"Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)" - читать интересную книгу автора (Перумов Ник)
Глава 15
Агата провела в каменном мешке совсем немного времени. В общем-то, не успела даже как следует промерзнуть.
— Выходи, — в коридоре за дверью ее ждали трое в одноцветных алых плащах; ого! Третья ступень! — Шевелись, данка!
Алые маги спешили — воспользовались заклятьем прохода. Это оказалось не слишком приятно — вновь погружаешься в ледяную тьму, колючий ветер рвет лицо; а потом сразу, в одно мгновение, оказываешься словно в самом жерле громадной топки. Испепеляющий жар, режущий глаза свет — все сразу. А потом все обрывается, и ты стоишь однюдь не в пасти дракона, а в просторном круглом зале с тщательно занавешенными окнами — тяжелые темно-малиновые портьеры с вышитым мелкими самоцветными блестками гербом Арка.
Ни ламп, ни свечей, ни тем более факелов Агата не заметила, однако в зале было светло, словно в яркий летний полдень; и не подумаешь, что за прочными каменными стенами свирепствует Смертный Ливень, и горе тем, в чьей крыше он найдет лазейку…
Посреди зала стоял коричневый круглый стол — из драгоценного смилитового дерева, шедевра Мастеров Леса из соплеменников Агаты. За столом, в жестких креслах с высокими спинками, застыли, точно каменные, мастера Арка. Командоры, как их называли в Алом Ордене.
Прямо напротив Агаты, хмурый и недовольный, брезгливо играл какой-то малахитовой безделушкой ее недавний собеседник, Верховный маг Арка. По правую руку от него сидела Сильвия — правда, сказать «сидела» было б не правильно, скорее она пыталась сидеть, то и дело ерзая в кресле. Оно и понятно — после порки спокойно не посидишь.
Всего Совет Арка составляли, как и положено, тринадцать Мастеров, включая Верховного мага. Сильвия была четырнадцатой.
А в самой середине громадного стола, окруженный рядным кругом мелкого песка, лежал Иммельсторн.
Агата пошатнулась. И тотчас же ощутила, как в Мече шевельнулось беспокойство. Он чувствовал возле себя дочь породившей его расы, он знал, что именно в ее руки передало его Древо, на котором он вырос; он мучительно тянулся к ней, не понимая, отчего он до сих пор не в ее ладони, отчего еще не крушит врагов?..
— Очень хорошо, — Верховный маг отложил безделушку. — Сильвия, не вертись. Надрали задницу, так иди к себе. Я тебя предупреждал. Всем мешаешь.
— Не буду больше, — пробурчала девчонка.
— То-то же… Все видели, достопочтенные мэтры?
Непонятно, почему Верховный пользовался словами. Маги такого уровня не нуждаются в грубых колебаниях воздуха, чтобы передать свои мысли. Очевидно, хотел зачем-то, чтобы слышала Агата. Собрание дружно закивало.
— Достопочтенные мэтры, в наших руках — Иммельсторн, легендарное оружие расы Дану, один из двух артефактов, которые мы не смогли ни повторить, ни тем более превзойти. Время Исполнения приближается, остались считанные дни. Но прежде чем осуществить задуманное, нам надо заглянуть в душу Иммельсторна, в душу Деревянного Меча, и для этого, как ни прискорбно, нам придется прибегнуть к посредству сей богомерзкой Дану.
Головы магов все как одна повернулись к Агате. Та отшатнулась, словно получив толчок в грудь — эти взгляды обливали нечистотой. Частью похотливые, частью кровожадные, частью безразличные, частью наполненные отвращением — все они были нечисты. Хумансы, что с них взять. Ошибка судьбы, невесть за какие заслуги отдавшей им победу на Берегу Черепов.
Верховный маг улыбнулся — или, вернее сказать, оскалился.
— Ты мне нравишься, Дану. Несмотря ни на что, ты горда и ты не сломлена. Лет сто назад я приказал бы распять тебя вниз головой на стенах башни, а в виде особой милости — позволил бы младшим послушникам попрактиковаться в стрельбе по живой мишени… э-э-э… ну, скажем, ледяными молниями. Уверяю тебя, ты умерла бы не скоро. Лет сорок назад я бы просто приказал тебя повесить — быстро и невысоко, чтобы не возиться. А сегодня — сегодня, Дану, я предлагаю тебе быть вместе с нами.
— Мне, богомерзкой Дану? — Агата нашла в себе силы презрительно скривиться.
— Ты предпочтешь с нашей стороны лесть и ложь? — Верховный с деланным удивлением поднял брови. — Ты предпочтешь, чтобы вокруг тебя увивались, умоляли, упрашивали, обещали?..
— Предпочту! — дерзко выкрикнула Агата.
— Ну, предпочесть ты можешь что угодно. Свои границы есть у всего. Помни, моя дорогая, что у Радуги множество способов решить ту или иную задачу. Когда не срабатывает метод качественный, мы пускаем в ход количественный, прости мне этот каламбур, тебя должны были обучать хотя бы началам алхимии. Пойми, данка, нам нет нужды притворяться. Мы предлагаем тебе честную сделку. Ты девочка с головой… а потому взвесь все и пойми — нам сейчас гораздо проще договориться с тобой по-хорошему, чем принуждать к чему бы то ни было. Совсем недавно я уже сделал тебе некое предложение. Ты его отклонила. Я, однако, все же повторю — в обмен на твое согласие помочь нам, мы обещаем тебе или безопасную дорогу на юг, где и слыхом не слыхивали о Войне с Дану, деньги и все потребное для жизни, или можем проводить тебя в Бросовые земли. К остаткам твоего народа.
Агата низко опустила голову. Она чувствовала, как тупые крючья, прозрачные, бесплотные, невидимые — но от этою не менее злые и действенные, — вонзаются ей в кожу, рвут ее, вцепляясь в края отверстий черепа, в края глазниц, носового проема, за челюсти, тщась растащить, разъять кости, добраться до ее мыслей, прочесть их!..
Не в силах бороться, она отступила на шаг, с губ сорвался глухой стон.
— Достопочтенные мэтры, не переусердствуйте, — негромко проговорил Верховный, и впившиеся орудия пытки тотчас исчезли. — И воздержитесь пока… от слишком уж деятельного вмешательства. Ты думай, Агата, думай. Я могу тебе помочь. Не хочу сейчас даже говорить о том, что мы от тебя хотим, скажу лишь — это не убийство, не э-э-э… любострастие и не гм… копрофагия. Ну и не им подобное, конечно. Вопрос совсем в ином. Можешь ли ты вообще пойти хоть на какое-то… назовем это не слишком благозвучным словом «сотрудничество»? Или нет? Если нет — тебя отведут обратно в камеру. Мое обещание остается в силе. Ливень кончится — тебя отпустят. Или — ты соглашаешься. Тогда — открою ма-аленькую тайну — мы сможем сделать для тебя нечто большее, чем просто заплатить за помощь свободой, безопасностью и золотом. Мы можем вернуть тебя к родителям, Сеамни.
Это был удар. Кажется, она пошатнулась; кажется, она прижала ладони к враз запылавшему лицу; кажется, у нее что-то случилось с глазами… Колдун-хуманс бил наверняка. Потому что нет у Дану никого ближе отца и матери. Только полуживотные-хумансы могут так относиться к выносившим их во чревах…
Из полуобморока ее вырвал ледяной хлыст заклятья. Она различила перекошенное недетской злобой личико Сильвии — пусти юная чародейка в ход хотя бы десятую часть ее Силы, удар стал бы смертельным.
— Твои родители живы, — глядя в глаза Агате, произнес Верховный маг. — Они успели бежать, когда Третий легион штурмом взял последний форт в Айаскалском Лесу. И находятся сейчас… — Он сделал выразительную паузу, — в Бросовых землях. Там последний оплот Дану. И… — еще одна пауза, — туда сейчас идут войска. Второй и Пятый легионы. Пятый ты должна бы знать — они брали Истворскую Сеть. Там осталось пол-легиона, легата ваши взяли в плен и, в подражание имперцам, распяли на копьях. После этого в Пятом по сей день жив зарок — Дану в плен они не берут. Император знал, кого послать на это дело…
— Зачем ты это говоришь!.. — в голосе уже звенели слезы. Проклятье, неужто она разрыдается перед этим жалким хумансом?
— Чтобы ты яснее осознала свой выбор, — без тени издевки в голосе пояснил Верховный. — Чтобы поняла — от твоего решения зависит и судьба тех, что укрылись сейчас среди болот. И тех, что породили тебя на свет — тоже. В нашей власти, — он подался вперед, — в нашей власти, Сеамни, остановить эти легионы. В нашей власти сделать так, что некий разумный срок никто не вспомнит об этом убежище. Ну, что ты скажешь теперь?
— Ты все врешь! — отчаянно выкрикнула она. — Не верю-у-у!.. — уже захлебываясь плачем.
— Вру? О да, конечно, что же еще может использовать для достижения гнусных своих целей подлый хуманс, говорящее полуживотное, тварь низшей расы, рабочий скот, вечный раб? — Он усмехнулся. Остальные маги Совета сидели как каменные — лишь волны их опаляющей ненависти накатывались на Агату. — Но в чем вы, Дану, и ваши старшие братья-эльфы нам никогда не отказывали, так это в целесообразности. Мы ведь очень целесообразны, не так ли? — Слово «целесообразны» он повторил два раза, с явным нажимом. — Очень здравомыслящи. Очень практичны. Мы поступаем так, как нам выгодно, и чувства редко берут верх над рассудком — особенно у нас, магов. Не так ли?
О да, это было правдой.
— Если ты перестанешь рыдать и дашь себе труд хоть немного подумать, то поймешь — нам невыгодно сейчас тебя обманывать. Напротив, мы заинтересованы в обратном — в твоем искреннем желании заключить союз. Да-да, именно союз — союз могучего Арка и одной маленькой, до смерти перепуганной, плачущей девчонки-Дану.
— Чтобы я отдала вам власть над Иммельсторном?! Никогда!
— Глупая. Мы ведь все равно овладеем им. Магия Дану нами превзойдена — иначе не ты бы стояла перед нами, а, напротив, твои соплеменники властвовали бы над всеми землями. О да, я сказал — Иммельсторн нам не подвластен и не понятен. Но прибавь к этому слово «пока» — и ты поймешь, твой отказ не сможет нас остановить. Задержит — да, согласен. Но не более. А вот легионы тогда точно не остановятся. Двенадцать тысяч воинов, привыкших драться в лесах… Подумай, что останется там после битвы.
— Ты все врешь!
— Ошибаешься, Дану. Ведь в конце концов я мог бы применить пытки. Или просто вскрыть твой череп, расколоть его, как старый горшок, выкачать из него все потребное, а потом сделать все снова, как было. Если б мне нужны были от тебя какие-то сведения! — Он вздохнул. — Как все это было б легко и просто! Сколько таких же вот гордецов, как и ты, корчилось в камерах, торопясь скорее, как можно скорее рассказать все, что они знают… и что не знают, тоже. Великие силы, они готовы были вырвать собственные языки — те казались им слишком медлительными. Все это — сильные воины, Сеамни. Твердые духом волшебницы твоей расы, целительницы, берегини. Они готовы были умереть. И умирали. Но лишь рассказав нам все, что могли. Подумай, зачем мы собрали этот Совет? Зачем мы битый час возимся с тобой, вместо того чтобы просто применить пару-тройку вскрывающих память заклятий? Почему мы не превращаем тебя в куклу, слепо выполняющую любые приказы? Ты ведь знаешь, все это нам по силам. Так рассуди же сама!
— Есть вещи, — всхлипнула Агата, — особенно магические… которые нельзя отнять. Можно только принять в дар…
— А-а… понятно. Нет, дорогая моя, вынужден разочаровать. Иммельсторн уже у нас. Знания твои мы можем отнять. Действие? Можем зачаровать тебя, стереть волю, исторгнуть душу, разложить ее на составляющие и вложить обратно — уже другую, покорную, рабскую, — его глаза блеснули. — А мы ничего этого не делаем! Почему?
— Может… может, то, чего вы от меня хотите… по силам только свободной от всяческих чар?
— Опять мимо. Но это гадание бесплодно, как ты видишь, Сеамни. Тебе недостаточно логики?
— Нет! Пока не скажете, в чем дело…
Совет дружно заулыбался. А Сильвия, та просто зажала рот, чтобы не расхохотаться, в результате чего зал огласило нечленораздельное хрюканье.
— Вот и хорошо, — с некоторым облегчением проронил Верховный. — Мы сдвинулись с мертвой точки. Ты уже не отвергаешь с порога идею работать вместе. Отрадно. Что ж, Дану, тогда слушай и запоминай. А потом я надеюсь услыхать твое решение. И очень надеюсь, что сумею тебя убедить. Тем более что дело придется иметь с твоим недавним знакомцем.
— Это с каким же? — не удержалась девушка.
— Хозяином Ливня, Сеамни.
Бедно одетый парень с простым, незапоминающимся лицом вошел в трактир «Полосатый Кот». Ухмыляясь, отпустил нечто сальное по поводу колышущегося зада дородной подавальщицы, спросил пивка с солеными земляными орешками, уселся за относительно чистый столик и стал ждать. Таких, как он, в трактире была добрая половина — молодые подмастерья и подручные, вырвавшиеся наконец из мастерских, сукновален, кузниц, шорниц, мелких лавок и тому подобного. Их хозяева обычно хаживали в заведения почище «Кота», но хозяин трактира, похоже, отнюдь не огорчался.
Фесс сидел, блаженно прихлебывая холодное пиво (нет на свете ничего лучше светлого мельинского! недаром его гномы так уважают — признанные знатоки и ценители). Воин Лиги ценит такие маленькие радости вдесятеро больше простого обывателя. Не слишком-то часто они ему достаются.
Собственно говоря, ничем серьезным он здесь заниматься не собирался. Он не должен был ни подходить к кому-либо, ни что-либо говорить. Его должны были просто заметить. И все. Фесс не собирался хотя бы на йоту отойти от полученных приказов. Пусть даже он знал и умел вдесятеро больше Патриарха — он принес клятву, он дал присягу и слово свое сдержит. Что с того, что Патриарх Хеон — отпрыск давно захиревшего и обедневшего баронского рода, что он бежал из дома в одиннадцать лет, едва умея читать, и даже слыхом не слыхивал о теориях Магии и Множественности Миров, Путешествиях Сознания и Первоэлементах, Законе Сохранения Магии и тому подобных вещах? Зато он был очень хорошим, заботящимся о своих «детях» Патриархом, и Фессу этого хватало. Ни о чем не хотелось думать.
Фесс допил пиво, аккуратно щелкнул по столу мелкой серебряшкой. Беззаботно поднялся, шагнул к двери…
…На пути его стоял сам Патриарх Хеон. И смотрел на Фесса, как на привидение. Вопиющее нарушение всех заповедей Лиги.
…К счастью, Патриарх опомнился быстро.
— А, явился, непутевый… — кашлянул, неторопливо прошел к своему столику.
— Дядюшка Паа! Здравствуй! — радостно завопил Фесс. — А я намедни вернулся только!.. С прибытком! Пивка тебе поставить, дядюшка? — и тотчас, не дожидаясь разрешения, сделал знак подавальщице.
Со стороны могло показаться, что эти двое беседуют исключительно о скобяном товаре. Дядюшка Паа был известным торговцем, хотя и не слишком удачливым. Бедным он продавал в долг, а потом об этом благополучно забывал; тем не менее на кружку пива ему хватало, хозяин «Полосатого Кота» получал хорошую мзду за молчание, а кроме того, преотлично понимал, что с ним будет, вздумай он распускать, где не надо, язык. Для всех остальных, случившихся тогда в трактире, беседа выглядела совершенно невинной.
— …Замотали, обмишурили, поверите ли, дядюшка Паа, глазом моргнуть не успел — схарчили, и весь товар взяли, да по бросовой цене, ну, мне, понятно, деваться некуда…
…Ну, я их главному глаза-то все равно отвел, товар, что получше, наверх совать не стал, он шасть — вниз, а там-то все хорошее, вот и спекся он, дядюшка Паа…
…А на выходе две партии завернуть пришлось, никудышные, даже слепому не впарить…
…Насилу из-под Ливня товар вывез…
Патриарх слушал, поддакивал, охал, ахал — не расставался с личиной. Правда, и Фессу не удалось рассказать всего — как обусловленными фразами передать всю историю о черном госте? Да и не то здесь место. Он уже хотел вставить в гладко льющуюся речь знак «нужна встреча», как Патриарх сам подал его.
Что-то случилось в отсутствие Фесса здесь, в Мельине.
Император даже несколько удивился, когда его посланец вернулся живым и невредимым. Радуга словно бы и не обратила на эту эскападу никакого внимания. Может, заманивают? Подталкивают к ловушке? Возможно, но бежать от опасности уже нельзя. Жребий брошен.
Патриарх Хеон сообщал, что, как уже было передано повелителю посредством огненной потехи в кузнечном квартале, им разоблачен и захвачен подосланный Радугой шпион. Маг Красного Арка. Он явился в обличье Фесса, того самого воина, что был послан в Хвалин. Явился и передал — что, мол, Арк уже заполучил Деревянный Меч народа Дану. Очевидно, Радуга хотела, дабы эта весть дошла до Императора. Хеон не сомневался — из его человека, попавшего в плен, уже выжато все, что можно. Не исключено, что Радуга знает — или догадывается, что в данном случае равносильно знанию, — кто заказал Серой Лиге эту работу. Очевидно, волшебникам до смерти хочется узнать, кто же выдал их столь тщательно хранимую тайну.
Ему, Патриарху, удалось обезвредить волшебство шпиона и заставить его говорить. Прознатчик назвал имена, но больше — ничего существенного. Он был простым исполнителем с одним-единственным поручением — весть о том, что Деревянный Меч в руках магов Арка, должна дойти до адресата.
 |
Очень вовремя подоспело донесение, что в кузнечных рядах опять пожар.
Император стоял у окна и, холодея, читал в чередовании многоцветных вспышек пламени, что Патриарх Серых просил Императора принять его гонца. Во дворце и по возможности с глазу на глаз. Немедленно и более того, сейчас же.
Это был очень длинный день, вместивший в себя необычайно много событии. От восхода до заката можно успеть все, если не будешь терять времени… и если плюнешь на осторожность.
Император подал знак охране. Уже ясно — крови не миновать. Все, что нужно — оттянуть развязку хотя бы на несколько часов.
— Распорядительницу Дома Удовольствий ко мне. Быстро!
Он заметил, как маги его конвоя обменялись быстрыми удивленными взглядами. Дивитесь-дивитесь. Не возбраняется. Вы-то мне заплатите самыми первыми.
…Император нетерпеливо барабанил пальцами по краю стола. На распорядительницу он даже не посмотрел.
— Четырех лучших девочек ко мне. В опочивальню. Быстро! — и резко поднялся. — В Зал приемов!
…Просителей было немного — час неурочный. Острый взгляд Императора мгновенно вцепился в стройного высокого парня. Да, это он. Хорошие бойцы служат Хеону, если этот смог вырваться из башни Арка…
…Дела он решал быстро, зло и нетерпеливо. Всем видом своим показывая, до чего ему опротивело это занятие и как хочется поскорее с ним покончить.
Аколиты Радуги обменялись маслеными взглядами, думая, что он не видит. Они слишком заносчивы, слишком самоуверенны, слишком презирают всех, не принадлежащих к Орденам; и, наверное, именно поэтому проиграют. Император отчего-то не сомневался в этом.
— …Ты! — палец Императора указывал на Фесса. — Иди за мной. Твое дело разберем на ходу.
Владыка Империи поднялся. Качнулись занавеси; Фесс шел за ним. Взгляды окружавших Императора магов так и жгли ему спину. Он не сомневался, что его узнали. Впрочем, значения это уже не имело. Он передаст Императору латную перчатку. Он не может ни оставить ее у себя, ни спрятать. Конечно, лучше всего было б показать эту штуку кому-то из более знающих… сходить с ней в Долину, отыскать ну хоть ту же самую Клару Хюммель…
Словно услыхав его мысли, Император обернулся на ходу. Взгляд его скользнул вниз, на небольшой округлый сверток, и глаза его внезапно расширились.
«Почуял», — со внезапным ужасом подумал Фесс, Император вдруг напомнил ему голодного хищника, дорвавшегося до свежего мяса.
…Почему, почему, почему Патриарх Хеон так настойчиво убеждал Фесса отдать повелителю этот жуткий дар из неведомой Тьмы?..
…И все больше тревоги во взглядах магов конвоя…
…Они остановились перед роскошными, черного дерева, резными двустворчатыми дверьми. Императорская спальня. Перед нею, склонившись, стояла женщина с холеным и злым лицом неопределенного возраста. Пустые глаза змеи, жадный рот — Фессу она сразу не понравилась.
— Наложницы повелителя готовы, — тьфу, пропасть, даже голос какой-то шипящий, неживой, ну точно змеиный.
Император медленно повернулся к Фессу. Глаза его казались затопленными кровью.
Зрачки с трудом ворочались среди алой мглы. Он уже все понял.
— Давай, — произнес Император. И протянул руку к свертку.
С запозданием, но кто-то из магов сообразил, в чем дело. Фесс понимал, зачем Император приказал доставить наложниц — нелепая попытка хоть на миг избавиться от присмотра. Воин Лиги почувствовал, как его начинает заламывать назад — не гнуть, не валить, а именно заламывать, боль огненной птицей рванулась вверх, он уже падал, не в силах бороться — нанесший удар чародей был настоящим мастером, однако Император успел еще раньше. И его Вольные успели тоже.
Их было четверо, молчаливых, закованных в сталь бойцов, лучших бойцов Империи и всего Севера, они могли ненавидеть проклятых хумансов, но клятва Верности и честь были для них куда важнее. Даже собственной их жизни. Они поклялись сражаться за Императора. И, видя неповиновение, ответили так, как умели. А умели они немало.
…Падая, Фесс наугад метнул плоский рукавный кинжал. Попал ли, нет — неведомо; но хватка боли ослабла. Он упал неловко, мгновение было потрачено на то, чтобы послать клинок; он откатился, но не так быстро, как нужно, и из внезапно нависшей над ним ослепительно-белой фигуры прямо ему в лицо полыхнула синяя молния. Каким-то чудом он успел дернуться и смог с удивительным холодным интересом увидеть, как его левое плечо превращается в обугленную массу, крошево костей пополам с сожженными мышцами.
И только потом пришла боль.
Теряя сознание, он все-таки успел понять — свертка с латной перчаткой у него уже не было.
Император почувствовал, что схватка вот-вот начнется, за миг до того, как ближайший к воину Серых маг выплел паутину заклятья. И успел выхватить сверток из руки уже начавшего заваливаться парня. Беднягу скрутило преизрядно, но — молодец Хеон, хорошо учит своих — из рукава воина блестящей рыбкой вынырнул тонкий и плоский клинок; набросивший чары маг взбулькнул и, нелепо вытаращившись, схватился за располосованную до кости скулу. Тотчас же мелькнули мечи Вольных; не мудрствуя лукаво, ближайший к Императору страж наотмашь рубанул аколита в синем плаще, голова покатилась, из перерубленных жил брызнула кровь; меч Вольного, однако, сам тотчас же вспыхнул ядовито-зеленоватым пламенем, воин не успел отшвырнуть предавшее его оружие; сжимавшая эфес рука в мгновение ока почернела, плоть с нее разлетелась кровавыми клочками, оставив лишь сухую, как у древней мумии, кость. Глаза Вольного лопнули; по лицу текла горящая тем же зеленым огнем слизь. Адское зрелище; при виде его все еще сопротивлявшиеся должны были немедленно побросать оружие и сдаться; вот только для Вольных потеря жизни ничего не значила в сравнении с потерей чести. Ни один не дрогнул. Меч второго стража легко, словно танцуя, коснулся незримым росчерком горла аколита в алом, и тот рухнул, захлебываясь кровью. И — воин тотчас же принял в грудь ветвящуюся злую молнию волшебника из Угуса; Императора обдало брызгами нестерпимо горячей, наверное, кипящей крови, на миг он увидел громадные, насквозь пробитые рваные дыры в спине Вольного, прежде чем тот упал.
Это дало Императору ту самую секунду, чтобы сдернуть ткань со свертка.
Он не знал, как это будет выглядеть. Белая латная перчатка? — пусть будет латная перчатка. Она сама оказалась на его руке. Император успел поднять ее, неосознанно пытаясь защитить голову от еще одной посланной в упор молнии…
…Синий язык пламени взорвался изнутри, осыпая все вокруг мириадами искр.
Перчатка мгновенно раскалилась, но свое дело сделала — чары лопнули, и последнее, что видели выпученные глаза аколита, были опрокидывающиеся стены. Император ударил выхваченным левой рукой кинжалом — в горло, как и Вольный.
Вокруг уже горели пол и тяжелые темные занавеси. Два последних стража, прежде чем погибнуть, захватили с собой еще по одному магу. Двое уцелевших пятились; лицо у одного судорожно дергалось, глаза навыкате, посеревшие губы что-то шептали — дает весть своим, подумал Император. Его окатила волна ломающей все тело боли, но — то ли помогала перчатка, то ли аколит был уже в панике — эту боль можно было одолеть. Рыча, Император шагнул вперед, правая рука уже сжимала меч; он услыхал отчаянный вопль «Не могу его удержать!» второго аколита; другой, тот, что шептал, вскинул руки перед грудью, словно защищаясь; лезвие аккуратно перерубило ему оба запястья. На вывороте руки Император ударил последнему магу в висок головкой эфеса; потребовалось еще два движения, чтобы добить обоих.
Все это заняло мгновения.
Император сорвал занавесь, взмахнул тяжелой тканью, сбивая огонь. На полу черными грудами лежали тела. Раненых не осталось… хотя нет, парень Хеона заворочался и застонал. Император взглянул на рану и присвистнул. Не жилец. Правда, кровь отчего-то не течет.
— Я… ухожу, — вдруг четко и ясно сказал воин. — Сними ее… повелитель…
Лицо юноши исказилось — боль пробивалась к сознанию, однако он еще пытался говорить, несмотря на уже начавшее работать заклятье.
— Не… пользуйся… Не… надо. Подарок… Тьмы… Тело внезапно окутала мелкая сеть стремительно снующих огненных змеек. Вздулся и опал фосфоресцирующий пузырь высотой в рост человека. А когда он с тихим треском исчез, на полу уже никого не было.
Тави проснулась с криком. Вся в поту. Сон распался мириадами черных осколков, стек вниз, в неведомые глубины каменного лабиринта. Оставался лишь ужас, ужас и омерзение, словно к ней прикоснулось нечто холодное, осклизлое, извивающееся и дурно пахнущее. Тави не боялась, конечно же, ни змей, ни ящериц, ни мышей ни лягушек, да и смешно было бы; но сейчас она прямо-таки задыхалась от отвращения. Она не запомнила никаких деталей, никаких подробностей — ничего, кроме оставшегося чувства.
— Тави? — Кан-Торог был на страже.
— Что-то… очень плохое… — выдавила девушка.
— Здесь, с нами?! — мигом напрягся Вольный.
— Н-нет… наверное. Просто… очень дурной сон.
— Ох, до чего ж я не люблю дурные сны у волшебниц… — недовольно проворчал проснувшийся Сидри. — Вечно они правдой оказываются! Лезет на тебя чудище чужинское, а потом глядь — да это ж тебе твоя же спутница удружила!
— Сновидение, — упирая на первое «и», строго сказала Тави, — сновидение давно и полностью искоренено. А то, ты прав, Сидри — иные такое из снов своих вызывали, приходилось всю школу по тревоге поднимать, а порой и Наставника звать!
— Ох, сомневаюсь, — вздохнул гном. — Ну да ладно, придется тебе поверить, волшебница. Потому что иначе совсем тоскливо становится. Не нравится мне здесь. Уходить надобно.
— Из галереи ваших побед? — не удержавшись, съязвил Кан-Торог.
— Именно, что из галереи, — огрызнулся Сидри. — Не знаешь будто, Вольный, что неупокоенные души павших как раз и тянутся к таким местам — рассчитывая рано или поздно отомстить.
— Очень любопытно, — не моргнув глазом, ответил Кан. — Знаешь, Сидри, в наших краях у каждой дружины есть такая же… галерея, назовем ее так. И до сей поры никаких вредоносных духов никто там не замечал.
— Заткнитесь, оба! — Тави зашипела разъяренной кошкой. — Я слышу… слышу…
Волшебница стояла на середине покоя, разведенные пальцы рук касаются друг друга кончиками перед лицом.
Тави как никогда четко ощутила внизу поистине Великую Тьму.
Черная волна мягким, слитным, неразличимым движением поглотила все нижние уровни. Еще за миг до того Тави могла различить смутные очертания изломанных ходов, серые полости низких залов, скупо освещенные казематы, смотрящие узкими бойницами со скатов — а теперь ничего этого не осталось. Только бархатисто-угольное сверкание, мерное колыхание аспидно-черного моря.
Словно и не трудилось тут никогда ни одного гнома. Словно первородная Тьма никуда и не уходила отсюда с самых первых дней Творения.
— Уходим, — прошептала волшебница.
— Куда? — негромко, со свойственным расе Вольных презрением к смерти бросил сквозь зубы Кан. — Они уже здесь, Тави.
Темная щель извергла из себя целую орду омерзительного вида зеленоватых существ, вроде громадных крыс, с головы до ног покрытых слизью. Лапы их проваливались в пол — камень плавился, разжижался, словно под действием вековой мечты всех до единого алхимиков мира — Абсолютного Растворителя.
Кан-Торог не отягощал себя излишними раздумьями. Перед ним были враги, с врагами он бился насмерть, все же прочее его не интересовало. Мягкое движение, шаг навстречу, короткий, как мысль, отблеск факела на отточенной стали; клинок прошел сквозь череп твари, почти не встречая сопротивления. Тело исчезло под напиравшим строем бестий; однако Кан-Торог, вместо того чтобы атаковать вновь, едва успел отскочить назад. В руках его вместо закаленного, гномьей стали меча остался лишь жалкий огрызок. Железо горело, стекая на пол крупными зеленоватыми каплями. Вольный с проклятием швырнул эфес — колдовской огонь стремительно полз к пальцам.
Сидри даже не попытался схватиться за топор. С дивным проворством отпрыгнув в дальний угол, гном сунул руку за пазуху. В горсти у него мелькнул алый мешочек, Сидри широко размахнулся — и твари попятились, залопотали что-то гнилыми, мокрыми голосами, больше всего напоминавшими хлюпанье и бульканье болотной жижи.
— Ко мне! — рявкнул гном. — Это их удержит… на время!
Кан-Торог и Тави не заставили себя ждать.
Уже весь чертог оказался затоплен жуткими созданиями. Мокро щелкали пасти, горели фосфорным светом глаза, текла слизь, разъедая крепчайший камень; однако ни одно из порождений мрака не дерзнуло заступить за незримый круг, оставленный в воздухе широким размахом Сидри. Тави невольно прижалась к каменно-твердому плечу гнома; что за неведомую магию пустил он в ход?!
Она не выдержала — закричала. Вся мудрость, все познания, добытые долгим и тяжким учением, вопреки жестоким запретам Радуги, вся магия, которой она так гордилась — все исчезло сейчас перед живой стеной из существ, каких никогда еще не видывал многострадальный свет.
— Тави! — рык Кан-Торога был страшен. — Тави, твой черед. Сталь против них бессильна. Да очнись же, Тави! Очнись!
Юной волшебнице потребовалось собрать в кулак все свое мужество. Казалось, на нее устремлены сейчас мириады неживых, пропитанных гнилью и тлением взглядов, хотя на самом деле, конечно, в небольшой зал протолкнулось едва ли больше сотни крысовидных тварей. От десятков разинутых пастей шел едкий, кислый смрад, от которого слезились глаза и резало в горле.
— Кончай с ними, Тави, если только знаешь, как, — глухо сказал Сидри. — Каменный Престол вручил мне это на самый крайний случай… не знаю, быть может, дальше будет еще хуже, а использовать знак можно только один раз…
— Плохой чародей делал, — одними губами, не поворачивая головы, ответила Тави. Оцепенение проходило. В конце концов, разве она — не настоящий боевой маг? Пусть даже это — ее первый поход, какая разница?
Типы, классы, виды и подвиды заклятий. Стихийные, Воскрешающие, Творящие… десятки, сотни. Сила сжимается внутри тонкой незримой иглой, холодной, как межзвездный мрак. Силе нужно придать форму. Ту, которая окажется действенна против этих вынырнувших из бездн Великого Мрака созданий.
Тем временем крысы сумели продвинуться на один шаг вперед.
— Тави, заклятье слабеет! — прорычал Сидри.
— Ну что ж, значит, мы умрем сражаясь, как и положено воинам, гноме, — пожал плечами Вольный. В обеих руках он сжимал по длинному кинжалу.
— Не знаю, как ты, а я умирать не собираюсь, — сквозь зубы ответил гном. — Бррр, ну и твари! И откуда только взялись?
Казалось невероятным, что они еще могут разговаривать, стоя лицом к лицу с целой армией кошмарных созданий. Но для Вольного не имело ровным счетом никакого значения, что за враг перед ним — врага он убивал, равнодушно перешагивал через труп или тушу и шел дальше.
— Молчите, оба! — прошипела Тави. Она начала медленно покачиваться, тихо-тихо свистя по-змеиному сквозь зубы.
Крысы неожиданно взволновались. Они переминались с лапы на лапу, плотная их толпа неожиданно качнулась вперед, над уродливыми головами заклубилась плотная дымка. Гном закашлялся — едкие испарения лезли в ноздри и рот.
Тави медленно подняла руки над головой — и взоры всех без исключения тварей поднялись следом.
Визг, вырвавшийся в следующий миг из груди Тави, заставил и гнома и Вольного невольно зажать уши. По стенам побежали трещины, пол затрясся.
— Барельефы! — возопил Сидри. Но было уже поздно. Потолок рухнул, погребая под завалами камня всех без исключения тварей и древние изображения подгорного народа.
Бесчувственную Тави успел подхватить Кан-Торог.
— Чего стоишь столбом? — рявкнул он на гнома. — Открывай сумки!..
Из-под глыб медленно сочился темно-зеленый густой ручеек, постепенно проедая себе дорогу в полированных плитах.
Кану пришлось влить в рот Тави добрую половину своей фляжки, прежде чем девушка окончательно пришла в себя.
— Надо уходить отсюда, — прокашлял гном. — Хорошо еще, вход не завалило!
— Бери поклажу, гноме. Я понесу Тави. За полузаваленным залом открылся узкий проход. Ровные плиты пола исчезли, сменившись грубо вырубленными в теле гор ступенями. Свернутая в тугой винт лестница вела вниз. Навстречу Тьме.
— Кан… — слабо запротестовала девушка. — Надо остановиться, отдышаться… Нельзя сейчас никуда идти… может, и вообще никуда идти не получится…
— Это почему же? — тотчас вскинулся Сидри. — Каменный Престол…
— Сказать тебе, что я с твоим Престолом, сделаю? — надвинулся на гнома Вольный. — Если Тави говорит — нельзя, значит, так оно и есть.
— Сидри, я про таких тварей никогда в жизни не слышала. И в книгах у Наставника ничего о них нет. Откуда они здесь взялись? Почему их остановило твое чародейство? Вы что, сталкивались с ними? Тогда почему ты молчал?
— Не сталкивались, не сталкивались! — огрызнулся гном. — Оберег мне дали, понимаешь? Оберег Пустых Холмов. Собирает всю силу гор, превращает в наговорный круг. И никто со злом через него не переступит. Нет, нет, не проси, я клятву на крови дал — из рук не выпускать… Берег я его до крайнего случая, когда уж назад пойдем, да вон оно как вышло. А все из-за тебя. Проворнее колдовать надо было. А не круг без точила вертеть. Чего, спрашивается, оцепенела? Сразу обвал вызвать не могла? Мне, чтобы такое сделать, надо полдня возиться.
Кан-Торог уже готов был взорваться, однако Тави лишь виновато склонила голову.
— Ты прав, Сидри. Я… я очень испугалась. Я мышей и крыс с детства боюсь. А тут их сразу столько. Да такие огромные!.. Если б не ты…
Ничто так не умиротворяет мужчин, как признание женщиной своих слабостей. Сидри тотчас заухмылялся.
— Ладно… забудем. Ты говори, что дальше делать? Провести-то я вас проведу, только ты скажи, можно ли? Тави отрицательно покачала головой.
— Пока нельзя. Пока я не пойму, что тут случилось. Тьма… там такая Тьма внизу! Никогда не видывала такой. И крысы эти… Откуда взялись? Сколько ходила, сколько магов слушала — ничего подобного…
— Короче, Тави! — Кан-Торог не любил зряшних рассуждении.
— Выход я хорошо завалила. Если только камень они не прогрызут — мы в безопасности. На время. Мне надо подумать. Вы посторожите, ладно? Мне сейчас смотреть по сторонам недосуг будет.
— Идет, Тави. Только ты уж, пожалуйста, думай быстрее.
— Сделаю все, что могу, Кан.
…Итак, разобьем задачу на вопросы, как говорил учитель. Тьма. Великая власть и великая сила. Издревле живущая «под корнями гор». Смутные видения, преследовавшие волшебницу с самого начала пути по гномьим тоннелям — вот чем они кончились. Крысами, чья слюна способна плавить гранит. Тави не сомневалась, что враг без особого труда пробьется и через воздвигнутую ею преграду. Камень растает, растечется зловонными лужами — новые орды хлынут по открытому пути, ища ее, Тави, плоти и крови.
Она помотала головой, усилием воли отгоняя навязчивое и отвратительное видение.
…Рухнули какие-то неведомые барьеры, и твари, никогда раньше не появлявшиеся не то что на поверхности, но и вблизи нее, запросто разгуливают теперь по опустевшим переходам гномьей твердыни. Может, это следствие Ливня. Тави живо представилось, как ядовитые, несущие смерть потоки сочатся, сочатся вглубь, пробираются водяными жилами, скользят меж рудных пластов, все ниже и ниже, туда, за самые потаенные рудники кобольдов, и еще дальше, к легендарным Костям Земли; как воняющие тухлой сукровицей тяжелые капли медленно падают на пол заповедных покоев, куда от сотворения мира не ступала нога ни смертного, ни бессмертного, как копятся на глянцевито-черных полах зловонные лужи, как они наконец подбираются к самим Костям и начинают разъедать их — медленно, неторопливо, неотвратимо… Кто знает, какие силы скованы там, за гранью ведомого людям и магам мира, за черными основами, за кажущимися пустыми и бездонными пространствами? Не оттуда ли пришло и это бедствие, Смертный Ливень, с которым никак не может справиться вся мощь Семицветья?..
Девушку трясло, точно в жестокой лихорадке. Когда каменная лавина накрывала толпящихся врагов, волна их предсмертного ужаса и боли окатила волшебницу, отозвалась где-то в тайниках души — и не она ли вызвала это озарение? Тави не знала. Ясно было только одно — путь назад отрезан окончательно. Сомкнувшиеся каменные челюсти и оставшийся там разрезанный надвое труп она, быть может, и смогла бы преодолеть, чудовищным напряжением сил и забвением всех и всяческих ограничений на мощь магии; но теперь, когда вход в барельефный чертог запечатан обвалом, — камни пополам с густой кровью крысовидных тварей — пробиться назад не было никакой возможности.
— Придумала что-нибудь, волшебница? — Сидри наконец нарушил молчание.
— Нет, — сквозь зубы ответила Тави. — Ничего тут не придумаешь. Заклятьями я вниз не полезу.
— Так что же, получается, лучше нам самим туда лезть? — гном удивленно развел руками.
— Лучше, — холодно сказала девушка. — Потому что метнуть сейчас вниз чары — все равно, что ткнуть палкой в осиное гнездо. Я понятно выражаюсь, гноме?
— Куда уж понятнее, — хмыкнул Сидри. — Но все-таки, скажи…
— Ничего я больше не скажу, — угрюмо бросила Тави. — Дорога нам все равно одна. Вниз. Кто бы что ни говорил.
— Тогда чего сидим? — гном саркастически пожал плечами.
— Отдыхаем, — Тави показала ему язык. — Тут сейчас безопасно, до известной степени, конечно. Мне, надо собрать силы… не так-то легко рушить возведенные вашими мастерами своды, мой добрый гном.
— То-то же, — Сидри тотчас надулся от гордости. — Наконец-то оценила по достоинству…
…Они знали — на поверхности земли сейчас день, если, конечно, серый полусвет, затканное черными, смертоносными тучами небо и шелестящая завеса Ливня могут так именоваться. Барельефный чертог остался далеко позади. Сильно разрушенная узкая винтовая лестница вела вниз. Ни площадок, ни ответвляющихся коридоров — исполинский штопор, ввинчивающийся в неподатливую плоть гор.
Тьму разгонял слабый свет одного-единственного факела. Их следовало экономить, хотя Сидри и Кан тащили на спинах изрядный запас. Но кто знает, сколько еще блуждать в потемках, прежде чем они доберутся до цели? И кто — или что — встретит их там?
— Тысяча, — вздохнула Тави. — Тысячу ступенек прошли. Сидри, куда ведет этот ход?
— Наконец-то соизволила спросить, — гном ухмыльнулся в бороду. — Я уж думал — не снизойдешь.
— А без дурацких шуток нельзя, гноме? — тотчас взорвался Кан.
— Ежели без шуток, доблестный, тогда останется только лечь да помереть от страха. Так вот, красавица, мы сейчас идем по старой жиле… очень старой и странной жиле, тут находили алмазы, хотя это место ничуть не похоже на их гнездо. Лестница ведет с Перемычки в старые залы, первый уровень над копями. Нам вниз. Пройдем через копи, потом спустимся еще ниже.
— Куда же это? — невозмутимо полюбопытствовал Кан-Торог.
— Через Горячую штольню к плавильням. Оттуда через Узкий штрек… и все.
— И все? — не поверил Вольный.
— Все, — недобро ощерился гном. — И пусть все твои вольные боги помогут нам пройти!
— Ха! Я-то думал… — Кан пренебрежительно махнул рукой.
— А вот погоди, дойдем, тогда и посмотрим, как ты запоешь, — посулился гном. — Там, знаешь ли, не все так просто. Это ведь только кажется — раз, два, и ты у копей. Три, четыре — в плавильной. А потом — оба! — и уже на месте. Так не бывает, — снова повторил он.
— Сидри, послушай, дорогой, — необычно ласковым голосом сказала вдруг Тави. — Для чего тебе эти пикировки? Завидуешь Кану? Или просто отводишь душу? Мы с тобой в одной лодке. Зачем тебе злить нас? Я не понимаю, прости.
— Не понимаешь? — глаза гнома недобро блеснули. — Или прикидываешься? Что ж, тогда скажем по-другому. Ты, красавица, — магичка, да не из простых, куда как не из простых, а не в Радуге. И, сдается мне, патента Семицветного у тебя тоже нет. Значит, по закону милостивого государя нашего, следует тебя сперва осиновым колом проткнуть — только так, чтобы не умерла! — а потом поджарить на медленном огне. Или отдать тебя Радуге, она еще что-нибудь позаковыристее придумает. Так? Или нет?
— Предположим, что так, — спокойно сказала Тави, беря за локоть разъяренного Кана. — Не пойму только, к чему ты клонишь, Сидри?
— К чему клоню? А вот сейчас поймешь, — лицо гнома, и без того с потемневшей, обветренной, прокаленной и горнами и солнцем открытых карьеров кожей, стало густо-багровым. — К тому, что рабы вы все, и рабами останетесь, в ошейнике позорном сдохнете, красивыми речами прикрываясь, чтобы страх свой да позор от самих же спрятать!.. — глаза его дико выпучились, громадные кулачищи сжались. — Под Империей вы сидите, штаны обмочив, даже колдовать в открытую боитесь, все стараетесь, как бы и яблочки поворовать, и от садовника ускользнуть…
— Пусть говорит, Кан, — ледяным голосом сказала Тави. Пальцы ее с неожиданной силой сдавили локоть воина; вздувшиеся от бешенства мышцы ослабли. По лицу Кана тек пот; оно сделалось совершенно бешеным, однако Сидри все это, похоже, ничуть не пугало.
— Собралось бы побольше, таких, как ты, Тави… и таких, как ты, Кан… и таких, как я, и Дану, и эльфов, и кобольдов бы подняли, и с орками договорились бы, и троллей из каменного плена вызволили… Небось Империя бы недолго простояла. И никакая Радуга им бы не помогла. Экое кощунство — Семицветье священное только в небе и должно обретаться, а не… — он взмахнул рукой. — А мы только и знаем, что по мелочам пакостим, редко-редко когда из-за угла дерзнем стрелу пустить, или мальчишку-подмастерья орденского по голове огреть. Тьфу! — Сидри сплюнул. — Потому меня Каменный Престол сюда послал. А вы… только о деньгах и думаете. Все рядились, что, мол, делать станем, что — не станем… Да все вы должны были делать! — в бешенстве заорал он. — Все понятно вам, чистоплюи?! Разозлить я вас хочу, посмотреть, есть ли в вас что настоящее или один только гонор пустой! Эх, Кан, вижу, ты меня уже убить готов… Кан, да я за тебя любому имперцу глотку не то что перережу — зубами перегрызу!.. Вместе нам надо, вместе, не порознь, всем навалиться, чтобы, как на Берегу Черепов… только теперь мы уже не проиграем.
Гном задохнулся. Глаза его горели мрачным, кровожадным огнем.
Тави чувствовала, как гнев Кан-Торога уходит, точно вода в песок.
— Вот что я тебе отвечу, Сидри, коль пошел у нас такой разговор, — прозвучал в полутьме ее спокойный голос. — Я, скажу тебе, вовсе…
— Вовсе не Вольная, это я и так знаю, — проворчал гном. — Хумансов обманывай, не гномов. Мы-то завсегда в корень зрим…
— Правильно, — Тави и глазом не моргнула. — Я человек. Подобрана Вольными. Ими воспитана, ими взрощена, их золотом выучена. А знаешь, Сидри, почему я попала к Вольным? О Шаверской резне что-нибудь слышал?
Гном опустил голову.
— А то нет… слышал, конечно… наших там тоже немало полегло…
— Так вот, там была одна девчонка… совсем еще несмышленыш, годика три, наверное. Родители в недобрый час выскочили на улицу, лавку пытались спасти… Но куда там — против Радуги не выстоишь. Сожгли их прямо у окон, когда отец трех мародеров положил. Железным шкворнем… — голос Тави зазвенел. — Маги Арка там наступали, они-то как раз и сожгли. Меня соседка подхватила, да не успела вытащить. Тогда всех детей подряд шерстили, искали со скрытыми способностями… Кого находили, убивали сразу. Даже себе не брали. Очень боялись чего-то. Меня тоже… в общую кучу. Малышей… их собрали в садок, как котят. Все плачут, маму зовут… А мам-то уже и не было ни у кого… — Она хрипло выругалась, настолько заковыристо и витиевато, что Сидри аж крякнул. — Потом пришел маг… фиолетовый плащ, Орден Кутул, инквизиторы… На площади костер развели, большой такой — утварь жгли, из тех домов, где сопротивлялись, хотя кто ж там мог чего разобрать… Так вот, маг этот, фиолетовый… брал малышей за шкирку, не на руки, смотрел эдак вот в глаза… и бросал в огонь. Пламя низкое было… чтобы умирали не сразу.
— А что же… что дальше было? — голос гнома срывался.
— Потом… потом сама-то резня как раз и началась. Потому что добрые жители города Шавера на такое злодейство смотреть не смогли. В оцеплении стояли наемники… каменные сердца, руки по плечи в крови, они перстни вместе с пальцами рубили, серьги из ушей вырывали… но такого даже они не выдержали. Смял их народ, в один миг смял, обезоружил, и вот тут… мага фиолетового в камни втоптали. Медленно так втаптывали, чтобы смерти просил, как милости великой…
— А почему же он не колдовал? — задыхаясь, спросил Свдри.
— Потому что в толпе нашелся один маг не из Радуги. И сковал его. Мой учитель… Детей уцелевших расхватали. Дальше я плохо помню… заклятье неважно сработало. В общем, только когда меня Вольные подобрали, снова что-то вижу. Так что не за что мне Радугу любить, Сидри. И Империю, Радугой созданную, Радугой пестуемую — тоже. И знаю я, что идем мы с тобой, гноме, за кое-чем не простым. Реки крови прольются… нет, не реки. Моря. Океаны. Города пеплом рассыплются, горы в песок обратятся… — Тави раскачивалась, точно в трансе. — Война! Войну замышляете, Сидри, так ведь? Не простой ведь ты купец, правда, гноме? Идем мы за чем-то, что Каменный Престол скрыл перед бегством… что не сумели захватить с собой. Лежало оно тут, лежало, часа своего дожидалось. И дождалось. А мы его должны добыть… Что потом, Сидри? Хирд, ломающий имперскую пехоту на мельинских полях? Штурм Хвалина? Штандарт Камня над Хребтом Скелетов?.. Вы этого хотите?
Гном ответил не сразу. А когда наконец заговорил, голос его уже звучал совершенно спокойно.
— Я понял, Тави, Империю ты не любишь. И Радугу тебе как будто бы любить не за что тоже. Ты должна быть с нами. Каждый чародей на счету. Тем более — боевой маг. И Вольные…
— Глупости! — резко бросил Кан-Торог. — Если вы, гномы, все как один спятили, то у нас, Вольных, капелька разумения все-таки осталась. Империя может выставить пятнадцать легионов. Не считая военного набора рекрутов и наемников. А вы? На что вы рассчитываете? Четыре боевых хирда полного состава… ну, от силы — пять, да и те — в две трети легионного числа. Ты думаешь, с вами грудь в грудь биться станут, прочностью брони меряться? Как бы не так. Вас расстреляют на подходе. Думаешь, зря Империя столько лет пестовала арбалетчиков?.. А что не сделают они, докончит Радуга…
Отсветы факела упали на внезапно подавшегося вперед гнома. Лицо его исказила дьявольская усмешка.
— Если только мы выполним волю Каменного Престола, — еле слышно прошептал он, — Радуга уже ничего не сможет сделать.
Гном свято веровал в то, что говорил сейчас. И веру эту не смогли бы поколебать никакие доводы рассудка.
— Будьте с нами, — вновь горячо зашептал Сидри. — Тави! Каменный Престол не пожалеет никаких богатств, ни золота, ни самоцветов, чтобы только твой учитель встал на нашу сторону. Когда мы… гм… отступали с Хребта Скелетов, мы бросили половину наших сокровищ, но вывезли все, поколениями наших магов накопленное! Артефакты, эликсиры, рецепты, аппараты… камни из самого сердца земли, пышащего вечным жаром, впитавшие ее кровь… Если ты, его ученица, способна на такое — каков же предел сил твоего Наставника? Тави, он нужен нам. Если он возглавит наше воинство… И притом, что магия Радуги будет отсечена…
— Сидри… — тихо сказала девушка. — Мой учитель никогда не выйдет на поле брани. Он — человек. Он никогда не станет сражаться против Империи, сколь бы плоха она ни была. Или против Радуги. Он учит нас, потому что считает — запрет на магию есть большее зло, чем… — она осеклась, словно сообразив, что выдала слишком много. — Но воевать против людей вместе с гномами, Вольными, эльфами, Дану и прочими — не станет. Это так же верно, как и тот факт, что меня зовут Тави-Алия, а его — Кан-Торог.
Гном обхватил голову руками.
— Почему, почему, почему? — донесся из тьмы его горячий шепот. — Почему вы так говорите? Почему все ищут, как бы приспособиться, как бы повыгоднее договориться со Злом, вместо того чтобы его ниспровергнуть? Ведь твой учитель, Тави, — он ведь уже убивал людей. И магов Радуги. Я слышал о Шаверской резне. В погромах погибло немало гномов. Но выжившие говорили о… о странных вещах. Теперь я понимаю смысл этих рассказов. Твой учитель! Мы знали, мы подозревали… собственно, с того самого момента, как наняли тебя, с того мига, когда Круг Капитанов уведомил нас, что плата возрастает вдвое, потому что вторым бойцом пойдет волшебница. Великая Глубь, о чем я!.. Твой учитель уже воюет с Радугой, Тави! И эта война никак не может закончиться миром!.. Так почему же…
— Потому что браки людей и Вольных обречены на бесплодие. Как и сожительства людей с гномами, — внезапно вмешался Кан-Торог. — Или с эльфами. Или с Дану.
— Не понимаю… — вырвалось у Сидри.
— Мой добрый гном, если ты склонишь к постельным утехам эльфийку, у вас может родиться дитя. Могут быть дети от браков Вольных и Дану, гномов и кобольдов, орков и троллей… и даже — бррр! — орков и эльфов, хотя эти друг друга ненавидят люто. Но детей от браков людей и Старших Рас не бывает. Теперь ты понял, гноме? Люди — они воистину Другие. Чужие. Пришельцы. На Берегу Черепов дрались не просто старые хозяева земли и те, кто хотели просто стать новыми. Такое случалось, и не раз. Эльфы теснили Дану, Дану воевали с гномами, вы, Подземный Народ, дрались с гоблинами, орками и кобольдами, те толкались за лесные угодья с горными троллями. Но… На Берегу Черепов решалось не просто — кому владеть, а — кому жить. И жить выпало людям. Быть может, они — дети иного мира. Иных богов. Может, им в самом деле покровительствует неведомый Спаситель… одного из служителей которого мы… — Кан-Торог осекся. — Теперь ты понял, почему учитель Тави никогда не поднимет меч против своего племени?
— Но сама Тави…
— Откуда ж мне было знать, за чем мы идем в бездны? — холодно ответила волшебница. — Боевые маги продают свои услуги за деньги. Каменный Престол дал хорошую плату. Мы скрепили договор. Но мы не подряжались драться со всей Империей. Я не упущу случая щелкнуть Радугу по ее слишком уж длинному носу, но…
— Все понятно, — гном совсем скрылся во тьме. — Все понятно. Ну что ж… хорошо, что мы поговорили. По крайней мере, теперь я знаю, что от вас ждать.
— Что от нас ждать? — прежним, не сулящим Сидри ничего хорошего голосом проронила Тави. — Мы верны слову. Мы подрядились помочь тебе достигнуть цели и невредимым выбраться наружу. Мы сделаем это. У тебя есть сомнения в слове Вольных?
— У меня есть сомнения в слове людей, притворяющихся Вольными.
— Ничем не могу помочь, — зло сказала волшебница. — У тебя нет выбора, гноме. И у нас тоже. Потому что мы либо пробьемся все вместе, либо умрем. Тоже все вместе. Если бы ты не задержал крыс, я не успела бы сплести заклятье обвала. Если бы я не сплела заклятье обвала, твой круг не продержался бы долго. Они все равно бы тебя достали.
— Ладно, — вновь вмешался Кан. — Мы тут все наговорили… много чего. Сидри! Мы идем дальше. Никто не отказывался от своих клятв. Давай поменьше думать о великом и высоком. У нас есть дело. Выполним его достойно. Вот и вся моя правда. Нехитрая, но действенная. Отдохнем еще немного, друзья, и, как только Тави скажет, что готова, двинемся дальше.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |