"Загадка кольца с изумрудом" - читать интересную книгу автора (Уиллиг Лорен)

Глава 2

Джеффри, второй виконт Пинчингдейл, восьмой барон Снайп и взволнованный жених, стоял в передней фамильного лондонского особняка и нетерпеливо похлопывал перчатками по бедру, что совсем на него не походило.

— До завтра, стало быть, дело не терпит? — спросил он, стараясь выбирать слова попроще.

Нарочный из Военного ведомства посмотрел на него, потом на сложенный лист бумаги в своих руках и пожал плечами:

— Откуда мне знать? Я в письмо не заглядывал.

— Тогда поступим вот как… — Джефф бросил быстрый взгляд на часы, что висели меж двумя мраморными колоннами с красными прожилками.

До полуночи десять минут. Если выехать теперь же, можно поспеть к дому, где живут Олсуорси, как раз вовремя.

— Коль скоро вы вручите мне бумагу, можете считать, что свое задание выполнили. Я прочту ее, как только смогу, и дам ответ утром. Рано утром.

— Не пойдет, — возразил нарочный. — До раннего утра дело, может, и терпит, но мне велели привезти ответ немедля. Стало быть, ночью. Ваша светлость, — с опозданием прибавил он.

— Что ж, — мрачно вымолвил Джефф, заметив, как минутная стрелка придвинулась на деление ближе к двенадцати. — Ночью так ночыо.

Что могло понадобиться Военному ведомству именно сейчас? Почему нарочный не явился вчера, когда Джефф спокойно сидел в кабинете и просматривал последние донесения? Или позапрошлой ночью, когда его с блеском обставил в дартс приятель с итонских времен, Майлз Доррингтон, который, понятное дело, не преминул покичиться своей победой? А Майлз, уж если представлялся случай, хвалил себя без всяких стеснений.

Да пусть бы явился в любую другую ночь, только не сегодня!

Джефф вздохнул. «Довольно сетовать на судьбу и терять бесценное время, — сказал он себе. — В конце концов, разве этот гонец или Военное ведомство повинны в том, что жадный до власти корсиканец задумал покорить целый мир? Впрочем, не все ли равно, из-за кого мне не дают покоя. Так или иначе, Бонапарта тайное венчание не волнует, и менять ради подобных глупостей планы по завоеванию Европы он не станет.

Мое тайное венчание…»

Которое, похоже, придется отложить.

В копилку кровных обид, за которые Джеффу не терпелось расквитаться с Наполеоном, — хорошо бы лично, с помощью карманного пистолета, — добавилась еще одна.

Вздохнув, лорд протянул руку.

— Работай на совесть и не заметишь, как превратишься в труса, — пробормотал он.

— Что, ваша светлость? — Нарочный взглянул на него озадаченно.

— Давайте письмо, я напишу ответ. — Джефф жестом подозвал томившегося в ожидании лакея и, понизив голос, велел: — Ступай к Мактавишу, скажи, пусть едет, он знает куда. Оттуда к «Оксфорд-Армз», я подсяду там. Да пускай принесет извинения леди и объяснит: де, милорд к вам присоединится, как только позволит служебный долг.

Мэри поймет. Даже если рассердится, он постарается искупить свою вину. Она как-то обмолвилась, что дому Пинчингдейлов не мешало бы изменить облик. Свой кабинет Джефф предпочел бы оставить в нынешнем виде, однако, если Мэри пожелает обить стены розовым шелком в фиолетовый цветочек, он слова против не скажет. Гм… ну, может, не в цветочек… Позволять женщине вертеть собой как захочет тоже не дело.

Распечатав письмо, Джефф бегло просмотрел его. Как он и предполагал, текст был зашифрован — цифры чернели на бумаге бок о бок с греческими буквами. Месяц назад, доверяя послание надежному — даже если не слишком умному — служащему, который должен был отвезти письмо на расстояние не более мили, Военное ведомство не прибегало к столь затейливым хитростям.

Да, конечно, но месяц назад Лондон хоть и кишел прислужниками Бонапарта, Британия и Франция еще не воевали. Однако с тех пор как Франция объявила Англии войну, французы в британской столице донельзя обнаглели. Ныне даже в Мейфэре, сердце английской аристократии, о покое не стоило и мечтать. Не далее как три недели назад одного из самых изворотливых шпионов ведомства нашли с дырой в затылке па булыжной дорожке позади лондонского особняка лорда Вона. Словом, нравилось это кому-то или нет, осторожности были нелишними.

Хотя, конечно, доставляли немало хлопот.

Послание, написанное секретным кодом, следовало расшифровать. Даже не новичку в этом деле на раскодирование и шифровку ответа требовалось не менее получаса.

Минутная стрелка дернулась и встала вертикально. Пронзительный бой разнесся многоголосым эхом по затененным углам огромного дома.

Свернув бумагу, Джефф сухо произнес:

— Потребуется некоторое время. Если желаете подкрепиться, прошу на кухню.

— Я подожду здесь, ваша светлость.

Джефф кивнул, повернулся на каблуках и пошел через пустующие комнаты к кабинету. Он держал в руке подсвечник с тремя свечами, но не стал их зажигать, зная наверняка, что даже в полной темноте не заденет ни единого столика и не запнется ни об одно украшение на подставке.

Путь лежал через просторную залу, не знававшую балов со времен, когда Джефф был малым ребенком, через устланную персидскими коврами гостиную — шторы на здешних окнах не раздвигали лет двадцать кряду. Через парадную столовую с обилием серебра и хрусталя, что в последний раз красовались на столе в ту пору, когда кавалеры щеголяли в башмаках с красными каблуками, а дамы в необъятной ширины юбках, которые насилу проходили в двери. Сабинянки со стенных фресок приветствовали Джеффа жеманными улыбками, однако он не взглянул ни на них, ни на мрачные портреты предков, ни на хихикающих пастушек-француженок, что красовались на стенах безмолвной музыкальной залы.

Плотно закрыв за собой дверь кабинета, виконт прошел к письменному столу, привычным движением снял позолоченную фигурную накладку с левой ножки, извлек из тайника лист бумаги, исписанный убористым почерком, и, не глядя, вернул украшение на место. В отличие от прочих помещений в доме в кабинете все говорило о том, что им постоянно пользуются. На круглом столике у доходивших до пола двустворчатых окон стоял наполовину заполненный водой графин, письменный стол сплошь покрывали счета вперемешку с газетами, а потрепанные корешки книг на полках красноречиво свидетельствовали о том, что стоят они здесь для дела, а не красоты ради.

Джеффри взял одну из книг в изрядно потертом переплете — «Энеиду» Вергилия. В ведомстве рассудили так: французы глуповаты, в жизни не додумаются увязать код, основанный на греческом алфавите, с римским героическим эпосом, а посему станут старательно и тщетно искать потаенный смысл в загадочных Софокловых трагедиях. И почти не ошиблись. Как утверждал парижский осведомитель Джеффа, в министерство полиции свезли все копии Платоновых диалогов, которые только сумели раздобыть, а работ Аристофана не нашли в целом Париже.

На вид ничем не отличавшаяся от других, книга изобиловала пометами на полях. Человеку стороннему они показались бы обыкновенными школьными каракулями: перевод отдельных слов, обрывки бездарных стишков, хлесткие словечки в адрес учителя, выведенные для соседа по парте, да молодецки дерзкие умозаключения. Однако хотя чернила были умело затерты, отчего записи выглядели давнишними, самые первые из них Джефф сделал не далее как в прошлом году. Старательности ему было не занимать.

Нетерпеливо переступив с ноги на ногу, он положил рядом письмо Уикхэма и лист с кодом. От первого же слова в записке повеяло тяготами ада. «Поезжайте», быстро записал Джефф, второй рукой уже раскрывая книгу на следующей указанной странице.

Если судить с позиции расшифровщика, «Энеида» была далека от совершенства. Вергилий не удосужился предсказать появление ни Бонапарта, ни Георга III, а его давно отжившие свой век словечки, что соответствовали, к примеру, нынешней «артиллерии», наводили на престранные мысли. Тем не менее Лига Пурпурной Горечавки по сей день с успехом пользовалась кодом, неизменно ставя в тупик Бонапартовых шпионов. Тем же способом Джефф с приятелями водили за нос профессоров в Итоне, вне всякого сомнения, разбиравшихся в классической поэзии куда лучше Бонапарта. Во всяком случае, так они утверждали в беседах с родителями, приезжавшими навестить своих чад. Но Джефф не вполне доверял громким словам.

Спустя десять минут книга вновь стояла на полке, а Джефф читал, что записал на чистом листе: «Поезжайте в Эйре.[3] Возможно скорее. Дело срочное. Завтра рано утром явитесь в ведомство за указаниями». Если бы он не споткнулся на слове «Эйре», которое сначала принял за «аре», потом за «эре» (об Ирландии, как и о Бонапарте, Вергилий слыхом не слыхивал), то управился бы минуты на две быстрее. В правильности «скорее» и «рано» можно было не сомневаться. И под тем, и под другим словом чернели жирные полосы.

Медовый месяц Джефф мечтал провести отнюдь не в Ирландии, а в Озерном краю, где в воображении уже бродил рука об руку с молодой женой среди руин старинных замков и читал ей стихи на живописных берегах. Впрочем, за годы работы в Лиге он усвоил, сколь важно уметь вмиг отказаться от прежних намерений, если того требует долг. Конечно, удобнее жить, когда все заранее продумано, но кровожадным мерзавцам до чужих планов нет никакого дела.

К тому же, отметил Джефф, озорно улыбаясь, главное, без чего не обойтись в медовый месяц, — это супружеское ложе. Остальное, по сути, вздор.

Вполне успокоившись, он макнул перо в чернильницу и быстро написал: «Немного задержусь по личным обстоятельствам. Объясню завтра».

«Уикхэм, держу пари, не запрыгает от радости, — рассуждал про себя Джефф, сосредоточенно зашифровывая ответ, что становился бессмысленным набором цифр и букв и обещал занять на бумаге куда больше места, нежели одна строчка. — Но о делах вроде моих толкуют с глазу на глаз, а не пишут в секретных письмах».

Он сжег послание от Уикхэма, накапал сургуча на свернутый листок с ответом, прижал к нему печатку на кольце и с видом победителя взглянул на часы. Ха! Уложился всего в пятнадцать минут!

Стремительно покинув кабинет, Джефф поспешил назад — снова через пустующие комнаты, которые с приходом в этот дом Мэри наконец очнутся от дремоты. Если поторопиться, можно поспеть к «Оксфорд-Армз» раньше, чем она. Он представил, как Мэри едет к нему сквозь ночь, и в жилах радостно взыграла кровь. Даже теперь, когда все было готово — за невестой поехал экипаж, в кармане похрустывало драгоценное специальное разрешение и молодых ждал священник, — Джеффу не верилось, что именно его, а не кого-то другого Мэри сделала своим избранником.

В памяти ожил день их встречи. Два года тому назад — она только начала выезжать в свет… Вернее, два года, месяц и три дня. Подобного чуда с ним в жизни не случалось. Наверное, над его головой в ту светлую минуту грянул гром — сказать наверняка Джефф не мог. Так или иначе, в ушах определенно загрохотало, а остальные звуки вмиг смолкли. Он удостоился чести танцевать с ней. Играли контрданс, во всяком случае, нечто оживленное, но Джеффу казалось, что в любом прыжке танцоры замирают, а обходы делают по кругу в тысячи миль. Музыка, стук ног по половицам, голоса и смех — все отодвинулось за садовую ограду, возведенную улыбкой Мэри да прикосновением ее пальцев к его руке.

На том сказка кончилась. Едва стихла музыка, Мэри оказалась окруженной другими поклонниками — так заросли ежевики окружают замок Спящей красавицы. Поутру Джефф отправился по спешным делам Лиги во Францию, оставив воспоминания о Мэри вместе с томиками стихов да собранием гравюр из эпохи Возрождения — неподдельными прелестями, истинным спасением в мире лжи и безумия. За несравненную Мэри он пошел бы на смертный бой. Прекрасный образ, озаренный сотней плачущих свечей, указывал ему верный путь в мрачном парижском подполье.

Не чудо ли, что три года спустя Мэри все еще оставалась в девицах? Не удивительно ли, что из всех мужчин в Лондоне предпочла его, Джеффа?

Само собой, он знал, что считается в обществе женихом весьма и весьма завидным. Наследник богатых имений, нимало не тревожимый честолюбием несуществующих младших братцев. С титулами, почетом, состоянием — и не лысый! Впрочем, свои ли на голове у холостяка волосы, нисколько не заботило толпу сводниц-мамаш, что не пропускали ни единого лондонского бала. Будь он хоть кривоногим карликом со скрюченными руками, выдать за него любимую дочь мечтала бы едва ли не каждая мать. Виконты ценились на вес золота, даже в Мейфэре.

И вместе с тем Джефф понимал, что совсем не похож на тех щеголей, что величавой поступью вплывали в бальную залу, заставляя взбудораженных красоток терять голову. Он не плавал, а ходил. И никогда не строил из себя повесу, не приостанавливался картинно на пороге, не пытался научиться раздевать дам медленным томным взглядом.

Джефф старался, напротив, оставаться в тени и не лезть на глаза. Привыкший к покою в безмолвных коридорах фамильного дома, стройный, с неброскими чертами лица, он был лишь рад, что не привлекает к себе особого внимания, не выделяется в толпе и не западает в память. Майлз, что в своих потугах стать менее заметным напоминал слона, напялившего на голову абажур, как-то с обидой заметил: Джефф без всяких усилий прошмыгнет, словно невидимка, куда угодно.

— Дорогой мой мальчик, — ответил на это сэр Перси Блейкни, с добродушным видом поправляя монокль, — да ведь наш Джеффри, ей-богу, настоящий принц теней!

Так Джефф и шагал тенистой тропой, собирая сведения, срывая планы французов да расширяя по всему континенту сеть надежных подручных. Если Ричард не боялся сталкиваться лицом к лицу с опасностью, а Майлз был сам не свой от удовольствия, когда ему выдавался случай прикончить француза собственными руками, то Джефф работал, никому не попадаясь на глаза, тем и был силен. Он занимался любимым делом, мог положиться на друзей и находил отдых в чтении. Посему чувствовал себя вполне счастливым.

Пока не повстречал Мэри Олсуорси.

Отдав нарочному письмо, лорд надел перчатки для верховой езды и сошел по ступеням. Конюх подвел ему жеребца — оседланного, готового тронуться в путь. Конь был не слишком доволен, что его среди ночи вывели из теплой конюшни, и даже не подозревал, сколь великая честь ему выпала.

Джефф предпочел бы, как подобает, явиться со шляпой в руке к отцу Мэри, торжественно пообещать, что он, Джеффри Пинчингдейл, сделает все, что в его силах, дабы Мэри была счастлива, и напечатать о своей предстоящей свадьбе в «Таймс». После съездить в Глостершир и побеседовать со своей матерью — тут уж без церемоний, хотя исход разговора был так же очевиден, как последствия встречи со стариком Олсуорси. Леди Пинчингдейл полагала, будто имеет право распоряжаться судьбой единственного выжившего сына, словно Бонапарт, который свято верил в свою миссию управлять всей Европой. Джефф представлял себе, как мать примет новость: поднимет шум, обрушится на него потоком обвинений. Тогда скандал, что она устроила, узнав об отъезде сына во Францию, покажется сущим пустяком. Впрочем, рассуждал сам с собой Джефф, подобного рода неприятности неизбежны, как преграды на пути героев из старых книг. «Выдержу неделю материнского гнева, тогда можно считать, что я заслужил счастье владеть своей принцессой».

Однако в минувшую пятницу, когда лакей носил в повозку вещи для воскресной поездки в Суссекс, привезли записку от Мэри с четырежды подчеркнутой пометой «срочно». Теряясь в страшных догадках, Джефф тотчас велел распрячь лошадей и разгрузить экипаж и помчался в парк.

Предусмотрительно отослав подкупленную служанку на расстояние трех деревьев, Мэри сквозь слезы промолвила:

— Все кончено.

— Не тревожьтесь так, душа моя, — пробормотал Джефф растерянно. — Наверняка все не столь ужасно.

Мэри поспешно отвела взгляд, вся съеживаясь, точно увядший тюльпан.

— Ужаснее не может быть!

Продолжительными мольбами и уговорами Джефф упросил-таки возлюбленную отнять от лица руки и поведать ему, как выразилась Мэри, «горькую правду». Мать и отец, объяснила она, задумали без промедлений выдать ее замуж.

— Таковы уж принятые в обществе правила, — ответил Джефф почти весело. — Что ж, раз им так хочется, давайте порадуем стариков.

— Вы хотите на мне жениться?

— Вы в этом еще сомневаетесь? — ласково произнес Джефф, думая, до чего же она мила и даже не догадывается, сколь могущественна ее красота. Какое чудо!

Мэри опустила темные ресницы.

— А как же ваша матушка? У меня ни знатной семьи, ни богатого приданого… Что, если она будет против?

В этом можно было не сомневаться. Мать Джеффа только тем и занималась, что старательно следовала правилам высшего света да тряслась за свое здоровье. Джефф уже видел, как она, узнав о его намерении жениться, прикинется больной и объявит, что вот-вот умрет. Потом, если «смертельный недуг» не поможет, разразится воплями, что будут слышны в Лондоне, а может, и в самом Эдинбурге. Миссис Пинчингдейл в минуты, когда забывала о своем слабом здоровье и расшатанных нервах (или слабых нервах и расшатанном здоровье? Джефф вечно путал), обнаруживала столь редкую способность горланить, какой позавидовал бы владелец своры гончих.

— Матушка скорее всего будет против, — не кривя душой, сказал Джефф, — но помешать мне не в ее власти.

— О! Если бы мы могли обвенчаться теперь же! — Мэри вскинула обтянутые перчатками руки. — Вы клянетесь, что любите меня, но ведь пойдут толки… и опять же ваша матушка… Вдруг в последнюю минуту вы передумаете?

Джефф, улыбаясь краешком рта, прикоснулся к ее руке:

— Никакие силы не заставят меня передумать, уж поверьте.

Мэри отошла на два шага и внезапно остановилась. Изящная девичья спина содрогнулась под тонким синим муслином.

— Нет, я этого не вынесу… Не доживу… — Ее голос оборвался.

Улыбка растаяла на губах Джеффа. Приблизившись к невесте, он взял ее за руки и с настойчивостью спросил:

— Что мне сделать, дабы вы поверили, как я привязан к вам? Сколь высоко вас ценю и уважаю?

В ответ из груди Мэри вырвалось сдавленное рыдание. Покрытая шляпой головка качнулась, по восхитительной точеной щеке покатилась трогательная слезинка.

Джефф поступил, как поступает всякий нормальный мужчина, когда видит перед собой плачущую женщину. Стал обещать. Все, что приходило на ум, лишь бы вновь увидеть, как она улыбается. Он был готов привезти ей перо птицы-феникса с самого края земли, главу Иоанна Крестителя на блюде, драгоценности, меха, положить к прелестным ножкам исчезнувшие с лица земли города, только бы больше не видеть слез возлюбленной.

Так и вышло, что в сумерки Джефф вернулся домой, поклявшись Мэри явиться к порогу ее дома — по крайней мере во двор, куда выходили окна спальни, — в легком экипаже для дальних путешествий, со специальным разрешением и парой обручальных колец. В том же немыслимом полубреду он вовсе отказался от поездки в Суссекс, перенес все намеченные на ближайшие две недели встречи и разыскал податливого священника, что был лишь рад свершить обряд венчания ночью, чтобы в новый день Мэри и Джефф вступили уже мужем и женой.

Затея побега не слишком нравилась Джеффу, однако закончиться приключение обещало неслыханным счастьем, а ради того, чтобы его богиня навек вверила ему себя, он был готов на любые глупости.

Скача по Кингзуэй в сторону Холборна мимо лавок с закрытыми ставнями и хмельного щеголя, что, с трудом передвигая ноги, плелся, очевидно, из Ковент-Гардена, Джефф увидел впереди знакомую грохочущую повозку. Назвать ее легким экипажем для путешествий не поворачивался язык. Она сохранилась в доме Пинчингдейлов со столь давних времен, что на улице вряд ли могли ее узнать. Джефф пришпорил коня, но мостовая после недавнего дождя была скользкая и в лужах, потому к повозке, когда та уже сворачивала к «Оксфорд-Армз», удалось подъехать только неспешной рысью.

Спрыгнув на землю, Джефф отдал поводья заспанному конюху. Не дожидаясь, пока подойдет лакей и даже пока Мактавиш остановит карету, он, пьяный от счастья, распахнул дверцу. Каждая клеточка его сильного тела, каждая косточка едва не звенели от сладостного возбуждения в предвкушении райского блаженства.

Увидев внутри очертания женской фигуры, укутанной в плащ, жених потерял над собой власть.

Он схватил девицу за плечи, привлек к себе и заключил в объятия.