"Соблазн и страсть" - читать интересную книгу автора (Лонг Джулия Энн)

Глава 26

Рис твердо решил, что найдет Анну Холт, но с чего же начинать розыски? На этот вопрос он не мог ответить. Конечно, очень легко было заявить: «Я сделаю то, что тебе не удалось». Но как же теперь взяться за дело?..

Он был храбрым офицером, прекрасно разбирался в искусстве и антиквариате, писал неплохие стихи, но ему никогда не приходилось заниматься поисками людей. Правда, лорд Грантем рассказал ему кое-что об Анне Холт, но этого было слишком мало. Слишком мало даже для того, чтобы начать поиски этой женщины.

И все же чутье подсказывало Рису: ключ к разгадке убийства Ричарда Локвуда находится в Горриндже. В этом городке наверняка остались какие-то тайные или, может быть, даже явные указания на то, кто убил отца Сабрины. Кроме того, Кит сообщил ему, что Ричард и Анна Холт незадолго до убийства Ричарда собирались отправиться в Италию. Так что очень может быть, что именно туда и направилась Анна, когда ей пришлось скрываться от судебного преследования. Более того, возможно, она до сих пор там скрывалась. Но если так, то, в какое время она туда отправилась?

Кит тщательнейшим образом просмотрел все корабельные списки пассажиров за 1803 год, но в списках Анна Холт не значилась. Как не значилась и Анна Смит — под этим именем, как удалось выяснить, она скрывалась. Той зимой ни Анна Холт, ни Анна Смит не поднималась на борт какого-либо судна, отплывавшего из Англии.

Но ведь Анна могла покинуть страну гораздо позже, могла, спрятавшись в укромном месте, дождаться, когда шумиха, связанная с убийством Локвуда, немного поутихнет, а затем спокойно сесть на какое-нибудь судно, отплывавшее из Англии. Но где же она могла скрываться? В Англии слишком много тихих провинциальных городков, обитатели которых не интересуются столичными скандалами. И, конечно же, именно в таком городке должна была скрываться Анна Холт.

Между прочим, одним из таких городков был и Тинбюри.

Раздумывая о предстоящих поисках, Рис не забывал и о кузене Джеффри. Он прекрасно сознавал, что тот может осуществить свою угрозу, и, следовательно, в любой момент в газетах могла появиться очередная история о графе Роудене, — только на сей раз, речь шла бы не о любовной интриге с замужней дамой и не о дуэли. Этот скандал мог бы навеки погубить его репутацию, и, наверное, именно этого кузену Джеффри и хотелось.

Но теперь уже Рис нисколько не боялся скандала.

Пусть его имя и честь будут запятнаны, но он хотел, чтобы скандал затронул только его одного, а не близких ему людей. Сначала он найдет Анну Холт, а затем публично во всем признается, чтобы все узнали: она совершенно непричастна к убийству Ричарда Локвуда.

Прошло две недели. Потом еще одна. И за все это время граф ни разу не появлялся, ни в клубах, ни в лондонских гостиных. Более того, он ни с кем не искал встреч и отказывался от всех приглашений. Как-то раз к нему явилась синьора Ликари, и этот ее визит весьма удивил его, даже отчасти взволновал. Граф сам спустился в холл, чтобы поприветствовать гостью. Но ничего вразумительного он не мог ей сказать — пробормотав какое-то приветствие, он развернулся и направился обратно к лестнице. Теперь ему не было никакого дела до бывшей любовницы.

Однако граф почти ежедневно встречался с Китом, он изводил его, но виконт не мог сообщить ему ничего нового. Кроме того, Рис побеседовал с Дейзи Джонс, бывшей нянькой сестер и одной из немногих свидетельниц того, что произошло той страшной ночью, когда девочек разлучили. Но и Дейзи не могла сказать ему ничего нового.

Рис даже посетил антикварную лавку, где хозяйничал мистер Эдвин Эйвери-Финч — тот, по словам Кита, был довольно близок с Локвудом. Среди вопросов, заданных им мистеру Эйвери-Финчу, был и такой: посещал ли Локвуд Италию?

— Да, посещал, — ответил мистер Финч. Он знал, что Ричард однажды побывал в Италии, но где именно, антиквар не знал.

И вот в какой-то момент, когда Рис уже отчаялся, его осенило! Ведь не мог Ричард не чувствовать, что его со всех сторон окружает опасность. И, следовательно, он наверняка пытался себя обезопасить. Во всяком случае, он должен оставить какой-то ключ к разгадке возможного убийства. И, конечно же, он оставил для своих дочерей какие-то указания, — чтобы они знали, где искать мать, если с ним, Ричардом, что-нибудь случится. Указания же, судя по всему, находились в Горриндже.

Через две-три недели Сабрина вполне освоилась у Грантемов и стала чувствовать себя здесь как дома. Знакомство и все более тесное сближение с сестрами не могло ее не радовать. Сейчас Сабрину переполняло удивительное чувство — чувство причастности к семье. Поскольку все сестры встретились и познакомились совсем недавно, новизна родственных ощущений еще не притупилась, каждая встреча для них была радостью, общение представлялось неиссякаемым источником духовных наслаждений, хотя порой не все было гладко — случались размолвки, набегали тучки, но они не делали погоды.

Но ни Сюзанна, ни Сильвия не пытались вызвать Сабрину на откровенность. Они уважали ее тихую печаль и не расспрашивали про мужа. Они не давили на нее, хотя, как подозревала Сабрина, и Сюзанна, и Сильвия сходили с ума от любопытства. Кроме того, они очень переживали и за нее: в отличие от ее брака, их семейная жизнь протекала вполне безоблачно. И только теперь Сабрина поняла: даже между родными сестрами могут быть тайны.

Однажды к ней в комнату с сияющим лицом вошла Сюзанна с визитной карточкой. Сабрина с любопытством взглянула на сестру, и та пояснила:

— Я решила показать тебе эту карточку. Может, ты захочешь ее принять, как знать?!

На карточке значилось «Синьора София Ликари». Сабрина всматривалась в имя и не могла понять, какие чувства пробудило оно в ее сердце. Она запретила себе думать о Рисе и обо всем, что было связано с ним и с Ла-Монтань. Но почему же к ней заявилась эта надменная и прекрасная певица?

Немного подумав, Сабрина сказала:

— Пусть подождет. Я приму ее.

Когда Сабрина появилась в гостиной, София встала и, приветствуя ее, присела в реверансе. «Интересно, когда в последний раз Рис находил утешение в ее объятиях?» — подумала Сабрина. Глядя на стройную даму в красновато-коричневом платье, она прекрасно понимала: любой здравомыслящий мужчина не прочь обрести утешение в обществе.

— Благодаря какому капризу судьбы, — Сабрина не скрывала своей иронии, — я имею честь видеть вас, синьора Ликари?

— Он ничего не ест, — заявила певица. Сабрина нахмурилась.

— Простите, я вас не понимаю, синьора Ликари…

— Ваш муж… Он не ест, ни с кем не разговаривает и почти не спит. — Каждое слово Софии звучало как неприкрытое обвинение.

— Но вам то откуда это известно? — спросила Сабрина. Действительно, как София могла знать об этом… если, конечно, не проводила с Рисом долгие часы?

— Вот здесь… — София обвела пальцами глаза. — У него красные белки и покрасневшие веки. Он сильно похудел, и он никого не хочет видеть из прежних друзей. И еще… — Ликари сделала большие глаза. — Во время разговора он невыносимо груб.

Груб? Ну что же в этом удивительного? Сабрина прекрасно знала, что порой Рис действительно бывает излишне груб.

— Вы видели его? — спросила она, и сердце тревожно забилось.

Певица кивнула:

— Да, видела. И он хочет только одного… Именно поэтому я и пришла к вам, леди Роуден.

Но эти слова певицы не являлись ответом на вопрос. Сабрина внимательно посмотрела на собеседницу, и ей показалось, что в глазах певицы мелькнуло сострадание.

— Синьора Ликари, почему вы пришли сюда?

— Вы должны увидеться с ним.

Слова Софии прозвучали как требование. И, судя по всему, певица не сомневалась в том, что Сабрина выполнит это требование.

— Увидеться? А зачем? — Сабрина изобразила удивление. — Чтобы сделать вашу встречу с ним более приятной, когда вы будете передавать мое согласие?

— Я же сказала, он не встречается с прежними друзьями. Во всяком случае, почти не встречается.

И тут Сабрину осенило: неужели синьора Ликари считает Риса… всего лишь своим другом? Но если так… Она вдруг поняла: эта гордая и надменная женщина просто тревожится о нем, беспокоится за него. И ей вдруг стало ужасно неуютно стоять напротив Софии, зная, что та когда-то спала с ее мужем, — а теперь переживает из-за него. Но не означает ли это, что она, Сабрина, по-прежнему любит своего мужа?

Впрочем, Сабрина не очень-то доверяла этой женщине. Но даже если она не могла доверять — что из того, что Рис не виделся со старыми друзьями, в том числе и с синьорой Ликари? Особой радости Сабрина от этого не испытывала, Кроме того… у Риса очень быстро менялось настроение. Так что очень может быть, что во время очередной встречи с Ликари он опять затащит ее в постель.

Вежливо улыбнувшись, Сабрина проговорила: — Ваша забота очень трогательна, синьора Ликари. Но, увы, вы не убедили меня в том, что Рису так необходима встреча со мной. А теперь… прошу извинить меня. Я очень занята.

Коротко кивнув певице, Сабрина быстро вышла из гостиной.

Конечно, он и раньше слышал о Горриндже. Каждому поэту была известна печальная легенда, связанная с этим городом: якобы некий граф, живший в этом городке, пытаясь найти рифму к слову «апельсин», сошел с ума.

«Ох, пора мне образумиться, — думал Рис, медленно шагая по мощеному церковному дворику. — Ну, при чем здесь апельсины?» Он отворил двери храма и вошел в церковь.

Церквушка была совсем небольшая и, судя по всему, очень старая. Рис окинул взглядом пустые скамьи, и ему вдруг показалось, что в такой церкви, как эта, он еще никогда не бывал. Хотя церквушка вроде бы была самая обыкновенная…

Немного помедлив, он прошел по проходу и, сев на скамью, уставился на алтарь, представляя перед собой священника, который недавно молился у алтаря. Именно в этой церкви когда-то много лет назад и служил мистер Фэрли, отец Сабрины. Но тогда он еще не был викарием. Тогда он был всего лишь молодым священником, взявшим на воспитание маленькую девочку, оставшуюся без родителей. И, конечно же, он даже предположить не мог, что его воспитанница выйдет замуж за графа и станет графиней.

Рис с вздохом закрыл глаза и погрузился в раздумья. Ему совсем не хотелось молиться, но если бы он сейчас вдруг решил о чем-то попросить Господа, то он попросил бы о чуде…

Прошло какое-то время, и Рис, открыв глаза, вздрогнул от неожиданности: ему вдруг показалось, что одна его рука в крови, а другая — в зеленых пятнах. Но уже в следующую секунду он сообразил: солнечные лучи, пробивающиеся сквозь цветные витражи, сыграли с ним шутку. Он встал и подошел к ним поближе, рассматривая их со всем вниманием. Свет проходил через искусно сложенный орнамент и ложился на церковный пол разноцветными полосами, складываясь в три слова: Вера, Надежда, Милосердие.

Рису, как ценителю прекрасного, пришлась по душе выдумка мастера. И он подумал о том, что и Ричард Локвуд, наверное, не обошел витражи своим вниманием. Витражи действительно были прекрасны, а цвета казались необыкновенно сочными, яркими.

— Но что это? — в изумлении пробормотал Рис.

Манера исполнения вдруг показалась ему знакомой. Да, знакомый почерк. У него замерло сердце. Неужели он напал на след? Сердце его подпрыгнуло в груди и словно воспарило к сиявшим наверху витражам.

Ужасно нервничая, Рис взобрался на скамью и, ухватившись за выступ оконной ниши, попытался разглядеть невидимую снизу нижнюю сторону витража. Он горячо молился, желая уверовать в чудо. И чудо свершилось. В нижнем правом углу витража он прочитал подпись мастера, то слово, которое и надеялся увидеть — Санторо. Да, это был тот самый Санторо, который изготовил небесные витражи для его «звездного» зала. А этот мастер, как было ему известно, жил в крохотной итальянской деревушке под названием Тре-Сорелли, что означало «Три сестры».

— Я отнюдь не подозрителен и не мнителен, мистер Гиллрей. Вы сами захотели говорить со мной наедине, верно? Уважая вашу знатность, я согласился на ваши условия. Но извините, у меня нет времени на разного рода увертки и отговорки, я — деловой человек. Вы не можете доверить свою тайну одному из моих заместителей? В таком случае можно смело предположить, что вам требуются деньги, разве не так?

О мистере Барнсе ходили слухи, что он — гомосексуалист. Может быть, поэтому Джеффри не ожидал, что мистер Барнс будет вести себя так вызывающе. Да и вообще ему не нравилась внешность Барнса, не нравилась вежливая улыбка, не нравился пронзительный взгляд. Джеффри с горечью подумал о том, что мистер Барнс ни за что не позволил бы себе говорить в таком резком тоне с Рисом, лордом Роуденом.

Однако Барнс был редактором влиятельнейшей лондонской «Таймс» и в своем газетном мире считался весьма значительной фигурой, так что с ним приходилось считаться. Барнс был опытным редактором, он уже три года занимал этот большой пост и прекрасно разбирался в газетной кухне, на которой готовились сенсации, разоблачения и скандалы, сулившие увеличение тиражей газеты. Именно поэтому Джеффри не сомневался: несмотря ни на что, Барнс будет его слушать внимательно, очень внимательно.

Джеффри знал: если он заговорит, для него уже не останется путей к отступлению. Но, вспомнив о кредиторах, он понял, что у него нет выхода, и, собравшись с духом, проговорил:

— Так вот, мистер Барнс, у меня есть сведения, касающиеся состоятельного, могущественного графа. Этот человек напрямую связан с нынешним, громким скандалом. Речь идет об убийстве и государственной измене.

Редактор нисколько не изменился в лице, но в глазах его вспыхнули огоньки, что свидетельствовало о неподдельном интересе.

— А есть ли у вас доказательства, подтверждающие ваши обвинения?

Джеффри кивнул:

— Да, есть.

— Что ж, в таком случае продолжим нашу беседу, мистер Гиллрей. С вашего разрешения я закажу бренди.