"Основатель" - читать интересную книгу автора (Турчанинова Наталья Владимировна, Пехов...)

Глава 10 Свободен

5 марта

Если говорить вежливо, то скрипка оказалась отвратительной. Мастер, сделавший ее, никогда бы не встал на одну ступеньку даже с Амати, не говоря уже о Гварнери и Страдивари. Жалкая немецкая подделка под одного из талантливых итальянцев была достойна лишь немедленного сожжения в камине.

То, что деревяшка не способна выдать ни одной приличной ноты, Миклош понял, как только ее увидел. Ему хватило единственного взгляда на это убожество, чтобы знать – скрипичный мастер родился бездарным.

Отвратительно сделанная нижняя дека, слабые ребра, плохой клей и слишком вылизанный, янтарный лак. В нем отсутствовала привычная теплота и глубина, что встречалась у благородных инструментов. Стоит ли говорить о звучании? Когда господин Бальза впервые коснулся смычком расстроенных струн, у него едва не лопнули барабанные перепонки. По его мнению, даже кошки, наступи им на хвост, не были способны издавать столь мерзких звуков.

Оставалось лишь удивляться, с какой помойки Кристоф притащил эту дрянь и почему до сих пор ее не уничтожил, а бросил валяться вместе со всяким хламом на чердаке. Где поверженный нахттотер и нашел музыкальный инструмент, когда, страдая от безделья, как-то под утро поднялся наверх.

Споткнувшись о запыленный лакированный футляр, Бальза не стал спрашивать разрешения и притащил находку в свою комнату, расположенную на втором этаже в особняке кадаверциана.

Миклош понимал, что ему необходима практика. И потому пришлось пожертвовать тонким, безупречным слухом и бесконечным талантом ради тренировки рук. Мучительная регенерация осталась позади, но пальцы до сих пор плохо слушались, были медлительными, неловкими. Смычок и карандаши – вот что ему требовалось для быстрейшего восстановления.

Однако рисовать быстро надоело. Сейчас все наброски походили один на другой – излишне однообразные и примитивные – Хранья, жарящаяся на солнечных лучах. Разумеется, поначалу подобные образы не могли не радовать Бальзу, но затем стали удручать. Он понимал, что до момента, как сестрица отправится в ад, пройдет еще какое-то время и, в раздражении собрав бумаги, смял их и под завязку насытил чрево мусорной корзины. Нахттотер решил, что музыка сейчас для него предпочтительнее, пускай она и рождается из столь отвратительной скрипки.

Прострадав несколько часов, он нашел выход из положения – играть, не касаясь смычком струн. И скрипка пела в его голове, создавая одну мелодию за другой. И каждая из них была прекрасна, настоящий бриллиант в музыкальной сокровищнице, а все потому, что их автором являлся господин Бальза.

Ля минор. Первую интонацию, наполненную энергией и стремлением вперед, сменило мелодичное ядро, мотивные импульсы, вытекающие один из другого. Темп, лад, фактура, характер движения. Этот концерт превосходил все то, что смогли создать и Бах и Вивальди. Миклош Бальза наслаждался собой и своей музыкой, на какое-то время забыв о свалившихся на него проблемах.

От музицирования его отвлекла боль в висках. Помянув гром и молнию, нахттотер с раздражением отложил скрипку в сторону и рухнул на кровать, проклиная сестру. Последствия «Поцелуя Медузы» ощущались до сих пор. По утрам на тхорнисха свирепым шакалом набрасывался сильный озноб. К вечеру частенько пропадала чувствительность в пальцах, легкой судорогой скручивало лицевые мышцы, исчезало зрение, жгло язык, и сильно ныли виски. Заклинание проклятых тупоголовых лигаментиа, которых сестра в два счета обвела вокруг пальца, никак не желало отпускать свою жертву. По подсчетам Бальзы, эта гадость не прекратит донимать его еще, по крайней мере, две недели.

Когда боль становилась невыносимой, нахттотер клал на лоб мокрое полотенце. Это помогало слабо, но зато он не терял способности думать. Господин Бальза не гнушался раз за разом прокручивать в голове ночь своего поражения.

Признаться честно, он не любил признавать свои ошибки, но сейчас иного выбора не было. Миклош знал, что во всем виноват сам. Подумать только! Прожить столько лет среди опасных, словно акулы, блаутзаугеров и растечься перед сестрой, словно выброшенная на берег медуза! Он всегда считал ее более слабой, более нежной, более ранимой, более недальновидной… И поплатился за это сполна. А между тем такую тварь следовало убить сразу, мгновенно, а не дарить ей жизнь, пускай это и было существование в пределах Котора. Да и затем, как только она вернулась в Столицу, – надо было не разговоры вести, а немедля раздавить ее мерзкую голову!

Но он не смог. Черствый, кровожадный, любящий только себя Бальза в самой глубине души надеялся, что они будут вместе. И упустил момент. А затем стало поздно.

«Тупоголовый романтик!» – презрительно прошипел он, глядя в идеально-белый потолок. Его тошнило от себя, от своей глупости и того, что произошло. Стоило ему подумать о том, что теперь сестра заняла его «Лунную крепость», возглавила его клан и называет себя нахттотерин, весь мир становился алым от ненависти.

Но приходилось контролировать свои чувства, быть сдержанным и не разнести что-нибудь из мебели или коллекционной этрусской керамики кадаверциана. Вряд ли Кристоф будет рад, если в его доме случится погром.

Бальза разумно полагал, что сейчас не время ругаться с колдуном. Тот стал союзником, пускай и невольным. Кадаверциан явно был не слишком доволен незваным гостем, которого притащил на своем горбу дух-убийца, но, слава Основателю, не приказал выбросить нахттотера на солнце.

Почему мастер Смерти так поступил – Миклош не знал до сих пор. «С некромантами, – думал он, – никогда не поймешь, играют ли они в благородных рыцарей или, действительно, таковыми являются». Он не представлял, какая Кристофу выгода от его жизни, особенно если учесть, что колдун на дух его не переносит.

На всякий случай, чтобы не гневить судьбу, в первые дни Бальза вел себя тише воды ниже травы. Это было не сложно, поскольку большую часть времени он провел в беспамятстве. Регенерация проходила на удивление медленно и тяжело.

Однажды, придя в себя на изорванной постели, Миклош увидел стоящего в дверях колдуна. Он попытался улыбнуться, но губы плохо слушались, и на лице появилась неприятная гримаса:

– У меня сегодня не слишком презентабельный вид, – хрипло и натужно рассмеялся нахттотер, садясь. – Извини, что встречаю тебя в мятой рубашке.

Ничего не сказав, кадаверциан вошел в комнату и поставил на столик большую кружку с кровью. Брат Храньи тут же почувствовал голод. Он не помнил, когда ел в последний раз.

От кружки отвратительно смердело застарелой несвежей пищей, и господин Бальза внутренне скривился. Какой еще еды можно было ожидать в кладбищенском логове? Здесь никто не собирался кормить его свежими лакомствами.

Кадаверциан догадался, о чем думает гость, и едва заметно улыбнулся:

– Никаких блондинок.

Понимая, что спорить нет резона, тхорнисх лишь пожал плечами.

Тогда Кристоф провел над кружкой рукой. Запахло анисом, и кровь приобрела светло-зеленый цвет.

– Что это за дрянь? – не сдержался Бальза. – Теперь она выглядит так же отвратительно, как и пахнет!

– У меня нет знаменитых эликсиров Луция Тхорнисха. Тебе придется пить, что дают.

Мысленно помянув гром и молнию, Миклош неловко взял кружку едва отросшими пальцами и выпил залпом… Его едва не вывернуло наизнанку. Пытаясь справиться с бунтующим желудком, он откинулся на подушки и закрыл глаза. Боль медленно отступала.

– Я оставлю в холодильнике запас. Будешь пить это каждый день. Когда встанешь на ноги, тебе лучше уехать из Столицы.

Бальза хотел узнать у Кристофа, чем сейчас занята Хранья, но провалился в сон.

Проснувшись, он почувствовал, что дом пуст. Абсолютную тишину нарушало лишь его хриплое дыхание. Несколько минут тхорнисх прислушивался, надеясь различить хоть единственный посторонний звук. Но безуспешно. Его оставили одного в самом сердце клана Кадаверциан и не потрудились выставить охрану.

Поначалу Миклош даже обиделся. Подумать только – до чего он дошел, раз его настолько ни во что не ставят. Однако тут же выйдя в коридор и добравшись до кабинета Кристофа, увидел на дверях тяжелую изумрудную печать, в которую кроме атакующей магии было вплетено еще и какое-то потустороннее существо.

– Ну что же. Рыцарь не так наивен, как я предполагал, – пробормотал нахттотер.

В принципе, будь у Бальзы немного больше желания и сил – он, безусловно, сумел бы проникнуть внутрь, и «призрачная преграда» его бы не остановила. Но сейчас нахттотер решил, что тайны тех, кто возится с мертвечиной, его нисколько не интересуют.

Исследуя пустой дом, он нашел еще несколько печатей, недвусмысленно намекающих на то, что посторонним вход запрещен. В холодильнике обнаружилась кровь зеленого цвета, и на этот раз господин Бальза даже не поморщился, принимая лекарство.

Так прошло больше двух недель. Некромант не возвращался, нахттотер слонялся по пустому особняку, слушал, как иногда пронзительно звенит в гостиной телефон, и зализывал раны. Он частенько просиживал по целой ночи в маленькой библиотеке, пытаясь найти что-нибудь заслуживающее внимания, но на полках стояли обычные ничем не примечательные книги – ценные фолианты Кристоф держал где-то еще. Приходилось рисовать, музицировать, смотреть в окно на заснеженную набережную, играть в шахматы с несуществующим противником и страдать от невыносимой скуки.

Несколько раз, нуждаясь в той или иной вещи, он по привычке звал Романа или Йохана, но тут же одергивал себя. И тот и другой были мертвы. Миклош не питал иллюзий на этот счет. Хранья уничтожила всех.

Нахттотер помнил ее разговор с Альгертом о том, что после боя с лигаментиа уцелели двое тхорнисхов. Но живы ли они до сих пор – он не знал…

Частенько господин Бальза проводил время у зеркала, разговаривая сам с собой. Это начинало становиться дурной привычкой, но он ничего не мог с собой поделать – ему требовались слушатели.

«Я допустил самую большую ошибку в своей жизни, когда позволил им жить, – с ненавистью цедя слова, вещал он отражению. – Но и сестрица недалеко от меня ушла. Быть тупоголовыми кретинами – у нас в крови. Тебе следовало убедиться в моей смерти, Хранья! Потому что я не стану убегать. И не оставлю тебя в покое, пока ты не сдохнешь!»

Миклош питался своей ненавистью, мечтал о том, чтобы увидеть ее глаза, когда она поймет, что он жив. Однажды, не выдержав, господин Бальза подошел к входной двери и уже было собрался распахнуть ее и выйти на улицу, но разум возобладал над чувствами.

Пока слишком рано. Он не готов сражаться с ними. Второго шанса ему уже не предоставят. И вряд ли поблизости будет ошиваться еще один бетайлас, желающий его спасти.

Оставалось ждать. И в этом тоскливом ожидании он провел еще неделю.

Кровь в огромном холодильнике подходила к концу, желудок почти каждую ночь кричал о том, что ему нужна нормальная еда, но господин Бальза решил не потакать собственным слабостям. Правда, в какой-то момент у него возникла мысль, что было бы неплохо, если бы в дом к Кристофу заглянула какая-нибудь блондиночка. Он бы даже убивать ее не стал и после обеда отпустил на все четыре стороны.

Подняв трубку телефона, нахттотер набрал номер службы заказа девушек по вызову… но нажал на отбой.

Ожидание подошло к концу в одну из ночей, когда он услышал, как хлопнула дверь. Миклош направился к лестнице и с выходящего в холл балкона увидел слугу колдуна. Грузная фигура в мятом плаще топталась у двери, и Бальза сразу узнал знакомую манеру движений – это был спасший его бетайлас.

Дух-убийца сверкнул золотыми глазами:

– Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз, тхорнисх.

Миклош усмехнулся краешком губ, вновь дивясь наглости этого создания, а тот между тем продолжил:

– Хочу сообщить, что пора тебе сваливать. Гостиница закрывается.

– Кристоф слишком занят, чтобы сообщить мне это лично? – Нахттотер начал спускаться по лестнице.

– Типа того. – Тварь из мертвого мира не обратила внимания на иронию.

Миклош испытал острое желание свернуть хамоватому ублюдку шею, но только спросил:

– Прямо сейчас?

– Была бы моя воля, так и сейчас, – проворчал Босхет, и его глаза нехорошо прищурились. – Но босс сказал, что как соберешься. Просто знай, что больше сюда никто не придет.

– Решили сменить обстановку?

– Навроде. Тут намечается капитальный ремонт. – Дух-убийца бросил на столик, стоящий рядом со старым саркофагом, пухлую борсетку. – Вот деньги. На черный день. Он как раз для тебя настал. Кстати, документы тоже здесь. Хоть я и не понимаю, зачем они такому, как ты.

Заглянув внутрь кошелька, Миклош увидел несколько пачек банкнот.

Бетайлас пересек по диагонали широкий зал прихожей и вольготно расположился в глубоком кресле времен королевы Виктории:

– Машина напротив дома. Вот ключи. – Он бросил звякнувшую связку на столик рядом с борсеткой. – Одежда на вешалке.

Миклош повернул голову к высокой кованой гардеробной, стоящей у двустворчатой входной двери. Цепким взглядом ощупал черное мужское полупальто, висящее там. Оно было немного велико, но сейчас не имело смысла привередничать.

Бетайлас тем временем выудил из глубины кармана коммуникатор:

– А вот все, что осталось от твоего ученика. Босс считает, тебе может понадобиться.

Бальза прищурился, с подозрением посмотрел на духа-убийцу и убрал электронную безделушку в карман. Затем туда же бросил ключи от машины, проигнорировав деньги и документы.

– Босс советует тебе убраться из Столицы как можно быстрее. Рано или поздно кто-нибудь узнает, что ты жив, и возникнут неприятности.

– Кто сейчас знает, что солнце до меня не добралось? – поинтересовался Миклош вместо колких комментариев по поводу личности тех, у кого на самом деле в скором времени возникнут неприятности.

– Я и мэтр.

– Пусть так и остается в дальнейшем. – Нахттотер взялся за дверную ручку и, хоть он и ненавидел бросаться громкими словами, счел нужным сказать: – Передай Кристофу, что за мной долг, и я выплачу его.

Не собираясь слушать ответ, господин Бальза распахнул дверь и полной грудью вдохнул морозный воздух.