"Хрущевская «Оттепель» 1953-1964 гг" - читать интересную книгу автора (Пыжиков Александр)

Раздел 3 ВНУТРИПАРТИЙНЫЕ ПРОЦЕССЫ В КПСС И ЭВОЛЮЦИЯ СИСТЕМЫ ВЛАСТИ

 Сразу после смерти И. В. Сталина на вершине партийно-государственной иерархии началась борьба за его властное наследство. Ее незамедлительное начало объясняется существованием уже сформированных основных сил, имеющих свои четко выраженные политические интересы. Образование этих группировок происходило в последние годы жизни Сталина и во многом поощрялось «вождем», широко практиковавшем систему стравливания и прямого сталкивания различных аппаратных сил. К марту 1953 года в высших эшелонах власти сложилось три главных центра, возглавляемые ближайшими сталинскими сподвижниками — Маленковым, Берией, Хрущевым. Соперничество между ними, инициируемое зачастую «сверху», развернулось уже в начале 50-х годов. В этой борьбе каждый опирался и эксплуатировал свои собственные номенклатурные возможности, связанные с особенностями положения в партийно-государственной системе.

Силы распределялись следующим образом: базой Маленкова являлось правительство страны, опорой Берии — силовые ведомства, Хрущева — партийный аппарат. Необходимо отметить, что о позициях Маленкова и Берии во властных структурах можно говорить как о достаточно прочных: оба уже более десяти лет работали в Москве и создали себе основательную кадровую базу в центральных органах власти. Хрущев же, переведенный в столицу в конце 1949 года, объективно не мог располагать серьезным потенциалом. Именно в силу этой причины он сразу же приступил к укреплению своих собственных позиций в Москве, мобилизуя ресурсы вверенного ему партийного аппарата. О возрастании влияния Хрущева свидетельствуют его все более частые аудиенции у Сталина. В журналах, фиксирующих принятых Сталиным за 1950 год, Хрущев был только шестым по посещаемости «вождя», а в 1951, 1952, 1953 годах он становится уже третьим, уступая лишь Маленкову и Берии.[228] Несомненно, это расширяло реальные возможности Хрущева с выгодой для себя решать многие вопросы работы аппарата Центрального Комитета партии. Наиболее значимыми достижениями Хрущева перед мартом 1953 года стало упразднение Оргбюро ЦК, где до XIX съезда председательствовал Маленков, значительное усиление активности Секретариата ЦК, в котором появились новые люди, ориентирующиеся на него, укрепление своими людьми руководства ключевых органов ЦК.[229]

Однако смерть Сталина и последовавшая за ней новая расстановка сил не привели к выдвижению Хрущева на первые роли. В опубликованном составе Президиума ЦК КПСС он назывался лишь пятым после Маленкова, Берии, Молотова, Ворошилова.[230] Порядок расположения членов Президиума определял сложившуюся на тот момент значимость в руководстве партии и государства. Рейтинг Хрущева, говоря современным языком, объективно обусловливался тем положением, которое в тот период имел ЦК партии в руководстве страной. Политический вес Центрального Комитета был тогда значительно ниже веса Совета Министров СССР, а также МВД СССР. Эти силы определяли и вырабатывали основную политическую стратегию развития советского общества, и, соответственно, руководители именно этих структур занимали ведущие позиции в высшем эшелоне власти. Необходимо заметить, что такое положение сложилось еще в предвоенный период, когда реальные рычаги управления стали постепенно перемещаться в СНК СССР.[231] Не случайно, что и в Президиум ЦК, образованном после смерти Сталина, входили все руководители Совета Министров, а непосредственно партию представлял лишь один Хрущев.

Первый секретарь ЦК с возмущением воспринимал второстепенную роль партии во властной иерархии, когда практически вся роль партийных комитетов сводилась к поддержке и проведению в жизнь распоряжений Совмина и министерств. Хрущев подчеркивал: «…13 лет съезд партии не собирали, 8 лет пленум не собирали и как могли 20 лет Политбюро не собирать? Мы-то члены Политбюро знали, как оно работало, нам-то известно. В два часа ночи поднимали и говорили, что вот такие-то вопросы надо решать. Приезжали, нас спрашивали: «Покушать хотите?» А какая еда в два часа ночи. Ну поели, теперь расходитесь. Это было заседание Политбюро. Вот как было».[232]

Декоративным органом, лишенным реальной политической власти, оставался Верховный Совет СССР. Председателем Президиума Верховного Совета стал Ворошилов — старейший член руководства, утрачивающий былую активность. Это назначение — скорее дань его бывшим заслугам. О пренебрежительном отношении к Верховному Совету как органу власти свидетельствует и тот факт, что секретарем Президиума ВС СССР был назначен секретарь ЦК Пегов, который на тот момент даже еще не являлся депутатом, а только собирался избираться по одному из округов Урала или Ленинграда.[233]

В условиях отсутствия единоличного лидера соперничество между основными политическими фигурами вспыхнуло с новой силой, каждый стремился возвысить свои позиции. На январском (1955 г.) пленуме ЦК КПСС Хрущев подчеркивал: «Сталин — это одно, а после смерти товарища Сталина оставшиеся руководители — это уже другое».[234] В изменившейся обстановке сразу же проявились властные амбиции и претензии на лидерство со стороны Берии. Известный политический деятель О. Трояновский в своих воспоминаниях дает ему такую характеристику: «Хотя непосредственно после смерти Сталина фигурой номер один считался Маленков как председатель Совета Министров, фактически ведущую роль играл Берия. Я с ним непосредственно никогда не соприкасался, но знал по рассказам очевидцев, что это был человек безнравственный, не брезговавший никакими средствами для достижения своих целей, но обладавший незаурядным умом и большими организаторскими способностями. Опираясь на Маленкова, а иногда и на некоторых других членов Президиума ЦК, он последовательно вел дело к закреплению своего лидерства».[235] Как известно, Берией был предложен целый ряд инициатив, касающихся самых разнообразных вопросов: национальной политики, правоохранительной системы, международных отношений, сельского хозяйства.[236] По свидетельству его сына — С. Л. Гегечкори, Берия считал необходимым вынести на открытый съезд КПСС все документы, связанные с репрессиями, а роль ЦК свести к вопросам идеологии и пропаганды. «У отца (Берия. — А.П.) была четкая программа, которую он не скрывал ни до смерти Сталина, ни после».[237]

Сердцевиной программы Берии явилось его видение устройства власти в постсталинском обществе. Во многом оно основывалось на воспроизведении уже существовавших конструкций, очищенных от культа самого Сталина. По замыслу Берии, главным звеном должны были оставаться силовые ведомства. Уже 19 марта он внес предложение в Секретариат ЦК КПСС заменить руководителей МВД во всех 15 союзных республиках, 12 автономных образованиях, 6 краях и 49 областях России.[238] Ставленники Берии в свою очередь проводили замену и подбор кадров в среднем руководящем звене МВД. К примеру, Мешик и Мельштейн, назначенные министром и первым заместителем министра МВД Украинской ССР, сразу же заняли позицию грубого игнорирования решений партийных органов о направлении того или иного работника в систему МВД, проводя на ответственные посты исключительно своих людей. Мешик только за один день по собственному усмотрению сменил 18 начальников управлений МВД областей Украины.[239]

Акцент Берии на создание собственной вертикали силовых ведомств отражал особую роль органов госбезопасности в обществе. Они имели решающее слово при любых выдвижениях или перемещениях партийных, государственных или хозяйственных кадров, с ними в обязательном порядке согласовывались все кандидатуры. В своих воспоминаниях Хрущев характеризует такое положение вещей, как позорнейшее явление, утрату руководящей роли партии: «Честно говоря, мы тогда считали, что это помогает партийным органам лучше изучать кадры и разоблачать врагов, которые проникали даже в состав руководства. Так нас тогда воспитали».[240] Следует отметить, что заработная плата уполномоченных госбезопасности на районном уровне была в 4 раза больше, чем у секретарей райкомов партии.[241]

Однако такая конструкция власти, доставшаяся в наследство от Сталина и эксплуатировавшаяся Берией, не устраивала других членов Президиума ЦК. Они не без оснований видели в этом реальную опасность для себя, своего существования. Итогом стал арест Берии и проведение июльского (1953 г.) пленума ЦК КПСС, осудившего бериевскую модель властного устройства. Фактически пленум положил конец всесилию органов МВД. На пленуме подчеркивалось: «Разве не факт, что в течение многих лет Министерство внутренних дел приобрело слишком большое влияния и на деле вышло из-под контроля партии. Фактически на протяжении уже ряда лет был утрачен действенный контроль партии над органами МВД» и далее: «…не правом, а важнейшей обязанностью руководящих партийных органов является осуществление строжайшего контроля за работой органов Министерства внутренних дел».[242]

Устранение влияния органов госбезопасности и их главного покровителя Берии еще не изменило соотношения сил в пользу ЦК партии, возглавляемого Хрущевым. У других членов руководства страны имелись свои взгляды на построение властной иерархии. Они основывались на развитии главенствующей роли Совета Министров во всех сферах жизни советского общества. Линию на усиление роли правительства олицетворял его председатель Маленков и его заместители. Урезание амбиций силовых органов лишь скорректировало модель власти, придав ей более цивилизованные формы. Арест Берии отвечал интересам как Хрущева, так и Маленкова. После расправы с главным конкурентом лидеры двух основных политических сил — партийного и государственного аппаратов — сразу развернули борьбу за первенство.

Практически одновременно (в августе—сентябре 1953 г.) Маленков и Хрущев выступили с собственными программами, серьезным образом корректировавшими привычный общеполитический курс. В речи Маленкова на августовской (1953 г.) сессии Верховного Совета СССР был поставлен нетрадиционный для советской практики вопрос о том, чтобы одновременно с высокими темпами роста тяжелой промышленности быстрее двинуть вперед производство товаров народного потребления, значительно увеличить вложения средств на нужды пищевой и легкой промышленности.[243] В сентябре 1953 года Хрущев созвал пленум ЦК КПСС, посвященный вопросам сельского хозяйства, вызвавший огромный резонанс. Вот какой вывод сделал из доклада Хрущева корреспондент «Нью-Йорк таймс» в Москве: «Самая исчерпывающая, самая откровенная, самая обоснованная критика состояния советского сельского хозяйства, которая когда-либо была предана гласности кем-либо из советских руководителей».[244]

Соперничество двух лидеров отражало борьбу государственного и партийного аппаратов за инициативу проведения своей собственной политики. Надо заметить, что в этих условиях Хрущев сумел найти удачную и острую форму тотальной атаки на государственный аппарат, являвшийся вотчиной Маленкова. Им был провозглашен курс на борьбу со всевозможными проявлениями бюрократизма в работе правительственных и советских органов. Эта политика оформлялась постановлениями ЦК КПСС «О серьезных недостатках в работе государственного аппарата» (январь 1954 г.) и «О существенных недостатках в структуре министерств и ведомств и мерах по улучшению работы государственного аппарата» (октябрь 1954 г.).[245]

Конечная цель широко проводимой антибюрократической кампании становится понятной исходя из итогов январского (1955 г.) пленума ЦК КПСС. На нем Хрущеву удалось добиться смещения Маленкова с поста Председателя Совета Министров СССР.[246] Его деятельность была представлена в качестве олицетворения бюрократического стиля работы, осужденного партией и объявленного источником многих бед и недостатков. Пленум ЦК предъявил Маленкову обвинение в отрыве от живой работы с людьми, затягивании решений по важнейшим вопросам, обильном бумаготворчестве.

Смещение основного конкурента готовилось Хрущевым тщательно, обвинения Маленкова коснулись не только стиля его работы, но и различных содержательных вопросов. Особые нарекания вызвала его речь на сессии Верховного Совета СССР в августе 1953 года о развитии легкой промышленности и производства товаров народного потребления. Она была охарактеризована как экономически необоснованная, рассчитанная на снискание дешевой политической популярности. Говоря об этом, Хрущев заявлял: «Это — дешевка. Маленков потом говорил нам: вы же ее предварительно читали. Да, читали. И я читал. Несу ли ответственность за эту речь? Да, несу ответственность. Но с автора полагается спросить больше».[247] По мнению пленума, серьезные ошибки допустил Маленков и в сфере международной политики. В речи на собрании избирателей 12 марта 1954 года им был выдвинут тезис о возможности гибели мировой цивилизации в случае развязывания третьей мировой войны. Это признавалось неправильным, так как подобные утверждения способны породить настроения безысходности и ненужности усилий народов, протестующих против планов империалистических агрессоров.[248] Самые резкие обвинения были предъявлены Маленкову в связи с его многолетними отношениями с Берией. Выступавшие на пленуме говорили о политической близорукости Председателя Совмина, который, попав под влияние Берии, превратился в безвольное орудие в руках злейшего врага партии.[249]

Следует сказать несколько слов и о самой личности Г. М. Маленкова, о всем его жизненном пути. Важно особо отметить, что он никогда не работал первым лицом, отвечающим за район, область, республику, вся его многолетняя деятельность была связана с аппаратом, подготовкой всевозможных документов. Это позволяет утверждать, что качества лидера, способного повести за собой, столь необходимые в политической борьбе, не проявились у него в должной мере. В этом он, несомненно, уступал Хрущеву, в котором партийный аппарат почуял выразителя своих жизненных интересов и амбиций. Безвольность Маленкова бросается в глаза в ходе работы январского (1955 г.) пленума ЦК КПСС. Он сдался, смирившись со своей отставкой, еще до своего выступления, которое начал словами: «Теперь я хочу здесь, на пленуме, сказать, что решение ЦК я воспринимаю и восприму как правильное, принципиальное и справедливое решение, как решение такое, которое должен принимать по такого рода вопросу наш ленинско-сталинский руководящий коллектив».[250]

С середины 50-х годов конфликт основных политических сил — государственного и партийного аппаратов за право доминировать в обществе — неуклонно решался в пользу последнего. Выборы ЦК на ХХ съезде КПСС закрепили эту тенденцию. В состав Центрального Комитета партии было избрано более ста новых членов, многие из которых являлись партийными работниками и были заинтересованы в укреплении руководящей роли КПСС во всех сферах жизни советского общества. На первом послесъездовском пленуме ЦК в декабре 1956 г. Хрущев удовлетворенно замечал: «Лишь за последние годы восстановлена практика регулярного проведения пленумов ЦК, введенная еще Владимиром Ильичем Лениным. И это является ценным и необходимым качеством, непременным условием для работы…».[251]

Переломным этапом борьбы партаппарата за полное влияние в стране стал июньский (1957 г.) пленум ЦК КПСС. Он явился главным узловым моментом внутрипартийной борьбы хрущевского десятилетия, определившим политическое развитие не только на 1957–1964 годы, но и последующий период. На этом пленуме впервые заявили о себе как о новой силе молодые кадры партии, возвышенные еще сталинским XIX съездом КПСС. Именно их роль в аппаратно-номенклатурной победе Хрущева можно квалифицировать как решающую. Положение первого секретаря на заседании Президиума ЦК 18–21 июня 1957 года было крайне сложным. Инициировав заседание Президиума без его согласия, Молотов, Маленков, Каганович и присоединившиеся к ним Шепилов, Сабуров, Первухин и Булганин выступили с критикой и обвинениями в адрес Хрущева и, пытаясь добиться его смещения, получили арифметическое большинство. Расхождения существовали по принципиальным вопросам: о культе личности, по проведению внешней политики, внутриполитическим инициативам Хрущева. Острая дискуссия, развернувшаяся на Президиуме, по требованию части членов ЦК КПСС была перенесена на пленум Центрального Комитета, открывшийся 22 июня 1957 года. Его полная стенограмма, опубликованная спустя 40 лет, дает подробное представление о всех перипетиях внутрипартийной борьбы.

Неоднозначность ситуации для Хрущева ощущалась в начале работы пленума. Об этом свидетельствует самое первое выступление для справки, сделанное Сусловым. Он рассказал о событиях, происшедших на Президиуме ЦК, но сделал это очень осмотрительно и осторожно, сопровождая информацию постоянными рассуждениями о важности момента. Обобщенно-негативно охарактеризовав Молотова, Маленкова, Кагановича и Шепилова, Суслов позволил себе некоторые критические замечания и в адрес Первого секретаря: «Конечно, у тов. Хрущева имеются недостатки, например известная резкость и горячность. Отдельным выступления его были без должной согласованности с Президиумом».[252] Осторожность Суслова особенно заметна в завершении его выступления, где он говорил, что никакого решения не принято и выразил уверенность, что оно «будет способствовать дальнейшему укреплению нашей славной партии, ее боевого штаба — Центрального Комитета». На просьбы членов ЦК («боевого штаба») прокомментировать подробнее, Суслов отвечал: «…я не могу и одной десятой сказать», «я все не могу охватить» и предлагал это сделать другим информированным товарищам.[253] В результате Хрущеву пришлось брать в руки ведение пленума и самому предоставлять слово Жукову для заранее заготовленной основательной атаки на своих противников.

Кульминацией пленума, естественно, стали выступления самих участников «антипартийной группы», в ходе которых атмосфера была крайне накалена. Это подтверждают такие количественные характеристики: речь Маленкова прерывалась фразами, замечаниями, отдельными репликами с мест 115 раз, Кагановича — 117, Булганина — 129, а объемное выступление Молотова («идейного вдохновителя») — 313 раз.[254] Из бурных дискуссий складывалась картина тех противоречий между Хрущевым и антипартийной группой. Речь шла, прежде всего, об опасности извращений в работе занимающего пост первого секретаря ЦК, независимо от того, кто находится на этом посту, о сосредоточении в его руках большой власти, злоупотребление которой опасно. Противники Хрущева в интересах укрепления коллективности руководства предлагали улучшить организацию работы Президиума, ликвидировать пост первого секретаря ЦК. Создать ряд постоянных комиссий, установить порядок очередности председательствования на заседаниях. Другим камнем преткновения стала инициатива Хрущева догнать и перегнать США по производству мяса, молока к 1960 году, которая, по мнению группы, была непросчитана и авантюристична. Много нареканий вызывал и стиль работы Хрущева с преобладанием необдуманных поступков и нежелательных экспромтов, особенно на международной арене.

Важность поднятых проблем и настоятельная необходимость их детального анализа очевидны. Однако изучение стенограммы выступлений, прозвучавших на пленуме, показывает, что основной интерес его участников концентрировался в иной плоскости, связанной с организационным оформлением группы, то есть с сугубо аппаратной стороной дела. Показательно в этом плане выступление Брежнева, начавшееся словами: «Перед нами все глубже и полнее раскрывается картина чудовищного заговора против партии».[255] Большую часть времени он посв-ятил детальному освещению хода событий, увлеченно, почти в детективном ключе рассказывая о том, кто к кому ходил, кто с кем ехал, о чем говорил, куда звонил и т. д. Вопросы содержательного характера, анализ идейных разногласий присутствовали контурно, на втором плане.[256] То же самое характерно и для других сообщений о событиях на Президиуме, сделанных Аристовым, Кириленко, Мухитдиновым, Ворошиловым. Особняком здесь стоит лишь выступление Микояна, который сделал серьезный анализ внешней и внутренней политики в первые послесталинские годы, особенно стратегии мирного сосуществования, снятия «железного занавеса», использования противоречий в международных отношениях и др. Речь Микояна можно определить как заключительную в разразившемся конфликте, после которой все вопросы относительно победы Хрущева были сняты.

Серьезное обсуждение поднятых «антипартийной группой» проблем, подавляющее число участников пленума свело к простому одобрению шагов и действий Хрущева. Так, вместо экономической проработки лозунга догнать и перегнать США, реализация которого затрагивала все сферы народного хозяйства, выступавшие рапортовали об уже начавшемся осуществлении этой неожиданной инициативы первого секретаря ЦК. Руководитель Компартии Литвы Снечкус говорил: «Теперь вся работа в литовской деревне проходит под лозунгом догнать Америку по производству молока, масла и мяса на душу населения».[257] Министр культуры Михайлов утверждал, что «интеллигенция… считает своей святой обязанностью разрабатывать и создавать книги и фильмы по этой теме».[258] Хотя в реальности мало кто верил в жизненность этой скоропалительной идеи. Почти через 30 лет руководитель Белоруссии Мазуров, будучи пенсионером, делился совсем иными впечатлениями: «Когда Хрущев сказал, что нужно догнать Америку, у меня потемнело в глазах. Я все-таки читал, что такое Америка, и знал как обстоят дела у нас. Но успокоил себя тем, что это лозунг».[259] Можно полностью согласиться и с упреками в адрес Хрущева относительно стиля его работы, постепенно возрождающейся практике восхваления. Именно это будет одним из обвинений первому секретарю ЦК на судьбоносном для него октябрьском (1964 г.) пленуме Центрального Комитета. Однако в 1957 году этого не замечали или не хотели замечать, обрушивая критику на Маленкова и Молотова, прямо указавших на серьезный недостаток Хрущева.

Вообще можно говорить об определенном парадоксе советской партийно-государственной системы. Как только кого-либо из высшего руководства начинают вытеснять с вершин власти, то, защищаясь, он начинает приводить здравые аргументы, которые внутренне все понимают и осознают. Так было в довоенный период, когда из Политбюро постепенно выдавливались сталинские политические соперники. То же самое, как мы видим, произошло и с антипартийной группой, первой обратившей внимание на авантюризм и неуправляемость Хрущева, что таило опасность бесконечных потрясений и необдуманных преобразований (так было и с Хрущевым, который после отставки в своих воспоминаниях продемонстрировал трезвую оценку многих событий). Но если высокий руководитель находился во властной обойме, то он не позволял себе какой-либо критики, не совпадающей с официально провозглашенной линией, и тем самым принимал установленные правила игры. По нашему мнению, эта черта советской партийно-государственной системы продолжает существовать и до настоящего времени уже без КПСС и Советского государства.

Следует особо обратить внимание и на еще один не менее важный, чем изгнание антипартийной группы, итог июньского (1957 г.) пленума ЦК КПСС. Он связан с укреплением новых молодых сил в партийном аппарате. В тот период они сгруппировались вокруг Хрущева, обеспечив ему необходимый перевес. Именно с этого пленума ЦК начинает формироваться «молодое ядро», возглавляемое Сусловым, Брежневым, Кириленко, Патоличевым, Косыгиным, Устиновым. В этой связи представляет интерес заявление Кириленко, адресованное Ворошилову: «…тов. Ворошилов упрекал, что мы еще молоды. Но поймите же, наши старые товарищи, что мы не так уж молоды, что жизнь идет вперед, люди растут и мы выросли».[260] Эти слова можно рассматривать как заявку на серьезные права в партии, предъявляемые новой силой. Ее опорой являлся партийный аппарат. Не случайно на пленуме признавалось ненормальным, когда из 11 членов Президиума ЦК 7 человек были из Совета Министров СССР.[261] Перераспределение власти произошло именно в пользу Центрального Комитета и его Секретариата. Примечательно, что «молодые кадры», стремившиеся к вершинам власти всерьез и надолго, никак не отреагировали на предложение 64-летнего Хрущева об установлении возрастного предела для руководящих деятелей.[262] Как показало будущее, данная мера для них оказалась ненужной и излишней.

В конце 50-х годов интересы Хрущева и «новых кадров» совпадали. Они заключались в реальном установлении Президиумом и Секретариатом ЦК КПСС контроля за всеми сферами советского общества. Руководство народным хозяйством, правоохранительной системой уже стало исключительно партийной привилегией. На очереди стояли Вооруженные Силы страны, возглавляемые министром обороны Г. К. Жуковым. Необходимо заметить — его роль была одной из ключевых в сохранении Хрущевым поста первого секретаря ЦК в июне 1957 г. В стенограмме июньского пленума воспроизведены угрозы применения армии в решении вопроса о власти, высказанные Жуковым. В связи с этим известный российский ученый В. Наумов замечает: «Никогда армия не стояла так близко к политике, никогда до сих пор в ее руках не было решения вопроса о власти, партии и государстве. О том, что Президиум ЦК не имел желания сообщать об этих фактах, свидетельствует та правка, которая была осуществлена помощником Хрущева Г. Шуйским. Из этой правки видно, как из стенограммы снимались высказывания Хрущева и Брежнева о высокой оценке позиции Жукова».[263]

Укрепление позиций Н. С. Хрущева делало все более невозможным пребывание в высшем эшелоне власти людей, имеющих собственный авторитет, приобретенный без помощи первого секретаря. Эта набирающая после ХХ съезда КПСС силу тенденция не могла не столкнуться с независимой и самостоятельной позицией, проводимой в 1956–1957 годах в Вооруженных Силах министром обороны СССР Г. К. Жуковым. Помимо должности, он имел высокий авторитет в обществе, он был маршалом Советского Союза, четырежды Героем Советского Союза, подвиг которого в годы Великой Отечественной войны был признан всем советским народом.

Вскоре после ХХ съезда КПСС министр обороны выступил с рядом предложений, направленных на перестройку взаимоотношений между КПСС и армией. В частности, Г. К. Жуков предложил ЦК КПСС ликвидировать Высший военный совет при Совете обороны страны, куда наряду с командующими войсками военных округов и флотов входили все члены и кандидаты в члены Президиума ЦК. Естественно, эта идея был отклонена, вызвав сильное раздражение в Президиуме ЦК, так как, по мнению его членов, это ограничивало бы возможность общения с военным руководством и, по существу, означало отрицание руководства армией со стороны Центрального Комитета.[264] Аналогичную реакцию вызвало и другое предложение Жукова о пересмотре функций Военных советов в округах и армиях. Военные советы, занимавшиеся решением вопросов жизни армии и флота, несли ответственность не только перед руководством Министерства обороны, но и перед Президиумом ЦК КПСС. Кроме того, их полноправными членами являлись секретари крайкомов, обкомов партии. Жуков предложил ликвидировать или преобразовать Военные советы в совещательные органы.[265]

Стремление Г. К. Жукова ослабить влияние руководящих органов КПСС на Вооруженные Силы выразилось в изданном им приказе № 0090 «О состоянии воинской дисциплины в армии». В нем говорилось о пресечении всяких попыток критики командиров на партийных конференциях, привлечении виновных в этом к строгой ответственности, вплоть до увольнения из армии. Особые нарекания вызвало то, что, издавая приказ, затрагивающий деятельность партийных и политических органов, Жуков не счел нужным внести его на утверждение ЦК и даже не поставил его об этом в известность. С недоумением было воспринято отсутствие в приказе упоминания о необходимости воспитания воинов в духе преданности Коммунистической партии. Центральный Комитет признал приказ политически неправильным и противоречащим Уставу КПСС. Высказывалось несогласие с попытками Жукова дать оценку работе политорганов и коммунистов армии и флота. По мнению ЦК, в этом приказе по существу возлагалось руководство политорганами и партийными организациями на на командиров-единоначальников.[266]

Политика руководителя Министерства обороны выразилась в ликвидации во многих воинских частях политорганов. К примеру, в Уральском военном округе было упразднено 10 политорганов в различных родах войск, уволена в запас половина политсовета.[267] По Сибирскому военному округу число политработников сократилось в три раза. В частях было отменено проведение политинформаций, упразднены часы политической работы в вечернее время, в три раза сокращено время на марксистско-ленинскую подготовку офицерского состава, полностью ликвидировался пропагандистский аппарат в танковых и артиллерийских полках, упразднились должности заместителя начальника по политической части в госпиталях, на базах и т. д..[268] Министерство обороны гораздо меньше внимания стало уделять служебному, материальному, правовому положению политических работников. Пренебрежение к ним проявлял, в первую очередь, сам Жуков, неоднократно повторяя, что они «сорок лет болтают и потеряли всякий нюх и вкус к делу».[269]

Резкую критику вызвало стремление Жукова ограничить контакт между ЦК КПСС и командным составом Вооруженных Сил, запрещение руководству военных округов напрямую обращаться в Центральный Комитет, участвовать во встречах партийно-правительственных делегаций как в СССР, так и за рубежом. Так, после обсуждения итогов июньского (1957 г.) пленума ЦК КПСС «Об антипартийной группе Молотова, Маленкова, Кагановича» из всех военных округов отчет поступил только из Группы советских войск в Германии, за что командующий А. А. Гречко был подвергнут критике лично министром обороны.[270]

Все это стало предметом разговора на октябрьском (1957 г.) пленуме ЦК КПСС, который рассмотрел вопрос «Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Флоте». Пленум проводился в расширенном составе, в его работе приняли участие кроме членов и кандидатов в члены ЦК, членов Центральной ревизионной комиссии КПСС, командующие Военных округов, флотов, члены военных советов, а также ответственные работники Министерства обороны СССР. С докладом на пленуме выступил секретарь ЦК КПСС М. А. Суслов, в прениях приняло участие 27 человек. Осудив курс Минобороны на ослабление влияния КПСС на Вооруженные Силы СССР, участники пленума сделали вывод: Г. К. Жуков вел линию на отрыв Вооруженных Сил от партии, на ослабление партийных организаций и фактическую ликвидацию политорганов Советской Армии, на уход ее из-под контроля ЦК КПСС, на превращение Советских Вооруженных Сил в вотчину Г. К. Жукова.

На пленуме осуждение политики Г. К. Жукова происходило в контексте резкой критики и прямых нападок на министра обороны. Выступающие один за другим говорили о создании культа Г. К. Жукова, который насаждался при содействии подхалимов и угодников, приводя в подтверждение различные примеры. Говорилось, что на одной из страниц учебника-пособия для воинов Советской Армии, где рассказывалось о героизме воинов, членов партийных организаций Ленинграда в защите города и отмечалась роль К. Е. Ворошилова и А. А. Жданова, Жуков на полях написал: «Чепуха! Никакой роли Ворошилов в защите не играл, Жданов также. Оборону Ленинграда организовывал и обеспечил маршал Жуков». Говорилось о потере Жуковым элементарного чувства скромности; в доказательство приводилось свидетельство того, что Жуков поручил купить и в целях личной рекламы поставить в музей Советской Армии картину, представляющую такой вид: общий фон — горящий Берлин, Бранденбургские ворота. На этом фоне вздыбленный конь топчет знамена побежденных, а на коне величественно восседает Г. К. Жуков. Подчеркивалось сходство этой картины с известной иконой «Георгий Победоносец».[271]

Много говорилось и о произволе, преследовании офицерских и генеральских кадров со стороны министра обороны. Так, на одном из учений Жуков после десятиминутного пребывания в штабе армии снял с должности трех генералов, одного вообще уволил из армии. Генерал Ковройский, впервые представ перед Жуковым, был снят за то, что при докладе употребил предлог «до», сказав, что потери составляют «до 13 %», на что министр тут же возмутился неточностью данных.[272]

Член Президиума ЦК КПСС Н. Г. Игнатов в своем выступлении отметил, что произвол иногда перерастал в преступление, и рассказал такой эпизод: «В Таллине в один из домов в соседнюю квартиру с контрадмиралом пришел матрос, служивший в военном флоте. Контрадмирал в категоричной форме потребовал матроса покинуть помещение. Матрос исполнил приказание, но заметил, что контрадмирал поступает неправильно, после чего тот догнал матроса и выстрелом из пистолета ранил его. Дело дошло до Жукова, который рассмотрел данное преступление и принял решение уволить контрадмирала с флота и установить ему пенсию в сумме 1500 руб. в месяц».[273] Или другой пример: Инструктор политотдела артиллерийской бригады Московского военного округа подполковник Барабанов допустил незначительный проступок. В этом не разобрались достаточно глубоко и применили к нему строгие меры взыскания. Будучи морально подавленным, Барабанов покончил жизнь самоубийством, оставив записку: «В моей смерти прошу никого не винить. Я стал жертвой режима Николая Палкина, дурака Жукова». Когда о самоубийстве Барабанова доложили Жукову, он написал резолюцию на донесении: «Проверить морально-политические качества всех политработников соединения».[274]

Обвинения в адрес Г. К. Жукова коснулись и его роли в Великой Отечественной войне. В частности, ему были предъявлены претензии за ошибки в начальный период войны, когда он, являясь начальником Генерального штаба, допустил, как отмечалось, серьезные промахи, повлекшие за собой крупные потери летом и осенью 1941 года. Прямым виновником Жуков был назван в провале разгрома Демьянской группировки противника, а успех войск под командованием Жукова в Берлинской операции был расценен как нежелание уступать «пальму первенства».[275] Особенно категоричен в этом плане был И. Х. Баграмян, который сказал: «Я знаю Жукова давно, он всегда стремился к личной славе и власти. Он человек особого покроя в вопросах тщеславия. Он просто больной человек. Властолюбие сидит у него в крови. У Жукова было много заслуг, но и не меньше наград. Пожалуй, больше, чем он их заслуживает». После чего заключил, что Жуков виноват в ошибках 1941–1945 годов не менее Сталина, на которого нельзя перекладывать всю вину.[276]

В выступлениях ораторов на пленуме настойчиво делался акцент на стремлениях Г. К. Жукова к неограниченной власти. В подтверждение ссылались на предложение Жукова заменить председателя КГБ и министра внутренних дел военными работниками, которых он лично рекомендовал бы из состава Министерства обороны. Подчеркивалось, что перед пленумом Президиуму ЦК КПСС стало известно об издании Жуковым приказа об организации под Москвой особой военной школы, где должны были обучаться около 2 тысяч слушателей, в которую предлагалось зачислять людей со средним образованием, завершивших военную службу, срок обучения устанавливался в 6–7 лет, тогда как в военных академиях — 3–4 года. Школа ставилась в особые условия: кроме полного государственного содержания слушателям — рядовым солдатам должны были платить стипендию до 700 рублей, а сержантам — до 1 тысячи рублей. Как утверждали выступавшие, Жуков не счел нужным проинформировать ЦК КПСС о создании этой школы, о ее существовании знали только три человека — Г. К. Жуков, начальник Генерального штаба генерал армии С. М. Штеменко и начальник школы генерал Мансуров. Ораторы задавались вопросом о назначении этой школы, намекая на далеко идущие планы министра обороны.

Г. К. Жуков на пленуме выступал дважды. И если первый раз пытался противостоять шквалу обвинений, обрушившихся на него, то в конце концов вынужден был сдать свои позиции. Вот текст его последних слов в качестве министра обороны СССР: «Настоящий пленум для меня был большой партийной школой. К моему глубокому сожалению, я только здесь ощутимо осознал значение тех ошибок, которые были допущены мною в руководстве Вооруженными Силами, особенно за последнее время, тех политических ошибок, которые были мною допущены как членом Президиума, как членом ЦК.

Критику по моему адресу, сделанную на пленуме, я признаю правильной и рассматриваю ее как товарищескую, партийную помощь лично мне и другим военным работникам правильно понять линию партии в вопросе руководства армией и флотом, в вопросе правильного воспитания личного состава Вооруженных Сил. Я искренне благодарю за эту, хотя и горькую, но объективную критику, проникнутую тревогой нашего Центрального Комитета за наши Вооруженные Силы.

Я считаю неосновательным и ненужным останавливаться на ряде выступлений и давать по ним справки. Если Центральный Комитет будет интересовать тот или иной вопрос, он может потребовать ответ в любое время.

Предлагаемые меры взыскания. Некоторые товарищи говорили, что я уже был один раз выведен из ЦК при жизни Сталина в 1946 году и что я не понял необходимости исправить те ошибки, за которые был наказан тогда.

Товарищи! Я не мог признать и не признал правильным вывод меня из ЦК, не признал правильными те обвинения, которые были мне предъявлены.

Сейчас другое дело, я понимаю ошибки, я их в процессе пленума глубоко осознал и даю слово Центральному Комитету полностью устранить имеющиеся у меня недостатки».[277]

Сегодня можно лишь догадываться о причинах, побудивших маршала Г. К. Жукова выступить на пленуме с покаянной речью. Одно бесспорно: в нашей истории Г. К. Жуков не первый и не последний из руководителей высокого ранга, которые ценой собственного унижения пытались или сохранить себе жизнь, как это было при Сталине, или с наименьшими потерями выбраться из-под мощного пресса аппаратных интриг.

29 октября 1957 года пленум ЦК КПСС принял постановление «Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Военно-Морском Флоте», в котором подчеркнул, что «главный источник могущества нашей армии и флота состоит в том, что их организатором, руководителем и воспитателем является Коммунистическая партия — руководящая и направляющая сила советского общества». В постановлении приводилась ленинская цитата о том, что политика военного ведомства «ведется на точном основании общих директив, даваемых партией в лице ее Центрального Комитета и под его непосредственным контролем».[278]

Пленум ЦК КПСС отметил, что Г. К. Жуков нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и Военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над Советской Армией и ВМФ со стороны партии, ее ЦК и правительства, потерял партийную скромность. Г. К. Жуков был выведен из состава Президиума ЦК КПСС.

В принятом постановлении пленум ЦК обязал Военные советы, командиров-единоначальников и политорганы армии и флота поддерживать более тесную связь с местными партийными комитетами, обкомами, крайкомами и ЦК компартий союзных республик. Предложил в соответствии с Уставом КПСС проводить заслушивание в партийных комитетах докладов начальников политорганов о политической работе в воинских частях. ЦК КПСС признал целесообразным в состав Совета обороны СССР ввести начальника Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота. В целях усиления партийного контроля за подбором и расстановкой руководящих военных кадров было решено расширить перечень должностей командующих и политработников, утверждаемых ЦК КПСС, то есть ввести их в партийную номенклатуру.[279]

Смещение Жукова положило начало серьезным сокращениям в Вооруженных Силах страны. Это соответствовало провозглашенной КПСС политике мирного сосуществования с западными странами. Такое отношение к армии вызывало резко негативную реакцию со стороны военнослужащих, офицерского корпуса — участников Великой Отечественной войны, — считавших себя незаслуженно обиженными. Увольнение в запас вызывало потоки жалоб. Только в 1958 году Министерством обороны было получено около 10 тыс. писем. Офицеры писали об отсутствии у них уверенности в завтрашнем дне, выражали недовольство отменой многих льгот для военнослужащих, прекращением награждений орденами за выслугу лет, снижением размера пенсий и пособий, введением подоходного налога. Настроения, преобладающие в офицерской среде, хорошо выражены в письме подполковника Харандина (Прибалтийский военный округ), направленном в ЦК КПСС: «Трудно себе представить более неопределенное положение, чем нынешнее положение офицеров Советской Армии. Когда мы после школьной скамьи выбирали себе профессию, то мы думали, что посвятим ей всю жизнь. Прослужив в армии по 18–19 лет, мы оказались у разбитого корыта. О какой пожизненной профессии может идти речь… когда офицером играют, как оловянным солдатиком, а потом вообще выбрасывают за борт. И все прикрывают громкой фразой «этого требует Родина»».[280]

После октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС не прекращалось преследование и самого Жукова. Центральная пресса, обращаясь к военной тематике, не упускала случая высказать недоброжелательное отношение к бывшему министру обороны. Так, «Известия» 17 октября 1961 года опубликовали репортаж своего спецкора «Атомная подводная лодка в плавании», где говорилось: «…Г. Жуков отрицал значение технического прогресса, развития техники для вооружения армии и флота. Он утверждал, что ракета дура, а штык — молодец, считал флот архаическим пережитком, нужным лишь для праздничных парадов». В «Красной звезде» в статье «Канны на Днепре» маршал М. Захаров вспоминал: «Создавалась довольно напряженная обстановка. В этих условиях, координировавший действия 1-го и 2-го Украинских фронтов Маршал Советского Союза Г. К. Жуков не сумел организовать достаточно четкого взаимодействия войск, отражавших натиск врага и был отозван Ставкой в Москву».[281]

Эти и другие многочисленные нападки вынудили Жукова обратиться с письмом к Хрущеву и Микояну. В нем он писал: «Какие только ярлыки не приклеивали мне, начиная с конца 1957 года и по сей день… Мне даже не дают возможности посещать собрания, посвященные юбилеям Советской Армии, а также парадов на Красной площади. На мои обращения по этому вопросу в ЦК партии и в ГлавПУР мне отвечают: «Вас нет в списках». Никита Сергеевич и Анастас Иванович, поймите в какое положение я поставлен».[282] В этих строках — боль героя-полководца Великой Отечественной войны, внесшего ощутимый вклад в победу над фашистской Германией. Все его несомненные боевые заслуги были мгновенно перечеркнуты, когда авторитетная фигура Жукова стала помехой в установлении тотального партийного контроля над армией, в укреплении единоличного лидерства Хрущева.

Таким образом, за короткий срок из состава Президиума ЦК КПСС были выведены, освобождены от высших должностей Г. М. Маленков, Л. М. Каганович, В. М. Молотов, Н. А. Булганин, К. Е. Ворошилов, Г. К. Жуков, Д. Т. Шепилов, М. З. Сабуров, М. Г. Первухин. Их места заняли выходцы из партаппарата, Секретариата ЦК, руководители крупных партийных комитетов. Корреспондент «Франс-пресс», анализируя обстановку в высших эшелонах власти в начале 1958 года, утверждал, что у Хрущева нет какой-либо оппозиции.[283] Тем не менее возникал вопрос — а не могло ли также поступить с самим Хрущевым обновленное руководство партии. Принц Филипп Эдинбургский, супруг королевы Елизаветы II, спросил у Н. С. Хрущева во время его посещения Великобритании в 1956 году: «Господин Хрущев, вы много путешествуете. Не опасаетесь ли, что в один прекрасный день, когда вы будете далеко, соберется Центральный Комитет партии и сместит Вас с Вашего поста?» На что Н. С. Хрущев ответил, что таких опасений не испытывает.[284] Но в жизни так и получилось.

Система власти после 1957 года, получив четко выраженную партийную направленность, приобрела новые штрихи. Заметно усилилось значение общественных организаций, и прежде всего профсоюзов и комсомола. Им отводилась важная роль в коммунистическом строительстве, именно в этот период они оказались вмонтированными в общую партийно-государственную иерархию. Достаточно сказать, что Председатель ВЦСПС В. Гришин являлся кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, а первые секретари ЦК ВЛКСМ А. Шелепин и В. Семичастный поочередно в 1958 и 1961 годах возглавили одно из самых могущественных ведомств СССР — Комитет государственной безопасности.

Для целостного представления функционирования партийных органов в качестве единственно системообразующей властной силы имеет смысл обратиться к деятельности Бюро ЦК КПСС по РСФСР. На этом примере можно со всей полнотой раскрыть сущностные черты партийного руководства, его влияния на различные стороны общественной жизни. В рассматриваемые годы РСФСР не имела своей коммунистической партии, как остальные союзные республики. Руководство партийными организациями на территории РСФСР осуществлял ЦК КПСС. XX съезд партии в рамках расширения прав союзных республик особое внимание уделял проблемам партийного руководства в Российской Федерации. Как отмечалось в отчетном докладе ЦК КПСС, в состав РСФСР входило 78 краев, областей, автономных республик, каждая административная структура отличалась разнообразием условий и особенностей, что поднимало значимость организации партийной жизни в республике. В этих целях ЦК КПСС считал целесообразным создание Бюро ЦК КПСС по РСФСР.[285]

Создание этого органа организационно было оформлено постановлением ЦК КПСС от 27 февраля 1956 года. В нем признавалась целесообразность совмещения должности председателя Бюро ЦК партии по РСФСР и первого секретаря ЦК КПСС. Определялся состав Бюро, куда вошли три секретаря ЦК КПСС, первые секретари обкомов КПСС наиболее крупных областей России — Московской, Ленинградской, Горьковской, Свердловской, а также руководитель Совета Министров РСФСР. В марте 1956 года было принято решение и о структуре нового органа, состоящего из семи отделов: партийных органов; сельскохозяйственного; промышленно-транспортного; науки, школ и культуры; пропаганды и агитации; административного; торгово-финансового.[286] Отделы представляли собой подразделения с определенным количеством штатных единиц. Так, промышленно-транспортный отдел состоял из 89 работников, отдел пропаганды и агитации — 41, отдел науки, школ и культуры — 33. Во вновь образованный Комитет партийно-государственного контроля Бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совета Министров РСФСР включалось 270 должностей. Эти штатные единицы выделялись из состава соответствующих отделов ЦК КПСС.[287] Деятельность ЦК КПСС по РСФСР находила отражение в выпусках «Справочника партийного работника», где его документы публиковались наряду с решениями ЦК КПСС. За 1956–1957 годы в «Справочнике партийного работника» было помещено 22 постановления Бюро, свидетельствующих о его работе по самым различным направлениям.

Одно из главных мест в деятельности Бюро ЦК КПСС по РСФСР как партийного органа занимала прежде всего работа, проводимая в области идеологии. Это ключевое направление партийной жизни широко представлено в материалах заседаний нового органа ЦК КПСС. Их изучение свидетельствует о сведении идеологической деятельности Бюро к диктату строго определенных установок, основанных на признании одной-единственной теории — марксизма-ленинизма. В результате вся идеологическая работа неизменно подчинялась пропаганде этого тезиса, попытки поставить под сомнение те или иные положения, отойти от строго обозначенной линии сразу же пресекались, получали негативную оценку.[288]

В соответствии с этим Бюро ЦК направляло свой идеологический отдел на борьбу со всякими отступлениями от линии партии. Это можно проиллюстрировать на примере Тульского механического института. Комсомольцы-пятикурсники провели диспут на тему «Коммунизм и сегодня», в ходе которого. по мнению бюро Тульского обкома КПСС, имели место «нездоровые, политически незрелые высказывания отдельных студентов: пессимистические нотки, стремление изобразить действительность в искаженном виде». Бюро ЦК КПСС по РСФСР особенно возмущало то, что студенты позволили себе «во всем сомневаться», а одна студентка заявила, что не считает Н. С. Хрущева компетентным в вопросах литературы и искусства, упрекала его в отсутствии скромности, выражала неудовлетворение по поводу ограниченной свободы слова. Как показала жизнь, именно такие люди, как эта студентка, были дальновиднее руководителей партийных комитетов, которые на июньском (1963 г.) пленуме ЦК КПСС восхищались мудростью Н. С. Хрущева по вопросам литературы и искусства.

Бюро ЦК КПСС по РСФСР этот диспут квалифицировало как полный провал идейно-воспитательной работы в вузе, оторванность преподавателей, партийного и комсомольского руководства от жизни молодежи. То, что партком, кафедры философии и политэкономии разрешили обсуждение вопросов, «заведомо уводящих от правильного обсуждения темы», оценивалось как проявление «политической близорукости и беспринципности». Заведующий кафедрой, который не дал отпора «ошибочным» взглядам студентов, пытался увидеть положительное явление в самом стремлении студентов самостоятельно разобраться в сложных проблемах общественно-политического характера, был освобожден от работы; снят с должности и декан факультета, руководители института получили партийные взыскания.[289]

Подобные акценты прослеживаются в целом ряде решений ЦК КПСС по РСФСР. Важные обобщения относительно идеологической работы содержались в постановлении «О серьезных недостатках в преподавании общественных наук в высших учебных заведениях г. Саратова». В документе подчеркивалось, что изучение марксистско-ленинской теории в ряде вузов поставлено неудовлетворительно, без действенного влияния на коммунистическое воспитание студентов. Отмечалось, что в ходе преподавания общественных наук не давалось должного отпора буржуазной идеологии, не учитывалось, что империалистическая реакция использует деятельность ревизионистов, которые извращают марксизм-ленинизм, пропагандируют «нейтральное» отношение к империализму, стремятся подорвать единство социалистического лагеря и веру трудящихся масс в коммунизм. Как отмечалось в постановлении, некоторые преподаватели истории КПСС не критически восприняли ряд ошибочных статей журнала «Вопросы истории», смазывали принципиальные разногласия между большевиками и меньшевиками по основным вопросам революции в России, неправильно освещали историю борьбы с троцкистами; в преподавании общественных наук имелись факты вульгаризации марксистско-ленинской теории, не раскрывались присущие капитализму антагонистические противоречия, не убедительно показывались преимущества социалистической системы и даже допускались элементы приукрашивания капитализма.[290]

В рекомендациях Бюро ЦК предлагалось на совещаниях преподавателей общественных наук вузов в обязательном порядке освещать вопросы, связанные с постановлением ЦК КПСС «О журнале «Вопросы истории».[291] Любое несогласие с положениями этих решений рассматривалось как аномалия, проявление действенной критики вызывало раздражение.

Антисоветским, клеветническим, к примеру, было расценено одно из выступлений на профсоюзной конференции одного из заводов в г. Норильске, в котором содержалась резкая критика в адрес партийных органов. Этот случай стал предметом специального рассмотрения в Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Было признано недопустимым, что после «антисоветского» выступления только двое ораторов дали ему отпор. Особое внимание обращалось на «ошибки» при выборах заводского комитета профсоюзов, когда на 13 мест было выдвинуто 16 кандидатур, из них только трое коммунисты, причем, все они по разным причинам оказались забаллотированными. В итоге в профсоюзном комитете не осталось ни одного коммуниста, хотя на предприятии почти каждый десятый работающий был членом КПСС. В постановлении Бюро ЦК отмечалось, что часть трудящихся слушала заграничные радиопередачи, пересказывала почерпнутую оттуда информацию, распространяла обывательские слухи. Именно с этим обстоятельством связывалось появление в Норильске рукописных листовок, где сообщалось о создании негласной организации молодежи «Сигнал» и распространялся призыв вступать в эту организацию. Бюро ЦК приняло организационные меры — освободило первого секретаря Норильского горкома КПСС от занимаемой должности.[292] Аналогичные оценки получили митинги на ряде предприятий. Куйбышева и Каспийска Дагестанской АССР, прошедшие по итогам июньского (1957 г.) пленума ЦК КПСС. Собрания, направленные на осуждение антипартийной группы В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Л. М. Кагановича, вышли за рамки этого вопроса, на них звучала критика многих проблем советского общества. Бюро ЦК КПСС по РСФСР квалифицировало эти события как демагогические, антисоветские. В то же время признавалось, что критические выступления отчасти объясняются острой социальной напряженностью в этих городах, серьезными перебоями в торговом и бытовом обслуживании населения.[293]

Бюро ЦК КПСС по РСФСР осуществляло руководство средствами массовой информации, контролировало, по существу, все стороны деятельности редакций печатных органов республиканского, краевого, областного уровней, устанавливало тиражи изданий, число штатных единиц, утверждало главных редакторов, определяло размеры гонораров. Только специальным решением Бюро ЦК разрешалось издание любого печатного органа, выходившего на территории Российской Федерации. В 1956 году постановлением ЦК КПСС обкомам и крайкомам партии было предоставлено право самостоятельно разрешать издание, финансирование многотиражных газет на предприятиях, стройках, вузах с количеством работающих или учащихся не менее двух тысяч человек, в объеме — две полосы половинного формата «Правды» и периодичностью — один номер в неделю.[294]

Бюро ЦК КПСС строго следило за тем, чтобы газеты не открывались без его решения. В 1959 году было подвергнуто критике руководство «Роспотребсоюза», которое без надлежащей санкции дало указание местным органам потребкооперации об издании своих газет, в итоге более чем в 20 краях и областях России вышли газеты потребкооперации. Несмотря на безупречность опубликованных материалов, была признана недопустимой инициатива редакции газеты «Магаданская правда», начавшей регулярный выпуск специальной «газеты-эстафеты», посвященной подготовке к XXI съезду КПСС.[295]

Особое внимание уделялось содержанию материалов и корреспонденций, публикуемых печатными органами. Постоянно критиковалась за серьезные ошибки газета «Советская Россия». В 1960 году в двух ее номерах были опубликованы статьи об условиях содержания заключенных в исправительно-трудовых колониях.[296] Бюро ЦК КПСС по РСФСР посчитало, что редакция допустила серьезную ошибку, опубликовав подобный материал, где поднимался не подлежащий обсуждению в печати вопрос; как отмечалось, газета поставила под сомнение политику партии и правительства в вопросах перевоспитания преступников и правонарушителей, развернула разносную критику основных принципов и методов советской исправительно-трудовой системы. Признавалось ошибкой главного редактора газеты то, что он не посоветовался с отделами Бюро.[297] Показательно отношение к факту публикации газетой «Советская Чувашия» (23 августа 1959 г.) фотоснимка кукурузного поля колхоза им. Ленина Врунарского района. Снимок, сделанный ранней весной, был помещен в газете в период предшествующий уборке урожая и тем самым создавал искаженное впечатление об истинном положении дел. Эта незначительная ошибка была расценена в качестве «враждебной провокации», «антипартийной вылазки» против передового хозяйства. Бюро ЦК с удовлетворением отметило, что главный редактор республиканской газеты был снят за игнорирование и дискредитацию передового опыта возделывания кукурузы.[298]

Таким образом, сказанное относительно содержания идеологической работы, ее методов, используемых Бюро ЦК по РСФСР, подводит к пониманию ряда существенных моментов. Прежде всего, такое положение в области идеологии делало невозможной практику сопоставления различных мнений, точек зрения, ведения дискуссий для выработки наиболее оптимальных решений. Именно в этом состоит суть подлинной политической деятельности, реализуемой через общественно-научную жизнь, средства массовой информации, партийные и профсоюзные организации. Но существовавшие в тот период условия полностью исключали применение таких подходов в идеологической работе. Курс на безусловное соблюдение выдвинутых в высших эшелонах власти установок приводил к невозможности использования политических методов руководства. В свою очередь, консервация общественной жизни, отсутствие реальных предпосылок для развертывания подлинно политической работы объективно подталкивала партийные органы к административно-командным методам ведения дел. Исходя из этого, в значительной мере может быть объяснен ярко выраженный хозяйственный уклон в деятельности партии, ее органов, в том числе и Бюро ЦК по РСФСР.

Можно утверждать, что именно для решения вопросов хозяйственного строительства и задумывался новый орган. Как указывалось в постановлении ЦК КПСС об образовании Бюро, оно создавалось для «конкретного руководства работой республиканских организаций, областных, краевых партийных, советских и хозяйственных органов и более оперативного решения вопросов хозяйственного и культурного строительства».[299] Нетрудно заметить, что уже здесь закладывалось административно-хозяйственное понимание назначения Бюро ЦК. Такой вывод подтверждает и структура его отделов, основанная на отраслевом принципе. Так, промышленно-транспортный отдел имел сектора: тяжелой промышленности, машиностроения, транспорта и связи, лесной, бумажной и деревообрабатывающей, текстильной и легкой, пищевой и рыбной промышленности, коммунального хозяйства и стройматериалов.[300] Вместо сектора тяжелой промышленности в дальнейшем создавались два новых: химической, нефтяной и газовой, металлургической и угольной промышленности.[301] В отделе науки, школ и культуры устанавливались должности инструкторов по живописи, музеям, театру, детской и юношеской литературе и т. д..[302] Аналогичным образом была построена структура и штаты Комитета партийно-государственного контроля Бюро ЦК по РСФСР, который состоял из 15 отраслевых отделов.

Отраслевой принцип получил свое развитие в 1962 году, когда по решению ноябрьского (1962 г.) пленума ЦК КПСС вместо существующего Бюро ЦК по РСФСР создавались Бюро ЦК по руководству промышленным производством РСФСР и Бюро ЦК по руководству сельскохозяйственным производством РСФСР.[303] Акцент на хозяйственные проблемы преобладал даже при рассмотрении вопросов партийной жизни. К примеру, в постановлении Бюро ЦК КПСС по РСФСР «О работе Чувашского обкома КПСС» (1962 г.) поднимались сугубо хозяйственные вопросы, связанные с непроизводительными потерями, недостаточным использованием производственных мощностей и оборудования, неустойчивым выполнением плановых заданий и т. д., упоминалось даже то, что менее 1 % коров переведено на беспривязное содержание, а на крупногрупповом бесстаночном содержании находилось лишь 60 % откормочного поголовья свиней. Вопросы партийной жизни, чему, собственно, и должно быть посвящено постановление, полностью отсутствовали.[304] То же самое можно сказать и в отношении постановления «О работе парткома Челябинского тракторного завода» (1959 г.)[305] и других.

На заседаниях Бюро ЦК КПСС по РСФСР постоянно поднимались вопросы сугубо хозяйственного характера: проблемы уборки урожая, увеличение производства яиц, мяса, молока, кукурузы и изготовления инкубаторов, запчастей для различных видов техники и т. п. Практиковалось рассмотрение даже таких вопросов, как принятие предложения Ставропольского крайкома КПСС о передаче земельного участка и построек исправительно-трудовой колонии Управления МВД для организации краевого научно-исследовательского института сельского хозяйства или о надстройке и реконструкции зданий Первого медицинского института в г. Москве.[306]

Характерно, что и с мест в Бюро ЦК по РСФСР обращались, как правило, с чисто хозяйственными просьбами самого различного плана. Астраханский обком КПСС и облисполком направляли записки об организации животноводческих совхозов на базе земель откормочного хозяйства «Заготскоткорм», Тегульдетский райисполком Томской области обращался с просьбой об оказании помощи району в подъеме сельского хозяйства, Алтайский крайком КПСС — о привлечении студентов несельскохозяйственных вузов и техникумов к уборке урожая в колхозах и совхозах.[307]

Анализируя материалы архива, отметим, что по наиболее важным вопросам Бюро ЦК КПСС по РСФСР решений не принимало, передавало их на рассмотрение в Президиум ЦК КПСС. Так, обсудив вопрос «О дальнейшем развитии нефтяной и газовой промышленности в Куйбышевской области», Бюро ЦК по РСФСР передало его на рассмотрение Президиума ЦК КПСС. Проект этого постановления был подготовлен Советом Министров СССР, в нем содержались конкретные указания министерствам финансов, электростанций, другим ведомствам СССР. При рассмотрении вопроса «О дальнейшем совершенствовании дела планирования и руководства народным хозяйством РСФСР» Бюро ЦК приняло решение вынести его на Президиум ЦК КПСС; проект постановления также готовился Советом Министров СССР.[308]

Бюро ЦК выступало в качестве промежуточной ступени. Это говорит о недостаточно высоком его положении в партийно-государственных структурах. В работе Бюро члены — представители высших эшелонов власти участвовали эпизодически. В полном составе Бюро собиралось не более двух-трех раз в год, а его председатель — первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев за восемь лет (1956–1964 гг.) всего один раз присутствовал на заседании 27 марта 1962 года, где выступил с докладом «О перестройке управления сельского хозяйства в областях, краях, автономных республиках РСФСР».[309]

Упор на административно-командное ведение дел, отсутствие реальной власти для их решения создавали основу для проявления различного рода негативных явлений, приписок, очковтирательства со стороны ответственных работников Бюро ЦК. Об этом шла речь на заседании 31 марта 1959 года, где рассматривался вопрос об антигосударственной практике приписок и обмана государства при проведении заготовок и закупок хлеба в Новосибирской области в 1956–1959 годах. Как отмечалось на заседании, массовые приписки зерна, а также продажа его из семенных фондов в счет хлебозаготовок приводили к двойному учету одного и того же зерна — как семенного и как проданного государству. Руководитель колхоза им. Ленина Краснозерского района, фиктивно оформив сдачу 18 тыс. центнеров зерна, незаконно получил за него более 900 тыс. рублей. Было установлено, что за создавшееся положение в Новосибирской области несут ответственность не только руководящие работники области, но и заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК по РСФСР, который неоднократно, будучи в области, своими требованиями побуждал местных работников на неправильные действия. Из представленных материалов следовало, что он допускал высказывания, которые воспринимались на местах в качестве установок: «семена метки не имеют», «семена не пахнут», «все наличное зерно оформить, а потом разберемся с семенами», «временно перекрыться за счет семян» и т. д. Приводились примеры того оскорбления и угроз со стороны работника Бюро ЦК. Подобного рода сигналы поступили и из Красноярского края, Кемеровской области. Бюро ЦК по РСФСР освободило этого сотрудника от занимаемой должности.[310]

Подобная порочная практика прочно укоренилась в работе партийных органов на местах. В письмах, поступавших из многих областей, трудящиеся писали, что местные органы устанавливали обязательные задания колхозам, рабочим, служащим, школьникам, а также предприятиям, учреждениям, больницам по выращиванию скота и продаже государству мяса, молока, яиц. Граждан заставляли подписывать заранее отпечатанные в типографиях бланки обязательств по продаже продуктов животноводства. С рабочих, служащих и колхозников, не имеющих в личном пользовании скот, собирали деньги на покупку в магазинах и на рынках мяса, молока, яиц для последующей продажи их государству. В случае невыполнения установленных заданий и разверсток применялись меры, граничащие с произволом: колхозников лишали приусадебных участков и выпасов для скота, находившегося в личном пользовании, рабочих и служащих увольняли с работы, на коммунистов накладывали партийные взыскания, вплоть до исключения.[311] Все эти факты вызывали осуждение в Бюро ЦК по РСФСР, однако борьба велась со следствиями, а не с причинами подобных явлений, ограничиваясь административными мерами и призывами к соблюдению законности.

То же самое можно сказать о борьбе с бюрократизмом. По инициативе Бюро ЦК по РСФСР все обкомы и крайкомы Российской Федерации разработали предложения по сокращению аппарата — количество ответственных работников уменьшалось на 30 %, технических — на 33 %. Сокращения проводились и в министерствах, ведомствах РСФСР, где ликвидировались должности многих заместителей министров и членов коллегий.[312] Однако вслед за этими мерами вводились новые должности, штатные единицы.

В середине 50-х годов в РСФСР насчитывалось 76 областных и краевых советов профсоюзов, 256 410 первичных организаций, которые объединяли 29,5 миллиона человек, что составляло 62,6 % от общего числа членов профсоюзов СССР. В 1948 году во всех союзных республиках были созданы республиканские советы профсоюзов, в областях, краях и автономных республиках России — областные и краевые советы профсоюзов с подчинением непосредственно ВЦСПС. В связи с расширением прав союзных республик и созданием советов народного хозяйства в экономических административных районах возникла необходимость в образовании совета профсоюзов России, который решал бы в пределах республики с соответствующими советскими и хозяйственными органами вопросы производства, труда, быта трудящихся, являлся правомочным руководящим органом по отношению ко всем профсоюзным организациям.[313]

В годы работы Бюро ЦК КПСС были созданы многие республиканские организации — Союз писателей РСФСР, Союз художников РСФСР, Союз композиторов РСФСР, Комитет ДОСААФ и другие. Поднимался вопрос и о создании Академии наук РСФСР. Это предложение содержалось в письме академиков Академии наук СССР М. А. Лаврентьева и С. А. Христиановича первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву, в котором они высказывались за целесообразность организации Академии наук Российской Федерации в Сибири, так как основные научные силы по всем разделам науки сконцентрированы в Москве.[314] В соответствии с полученным поручением отдел науки, школ и культуры Бюро ЦК по РСФСР рассмотрел этот вопрос. Было признано, что сосредоточение научных учреждений в Москве и Ленинграде неправильно в принципе, так как затрудняет связь науки с производством, ограничивает возможности подготовки и рационального использования кадров. Приводились такие данные: из 2797 научных учреждений, имеющихся в стране, на территории РСФСР находилось 1550, при этом в Москве расположено — 448, в Ленинграде — 187, или 41 % всех научных учреждений России.[315]

Вместе с тем отдел науки, школ и культуры ЦК по РСФСР поставил под сомнение необходимость организации Российской Академии наук. В его записке говорилось: «Создание Академии наук РСФСР представляется нецелесообразным по следующим причинам. В настоящее время подавляющее большинство институтов АН СССР расположено на территории РСФСР. Поэтому было бы чрезвычайно трудно разграничить функции Академий наук СССР и РСФСР. Передача же большинства научных учреждений из ведения Академии наук СССР в ведение Академии наук РСФСР привела бы практически либо к ликвидации АН СССР, либо к превращению ее в бюрократическую надстройку. Если же передать в ведение Академии наук РСФСР только научные учреждения, которые находятся в Сибири, то было бы непонятно, почему научные учреждения, находящиеся в Европейской части РСФСР, остаются вне Академии наук РСФСР».[316]

Исходя из этого, был принят компромиссный вариант об образовании Сибирского отделения АН СССР в Новосибирске. Бюро ЦК приняло решение о предоставлении ему права первоочередного персонального отбора молодых специалистов из числа оканчивающих вузы, устанавливался порядок, по которому сотрудники московских и ленинградских учреждений, изъявившие желание перейти в институты Сибирского отделения АН СССР, беспрепятственно освобождались от прежней работы.[317] Председатель Сибирского отделения АН СССР и его заместители включались в основную номенклатуру Бюро ЦК по РСФСР, а директора институтов, отделений — в учетно-контрольную номенклатуру отдела науки, школ и культуры ЦК по РСФСР.

Перед Сибирским отделением АН СССР была поставлена задача расширения и углубления комплексных исследований природных и экономических ресурсов Западной и Восточной Сибири. Многоплановая работа в данном направлении освещалась в рамках конференции по изучению производительных сил этого обширного региона. Конференция явилась первым региональным форумом такого рода. На ней рассматривались вопросы целесообразного использования ресурсов, разработки плана научных исследований по проблемам комплексного освоения производительного потенциала Сибири, изучения перспектив развития основных отраслей народного хозяйства. На конференции работало 13 отраслевых секций, в ней участвовали десять академиков и членов-корреспондентов АН СССР. В программу конференции и региональных совещаний было включено свыше 700 докладов и сообщений по вопросам энергетики, топливной промышленности, черной металлургии, геологии, химии, транспорта. В подготовке конференции непосредственно участвовали партийные и советские органы. В каждом экономическом районе Сибири создавался местный оргкомитет для помощи в подготовке и проведении региональных совещаний.[318] Конференция стала крупным мероприятием, проведенным Сибирским отделением АН СССР, важным событием не только в научной, но и во всей общественной жизни страны.

Бюро ЦК по РСФСР уделяло внимание национальной политике. Учитывая многонациональный состав Российской Федерации, Бюро ЦК стремилось проводить в жизнь стратегию развития малочисленных народов. В 1957 году на заседании Бюро был заслушан вопрос «О ходе выполнения постановления ЦК КПСС от 24 ноября 1956 года о восстановлении национальной автономии чеченского и ингушского народов». В ходе обсуждения отмечалось, что в республику уже прибыло более 32 тыс. семей чеченцев и ингушей, из которых 18 тыс. имеют или строят свои дома, более 2/3 уже обеспечены работой, налажен выпуск газет, началось проведение радиопередач на чеченском и ингушском языках. Вместе с тем высказывались и критические замечания. Вызвали осуждение факты лишения прописки граждан, проживающих на поселении, невнимательного отношения местных органов к проблемам этих народов.[319] Резкая критика на Бюро была адресована Магаданскому обкому КПСС и облисполкому, которые не проявляли необходимой заботы о развитии экономики и культуры Чукотского национального округа, не уделяли внимания улучшению бытовых условий жизни коренного населения, плохо занимались подготовкой национальных кадров. Партийные работники практически не бывали на Чукотке.[320]

В русле осуществления политики, направленной на развитие национальных меньшинств, следует рассматривать и целый ряд решений Бюро ЦК об издании газет, журналов на языках малочисленных народов. К примеру, было принято решение об издании в Тобольском районе Тюменской области газеты «Ленин-юлы» («По ленинскому пути») на татарском языке тиражом 3 тыс. экземпляров и периодичностью три раза в неделю, о выпуске газеты «Дьны дьел» («Новый путь») на алтайском языке два раза в неделю, ежемесячного журнала «Азат хатын» на хантыйском языке тиражом 10 тыс. экземпляров[321] и др.

О многоплановости работы по развитию национальных меньшинств России, проводимой Бюро, свидетельствует разработка вопроса «О мерах по дальнейшему развитию экономики и культуры народностей Севера». К районам Крайнего Севера и отдаленным местностям, приравненным к ним, относились 162 административных района в 16 областях, краях и автономных республиках РСФСР. На территории, составляющей 61 % Российской Федерации, проживало более 3 млн человек, из них около 400 тыс. коренных жителей Севера, причем их численность постоянно сокращалась. Переписью, проведенной по Чукотскому автономному округу, установлено, что если в 1939 году в округе проживало 121 тыс. чукчей, то на 1 января 1956 г. их осталось 18 тыс., уменьшалась численность эскимосов, эвенков, коряков и других народностей.

Регион находился и в крайне тяжелом хозяйственном положении: в 1955 году оленей на Севере было меньше, чем в 1926 г., количество оленей в личной собственности колхозников постоянно сокращалось, уменьшалась добыча пушнины. Развитие индустриальных отраслей хозяйства на протяжении почти 30 лет не сопровождалось вовлечением в него коренного населения. Например, Дальстрой Министерства цветной металлургии СССР в Магаданском учебном комбинате за двадцать лет подготовил 15,5 тыс. специалистов и квалифицированных рабочих, в их числе только 13 человек из коренного населения. Намечая комплекс мер по развитию региона, Бюро ЦК по РСФСР признало необходимым рассмотреть вопрос об изменении профиля МТС применительно к природно-географическим условиям и особенностям, организовать промыслово-охотничьи станции, освободить на 1957–1960 годы колхозы Севера от обязанностей поставок сельхозпродукции государству, заменив их закупками, и списать числящиеся недоимки по государственным поставкам. Предоставлялось право Министерству совхозов СССР ежегодно продавать оленей колхозам, выдавать для этих целей кредиты. Планировалось организовать строительство жилых домов. Причем половина их стоимости шла за счет бюджета РСФСР. Предусматривалось увеличение контингента студентов из числа лиц народностей Севера, организация в необходимых случаях подготовительных отделений при высших и среднеспециальных учебных заведениях для коренного населения. Вносились предложения и об образовании в Верховном Совете РСФСР постоянной комиссии по народностям Севера и отделов по Северу в Совете Министров РСФСР и в некоторых министерствах.[322] Ставился вопрос о выделении из состава Красноярского края и Тюменской области северных национальных округов и районов в самостоятельные области — Нижнеобскую и Северо-Енисейскую, по причине того, что местные органы сосредоточивали все внимание на южных, более экономически развитых, районах и не обеспечивали руководство развитием хозяйства и культуры в отдаленных северных районах.[323]

Приведенные выше примеры постановки и решения Бюро ЦК КПСС по РСФСР масштабных, комплексных проблем партийной жизни России носят все же эпизодический характер. Засилье мелких хозяйственных вопросов в деятельности этого органа преобладало. Бюро фактически стало звеном бюрократической административной системы, его деятельность во многом дублировала работу отделов ЦК КПСС. Данное обстоятельство послужило основанием для решения XXIII съезда партии о нецелесообразности дальнейшего существования этого органа.[324]

Оценивая значение и роль Бюро, оправданность его создания и ликвидации, следует исходить из конкретной общественно-политической ситуации 50—60-х годов. Процессы раскрепощения, децентрализации, благодаря которым и стало возможным учреждение этого органа, как известно, не получили развития, не затронули основ сложившейся на прежнем этапе практики партийно-хозяйственного управления. Содержание и итоги работы Бюро были обусловлены не столько возможностями, заложенными в данной форме организации партийного руководства, сколько параметрами всей общественной системы того периода.