"Вскачь, задом наперед" - читать интересную книгу автора

7. Хронические симптомы

Участники семинара работают в парах. Они пробуют технику наложения рук, которую продемонстрировал Арни. Арни и Эми ходят по комнате, помогая тому, кто не знает, что делать дальше. Когда упражнение заканчивается, Арни задает вопрос о том, как оно прошло. Майк жалуется, что у него ничего не получилось в работе с телом. Показывая Арни, над чем они с партнером работали, он дотронулся до внешней стороны своего правого плеча. “Я чувствовал, что мои движения скованны”, — сказал он.

Арни: Я заметил, что ты сделал некое движение рукой. Я рад, что ты его сделал, потому что я хотел поговорить о чем-то подобном. [Обращается к остальным. ] Вы видели, что сейчас сделал Майк? Смотрите на меня. Люди гораздо лучше описывают события руками, чем языком.

[Арни воспроизводит движение Майка и спрашивает участников, разглядели ли они его. Потом поворачивается к Майку. ] А можно попытаться выразить словами, что у вас там было?

Майк: И было, и есть. Это постоянное напряжение. Как будто узел. [Описывая, что он чувствует в плече, он делает новый жест рукой. Теперь его рука сжимается в кулак.]

Арни [увидев кулак]: Еще раз изобразите рукой узел, пожалуйста.

Майк сжимает кулак и показывает его Арни.

Вот это и есть то, что тебя сковало. Мне это о многом говорит. Взгляни на него. Воспользуйся зрением. Что это напоминает?

Майк [не глядя на руку, нетерпеливо возражает Арни]: Мы об этом уже много разговаривали. Теперь я хотел бы об этом поразмышлять.

Арни: Вместо того чтобы впасть в неподвижность, скажите мне первое, что приходит на ум о том, что вы видите.

Майк: Я думаю о скованности и неподвижности.

Арни: Гм… Это край зрительного канала. Вы хотите сказать, что, когда вы смотрите на что-то, ничего не видите?

Майк: Когда смотрю на руку?

Арни: Да. Что вы видите?

Майк: Свою руку.

Арни: Вы видите руку. Ваша рука выглядит так? [Арни раскрывает ладонь.]

Майк: Нет.

Арни использует в качестве способа интервенции ложную интерпретацию. Он умышленно делает такие утверждения и показывает такие движения рукой, которые нуждаются в коррекции. Он изображает клешню и показывает ее Майку.

Арни: Она такая?

Майк [мотает головой]: Нет. Она выглядит, как кулак.

Арни [улыбаясь]: Как кулак. До чего верно!

Майк то смотрит вниз, на руку, то вверх, на Арни.

Арни: Давайте представим, что другая рука тоже готова сжаться в кулак. Теперь попробуйте это сделать.

Майк сжимает в кулак обе руки.

Вообразите, что для этих кулаков есть отличный повод. Без чувствования, без картинок, просто выдумайте, из-за чего возникли кулаки. Придумайте.

Майк [выглядит сбитым с толку]: Ну…

Арни [подсказывает ему]: Назовите мне причину, по которой люди сжимают такие кулаки?

Задавая Майку этот вопрос, Арни держит перед его лицом свои собственные кулаки. Он комично пародирует кулаки и бойцовскую стойку, и Майк начинает смеяться. Арни поворачивается к группе.

Вот это и называется край. Край — один из наших способов уйти, ускользнуть. Сейчас мы увидим это еще более явно. [Опять смотрит на Майка, пытаясь вновь получить ответ. ] Зачем обычно люди сжимают кулаки?

Майк встает, держа прямо перед собой сжатые в кулак руки. Он смотрит на Арни.

Майк: Чтобы врезать кулаком по чему-нибудь.

Арни [явно забавляясь]: Точно, врезать. А по чему такому люди врезают стиснутым кулаком.

Майк: Ты хочешь спросить, кому им хочется врезать?

Арни: Именно! Кому?

По группе прошелестел смех. Майк на минуту задумался.

Майк: Я думаю, им хочется врезать человеку, которому им хочется врезать. [Он делает очень нерешительное движение правой рукой.]

Арни: Сказано яснее некуда. Я заметил, что говоря это, вы сделали слабое движение правой рукой.

Майк: Это моя ударная рука.

По движению руки Арни понял, что каналы переключились с визуализации и фантазирования на движение, удар. Арни использует для интервенции сразу два канала, визуальный и кинестетический.

Арни: Ударная рука… Давайте сделаем замедленное движение. Вы бьете и пытаетесь вообразить, кого вы хотите ударить кулаком.

Майк отводит назад правую руку, замахиваясь для замедленного удара. Когда его рука идет вперед, он вдруг останавливается и поворачивается к Арни.

Майк: Я почему-то подумал об одном своем старом соседе, его имя было Джим.

Арни: Вы хотите о нем что-нибудь рассказать? Что вам в нем не нравилось?

Майк: В нашей округе он был притчей во языцех. Он врал.

Арни: О чем?

Майк: Он разговаривал со мной, а потом за моей спиной врал. Говорил гадости.

У Арни возникает гипотеза, что между соседом, говорящим о Майке за спиной, и напряжением в спине может быть какая-то связь.

Арни: Что он говорил о вас за спиной?

Майк: Я уже и не помню.

Арни: Расскажите мне, о чем вы не хотите вспоминать? Как вы думаете?

Майк [выглядит глубоко ушедшим в свои мысли]: Не знаю. Пустота.

Арни: Конечно, здесь и должна быть пустота. Амнезия, забывание. Увидим, удастся ли нам наполнить пустоту какими-нибудь из Джимовых выдумок. [Группе. ] Как вы думаете, что Джим думал за спиной у Майка? [Майку. ] Как вы думаете, он говорил, что вы потрясающий, замечательный парень?

Майк [мотает головой]: Нет.

Арни: Я тоже так не думаю. А как по вашему, что он говорил?

Майк: Он говорил что-то, что мне, скорей всего, не нравилось. Я помню, у меня было чувство, что меня предали.

Арни: Он, я имею в виду вас, говорит у вас за спиной о вас самом дурные вещи, что вызывает у вас в спине злость. Ваша проблема, коротко говоря, у вас за спиной.

Майк [согласно кивает, но выглядит не очень убежденным. Он грустно говорит]: Хотелось бы это понять.

Арни [смеется]: Не надо. Просто забудьте это. Самоподдержка — вот где у вас край. Гораздо проще наговаривать на себя за своей спиной.

Майк: И что мне делать со всеми этими неприятностями?

За вопросами всегда следуют соматические ответы. Арни смотрит на Майка, чтобы увидеть, как он сам соматически ответит на свой вопрос. Майк, не осознавая того, сжимает и разжимает свою ладонь, а затем кидает на нее взгляд.

Арни: Он показывает нам, что, когда упирается в край, в невозможность отреагировать на своего внутреннего критика, реакции ищут выход через его кулаки и спину.

Майк: Я не знаю. Этот кулак не очень плотно сжат. Он уже и не похож на кулак. Я почему-то не думаю, что это Джим.

Арни: Да. Я тоже не думаю, что это Джим. Я думаю, я знаю, кто это. А вы знаете, кто это?

Майк [вдруг посветлев]: Это я сам! Я зол на себя за то, что скверно к себе отношусь!

Поговорив еще немного, Арни и Майк рассаживаюся по местам. Арни обращается к группе.

Арни: Вы видели наглядный пример края. Когда человек находится на краю, одна его часть просит: “Помогите”, а другая говорит: “Мне не нужна помощь. Я не хочу знать того, что может произойти”.

Иногда можно спутать край и отрицательную обратную связь. Разница между краем и отрицательной обратной связью в том, что край содержит больше энергии. Личность просто-таки расщеплена. Одна ее часть желает вступить на новые Тэрритории, а другая в это время находится в испуге. В ситуации края мы переживаем смятение, замешательство, мы взволнованны, нервозны.

Если делаешь ошибку в выборе интервенции, клиент не только уклоняется от нее. У него складывается ощущение такого типа: “Вы спрашиваете не о том, о чем надо бы”. В нашем случае Майк очевидно был на краю. Он сказал: “Да, помогите”, а затем: “Нет, это слишком — злиться на себя за то, что я себя не люблю; а потому я хочу остаться при своих реакциях”.

Кто из вас знает о связи, имеющейся между хроническими симптомами и сновидениями детства?

Некоторые подняли руки, но большинство не слышали об этом.

Арни: Юнг открыл, что детские сны подобны личному мифу, они задают долговременные модели жизни. Я экспериментировал с детскими снами и обнаружил, что, кроме того, они зеркально отражают хронические симптомы.

Вы можете отгадать хронические симптомы людей по их наиболее ранним сновидениям и воспоминаниям. Ранние, первые детские воспоминания и детские сны рассказывают об одном и том же. И те, и эти можно использовать в качестве описания моделей жизни.

Я расскажу вам о клиенте, с которым недавно работали Эми, Низа и я. Я перескажу вам его детский сон, а вы мне опишете его симптомы. Его самое раннее детское воспоминание, что он сидит и играет в углу комнаты, залитой солнцем. Это первое, что он помнит из детства: он сидит в комнате и нежится в состоянии полной расслабленности, а в окна светит теплое солнце. Прекрасный сон, не правда ли? Можете придумать, какой хронический симптом соответствует этому сновидению?

Люди выдвигают разнообразные предположения. Один говорит, что это должен быть симптом сердцебиения, другой называет потливость.

Арни: Вспомните, он описывал состояние, пережитое в детском сновидении, как предельную расслабленность.

Один из участников предлагает в качестве гипотезы истощение.

Арни: Близко, близко.

Еще кто-то говорит, что это может быть пассивность.

Арни: Вы почти угадали. Представьте симптом, который выражает предельную расслабленность и пассивность.

Одна из участниц предполагает, что это может быть рассеянный склероз.

В общем, довольно близко. У этого человека болезнь ALS. У него разрушаются мышцы, и он не способен двигаться и обходиться без респиратора.

Детские сновидения стремятся обрести реальность. Один из причудливых способов добиться этого — создать телесный симптом. Какие-то из симптомов настолько слиты с вашей сущностью, что вы можете и не помнить о них. Другие соединены со вторичным процессом, с идентичностью, которая отчуждена, и в качестве таковой могут очень пугать.

К примеру [он снимает свои очки], если вы зададите мне вопрос о моем физическом состоянии, я, скорей всего, не упомяну того, что я близорук и плохо вижу на большом расстоянии, поскольку этот недостаток есть часть моей сегодняшней идентичности. Близорукость мало меня беспокоит. Я идентифицируюсь с ней. Точнее, я идентифицируюсь с погруженностью в себя, которую во мне порождает близорукость. Симптомы, связанные с первичным процессом, не воспринимаются как помеха, тогда как симптомы, связанные со вторичным процессом, мешающие нам, далекие от нашей идентификации, обычно очень пугают.

Становится нечто симптомом или нет, зависит от вашего первичного процесса и типа культуры, в которой вы живете. К примеру, для каких-то людей низкое кровяное давление может быть симптомом их первичного процесса. Такие люди должны идентифицироваться с чувством слабости и утомления, которые сопровождают низкое давление, и, таким образом, это более не переживается как нарушение.

Симптомы вторичного процесса всегда более пугающие. Именно они несут в себе связь с наиболее сильными фигурами детских сновидений. Человек, которому снилось солнце, очень робкий и интровертированный. Его вторичный процесс — солнце, сияющее, согревающее его и всех других. Тепло, которое излучает солнце, вторично, и в данный момент он оказывается его жертвой. Оно не только согревает его, но и приводит к полному расслаблению и параличу.

Давайте подумаем о каком-нибудь другом персонаже сновидений. Например, это будет тигр. [Он растопыривает пальцы, как когти. ] Представьте сон: тигр находится в булочной и хочет все съесть. Какой тип хронической симптоматики будет связан с тигром в булочной из детского сновидения?

Линда: Царапанье. Может быть, псориаз?

Арни: Псориаз тоже подходит. Женщина с тигром имела сильную зудящую экзему. [Он зарычал, как тигр, и сделал царапающие движения. ] Это тигр в ней хочет всем сказать: “Привет”. Она хочет быть милой, но ее вторичный процесс — тигр.

Арни: Я хочу с чьей-нибудь помощью сейчас поработать над хроническими симптомами и детскими сновидениями. Кто бы хотел этим заняться?

Несколько человек поднимают руки. Один из сидящих кричит, что должна работать участница по имени Кэтрин. Арни поворачивается к нему.

Арни: Это вы назвали Кэтрин? Почему?

Том: Я хочу удостовериться, что она работала.

Группа развеселилась, и Арни спрашивает всех, что же ему делать. Члены группы кричат, что он должен крутануть ручку. Арни раскручивает ручку, и она абсолютно точно указывает на Кэтрин. Это очень удивляет Арни и всю группу.

Арни: Кэтрин, у вас есть хронический симптом?

Кэтрин: У меня есть синдром, связанный с ухом. [Она показывает на свое ухо и обводит рукой область вокруг него. ] Головокружение и глухота на одно ухо. Считают, что это связано с иммунной системой, но они в этом не уверены. Может быть, у меня проблемы с иммунитетом.

Арни: Они причины не знают, но считают, что это иммунитет. А сам симптом состоит в глухоте и головокружении?

Кэтрин: Головокружений уже нет, но раньше они бывали сильные.

Арни: Прежде чем углубиться в это, скажите, у вас в детстве были повторяющиеся сны?

Кэтрин: Были. Это были не сны, но тем не менее именно они приходят на ум. Я вспоминаю некий ритуал. Свет падал из окон. [Она поднимает руки над головой и двигает пальцами. ] У меня был целый ритуал, я каждую ночь делала пальцами тени.

Потом меня заставляло очнуться это. Это было ужасно. Это случалось много раз. Я вдруг понимала, что моя жизнь не вечна. Когда это чувство приходило, я выплывала из своих грез. Я бежала в ванную и звала сестер.

Арни: Вы вдруг осознавали, что не будете жить вечно?

Кэтрин: Верно. Было такое чувство, что я словно тянусь вверх [она опять поднимает руки к небу] и жду, когда мои родители освободят меня. Просто вытягиваюсь. Мои сны в большинстве своем очень счастливые, но этот… очень страшный.

Арни сочувственно кивает. Он советует ей последовать желанию работать над своим симптомом, выражая уверенность, что сновидение получит свое разъяснение через работу с глухотой. Она соглашается. Они вместе перемещаются на середину комнаты и садятся друг напротив друга.

Арни: Откуда вы знаете, что вы глухая?

Кэтрин [показывая на ухо]: Я плохо слышу левым ухом. Слышу совсем немного.

Арни: Немного — сколько? Столько? [Он изображает движение, которое ранее сделала она.]

Кэтрин: Нет, вот столько. [Она разводит ладони приблизительно на фут. ] Я знаю это абсолютно точно, потому что не могу говорить по телефону, если телефонная трубка у левого уха. [Она прикладывает руку к уху, будто говорит по телефону. ] А если я слушаю кого-то, я напрягаюсь, потому что не слышу. [Она немного опускает глаза, и голос ее дрожит.]

Арни [всем]: Как нам работать с этим симптомом? Что подсказывает ваше сердце и разум? Указывая на ухо, она дает мне понять, что в данный момент ее симптом переживается ею как слуховой сигнал или помеха. [К Кэтрин. ] В этой ситуации я собираюсь сделать следующее: я сяду с левой от вас стороны и буду говорить вам в это ухо достаточно громко, чтобы вы меня слышали. Ваша задача состоит в том, чтобы сообщать, что с вами происходит, когда мой голос начнет становиться тише. Согласны попробовать?

Кэтрин кивает.

Итак, я говорю. Привет, Кэтрин, это Арни из Цюриха. Вы меня слышите?

[Ждет ответа. ] Да, телефонные линии у нас плоховаты. Будем считать, что это трансконтинентальная связь. [По мере разговора Арни постепенно понижает голос. Теперь он уже почти шепчет. ] Слышно не так громко, как надо. Но мы пока еще слышим друг друга. Что ты чувствуешь, когда мой голос становится тише?

Кэтрин [испуганно]: У меня в груди растет ощущение паники.

Арни [принимает решение усилить это]: Не бойтесь, следуйте за паникой, а я буду отдаляться. Попробуйте ее выразить как можно сильнее.

Кэтрин делает глубокий вдох и начинает плакать.

Арни [очень тихо]: Вы еще слышите меня?

Кэтрин: Такое чувство, словно меня сейчас оставят и потеряют.

Арни: Потеряют?

Кэтрин: Ой! Я вдруг стала лучше слышать. Я слышу!

Арни выдвигает гипотезу, что симптом исчезает, когда она чувствует свое одиночество. Возможно, это чувство и есть цель симптома. Он говорит с ней очень тихим голосом, по-прежнему “по телефону”.

Арни: Как интересно. Связь становится все хуже. Вы чувствуете панику, но начинаете лучше слышать!

Кэтрин: Сейчас я не понимаю, о чем вы мне говорите. И это меня пугает. [Она сморкается.]

Арни [отодвигается еще дальше]: Я еще здесь. Я не могу говорить громче. Даже на таком расстоянии ваша паника производит на меня впечатление. [Более громко. ] Вы можете показать мне вашу панику?

Кэтрин [начинает говорить]: Сердцем я чувствую… [Она замолкает, делает руками выразительное движение и после этого бьет ими в грудь.]

Арни [желая, чтобы она не останавливалась]: Продолжайте.

Кэтрин [немного смущенно, смеясь]: Это мучительно. [Она замирает, слегка ежится, опускает глаза, ее руки повисают вдоль тела.]

Арни: Вот оно то, что мы называем краем! Наверное, это выше ваших сил. Хорошо. Предлагаю вам просто уйти в себя, в свой мир.

Кэтрин [трясет головой и говорит чуть слышно]: Я не могу этого сделать.

Арни [медленно отодвигается от нее и шепчет]: Пока — пока.

Кэтрин утыкает лицо в ладони и всхлипывает.

Кэтрин: Я слышу только ваш голос, а слов не разбираю.

Арни: Мой голос говорит, что нас что-то разделило по каким-то неведомым причинам.

Кэтрин плачет, обхватив голову. В данный момент она не слышит Арни, совсем не обращается к нему, только смотрит в пол и всхлипывает. Арни перестает отдаляться и подходит чуточку ближе. Он выглядит так, словно ему грустно.

Арни [мягко]: Мне очень жаль, что это так больно. Мне это тоже очень не нравится, но, может быть, в этом в конце концов обнаружится что-нибудь хорошее. Вы слышите?

Кэтрин не отвечает, продолжая плакать.

Арни: Мне это тоже причиняет боль. Я ухожу. Вы слышите меня?

Кэтрин делает жест, полный безнадежности.

[Арни повышает голос. ] Я дам вам подсказку. В данный момент у вас есть ключ, возможно единственный на все времена — доверьтесь внутреннему опыту и позвольте ему развернуться. Такой вот нелепый ключ.

Кэтрин понимающе кивает.

Арни: Этот ключ приведет к верному результату. Пусть теперь мой голос становится тише, пусть он будто уходит, поверьте своим внутренним переживаниям, поддержите их.

[Арни поворачивается к группе. ] Может быть, вам со стороны уже стало ясно, какие у нее трудности со слухом. Как можно, просто наблюдая, как она сидит, иногда слегка покачивается, сказать, что здесь первично, что вторично?

Арни приходит к внутреннему заключению, что ее нормальный первичный процесс — нерешительность, отстраненность, а покачивания могут означать, что она протягивает руки и ищет человеческого общества. Он отодвигается дальше.

Арни: Следите за ощущениями. Я отодвигаюсь.

Кэтрин: Я просто переполнена слезами. Я не уверена, что смогу работать. [Смотрит на Арни и смеется.]

Арни: Эми, займи мое место. Возьми трубку и говори с ней, а я стану ее поддержкой в Калифорнии и буду помогать ей в ее ситуации.

Арни переходит к Кэтрин. Эми становится на его место в дальнем конце комнаты. Арни садится рядом с Кэтрин и говорит с ней.

Эми далеко, а меня вы теперь слышите очень хорошо, не так ли?

Кэтрин кивает.

[Арни берет трубку и громко говорит по телефону с Эми. ] Эми, ты еще на проводе?

Эми: Да, я здесь, в Цюрихе.

Арни [поворачивается к Кэтрин]: Мы все еще слышим Эми?

Кэтрин [трясет головой]: Нет. Я слышу ее голос, а слова нет. Я не слышу, что она говорит.

Эми [тихо]: Кэтрин, я тебя не слышу. Ты там?

Кэтрин [обращаясь к Арни]: Что-то давит на сердце и сжимает его.

Арни наклоняется над ней и помогает ей выражать, что происходит внутри.

Арни: Покажите мне, как его сжимает. Я положу мою руку на то место, где вы это чувствуете, а вы сожмите мою руку так, как давит ваше сердце.

Кэтрин быстро обхватывает его руку. Арни кивает.

Арни: Так. Сильнее. Двумя руками.

Кэтрин стискивает его руку обеими руками. Давит изо всех сил.

Арни: Правильно, давайте еще.

Кэтрин сжимает руку Арни, он немного сопротивляется, чтобы усилить ее чувство давления. Вдруг она вскрикивает.

Кэтрин: Эми, говори! Я тебя не слышу. Говори громче! Громче говори! Я не слышу ни слова. Подойди ко мне ближе! Иди сюда! [Кэтрин в ярости. Она вскакивает и движется к Эми. Она берет ее руку и визжит. ] Я хочу быть ближе к тебе.

Эми шепчет по-прежнему тихо, и Кэтрин, которая теперь рядом с Эми, роняет руки, будто она парализована. Она достигла следующего края. Арни подходит к ней и мягко приподнимает ее безвольную руку, чтобы узнать, что пытается выразить себя через нее. Он настаивает, чтобы она прочувствовала свою руку. В Кэтрин вновь вспыхивает ярость, и опять рождается то особенное чувство, которое она только что испытала.

Кэтрин: Я бы хотела потянуться к людям, но это мучительно больно. [Она протянула одну руку к Эми и просияла. ] Ха. Не такое уж большое это усилие.

Арни: Да, это один шаг. И это очень волнующе.

Кэтрин: Да. Я думаю, это я выдумала, что потребуются большие усилия. Это гораздо проще, чем я представляла. Страх словно испарился. Я тянулась вверх, ждала, что мама и папа придут меня спасти, и понимала, что они и не собираются этого делать, что меня попросту бросили в безжизненном месте. И я ничего не делала для себя. Я просто останавливалась на этом. Никак не могла понять, что стоило только протянуть руки.

Арни: Глухота усиливает ваше чувство одиночества и побуждает ваше стремление к людям. Движение к людям — ваш вторичный процесс. Многие причины позволяют утверждать, что это ваш вторичный процесс. Одна из них состоит в том, что кто-то проявил это качество по отношению к вам, обратившись ко мне с просьбой работать с вами. Затем судьба в образе ручки указала на вас. Я думаю, стремление к людям есть ваше Дао в той же мере, как и наше, потому что раскрученная нами ручка указала на вас.

Возможно, ваша работа включает нас всех. Так же, как и вы, мы очнемся от грез и поймем, что мы умираем от одиночества и нуждаемся друг в друге. [К группе. ] Она спала, зная, что вечно жить не будет, и надеясь, что родители будут рядом. Но минуту назад она проснулась. Помните ее ритуал? Снаружи проникал свет, она вытягивалась вверх и в ночи строила фигуры из теней, падающих от пальцев. Она должна сама делать это. Ритуал, сон, проблемы с ушами ведут к единому заключению. Каждое из них имеет свою интерпретацию.

Сэм: Как вы думаете, совсем маленькие дети могут иметь осознавание? Не должны ли родители понимать нужды детей? Почему Кэтрин надо было самой устанавливать контакт?

Арни: Я не имею ни малейшего представления о том, что должны делать дети или родители. Я работаю со всем тем, что есть в Кэтрин: с ребенком, которому что-то необходимо, с родителями, которые пренебрегают этими нуждами. Если бы Кэтрин было четыре года и она рассказала мне сон, я бы работал с ним. Если бы она была сиротой, я бы работал с ней и с тем сообществом, в котором она существует. Если бы ее привели ко мне ее родители, я бы работал с семейной системой. Если бы никто не захотел с нею прийти и у нее было бы сновидение, что она не способна к контактам, я бы мог сыграть в куклы. Единственное мое предположение, что все, что существует, нуждается в большем понимании.

Она работала с симптомом глухоты. Симптом — лишь начало процесса. Это статичный, замороженный процесс, который не может развернуться, поскольку этому препятствуют края. Это корень сна, семя возможности, которое ждет, что заключенный в нем опыт получит развитие.

Тереса: В одном месте вы сделали что-то с ее рукой.

Арни: Да, это особый прием работы с движением. Эми, ты мне поможешь? Сейчас мы покажем вам кое-что интересное.

Эми и Арни вышли в центр комнаты. Эми собирается продемонстрировать работу с рукой Арни.

Арни: Положим, я двигаюсь как Кэтрин: трясусь, немного подергиваюсь, а затем неожиданно останавливаюсь и роняю руки. В определенный момент движение упирается в край и я замираю.

Несмотря на то что вы остановились, движение, которое вы делали, не исчезло. Ему можно помочь, если слегка подвигать рукой.

Эми: Итак, сейчас я подниму руку Арни и вступлю во взаимодействие со сновидением, приводящим в движение его мышцы. Движение, которое я произвожу, неправильное. Оно не обязательно то, которое сидит в нем, но если мягко пошевелить его руку, то в зажатых мышцах возникнет сопротивление неправильному движению, и таким образом его потенциальное “правильное” движение получит поддержку.

Я постараюсь не касаться мягких частей руки и держаться только за косточки кисти. Посмотрите, одна моя рука на его кисти, другая под локтем. И очень, очень медленно я поднимаю руку.

Эми медленно поднимает кверху руку Арни. Он неожиданно понимает что эта рука хочет делать, и буйно всплескивет руками в воздухе.

Арни [весело]: Ууй-уй! Я понял. Вот какое движение у меня внутри. Я его почувствовал.

Он начинает снова, затем останавливается, потирая голову. Эми копирует движения его руки, и Арни снова с шумом его подхватывает.

Хмммм. Да, ага! Я знаю, что означают эти движения! Это волнение. Я пытаюсь вести себя как холодный учитель вместо того, чтобы показать, в каком я волнении! [Арни подпрыгивает, словно дитя, возбужденно вскидывая руки. Затем скребет макушку. ] Я хотел кое-что сказать, но смущаюсь, а может, не способен.

Эми [воодушевляет его]: Давай! Испытай себя на краю!

Арни: Это трудно. Я хочу сказать вот что: меня взволновало то, как работала Кэтрин. Ничего, что она плохо слышит, но она вовсе не обязана плохо слышать. Она может быть глуха, если ей надо, а может и не быть. Она может присоединиться к полному процессу и потянуться к людям. С помощью этого можно снять симптом.

Хммм, я пытаюсь держать при себе все эти заключения, чтобы не навязывать своих верований. Я не хочу исцелять того, что не желает исцеляться. Спасибо. [Эми и Арни усаживаются. ] Я не должен становиться целителем, но на самом деле меня это влечет. Я видел людей, у которых очень серьезные симптомы имели обратное развитие, но я старался подавить распространение этой информации, потому что боюсь, что меня сочтут целителем. И все же это во мне есть. Это волнующее чувство.

Соединение с процессом может стать спасением для жизни. Оно способно совершить мгновенные изменения. Помню, я однажды работал с женщиной, которую укусила пчела и она чуть было не умерла от аллергического шока. И вот во время семинара ее снова укусила пчела. Ее охватила паника, но на этот раз она попросила моей помощи.

Я решил принять ее вторичный процесс, больше делать было нечего. Я спросил, что случилось. Она ответила, что она отравлена ядом. Тогда я попросил ее быть ядовитой, быть предельно ядовитой. Мне было безразлично содержание, которое будет вложено в понятие “ядовитая”, интересовал только процесс. Она орала и визжала как сумасшедшая, а через пять минут села как ни в чем не бывало и забыла об укусе.

Ммм, Эми, работая сейчас с моей рукой, заставила меня забыть, чем мы начали заниматься. Ах да, невозможность продолжать движение. Если кто-то теряет способность свободно двигаться, возьмите и пошевелите одну из его рук и процесс, застывший в мышцах, обнаружит себя. Все ваши движения структурированы в мышцах сновидящим процессом. Медленное или “неправильное” движение, которое вы делаете как терапевт, дает движению клиента шанс проявиться. Это помощь вслепую. Производя неопределенное движение, вы оставляете мышцам свободу организовывать себя и двигаться любым способом, каким им захочется.

А теперь я бы хотел, чтобы вы поработали над вашими хроническими симптомами, усиливая процесс или помогая ему достигнуть завершения. Затем сравните этот процесс с детскими сновидениями или воспоминаниями детства. [Обращаясь к одному из участников. ] Над каким симптомом вы собираетесь работать?

Сэм: Над головной болью.

Арни: Головная боль какого рода?

Сэм: Иногда она продолжается по три-четыре дня.

Арни [группе]: А сейчас смотрите и слушайте внимательно. Я хочу воспользоваться для вмешательства чувственной стороной симптома.

Арни просит Сэма описать головную боль так, чтобы и Арни мог ее почувствовать.

Сэм [после паузы]: Она начинается с давления над глазами.

Арни [кивает, затем спрашивает]: Не могли бы вы показать мне давление с помощью рук?

Сэм руками сдавливает голову.

Таким образом и следует работать. Предложите ему выразить головную боль через движения рук. Внутреннее напряжение легко выражается внешними средствами. Ему надо давить на свое тело, на другие предметы и людей.

У кого еще какие симптомы?

Дженет: Гипогликемия.

Арни: Хорошо. А откуда вы знаете, что вы гипогликимик?

Дженет: Потому что один из симптомов — боль и жжение, поднимающиеся отсюда — вверх [Она делает жест рукой, показывающий, как боль поднимается от таза к голове.]

Арни: Великолепно. Значит, чтобы работать с ней, надо использовать движения ее рук.

Будьте крайне осторожны, когда люди описывают симптомы. Они всегда используют медицинскую терминологию. Это неплохо, но вряд ли окажет помощь. Медицинская терминология основана на патологических концептах, ориентированных на химическое вмешательство. Медицинское описание не является личным описанием, основывающимся на внутреннем чувственном опыте. Когда люди описывают симптом, вы должны увериться, что можете его чувствовать, видеть, слышать, ощущать, вступать с ним в отношения.

Мэгги: У меня повышенное глазное давление.

Арни: Как это ощущается?

Мэгги: Никак не ощущается.

Арни: А откуда вы знаете, что у вас повышенное давление в глазах?

Мэгги: Мне сказали. Его измерили. Я принимаю от этого капли. Дело в том, что в нашей семье наблюдается глаукома и повышенное давление в глазных яблоках, что приводит к ухудшению зрения.

Арни: Хорошо, значит здесь особая ситуация, в которой у нее есть симптом, и отношения с этим симптомом замещают отношения с семьей, в которой прослеживается отчетливая тенденция к слепоте.

Мэгги: Мой отец ослеп. У меня не совсем то, что у него, но они сказали, что давление ползет вверх.

Арни: Никак не решу, заниматься со слепнущим папой или ползущим вверх давлением. Давай попробуем давление. Каким образом давление ползет вверх?

Мэгги: Они описывают это в количественных терминах.

Арни: А зачем вы употребляете капли?

Мэгги: Чтобы снять давление.

Арни: Так, есть какое-то давление, образ которого маячит в прошлом. Вам надо притвориться, что у вас давление. Давайте представим, что у вас внутри давление. Как вы это выразите? Покажите, что вас изнутри давит.

Мэгги напрягает лицо и плечи.

Арни: Хорошо. Так с этим и работать. Есть давление. Оно походит на странную рожу. Далее следует работать с ней. Узнать, что она говорит. Какова ее история. Для кого такое выражение предназначается.

Мэгги довольна и сообщает, что теперь знает, как начать работу. Арни советует всем сесть парами и очень внимательно слушать, каким способом партнер описывает симптом. Он подчеркивает, как это важно для фасилитатора — почувствовать, ощутить симптом клиента, прежде чем приступить к его процессуальной проработке.

Тэрри [неожиданно вскидывает руку и задает вопрос]: А если симптом — тошнота и рвота?

Арни: Как себя проявляет тошнота? Вы можете описать, на что похож этот чувственный опыт?

Тэрри: Когда хочется блевать.

Арни: Сделайте это.

Тэрри [смеется]: Ну не здесь же!

Арни [простодушно]: А почему бы не вырвать прямо здесь?

Тэрри [шокирован предложением]: На людях?

Арни: В том-то все и дело! Каждый может блевать в одиночку.

Тэрри смеется.

Неужели у вас нет чего-то, что хочется выблевать при всех? Начинайте!

Тэрри [останавливается и на секунду задумывается]: Конечно. Вы имеете в виду, что я должен выразить мои негативные взгляды. Ага. Понимаю. Спасибо.