“И МЫСЛИ, И ПОСТУПКИ НАШИ ЧИСТЫ...” (Малеевка-2001)

АЛЕКСАНДР ПАРИЕВ

В ДЕРЕВНЕ ТИМОШИНО

В буйной краске цвета лета

Ивы виснут над водою.

Зов коровы слышен где-то

Возле фермы под горою.

Лай собак и запах сена,

Сладкий воздух для гуляки,

Вскружат голову мгновенно

На лугах хмельные злаки.

Мотоцикл мужик заводит —

Матерится невозможно.

А хозяйка скоро родит —

Ходит очень осторожно.

Поспешают к городищу

Деревенские Джульетты.

Мать с отцом девчонку ищут,

А её украло лето.

Канет день, и подостынет,

Успокоясь, суетуха.

И заботливо обнимет

Деревеньку — ночь-старуха.

СЕСТРЁНКЕ

Ты выжила, моя сестрёнка,

И снова говоришь мне: "Брат", —

Меняя мокрые пелёнки.

Я был пелёнкам мокрым рад.

Иконка под твоей подушкой

И мёртвый тягостный покой.

Ты показалась мне старушкой

С костлявой маленькой рукой.

Смерть отошла без урожая,

Ей энергетика, как нож.

Ты снова видишь краски мая,

На кухне чай из чашки пьёшь.

Благодарю судьбу и Бога,

И маму сильную мою,

Что у родимого порога

Я вижу всех, кого люблю!

* * *

Кончаются белые ночи

И мир поглотит темнота.

По небу искать станут очи,

Где эта звезда, а где — та.

Гигантский ковёр ярких точек —

Ромашек вселенских полей.

Мерцает далёкий цветочек

В космической клумбе своей.

Уходят прозрачные тени.

Устали. Пора отдохнуть.

Распахнуты звёздные сени,

И тьма начинает свой путь.

Кончаются белые ночи

Беззвучно у всех на виду.

Пришёл поднебесный рабочий

Упрятать деревья в саду.

СЕРГЕЙ РЯБЕЕВ

ЗВЁЗДЫ КРЕМЛЯ

Звёзды Кремля

Велик ваш размер,

Его потрясают размеры.

За вами читается СССР,

Державы массивные стены.

Красен ваш цвет.

Рубины горят

Едва на главе белостенной.

Мраком стеснённый, ваш звёздный ряд

Ляжет в просторах вселенной.

ТЫ. Я

Ты — светоч красоты.

Ты — идеал мечты.

Ты — гений чистоты.

Лишь ты и только ты.

Я — сердце из огня.

Я — тень немого дня.

Я — преданность твоя.

Лишь я и только я.

МАРИНА СОБОЛЕВА

ВЕЧНАЯ ПЕСЕНКА

Мой любимый приходил,

Кренделями потчевал.

В рощу пышную манил

Да из дома отчего.

Говорил, что там трава

Ласковая, пряная,

Говорил, что буду я

С ним от счастья пьяная.

Только матушка моя

Не велела слушаться.

Не того монастыря,

Я, мол, есть послушница.

Что же делать, как же быть?

Смотрят с неба хитрые

Звёзды — всякому светить

Вовсе не обидно им.

А луна — как пирожок,

Кренделёчек маковый.

Подарил бы ты, дружок,

Лучше перстень матовый.

Лучше замуж позови,

А не в рощу ластиться.

Жизнь со мною проживи —

Будет чем похвастаться…

Мой любимый не пришёл,

Кренделем не потчевал.

Видно, тропку не нашёл

В хмеле луга сочного…

МАЙСКИЙ ДОЖДЬ

Дождь звенит об асфальт медью.

Кружит голову дух мая.

Упоённый цветной снедью,

Дышит город, влагу глотая.

Тополя кружева носят,

От дождинок глаза прячут.

Все сначала дождя просят,

А потом от дождя плачут,

Обижаясь, зонтом колют.

Ну а я так дождю рада!

Жизнь корить, право, не стоит,

В жизни много ли нам надо?

Чуть тепла и чуть-чуть блеска,

Да добра и живой силы,

И чтоб губы не рвать леской,

И чтоб болью не рвать жилы.

Дождь стучит в барабан лужиц,

Тарабаня свою песню,

Так смешаем же блеск улиц

С этой радостью — жить! — вместе…

ВИКТОР ПЕТРОВ

МАТЬ ЧИНГИСХАНА

Оэлун, мир твой юн и упрям,

Что ты знала, снимая рубашку,

Покоряясь алтайским царям

И впрягаясь в любую упряжку?

Лишь одно на уме у мужчин —

Красотою твоей насладиться.

Но настанет твой час — Темучжин

На высокую славу родится.

Обнажённое сердце вперёд

Улетает на многие годы,

Ты измученный болью живот

Утишаешь полынью и мёдом.

И полна твоя грудь молока,

И умелые руки проворны,

И запомнят тебя на века

Ту, которою вскормлены вороны.

Оэлун, заалеет Алтай

Красотою твоей несказанно.

Сына-первенца воспитай,

Нет Вселенной без Чингисхана.

ЛУНА

Тянет петь на волне океана

Говорящую издревле плоть.

Каждой истине полуобмана

Содрогается в сердце Господь.

Стороной своей ясной и яркой

До последних невидимых пут

Прохожу триумфальною аркой,

Где молчанием золота лгут.

Никогда, ни единым намёком

Не откроешь, любимая, мне —

Сколько тьмы, сколько правды жестокой

На обратной твоей стороне.

* * *

По московскому тракту иду,

По следам казаков-горемык.

Не свою ли ищу я беду,

Хоть ещё от чужой не отвык?

Знать, была ваша жизнь не сладка,

Коль свела в комариный закут.

Словно струнные струги Садка,

Ваши вольные песни поют.

Проникают и в душу, и в ум,

В каждый чум, в свежесрубленный дом,

И вздыхает суровый Кучум,

Своей страшной судьбою влеком.

Да не Русью надвинут был мрак,

Что истёк от ордынских времён.

Не ярмо, но пшеницу Ермак

Даровал многоречью племён.

Этот старый казацкий приём —

Добираться ползком до врага —

Пробуждается в сердце моём,

Пробирает мои берега.

И уже я станичник донской,

Что ушёл в эту Пегую тьму,

И плыву я сибирской рекой

К дому новому моему.

На чулымский песок выхожу.

Говорят, что в верховьях реки

Есть ещё погружённые в жуть,

Несговорчивые старики.

В их глазах золотая тоска,

В туесах письмена праотцов.

И сидит в облаках табака

Горстка высохших мудрецов.

К ним моя потянулась рука —

В никуда уже, в никогда.

Осыпаются берега,

Льётся огненная вода.

БЫЛИНА

Как ты справишься с Мором, родина?

Под Калиновым под мостом

Протекает речка Смородина

С отражённым в воде крестом.

Одолень-травой перевитые

Затаили меня берега,

И, калёной враждой побитые,

Словно витязи, спят стога.

Спала лень, стало утро ясное

Предвещать нехороший день,

Покатилося солнце красное

И окрасило кровью плетень.

Задрожала земля, заохала,

Прогремело со всех сторон.

Хорошо затаился, плохо ли —

Всё достанет живой огонь.

Разбужу ли стальной рукавицею

Задремавших братьев в дому?

Уж слетает змеиной птицею

Змей Горыныч в дневную тьму.

Выхожу из засады медленно,

На червлёном щите петух,

И стегаю я плёткой медною

Эту русскую птицу Рух.

Звон стоит до последнего идола,

Разгорается честный бой,

Ты такого ещё не видывал?

Не сражался такой с тобой?..

Как у речки у той Смородины,

Де бревенчатый древний мост.

Солнце красное моей Родины

Поднимается в полный рост.

ДМИТРИЙ КОРО

* * *

Сгорела яичница

три острова превратились в уголь

вместе с круглым океаном

Как хочется любить эту жизнь

хочется любить эту жизнь

любить эту жизнь

эту жизнь

жизнь

ь

* * *

Можно я буду бояться?

Себя

в маленькой рамке своего рождения

Всех вас

в опоках названий ваших эпох

Этот страх так легко переходит

границу самосознания

Можно я буду бояться

* * *

Не превращай фабулу в фетиш

надоест

Не пей света из выстрела

распухнут гланды

Не прячь желание в радуге

потребуется миноискатель

Не облокачивайся глазами на небо

уснёшь навсегда

Не-не-не-не…

* * *

О Женщина

существо другого сорта

неизмятая страница поэзии

дарующая целомудрие ночи

и распутство дня

Заполнить её строкою

и она родит шедевр

* * *

Дорога шириною в детство

и

я

стесняющийся земного притяжения

Мой первый полёт

в этих шагах

вприпрыжку

Томск

ДМИТРИЙ ТВЕРДЫЙ

КИТОВАЯ БАНКА

Заходящий в двери

Выходит в трубу

Он летит над землёю

Поёт свою песню

Два мира — два образа

Слава труду

Двум китам в одной банке

Всегда будет тесно

Запрягайте. Дальний путь.

Пыль. Дорогу не согнуть.

Млечный Дом над головой

Твой — Мой

Месяц март — рубеж весны

Снятся никакие сны

Даже если всё путём

Есть стрём

Перепуган и забыт

Весь песок дождями смыт

Всё забавно, как кино

В окно

Залетают облака

Их ударом молотка

Обращают в сладкий блин

Един

Крик совы. Шумит тростник.

Воин головой поник

Лук стрелы потерял

Устал

Стрём зароется в песок

Загустел полночный сок

Время выгнулось дугой

Другой.

Заходящий в двери

Выходит в трубу

Он летит над землёю

Поёт свою песню

Два мира — два образа

Слава труду

Двум китам в одной банке

Всегда будет тесно

ДЕНЬГИ ЗАБЫТЫХ ПРЕДКОВ

Это личное дело начальника снов

Здравствуй, подлец, сегодня ты победил

Я остался во власти последних оков

Но солнце пока крокодил не проглотил

Тени забытых предков молчат у костра

Они не хотят говорить, если наш разум спит

Древняя сталь холодна и как бритва остра

Съеден зверями в Африке Айболит

Старый волшебник из пальца высосал смех

Он низко упал и больше не встанет с колен

В двери стучится древний и страшный грех

Смеётся, как всегда, старик Гуинплен

Симферополь

НАДЕЖДА ПАПОРКОВА

* * *

Прекрасна в тихой нежности земля

И золото берёз, и зелень сосен…

Наверное, ты любишь так же осень,

Как, милый друг, тебя любила я.

Но синь небес покрылась тяжкой мглой

И дождь уныло размывает краски…

Как поздно я увидела без маски

И осени лицо, и образ твой.

* * *

Не повторяй вчерашних песен,

В них счастья нет и боли нет.

Но как-то горестно чудесен

Опавших листьев тихий свет.

Когда ты счастлив, мне не больно.

Я даже слов твоих не жду.

Не жду. Печаль моя безвольна,

Как листья в стареньком саду.

* * *

Отцвели созвездия сиренью,

Под окном уснули фонари.

Что ж ты бродишь трепетною тенью,

Зыбкой тенью стынущей зари?

Иль тебе дарил мгновенье это

Безутешно-пламенный закат?

Или звёзды пристальней рассвета

Сквозь туманы сизые глядят?

Только он, печальнейший, о горе

С лёгкостью вседневной говорит.

Лишь сжигают небо эти зори,

И оно когда-нибудь сгорит.

ВЕСНА

Снегов небесных полумгла

И тихий свет земных проталин…

И чей-то взгляд ещё печален,

Но чья-то боль уже тепла.

На ближней станции одни

Мгновенья прошлого прекрасны,

И, ослепительно напрасны,

За ними вслед проходят дни.

И всё, не сказанное мной,

Так близко сердцу и так зримо.

И поезда проходят мимо,

Не оспоримы тишиной…

Рыбинск

Борис СЕМЁНОВ

СВИДАНИЕ С БОГОМ

Неожиданный холод идёт от окна,

Мы не знали, что думать о нём.

Так кому-то хотелось немного вина!

Потолок целовался огнём.

За дорогой горели дома и, конечно,

Их тушили холодной водой.

Я как был, так остался, наверное, грешным.

Грешный — значит, всегда молодой.

Было тёмное небо. Сугробы без снега

Закрывали собою порог…

Здесь когда-то, немного уставший от бега,

На ступеньке посиживал Бог.

Здесь красавицы тихо следы заметали,

А бомжи справляли нужду.

Эти странные стены от краски устали

В одиноко ушедшем году.

Нами поняты были дорог начертанья

И забыта пустая молва.

Мир томится в нелепом войны ожиданье…

Всё — любовь. Остальное — слова.

* * *

Эх, сегодня в степи денёк!

Конь дрожит, удирая от стрел,

Ночью не разведёшь огонёк,

Страх берёт — лишь бы враг не успел.

Кровь кудахчет в Яик-реке,

Не догнать казачкам меня.

Я один, да с мечтой налегке,

Да и ночь стоит, как броня.

Степняков я вязал полки,

Я держался за Волгой день,

Но забыли про то казаки,

Навели сами тень на плетень.

Был я в дальних краях рождён,

Убаюкан дыханьем птиц,

Знал добычи дикой закон,

Но не помнил родных ресниц.

Я — не трус, но в руках моих

Не дано уж мечу гулять.

Легче нынче даётся стих,

Легче нынче любовь понять,

Легче петь и плясать огню,

Чем его разжигать в сердцах,

Легче злобу рвать на корню,

Чем рубить теремок с крыльца.

Эх, сегодня в степи денёк!

Кровь кудахчет в Яик-реке.

Ночью не разведёшь огонёк,

Я один, да с мечтой налегке.

ХУННУ

Воины-гунны, множьте ряды!

Вами потеряны вены-следы,

Радостный остров удалой Европы

Вашим быльём не зарос.

Узкие очи, приведшие смену

Тысячам кельтских крестов,

Вы лишь забыты и брошены в пену

Ярких загадочных снов.

Эти другие остались, разжились,

Могут теперь и без вас.

Острым мечом вы до смерти трудились —

Вот этот меч и погас.

И не придёте по млечному тракту,

Пылью полнеба покрыв.

Вас вырезали, как катаракту,

Словно гниющий нарыв.

Кони не здесь и не помнят героев,

Волки забыли Луну,

Тени собрались и траурным строем

Снова идут на войну.

Черкесск