"Загадка кольца с изумрудом" - читать интересную книгу автора (Уиллиг Лорен)

Глава 6

Жених не пожелал внести невесту в дом.

Не подать руки, однако, не мог — вокруг толпились три сотни гостей, неотрывно следивших за молодыми и готовых ухватиться за любую мелочь, чтобы снова распустить сплетни, Летти, грех не заметить, не липла к Джеффу и не вцеплялась в его руку. Хотя в подобных глупостях она и не нуждалась. Интриганка добилась своего. Роковые «да» были произнесены. Когда новоиспеченные муж и жена шли через заполоненный народом дом к зале для балов, где на столах красовалось достаточно пирожков с омарами, что было не стыдно пригласить самого принца Уэльского, пальцы Летти, едва касавшиеся рукава Джеффри, жгли ему руку, точно факел.

Мэри на свадьбу не явилась, срочно уехав присматривать за больной родственницей. Впрочем, как подозревал Джефф, это было скорее проявлением такта, нежели милосердия, — объясняя, к кому отправилась Мэри, Олсуорси называли родственницу то одним именем, то другим.

Волосы Летти, соприкасавшиеся с накрахмаленным кружевом высокого воротника, еле слышно шуршали, будто что-то нашептывая. Джефф уловил хмурый взгляд невесты, которых было предостаточно за сегодняшнее утро, но снова сделал вид, что ничего не замечает.

Ее саму он тоже с удовольствием принимал бы за пустое место, однако эта задачка была из непосильных. Тонкий цветочный аромат волос Летти щекотал ноздри, будя воспоминания, смешивался с теплым запахом чистой кожи. Полные плечи, не закрытые платьем, порозовели от духоты — слишком много было людей вокруг. В районе ключицы темнела веснушка. Французы в праздные времена старого режима непременно придумали бы ей глупое имя, что-нибудь вроде «прикоснись ко мне». Веснушка притягивала взор столь же властно, как трепещущий веер у полуобнаженной груди.

Что же касалось груди… Учитывая веяния нынешней моды, лиф платья Летти был. весьма скромным, если не сказать строгим, однако сбоку, откуда мог смотреть на невесту Джефф, ее полная грудь, что две ночи назад так бесстыдно показалась мужским взорам, была прекрасно видна. В ту самую полночь Джефф и попался в капкан…

Он резко отвернулся. Как бы ни манили ее милые веснушки, Летти оставалась бесстыжей авантюристкой, разрушившей счастье сестры в погоне за высоким положением. Несмотря на несомненное очарование, Джефф презирал ее за вероломство. Казнил и себя.

Та, о ком он с такой неприязнью размышлял, легонько потянула его за рукав. Джефф посмотрел на нее как только мог безразлично:

— Да, моя дорогая?

Летти сдвинула брови, расширяя голубые, точно летнее небо, и обманчивые, как море, глаза.

— Не могли бы мы где-нибудь уединиться? — спросила она шепотом.

Джефф, отвернувшись, улыбнулся и кивнул — некто, кого он видел впервые в жизни, стал рассыпаться в неискренних пожеланиях счастья.

— Жаждете удостовериться, что все без обмана? — спросил он затем у жены деланно сладким голосом.

Мгновение-другое Легти обдумывала, о чем он толкует, и вдруг покраснела до самых бровей. Ее пальцы сжались вокруг его руки.

— Нам надо побеседовать.

— Для разговоров у нас будет море времени. — Быстро подняв руку, Джефф едва прикоснулся к тыльной стороне ее ладони губами, изображая поцелуй. Целовать Летти не хотелось, тем не менее было трудно не обращать внимания на исходившее от нее тепло. Взглянув ей в глаза поверх костяшек ее пальцев, он прибавил: — Нам предстоит жить бок о бок, пока нас не разлучит смерть. Посему, если позволите…

Джефф так проворно смешался с толпой, что Летти не успела глазом моргнуть. Еще мгновение назад сильные пальцы сжимали ее руку чуть не до боли, теперь же его и след простыл, а она против всяких правил осталась одна на собственном свадебном приеме.

Беседовать Джеффри был явно не настроен.

Схватив с подноса бокал шампанского, Летти опрометчиво поспешила сделать большой глоток и закашлялась, когда пузырьки обожгли горло. Половина шампанского выплеснулась из бокала на подол ее лучшего платья, второпях превращенного в свадебное. Тут кто-то коснулся ее спины.

— Довольна, девочка моя?

С бокалом негуса в руке, взъерошенными седыми волосами и в криво сидящих на носу очках, мистер Олсуорси, по-видимому, от души веселился. Никогда в жизни Летти не чувствовала столь сильной радости при виде одного из родителей.

— Довольна? Ты о чем? — Она задумалась. В городе о ней болтали бог весть что, сегодня ее выдали за человека, который не желал видеть свою молодую супругу, ко всему пострадало ее любимое платье. — Впрочем, я в любом случае не довольна.

— Славно, славно. — Мистер Олсуорси рассеянно потрепал дочь по плечу. — Блестящая иллюстрация к человеческой комедии, не правда ли?

— Скорее, не к комедии, а к фарсу, — буркнула Летти, утешаясь вторым глотком шампанского. Коварное соблазнение при свидетелях, в котором Летти невольно сыграла главную роль, ничем иным быть и не могло. Недоставало лишь ревнивого старика мужа да молоденькой служанки, спрятавшейся в гардеробе.

— Только взгляни: перед нами все семь грехов, выстроенные в ряд, — весело продолжал мистер Олсуорси, не слушая дочь. Он указал на кружки о чем-то толковавших гостей, бокалы с шампанским и перепившего молодого франта, которого уводили под руки два ливрейных лакея. — Обжорство, праздность, тщеславие, даже в некоторой степени вожделение.

— Ты назвал всего четыре, — заметила Летти. — А говоришь: все семь.

— Не упомянул зависть, так? Спешу заметить, твою мать перещеголяли: только в одной музыкальной зале я увидел несколько еще более нелепых нарядов, чем у нее. — Размышляя над сказанным, мистер Олсуорси потер худые руки.

Летти, как не раз прежде, задумалась: как отцу удается так запросто переходить с одной темы на другую? Почему она не умеет жить, как он? Умела бы, тогда с легкостью отступила бы на два шага в сторону и взглянула бы на гомонящую толпу вокруг снисходительно, посмеялась бы над жалкими слухами и ограниченными умишками.

С другой стороны, отцу куда проще — на него не рисуют пошлых карикатур.

— Если бы все кому не лень не перемывали мне косточки, я, может, тоже позабавилась бы, — прямо сказала она.

Мистер Олсуорси утешительно похлопал дочь но руке:

— Встряхнись, девочка моя. На следующей неделе приключится новый скандал — о тебе все и думать забудут.

— Но замужем я буду и на следующей неделе! — Летти снова поднесла к губам бокал. Пузырьки жгли теперь не столь неистово, а от щек к вискам разливалось приятное тепло.

— Увы, все мы рано или поздно этим кончаем. Таков уж незавидный, но неизбежный удел любого смертного. — Взгляд мистера Олсуорси остановился на тучном джентльмене, который выливал шампанское в пунш. — А-а, вот он, этот Марчмейн! Его рассуждения о теории Смита просто смехотворны…

— Неужели? — вздохнула Летти.

Не стоило и надеяться, что отец ее подбодрит. Тот человек, который, утешая детей, боявшихся темноты, пускался объяснять им, в чем суть Платоновой аллегории о тенях на стене пещеры. Впрочем, детям, как ни странно, это помогало, во всяком случае, под рассказы отца Летти преспокойно засыпала, напрочь забывая о страшилищах в чулане.

К несчастью, от нежеланного брака не сулили спасти и философские разглагольствования о всеобщем благе, можно было лишь попытаться уснуть под них на какое-то время.

Очевидно, почувствовав напряжение в голосе дочери, мистер Олсуорси вдруг на минуту оставил погоню за великими истинами и попытался утешить любимое чадо.

— Прежде чем отправиться в плавание по волнам супружества, девочка моя, — оживленно произнес он, — мой тебе совет: обустрой себе библиотеку и обзаведись парой надежных ушных затычек.

— Ушных затычек? Больше ничего не посоветуешь?

— Да-да, ушных затычек. Не мешало бы восковых, хотя сойдут и шарики из ваты. — Выполнив отцовский долг, мистер Олсуорси улыбнулся дочери, поправил очки и сказал: — А теперь прости, дорогая. Я непременно должен побеседовать с этим Марчмейном. Он ничего не смыслит в принципах политэкономии…

С огнем в глазах, каким, наверное, светились взоры философов Древнего Рима, а может, и более кровожадных искателей истины, мистер Олсуорси направился к чаше с пуншем и выбранной жертве, оставив дочь наедине с безотрадными думами.

Ушные затычки. Летти покачала головой, кривя в усмешке онемевшие губы. В ее положении затычки вряд ли помогут.

Взяв второй бокал у лакея с подноса, она обвела толпу внимательным взглядом, ища сбежавшего мужа. Лорд Пинчингдейл стоял, прислонившись к постаменту мраморной Дафны, и оживленно беседовал с Майлзом Доррингтоном и его женой леди Генриеттой. Поймав на себе взгляд Летти, он изогнул бровь и сказал леди Генриетте нечто такое, за что она шлепнула его веером, а Доррингтон с шутливо грозным видом скрестил руки на груди. На очевидное возражение леди Генриетты лорд лишь скорчил беззлобную гримасу. Наблюдая за ними, Летти до боли желала стать частью этого милого дружеского кружка. Мечтала, чтобы лорд Пинчингдейл повернул голову и остановил на ней взгляд…

Летти с сомнением взглянула на остатки шампанского в бокале. Боже! Наверное, оно пьянило сильнее, чем можно было ожидать, иначе невнимание мужа не стало бы так ее трогать.

Мужа. До чего нее нелепо! Всего несколько слов, наспех произнесенных сонным служителем церкви, и совершенно чужой человек становится твоим ближайшим родственником. А как же привязанность, взаимопонимание? Летти вздохнула, обхватив обеими руками, затянутыми в перчатки, третий бокал с холодным шампанским и сожалея, что не может прижать его к горящим щекам. Бог уж с ней, с негасимой вечной любовыо, была бы хоть дружба! Если бы они могли хотя бы обмениваться приветливыми улыбками.

Ждал ли он первой брачной ночи? Настоящей, с одной постелью на двоих? И прочим, что полагалось испробовать молодоженам — о чем, взрослея, задумывался каждый.

Летти прогнала воспоминания о тьме внутри кареты, о пальцах, что прикасались к ее волосам, о теплом дыхании, ласкавшем ее губы, о том, как ее прижали к широкой груди — крепко, будто желая сблизиться настолько, насколько стать близкими невозможно. То были не ее объятия. Она украла их у Мэри.

Только это вовсе не значит, что теперь им с лордом Пинчингдейлом невозможно прийти к мирному соглашению! Их связали узами брака, и не остается ничего иного, как принять то, что нельзя исправить, и выбрать наименее тернистый путь, чтобы шагать бок о бок дальше.

Летти многого насмотрелась, живя в Хартфордшире, и понимала, что не обязательно любить человека до безумия, чтобы жить с ним одной семьей, — достаточно доброжелательности и терпения. Пожалуй, еще ушных затычек. Возможно, отец дальновиднее, чем кажется.

Подойти к ним и сказать: «Добрый вечер, милорд». Всего лишь: «Добрый вечер, милорд». Что тут сложного?

— Добрый вечер, милорд, — прошептала себе под нос Летти, делая нерешительный шаг вперед и пытаясь заставить одеревенелые губы растянуться в улыбке. Улыбнуться, чуть наклонить голову и постараться не раздавить бокал. — Добрый вечер, милорд.

Лорд Пинчингдейл, от которого Летти до сих пор отделяло немалое расстояние, повернулся было к леди Генриетте, собравшись что-то сказать, но тут заметил Летти, и добродушная улыбка сошла с его лица, спина выпрямилась, плечи напряглись, и вместо весельчака, что стоял на этом самом месте секунду назад, Летти увидела совсем другого человека. В статуе за его спиной — и в той было больше тепла. Летти почувствовала, что и ее лицо сковывает лед, и поспешила отвернуться от кружка друзей. Приветственные слова застыли на языке. Она сделала вид, будто заинтересовалась музыкантами, что расположились на возвышении в другом конце залы.

— Бедняжка, — сказала леди Генриетта Доррингтон, наблюдая игру чувств на лицах молодых, и на ее переносице показалась морщинка. — Должно быть, ей сейчас прескверно.

— Прескверно? — недоуменно переспросил Джефф. Христианское великодушие частенько оказывается весьма кстати, но теперь Генриетта явно хватила через край.

Джефф нахмурился, а Генриетта проводила Летти сочувственным взглядом. Да разве можно называть интриганку «бедняжкой», когда по ее милости на него теперь смотрят как на отъявленного злодея? Словно он забирался к ней через окно… В памяти ожил опрометчивый поцелуй в карете. Но ведь Джефф поцеловал ее не умышленно! Вернее, понятия не имел, что это она.

Черт бы ее побрал! На лице Джеффа отразилась крайняя досада. Ничего не случилось бы, не было бы ни поцелуя, ни этого проклятого приема, не окажись Летти там, куда ее никто не звал. Она все продумала, иначе зачем бы полезла в чужую карету? Лишила его той, о ком он мечтал, оскорбила его самолюбие… Одним словом, презренное ничтожество, вроде Наполеона Бонапарта.

А Генриетта… он ведь считал ее другом!

— Позволь напомнить, что это несчастное невинное создание отыскало путь к моему экипажу во мраке ночи, — раздраженно процедил он. — Я нахожу твое участие несколько неуместным.

— Ошибаются и самые достойные. — Генриетта махнула рукой. — Только задумайся, каково ей сейчас: выдана замуж против воли, за человека, которого почти не знает.

Джефф грозно вскинул бровь:

— По-твоему, лучше умереть, чем связать жизнь со мной?

Нисколько не испугавшись, Генриетта выразительно посмотрела на него:

— Не болтай глупостей. Я вовсе не это имела в виду.

— Какое счастье!

— Только не высокомерничай и оставь насмешливый тон, — вздохнула она. — А с Летти тебе лучше поговорить, не бегать же от нее всю жизнь.

— А почему бы и не бегать? — весело подключился к спору Майлз. — Она не должна была так поступать, неужели ты иного мнения?

— Ты, — Генриетта ткнула в мужа пальцем, — нисколечко мне не помогаешь.

— Я помогаю Джеффу, — просто ответил Майлз.

— Какая трогательная преданность, — пробормотал Джефф, снова переводя взгляд на жену, направлявшуюся в дальний конец залы.

— Знал, что ты оценишь, — усмехнулся Майлз.

— А не ты ли совсем недавно поклялся, что оставишь всех вокруг и будешь предан одной мне? — требовательно спросила Генриетта, обращаясь к мужу.

Майлз учтиво вытянулся в струнку:

— Мы ведь толковали совсем о другом, Генриетта.

Щеки Генриетты порозовели. Она суетливо повернулась и легонько подтолкнула Джеффа:

— Тебе тоже придется дать подобную клятву.

— Успею, — уклончиво ответил Джефф, думая о том, как было бы замечательно, если бы молодоженов, пока они всласть не намилуются, увозили бы куда-нибудь на отдаленный остров. Сам он миловаться с новоприобретенной супругой не имел ни малейшего желания, и томные взгляды Майлза и Генриетты лишь пуще раздражали его.

Почувствовав, что другу нужна мужская поддержка, Майлз поспешил сказать:

— Куда ему торопиться? У них впереди целая жизнь.

— Ты всегда умеешь подбодрить товарища, Доррингтон.

— Рад стараться, — скромно ответил Майлз.

— Лучше не надо.

— Выше нос, мой друг. Браки без любви не столь ужасны, как кажется. — Майлз положил руку на талию жены и привлек ее к себе. Генриетта улыбнулась, глядя на мужа из-под опущенных ресниц, отчего будущее представилось Джеффу еще безотраднее.

— Вероятно, — сухо согласился он, — но при одном условии: если женишься на той, кого не прочь взять в жены.

Майлз поправил манжеты.

— Я думал, это для тебя не столь важно.

— Будь оно так, я бы помалкивал.

— Не будь к ней слишком строг, — попросила Генриетта и прибавила, будто это могло исправить положение: — Мне она всегда нравилась.

— Генриетта, — устало произнес Джефф, — спасибо за попытку уверить меня, что быть женатым — высшее счастье. Но мне довольно и того, что счастливы вы. На мою долю семенных радостей не выпало. И слова тут не помогут, что ни скажи. Может, просто оставим эту тему?

Генриетта упрямо приподняла подбородок, но Джефф уже повернулся к Майлзу:

— Нам надо кое-что обсудить. Уделишь мне минутку?

— Кое-что… — Лицо Майлза скривилось в гримасе. Со стороны могли подумать, будто бедняга корчится в конвульсиях.

— Да-да, я о том самом, — подтвердил Джефф, еле заметно улыбаясь и чувствуя, как понемногу рассасывается тугой узел горечи в груди. Даже самые пылкие любовные чувства со временем охладевают, дружба же может длиться вечно. У него были друзья и работа, и, по большому счету, он удачливее многих.

Кивнув в сторону дверей, он добавил:

— Если желаешь, Генриетта, можешь пойти с нами.

Генриетта покачала головой:

— К Летти пристали Понсонби. Надо ее спасать. — Бросив укоризненный взгляд на Джеффа и послав воздушный поцелуй мужу, она уверенным шагом двинулась в дальний конец залы.

— Может, нам стоит помочь Генриетте в борьбе с хищниками? — спросил Майлз.

Джефф помрачнел, вспомнив беседу с Перси в те минуты, когда окончательно захлопнулся капкан.

— Нет, — фыркнул он. — Держу пари, Понсонби и моя жена осыпают друг друга поздравлениями. Пусть потешаются вволю, не будем им мешать.

— Нечего сказать, моя дорогая, — возгласила миссис Понсонби, наклоняя напудренное лицо до неприятного близко к лицу Летти, — занятное вы устроили представленьице!

«Не дикость ли? — подумала Летти. — Заявляет, будто я устроила представление, а у самой в прическе аж три павлиньих пера». У среднего была сломана ножка, и наклонившийся «глаз» уставился прямо на Летти.

— Мне постарались помочь, — ответила она, намекая на Перси. У Бога, очевидно, был выходной, когда он создавал семейство Понсонби. Перси не досталось ума, Люси всем докучала, а миссис Понсонби… Летти она представлялась некой смесью матери Гренделя и леди Макбет.

Миссис Понсонби внезапно закрыла веер, перьев в котором было куда больше, чем требовалось, и обвела Летти осуждающим взглядом:

— Надо же, не кто-нибудь, а именно вы!

Летти прекрасно понимала истинный смысл ее слов — «такая невзрачная, как вы».

— Украсть столь коварным образом жениха у собственной сестры! — продолжала миссис Понсонби. — Как вы посмели?!

Смысл: «Почему вы оказались расторопнее Люси?»

— Бедная Мэри. — Люси вздохнула, тайно радуясь несчастью более привлекательной подруги, за которой увивались все кавалеры. — Какое унижение!

Летти никогда не связывала со старшей сестрой настоящая дружба, однако терпеть, чтобы в ее присутствии комедиантка Люси Понсонби насмехалась над Мэри, Летти не могла.

— Мэри убедила меня, что ее сердце принадлежит другому, — смело произнесла она.

Они действительно кратко побеседовали с сестрой, но та сказала иные слова: «Теперь, когда Пинчингдейла перехватила ты, придется мне, пока не кончился сезон, обработать кого-нибудь другого». — но Летти не считала нужным передавать их в точности.

— Несомненно, вид у нее при этом был самый что ни на есть убедительный. — Грудь миссис Понсонби наполнилась жалостью и вместе с тем довольством. — Жених Мэри теперь ваш муж! Кто бы мог подумать!

— В самом деле — кто? — Люси захихикала.

И многозначительно взглянула на рыжеватые волосы Летти, отдельные прядки которых, по обыкновению, вылезли из-под шпилек. Летти поймала себя на том, что убирает завиток за ухо, тотчас опустила руку и долгим взглядом посмотрела на Люси — миловидную, с недовольным изгибом губ и в одном из любимых платьев, вычурном настолько, насколько возможно упросить портниху. Люси подыскивала жениха дольше, чем Мэри, и, судя по всему, никак не хотела понять, что глупые смешки да суетность отталкивают мужчин так же сильно, как красота Мэри — притягивает. Летти более года терпела от Люси колкости в адрес своих платьев, причесок и прочего и выслушала миллион замечаний, прикрытых наигранным желанием помочь младшей сестре подруги. А поскольку Люси слова не могла произнести так, чтобы не выставить себя злюкой, Летти не гневалась понапрасну и чаще молчала в ответ, хоть и умела за себя постоять.

Теперь настали другие времена.

Голосом, который она сама не узнала, Летти вдруг произнесла:

— Вы беситесь, что сами не додумались до подобного.

Люси разинула рот — на сей раз без капли притворства. Ее щеки покрылись алыми пятнами.

— Да я б никогда в жизни!..

— Разумеется, куда вам, — поддакнула Летти, с удовольствием думая, что и в ее бедственном положении есть преимущества, — но попытки все же предпринимали. На балу у Миддлторпов, к примеру, уловками заманили лорда Пинчингдейла на балкон. Подвернись удачная возможность, вы ни секунды не колебались бы.

— Да как вы смеете говорить столь ужасные вещи?! — промямлила Люси, беспокойно дергая края перчаток. — Мама!

— Я говорю правду, — спокойно ответила Летти. — Полагаете, Мари ни о чем не догадывалась? Ее ваши ухищрения лишь забавляли. Она прекрасно знала, что вы ей не соперница.

Люси отпрянула, будто получив удар.

Лицо миссис Понсонби угрожающе побагровело, что очень не подходило к ее платью цвета Нила.

— Юная леди! — проревела она.

Летти высоко подняла голову, ободряемая шампанским и негодованием, что скапливалось целый год, а теперь властно рвалось наружу, и ровным убийственным голосом произнесла:

— Вы хотели сказать «миледи»?

Последнее слово уничтожило миссис Понсонби.

— Люси! Сию секунду идем отсюда! Из этого царства бесстыдников!

Она повернулась к дочери, которая все еще пыталась объяснить, не обращаясь ни к кому в отдельности, каким образом лорд Пинчингдейл очутился в тот день на балконе, и дернула ее за руку.

Но прежде чем удали ться, в последний раз «выстрелила» в Летти:

— Пусть вы теперь и виконтесса, но порог моего дома больше в жизни не переступите!

— Какое счастье! — ответила Летти.

За спиной захлопали в ладоши. Испуганно обернувшись, Летти увидела перед собой леди Генриетту Доррингтон. Та, весело блестя глазами, смотрела вслед уходящим Понсонби с явным одобрением.

— Как вы их! — воскликнула она. — Давно следовало преподать им урок! В этом зеленом платье она вылитая черепаха, не находите?

Летти заулыбалась и крепче сжала бокал, чтобы унять дрожь в руках.

— В следующий раз они не пригласят меня на «венецианский завтрак».

— Теперь я ваша пособница, может, и меня не пригласят? — спросила Генриетта с надеждой в голосе. — Как было бы замечательно!

— Не говорите так, — негромко произнесла Летти, чувствуя, что ее неожиданная смелость мало-помалу сходит на нет. — Если на тебя вдруг начинают указывать пальцем, что ж тут замечательного? Впрочем, если речь идет о Понсонби, не так уж это и досадно, — прибавила она с улыбкой.

Генриетту по неосмотрительности чуть было не постигла та же участь, но она вовремя покинула родное графство, сбежав от интриг мамаши, чьи способности влиять на мнение света могли подивить и шпионов Бонапарта. На лице Генриетты отразилось сочувствие.

— Да, неприятная вышла история. Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

В глазах у Летти защипало, и она заморгала, стараясь сдержать слезы. Если не считать отцовского совета о затычках, слова Генриетты были первым проявлением участия к Летти за весь день. Во всяком случае, неподдельного участия, такого, по сравнению с которым многочисленные речи, что начинались притворно сочувственным «бедное дитя», а заканчивались колкими рекомендациями, как вернуть себе доброе имя, казались изысканными издевками.

— Я думала, вы и разговаривать со мной не пожелаете, — призналась Летти. — Вы так давно дружите с лордом Пинчингдейлом, а он после всего, что случилось…

— А что на самом деле случилось? — спросила леди Генриетта. — Само собой, я не верю, что вы или Джефф вели себя так, как изображают карикатуры.

— Вы их видели?

Взгляд Генриетты сделался виноватым.

— Только прочла, что написано под картинками.

— Генриетта! Вот ты где! — За спиной у Генриетты, будто из-под земли, возникла крупная фигура Майлза. Он обхватил жену за талию, едва не сбив с ног. Летти невольно отступила на шаг. Только теперь заметив ее, Майлз неохотно выговорил: — А-а, добрый вечер.

— Где Джефф? — требовательно спросила Генриетта, и Летти принялась раздумывать, как бы поскорее уйти.

Майлз легонько шлепнул пальцем по жениным кудряшкам.

— Опять вмешиваешься не в свое дело?

— А ты пытаешься уйти от ответа! — Генриетта схватила Летти за руку, не давая сбежать. — Не волнуйся. Джефф мне еще спасибо скажет. Где он?

— Трудно объяснить…

Генриетта грозно взглянула на мужа.

— Хорошо, хорошо, — сдался тот. — Джефф… уехал.

— Уехал? — робко переспросила Летти, машинально поворачиваясь к двери.

— М-да, — промычал Майлз, рассматривая собственное отражение в начищенных до блеска сапогах.

— В клуб? — предположила Летти. Все джентльмены ездили в клубы, даже ее витавший в облаках отец. Впрочем, едва ли они с лордом Пинчингдейлом принадлежали к одному кружку—в клуб отца являлись в основном мужчины пожилые, известные главным образом способностью дремать, держа перед собой раскрытую газету.

— Гм… нет, — ответил Майлз, бросив умоляющий взгляд на жену.

Понятия не имея, о чем он молит, Генриетта уставилась на него с неприкрытым любопытством, смешанным с осуждением.

— Где он?

— Уехал, — отчетливее произнес Майлз, весь подобравшись, как загнанный зверь. — Уехал, и далеко.

— Далеко? — растерянно повторила Летти.

— Что это значит? — потребовала Генриетта.

Майлз смущенно рассматривал пол.

— Это значит, — сказал он наконец, поднимая глаза, — что Джефф уехал в Ирландию.