"Дочь клана" - читать интересную книгу автора (Хауэлл Морган)13Спуск по скалистому склону получился нелегким, дорогу выбирать было очень сложно. И несколько раз Дар была вынуждена поворачивать назад, потому что она выходила к отвесным обрывам. Ночь застала путников высоко на опасных склонах. Орки уселись, прижавшись друг к другу, на узком уступе. Дар раздала им еду. Дорога всех измучила. После еды орки быстро уснули, а Дар уснуть не смогла. Она переживала из-за того, что завела орков неведомо куда. К концу следующего дня они добрались к краю узкой извилистой долины. Это было суровое, мрачное место, здесь было совсем мало растительности. Жесткая трава, низкие колючие кусты, изредка — невысокие корявые деревца. Время от времени на пути странников попадались разрушенные жилища, но если возле них когда-то и росли съедобные растения, они давно исчезли без ухода. Не Дар, а сама местность определяла выбор пути. Высокие скалистые кряжи вставали поперек дороги и зачастую вынуждали Дар идти в неверном направлении. Только перебравшись через кряж, можно было попасть еще в одно извилистое ущелье. В таком лабиринте трудно было оценить проделанный путь. Орки погрустнели и шли молча. Холод, голод и усталость сказывались на Дар, она все сильнее впадала в отчаяние. Молчание орков заставляло ее думать о том, что они тоже начинают отчаиваться. «Это странствие предложила я, — думала Дар, — я сказала, что отведу их домой». Теперь она жалела о своем опрометчивом обещании. После того как Дар и орки два дня бродили по лабиринту ущелий, на сердце у Дар стало еще тоскливее. В сумерках она указала на разрушенный дом. Лежащие по кругу камни все еще обозначали «Объятия Мут ла». — Мы останемся здесь, — сказала Дар. Орки тихо вошли внутрь развалин. Дар развязала тесемку на горловине мешка с едой. Осталось всего пять клубней паши. — Пища — дар Мут ла, — проговорила Дар нараспев. — Шашав, Мут ла, — отозвались орки. Дар протянула клубень Ковоку. — Мут ла дает тебе эту пищу. Произнося эти слова, Дар чувствовала, что эта еда — последний дар Мут ла. Дар, которого она не заслужила. Слеза стекла по ее холодной щеке. Дар смахнула слезу и раздала клубни остальным оркам, встала и с пустыми руками ушла в темноту. Ей было все равно, куда идти, лишь бы орки не видели ее слез. Дар перебралась через разрушенную стену, села на землю, прижалась спиной к камням. По ее щекам текли безмолвные слезы. Вдруг она услышала, что кто-то идет к ней. Дар поспешно утерла слезы. К ней подошел Ковок-ма. — Уходи, — сказана Дар. Ковок-ма молча положил пять клубней паши у ног Дар. Увидев их, Дар разрыдалась. — Я не заслуживаю этого! — Эта пища — дар Мут ла — сказал Ковок-ма — и мы можем давать ее, кому пожелаем. Ты поешь с нами? — Я хочу побыть одна. — Тогда я должен уйти, — сказал Ковок-ма, — но мое сердце чего-то желает. — Чего? — Чтобы ты радовалась. — Точно так же ты можешь желать, чтобы было больше еды, — проворчала Дар, — ее тоже нет. — Пожалуйста, Даргу. Можно мне остаться? — Зачем? — Я думаю, ты понимаешь. — Нет, — сказала Дар, — я знаю только, что любовь — это как еда. На какое-то время она тебя насыщает, а потом ты снова пуст. — Запах говорит мне другое. — Только не говори мне, что у пустоты тоже есть запах! — Я ощущаю атур. — Ну а я — нет. Я не знаю, что ты чувствуешь. Ты не говоришь со мной. Ты не прикасаешься ко мне. — Я обнимаю тебя по ночам. — Но только по ночам. — Я веду себя как подобает, — сказал Ковок-ма. — Я не знаю, что это значит! Я знаю только, что мне одиноко. — Но ветер доносит до тебя мои чувства. — Что мне толку от этого? Я не чувствую их запаха, — сказала Дар. Она схватила Ковока за руку и прижала его пальцы к своей щеке. — Чувства есть в прикосновении. В словах. В ветре их нет. Ковок-ма покачал головой. — Я вел себя глупо. Я пою для матери, которая глуха, — он помедлил, — эти слова… эти прикосновения… они кажутся мне странными. — Просто говори, что ты чувствуешь. — Это делается редко, но я попробую. Прикосновения будут труднее. — У бассейна все было хорошо. — Тогда ты позволяла мне это делать. — Тебе не нужно для этого мое позволение. Ковок-ма явно не на шутку изумился. — Неужели ты хочешь, чтобы я вел себя как вашавоки? Дар поняла, что просит именно этого. — Тва, — ответила она, — это я должна вести себя как мать уркзиммути, вот только не знаю как. Ковок-ма молча смотрел на нее. Даже в темноте было видно, что ему неловко. Дар тоже стало не по себе. «Почему он не покажет мне, что нужно делать? — гадала она. И тут ее осенило, — ему нужно разрешение». — Сядь рядом со мной, — сказала Дар. Ковок-ма повиновался, — притворись, будто я мать. — Ты и есть мать, — сказал Ковок-ма. — Притворись, будто я — мать уркзиммути, чувствующая атур. — Этот запах приносит тебе удовольствие? — Хай. — Тогда ты прикоснешься к тому сыну, чей атур приносит тебе удовольствие. — А если не прикоснусь? — спросила Дар, — что станет делать сын? — Ничего. — А если от меня тоже исходит атур? — Все равно ничего. — Почему? — спросила Дар. — Сыновья, которые прикасаются к матерям без их дозволения, оскорбляют Мут ла. Когда такой сын умрет, Мут ла не примет его дух, и этот дух будет обречен на вечные скитания и на веки вечные заблудится. Дар представила себе мерданта Коля, вечно бредущего по Темной тропе. Эта мысль ее обрадовала. — Но если сын и мать оба источают атур, почему же она не прикоснется к нему? — Может возражать мутури этой матери, — ответил Ковок-ма, — или мутури сына. — Они могут это не одобрить? — Хай. Дар порадовалась тому, что с ними нет никого, кто говорил бы им, как себя вести. Задав Ковоку еще несколько вопросов, она убедилась, что у орков в сравнении с людьми роли мужчин и женщин противоположные. Именно матери проявляли знаки внимания, а сыновья должны были вести себя целомудренно. Но одно дело — понять роль матери, и совсем другое — играть ее. А Дар не имела любовного опыта даже с мужчинами. Выражать свои чувства к орку было для нее вдвойне сложно. И все же она должна была попытаться. Она встала на колени и втянула носом воздух. — Допустим, я чувствую атур, — сказала она, — но на самом деле я не знаю, чувствую или нет. — Он есть, Даргу. — Прикоснись ко мне, — сказала Дар. Ей неловко было произносить эти слова. Она словно бы умоляла об этом — или, что еще того хуже, требовала этого. — Матери не говорят такого, Даргу. — А что они делают? Ковок-ма показал ей. Для людей такой жест был бы развратным, порочным, но Ковок-ма убедил Дар в том, что так делать правильно и учтиво. Дар попробовала сделать, как показал Ковок-ма, и он нежно прикоснулся к ее щеке своей рукой со скрюченными когтями. — Даргу, я… — он запнулся, не зная, как выразить свои чувства словами, — Даргу, мое сердце полно тобой. И он неуклюже поцеловал Дар. Когда Ковок-ма и Дар вернулись в круг «Объятий Мут ла», там горел костер. Орки не спали. Дар остро ощущала, что они прекрасно знают о ее чувствах. Ковок-ма сел на землю. Она забралась к нему на колени. Дар, чувствуя себя очень неловко, взяла его руку и приложила к своей груди. Орки держались так, словно не происходило ничего необычного. Зна-ят улыбнулся. — Значит, Ковок-ма не расстроил тебя. — Тва, — ответила Дар, — я недовольна собой. Я плохо вела вас. — Я так не думаю, — возразил Зна-ят. Остальные согласно кивнули. — Мы можем погибнуть, — сказала Дар. — Может быть, — отозвался Дут-ток, — но нас не убьют вашавоки. — Ты все делала хорошо, — сказал Варз-хак. — Они говорят мудро, — подхватил Зна-ят, — ты показала нам тропу Мут ла, как бы ни заканчивалась эта тропа. Он склонил голову и знаками изобразил дерево. Дар утешилась, несмотря на обреченный тон орков. Уж лучше встретить свой конец в горах Блат Уркмути, чем в Сосновой лощине. И все же Дар не могла избавиться от мысли о том, что им все равно грозит гибель. |
||
|