"Бандитский век короток" - читать интересную книгу автора (Шпилев Борис Иванович)Глава 12Дмитрий Корнеев, холостой, беспартийный милиционер, замёрз и хотел есть. Он подсунул под голову свою холодную и сырую форменную куртку, поворочался, пытаясь уснуть, но рядом в темноте громко застонал, а потом оглушительно захрапел зам начальника управления. Уже почти неделю их держали в каком-то холодном сыром подвале сумасшедшие черножопые боевики. Кормили сносно, даже давали сигареты, но на все вопросы вежливо отвечали, что, мол, независимость Ичкерии пока еще не предоставлена, а потому отпустить заложников никак невозможно. Толстый зам пытался выступать, несколько раз получил по морде, упав духом, перестал умываться и бриться и целыми днями молча смердел в углу, Опускаясь на глазах. Капитан Заикин плакал по своим детишкам и, как булгаковский Азазелло, носил в кармане косточку от приготовленной женой курицы. В общем, в подвале царило уныние и скука, только Диман не падал духом, постоянно строя планы побега, один фантастичнее другого. Вот и в эту промозглую ночь ему не спалось. Передвинувшись поближе к двери и подальше от стонущего и храпящего начальника, отважный Диман принялся разрабатывать очередной, блестящий, по его мнению, план. Книжек он отродясь не читал, но в каком-то французском фильме видел, как один старикан черенком от ложки проковырял насквозь стену замка. Правда, на это ему понадобилось двадцать лет, но дед-то был старый и слабый. Да и строили раньше не так, как сейчас, поэтому Диман прикидывал уложиться года в два. В предоставление независимости Чечне верилось слабо, так что времени у них было навалом. Были, правда, досадные мелочи, вроде алюминиевых ложек, которые быстро стирались, полной неизвестности относительно того, где они находились (боевики долго везли их с завязанными глазами), и тому подобной дребедени. Однако в целом план был великолепен. Диман даже задремал. Ему стала было сниться церемония награждения его, Димана, за спасение заложников, но тихие голоса развеяли приятное сновидение. Молодой милиционер чертыхнулся и поневоле прислушался к гнусаво бубнящим за запертой дверью голосам боевиков. Говорили почему-то по-русски, и говорили такое, что Диман при первых же словах кавказцев прилип ухом к двери. Нимало не опасаясь быть услышанными, боевики обсуждали план нападения на некую базу, который должен был состояться этой же ночью, ближе к утру. На этой базе некие бандиты держали огромное количество наркотиков и оружия. Боевики горячились, кричали друг на друга, постепенно переходя на родную речь, и вскоре Диман не понимал уже ничего… Но и того, что он услышал, было более чем достаточно. В бедовой голове его творилось нечто невообразимое. Он метнулся в угол и с трудом растолкал Зама. Тот наконец проснулся, сел, почесываясь, и, недовольно глядя на Диму, выслушал его сумбурный рассказ. — Вот бы их там всех и накрыть, а, товарищ полковник! И террористов наших, и бандитов этих, и оружие с наркотиками! Только бы до ОМОНА добраться! — горячился Дима. — Вот именно! — рявкнул зам. — Мы под замком сидим, ты что, забыл!.. Диман начал было рассказывать про французский фильм и про алюминиевые ложки, но под начальственным взглядом быстро сник и замолчал. Спать хотелось невыносимо. От мерцающего света мониторов следящих камер у Славика Дульнева сами собой слипались и слезились глаза. Книжка, которую он захватил с собой на дежурство, была на редкость нудной. Кофе давно остыл, и разогреть его было негде. По ногам нещадно дуло. Одним словом, пост номер один, находящийся у самых входных дверей автосалона «Вектор», по праву считался у охранников самым говенным. Слава тоскливо посмотрел на часы. Шел четвертый час утра, а сменить его должны были только в шесть. Охранник горестно вздохнул, отхлебнул остывшей бурды, бывшей час назад ароматным «Нескафе», и в который уже раз попытался вникнуть в сюжетные хитросплетения отечественного детектива под впечатляющим названием «Финка и роза». Потратив минут пять на это безнадёжное занятие, Славик взглянул на монитор и очень удивился, увидев на экране солидного господина, стоящего у входа. Господин этот не стучал, не звонил, а просто стоял, подняв кверху голову, и глядел в объектив камеры. Слава протянул руку к кнопке общей тревоги и задумался. С одной стороны, мужик был вроде не опасный. Стоял спокойно, не дергался, может, просто хотел узнать что-нибудь. Опять же, другие охранники, сладко почивающие внутри выставочных «Вольво» и «Мерседесов» на разложенных и пахнущих дорогой кожей сиденьях, вряд ли обрадуются, если их поднять в столь ранний час. Славик, кряхтя, поднялся с узкого неудобного кресла, сунул ноги в форменные высокие ботинки и, путаясь в развязанных шнурках, направился к высоким стеклянным дверям. Они стояли в двух шагах друг от друга, разделённые тонированным толстым стеклом входных дверей. Тот, который стоял снаружи, был хорошо и дорого одет, но до невероятия мокр и грязен. И злой зимний ветер с натугой колыхал полы его насквозь промокшего пальто. «Наверное, в воду упал мужик! — пронеслось в голове у Славы. — А может, и подтолкнул кто!» — В «Скорую» позвонить? В милицию… — спросил Слава Дульнев… — Не! Не надо! — весело мотнул головой важный, мокрый и грязный господин. — Просто мы с товарищем заехали передать привет господину Кротову. Ты, сынок, извини, что в такое время. Так и передай, мол, заезжали Виктор Рулев и Алексей Громов и передавали большой привет. — Да мне что, я передам! Только он редко заезжать сюда стал… Важный и мокрый пожал плечами и поежился на ветру. — Так ты передай, сынок. Не забудь. А сейчас буди своих коллег и уходите отсюда куда-нибудь подальше. Потому как привет наш исключительно к Федору Петровичу Кротову адресуется, а вы и ни при чём вовсе. «Что он говорит… — ворочались в голове Славы сонные мысли. — Куда уходить… пост же, дежурство!» — Слышь, бать, может, все-таки «Скорую» тебе, а?! — участливо повторил Слава. — Не хочешь, значит, уходить! — печально покачал головой Виктор Михеевич Рулев. — Тогда хоть спрячьтесь все. В подвал, что ли! — И с этими словами, продолжая печально покачивать головой, направился к стоящей через дорогу, почти невидимой в темноте машине. «Совсем дед мозги отморозил, — подумал Слава, возвращаясь в натершее его тощий зад кресло. — И фамилия у него Рулев, как у начальника милиции. Мало ли в Бразилии Рулевых! — лениво текли его мысли. — А второго фамилия как? Вроде Громов… Стоп… ГРОМОВ! АЛЕКСЕЙ! За него же Крот награду объявил!» Нажимая одной рукой кнопку тревоги, другой Слава лихорадочно схватил телефонную трубку. Машинально он бросил взгляд на мониторы и замер, вытаращив глаза, не в силах пошевелиться. У той самой машины, ну, которая через дорогу, стояли двое и прилаживали на плечи подозрительного вида трубы, похожие на… — Ох, мать твою! — испуганно выдохнул Слава и упал за металлическую стойку с мониторами, прикрыв руками голову. Засвистело. Зашипело. А потом грохнуло так, что Слава ослеп и оглох одновременно. На него посыпались куски штукатурки, какая-то труха, битое стекло и всякая другая всячина. Слава отрешенно проводил взглядом красиво летящее из конца в конец зала горящее колесо. Взрывались и корежились, горели сатанинским белым пламенем дорогие автомобили. Металась с диким воем чья-то объятая чадящим пламенем фигура. А в самом центре этого огненного ада охранник Слава Дульнев, сидя на раскалённом полу, скалился идиотской улыбкой сильно контуженного человека. Прикорнувшему на грязном тряпье Диме Корнееву приснилось, что он писает, испытывая при этом ни с чем не сравнимое блаженство. Тугая струя звонко разбивалась о белоснежный кафель писсуара и, журча, стекала в маленькие круглые дырочки, пенисто смешиваясь с водой… Переполненный мочевой пузырь опорожнялся, становясь невесомым, и… было во всем этом что-то очень неправильное… Диман в ужасе проснулся, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу поток, первые капли которого изрядно намочили-таки штаны… Он бросился к двери, зажав рукой мокрую промежность, и забарабанил в ржавое железо, хотя и знал, что боевики не любят, когда их беспокоят ночью… — Алё, гараж! Открывайте быстрей, а то обоссусь прямо здесь! — закричал Диман и осекся, когда от удара его кулака тяжелая дверь, заскрипев, открылась… Сил терпеть у Димана больше не было, и он приткнулся в углу, прямо здесь же, у порога. Лихорадочно дергая ширинку и чувствуя, что не успевает, он с отчаянием подумал, что не надо было накануне вечером пить так много чая… Под звонкое журчание, ну точно как давеча во сне, он впервые обратил внимание на ту странность, что место охранника у двери пустует, что сама дверь открыта настежь и в просторном подвале царит гулкая тишина… Набивая в темноте шишки, Диман блуждал наугад до тех пор, пока, толкнув какую-то дверь, не почувствовал хлестнувший ему в лицо порыв ветра… Зимний ночной лес спал. В свете бледной луны Корнеев увидел аккуратно стоящие неподалёку три «Мерседеса» и свою «Волгу»… — Бля! — оглушительно гаркнул он, выплескивая переполнявшие его чувства, и побежал будить начальников… — Как это ушли?! И двери не заперли?! А мы как же?! — долго ничего не мог понять заспанный, вонючий зам… Но въехав в конце концов, после долгих объяснений Димана в невероятный расклад, немедленно принял на себя командование и даже, кажется, вонять стал поменьше… Толстая физиономия налилась начальственной краснотой, а седая щетина, клочками росшая на брыластых щеках, придавала заму какой-то особенно мужественный вид… Робея, к нему мелким бесом подкатился Диман и деликатно напомнил о подслушанном разговоре боевиков. Начальство посмотрело на него сверху вниз и благодушно послало на хер. Но Дима был упрям. Он шептал в заросшее волосами начальственное ухо, размахивал руками, принимался бегать взад-вперед пред начальственным взором и снова принимался шептать… Остальные находящиеся в подвале с недоумением наблюдали за его эволюциями… Внезапно сидящий истуканом полковник встал, рыкнул на суетящегося Димана — мол, что, ты тут понимаешь! — и начальственным басом произнес следующее: — Господа, г-хм! Я рад сообщить вам об окончании разведывательной фазы операции, блестяще проведенной нами под моим руководством… Преступники выявлены, день и час теракта приблизительно установлены, и теперь нам нужны средства транспорта и связи для оповещения вышестоящего начальства. Пришла пора накрыть осиное гнездо!.. Действуйте, господа, и прошу всех помнить, что окончательный успех операции зависит от вашей оперативности… — Ты когда-нибудь умирал, Гром? — тоскливо спросил майор, глядя на смутно видимый в темноте трехметровый бетонный забор кротовской базы. — Не от пули, а от страха. Ну, вот чтобы, предположим, сидишь где-нибудь под огнем, в окружении и знаешь, что все — сейчас конец тебе. И никакой надежды!.. — На войне всякое бывало, — ответил Гром, оглядывая в бинокль сторожевые вышки по углам забора. — Только надежда, она всегда есть. Она, знаешь ли, умирает последней… А ветер тоскливо выл в высокой темноте над ними, в ветвях заснеженных сосен. И было в его первобытной тоске-песне что-то… — И на хрена оно тебе все это надо? Война вся эта? — недоуменно пожал плечами Виктор Михеевич. — Ни жены, ни детей, ни жизни нормальной… — Так я же больше ничего не умею, Витёк! Как в восемнадцать в Афган попал, так до сих пор остановиться не могу. Да и платят лучше, чем на гражданке… — Раньше, значит, за Родину грудь под пули подставлял, а сейчас за баксы, так, что ли?!.. — И за Родину, и за баксы. — Гром задумчиво пожевал еловую веточку и, почувствовав во рту сухой, пряный привкус, повернулся к майору. Глаза его странно блеснули в темноте… — А ещё, правду я ищу, Витёк. Здесь, на гражданке, её фиг найдёшь. На войне все не так. И там ложь, и зло, и добро, и правда маленькие, кровавые. Но они там есть. И за добро драться надо. А то совсем хана. — Во больной! У тебя руки в кровище по локоть. Защитник добра нашёлся! — зло сказал Рулев. Гром не обиделся, он выплюнул на снег изжеванную веточку и тихо, жестко сказал: — Не всем с чистыми руками ходить. Надо кому-то делать и грязную работу. Внезапно Алексей насторожился. Виктор хотел что-то сказать, но Гром зажал ему рот перчаткой. — Мы тут не одни, Витек — прошептал он ему на ухо. — Там ещё люди. Много. — Гром указал рукой в темноту… — Да знаю я! Чего ты мне рот затыкаешь! — возмутился Рулев. Он помялся и сказал: — Это Лешего люди. Вор такой, московский. Я им урода этого, ну, Гуся, подкинул, с хером во рту и с запиской в кармане. Он, кстати, ихний стукач был. А в записке написал, что денег и наркоты тут немерено. — Виктор Михеевич рассмеялся. — Вот пусть они нам периметр и прорвут, а мы уж потихонечку следом. Только искать они будут не то и не там! — Почему мне не сказал? — Гром вздохнул, покосился на Рулева. — Так я думал, это… сюрприз будет! Они все смеялись над ним. Ухохатывались, скаля замаранные кровью зубы. И Тихомиров. И Толбоев. И Романов. И ещё много-много других, имен которых он не знал… Они тыкали пальцем в Крота и кричали: «Иди к нам! Иди к нам…» Федор Петрович выхватил пистолет и начал было стрелять, в них, в густую, лезущую в ноздри волну трупного запаха и почему-то пороховой гари. Пистолетик был игрушечный, но он все равно жал и жал на курок. Глаза Крота резанул свет. Он проснулся и вскочил с жесткого дивана, потирая напрочь отлежанный, ноющий бок, ошалело уставился на ворвавшегося в кабинет телохранителя, бесцеремонно включившего свет. За тёмным окном метались багровые сполохи… — Ты чего, а?! — прохрипел недоуменно Фёдор Петрович… — Там какие-то люди у ворот, шеф. Стреляют! — выкатив глаза и брызгая слюной, заорал парень. Как бы в подтверждение его слов за стеной оглушительно бухнуло так, что повылетали стёкла и в комнату ворвалась метель. — Иди к воротам. Скажи братве, я сейчас сам выйду, разберусь. — Голос Крота был спокойным и тихим… — Да как же… — начал было охранник, но, глянув в больные глаза Крота, в которых ещё не рассосались осколки давешнего кошмара, тихо исчез за дверью… Фёдор Петрович налил стакан водки из валявшейся на столике полупустой бутылки, опрокинутой взрывом, махом опрокинул в себя и, зарычав, сунул голову под струю ледяной воды, бьющую из крана. Вытерев волосы полотенцем, он осторожно подошел к разбитому окну… Сторожевые вышки по углам забора — не иначе как из гранатометов долбили, суки, — были разбиты в щепки. Тяжелые металлические ворота косо висели на одной петле, и в них, беспрерывно стреляя, сметая остатки кротовских бандитов, волной перли люди. Много… Некоторое время Крот наблюдал эту картину, задумчиво поскрёбывая небритый подбородок… — Прямо штурм Зимнего! — с полубезумным смешком прошептал он. — Кто вы, ребята, я не знаю, а вот зачем пришли, догадываюсь! — И направился к висящей на стене картине в богатой позолоченной раме… По пояс в снегу, майор и Гром остановились в ельнике, у глухой задней стены базы. Здесь крики и выстрелы были почти не слышны… Достав из рюкзака моток тонкого серого шнура, Гром принялся прилеплять его кусками чего-то, напоминавшего серую замазку, к наглухо занесенной снегом калитке в бетонной стене… В результате этих стараний на ржавом железе обозначился почти правильный круг из шнура, диаметром два метра. В один из кусков замазки Алексей воткнул детонатор… — Отойди подальше, майор. И закрой глаза, — сказал Гром и, проваливаясь, загребая по снегу руками, поспешил от стены… Круг на стене вспыхнул ослепительно белым пламенем, ударившим по глазам майора даже через закрытые веки, и толстый стальной блин провалился в темноту за забором, открыв дымящийся проход… Рулев опасливо подошел к стене, держась подальше от пышущего жаром, оплавленного края дыры… — Зря я химию не учил, — одобрительно крякнул он и полез внутрь… — Давай за мной! — крикнул майор Грому и, пригибаясь, побежал в темноте к главному зданию, легко перемахнул в разбитое окно через низкий подоконник и оказался в длинном тёмном коридоре… — Теперь куда? — оглядываясь в темноте, спросил его Алексей… — Гусь говорил, что это на втором эта же в кабинете Крота… — Ну, раз Гусь говорил… — пожал плечами Гром. — Давай пробираться. Они почти уже подошли к лестнице, ведущей на второй этаж, когда в трех метрах от них неожиданно распахнулась дверь, из которой хлынул поток света. Человек, появившийся на пороге, недоуменно уставился на них, вскидывая оружие… Глухо кашлянул автомат Грома. Человек резко дернул головой назад, ударившись затылком, и сполз спиной по стене, завалился набок, оставляя на бетоне красные потеки и кусочки чего-то серого… Переступив через вздрагивающее тело, Алексей заглянул в дверь и увидел круто идущие вниз ступени… Оттуда, снизу, из темноты, неслись крики и многоголосый мат, что-то грохотало и падало… — Что они все делают там, внизу? — удивлённо спросил Гром… — Доллары кротовские ищут… в ящиках из-под принтеров, — лаконично ответил Рулев, поднимаясь по лестнице… — А они там есть? — спросил Гром, поспешая за ним… — Нет, конечно!.. — А тогда почему они там ищут?.. — Потому что в записке, которую нашли у Гуся, сказано, что это там. — Рулев остановился на ступеньке, подумал и добавил: — И еще потому, что там светлее!.. Кабинет Крота они нашли быстро. Скосив короткой очередью метнувшегося в темноту охранника, Гром вышиб ногой дверь, кувыркнулся в комнату, выпустив поверх себя длинную очередь… Только снег был в комнате. И ветер, рвущийся в разбитое окно. Алексей встал и осмотрелся… Мимо него прошел Рулев, сорвал косо висящую на стене картину в позолоченной раме. Алексей подошёл ближе и увидел на стене за картиной лохмотья обрезанных обоев и под ними маленькую дверцу сейфа… — Всё! — голос майора звучал устало. — Крот ушёл. Его здесь уже нет… — Что же он здесь держал? — недоуменно спросил Гром, разглядывая внутреннее пространство сейфа, размером чуть больше коробки из-под сигар… — Дискету. Одну-единственную дискету с номерами его банковских счетов, — майор вздохнул. — Выходит, не соврал Гусь… — Пошли, Витя! Надо сваливать отсюда! — прервал его грустные размышления Гром… В эту минуту в коридоре, совсем рядом, послышались голоса. Алексей тихонько попятился, поднимая автомат. Под ногой предательски хрустнуло стекло. Говорившие остановились у двери в кабинет. Рулев осторожно нажал на предохранитель. Тихий щелчок прозвучал в тишине как выстрел… — Слышь, Туз, нет тут ни хера! Лажа это голимая! — сипло сказал один… — Рваный приказал все обыскать, в натуре! — после паузы ответил второй. — Давай уже добьем. На этом этаже три комнаты осталось. О, смотри! Замок-то стреляный! — Медная ручка двери начала медленно поворачиваться… Гром искоса посмотрел на стоящего рядом майора. Выкатив глаза и приоткрыв рот, Рулев неотрывно смотрел на дверь. Пистолет в его руке мелко дрожал… — Витёк, а помнишь, ты меня спрашивал про смерть от страха? — прошептал ему на ухо Гром. Рулев шумно сглотнул и закрыл рот… Внизу кто-то дико закричал. Грохнуло раз, другой, и волной накатила, поднялась дикая стрельба. Говорившие за дверью бегом рванули по коридору. Гром осторожно посмотрел в окно… — Ни фига себе! Маски-шоу! — прошептал он, увидев пятнистые собровские комбинезоны, заполнившие двор… — Что, опять твои сюрпризы?! — зло спросил он Рулева. Тот открыл рот, собираясь ответить, но негромкий голос за их спинами заставил. его резко обернуться. — Это я привёл их. — Лицо Али, как всегда, ничего не выражало, лишь в холодных серых глазах прыгала смешинка… — Зачем? — недоуменно спросил Гром… — Они так заняты друг другом, что им сейчас не до нас. По-моему, нам самое время уйти… — А ты чего припёрся? — буркнул Гром. — Тебе же Аллах не разрешает?.. — Схожу в мечеть, помолюсь. — Али наконец улыбнулся. — Аллах добрый, простит. — Ты знаешь, где Крот? — спросил Гром. — Конечно! — пожал плечами Али. — Он на окраине города, в маленьком частном доме. Лесная, десять… — Лиза… — прошептал Гром. Он вытащил из кармана мобильник и трясущейся рукой набрал номер телефона квартиры Рулева. Длинные гудки были ему ответом… — Он не уйдёт, Гром! Мои люди оцепили там все, — встревожился Али, видя отчаяние на лице Алексея… Зазвенел на столе Крота телефон. Гром осторожно включил громкую связь, и комнату заполнил издевательский голос Крота. — Ну, что, Гром, меняться бум?! — Что на что менять предлагаешь? — Как что на что! Твою жизнь на жизнь твоей тёлки. Справедливый обмен? Не находишь? — Посмотри в окно, Крот! — с усталой ненавистью процедил сквозь зубы Гром. — Дом оцеплен, тебе не уйти. — Да я уж вижу, — добродушно хохотнул Федор Петрович и неожиданно злобно крикнул: — Только мне по херу! Ты, главное, приходи! Один! Станцуем с тобой танго смерти при полной луне, а?! У твоей козы очень дорогие пластинки. — Я хочу поговорить с ней. — Алексей старался, чтобы голос его звучал твердо. — А поговори, чего же! — Алёшенька, ты не волнуйся. Со мной всё в порядке, — зазвучал в комнате дрожащий женский голос, от которого у Грома мучительно сжалось сердце… — Лизка, ну зачем ты ушла от Рулева?.. — Вас долго не было, и я так боялась за тебя… — тихо сказала Лиза и вдруг закричала: — Не приходи сюда, Лёшка! Он убьёт тебя! Послышался глухой звук удара и тихий стон. Затем раздался голос Крота: — Знаешь, я передумал, Гром. Мента своего захвати. Хочу ему тоже пару слов сказать. — Тебе не нужно было ее бить, Крот, — скучным голосом сказал Алексей. — Ну, извини, брателло! — В голосе бандита, казалось, звучит искреннее раскаяние. — Что-то я действительно того… Нервничаю, наверное! О, опять рука сорвалась!.. Снова закричала Лиза и кричала уже не переставая. И вместе с ней безумно выл, кричал Крот: — Что, сука, думаешь, ты крутой, да?! Я сейчас отрежу твоей телке уши и что ты будешь делать тогда, а, козел?! Гром помолчал и тихо, серьезно ответил: — Наверное, тогда ты будешь умирать очень долго, Крот. Зазвучали короткие гудки отбоя. — Нам нужно ехать, — тронул Алексея за плечо Али. — Он боится тебя и не тронет девушку. Али и трое его парней, поджарые и длинноногие, легко бежали, ощетинившись, точно ежи, иглами коротких автоматных очередей, прикрывая Грома и майора, а вокруг бушевало настоящее сражение… Спецназовцы не ожидали столкнуться с целой армией Лешего и теперь спешно подтягивали силы. Бездумно и точно, словно боевые машины, стреляли дагестанцы во всё живое, встречавшееся им на пути, прокладывая дорогу к выжженной Громом дыре в заборе. Виктор Михеевич вдруг споткнулся на бегу, глухо ругнулся, но тотчас выровнялся и побежал дальше. За забором их уже ждали тихо рычащие на холостых оборотах снегоходы. — Давай ты за руль, я сзади поеду, — сказал Рулев Грому. Майор коротко и часто дышал. — Ты чего, Витёк?! — спросил Гром и только тут увидел быстро расплывавшееся на куртке Рулева темное пятно. — Ерунда! — криво улыбнулся майор. — Царапина! — И неожиданно кашлянул кровяным сгустком. — Али! — закричал Гром. — Майор ранен! Нужен врач! В больницу его. — На хер больницу! — прохрипел Рулев. — Кроту нужны мы оба! Двое и поедем! Окна старого домика на Лесной были тёмными, и в них серебрился лунный свет. «А луна-то и вправду полная, — подумал Гром, идя по протоптанной в снегу узкой тропинке от калитки к шаткому крылечку. — Танго, похоже, будет по полной программе». — Сзади поскрипывал снег под шагами майора. В ухе Грома ожил чёрный «жучок» вокера: — Он завесил изнутри окна. Снайпер не достанет его. Как понял меня?.. — Понял тебя, Али! — Гром секунду помолчал. — Если с нами что… не упусти его!.. — Понял, конец связи, — бесстрастно откликнулся дагестанец. Как ни старался Гром, старая дверь, открываясь, громко заскрипела. Комната была погружена во мрак, лишь стоявшая на столе лампа бросала яркий пучок света в сторону двери. В лица майора и Грома. Тишина похрипывала голосом Криса Ри, певшего о несбывшемся счастье. Подмигивал зеленовато огонек проигрывателя. В темноте зашевелились. Присмотревшись, Гром рассмотрел в дальнем углу комнаты Крота. Бандит медленно кружился в танце, крепко прижав к себе Лизу, прятался за ней, направив на Грома оружие. — Я не могу оставить тебя в живых, Крот, — тихо сказал Гром. Он был спокоен и расслаблен. — Отпусти девушку, и я убью тебя быстро и безболезненно… Я много убивал и могу обещать тебе это! — Мне нужно подумать, — визгливо рассмеялся Крот. — Нет, давай лучше так: я медленно и болезненно убью тебя и мента, а потом очень болезненно эту суку. Конечно, я хотел бы, наоборот, первой замочить её, чтобы ты посмотрел, как она истечёт кровью, — продолжал бандит, — но не могу… ты ведь такой непредсказуемый! Поэтому мы с вами не будем делать резких движений и медленно положим «пушки» на пол! Гром почувствовал, как стоящий сзади него Рулев переместился и встал справа. — Чего ты ждёшь, Гром? — спросил Крот, видя, что Алексей не спешит исполнить приказ. — Если я не ошибаюсь, ты сказал: «Мы с вами положим оружие», — усмехнулся Гром. — Вот и начни первым! — Шутка юмора! Понимаю! — кивнул головой Крот и, уткнув «ствол» Лизе в плечо, нажал на курок. Брызнула кровь. Девушка пронзительно закричала… — Я слышал крик Мне начинать штурм? — спросил черный «жучок» у Алексея в ухе. — Нет! — крикнул Гром. — Нет! — Он осторожно вытащил из наплечной кобуры «Макаров» и медленно опустил его у своей правой ноги. Рулев замешкался, доставая свой пистолет, и в ту минуту, когда внимание Крота переключилось на него, Алексей, поддернув правую штанину, потянул из ножен узкое лезвие «осы»… С этой секунды время замедлилось для всех находящихся в полутемной комнате и потекло, плавно перемещаясь от причины к следствию, неумолимо приближая финал всей этой истории. Грому уже было знакомо чувство странной, какой-то вселенской, внутренней пустоты в минуты крайней опасности. Когда потерявшая сознание от шока Лиза бессильно повисла на руках Крота, открыв голову и плечи бандита, Алексей внезапно, без замаха метнул нож, сверкающим жалом куснувший Крота в глаз… Но за мгновение до этого бандит, уловивший движение Грома, выстрелил с пяти шагов прямо ему в лицо… Майор, стоявший рядом с Громом, точно вратарь, ловящий трудный мяч, бросил тело влево, навстречу пуле, и поймал-таки ее, горячую, мягкой и упругой перчаткой своего сердца… — Витя! — закричал Гром, падая на колени, пачкаясь его кровью, прижал к себе. — Витя, ты чего?! — Лёша, это я во всем виноват. Прости меня. Я хотел как лучше… — Голос Рулева перешёл в тихий хрип, глаза его быстро стекленели… — Молчи, Витёк, молчи. Я сейчас… врача, — плакал Гром, размазывая по лицу кровь и слёзы… — Сам молчи… Слушай! В дупле письмо. «Ла Фудр»… Семью мою… Тамару с Наденькой. Не оставь. — Майор говорил, захлебываясь кровью, и с каждым его словом из него быстро уходила жизнь. Неожиданно он улыбнулся… — Дети — это любовь, ставшая видимой. Прочитал где-то… Здорово сказано, правда? — прошептал он и выгнулся дугой, заскреб каблуками по полу. — Мне страшно, Лёша, — громко и отчетливо сказал майор. И умер… — Ты мне это брось! — кричал Гром, нажимая сложенными накрест ладонями на грудную клетку Рулева. — Ты мне это брось! — И с каждым нажимом изо рта Виктора Михеевича вытекала струйка крови… — Он умер, Алёша. — Лиза сидела на полу, прислонясь к стене, зажав плечо окровавленными тонкими пальцами, и испуганно смотрела на Грома… — Господи… Лизонька! — приходя в себя, прошептал Алексей… Али, как всегда, появился неслышно, стоял в дверном проеме, внимательно оглядывая комнату. Он протянул Грому пакет-аптечку. — Перевяжи её, — кивнул Али в сторону Лизы и, нагнувшись над телом Крота, тщательно обыскал его. — Ни фига нет! — растерянно пробормотал дагестанец. — Только дистанционный взрыватель. Он повертел в руках чёрную коробочку и рассеянно сунул в карман… — Чего нет? — спросил Гром, плотно бинтуя плечо девушки. Рана была неопасной, хотя и болезненной. Закончив перевязку, Алексей осторожно обнял Лизу… — Мы вели Крота от самой базы. Он нигде не останавливался. Примчался сюда — и сразу в дом. В машине её нет. Значит, она где-то здесь! — как безумный шептал Али. — Что ты ищешь-то?! — потеряв терпение, крикнул Гром. — Да дискету же, будь она неладна! — Али злобно матюкнулся. — Куда он её заныкал, козёл?! Теперь уже не спросишь! — Командир! — на пороге вырос один из боевиков. — Под крыльцом здоровенный пакет Си-4 с детонатором. На таймере минута до взрыва. Надо уходить. — Да, уходим! — Али еще раз с сожалением окинул взглядом комнату. — Подожди! — Гром с натугой поднял тело майора. — Заберём трупы с собой. Виктора надо похоронить по-человечески. А этого… Будет лучше, если его никто не найдёт. Уже за калиткой, у дверцы машины, Али вдруг остановился как вкопанный. Глаза его приобрели отсутствующее выражение. — Что там Крот говорил про танго при полной луне? — пробормотал он. — Пластинки… Дорогие пластинки! Лиза, где у вас хранятся диски? — Голос дагестанца дрожал от нетерпения… — На тумбочке, рядом с проигрывателем, — растерянно ответила девушка. Гром уже усадил на заднее сиденье безжизненное тело майора и засунул в багажник труп Крота. Теперь он бережно поддерживал Лизу, а она крепко обнимала его за шею. — Ждите меня в машине, я сейчас. — Али бросился к дому. — Куда ты! Взорвешься на хрен, придурок! — закричал ему вслед Гром. Стоящие у машин дагестанцы замерли. Томительно текли секунды. Наконец ветхая дверь домика отворилась, из неё неторопливо вышел Али и полез под крыльцо. Через минуту он показался обратно весь в пыли и паутине. В руках у него был сверток. — Смотри-ка, и правда Си-4! — крикнул Али, сунул взрывчатку под мышку и направился к машине. — Отключил её, — буднично объяснил он, бросая пакет на сиденье. — Активатор-то я у Крота забрал. Дагестанец как ни в чём не бывало посмотрел на Грома и белозубо усмехнулся: — Ну, что, поехали, что ли? Когда машины уже тронулись с места и почти уже свернули за угол, сзади раздался взрыв. Обернувшись, Гром увидел на месте Лизиного домика взлетающие к небу в клубах черного дыма обломки. — Смотри-ка, — улыбнулся он, глядя на побледневшего Али, — значит, не один сюрприз оставил нам Крот! — Да уж, богат был на выдумки Фёдор Петрович! — потрясенно отозвался сидевший за рулём Али. — Вот и нет у меня дома, — сквозь слёзы улыбнулась Лиза. — Теперь я бомж… — Я построю тебе новый. Только не здесь, — улыбнулся Гром и осторожно поцеловал девушку. — А чего вы про дискету не спрашиваете?! — нарушил их идиллию Али, бросая Грому на колени запаянный в прозрачную плёнку пластмассовый квадратик. — Пусть будет у тебя… Дагестанец что-то тихо сказал в рацию и свернул к обочине. Идущие сзади машины боевиков промчались мимо. — Я на минутку, — смущенно улыбнулся Али и, выпрыгнув из машины, скрылся в придорожном лесу. Появившись через минуту, он подошёл к машине. — Послушай, Гром, может быть, здесь закопаем тела? Дальше начинаются посты ГАИ, и везти их с собой — большой и не нужный риск… В эту минуту из-за поворота послышался нарастающий гул двигателей… Милиционер Дима Корнеев ужасно устал. Он не спал уже двое суток, а прошлой ночью участвовал в такой безумной бойне, где все стреляли во всех. Когда так неожиданно освобожденные заложники вместе с отрядом СОБРа подъехали к воротам загородной базы, о которой упоминали Димины тюремщики в подслушанном им ночном разговоре, там уже вовсю шел бой. Гремели взрывы, горели здания, на почерневшем от копоти снегу метались во тьме неясные тени. Засидевшиеся в автобусе амбалы-спецназовцы ревущей компактной группой вломились в ворота, поливая свинцом окна зданий и просторный двор. Корнеев выскочил вместе с ними, стреляя во все стороны из табельного «Макарова» и стараясь, по возможности, не попасть в широкие пятнистые спины собровцев. Меньше чем через час все было кончено. Хрипели рации… Со всех сторон спецназовцы несли убитых и раненых бандитов. Мертвых аккуратно складывали в ряд, раненым оказывали первую помощь. Начальство в полном составе направилось в уцелевшее от огня главное здание, долго искало там что-то и, судя по тому, что вернулось хмурое и злое, ничего не нашло. Утро застало Диму уже за рулем «Мерседеса» на пути в столицу. После суматошной ночи ему очень хотелось спать, но он крепился, пристально всматриваясь в бегущую навстречу дорогу. Уставшие глаза болели и слезились. Дима моргнул несколько раз, мотнул головой, отгоняя дремоту, и увидел показавшиеся из-за поворота неприметные «Жигули» на обочине и стоящего возле них страшного террориста-гаишника. Нога Димы сама собой вдавила в пол педаль тормоза. Идущие сзади машины, послушно остановились. Дремавшего на заднем сиденье заместителя начальника управления бросило вперед. — Ты что, охерел совсем?! — рявкнул он на Диму, просыпаясь. — Товарищ полковник… Там!.. — пролепетал Корнеев, указывая на обочину. Но зам уже тоже узнал чеченского террориста и, схватив лежащую рядом рацию, заорал в неё, брызгая слюной. Из стоящих сзади автобусов горохом посыпались омоновцы… Али смотрел на бегущих к нему ментов. Усталость и безразличие внезапно охватили его. Он вяло потянул из наплечной кобуры тяжелый «АПС», но в эту секунду рука Грома ухватила его за шиворот и бросила за руль. Али мотнул головой, стряхивая оцепенение, и рванул машину с места так, что завизжали покрышки. Сзади зататакало, затрещало, а рванувшийся вперед «жигулёнок» задрожал, прошитый десятком пуль. Закричала Лиза. Застонал сквозь зубы Гром, зажимая рукой надорванное пулей ухо. Коротко и страшно рассмеялся пригнувшийся к баранке Али. Мощный движок взревел, и машина, вихляя из стороны в сторону, стрелой полетела по шоссе. Сидящий рядом с Алексеем на заднем сиденье мертвый майор несогласно мотал головой. — Тачка перегружена, не оторвёмся, — скучным голосом сказал Али. Показалась уходящая в сторону от шоссе раздолбанная дорога. «Асфальтовый завод» — было написано на покосившемся указателе. — Давай направо, — крикнул Алексей. Али резко вывернул руль, и машина, опасно накренившись на повороте, запрыгала по колдобинам. Гром оглянулся назад. Погоня временно отстала. Впереди замаячили заводской бетонный забор и приземистое кирпичное здание за ним. Гром молчал, что-то соображая, глядя на пакет со взрывчаткой. — Али, как думаешь, эта штука машину взорвёт? — спросил он. — Вдребезги! — кивнул дагестанец. — А ты что, хочешь мину на дороге поставить? — Нет, все проще. Ворота в здании видишь? Давай к ним. Когда «Жигули» остановились у распахнутых и покосившихся, покрытых ржавчиной ворот, Гром выскочил из машины и, рыскнув глазами по сторонам, увидел справа от ворот заваленную мусором крышку люка. — Али, ставь таймер на пять минут. Лизка, выходи из машины, — коротко командовал Алексей. Поддев вросшую в землю крышку, он налег всем телом на взятую из машины монтировку. Заскрипев, массивный чугунный круг нехотя скользнул в сторону. Под ним обнаружилось темное отверстие. Подошедший Али заглянул в тёмный зев люка. — Рванёт точно через пять минут… А туда я не полезу. У меня клаустрофобия… — Полезешь как миленький. А то менты сейчас подъедут и твою клаустрофобию быстро вылечат! Гром вытащил из багажника труп Крота, усадил за руль. Наклонился к задней дверце «Жигулей», помолчал, поправил пропитавшееся кровью одеяло, в которое было завернуто тело Рулева. Прижался на секунду небритой щекой к холодному лбу майора. — Прощай, Витька — прошептал он. — Не думал, что буду тебя хоронить, и уж, во всяком случае, не так! — Быстрее, Гром! — Встав на колени, Али помогал Лизе забраться в люк. Захлопнув дверцу, Алексей поспешил прочь от машины. Уже наполовину спустившись по скользкой лесенке, он обернулся. Рулев сидел, склонив голову, точно глубоко задумавшись о чём-то. Гром ухватился обеими руками за тяжелую крышку и, стиснув зубы, потянул ее на себя. Вдалеке послышалось завывание милицейской сирены… — Туда! — Дима показывал на ведущую прочь от шоссе узкую дорогу. По сырой, утренней поземке ясно отпечатался одинокий след автомобильных шин. Он сворачивал с автострады на эту самую дорогу и уходил по ней в утренний туман. — Это может быть любая другая машина, — раздраженно возразил с заднего сиденья толстый зам. Он уже не вонял, был чисто выбрит, но бессонные ночи оставили синие тени под его маленькими злыми глазками. — Они это, товарищ полковник, точно они! Больше некому, след свежий совсем! — волновался Дима. — Ну, смотри… следопыт! — полковник устало махнул рукой, что-то буркнул в рацию, и маленькая колонна, свернув с шоссе, понеслась, кренясь и подпрыгивая на ухабах, к заброшенному асфальтовому заводу. — Они! Они, гадом буду! — закричал Дима. Полковник уже и сам увидел стоящую у распахнутых ржавых ворот бежевую «шестерку». Он скомандовал в рацию: «Колонна, стоп!» — и принялся напряженно вглядываться в забрызганное грязью стекло. И эта его нерешительность, эта минутная заминка спасла жизни многим и многим людям… Неподвижно стоящая машина вдруг мгновенно превратилась в ослепильно белый огненный шар. Вздрогнула земля от адского грохота. От удара сорванной с петель створки заводских ворот смялся, словно картонный, бок милицейского автобуса. Вдавленное взрывной волной внутрь салона лобовое стекло брызнуло осколками, один из которых глубоко рассёк Димину щёку и неминуемо попал бы в глаз, не прикрой ослепленный вспышкой Дима лицо рукой. На колени полковнику упал чей-то изуродованный палец. Оглушённые и ослеплённые милиционеры с опаской выбрались из машин и окружили ещё дымящуюся воронку. От «Жигулей» преступников не осталось практически ничего. Эпилог Совсем уж было ушедший из этой истории бомж Копалыч вернулся в неё вновь на одну только минуту для того, чтобы, проходя по улице Ленинской, ранним туманным утром около взорванного накануне автосалона увидеть, как прямо из стлавшейся над самой землей белесой пелены поднялись в тишине две неясные фигуры, точно выросшие из тротуара. Пытаясь прояснить для себя столь необычный феномен, старик приблизился к странной паре и отчетливо разглядел открытую крышку люка, двух мужчин, несших туго набитые чем-то черные пластиковые пакеты. Лицо коротко стриженного он узнал сразу. Это было лицо из ночных кошмаров Копалыча. Живо вспомнились ему и полуразрушенный дом, и нелюди с мертвыми глазами, и смутная быстрая тень в проеме балконной двери. Тяжелый утренний хмель, бродивший в голове Копалыча, пропал куда-то, и старик быстро засеменил прочь, мелко крестясь. Душа его мерзко маялась от внезапно наступившего отрезвления и липкого холодного ужаса. В час, когда ночь неохотно перетекает в хмурое утро, школьный двор был пуст и тих. Старый дуб, корабль Громова детства, высился в тумане неясной громадой. Алексей провел пальцами по шершавой коре, запустил руку в неприметное дупло и вытащил на свет божий жестяную банку из-под растворимого кофе. Открыл ее. Достал сложенные вчетверо листки и стряхнул с них душистые коричневые пылинки. «Если ты читаешь это письмо, Леша, значит, я уже мертв. — Четкий почерк майора расплывался перед глазами Грома. Он несколько раз моргнул и продолжал читать. — Впрочем, наверное, так будет лучше для всех. Я все хотел рассказать тебе правду и не мог. Хмура был прав, когда перед смертью говорил тебе, что Крот только пешка. Крот был моей пешкой, Гром. Это я придумал его. Заботливо вырастил из тупого урки… Когда страну захлестнула волна преступности, когда стерлись границы между чиновником, ментом и бандитом, я понял, что грубой силой систему не переломишь. С системой нельзя было бороться, но ее можно было перехитрить. И я создал в городе контролируемую мной организованную преступность, во главе которой стоял Крот. Сначала всё шло хорошо. Банда не пускала в город другие группировки. Охраняя свою территорию, жестоко расправлялась с «залетными» гастролерами. Крыша «кротовских» была надежной, а поборы — не чрезмерными. Я следил за этим. Всё рухнуло в одночасье. Тяжело заболела Надя. Покойный Борис Израилевич Кацман прямо сказал мне, что я могу потерять дочь. Нужны были дорогие лекарства, консультации столичных врачей. И все это стоило бешеных денег… Я смотрел, как с каждым днем тает, истончается, становится прозрачным личико моей дочери. А проклятые деньги были рядом, вот они! Только протяни руку и возьми. И я не смог… я не дал умереть Надюше. А потом брать деньги стало проще, не так больно. Я слишком поздно узнал о смерти твоих близких, Леша, я не смог предотвратить их гибель, я виновник их смерти. Мне нет прощенья, да я и не прошу его. Я только хочу, чтобы ты знал…» Письмо обрывалось на этом, но не было незаконченным. Майор милиции Виктор Михеевич Рулев просто сказал все, что хотел сказать. Они с Громом всегда понимали друг друга с полуслова. Алексей держал листки над пламенем зажигалки, пока они не превратились в пепел. Он вышел за школьную ограду, где у машин его ждали Лиза и Али со своими воинами. Никто ни о чем не спрашивал его. А он никому ничего не сказал. Одетые в чёрное женщины, большая и маленькая, молча сидели у экрана телевизора в полутемной квартире, заполненной от пола до потолка звенящей тишиной. Они крепко держались за руки. С экрана молодой диктор местного телевидения, «акая» по-столичному, читал сводку криминальных новостей. После каждой фразы он, как попугай, наклонял голову то в одну, то в другую сторону. — Потрясшая наш город в последнее время череда убийств и терактов пополнилась вчера утром еще одним ошеломляющим по своей беспрецедентной наглости преступлением. На временно бездействующем асфальтовом заводе прогремел взрыв. В интересах следствия подробности пока не разглашаются, но сотрудники районного управления внутренних дел сообщили, что взрыв произошел при попытке задержания некоего Алексея Ивановича Громова, которого милиция считает главным виновником последних ужасных событий. Алексей Громов подорвал себя вместе с машиной, в которой, кроме него, находился еще один человек. Взрыв был так силен, что обломки машины и части тел разметало на несколько десятков метров от эпицентра. Легко ранено несколько сотрудников ОМОНа и милиции. Криминалистам удалось идентифицировать изуродованные останки второго человека, по всей вероятности, взятого Громовым в заложники. С болью и прискорбием сообщаем, что им оказался Виктор Михеевич Рулев, майор милиции, начальник городского управления внутренних дел. Бессменно прослуживший на этом посту долгие годы, Виктор Михеевич был известен как бескомпромиссный борец с преступностью. Редакция программы выражает семье погибшего свои глубочайшие соболезнования. Диктор говорил ещё что-то, но Тамара Васильевна и Надя уже не слушали его. Они молчали, прижавшись друг к другу, мать и дочь, одни в большом и жестоком мире. Звонок в прихожей дребезжал нудно, как попавшая в стакан муха. Тамара Васильевна открыла дверь и молча смотрела на звонившего опухшими от слез глазами. Перед ней стоял незнакомый кавказец. Его серые глаза были холодны как лед. — Позвольте представиться, — деликатно кашлянул в кулак незнакомец. — Тенгиз Мамаладзе. Начальник отдела платежей «Объединенной страховой компании «Альянс». У меня к вам деликатное дело, касающееся вашего покойного мужа… — Проходите, — равнодушно сказала Тамара Васильевна и, не оглядываясь, пошла по коридору. В комнате кавказец присел к столу и, открыв вместительный кейс, разложил перед собой какие-то бумаги. — Видите ли, Тамара Васильевна, дело в том, что две недели назад Виктор Михеевич застраховал у нас свою жизнь. Обычно i компания не осуществляет страхование на такие большие суммы, но, искренне уважая господина Рулева, руководство компании не могло отказать господину Рулеву в его просьбе… О чем сейчас очень сожалеет, — невесело усмехнулся незнакомец и после небольшой паузы продолжил: — Однако мы всегда выполняем свои обязательства. Подписав эти бумаги, вы, как ближайшая родственница, можете получить полную сумму страховки прямо сейчас. Тамара Васильевна и Наденька ошеломленно смотрели, как холодноглазый, словно фокусник, неторопливо достает из кейса пачки денег в аккуратных банковских упаковках и складывает перед собой в стопку. Достает и складывает, достает и… — Но… мы не можем принять это… — растерянно пролепетала Тамара Васильевна, глядя на высящуюся посреди стола денежную гору. — Можете. Они по праву принадлежат вам, — неожиданно тепло и грустно улыбнулся кавказец. — Только распишитесь, пожалуйста, вот тут. Выйдя из подъезда, Али долго смотрел на окна квартиры Рулевых, затем, перейдя дорогу, открыл дверцу неприметной серой «БМВ». Сидящий за рулём Алексей спросил: — Как они? Али неопределённо пожал плечами, закурил, глядя перед собой. — Наши дела здесь закончены. Это было последнее, — негромко сказал он. — Но мы вернёмся? — Обязательно! — Алексей молча кивнул, пригнулся к рулю, и машина рванулась от обочины. Молодой розовощёкий прапорщик сразу выделил эту четверку из пестрой гомонящей человеческой реки, круглые сутки текущей мимо его стеклянной будки, через пропускной зал таможенного поста аэропорта Шереметьево. Двое мужчин, один явно кавказец, другой невысокий, с усталым незапоминаюшимся лицом. С ними две девушки, обе болезненно бледные и очень красивые. Тот, что помоложе, протянул в окошко четыре паспорта. — Куда летим? — привычно и строго спросил прапорщик. — В Лондон. На археологический конгресс. Археологи мы, — вежливо ответил за всех невысокий и потрогал заклеенное пластырем ухо. «Археологи, как же!» — подумал таможенник, открыв уже было рот для резонного в этой ситуации язвительного замечания, но, встретившись взглядом с холодными серыми глазами кавказца, странно мерцавшими на смуглом лице, внезапно почувствовал себя очень неуютно. Просто отвратительно почувствовал себя прапорщик и побыстрее, подальше от греха, поставил штампы на розовых страницах загранпаспортов… Огромный, вполнеба, багровый диск заходящего солнца лил расплавленное золото в изумрудные волны Карибского моря, окрашивая розовым трепетным светом белоснежные стены виллы, стоящей на краю пальмовой рощи. На небольшом огороженном пляже, у самой полосы прибоя, в легких пластиковых креслах сидели четверо. Два мужчины и две женщины. Они молча смотрели на закат, и влажный бриз касался их лиц, а прибой бросал к их босым ногам водоросли и маленьких крабов… |
||
|