который он слышал. Дальше навалилось беспамятство.
Тлели остатки тяжелого занавеса. Император стоял, молча глядя на изуродованные трупы. Волшебников перебили всех до единого — впервые имперские мечи попробовали кровь адептов Радуги. Дворец замер, повсюду царила жуткая тишина, и даже сам хозяин Империи не дерзал кликнуть стражу.
Его Вольные тоже были мертвы. Тяжелая потеря. Их мало, всего несколько десятков, и каждый — куда дороже, нежели чем «на вес золота».
«Тот, кто начинает во страхе, лучше бросься на собственный меч», — припомнились древние строки.
Сколько крови…
Взгляд Императора невольно упал на одного из мертвых магов. Меч Вольного рассек тому грудь; в глубине раны мерно и страшно пульсировало сердце.
Он что, еще жив?!
Как хорошо, что стены дворца в этой части увешаны оружием…
Император сорвал богато инкрустированный золотом парадный трезубец и вогнал его в тело поверженного. Маг не шелохнулся — он был уже мертв, жить продолжало только его сердце. Три стальных острия вонзились глубоко в пол. Раздалось шипение, из раны полезла какая-то зеленая пена.
Отступив на шаг, Император с невольным ужасом следил за трансформацией. Он слыхал о подобном — маги накладывали на самих себя жуткие чары, чтобы после насильственной смерти превратиться в кошмарных монстров и сполна отплатить обидчику.
Содрогаясь от омерзения. Император спешил добить уже один раз умерших врагов. На последнем чародее сталь вновь завязла. Выдергивать застрявший в паркете трезубец Император уже не стал. Просто запер за собой двери.
Вся схватка заняла совсем немного времени. Он шел по молчаливым коридорам, снимая часовых с постов. На лицах воинов читалось удивление — для чего повелителю все это понадобилось? Небывалое дело, как есть небывалое…
Император старался не думать о том, сколько их доживет до завтрашнего дня. Пора было забывать о людях. Перед ним — не более чем бессловесные орудия, исполнители его воли. И ничего больше.
Правда, если будет суждено, он погибнет вместе с ними. Живым в руки Радуги он не дастся. И умереть так просто ему нельзя тоже. О некромантах Семицветья ходили самые страшные слухи. И, как правило, все они были правдой.
— Сотника! — отрывисто бросил Император, когда процессия — он и почти три десятка воинов — добралась до малого тронного зала. — Сотника охраны и командира Вольных ко мне!
Кер-Тинор еще не оправился от раны. Вместо него телохранителей Императора возглавлял один из десятских, старший по неведомой никому лестнице подчинения Вольных.
— Ким-Лаг! Всю охрану сюда. Гонца… моего гонца! Дай ему пяток сопровождающих, быстро в трактир «Полосатый Кот». Вот грамота. Пусть передаст… дядюшке Паа. И пусть дождется ответа. Еще приказ — запереть все ворота. Никого не выпускать! Кто попытается выехать — тех кончать.
О том, что это может оказаться спешащий к умирающему лекарь, Император конечно же не подумал.
— Всем легионам — тревога! Легатов — ко мне! Сюда, ко дворцу. А теперь — пошли!
…Сотня панцирников дворцовой тысячи, десятка четыре арбалетчиков. Пятьдесят Вольных — против всей Радуги!
В Мельине медленно умирал день.
Императору подали вооружение. Прочные, гномьей ковки, латы, глухой шлем, длинный полутораручный меч…
— Нет. Что-нибудь полегче, парень. И… без всяких там чар.
Бахтерец с императорским василиском на груди, островерхий шлем с открытым лицом, топор на длинной рукояти… Нет, пожалуй, меч надо взять тоже.
— Пошли, — сказал Император.
Здесь, возле самого дворца, вечерним временем осмеливалась гулять только самая родовитая знать. Склоненные головы, церемонные реверансы дам… — За мной! — глухо командовал Император. — За мной, если верны мне!
Он видел изумление и откровенный страх. И невысказанное проклятие судьбе, пославшей им эту встречу, будь она неладна…
Император усмехнулся. Надвигалась ночь. Славная ночь.
— К оружию! И за мной! — крикнул он, когда отряд поравнялся с первой из орденских миссий — миссией Голубого Лива.
Он обернулся, чувствуя разверзающуюся там жуткую пропасть. Отборные воины, охрана его дворца, отнюдь не горели рвением идти вперед. Мечи дрожали в покрытых испариной ладонях. Лица — бледны, глаза полны постыдного страха. Они поняли, что за приказ им предстоит выполнить.
И только Вольные остались бесстрастны. Как один человек, они уже обнажили оружие. Стрелки подняли арбалеты и луки.
Император не стал ничего говорить своей пехоте. Просто подпрыгнул вверх, взмахнул мечом — цепь, удерживавшая уже зажженный фонарь, лопнула. Раскрутив его, точно пращник ременную петлю, Император отправил необычный снаряд прямо в окно домика. Туда, где за голубоватыми, цвета морской волны, занавесями, уютно мерцали магические огоньки.
Зазвенело тонкое стекло.
— Убивайте их всех! — взревел Император. — Смерть всем магам! Смерть! Никого не щадить!
Топор свистнул. Доски брызнули щепой, точно кровью. Ярость удесятерила силы, сложный запор отлетел после первого же удара.
— За мно-о-ойй!
И тотчас же грянул клич Вольных:
— За Императора! За Императора! Смерть! Смерть! Смерть!
Ким-Лаг уже указывал саблей на соседний домик — миссию Угуса.
Занеся топор, Император ворвался в наполненную ароматами полутьму. Треща, впереди разгоралось пламя из разбившегося фонаря.
— Что тако… — из боковой комнаты вывернулась какая-то фигура в старомодном плаще и смешном колпаке. Проносясь мимо, Император ударил обухом. Мокрый всхлип, и фигура, обдирая сухой старческой рукой бесценный гобелен со стены, мешком валится на пол. Император не посмотрел, кого он убил. Над самым ухом свистнула стрела, арбалетчик разрядил свое оружие в возникший на винтовой лестнице силуэт — маг уже воздел руки, готовясь послать заклятье.
— Смерть! Смерть! Смерть! — неслось следом. Грозный рев десятков глоток. Кажется, воины сообразили, что к чему. А ведь могли и стрелу в спину всадить, мельком подумал Император. Он оказался в комнате, куда забросил с улицы фонарь — молодая женщина в голубой мантии яростно хлестала по огню содранной скатертью.
— Имп… — левая рука развернулась, воздух затрещал, пахнуло свежестью, точно перед грозой, и — топор вгрызся в основание высокой, лебединой шеи.
— Пера… — донесся предсмертный шепот.
— Здесь больше никого нет, мой повелитель, — вырос рядом с ним Вольный. Сабля окровавлена, но не так, чтобы очень сильно. — Было всего трое магов. Пятеро людей — слуги. Слуг мы убили тоже.
— Идем… дальше, — выдохнул Император. Стоит ли думать о пяти ничтожных, когда в эту ночь Империя схватывается грудь на грудь с Радугой? — Здесь все поджечь…
— Будет исполнено, — воин поднес свечу к пышной парчовой обивке стены. Огонь радостно накинулся на новую пищу.
На улице уже творилось нечто страшное. Двое Вольных деловито волокли чье-то растерзанное, полуобнаженное тело, длинные льняные волосы волочились в пыли. Миссия Угуса уже горела тоже; из окон рвались страшные крики. Возле порога лежали тела — молодой широкоплечий маг и воин-панцирник с прожженной на груди кирасой.
Маги быстро взяли первую жизнь своих врагов.
Ким-Лаг вел своих дальше.
Воины-люди, с полубезумными лицами, толклись вокруг Императора, словно перепуганные дети возле потерявшего рассудок отца. Кое-кто последовал за Вольными — счеты с Радугой были, и немалые, — но большинство просто топталось на месте. Аристократы куда-то исчезли, только двое молодых франтов, уже успевших облачиться в доспехи, очень старались попасться на глаза Императору. Остальные, похоже, оказались умнее.
— Дальше!
Император смотрел на своих воинов. Привычка повиноваться удерживала их вместе, но еще чуть-чуть — и впитанный с молоком матери ужас перед всесильными магами заставит их в панике разбегаться кто куда, бросая оружие.
— Не сомневаться! — бешено крикнул Император. — Я — ваш повелитель! Пришел час расплаты!.. Больше они не будут над нами!..
Его бессвязные крики неожиданно и мягко прервал бывалый десятник. Старый вояка внезапно оказался стоящим чуть ли не плечо к плечу с повелителем.
— Сумлеваться не надо, ребята, — с проникновенной простодушностью сказал он. — Повелитель сказал — наше дело службу сполнять. А что драка — то наша доля воинская. Императорское дело — сказать, кого бить. А уж мы не подведем. Верно, ребята?.. Магиков? И магиков порешим. Дело наше простое… А ну, пошли!..
И они на самом деле пошли. С пустыми глазами, словно на учения, успевшие давным-давно надоесть опытным ветеранам…
Бой вспыхнул у третьей миссии — оранжевого Гарама. На миг мелькнула мысль о старике Гахлане; мелькнула и исчезла, потому что маги Оранжевого Ордена успели опомниться и дали отпор.
Сперва это был надрывный, истошный вой, вопль, полный муки и смертного ужаса, словно последнее предостережение всем безумцам, дерзнувшим посягнуть на священную жизнь магов, входящих в Радугу. Вольные хватались за кованые бока шлемов, словно пытаясь зажать уши; те из панцирников, более жадных до драки — или имевших свои причины ненавидеть Радугу, — падали, судорожно дергаясь, ползли прочь. Волна свирепой магии хлестнула из мирного, нарядного домика, опрокинула первую волну нападавших, погнала их прочь…
Черный камень в перстне Императора потеплел, но только безумец использует чары против таких волшебников!
— А-а-а! — надрывно взвыли за спиной. — Магики у меня сеструху сожгли! А-а-а!!!
Кто-то из панцирников, замахнувшись мечом и истошно сопя, бросился прямо к дверям домика. Поколебавшись всею миг и подхватив тот же безумный вопль, ринулись следом и остальные. Перепрыгивая через попадавших, отползающих кто куда Вольных, они железной волной вышибли разом и окна, и двери. Одно из окон дохнуло оранжевым облаком, двое воинов упали — однако стекла тотчас зазвенели под арбалетными стрелами. С жалобным треском вылетела рама, маг в оранжевом плаще нелепым движением, точно пытаясь выпрыгнуть на улицу, перевалился через подоконник и замер. Голова и грудь были пробиты четырьмя арбалетными болтами.
Безумие вскипало, словно варево в котле, поставленном на огонь. Котлом был город, огнем — мутная ярость, свобода убивать, наконец-то павший давний запрет.
Император ворвался в миссию Оранжевых, когда там все уже было кончено. Одного мага убили стрелами, двух других — изрубили на мелкие куски. Чародейство сразило еще двоих воинов, но никто даже и подумать не мог о таком размене — один за одного.
Вторым магом у Оранжевых была девушка. Однако никому даже в голову не пришло попытаться завернуть ей подол на голову. Совсем даже наоборот. Бегло взглянув на изуродованное тело, Император заметил самое меньшее полтора десятка глубоких ран.
— Жгите здесь все!
Однако, похоже, Радуга наконец-то начала разбираться, что к чему. В четвертой миссии — Зеленых из Флавиза — нападавших встретила пустота. Маги успели сбежать. То же самое — в пятой, шестой, седьмой…
Ну что ж. Самое главное еще впереди.
Опьяненные кровью люди и пришедшие в себя после магической атаки Вольные тянулись к Императору. Он — карающая длань, он знает, что делать, он, конечно, давно уже все продумал и решил…
Император высоко поднял топор — К башням! Братья, часть их уже бежала, как шелудивые псы! Остальным не миновать наших клинков! К башням, братья!
Левую руку Императора охватывала белая латная перчатка из кости неведомого зверя.
Пожилой торговец скобяными мелочами по имени дядюшка Паа сидел в трактире «Полосатый Кот», что на углу Купеческой и Тележной, за всегдашней своей кружкой пива. Было уже довольно поздно, тихий осенний вечерок, когда так приятно скоротать время за добрым мельинским, грея у огня старые кости, да рассказывать соседям, таким же старикам, как он, про шалости внуков…
Когда в сенях загрохотало и в залу ворвалась целая орава Вольных, Патриарх Хеон не стал ломать комедию. Гонец с налитыми кровью, безумными глазами ринулся прямо к нему, срывая с шеи ладанку. Грамота развернулась словно сама собой.
И, под совершенно ошалевшими взглядами недавних собутыльников, Патриарх Серой Лиги прочел неровные, торопливо набросанные на клочке линии рун:
«Кончаем Радугу. Убивай всех магов. Поднимай своих. Зажги город и атакуй башни. Полагаюсь на тебя».
Подписи не было. Вместо нее — оттиснутая в красном сургуче печать с имперским гербом — василиском.
— Велено ждать ответ, — прохрипел гонец. Патриарх Хеон раздумывал лишь самую малость.
— Мы, добрые верноподданные, исполним в меру слабых сил своих желание его Императорского Величества.
И — отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Гонец торопливо поклонился, бегом бросившись прочь. Время торопило. Повелитель насмерть схлестнулся с магами… честь обязывает посланца быть рядом с господином, которому он присягал и чей хлеб ел.
Патриарх Хеон спокойно направился в глубь трактира, к потайной двери.
— Прячь семейство, хозяин, — на бегу бросил он. — И вы все тоже прячьте, добрые люди. Мельин запылает этой ночью со всех четырех концов.
В таверне повисла мертвая тишина. Только сдавленно охнула, тотчас закрыв лицо передником, какая-то стряпуха.
— Нонче в веселом Мельине станет еще веселее, — зловеще пообещал Патриарх Серых. — Так что… впрочем, кто смел да удал, кому есть за что с Радугой посчитаться — милости просим. Оружия у нас достаточно — нашлись бы только руки его держать. Что скажете, добрые люди? А?
— Дык ведь Семицветье, дядюшка Паа… — робко выдавил из себя кто-то. — Пожгут они нас…
— Ежели как бараны на бойню пойдем — верно, пожгут, — кивнул Патриарх. — Вот таких, как ты, сердце еще до боя потерявших, и пожгут. А других, кто драться станет, глядишь, и нет.
— А что нам от Радуги плохого? — вдруг решился коренастый мужик в кожаном фартуке с набором шил в нагрудных газырях. — Опять же чудищ не пущает… у меня давече опять под полом змей али скрутень скребси… Магов не станет — сожрут нас всех! И вся недолга!
— Тебя-то уж точно сожрут, дурень, — нехорошо усмехнулся Хеон. — Только вот о чем помыслите, народ честной, — коли Радуга и впрямь так уж всесильна — что ж она ни выворотней, ни вислюгов, ни тех же скрутней из-под славного Мельина не выведет? А? Что молчите, языки проглотили? А, впрочем, не до вас мне теперь. Кто хочет в дружину мою — Марика вам оставляю. С ним говорите. У него оружие получите, и он вам командиром станет. Понял, Марик?
— Не беспокойтесь, дядюшка, — хрипло ответил здоровенный наголо бритый парень с громадными, угольно-черными глазами, разом выдававшими в нем уроженца дальних восточных гор. — Усе у лучшем уиде исполню.
— Ну, и ладно, — Патриарх Хеон махнул рукой. Свита — из числа завсегдатаев «Полосатого Кота» — тотчас двинулась следом.
Серым предстояло очень много работы.
Патриарх Хеон не был склонен ни к опрометчивым, ни к хоть сколько-нибудь необдуманным поступкам. Его излюбленный трактир, конечно же, известен Радуге. Конечно же, среди слушавших его зажигательные речи (а полагалось за них самое меньшее колесование) было немало шпионов. Может, в трактирной зале уже давно обитает призрак-слухач. От Радуги следует ожидать всего. И, конечно, сейчас же последует ответ…
Марик для того там и остался. Он, конечно, не так хорош в ближнем бою, как Фесс, но тоже справится даже и с дюжиной противников.
Ответ Радуги будет страшен. И пусть их карающая длань обрушится сюда, в небогатые (но и не в самые бедные) мельинские кварталы, где людишкам есть что терять…
Многолетний и обширный опыт подсказывал Патриарху Хеону, что лучший способ расшевелить Черный Город — это обездолить тех, кто еще хоть что-то имеет. Причем отнять все, чтобы потом они сражались как люди, которым терять уже нечего.
Патриарх Хеон слыл сейчас самым могущественным Патриархом Серой Лиги. А Марик был достойным учеником своего немногословного в обыденной жизни наставника.
— Ну, пивоглоты, жабоеды, будете ждать, пока маги поотрывают вам яйца? Или поступите как мужчины?! — Он с усмешкой обвел трактирную залу полупрезрительным взглядом.
— Братья! — вскочил бородач в кожаном фартуке. — Пошлите по домам, братья! Пусть, эта, дурни какие машутся с магами, коли головы совсем пустые. А нам, братья, нам-то с Радугой делить неча! Не желаю я поганые речи твои слушать, изменщик, тьфу и тьфу стократ на тебя, не снизойди к тебе Спаситель!
Обладатель фартука решительно встал и затопал к двери.
Марик с усмешкой глядел в широкую спину.
— Ну, которые тут еще трусы? Давайте-давайте, валите подобру-поздорову, а то сейчас маги пожалуют, по попке настегают!
Несколько человек хохотнуло.
Следом за бородачом из трактира поспешило убраться еще пять или шесть человек. Почти два десятка остались.
— Ты добрый человек, Марик, ты нам оружие только дай, значить, — вежливо, застенчиво и негромко попросил белокурый гигант с еще по-юношески мягкой бородой. На вид ему было лет восемнадцать, не больше. — А уж остатнее мы справим… не сумлевайся, значить.
— Во! Слова настоящего мужчины! — Марик отличался и силой и ростом, но даже он не смог бы тягаться с белокурым шириной плеч. Они у него были, как у гнома. — Будешь у меня десятником, парень. Идемте! Семьи свои по дороге предупредите.
Весть о мятеже должна разойтись как можно шире. Так учил Патриарх. А он никогда не ошибается, он, десятилетиями размышлявший о том, как победить Семицветье.
Тави сидела, привалившись к неровной стене. Дыхание замедлено до предела, невидящие глаза широко раскрыты, вглядываются во мрак, проницая и камень и чародейные завесы.
Удивительное дело — она довольно ясно видела протянувшуюся под ними густую сеть тоннелей и переходов. Ничто больше не застилало ей взор — только самую глубь скрывал непроницаемый мрак.
На сей раз Тьма не пришла наверх. Она оставалась внизу, словно дразня юную волшебницу. Идеальную гладь черного озера лишь один раз потревожило слабое движение — Тави совсем замерла, пытаясь уловить, — и ей показалось, что на краткий миг она и впрямь различила фигуру человека. Он остановился, взглянул вверх. Тави показалось — улыбнулся; и улыбка эта вонзилась ей в глаза мириадами острейших игл.
Девушка не застонала. В дни учения доводилось терпеть вещи куда хуже. Она заставила себя не отвести взгляда. И — словно упали покровы, словно рассеялся мрак: она внезапно увидела странного пришельца целиком, увидела козлиные, оканчивающиеся раздвоенными копытами ноги, увидела его искаженное яростью лицо; и еще — увидела на левой его руке белую латную перчатку.
Козлоногий вскинул левый кулак, погрозил волшебнице. Резким, конвульсивным движением запахнулся в плащ. И — растворился в темном море, словно нырнул в него.
Транс оборвался.
Волшебница подняла голову, огляделась. Кан и Сидри жадно смотрели ей в глаза.
— Не знаю, что произошло… — Тави с трудом подбирала слова. — Там — по-прежнему Тьма. Но дорога вроде как открыта. Выглядит это… ну, как будто вода опустилась.
— Живого никого не видела? — деловито осведомился Сидри.
— Живого? — Тави заколебалась. — Привычного нам — нет… Монстров там, или крыс, или еще кого-то — нет.
— А непривычного? — тотчас спросил гном. Тави рассказала об увиденном. Сидри с Каном переглянулись и дружно пожали плечами.
— Никогда о таком не слышал, — резюмировал гном.
— И никто, заметьте, не слышал, — резковато ответила девушка. — И что теперь? Поворачивать все равно некуда. Так что козлоногие, козлорукие — теперь уже все равно. Кто предупрежден, тот вооружен. Встали!
…Ходы, которыми их вел Сидри, все как на подбор оказывались низкими, с неровными, истрескавшимися полами и свисавшими сверху каменными сосульками. Бесконечный путь во тьме длился и длился; троица оставила в стороне главные гномьи тракты и просторные залы — слишком близко к главным воротам, слишком близко к дозорным постам Радуги. Сейчас, во время Ливня, эти посты скорее всего сняты, но кто ж поручится наверняка!
Спиральные лестницы сменялись узкими горизонтальными штреками, такими узкими, что казалось — сейчас придется бросать заплечные мешки. Шли, довольствуясь светом одного-единственного факела, горевшего еле-еле — поневоле приходилось растягивать скупые запасы.
Так они шли весь следующий «день».
— Глубоко забрались, — буркнул гном, когда они стали устраиваться на отдых. — Впереди всего ничего…
Он не стал произносить вслух «и как ровно идем-то», боялся сглазить. Этот день и впрямь, тьфу-тьфу, выдался удачным. Им никто не преградил дорогу, никто не завывал в отдаленных штольнях, никто не крался следом. Крысы, наделавшие такой переполох, тоже бесследно сгинули.
Правда, Сидри не мог не думать о своем хвалинском видении — ждущая их пасть Тьмы и мерзкий животный шепот: «Ты сам пришел сюда, ты мой!» Но пока… благодарение, SuurazYpud'. Силе Гномов, пока они все целы и здоровы.
— Сегодня ныряем, — заметила Тави.
— Куда? — не понял сперва гном.
— Тьма никуда ведь не делась. — нехотя сказала волшебница. — Стоит там, стоит, нас дожидается. Ее я вижу, а больше — ничего, и не знаю даже, взаправду там все залито мраком, как вода, густым — или это только …только… — она пощелкала пальцами. — только мое воображение. Заклятием Истинного Зрения туда не проникнуть. Так что придется ждать, пока не увидим все собственными глазами.
Кан-Topoг молчал. Вольному, похоже, становилось скучно. Этот народ очень трудно испугать темными предсказаниями или тягостным ожиданием встречи с опасностью. Тот, кто привык идти навстречу судьбе с открытым забралом, для кого потери жизни — ничто в сравнении с потерей чести — его не испугаешь ни океанами мрака, ничем. Даже памятными крысами.
Сейчас Вольный сидел, полузакрыв глаза, на ощупь правя лезвие клинка. В этом деле Кан и его соплеменники доверяли пальцам больше, чем глазам.
— Ныряем — это через сколько? — невозмутимо поинтересовался он.
— Совсем немного осталось, — отозвалась волшебница. — В саженях и футах не измерить. Я просто ощущаю… что граница близко.
— Тогда скажешь, как подойдем, — очень серьезно сказал Кан-Торог. — Хочу посмотреть, как это выглядит.
— Предпочту не видеть, — поежился гном. Тави молча пожала плечами. Цель была близка, она чувствовала это — не магически, просто интуитивно. Та самая таинственная цель, к которой так упорно пробивался Каменный Престол, не пожалев для этого никаких денег.
— Поднялись, — спокойно сказал Вольный. — А то до самого конца Ливня тут просидим. Бери факел, Сидри. Я пойду вперед. Указывай дорогу.
— Чего тут указывать, — проворчал гном. — Дорога одна. Эвон, дыра черная — туда и лезь.
— Хорошо, — бесстрастно уронил Кан. Нагибаясь, шагнул вперед, в последний момент обернулся. — Топор свой достань, гноме. Чую, драться придется.
— Там никого нет! — вздрогнула Тави.
— Посмотрим, — Вольный пригнулся еще ниже, мягким движением, держа перед собой меч (второй, из запаса), скользнул в темноту. За ним последовала Тави, держа в руке факел. Сидри, как всегда, замыкал шествие.
Довольно долго им пришлось пробираться наклонным ступенчатым коридором, согнувшись при этом в три погибели. Несмотря на предостережение Кана, ничего живого им по-прежнему не попадалось — Сидри даже позволил себе чуть усмехнуться.
А потом…
Это было действительно словно погружение под воду. Всю троицу охватил зябкий, промозглый холод. Спереди потянуло ледяным смрадным ветром, будто посреди зимы гнили и разлагались целые курганы мертвых тел. Факел затрепетал и тотчас потух, оставив путников в темноте.
— Сомкнуться, — негромко приказал Кан. Ему подчинились тотчас, даже Сидри.
Узкий подземный тракт заканчивался. Щекой Тави чувствовала движение воздуха, слишком слабое, чтобы его ощутил обычный человек. Впереди лежал громадный подземный зал, наверное, самый большой, какой только удалось бы представить. Юная волшебница отлично умела ориентироваться в подземных лабиринтах, не уступая старым бывалым гномам, однако здесь она совершенно потерялась. Всегдашнее чувство магии куда-то пропало; волной накатил панический страх — что, если эта теплота, этот внутренний огонь, постоянно горящий у тебя в груди, твоя суть и смысл твоей жизни, больше никогда уже не вернутся?!
Тогда лучше умереть сразу. Жить, потеряв Силу, для мага так же невозможно, как для угасшего Солнца — осквернять своей чернотой небосвод.
Трое спутников стояли, слегка соприкасаясь плечами. Факел погас, но никто не попытался разжечь его снова.
— Сейчас, — вдруг пробормотал Сидри. — Сейчас… надо кое-что сделать…
— Молчи, дурак! — взвыла Тави, но было уже поздно.
Тьма ожила. Высоко над головами она начала рваться, лопаясь на мелкие кусочки; в разрывах холодно засияло нечто серое, как сталь. Пласты мрака поползли, прижимаясь к полу, словно неведомые ожившие твари. Кан легко качнулся вперед, крутнул меч, рубанул «на пронос», с размаху, развернулся — располосованное надвое темное пятно отползало, словно раненый зверь.
 |
— Тави! Давай!
Однако волшебница и так не теряла времени даром. Она по-прежнему не чувствовала в себе «тепла» магии, но не зря же она училась у лучшего Наставника во всей ведомой Ойкумене!
Пальцы Тави с невообразимой быстротой выхватывали из черной кожаной сумочки-кисета какие-то засохшие корешки, крошечные косточки, разноцветные камешки, кусочки серебра, бронзы и меди; с ловкостью заправского жонглера она выкладывала их в некоем одной ей ведомом порядке.
— Тави! — Кан-Торог рубил и рубил. Схватка была бескровной и больше походила на бойню; но черных пятен темноты наползало уж слишком много. — Сидри! Где ты там?!
Гном не ответил; и в ту же секунду Тави нанесла наконец свой удар.
Выложенный ей узор внезапно засветился изнутри. Разрывая мрак, к высокому куполу зала взметнулась ослепительно-белая нить живого огня. Там, где она сшиблась со стальным мерцанием, во все стороны брызнули яркие снопы брызг. Пронесся сотрясший древние своды рык, огонь вцепился во что-то скрытое темнотой, мрак поспешно отступал, пламя разгоралось все ярче, жалкие обрывки тьмы ползли назад, к открывшимся дырам ходов в противоположной стене громадного, девственно пустого зала.
— Кан! — едва успела вскрикнуть девушка. Горящий мрак низринулся вниз. Смутно мелькнули очертания громадного тела, чем-то напоминавшего драконье; сотканная из темноты плоть пылала, черные кости распадались золой, однако существо не умело отступать. Заклятье Тави опоздало. Масса огня и мрака, сцепившихся в дикой схватке, словно бешеные псы, врезалась в Кан-Торога, легко, точно пушинку, отшвырнув Вольного к стене. Тави успела бросить послушное тело в другую сторону; внутри разливалось привычное тепло Силы, как будто охвативший девушку гнев помог разбить невидимые оковы.
Она ударила. Плетью ветвящихся молний, которыми умела при надобности в пыль дробить камни.
Горящий мрак взревел. Из темноты вынеслось нечто бесформенное, вынеслось с такой быстротой, что Тави не успела ни защититься, ни отскочить, ни воздвигнуть магический щит.
Ее сшибло с ног, в левом боку вспыхнула обжигающая боль. Она почувствовала кровь; и, понимая, что второго удара ей не пережить, сама бросилась в атаку.
Заклятье сложилось само, от урагана покорной ей мощи захватывало дух, камни стен оживали, складываясь в подобие громадного молота, что со всей силы опустился на спину неведомой горящей твари.
От истошного вопля Тави на миг оглохла. Под ногами тяжело содрогнулся пол. Вызванная ее волей лавина погребла под собой нападавшую бестию, яростный огонь потухал, зал стремительно тонул в темноте, но уже привычной, знакомой.
Вся дрожа, Тави поднялась с колен. По спине и бокам тек холодный пот, девушка дрожала, отдав для этого удара все силы без остатка.
— Кан… голос изменил ей, гортань отказывалась произносить звуки. Среди камней еще скользили последние затухавшие струйки огня. — Кан, ты жив?
— Очень, очень впечатляет, — насмешливо произнес голос из темноты. — Ну а что ты станешь делать теперь, ты, волшебница без магии, против всей силы Гор — и против моей силы?
Голос казался человеческим.
«Радуга?!» — обожгла на миг паническая мысль.
— Нет, не Радуга, — произнес тот же насмешливый голос. — Всего лишь я.
— Козлоногий! — вырвалось у Тави при виде вышедшего навстречу ей существа. На левой руке у него красовалась белая латная перчатка. — Кто ты?
— Некто не по твоим зубам, — последовал ответ. — Спасибо Сидри, он честно выполнил договор. Правда, и ты тоже немало постаралась.
— Сидри?.. Договор?.. — пролепетала Тави.
— Конечно. Я догадываюсь, за чем пришел сюда этот мошенник. Вы открыли ему путь, приняв на себя удар Темного Стража, а пока вы сражались, гном преспокойно спустился ниже. И сделал все, что было нужно, зачем его послал сюда Каменный Престол.
— Кто ты? — простонала волшебница.
— Тебе этого знать не обязательно, маленькая магичка. Какая разница, если ты все равно умрешь через несколько мгновений? Здесь теперь мое царство. Увы, я еще не успел укрепиться тут как следует, поэтому вы и проникли так глубоко. Мне жаль Кана, он храбро сражался. Удержать моих Темных Псов сумел бы далеко не всякий мечник. Он — сумел, дал тебе время сплести заклинание… А вот это ты зря!
Метательный нож сухо щелкнул о вскинутую латную рукавицу, щелкнул так, словно сделана она была не из металла, а из кости.
— Со мной такие штуки не пройдут, — глумливо сообщил козлоногий. — Да, да, знаю, что ты сейчас думаешь — мол, пусть болтает, пусть тешится, а я пока… Так обычно побеждают герои в сказках, когда их враг пускается в блаженные разглагольствования. Но у нас так не выйдет, слишком уж неравны силы. Ты ранена, ты истекаешь кровью. Совсем скоро ты станешь моей.
Тави содрогнулась.
— Смерть от потери крови — легкая смерть, — невозмутимо сообщил козлоногий. — Потом я тебя оживлю. Будешь у меня стражницей. Да и позабавиться с тобой будет очень даже приятно! Как бы ты не зыркала на меня, красавица, сделать все равно ничего не сможешь. Сейчас я расширю тебе рану, чтобы…
— Ты не сделаешь этого, тварь! — произнес сильный мужской голос. Козлоногий внезапно вздрогнул и скорчился так, словно его хлестнули кнутом.
— Ты не смеешь! Не смеешь, Заточенный! Это против воли Заточившего тебя!
— Мне все равно. — Стены дрожали, такая мощь чувствовалась в этом голосе. — Эта девочка тебе не достанется. Мне все равно, кто ты, из каких бездн поднялся и откуда знаешь, кто я такой. Но ее ты не получишь! Вот тебе — кое-что взамен!
Козлоногий взвыл, завертелся волчком; со всех сторон на него ринулась его же собственная темнота. Белая латная рукавица отбила, дробя в черную пыль, несколько самых отважных Псов, однако со всех сторон надвигались все новые и новые.
— Она моя! — бешено крикнул козлоногий. — Она моя, она занималась некромантией, она убила священника второй смертью!..
— Может быть. Но пока ее час не пробил, ты ее не получишь!.. Беги же, Тави, беги прочь! — грянул тот же голос. — Беги, он сильнее, чем я думал, беги!..
Она повиновалась, слепо ринувшись в черноту.
— Я все-таки дошел, — выдохнул Сидри. — Дошел, Rabbaar Drobdt! Я все-таки дошел… — Он твердил это, словно заклинание.
Крошечная каморка, низкая даже для него, гнома. Семь секретных дверей, тайны которых он не мог выдать Вольным
Впереди мягким светом горела исполинская друза горного хрусталя — в половину человеческого роста, лишь немногим ниже самого Сидри. Светилась она сама по себе, без всякой магии. А в самом сердце этой друзы…
— Draugnir, — молитвенно прошептал гном.
В сердце друзы дремал длинный, почти что по человеческим меркам сделанный, совершенно прозрачный меч, вырезанный как будто из одного-единственного кристалла.
Драгнир. Алмазный Меч народа гномов.
Сидри опустился на колени и забормотал заклинание.
Воля Престола исполнена. Жаль спутников, Кана и Тави, но воля Престола четка и недвусмысленна — никто не должен лицезреть Драгнир. И никто, кроме Сидри, не должен вернуться из Бездны. Колдовство в Хвалине вполне убедило гнома, что Темного Стража его спутникам миновать не удастся.
План исполнялся четко и почти без сбоев. Вот только крысы… Они гнома слегка тревожили. Но что значит его жизнь рядом с освобожденным Драгниром? Меч сам найдет теперь дорогу. Сидри лишь останется выполнять его приказы.
Алмазный Меч осторожно лег в бережные руки гнома.
— А теперь — домой, — прошептал Сидри.
За его спиной медленно угасала опустевшая друза.
— Значит, тут я и живу, — Сильвия забралась с ногами в громадное роскошное кресло алого бархата. — Нравится? Ты, наверное, такого и у своих Дану не видывала.
Агата не ответила. Да, не видывала, хумансовая девчонка права. Да и где ей было видеть, ведь она родилась на походном возке, когда армии Дану шли на юго-запад, кичливо намереваясь покончить одним ударом с протянувшей лапу за вековые границы Империей.
И были разбиты. Стрелы отскакивали от кованых лат, тяжелых, давящих, только и позволявших дошагать до строя лучников под ливнем длинных стрел, но зато уж позволявших это хорошо. Едва ли пара десятков воинов пали, пока они, искрошив палисад и рогатки, добрались до линии стрелков… А потом подоспели конники, легкая пехота и началась резня. До сих пор Агата не могла взять в толк — каким образом родителям удалось выжить и вытащить из окруженного лагеря ее, свою совсем еще крошечную дочь.
Агата мало видела знаменитых дворцов и арчатых пирамид. Походные, на скорую руку выплетенные в древесных кронах домики, чтобы только укрыться от непогоды. Что же до хумансовых лесов, то разве там может жить истинный Дану?
А в лаборатории у заносчивой девчонки Сильвии и впрямь оказалось уютно. Как и ее дед, она, похоже, жила здесь же. Только вот роскоши тут было куда больше. Мягких ковров, гобеленов, резной мебели и зеркал. Золотые и серебряные инкрустации, черное и розовое дерево, дивные панели из окаменевшей смолы — янтаря и много иного. Впрочем, с соблюдением меры. Роскошь не стала кричащей.
— Иди сюда. Сядь рядом. Голодна? Сейчас принесет поесть. Раз уж ты на службе Арка, мы должны тебя кормить и ублажать, — она захихикала, — Терпеть не могу ничего делать на пустой желудок.
Теперь она казалась совершенно иной, чем совсем недавно, в пыточной. Казалось, перед Агатой ее добрая подружка, с которой самое время посплетничать или поговорить об этом самом… о стыдном. Опуская глаза и смущенно подхихикивая.
— Расскажешь мне про себя, Сеамни?
— Зови меня, пожалуйста, Агатой, — глухо попросила девушка.
— Надо же! — удивилась Сильвия, спуская ноги на пол. — Какие мы гордые! Не смеет низкорожденная хуманка трепать нечистым языком своим настоящее имя истинной Дану! Так, что ли? Ладно, мне-то, в сущности, все равно. Ну а есть-то будешь?
Отказываться было глупо, соглашаться — противно.
— Нет.
— Уважаю, — легко рассмеялась Сильвия. — Думаю, дело у нас с тобой пойдет. Ладно, тогда посиди здесь, подожди, пока презренная хуманка, рабыня своей плоти, не заморит червячка.
Для заморения червячка Сильвии потребовалась половина утки, запеченной с яблоками, десяток разделанных крабов с зеленью, кувшин какого-то желтого, светящегося изнутри напитка и четверть здоровенного сладкого пирога с маком.
— Хорошо быть волшебницей, — беззаботно поделилась с Агатой девчонка. — Можешь есть, сколько угодно, а растолстеть не боишься. Уф-фу-у-у! Теперь самое время поиграть… — голос ее стал совсем томным, — в другие игры…
Агату передернуло от омерзения. Нет, не напрасно говорили про хумансов, что это просто грязные и совокупляющиеся свиньи. Они не должны жить, это ошибка Небес, или Глубин, это ошибка всего мира — и когда-нибудь мир осознает эту свою ошибку.
Сильвия пару раз стрельнула было в Агату масленисто поблескивавшими глазками, но Дану стояла, точно соляной столп.
— Ладно, — юная волшебница поднялась. — Пойдем. Надо начинать. Времени мало, а пока ты запомнишь все, что нужно… Дед будет недоволен, если я задержусь Ливень-то уходит…
— Сильвия, а зачем вам нужен… нужно… это чудище?
Волшебница подняла брови. Несколько мгновений изучающе смотрела на Агату.
— Хотим, чтобы Ливень прекратился. Неужто непонятно? Скрутим Хозяина — убьем и само бедствие.
— А почему я?
— Тебе не надоело еще задавать этот вопрос? — поморщилась Сильвия. — Имей ты, как я, за спиной всю Школу Арка, вместе с дополнительными курсами, то, быть может… А так — извини, я только время впустую потрачу. Все равно не поймешь.
Спорить не имело смысла. Никакого иного ответа она не получит.
— Хорошо. Что я должна делать?
— Смотреть, что стану делать я, — хихикнула Сильвия. — Запоминать ничего не надо. Все запомнится само. Ты должна… ты должна успокоиться. Тебе ничто не угрожает. Понимаешь? Ничто. Наоборот. Тут ты в полной безопасности. И, пока слушаешься, с головы твоей не упадет ни один волос. Все ясно? Тебе предстоит очень трудное дело, но и награда поистине царская.
— Я все равно не пойму, Сильвия, зачем Арку покупать столь дорогой ценой…
— А этого тебе понимать и не нужно, — строго сказала девчонка. — Сделай свое дело — и ты свободна. Хорошо тебе, хорошо твоему народу, хорошо нам. И простому люду, что живет в полосе Ливней.
Покрытые мраморными плитами столы были девственно чисты. Одиноко стояла лишь бронзовая горелка да плетеная корзина с кусочками древесного угля. Агата невольно содрогнулась, представив, какие пытки пришлось пережить медленно поджариваемым телам деревьев. Они ведь умирают куда медленнее нас, умеющих ходить…
Сама же Сильвия, нырнув куда-то под стол, извлекла оттуда глиняный кувшинчик, весь покрытый пылью. Деловито взмахнув кинжалом, рукоятью отбила горлышко. Потянуло острым и неприятным запахом — не то что-то паленое, не то что-то прокисшее, не понять, все вместе.
— Рисуй пентаграмму, — волшебница сунула кувшинчик в руки Агате.
— Где? И чем?
— На полу. Руками, — Сильвия поджала губы, словно раздраженная непонятливостью ученицы наставница.
— А… что это? Мне и это знать нельзя?
— Отчего же? — Сильвия мерзко ухмыльнулась. — Кровь Дану. Точнее, детей Дану, девочек до трех лет. Магическим образом сохраненная…
Девушек-Дану учат сражаться с малолетства. Лук они получают раньше любой другой игрушки. Кувшинчик Агата бережно прижимала к себе левой рукой. Кровь Дану свята. Правая же схватила бронзовую горелку, запустив ей в голову Сильвии.
Не выпуская кувшинчика, Агата нагнулась над поверженной, отогнула веко.
Да, мертва. Умерла мгновенно, не поняв даже, что умирает, иначе бы, наверное, сумела помочь себе магией.
Великие Силы, а что же дальше? Что она станет делать одна, среди врагов, когда бежать некуда, потому что на улице — Смертный Ливень?
Агата не помнила, сколько она простояла так в прострации над скорченным в кровавой луже телом. Бежать некуда. Сражаться нечем. Только вот эта бронзовая горелка. Запоздалые и лихорадочные поиски ничего не дали — Сильвия держала весь свой арсенал где-то в другом месте.
А потом в дверь осторожно постучали. Ненавязчиво и вежливо.
Агата неслышной тенью скользнула к порогу. Встала сбоку. Первого, кто ступит внутрь, ждет поистине теплый прием.
Деревянная, усиленная стальными полосами дверь запиралась тяжелым и толстым засовом, в глубь стены он уходил на добрую пядь. Такой так просто не выломать. Кому-то придется попотеть…
Однако по ту сторону двери никто потеть не собирался. Агата ощутила мгновенный леденящий укол пониже левого уха — кто-то воспользовался магией. Засов начал отодвигаться сам собой — и открылся прежде, чем остолбеневшая девушка успела схватиться за рукоять.
Бронзовую горелку она занесла над головой.
И со всей силы опустила на покрытый алым капюшоном затылок шагнувшего внутрь человека.
Рука, вылетевшая из-под красного плаща, двигалась с поистине нечеловеческой быстротой. Холодные пальцы впились в запястье Агаты, выкручивая его, так что Дану со стоном выронила свое оружие. Толчок в спину — и она, не удержавшись, покатилась по полу.
Дану презирали борьбу, считая ее уделом неразумных тварей. На войне их главным оружием был лук, и лишь затем — меч вкупе с легким копьем. Пришло время расплачиваться за ошибки.
— Так, — медленно сказал Верховный маг Арка, медленно поворачиваясь к скорчившейся в углу Агате. — Все понятно. Моя дорогая Сильвия наконец-то получила по заслугам. Что там у тебя?.. А-а, понятно. Нет, она никогда бы не стала дельным магом. Так что поделом ей, — он озабоченно поджал тонкие губы. — Я был почти уверен — что-нибудь да случится. И вот оно случилось… — маг с кряхтеньем устроился в том же самом кресле, где совсем недавно сидела Сильвия. — Ну и что ты теперь чувствуешь, Дану? Ты довольна? Ведь тебе удалось убить хуманскую девчонку. Врага. Твоя душа теперь спокойна? Или хочется убить кого-нибудь еще? Например, вырезать целый город? Могу подсказать неплохой способ — разрушить все крыши и пустить Смертный Ливень в дома. Очень впечатляющее зрелище может получиться, должен тебе сказать… О, да, да, хорошо — я чувствую твою ненависть. Превосходно, Сеамни. Жаль только, что твоя ненависть столь густо замешана на постыдном страхе. Ты убила оскорбившую тебя, хорошо; плохо, что теперь ты вся так и корчишься от ужаса. Стыдись, Сеамни из колена Оэктаканнов! Едва ли твои предки порадовались бы за тебя сейчас.
У Агаты все плыло в голове. Что происходит? Почему этот старик ведет с ней еще какие-то разговоры, вместо того чтобы просто вздернуть на дыбе?
— К цели ведет много путей, — Верховный маг носком сафьянового сапожка пихнул бессильно мотнувшуюся головку Сильвии, нагнулся — брезгливо стереть капельку крови с алого мыска. — Мудрый не ограничивает себя выбором. Он переходит с одного пути на другой, когда это необходимо. Опять не понимаешь? Ну и Бездна с тобой. Так, где тут краска? Сильвия всегда питала необъяснимую страсть к сильным эффектам, — он покачал головой. — Надо же, кровь девочек Дану… очень мощное снадобье. Хотя, если подумать, мы вполне обойдемся и другими, можно сказать, домашними средствами… Ага, вот она.
Маг стоял, держа в руках простой деревянный полубочонок.
— Отличная алая краска. И никакой вам крови. Маг может все сделать сам, у идеального мага только один инструмент — его собственная голова, и беда тем, — он покосился на труп внучки, — кто этого не понимает. Ну, Сеамни, теперь у тебя выхода нет. Убийство Сильвии — такая штука, что даже я не смогу удержать ярость волшебников моего Ордена. Тебе надо убираться отсюда, да побыстрее. Твоя миссия важнее жизни какой-то глупой девчонки, которая сама виновата в случившемся. Так, не стой, рисуй пентаграмму. Как угодно грубо — это ложь, что малейшее отклонение линии — и все пропало.
Агата повиновалась. Да и что ей еще оставалось делать?
— Становись в центр, — властно командовал маг. — И открой мне себя… не думай ни о чем.
— Ливень…
— На краткое время я удержу его над тобой. Пламень Арка пока еще могущественен. Дело твое просто… на первый взгляд. Настичь Хозяина Ливня и убить его.
— Ч-что?.. — она поперхнулась. Больше шансов выжить имеет даже приговоренный к повешению — ведь веревка может оборваться…
— Ты можешь, Сеамни. В твоих руках был Меч Дану. Думаешь, кто другой смог бы так просто прикончить мою самонадеянную внученьку? Меч Дану… это великое оружие. Оружие возмездия. Даже тот, кто всего лишь один раз коснется его рукояти, становится… ну, по Сильвии видно, кем он становится. Ты приняла Иммельсторн от Царь-Дерева. Все, что осталось обрести — веру в себя… этим Сильвия и собиралась заняться, но, увы… — волшебник развел руками. — Придется тебе обойтись без этого. Я направлю тебя прямо к Хозяину. Дальше тебе предстоит все сделать самой. Убей его, возьми его меч и его фонарь из черепа — и ты свободна Ты и твоя родня.
— Но это же… — слабым голосом произнесла Агата. — Зачем тебе такие сложности, маг? Ты мог бы прикончить меня как-нибудь не столь изобретательно…
— Подумай также и о твоих друзьях, что сидят сейчас у меня под замком. Догадываюсь, что к госпоже Эвелин, равно как и к жонглеру Нодлику, ты теплых чувств не испытываешь, но… А Кицум? А Троша? А Таньша — Смерть-дева? Помни, их судьбы сплетены с твоей. Им — идти по твоему горячему следу. Всему цирку господина Онфима. Надо ж, как странно, пригодилась нелепая выдумка, привлекла троих из Серой Лиги… недурной улов. Так что иди, Сеамни. Иди и помни — Сила Лесов всегда пребудет с тобой, — и маг неожиданно улыбнулся.
«Нет, они положительно выродки и чудовища, — мелькнуло у Агаты в голове. — Надо было вздернуть меня и распять за убийство внучки, а он… Нет, хумансы должны исчезнуть. Навсегда, как ночной кошмар. Мы вырастим новые леса. Мы разрушим старые города. Мы вернемся в деревянные дворцы…»
— Все это может случиться, — негромко сказал волшебник. — Пути Силы неисповедимы. Судьба может обернуться против нас.
— И ты так спокоен? — вспыхнула Агата. Mar легко прочел ее мысли… слишком легко.
— Конечно. Маг есть всею лишь вечный странник на великих звездных путях. Жизнь и смерть для
— А разве у меня есть выход?
— Ты права, выхода у тебя нет. Так… теперь выпрямись Подними голову… голову подними, я кому говорю! Смотри мне в глаза… не моргай… не моргай… не моргай…
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |