"Дороги. Часть вторая." - читать интересную книгу автора (Завацкая Яна)

Глава 17. Победители.

Уже в середине июня отряд снова перебросили на Анзору.

Там продолжалась тихая, затяжная война. Сторонники Цхарна и не ведали об исчезновении своего повелителя — ведь Цхарн для анзорийцев был лишь легендой, символическим образом. В Бешиоре некоторые контактировали с ним, используя наркотические вещества. Для Лервены Цхарн оставил лишь свои Заветы.

Теперь он был отброшен — не мог даже приблизиться к тем слоям, где живут люди. Анзора была пуста и свободна от сагонов...

Но цхарниты — несгибаемые — продолжали все еще партизанскую войну. С этим пока справлялась собственная армия нового Лервенского правительства, да небольшая группа военных с Квирина. И вот в конце мая в Лервене появились дэггеры.

Обычное дело. Где-то вскрыли новый тайник, где биороботы дремали в ожидании действия. Некому было управлять дэггерами (по этой причине их и вообще было мало на Анзоре). Но часть цхарнитов, видимо, была тайно обучена этому искусству, их дух позволял справляться с черным ужасом. Тем более, что как доказано, дэггеры и не производят впечатление ужаса автоматически, это их полусознательный психический удар, который они могут и не производить.

Для борьбы с дэггерами необходимы бойцы ДС. Именно поэтому и направили на Анзору снова 505й отряд.

После четырехлетнего перерыва Ильгет все казалось совершенно новым и незнакомым. Акция даже радовала ее. Страха не было, как она ни старалась напомнить себе о предстоящей опасности. Но всю дорогу, все две с половиной недели она испытывала внутреннее возбуждение, так собака радуется выезду на охоту. Ноки, впрочем, тоже радовалась. Неизвестно чему.

Остальные выглядели скорее усталыми — ведь так недавно вернулись с прошлой, страшной и убийственной акции. Снова вошло в привычку собираться в каюте, на этот раз у Дэцина, петь песни. За время учебы никто к гитаре даже не притрагивался, да и совместных мероприятий никаких не было. Безмолвный траур. Но теперь он был кончен — снова в бой, плевать на все.

Оказалось, что Айэла обладает удивительным грудным меццо-сопрано. Она быстро подружилась с Иволгой и вскоре с удовольствием пела «фирменные», переведенные с терранского, песни 505го отряда.

Если вы, нахмурясь, выйдете из дома,

Если вам не в радость солнечный денек,

Пусть вам улыбнется, как своей знакомой,

С вами вовсе не знакомый встречный паренек.

И улыбка без сомненья

Вдруг коснется ваших глаз,

И хорошее настроение

Не покинет больше вас.

Слушать ее было одно удовольствие. И у Марцелла оказался хороший низкий голос. И у бывшего 416 отряда — свои привычные песни. Особенно понравилась всем одна из них.

За бронзовыми ликами побед () Теперь все чаще проступают лица Тех, кто не мог и не желал смириться, В чьих душах жил неугасимый свет... «Неугасимый свет» — слова для книг! Для пышных эпитафий над костями, На камне столько слов о «вечно с нами»... Под камнем пробивается родник. Вода журчит, смывая пыль эпох, Печали и раздоры поколений. На нас на всех один далекий Бог. И — на плече рука бесплотной тени Забытого годами чудака. Но все же — странно! — так тепла рука...

Ильгет слушала песни и пела сама. И часто уходила на Палубу, посмотреть на звезды — она так давно не видела Настоящих Звезд. Ярких, немигающих, словно нарисованных на черном глубочайшем холсте. Рассыпанных щедрой рукой, то взлетающих дорожками, то вдруг исчезающих в немыслимых угольных ямах. И чувствуешь себя совсем иначе рядом с этими звездами — все суета рядом с ними, и даже собственная смерть так незначительна. И молиться так хорошо рядом с этим Небом. Арнис иногда приходил и сидел рядом с Ильгет.

— Знаешь, я вот думаю, — делилась она, — откуда в нас взялся этот панический, уничтожающий страх смерти? Был ли он всегда? Мне кажется, в тех, кто живет Традицией, этот страх куда меньше, потому что они вообще не ощущают себя чем-то отдельным... когда я писала роман о Даре, я почувствовала это. Собственная жизнь для них не так уж важна.

— Что вся боль твоя и муки, что и смерть твоя... безнадежно моет руки море бытия, — сказал Арнис негромко. Ильгет кивнула.

Роман она выложила в Сеть, на всеобщее обозрение, непосредственно перед вылетом. И теперь было ощущение пустоты в душе — ничего нового не возникло еще... а книга была рождена. Теперь уже — все. Теперь она больше не принадлежит ей, она отдана другим. И жаль было книгу, и с другой стороны — как же иначе, ведь это судьба. Ильгет не скоро узнает, какой была читательская реакция на ее роман. Только после возвращения... Сейчас как раз начинался очередной всепланетный рейтинговый конкурс. Но роман даже шансов не имел — имело бы смысл выложить его в начале года, чтобы побольше читателей набрать. А так... как обычно — прочитает две, три тысячи человек, ну кое-кто удосужится прокомментировать.

Но и это хорошо. Арнис вот утверждает, что роман получился гениальный. Но он, понятное дело, необъективен. Ильгет сама не могла понять, что у нее получилось. Сделано все, вроде бы, безупречно. Но... как мать не может справедливо оценить своих детей, так и свою вещь, свой роман нельзя оценить. Даже еще труднее. От детей можно отстраниться внутренне, а роман — кусок твоей же души, на него больно смотреть, это кусок души, оторванный, обнаженный и брошенный на... ну не на попрание, конечно, хотя и это возможно. Словом, на всеобщее обозрение. И однако, этот страх надо преодолевать... иначе нет и смысла начинать писание.

Ильгет старательно загоняла в подсознание мысли о детях. Белла просто переехала к ним в квартиру, чтобы не лишать детей привычной обстановки. Но все равно... Ильгет чувствовала себя виноватой. «И я безмерно виноват — мой дом покинут». Была ли такая уж необходимость для нее участвовать в этой акции? Можно было отказаться. Она не отказалась — почему? Неужели — захотелось уже?

Боже мой, чего захотелось? Смерти, ужаса, риска? Как она об этом пожалеет... И главное — детей бросила. Своей гибели Ильгет не боялась — но что переживут Анри и Лайна, если потеряют еще и вторых родителей. Только-только контакт с ними наладился. Лайна стала ласкаться к Ильгет, соглашалась посидеть на ручках. И... опять все?

Дара совсем еще маленькая. Полтора года... не дай Бог в этом возрасте потерять родителей. И потом, у нас, как и у Данга с Лири, всего одна бабушка. Кто возьмет моих детей... Иволга, разве что. Если выживет.

Дура, дура... и чего тебя потянуло? Куда? Ильгет сама себе удивлялась. Ведь всегда ненавидела эту войну. Шла только потому, что деваться некуда. Боялась смертельно. А вот теперь... как будто даже и хочется. Как будто скучно на Квирине!

— Просто ты эстарг по натуре, — объяснил Арнис, — тебе бы каким-нибудь курьером работать или транспортником. Или спасателем. То в дорогу, то домой.

Но сейчас, на корабле, Ильгет понимала, что есть во всех этих акциях все же и нечто привлекательное. То, чего не найдешь на земле. Никогда.

Ни в какой компании, ни в каком походе, нигде и никогда нельзя вот так сидеть, чувствуя слева и справа руки и плечи друзей, и петь с ними. То есть петь-то можно, но — не так. И не так смертельно, пронзительно дороги эти лица и голоса. Неужели только потому, что может быть — ты видишь их в последний раз?

И звезд настоящих больше нигде не увидишь. Только в Космосе.

С орбиты спускались на ландерах, скультер не стали сажать, он полезнее наверху. У Анзоры мало своих искусственных спутников, да и примитивны они.

На севере Лервены, в Трайских горах уже образовалась настоящая линия фронта. Там, в сердце гор, было захоронено гнездо дэггеров, по данным разведки — около полутысячи штук. Ведомые сагоном, они были бы почти непобедимы, во всяком случае, силами одного отряда. Но дэггеры были либо полностью разрознены, либо — частично управлялись особо сильными цхарнитами. Цхарнитов в горах тоже было много. Несмотря на то, что войска правительства все это время уничтожали их.

Новое квиринское оружие, ландеры местные военные только начинали использовать — слишком маленький срок, чтобы научиться владеть всем этим. Поэтому так затянулось уничтожение партизан.

Дэцин разделил отряд на три группы, охватив зараженную местность тремя секторами.

Одной из групп командовал он сам, второй — Иост, третьей — Арнис. Вместе с Арнисом работать остались Ильгет, Иволга и Ландзо, а также четыре собаки — Иволга на этот раз взяла двух, Атланту и молодого черного пса по кличке Акела. В этой акции собаки могли оказаться очень кстати.

Ноки терпеть не могла дождя, а он лил уже вторые сутки. И холод... Ильгет давно натянула на собаку защитный костюм, но голова оставалась снаружи. Шерсть Ноки была прибита дождем к голове, и пуделиха выглядела жалко.

Покормить ее, что ли, подумала Ильгет. Или попозже... успеется еще. Вдруг Ноки напружинилась, высоко подняв голову, вслушиваясь в непроницаемую пелену вокруг. Одновременно Ильгет ощутила знакомый, пробирающий до самых глубин страх. Она сцепила зубы, сосчитала до трех, опустила лицевой щиток. Сбросила с плеча «Ураган», глянула на дисплей... слава Богу, всего один. Ерунда. С собакой — никаких проблем.

Вот если бы не было Ноки... тогда — дуэль с дэггером... почти безнадежно.

— Ноки, взять!

Собака звонко, оглушительно залаяла и рванулась вперед. Исчезла в тумане. Ильгет наблюдала за происходящим на экране ракетомета. Цель чуть сдвинулась. Хорошо. Это значит — дэггер сейчас повис на небольшой высоте и закапсулировался.

Что бы стоило сагонам научить дэггеров хотя бы убегать от собак — улетать далеко, повыше... Так нет. Правда, в собранном состоянии дэггер слабо уязвим. Расстрелять его почти невозможно. Но приемы-то есть...

Ильгет сбросила скарт, вскочила на него, поднялась в воздух, примерно на высоту дэггера. Включила противотуманку, яркий свет прорезал белесую муть, и она различила метрах в пятидесяти повисшую черную массу. Господи, какой он огромный! Все внутри сжалось от ужаса. Ноки бешено лаяла внизу, и дэггер не мог развернуться. Он сейчас абсолютно беспомощен... абсолютно, повторяла про себя Ильгет. С молитвой она приблизилась к чудовищу.

Сейчас он мало излучает... но идет что-то. Достаточное, чтобы неподготовленного человека лишить сознания. Ничего... со мной не так легко справиться. Ильгет поднырнула под дэггера снизу.

Здесь где-то уязвимая точка. Из «Рэга» стрелять на таком расстоянии нельзя, невозможно. Ильгет активировала бластеры. Тонкие, нестерпимо яркие лучи ударили в днище дэггера. Где же, черт возьми... лазеры скользили по броневой шкуре, не нанося дэггеру вреда. Но вот луч, видимо, коснулся уязвимой точки. Даже сквозь фильтры Ильгет ощутила вонь. И тотчас полилось тонкой струйкой что-то черное, мерзкое. Казалось, что у дэггера понос. Ильгет ударила лучом в основание этой струйки. И едва успела отскочить, все же черный поток, хлынувший вниз, задел ее.

Она кромсала и кромсала лучом умирающего дэггера... Хорошо бы еще Ноки отскочила. Да у собак хорошая реакция. Все вокруг стало — тьма, вонь, кружащиеся в воздухе ошметки.

Наконец Ильгет опустилась на землю, тяжело дыша. Ноки подбежала к ней, поставила на хозяйку лапы, виляя хвостом.

— Хорошо, Ноки, хорошо!

Справились... Ильгет вяло отреагировала на сигнал в шлемофоне.

— Иль! — голос Арниса, — что у тебя?

— Мы с Ноки cбили склизкого. Я возвращаюсь.

Арнис смотрел в огонь.

Его маленькая группа спала. В три часа Ландзо заступит на дежурство. А пока... в сон не очень клонит. Вполне терпимо. И как хорошо, что дождь перестал наконец-то. Небо даже очистилось, и местами среди туч — черные провалы с цепочками мерцающих звезд. Незнакомый рисунок созвездий. Но все равно приятно. Звезды так напоминают о доме. Для квиринца корабль, летящий среди звезд — это тоже частица Родины. А значит, и сам Космос — родной. В отличие от чужих и непонятных миров...

Только посмотри вверх — и ты дома.

И так знакомо, тепло потрескивает огонь. Арнис поддерживал небольшой костерок, на бревне, лишь изредка подкармливая пламя ветками. Тоже — будто в Коринте, выбрались в лес, на вылазку с друзьями.

Вон они — друзья, спят чуть поодаль, в бикрах прямо на земле. И собаки сбились в кучу, отдыхают. Ноки только лежит рядом с костром, с хозяином, подняв благородную голову с высохшим задорным хохолком желтой шерсти.

Пудель вдруг встрепенулся. Арнис повернул голову. Если бы опасность — Ноки вскочила бы и залаяла. А так... Ну да. Кто-то проснулся. Громоздкая фигура в бикре приблизилась к костру. Ландзо...

— Рановато ты встал, час еще мог бы дрыхнуть.

— Да мне не спится что-то, — виновато сказал Ландзо, — как проснулся, так и не могу... старческая бессонница, что ли. Сроду такого не было.

— Может, таблетку примешь... хотя смысла нет.

— Да, я уж посижу тут. А ты иди ложись.

Арнис не ответил. Честно говоря, и спать-то не хотелось. Такая хорошая, почти ясная ночь. Тихая... много ли еще будет таких тихих ночей?

— Я посижу тут еще, — сказал он наконец, — не хочется спать. И знаешь что, давай хватанем по чуть-чуть? Нам обещали еще подбросить завтра...

— А девочки что скажут? — засомневался Ландзо.

— А мы по чуть-чуть, они и не заметят.

— Иволга? Ну да, она, по-моему, на глаз до миллилитра определяет, — все же Ландзо достал плоский контейнер с ромом.

— Давай в чай добавим?

— Хорошая мысль, — согласился Арнис. Кипяток еще не совсем остыл, котелок подвесили над огнем — разогреваться.

— Слушай, — сказал Арнис, — я давно уже хотел у тебя спросить... только ты... пойми, это важно очень. Не только для меня. Я знаю, ты уже рассказывал Дэцину, но это ж закрытая информация. Если можно — расскажи мне.

— Про что — про Цхарна? Так ты ж вроде присутствовал.

— Нет, я про твою первую встречу с ним.

Ландзо долго молчал. Снял с костра котелок, бросил пакетики в кружки, разлил чай.

— А зачем тебе? — спросил он, — видишь, эти вещи... ну не люблю я рассказывать. Я тогда сам повел себя как скотина.

— А кто любит? — сказал Арнис, — этого никто не любит вспоминать. Даже если и хорошо себя вел. Они же, гады, знают точно, на что давить.

— Я в себе даже этого и сам-то не подозревал... оказывается, как сильно во мне это желание — всех осчастливить... получить власть и учить других, как жить. Перестроить жизнь всех по моим представлениям. Даже не банальное какое-нибудь честолюбие, а вот именно — стремление всех загнать к счастью. Хоть палкой.

Ландзо умолк, разливая ром по кружкам — с аптекарской точностью.

— Спорим, она заметит?

— На что спорим? — спросил Арнис, — такого количества — не заметит. Спорим на твой рассказ?

— Э... нет! С рассказом я еще не решил. Давай на твой спайс?

— Нет, это Иль подарила. Не могу. Ну что — пьем?

Они чокнулись кружками.

— За победу.

— Так вот, про рассказ, — сказал Ландзо, — тебе-то зачем это нужно? Любопытство?

Ром ощущался в чае очень слабо. Арнис подумал, что надо было все-таки отдельно дернуть.

— Нет, Ланс, не любопытство, конечно. Видишь ли, я не могу так больше. Вот мы воюем... и конца этому нет и не будет.

— Ну мы сами на такую жизнь согласились.

— Дело не в том, что я там не хочу и так далее. Просто — ну что это? — и нам жизни нет, и людей убиваем, и вообще. А кто-нибудь пытался докопаться до сути этой войны? Почему она идет? Зачем мы вообще нужны сагонам?

Ландзо тихо присвистнул.

— Арнис, ты, оказывается, мировые проблемы решаешь. Да неужто руководство ДС еще до этого не додумалось?

— Может, и додумалось, Ланс, да ведь нам они не скажут. Дэцин мне прямо заявил: станешь офицером, получишь на порядок больше информации. Вот я и хочу докопаться — сам. Понять их хочу... всю жизнь с ними воюем, а... Ну а кто знает, может, и удастся... Знаешь, почему-то в истории всегда складывалось так, что многое на одного человека завязано было. Вторую сагонскую войну остановил один человек... Энис. Легенда, но... я думаю, что так и было. Третью войну опять же остановил один человек, уничтожив планету сагонов. А кто его знает, может, нынешнее противостояние... Нет, я не претендую. Но знаешь, если мы все будем думать, то может, и поймем.

— Принято, — сказал Ландзо, подумав, — пожалуй, ты прав. Не стоит воевать бессмысленно. Я просто не так давно в ДС, поэтому такие мысли меня еще не посетили.

— Ну вот я и собираю информацию — может, кому-то сагоны обмолвились, зачем, почему... Я ведь не только тебя спрашиваю, я уже с некоторыми говорил.

— Да знаешь, Арнис, обмолвились-то они обмолвились... но ведь они же врут! Как ты отделишь зерна от плевел?

— Сначала соберу достаточное количество сведений... а там видно будет. Может, и поддастся анализу.

Ландзо помолчал. Потом сказал.

— Ладно. Расскажу тебе — раз такая цель.

Так вот. Когда я на Родину приехал посмотреть, меня тут взяли в плен. А тогда шла война с Бешиорой. Ну и мне так мягко предложили слетать туда, ландер у меня был, и уничтожить несколько их главных объектов. И честно говоря, я согласился... дурак был. Не знаю уж, что повлияло — то ли болеизлучателем меня тогда хорошо обработали... то ли опять лервенцем себя почувствовал, патриотизм проснулся. В общем, я полетел... там меня сбили. Катапультировался. Сознание потерял. Прихожу в себя в плену. Там дэггера увидел, кстати. Ну беши со мной хорошо обращались. Вот что они сделали с моими охранниками — а со мной еще двое лервенцев было — даже вспоминать не хочется. А меня не тронули. У них там такая ересь — все люди делятся на две касты, посвященных и простых. И они решили, что я посвященный. Ну что... Из тюрьмы не выпускают, но обращаются очень хорошо и готовят к цимо — это у них такое посвящение в высшую касту. И вот, значит, принял я это цимо. Меня напоили какой-то гадостью, наркотической, видимо. И я впал в транс. И вот в этом трансе я встретился с Цхарном. Было ощущение — нет, не сна, полной реальности. Вот как с тобой сейчас разговариваю. Я, конечно, был потрясен — сам Цхарн! Я же считал его легендой, полубогом... или богом. А тут — вот он, живой! Ну и он со мной поговорил. Не давил, никаких сагонских штучек. Просто все объяснил. Доказал, что я такой крутой, круче всех — и с Анзоры сумел вырваться, что вообще нонсенс, и как ско я вроде тоже хорошо воевал, и все это говорит о моем необыкновенном призвании. Ну всякая такая чушь... Я, конечно, был полный идиот, но мне это все показалось убедительным. Особенно на основе того, что я стану королем всей Анзоры, Цхарн меня подтолкнет к этому, ну и устрою здесь нормальную жизнь...

Ланс умолк, допил остатки чая. Арнис спросил.

— Ну хорошо, а что тебя остановило? Почему ты понял, что это не так?

— А я ему ведь поверил! Я только месяц спустя опомнился. И не сам, а благодаря друзьям. Понимаешь... Цхарн говорил о моем духовном превосходстве над всеми. А мои ребята, Валтэн и Герт... я сказал им меня не ждать, что я остаюсь. Но они отправились за мной, не бросили. Попали в плен к беши. Я их, конечно, вытащил. Но они сказали, что без меня не уйдут. Арнис, им там досталось здорово... Эти бешиорцы куда хуже наших. Но ребята все равно не ушли. Их должны были казнить, а казни там тоже страшные... В общем, вот это все перевесило. Я вдруг понял, что нет у меня никакого духовного превосходства. Что я не могу даже ради великого дела друзей вот так оставить умирать. Ну и ушел с ними...

Арнис кивнул.

— Я знаю, что Герт в больнице тогда лежал.

— Я же говорю — досталось ему. Ужасно. Я очень виноват перед ним. После этого я крестился... Понял.

— Ага. И в ДС пошел.

— Ну в ДС меня Дэцин позвал. Я с ним и раньше общался... Только знаешь... вот с этим как бы все ясно. Я действительно понял, что Цхарн был неправ насчет меня лично. Только вот есть вещи, которые он говорил... и я до сих пор не знаю, как доказать себе, что это ложь. Мне эти вещи кажутся... правдоподобными. Хотя они очень жуткие. Ошеломляющие.

Арнис напрягся.

— Что именно он тебе говорил? — кажется, интонации стали очень смахивать на Дэциновские.

— Ну видишь... я ведь так сразу на все не согласился. Были у меня невыясненные моменты. Я все же квиринец. Я знаю, что сагоны — наши враги... Цхарн мне честно признался, что он — сагон. А я ведь уже знал про войны все эти... про всю историю противостояния человеческой цивилизации и сагонской. Ну и... конечно, возмутился. Мол, враг человечества передо мной. А сагон мне говорит: а откуда ты знаешь, КТО создал Квирин, и почему все это произошло? Я просто обомлел. Ну я знаю историю, знаю, что эдолийцы основали Квирин. Но в самом деле — кто его знает, что там в мистических сферах было... В общем, Цхарн мне намекнул, что сами сагоны и основали Квирин! И вообще... сагоны постоянно формируют наши цивилизации, следят за ними. Вроде таких воспитателей... и знаешь, я до сих пор не могу найти логической бреши — почему это не так.

— Но все же ты оставил Цхарна и пошел на войну.

— Да... но это эмоциональное скорее. Из чистого упрямства. Я понял, что у меня только 2 альтернативы, и обе недоказуемы логически. То есть мне надо или верить Цхарну... или моим друзьям, Квирину, в конце концов, Христу. И я выбрал того... тех, кто за меня жизнь отдавал. Цхарн ведь этого не сделал... наоборот, он всегда учил: есть более ценные жизни и менее ценные. Жертвовать собой надо с оглядкой. Такой возвышенный дух, как он сам, и вовсе не должен жертвовать.

— Как ты хорошо сказал, Ланс! А ты знаешь, я тоже понял за свою жизнь... В конечном итоге мы воюем за тех, кого любим. Просто любовь. Все остальное не имеет значения. И даже если ты ошибешься... все равно правильно — быть с тем, кого любишь. А логически — никогда ничего не докажешь.

Арнис помешал веткой в костерке, взбросив к черному небу яркие снопы искр.

— И еще, — продолжал Ландзо, — я как раз задал ему такой вопрос... ну вот как ты поставил — о целях. Раз сагоны такие хорошие, зачем они мучают нас? Зачем они устроили на большинстве миров такую жизнь, что хоть в петлю лезь? Да хотя бы на нашей Анзоре... А некоторые миры они просто уничтожают полностью. Зачем?

Арнис внимательно смотрел на друга.

— Ну и знаешь, что он мне ответил? Наши человеческие представления о добром и хорошем не всегда правильны. Они, со своей сверхчеловеческой колокольни видят куда больше. Вроде как страдания в физической жизни мало что значат, так что и сагоны этому значения не придают. Ну вот... А цель он тоже мне объяснил. И я сейчас думаю, что это правда. То, что нам мозги пудрят — про вампиризм, использование нашей энергии — ерунда это. То есть, может, и это есть, но... Правда то, что мне сказал Цхарн. А сказал он следующее: мы, сагоны, много веков ведем отбор среди людей. Дело в том, что они могли бы и замкнуться и не лезть к нам. Но! Они исполнены сострадания к людям и хотят помочь им продвинуться на следующий этап развития, эволюции. То есть они хотят сделать людей сагонами!

Арнис покачал головой.

— Я сам понимаю, что это дико звучит. Что они нас убивают, мучают, ломают психически. Но... как я понял, сагоны беспокоятся не обо всех людях — а лишь о немногих избранных. Как это объяснить? Ну из миллиона человек только один способен к дальнейшей эволюции. То есть к превращению в сагона, в сверхчеловека. Овладеть там перемещением в астрале, телепортацией, телекинезом, присоединиться к коллективному Сверхразуму, именуемому сагонской империей. Так вот именно эти люди — зародыши сагонов — и беспокоят империю. В смысле, именно эти люди, способные стать богами — а сагоны считают себя богами — эти люди вызывают сострадание и желание помочь. И ради помощи одному такому человеку не жалко истребить миллион. Потому что духовная возвышенность позволяет не замечать каких-то там червей, гибнущих под колесами повозки. Это я потом переосмыслил... Цхарн мне, конечно, это впаривал более красивыми фразами. По его мнению, именно я способен к дальнейшей эволюции, и после выполнения миссии короля Анзоры я должен был начать обучение и превратиться постепенно в сагона. Причем, что интересно, все это каким-то образом сочеталось с высокой нравственностью сагонов. Он говорил о своем сострадании людям, желании помочь, перевести на следующую ступень... что лучше пострадать физически, но зато возвыситься духовно. Что сагон вообще-то обязан быть добрым, сострадательным, исполненным любви ко всему живому, и все они такие и есть, ибо достигнув этой ступени развития, нельзя испытывать никаких негативных чувств... злоба там, ненависть, обида, месть. Ничего этого у сагонов нет. Они святы и совершенны, все как один. А те нехорошие дела, что они творят — ну что ж, все оправдано необходимостью духовного развития людей.

— Интересные дела, — не выдержал Арнис, — ну ладно, со страданиями ясно. А те люди, кто не выдержал давления и сломался, какой тут духовный рост? Или это те самые миллионы, на которых можно внимания не обращать?

— Наверное. Не знаю. В общем, в тот момент Цхарн был очень убедителен. И знаешь, я сейчас думаю, что он не врал. Потому что... это логично очень. Они к нам приходят вовсе не за энергией и не за рабами. Они у нас занимаются тем, что мы называем прогрессорством — переделывают нас по своему подобию. Ну, тех из нас, кого сочтут достойным. В эту теорию все укладывается! Посмотри — из кого состоит ДС? Из людей, которые выдержали хоть одну встречу с сагоном. И у большинства это было не так мило, как у меня. То есть из людей, уже заведомо психически стойких. И соответственно, за членами ДС сагоны обычно и охотятся. Посмотри... вот ты убил сагона только потому, что он был занят Ильгет. Он не услышал тебя, не понял, что ты идешь убивать. Не принял мер. То есть — это только представить надо: кругом кошмар, фабрика порушена, взрывы, грохот, десант захватывает уже само здание администрации, люди разбегаются, дэггеры уничтожены... А сагон в этот момент всецело поглощен тем, чтобы сломать Ильгет. Для него беседа с Ильгет важнее мировой войны. Он лучше проиграет войну, чем потеряет человеческую душу.

Арнис кивнул.

— Да, Ланс, это давно известно. Только поэтому мы их убиваем... иногда. Иначе нам бы каюк. Сагона можно отвлечь, взять на себя. Так и Энис помог освободить Таир, в результате чего война закончилась. Энис просто взял сагона на себя, говорил с ним, сопротивлялся... пока мог. И много таких случаев было. У меня самого... ладно, неважно.

— Так вот, Арнис, на то и похоже — сагону ничто не важно так, как обратить к себе человеческую душу. Заставить ее покориться. И особенно — душу устойчивую... мужественную, сильную. Слабые души их ведь особо не интересуют. Чем сильнее человек сопротивляется, тем больше сагон им интересуется. Разве не так?

— Так, — подтвердил Арнис.

— Ну вот, это как раз в теорию Цхарна укладывается. Сильный человек имеет, видно, больше шансов стать сагоном. Для них это — проблема выживания цивилизации. В светлые идеалы сагонов я не очень-то верю. Я думаю, что их цивилизация может погибнуть, если не пополнится за счет людей. Сагонов ведь мало... и умирают они все равно как-то. А новых тоже мало производят.

Ланс умолк.

— И последняя моя встреча с Цхарном — тоже укладывается. Наверное, я все-таки этот... ну или с его точки зрения — в общем, подхожу я. Могу стать сверхчеловеком. И вот Цхарн — он ведь не мог не знать, что я его убью. Могу убить. Конечно, для него смерть — ерунда, он опять восстановится. Что для нас рана небольшая. Но все равно — Цхарн пошел на такой риск... ради меня. Чтобы меня еще раз уговорить пойти по этой дороге. И ведь почти уговорил... — со злостью сказал он, сломав веточку, которую все вертел в руках. Арнис замер... что ж, интересная гипотеза... а моя собственная встреча с сагоном?.. а ведь тоже укладывается, дьявол, в эту теорию!

"Она ничего из себя не представляет.... почему тебя так волнует ее страдание? Ну, оставь это, оставь!"

"Забудь о ней — ею придется пожертвовать"

И страшное чувство вины — но сквозь эту вину — и ощущение какой-то избранности своей. По сравнению с Данкой... С Ильгет. Они — ничего не значат. А вот ты! Тебя я сохранил. Ты виноват, ты сволочь... но именно поэтому ты — мой!

Бог мой, так я ведь был на краю, на самой грани. И сейчас, после этого расстрела — тоже. Сагон не внушал мне, какие они хорошие. Нет. Наоборот, они — плохие, но и я плохой, и поэтому мне — прямая дорога к ним. Довериться ему до конца. Если бы я извел себя чувством вины, не смог покаяться по-нормальному — я бы попал под атаку сагона.

Этого сагон всегда требует. До конца довериться. Во всем. Этого он требовал даже от Ильгет. Не сдаться, не выдать информацию, а именно довериться ему. Как будто это доверие ему важнее информации. Важнее всего.

— Ланс, — произнес Арнис ошеломленно, — а ведь наверное, ты прав. Я вот сейчас сопоставляю все, что знаю сам... Да, наверное, ты прав. Сагоны пытаются выделить из нас способных к развитию, к превращению в новых сагонов. Видимо, в этом цель и суть этой войны.

Продирая глаза после глубокого и безнадежно короткого рассветного сна, Арнис подумал, что надо будет рассказать обо всем этом Ильгет... Что она скажет на это? Совпадает ли эта мысль с ее собственным опытом? И вообще можно расспросить людей... осторожно, конечно.

Иволга стояла у погасшего костра и придирчиво, с хмурым выражением на лице разглядывала ксиоровую фляжку с ромом. Ландзо подмигнул Арнису.

— Да... — сказала Иволга в пространство, — кто-то тут ночью квасил без нас, Иль. Ужас, ну что за люди эти мужики... ни на минуту нельзя без присмотра оставить.

— Ну ладно, ладно, Иволга, — сказал Арнис, — полнаперстка — это что, уже называется — квасить?

— Ну, допустим, побольше все-таки, — буркнула Иволга. Засунула фляжку в общий контейнер. Арнис сел и махнул рукой, чтобы подошли остальные.

— Собак не кормили, я надеюсь? — спросил он.

— Не первый раз замужем, — сказала Иволга. У нее иногда встречались странные поговорки, видимо, переведенные с терранского. Однако друзья приноровились ее понимать. Арнис сказал.

— Через полчаса выходим. Пока задача без изменений, как вчера говорили. Ищем группировку цхарнитов с дэггерами с помощью собак. Я сейчас свяжусь с базой, но думаю, они с воздуха ничего не нашли, здесь разветвленная система пещер. Каждый возьмет по собаке пока. Иль — защита, Ланс — связь, мы с Иволгой ударная группа. Вопросы есть?

— Нам поддержку дадут в случае чего? — спросила Иволга.

— Дадут. Надо только найти группу и связаться со своими. Но я думаю, мы справимся и сами, у нас четыре собаки, вряд ли у них больше дэггеров

— Собак одеваем? — спросила Ильгет.

— Ну а как же? Конечно, шлемы не замыкать пока. Ну давайте собираться...

Через полчаса группа была полностью собрана, небольшой контейнер с вещичками Арнис надел за плечи, это была самая легкая часть из всего подвешенного на бикр. Помолившись, тронулись в путь на скартах, скользя низко над перевалом.

Ильгет успевала смотреть кругом — а рассвет в северных анзорийских горах неописуемо красив. Синие вершины вдалеке, лиловая дымка, сизо-темный лес под ногами, словно мох на камнях, и постепенно все разгорающееся в холодной синеватой гамме теплое, радостное огненно-красное сияние... Ильгет хотелось молиться, хотелось благодарить Бога за эту красоту, и никак невозможно было поверить, что вокруг-то — война.

Вдруг, когда они в очередной раз опустились на землю, Арнис остановился и поднял руку. Все замерли. Но ничего особенного не произошло. Арнис негромко, неслышно поговорил по грависвязи. Потом повернулся к своей группе.

— Задача меняется, — сказал он, — база нашла две изолированные банды. Нас поведут сверху. Мы разделимся. Иволга, идешь с Ландзо, ты старшая. Я веду вторую группу. Иволга, мы возьмем одну из твоих собак. Свяжись с базой, с номером 12, он тебя поведет. Ильгет, мы — на юго-восток.

— Возьмите Акелу, — сказала Иволга. Ильгет кивнула, пристегнула к себе тонкий поводок-рулетку (обычно поводки не использовали, но иначе Акела не уйдет от хозяйки). Иволга подошла к ней, обняла.

— Ну давайте... до встречи.

— Осторожнее, ладно? — сказала Ильгет.

— И вы тоже, — добавил Ландзо. Все четверо коротко скрестили руки, прощаясь.

Арнис зашагал на юго-восток, включив шлемофон. Один из парней на орбите — номер 4 (кажется, голос знакомый, вроде бы, это Изайк), должен был вести их к обнаруженной группировке врага. Ильгет безмолвно шла за Арнисом, вскоре она отстегнула поводок, Акела побежал рядом с ней самостоятельно.

Примерно через полчаса Изайк сообщил упавшим голосом.

— Я потерял их. Они ушли вниз, ничего нельзя сделать. Но они ушли недалеко, ищите.Может быть, собаки возьмут...

— Хорошо, будем искать, — ответил Арнис. Повернулся к Ильгет.

— Займись Акелой... если цхарниты здесь проходили, то собаки должны взять след.

— Есть, — ответила Ильгет и позвала черного пса, — Акела, ищи! Ищи!

Пудель беспокойно закрутился на месте. Ноки тоже бегала, вынюхивая следы — но здесь пахло лишь давнишним оленем и кроликами, а хозяев интересовали люди...

Никаких людей она здесь не чуяла.

Их можно и неделю искать, подумала Ильгет. Уж очень горы удобные. Под ногами — разветвленная система пещер. Много выходов. Неужели нельзя как-то комплексно решить проблему... скажем, газ в эти пещеры пустить... Нет, ходы изолированы друг от друга, слишком это сложно.

Вдруг Ноки вся подобралась, внимательно внюхиваясь в почву. Арнис молча показал Ильгет на собаку. Ноки побежала вперед, не отрывая носа от земли. Взял след и Акела.

Собаки бежали крупной торопливой рысью, иногда переходя на галоп. В тяжелых бикрах за ними было не угнаться, Арнис с Ильгет вскочили на скарты, приподнялись и скользили над землей.

Вскоре впереди показался схрон — небольшой лесной домик с припасами, таких много в Лервене. Схрон приподнят над землей на гладких столбах — от диких животных. Обе собаки подбежали к домику и дружно уселись, уставившись на хозяев. Как их и обучали, голоса псы не подали.

Ясно, что противник — в схроне. Ильгет и Арнис переглянулись.

Вроде бы все ясно. Бесшумные двигатели подняли бойцов к закрытому плотной жестью входу. Ильгет и Арнис, вновь закрепив скарты за спинами, утвердились по обе стороны от двери на узком карнизе.

Арнис глянул на крошечный биолокатор, прицепленный к бикру, но ничего понять было нельзя — сколько их там? Он встряхнул прибор, но тени на экранчике расплывались. В стене что-то мешает? Ладно, разберемся, вряд ли их там много.

— Возьмем, — прошептал Арнис и лучом срезал замок. Потом он выбил дверь и первым шагнул в проем, держа бластер наперевес.

Только один. Ильгет увидела черное дуло, и как оно вздрагивает и плюет рыжим. Один раз, другой, третий... Цхарнит слепо шел на них, стреляя. Пули не причиняли ни малейшего вреда, застревая в первом слое брони. Арнис шагнул навстречу лервенцу, раз, два, три уверенных движения — вырвать пистолет, удар в солнышко, руки за спину, энергетические наручники на запястья.

— Где остальные? — спросил Арнис по-лервенски. Цхарнит не отвечал, ему еще не хватало воздуха. Арнис толкнул пленного к стене.

Ильгет только теперь почувствовала досаду, сообразив, что собаки взяли не тот след. Что толку взять одного, ну пусть бы их даже пятеро здесь было? Их там сотни. Может, они уже сейчас готовятся к очередной акции... уже сегодня взорвут очередной объект. На прошлой неделе убили трех спасателей. И шестерых лервенцев, перешедших на нашу сторону (а таких становится все больше). Изайк потерял отряд... То, что собаки взяли этот след — чистейшая случайность. Найдут ли они выход на пещеры... причем ведь нужен именно правильный выход. Зря провозились с этим следом, он просто увел в сторону.

Цхарнит тем временем отдышался. Сидел у стены, руки за спиной, черные глаза поблескивают в полутьме схрона. Арнис нагнулся к нему.

— Где остальные? Они были здесь?

— Нет, — сказал лервенец, — не знаю, где.

— Арнис, если бы они здесь были, собаки пошли бы дальше по следу, — сказала Ильгет тихонько.

— Значит, ты здесь один? — продолжал Арнис.

— Один.

— Сторожишь?

— Да.

— Схрон не сторожат, — заметил Арнис резонно, — ты пришел сюда взять запасы, так?

У стены лежали несколько сваленных тюков, стояли сундуки.

— Иль, посмотри, что там.

Ильгет развязала несколько мешков. Зерно. Сундуки были набиты патронами, в одном лежали лервенские автоматы до самого верха.

— Если ты не знаешь, где ваши, ты должен знать вход в пещеры. Где вы скрываетесь. Верно?

Лервенец не отвечал ничего. Ильгет заметила, что его начала трясти мелкая дрожь.

— Мы сохраним тебе жизнь, если ты поможешь нам. Ты знаешь, что мы не обманываем. Многим вашим жизни сохранили.

Нет времени, подумала Ильгет. Что разговаривать? Надо идти... след искать почти безнадежно, но что делать. Надо начинать. Конечно, вряд ли так повезет второй раз. Задачу мы не выполнили... может, Иволге с Ландзо больше повезло.

Пленный выругался по-лервенски, глядя Арнису в глаза.

Арнис выпрямился. Повернулся к Ильгет. Она чуть испугалась — лицо Арниса стало вдруг совсем чужим.

— Иль, — сказал он мягко, — иди наружу, охраняй здание. Оставайся там. Поняла? Пока я не выйду.

Ильгет молча кивнула, выскочила наружу, спрыгнула с трехметровой высоты. Собаки подбежали к ней, виляя хвостами.

... зачем охранять это здание... от кого? Эту задачу выполнили бы и собаки. Ильгет остановилась у столба, вглядываясь бездумно в темный, слепой лервенский лес.

Прошло несколько минут, и до нее донесся дикий, почти нечеловеческий крик. Потом он стал приглушенным... едва слышным. Ильгет вдруг осознала, что стоит, вцепившись в столб обеими руками, и что лоб покрылся испариной. Она стала молиться, чтобы ослабить напряжение. Господи, помилуй... Господи, что мы делаем... безумие. Ад. Ад, вот то, что нас ждет.

Прошло неизвестно сколько времени. Может быть, вечность. Было уже тихо. Совсем тихо. Даже сдавленного хрипения не доносилось сверху. Потом Арнис появился на пороге и спрыгнул вниз. Подошел к Ильгет.

— Я убил его, — сказал Арнис тихо, — мы не можем тащить его с собой. И... я знаю, где выход. Только их там очень много.

Ильгет оторвалась наконец от столба. В который вцепилась так, будто эта была последняя надежда при кораблекрушении. Посмотрела в лицо Арниса. Чужое, совсем незнакомое лицо.

— Иль? — спросил он еще тише, — ты идешь?

Она кивнула.

— Иль? Все в порядке?

— Да, — сказала она наконец.

— Нам сейчас много убивать придется. Их там полторы сотни примерно. И два дэггера. Пойдем.

— Да, — кивнула Ильгет, — пойдем.

Вечером они вновь соединились со второй подгруппой — Иволгой и Ландзо. Только стоянка теперь была ближе к югу.

Все получилось удачно и у Иволги тоже. База вывела их прямо на повстанцев. Бой оказался успешным. Вот только Атланта была тяжело ранена, дэггер сжег ее костюм, и почти вся шерсть была уничтожена, все тело покрыто ожогами. Иволга облепила кожу собаки повязками, поставила ей зена-тор, Атланта теперь спала, лежа на боку, откинув голову. Вызвали с базы эвакуаторов, они обещали забрать собаку уже сегодня.

— По-моему, надо бы с фляжкой покончить, — предложил Ландзо, — хотя еще неизвестно, привезут ли они новую... Скорее всего, и не догадаются.

— Ну сходи принеси, что ли, — буркнула Иволга. Она сидела рядом с раненой собакой, положив руку на ее пушистую голову и переживала.

А ведь сегодня Иволга уничтожила несколько десятков человек. Но переживает она не из-за этого. Из-за раненой собаки, вдруг кольнуло Ильгет. Господи, да что же мы все делаем такое?

Можно ли творить зло во имя добра? Можно ли любить только своих, ненавидя чужих?

Нельзя.

Ильгет перевела взгляд на Арниса. Тот сидел, опустив голову, глядя в пляшущие язычки огня. Ландзо поднялся и пошел искать ром. Да, ром — это то, что нам всем сейчас пригодится...

Ильгет вспомнила бой. Руки дрожали до сих пор. Неравный бой... Два дэггера — это уже более, чем достаточно для нас, хорошо, их связали собаки. Слишком многих лервенцев пришлось убить. У них были противогазы. Почти у всех. И почти все успели надеть их сразу, едва мы пустили газ. Их было слишком много, чтобы мы могли быть гуманными...

Господи, да думала ли я вообще об этом тогда... только одна мысль была — выжить как-нибудь в этом кошмаре, в сизом дыму газа, в грохоте автоматов тех, кто не заснул, многократно усиленном эхом от стен, и лицевой щиток треснул... И никакой там ненависти не было, ничего, просто стрелять нужно было, чтобы спастись.

Господи, почему все это — так?

Ильгет вдруг вспомнила свой роман. Ведь когда она писала все это, про войну, про святую Дару — она знала еще так мало... И получается, глупость написала.

Она еще не видела тогда лица Арниса и страшных его, болезненно горящих глаз, когда он вышел из схрона. Где лежал замученный им человек. Ну хорошо, пусть просто убитый.

Господи, зачем я стала писать этот роман... зачем? Я ведь тогда этого не знала. Мне лучше было писать про детей... про собак... о чем-нибудь светлом и простом. Зачем все это?! Ведь все только кажется так просто...

Ильгет повернулась к Арнису, взяла его ладонь. Положила на свою руку, словно теплого большого щенка, накрыла сверху другой ладошкой. Арнис посмотрел на нее — странно как-то.

— Что ты сделал... с тем? — прошептала Ильгет, глядя ему в глаза. Арнис вздрогнул, словно его током дернуло.

— Не надо это тебе, Иль.

— Я люблю тебя, — прошептала Ильгет. Потянулась, поцеловала Арниса в губы. Вдруг на глаза ее накатились слезы.

— Я люблю... я буду с тобой всегда.

— Ничего, Иль, ничего, — Арнис обнял ее за плечи, прижал к себе, — ничего, все пройдет. Все будет хорошо. Может быть, нас простят...

На следующий день им пришлось разделиться уже на три группы. Очистка района продолжалась. Теперь Ильгет осталась без собаки, Иволга взяла с собой Акелу.

В полдень Ноки взяла след и вывела хозяев прямо на группировку партизан, засевших за скальной грядой. Арнис прямо предложил лервенцам сдаваться... их немного, есть полная возможность сохранить им жизнь. Как обычно, цхарниты сдаваться не захотели. Цхарниты не сдаются...

У них не было дэггера. Арнис решил, что можно будет обойти скалы с двух сторон и взять цхарнитов, но тут вышла на связь Иволга.

— Арнис, кранты! — ее голос захлебывался, — у меня три дэггера! Если ты можешь!

— Понял! Ильгет сейчас придет с Ноки! Держись!

Арнис повернулся к Ильгет.

— Иди к Иволге, она даст пеленг. Возьми собаку. И «Рэг»...

Ильгет взвалила на плечи тяжелый ракетомет. Пристегнула Ноки к поясу за крючок, приученная собака висела неподвижно. Ильгет вместе с ней взлетела и помчалась к Иволге. Арнис посмотрел ей вслед.

Потом встал и молча двинулся к скале.

Он свалился на них сверху, как ястреб на кролика. Цхарниты не ожидали именно такой атаки. Они палили в Арниса метко и беспорядочно, расколотили лицевой щиток, Арнис отбросил его, только работать мешает... Плечевые бластеры бесшумно изрыгали огонь, и двое цхарнитов уже валялись на земле с развороченными черными внутренностями. Арнис сорвал с пояса синтор.

Сейчас и проверим новинку... Арнис выстрелил, и синий полыхающий круг возник в пространстве. Точно молния, вдруг вытянувшаяся в струнку. Цхарниты бросались в стороны, надеясь увернуться от парализатора, тщетно, Арнис стрелял снова и снова. Это было красиво, синие горящие молнии в сероватом воздухе, и настигая врагов, молнии эти сбивали с ног. Вскоре все цхарниты лежали без сознания.

Синтор плох тем, что выключает ненадолго (электрохлыст, и тот надежнее). Но цхарнитов осталось всего семеро. Арнис торопливо надевал им наручники, снимал и аннигилировал оружие, подтаскивал лежащих в общую кучу. Вскоре пленные зашевелились. Арнис вызвал Базу.

— У меня семеро пленных, когда сможете забрать?

— Арнис, только на точке 18. Приведешь?

Арнис прикинул, глянув на спайс — около часа ходьбы. Быстрой. А с ними быстро не пойдешь.

— Что делать, приведу. Через полтора часа ждите.

— Хорошо, высылаю ландер, — сообщил диспетчер. Арнис отключился. Подошел к группе цхарнитов.

— Встать! — крикнул он и смотрел, как пленные выполняют приказ. Раненых, вроде бы, нет...

Арнис вытащил электрохлыст, с которым, по привычке ско, не расставался. Да и неплохое оружие для ближнего боя. Передвинул регулятор на малую мощность — так, чтобы не отключать противника током, а лишь ударить чувствительно.

— Шансов у вас нет, — сказал Арнис, — я сохраняю вам жизнь. Если будете вести себя спокойно. Идите вперед, при попытке побега стреляю без предупреждения.

Цхарниты растянулись в цепь. Арнис шел сбоку и разглядывал их. Разные, очень разные. Трое — молодые парни. Таким, наверное, Ландзо был, когда бежал отсюда. Молодые, все со светлыми волосами, коротко стриженными. Все с бородами разной длины — ну да, какие бритвы в горах. Один, видимо, их командир (он шел впереди) — бодрый, крепкий пожилой мужчина, с совершенно лысой головой, но тоже бородатый при этом. Каким-то чутьем Арнис угадал в нем служителя Цхарна, старвоса. Ощущалось это по нему. Можно проверить старвоса на зависимость, но наверняка ее нет. Все цхарниты служили сагону добровольно. Да и сагона-то нет уже.

Они теперь просто свою Родину защищают. Свои идеи, свой образ жизни...

Еще трое были средних лет, один из них непохож на других — маленький, черноволосый. Другой расы. У них здесь разные расы, этот, похоже, с южного архипелага.

Все цхарниты были одеты в обычную серо-зеленую форму лервенской армии. Временами цепь слишком растягивалась, Арнис покрикивал на пленных, как пастух на овец, пару раз даже хлыстом щелкнул. Не касаясь никого из людей, так, для устрашения. Лишь бы шли смирно и не рассеивались.

Один раз пришлось пройти по узкой тропке над обрывом, Арнис пустил старвоса вперед, сам шел замыкающим. Вдруг один из молодых резко согнулся, присел и — покатился вниз...

Обрыв не был отвесным, но очень крутым. Боже мой, верная смерть... Нет, шансы есть у него. Он может уйти. Цхарнит быстро перекатывался, сгруппировавшись — побьется, но до низа дойдет живым... Арнис взглядом прицелился и с плеча выпустил тонкий, жалящий луч.

Цхарнит закричал...

Тело его сразу обмякло, почернело, и покатилось вниз, как мешок с песком. Тотчас кто-то закричал тонко, а кто-то стал сыпать ругательствами, Арнис крикнул, перекрывая гам.

— Вперед! Убью!

Едва миновали опасное место, он собрал пленных в кучу и сказал.

— Я предупреждал. Попытка побега... Идите вперед!

Шесть пар глаз смотрели на него, не отрываясь. Старвос вдруг шагнул вперед. Глаза горели ненавистью.

— Стреляй! Гад. Цхарниты не сдаются.

Арнис поднял электрохлыст.

— Иди вперед, — сказал он тихо и угрожающе.

Старвос не двигался. Арнис хлестнул его так, чтобы основная часть уДара пришлась по лицу. Не защищенному одеждой, хоть и одежда мало защищает от уДара током. Старвос не выдержал, вскрикнул. Лицо пересекла кровавая тонкая полоска.

Арнис вдруг вспомнил это ощущение — действительно, невыносимо больно. Он хлестнул второй раз. Пленный не мог даже руками лицо закрыть, руки скованы. Но он отвернулся, и однако все равно вскрикнул от боли, тело снова вздрогнуло от электричества, хлыст попал по уху.

— Вперед! — приказал Арнис. Старвос, втянув голову в плечи, зашагал вперед. Арнис ударил для острастки еще пару особо упертых цхарнитов. Бунт надо давить в зародыше. Идти еще далеко.

Цхарниты понуро зашагали дальше.

— Айкар!

Арнис замер на месте. Он еще не чуял дэггера.

— Стой! — приказал он. Группа остановилась.

Айкар... как только не называют склизких. Уйгаран, хронги, трогги... Везде по-разному. На лервени — Айкар. Арнис посмотрел на пленных — те тряслись мелкой дрожью.

Ясно, дэггер — дикий. Его хозяев перебили, или он с самого начала был сам по себе. Взять и вот так начать управлять биороботом — практически невозможно. Очень трудно. Если бы старвос мог взять его на себя — Арнису каюк.

Но старвос трясется не меньше остальных. Хоть и старается не показывать этого. Ага, вот оно! Сердца коснулась черная мрачная волна, похожая на инфразвук. Ну уж нет... бойца ДС тебе не взять.

Арнис уже видел черную точку над скалами. Дэггер приближался. Эх, собаки нет...

Двое цхарнитов уже лежали, уткнувшись лицом в землю. Нет, так не пойдет, здесь место открытое. Арнис быстро огляделся.

— В укрытие! — крикнул он, — за скалу, быстро! Встать!

Цхарниты не заставили себя просить дважды, а двоих, потерявших контроль над собой, Арнис поднял пинками и электрохлыстом, загнал за скальный выступ. Приказал пленным лежать и не шевелиться, а сам вышел навстречу приближающемуся чудовищу.

И ракетомета нет нормального. Только нашлемный, обычный «Симс», спикулы тоже обычные. Ну что ж, и они могут оказаться смертельными для дэггера. Посмотрим... Жаль, что лицевой щиток поврежден.

На миг захотелось уйти... можно ведь еще. Махнуть на скарте, выжав максимальную скорость, за скальную гряду. Дэггер, возможно, не будет преследовать, для него есть пища — шестеро беспомощных людей за камнями.

Арнис стоял, чуть расставив ноги, внимательно глядя на приближающееся чудовище. Активировал искажающее поле. Убрал на место втянувшийся электрохлыст. Едва компьютер бикра поймал дэггера в прицел, Арнис выстрелил. И в тот же миг его настиг ранее выпущенный плевок дэггера. Арнис отскочил в сторону, упал на колено, продолжая стрелять (и залечь-то нельзя...) Он зажал зубами кислородный шланг, зажмурил глаза, очень хотелось кричать, казалось, огонь уже касался лица, хотя поле еще действовало... Дэггер поливал его огнем. Арнис вскочил на скарт, взмыл вверх, едва жар прекратился, открыл глаза на мгновение, сориентировался... Дэггер висел на одной высоте с ним... и намеревался как раз накрыть огнем пленных, залегших за скалой. Черта с два, гад! — со злостью подумал Арнис. Он чуть повернул скарт и понесся на дэггера, одновременно вскидывая ручной аннигилятор... безумие, но это единственный шанс. Мои спикулы ему, что комары... Черта с два, это мои враги, но это люди — а ты чудовище, и я тебе их не отдам. Это ведь люди!

Воздух вокруг горел, и Арнис снова не видел ничего, его спасал лишь загубник да остатки полевой защиты, он дышал чистым кислородом из запасов бикра, и вот уже страшная морщинистая шкура — рядом, и аннигилятор вот-вот коснется ее... дэггер вдруг прогнулся, образовав перед Арнисом словно пещерку, приглашающую влететь... коснуться...

Ну нет! Арнис взмыл вверх. И прямо перед ним оказался неизъяснимо мерзкий страшный Глаз. Задыхаясь от ужаса и отвращения, Арнис ударил в Глаз аннигилятором. Активировал оружие.

Дэггер завис на мгновение, перестав стрелять. Ослепление — это хорошо... Арнис углубил успех, ударив лучами в зияющую дыру.

Но слишком уж близко он оказался к чудовищу. Дэггер весь содрогнулся конвульсивно, Арнису показалось — гора рушится на него... еще секунда — и гора обрушилась, страшный удар смял и сдавил его голову, и когда Арнис падал на землю в черных ошметках и жиже, гасящей огонь, он был уже без сознания...

— Арнис? Ты слышишь меня? Да? Все хорошо. Все хорошо, родной.

Бледное лицо Иль появляется откуда-то и потом исчезает. Во тьме мерцают золотистые и фиалковые просверки. Как молнии. Не больно. Голова кажется надутым воздушным шаром, и шар этот колышется на ветру.

Пустой. Легкий.

Потом снова нырок наружу, из темноты, и новое лицо, незнакомое. Женское.

— Арнис? Ты слышишь? Закрой глаза, если слышишь. Ну слава Богу! Все хорошо, милый, будем выздоравливать.

Слова уплывают куда-то, исчезают, растворяются в странном шуме. Шум заполняет голову. К нему так хочется прислушаться, различить что-нибудь в этом гудении... похоже на морской прибой. И все снова гаснет.

И опять то же самое незнакомое лицо. На этот раз все гораздо яснее и четче. Вдруг приходят воспоминания... осознание... где Иль?!

Надо спросить. Как трудно шевелить губами... и звук почему-то не рождается. Очень трудно... из скованной гортани выходит хрип.

— Иль...гет?

— Она там, на материке. На Анзоре, — объясняет незнакомка, — война еще идет. Ты на орбите, Арнис, на базе. Ильгет жива, не беспокойся, все хорошо. Ты пить хочешь?

Женщина поит его из трубочки. Понятно. Ильгет должна оставаться там. Ведь акция еще не закончена. Все в порядке. Арнис с усилием вспоминает о том, что предшествовало этому черному провалу.

— Что... случилось?

— Ты не помнишь, Арнис? Ты дрался с дэггером. Прикрыл пленных лервенцев. Ничего не помнишь?

— Помню. Цхарниты...

— Их забрали. Все в порядке. Ты молодец. Мы контролировали ситуацию с орбиты, и забрали тебя и пленных. Они сейчас в лервенском изоляторе.

— Что... у меня?

— У тебя? Дэггер тебя здорово помял, ну и ожоги. Но ничего, жить будешь. Поспи еще, Арнис... поспи.

Через некоторое время рядом появилась Иль. Теперь она не отходила от Арниса, ухаживала за ним, спала рядом в медотсеке, на запасной койке. Скультер уже летел на Квирин.

Восстановление шло медленно. У Арниса был сломан позвоночник, а это всегда серьезно. Остальное — тяжелые ожоги, раны — заживало постепенно. Врач, Сириэла Кан, работала с раненым всерьез, и к моменту возвращения на Квирин позвонки были уже восстановлены. Но Арнису предстояло какое-то время полежать в больнице.

Каждый день в медотсеке собиралась компания — двое, трое, а то и весь 505й отряд.

Кроме Арниса, двух погибших собак и Атланты, никто серьезно не пострадал. Поэтому настроение у всех было скорее приподнятым. Да и на Анзоре ситуация стабилизировалась. Теперь уже справятся одни восстановители, и новая лервенская армия проходила переобучение. Дэггеров на планете не осталось. ДС выполнила свою задачу. На самом деле Анзора давно уже беспокоила всех, все знали, что рано или поздно придется воевать там, и теперь словно заноза из сердца выскочила...

Казалось даже, что наступил мир. Что война навсегда окончена. Все знали, что это иллюзия, но уж очень она была приятной.

Из космопорта Арниса сразу перевезли в больницу. Он чувствовал себя уже неплохо, но вставать пока не мог. С этого момента Ильгет каждый свой час распределяла между больницей (где проводила все ночи) и домом. Четверо детей, иногда казалось, буквально разрывали ее на части. Ильгет ощущала свою вину перед малышами (особенно Дарой — даже на Квирине не принято оставлять таких маленьких детей без матери), и всячески старалась теперь восполнить свое отсутствие. Да и соскучилась по детям. Вечером читать книжку вслух, усевшись с малышами на диван, слушая их теплое сопение. Днем гулять с ними и с собакой по Набережной, разговаривая обо всем на свете, смеясь, покупая мороженое в автоматах. Купаться, используя последние теплые деньки, в остывающем синевато-сизом море.

Она почти не оставляла детей с кем-то, не отдавала их в Группу, лишь когда приходила Белла (иногда Ниро, и пару раз пришла Мари, жена Гэсса) — Ильгет мчалась в больницу к Арнису. Лишь через две недели, целыми днями занимаясь восстановительной гимнастикой, он начал вставать. Повязки сняли раньше. Кожу пересадили на место сожженной (собственную, клонированную), но пока еще оставались хорошо заметные шрамы. Лицо — как печеное яблоко. Но это ведь должно пройти... может быть, не сразу, может, понадобится полгода, год. Лицо Арниса станет прежним. Да если бы и не стало, думала Ильгет и смотрела в его лицо. Какая разница, как он выглядит... Он — мой, любимый, единственный. Даже не так. Он — это и есть я. Мы — одно целое. А лицо это — такая мелочь...

Арнис спал. Еще и семи часов нет. Ильгет встала пораньше, душ приняла, привела себя в порядок. Сегодня суббота, Белла собиралась прийти с детьми. В школу они не идут сегодня. Можно будет весь день провести с ними. У Анри занятия в театре, ну а мы можем сходить, например, в галерею Рендо, там сейчас выставка Солло, а он реалист, детям понравится. Ильгет сосредоточенно планировала свой день с детьми. И вдруг увидела, что Арнис открыл глаза и едва заметно улыбается изуродованными губами.

Ильгет улыбнулась в ответ.

— Доброе утро, моя радость, — сказала она, подняла ладонь Арниса к губам, поцеловала.

— Доброе утро, Иль, — Арнис говорил тихо. Голос еще не восстановился полностью.

— Давай умываться, да? — Ильгет поменяла туалетную прокладку, прикатила столик, сосредоточенно занялась мытьем. Потом убрала все, подтянула Арниса на кровати повыше.

— Ну что... будешь сейчас упражнения делать?

— Придется, — вздохнул Арнис.

— Включить экран? Или так помнишь?

— Помню.

Ильгет села рядом и смотрела молча, как Арнис занимается гимнастикой. Движения причиняли ему боль, он кривил лицо, скрипел зубами, жмурил глаза. Ильгет впилась пальцами в раму кровати, переживая вместе с Арнисом каждое движение.

Наконец все кончилось. Арнис лежал несколько минут, отдыхая. Ильгет поцеловала его в губы, в лицо — печеное, сморщенное яблоко.

— Поесть хочешь? — тихо спросила она.

— Ага.

Ильгет принесла сиккаргу с ягодами, ветчину, салат. Кормила Арниса с ложечки, руки тоже были сожжены, и функции еще не восстановились. Сразу после завтрака пришла Сириэла — она вообще-то работала только в космосе, но чтобы не разрывать процесс восстановления Арниса на разные этапы, взяла раненого и здесь на себя.

Тем более, что ухаживать за ним не нужно — все сделают родственники. Сириэла выполняла лишь узкоспециальные функции.

— Ну как жизнь, победитель дэггеров?

— Хорошо, — прошептал Арнис.

— Давай посмотрим, что у нас сегодня почки скажут, — Сириэла настроила сканер. Занялась обследованием, внимательно глядя на экран. Ильгет больше интересовало лицо врача. Сириэла то хмурилась, покусывая губы, то сосредоточенно замирала, вглядываясь в понятные только ей разводы на экране.

Потом она откинула одеяло, провела обычный осмотр, проверила, как работают суставы.

— Все хорошо, — объявила наконец Сириэла, — гимнастику продолжаем, и вводим комплекс В для рук.

— Уже В, — недовольно сказал Арнис.

— А что, с трудом справляешься? Ничего, терпи, солдат — а что же делать? На волю хочешь — работай. Так у тебя все хорошо... биохимия твоя мне уже нравится. Иммунная система на высоте.

Она поднялась. Посмотрела на Ильгет и глазами показала в сторону коридора. Ильгет утвердительно качнула головой.

Сириэла нагнулась к раненому, слегка погладила его по голове, еще закрытой повязками.

— Ну все, друг... поправляйся. В случае чего — звоните.

Она вышла, Ильгет, бросив взгляд на Арниса, двинулась за ней. В коридоре Сириэла остановилась, повернулась к ней, держа руки по-мальчишечьи в карманах.

— Ильгет, что у него в психологическом плане? Депрессии нет?

— Вы знаете, все как-то очень хорошо стало, — сказала Ильгет, — я даже удивляюсь.

— Хорошо? — Сириэла сощурилась, — я бы не сказала...

— Вы просто не знали, что было раньше. Вот до этой акции — да, была депрессия. Да и на Анзоре... а сейчас — мне кажется, он стал прежним. Ну может быть, вы правы, он не такой уж жизнерадостный. Да ведь он еще очень болен. Но... у меня такое ощущение, что ему лучше.

Сириэла слегка пожала плечами.

— Тебе виднее, Иль. Может быть, все-таки вызвать психотерапевта... ведь это, в общем-то нонсенс, лечить человека после встречи с дэггером, и никакой психокоррекции.

— Ну... почему бы и не вызвать? — согласилась Ильгет, — хуже ведь от этого не будет.

Сириэла кивнула.

— Иль, только наблюдай за ним внимательно. Сейчас многое зависит от его психического состояния. Если будет страдать, выздоровление надолго затянется. И посетители пусть не сидят подолгу, это просто кошмар какой-то, ему же покой нужен время от времени.

— Хорошо, — согласилась Ильгет, — только как их выставишь... И потом, ему так лучше. Он вчера даже смеялся. Я уже полгода не слышала, как он смеется. Нет, больше даже.

Она вернулась в палату. Арнис снова занимался гимнастикой. Минут через десять он закончил комплекс, отдышался, посмотрел на Ильгет.

— Опять мне косточки перемывали?

— Ну а как же? — ответила Ильгет весело, — надо же нам было посплетничать... по-женски так, знаешь...

Она села рядом с Арнисом.

— Иль, ты сама-то ела уже?

— А... да знаешь, я дома поем. Успеется. Родной мой, — улыбнулась Ильгет, — хочешь почитать что-нибудь? Или фильм тебе поставить?

— Нет, Иль. Просто посиди тут, ладно? Я с тобой хочу... А то ведь ты скоро уйдешь, вот тогда и почитаю.

— Ну, к тебе ведь мама придет.

— Ну мама — это хорошо, но я с тобой хочу.

— Ладно, — Ильгет пересела прямо на кровать, взяла в свои руки беспомощные, малоподвижные кисти Арниса, стянутые рубцами пальцы.

— Я посижу вот так с тобой, родной. Сколько ты хочешь... Я ведь люблю тебя. Ты даже не представляешь, как я люблю тебя.

— Представляю, Иль, — прошептал он, — потому что я тоже люблю тебя.

— Кажется, это можно до бесконечности говорить, правда? И сидеть вот так до бесконечности.

— А может, это и есть бесконечность? Может, и времени-то уже никакого нет? — спросил Арнис.

Она нагнулась к нему, покрыла поцелуями лицо.

— У тебя глаза очень красивые.

— Я как раз тебе это же хотел сказать. Но у тебя и все лицо очень красивое. Я вот смотрю на тебя — как на шедевр... можно всю жизнь смотреть и не отрываться.

Они смотрели друг на друга. Серые, чистые, как осеннее небо глаза — в глаза тепло-карие, янтарные, горящие внутренним темным огнем.

Дверь скрипнула, Ильгет обернулась. В дверях стояла Белла, окруженная выводком детей.

Их детей.

Старшие бывали здесь частенько. А вот малышек привели всего второй раз. Первый — Арнис спал тогда после операции, дочки с ним не смогли и поговорить. Ильгет показалось, что Арли сильно испугал вид отца, лицо его, затянутое повязками. И что девочка постаралась скрыть этот испуг, словно сама его стыдясь. А вот Дара отнеслась ко всему с абсолютным спокойствием.

Как Арли воспримет лицо Арниса БЕЗ повязок? Ильгет вдруг испугалась, но менять что-либо было поздно.

Анри и Лайна подбежали первыми. Мальчик вскарабкался прямо на кровать. Арнис, улыбаясь, смотрел в лицо Андорина. Сына. Как ни крути — теперь ведь у нас есть сын.

Пусть даже он нас и не называет мамой и папой...

Дети, преодолев момент смущения, затрещали наперебой. Ильгет взяла на руки Дару, сразу бросившуюся к ней. Посмотрела на Арли, замершую в отдалении.

Белла наклонилась к девочке, что-то ей прошептала.

— Папа болеет, — сказала Дара. Ильгет поцеловала ее в прохладную атласную щечку.

— Да, маленькая, папа болеет.

— Дара тоже... Дара тоже, — малышка стала закатывать штанину, продемонстрировала ссадину на коленке, — бо-бо! — пожаловалась она.

— А у нас уже планер готов, — рассказывал Анри с гордостью, — фюзеляж мы сделали такой желтый, и на нем дракон, потому что у нас ведь «Огненный дракон» команда...

— Здорово! А конструкцию вам дали? — деловито спросил Арнис.

— Да... только, наверное, летать будет Сим, он здорово летает, — с обидой сказал мальчик, — но нам всем дадут сначала.

— Арнис... Арнис... — Лайна, чтобы привлечь к себе внимание, осторожно похлопывала его по плечу. Когда Арнис посмотрел на нее, девочка сказала с гордостью:

— Анри на той неделе перейдет в шестую группу по математике.

— О, здорово! Математика у тебя идет, как я вижу, — обрадовался Арнис, — Лайна, а как у тебя с лошадками?

Лайна училась вольтижировке.

— Я буду участвовать в осеннем Большом Танце, — сказала она с гордостью. Арнис кивнул.

— Значит, уже хорошо получается?

— Ну не очень, — самокритично сказала Лайна, — я же не солировать буду.

— Ничего, все еще впереди. Научишься.

— А у нас новая кобыла, — по-деловому рассказала девочка, — Тамика, ее привезли с Северного. Она каурая, и у нее такие уши смешные! Как у зайца. У нее будет жеребеночек скоро.

Белла забрала младшенькую у Ильгет. Арли робко подошла к отцу, встала сбоку, внимательно глядя в его лицо. Арнис ласково посмотрел на нее. Хотел улыбнуться, но подумал, что улыбка может напугать девочку еще больше.

— Привет, Арли.

— Привет, — прошептала малышка.

— Ну что, страшный я стал?

Арли покачала головой.

— Правильно, — сказал Арнис, — это у меня просто сверху кожа такая. Знаешь, как у короля-лягушки. Потом я превращусь обратно и стану красивым.

Лицо девочки слегка оживилось.

— Папа, — сказала она шепотом, — а кто тебе это сделал?

— Это такое страшилище, робот такой, называется дэггер. Но я его убил.

— Тебе больно было? — спросила Арли.

— Нет, — ответил Арнис, — я ничего не чувствовал. Когда дерешься, то ведь не чувствуешь, что больно. А потом, когда он уже умирал, и меня ударил, я сразу сознание потерял. Это как будто засыпаешь сразу, и все.

Арли кивнула, будто с каким-то облегчением. Белла сказала громко, перекрывая галдеж.

— Ну все, Иль, забирай этих бандитов, иди... А то мы сейчас замучаем человека окончательно.

— Дети, — скомандовала Ильгет, — слезайте с отца, сейчас домой пойдем. Ботинки свои надевайте!

Она подошла к Арнису, поцеловала его, попрощалась. Вышла со своим выводком в коридор. Сквозь прозрачное до невидимости окно светилось бледно-синее предосеннее небо.

День обещал быть чудесным.

Ильгет пообещала детям верховую прогулку по лесу. Но для начала — домой...

Все-таки тесновата у нас квартира, в который раз подумала Ильгет, глядя на раскиданные в холле игрушки. Дэцин обещал хорошую премию... надо будет поговорить с Арнисом насчет жилья. А может быть, купить свое собственное? Все-таки дети...

Премия-то хорошая, но на нее еще и жить надо. Неопределенно долго. Да... и тут проблемы. Ладно, неважно это все.

— Дети, вы завтракали?

— Да! — завопили старшие. Но тут же выяснилось, что все они уже снова хотят есть. Ильгет отправилась на кухню. Разложила по вазочкам сиккаргу, помыла ягоды из собственного садика, для Анри сделала его любимый рыбный паштет.

Едва дети расселись за стол, раздался звонок. Ильгет под громкие предположения Анри и Лайны о том, кто это звонит, включила шаровой экран циллоса.

— Айре... — сказала она озадаченно, увидев Иволгу. Подруга почему-то не любила никакие технические средства коммуникации и звонила крайне редко.

— Айре, птица. Ну что, — сказала Иволга, улыбаясь (опять же, непривычно как-то), — банкет будешь устраивать?

— В честь чего? — удивилась Ильгет, — Арнис вроде пока не того... Еще недели две пролежит.

— Ну ладно, ладно... в гробу я видела таких скромниц. Уж не выпендривайся. Знаменитость!

— Ты про что? Да тихо вы! — прикрикнула на детей Ильгет.

— Так ты что... новости вообще не смотришь?

— Ну а когда мне, Иволга? Я только из больницы. А что случилось-то?

— Ладно. Смотри сама. Только учти, что я тебя уже поздравляю.

Иволга, таинственно улыбаясь, исчезла с экрана.

— А что тетя Иволга сказала? — стала допытываться Лайна. Ильгет озадаченно покрутила головой.

— Если б я знала... к чему бы это... новости, — она собралась было отдать команду, но тут снова раздался звонок. Это была Магда.

— Иль! — воскликнула она, улыбаясь безудержно, — я так и знала, честное слово! Я тебя поздравляю! Ты даже не представляешь, как я рада! И горжусь... вот сейчас всем рассказываю вокруг, что я с тобой знакома.

— Подожди, — сказала Ильгет, — я что-то ничего не понимаю... а что случилось-то?

— Ну ладно, Иль... все-таки это приятно, верно? Ты шути, сколько угодно, но согласись, ведь все равно приятно? А я знала, что так и будет. Когда я еще только отрывки из твоего романа читала, было такое предчувствие...

— Ну подожди! — взмолилась Ильгет, — я ничего не понимаю... роман? Мой роман?

— Так ты что, правда ничего не знаешь? — поразилась Магда.

— Не-ет...

— И что вчера итоговая конференция была — не знаешь?

— Ну, Магда... я же сейчас не работаю в СИ. И не слежу... мне не до того сейчас. И что — кто выиграл в этом году?

— Да ты же и выиграла...

Вилка выпала из пальцев Ильгет. Несколько секунд она, раскрыв рот, смотрела на подругу. Арли в это время дергала ее за рукав и монотонно повторяла «мама... мама... мама».

— Сейчас, Арли... ты что, Магда, это серьезно? Я в пятерке?

— Да ты не только в пятерке, ты первая!

— Ой... подожди, я тебе перезвоню. Что, Арли?

Магда отключилась. Арли начала говорить о том, что в садик залетела стрекоза с большими крыльями, и что ее надо немедленно поймать.

— Не надо ее ловить, Арли, пусть живет... подождите, дети! — Ильгет выбрала в циллосе новости.

Да...

— Мама, это ты! — завопила Арли. Дети вылезли из-за стола и возбужденно запрыгали. Ильгет, совершенно ничего не понимая, смотрела на свое собственное изображение... Все-таки страшненькая рожа у меня. Бледная такая, как поганка, острая.

Кажется, это похоже на правду. Роман Ильгет «Время идущих» занял первое место в общепланетном рейтинге.

Ильгет в первое время не нравилась рейтинговая система, существующая на Квирине, все это казалось не вполне справедливым. Но со временем она привыкла и даже поняла, что устройство это логично.

Все дело в том, что на Квирине не было профессиональных писателей (как, впрочем, и профессиональных художников, музыкантов, журналистов, кутюрье...) Но писали прозу или стихи очень и очень многие, практически, по статистике, каждый третий квиринец.

Это вполне естественно для общества интеллектуалов, где у всех детей с раннего детства развивают творческие способности, умение выразить себя, умение владеть словом.

Конечно, пишут все в разной степени. Кто-то — 2-3 рассказа в год. Кто-то лишь публицистику изредка. А для кого-то писательство — зов души, работа на износ, без выходных, пронизывающая всю жизнь. Призвание.

И, что еще усложняет ситуацию, степень таланта у всех также разная. Да и невозможно вынести объективное суждение о чьем-то таланте. Сегодня что-то считается посредственным, завтра гениальным. Еще чаще бывает наоборот.

На Ярне, где выросла Ильгет, вопрос этот — кому из пишущих стать профессионалом — разрешался простым рыночным путем. То есть те, кто умение писать и трудоспособность сочетал с предпринимательской жилкой, умудрялись пробиться, свои произведения напечатать, создать рекламу и спрос, таким образом зарабатывали на жизнь любимым делом.

На Квирине же профессионалов просто не было. Точнее, были — но крайне мало.

И определялись они рейтинговым путем. Каждый год подводились итоги читательского рейтинга. То есть произведение выставлялось в сеть, в соответствующий подраздел, его рекламировали, читали, о нем писали аннотации и обзоры. Потом за определенный промежуток времени подсчитывалось количество читателей — реальных, не просто тех, кто случайно заглянул, а прочитавших и оставивших в сети метку о прочтении (распечатке на микропленку). Учитывалась и читательская оценка (была и такая возможность), и количество комментариев, и их содержание.

Наконец, учитывался объем произведения. То есть в итоговом рейтинге участвовали только вещи определенного объема. Если рассказы — то только сборник рассказов. Или один роман. Или большой сборник стихов. А вот по жанрам никаких подразделений не было. Учитывались только качество произведения и его популярность, а не то, в каком жанре оно было написано.

Хотя, как известно, самый популярный и любимый на Квирине жанр — это моделирование (научное, социальное, мистическое, психологическое), то, что на Ярне называлось фантастикой и относилось к литературе второго сорта. Однако самый презираемый банальный реализм мог оказаться на верхушке рейтинга, если произведение того стоило.

Машина выделяла от 5 до 20 произведений определенного объема, набравших за известное время наибольшее количество читателей, отзывов, наилучшие оценки. Окончательное решение о победе в рейтинге принимала Итоговая Конференция СИ.

Выигрывала «пятерка» — пять писателей, и выигрыш этот означал не только утеху честолюбия. Лидеры рейтинга получали денежную премию от государства — по сути, оплату своего литературного труда. Причем эта премия была очень большой, и позволяла какое-то время не работать нигде и заниматься только творчеством. Для лидера рейтинга — лет пять, для десятого места — полгода.

Обычно те, кто ощущал писательство как главное призвание, делали своей основной профессией — для заработка — нечто, не требующее больших затрат времени, сил, интеллекта. Такими профессиями были, например, многие эстарговские... Курьеры, пилоты пассажирского и грузового транспорта, бортинженеры и прочая обслуга на транспорте, дежурные наблюдатели баз, и так далее, и тому подобное. Даже напряженная работа спасателей или ско оставляла довольно много времени и в самих патрулях — рутинный полет по обычным трассам не требовал большого внимания, и в довольно больших отпусках на Квирине (четыре месяца работы — четыре отдыха).

Таким образом времени для творчества всегда оставалось достаточно.

Существовали и наземные профессии, оставлявшие немало свободного времени — те же биоинженеры, например.

Само собой разумеется, такие же рейтинги существовали и для певцов, актеров, режиссеров, художников, композиторов — определяя тех из них, кому предстоит заниматься делом профессионально.

Для тех, кто не попадал в рейтинг, не было никаких оснований считать себя неполноценными. Ведь популярность — в конце концов, далеко не единственный критерий таланта. Поэтому «непрофессиональные» писатели были вполне счастливы, занимаясь творчеством в свободное время и вынося плоды на суд в свободную Сеть.

Так довольно долго жила Ильгет.

Даже более того, жизнь ее на Квирине была настолько напряженной, что никогда не оставалось времени на окололитературные какие-то размышления или действия. Ильгет не участвовала ни в каких литературных клубах, никогда не задумывалась над конкурсами и рейтингами, не таила честолюбивых мечтаний... ей писать-то было некогда. Она по сути вырывала у жизни каждую возможность немного позаниматься творчеством (с Арнисом это стало почему-то гораздо легче!) Нет, кто-кто, а Ильгет меньше всего думала о возможности попасть когда-нибудь в жизни хоть в «пятерку»... да что там, хоть в «десятку» или «двадцатку» — не получивших денежной премии, но почетных лидеров.

Арнис, выслушав Ильгет, прикрыл глаза.

На лице его разлилась безудержная, счастливая улыбка.

— Я знал, — выдохнул он наконец. Глаза его светились. Ильгет улыбнулась в ответ... так странно... кажется, он радуется больше, чем она сама.

— Этот твой роман... я чувствовал — это что-то совершенно особое. Знаешь... он войдет в историю Квирина. Он очень надолго. Не только для сегодняшнего дня.

— Ну все, хватит, — сказала Ильгет, — меня уже и так хвалят, хвалят... скоро зазнаюсь. И вот что интересно — ведь до победы это был тот же самый роман. Но его так не хвалили, а многие, так и критиковали. А сейчас... Хотя это не про тебя, — тут же поправилась она, — ты-то всегда был в восторге. А вообще — это тебе надо спасибо сказать. Ну, он тебе и посвящен... Но по-хорошему, я писала это все для тебя. Это все, что я тебе хочу сказать. Рассказать.

— Иль, — вздохнул Арнис, — я знаю, ты любишь меня... только зря, наверное. Я часто жалел... в последнее время... что так получилось. Ты видишь во мне только хорошее, видишь меня с хорошей стороны, а ведь я не такой, я страшный... я сам себе страшен. Я даже не просто монстр, каким меня лервенцы видели. Если бы я был садистом, ну ладно, все люди грешны... так ведь нет. Я холодный, рассуждающий монстр. А ты... ты — сама любовь. Само совершенство. Это просто несправедливо, по-хорошему, что ты со мной...

— Арнис! — вскрикнула Ильгет, взяла его руки в свои, прижала к груди, в глазах ее блеснула влага, — перестань! Как ты можешь такое говорить о себе... На тебе просто крест — больше, чем у меня, больше, может, чем у всех нас. Ты все время... по тропинке над пропастью идешь. Чуть качнешься — побольше доброты, слабости — упадешь в одну сторону. Больше жестокости, чем нужно — в другую сторону упадешь. Но ведь ты же не падаешь! Ты удерживаешься... нельзя на войне быть чистым и добреньким. Но и зверем нельзя быть, надо человеком оставаться. Так ведь ты остаешься! Господи, Арнис... а ты еще говоришь обо мне — да я дитя по сравнению с тобой. Я и жизни-то не знаю... Мне легко быть добренькой, так я разве добрая, как бы не так... я-то уж о себе много чего знаю. А ты... нет, Арнис, это я недостойна рядом с тобой быть.

— Ну успокойся, Иль, — сказал Арнис, — и прости... я о твоем романе хотел, а получилось, опять на ту же тему. Прости, ведь праздник же... Как жаль, что мне еще лежать надо! Слушай, а давай ребят сюда пригласим, а? И устроим предварительный вечер для избранных... а потом уже по-настоящему отметим.

— Хорошая мысль... насчет предварительного вечера, — согласилась Ильгет, — но вообще-то мне сейчас покоя не дадут. Ужас. Во-первых, поздравлениями замучили, у меня, оказывается, пол-Коринты знакомых, я и не знала. Во-вторых, уже три приглашения. Послезавтра торжественный литературный вечер, вручений премий... Потом два моих личных авторских вечера. И это, говорят, еще не все! С ума сойти... и кто только на все эти вечера ходит? Я вот даже не подозревала о том, что такое бывает. И как я туда без тебя пойду — не представляю.

— Ну, Иль... не съедят же тебя там! Не к дэггеру же в пасть...

— Все равно, Арнис. Ты пойми, когда тебя рядом нет — я сквозняк ощущаю. Ладно еще дома, там дети, и вообще там все тобой пахнет. А где-то совсем в чужом месте...

Вечернее платье из бордового бархата, фанки на шее поверх цепочки крестика, волосы пришлось подкрасить, омолаживать некогда, а седых уже опять слишком много.

У Ильгет были опасения, что в зале сразу накинется толпа искателей автографов и просто поклонников. Но похоже, они не оправдывались. Никто не обращал внимания на Ильгет. Несколько странно — ведь портреты ее были вывешены в сети, в Новостях, ее даже просто на Набережной стали узнавать. Но и слава Богу!

Ильгет вовсе не хотелось никакой популярности. Единственное, что ее радовало — это положенные деньги, вот они были очень кстати. А то, что никто не узнает — и замечательно.

Можно спокойно осмотреться. Ильгет приткнулась в уголке зала и с любопытством наблюдала за происходящим.

Зал был огромным, потолок, как дома в гостиной — прозрачный, очень высоко, казалось, что его и нет вовсе, и над головой — звездное небо с мерцающими неподвижными огоньками звезд, и разноцветными, летящими — кораблей. Монументальные стены светлого мрамора просверкивали хрустальными полосами панелей освещения. Повсюду в зале стояли столики, кресла и диваны — беспорядочно, и почти все уже было занято галдящими литераторами и любителями литературы. Впереди, в туманной дали высилась эстрада, отделенная от зала рядом пологих ступенек, что-то вроде неясного, высокого Олимпа, и там, где-то за столом, покрытым красным бархатом, восседали боги, готовые милостиво пролить дары на достойных...

Богов Ильгет видела смутно — какие-то дяди и тети, совершенно ей незнакомые. Хороших писателей Ильгет знала в лицо, в сети мелькали их портреты. Ярких критиков — тоже. Интересно, почему именно вот эти люди сидят там за столом, в выси, и они же распределяют призы... впрочем, они не распределяют, лишь выдают, не надо об этом забывать.

Над каждым столиком висел небольшой шар, в котором можно было видеть эстраду и происходящее на ней в желаемом ракурсе с любым увеличением.

Где-то негромко звучало простое фортепиано. Его не слушали. Повсюду велись жаркие беседы... правда, в основном не на литературные темы. Справа от Ильгет коренастый мужчина рассказывал о способах ловли тунца на приманку, несколько коллег жадно внимали ему. Слева за столиком сидела компания, где царила яркая зеленоглазая женщина с очень красивыми обнаженными белыми плечами. Время от времени женщина изрекала что-нибудь, и вся компания оживлялась, то хохоча, то начиная обсуждать очередное высказывание.

Ильгет покосилась на своих двух соседок, обе были чем-то похожи, в черных вечерних платьях, с короткими прическами. Обсуждали какого-то Радуя и его личные качества. Ильгет не стала вслушиваться. Вдруг от столика донеслось.

— А эта первая премия... как обухом по голове... никому не известная, как бишь ее...

— Ильгет Кейнс, — подсказал кто-то услужливый.

— Да, кажется, — продолжала красавица, — я даже не знаю, кто она? Первый раз эту фамилию слышу. И вы знаете... давайте откровенно... я этот роман просмотрела — надо знать все же. Очень простая вещь. Стиль настолько прост, что его не видно. Сюжет примитивен. Словом, этакая лубочная феерия, еще и христианством приправленная, безвкусица полная...

Ильгет прикусила губу. И чего тебе так обидно? — удивилась она самой себе. Дама же, между прочим, абсолютно права. Я и сама-то удивляюсь, как такая ерунда вдруг завоевала первое место...

Неважно. Главное, получить свою премию. За Анзору им обоим заплатили всего по 15 тысяч. За весь этот кошмар, за раны Арниса, ужас, смерть, грохот, постоянный риск, за того лервенца, убитого в лесном схроне...

А тут — сразу столько денег!

— Ну, господа, — говорил кто-то у столика, — мы же понимаем, как все это делается! Мы все уже давно это знаем...

А как все это делается? — молчаливо удивилась Ильгет. Может, он думает, что я по какому-то блату заняла это место?

Да ведь я здесь совершенно никого не знаю. И меня — никто. Какой может быть блат?

Да неважно все это, подумала Ильгет. Она помолилась про себя, нервное напряжение уменьшилось. Неважно. И похвалы эти несущественны — я что, ради них писала? Пусть говорят, что хотят. И уж конечно, неважна эта ругань. Может, завидуют люди... Хотя и неприятно, конечно, что такое отношение недоброжелательное.

Лучше бы я осталась сегодня с Арнисом, подумала она. Вдруг вспомнилась больничная палата, такая уютная. Полутьма. Лицо Арниса на белой подушке. Ласковый, внимательный взгляд. Сидели бы сейчас и разговаривали. Можно чаек было бы заказать.

Ильгет смотрела на лица вокруг... И вдруг одно показалось ей знакомым. Да нет, не знала она этого парня. Просто — что-то родное промелькнуло. Парень молодой еще, лет двадцати пяти, и даже непонятно что — взгляд? Уверенные, точные движения? Какая-то будто чужеродность среди всей здешней толпы? Что-то выдавало в нем эстарга. Ильгет отметила это лицо, смуглое, кареглазое, с вихрами темных волос надо лбом.

Торжество все не начиналось. А чего я сижу? — подумала Ильгет. Ведь не ужинала сегодня. Почему бы не поесть? Она подошла к свободному столику, взяла лист меню, сделала заказ. По крайней мере, если не удастся пообщаться с людьми, так хоть пожрать по-человечески. Она заказала себе и вина — для храбрости.

Вскоре официантка (здесь были люди-официанты, неслыханный шик) принесла поднос с ужином и бутылочкой красного цергинского ву. Ильгет принялась рассеянно поглощать креветки с салатом. Тем временем высокая тощая дама, завернутая в алое полотнище, вещала с эстрады томным протяжным грудным голосом.

— Дорогие друзья, я так рада видеть вас всех снова... Вы знаете, мы подготовили для вас небольшой сюрприз. Сегодня мы в первую очередь будем чествовать нашего дорогого Сокалия Дорна. На этой неделе исполняется пятьдесят лет его творческой деятельности. Поприветствуем же нашего юбиляра!

Зал дружно зааплодировал, это поразило Ильгет — на Квирине вообще не приняты аплодисменты. Нигде и никогда. Видимо, здесь, в литклубе, свои правила. На сцену вышел невысокий пожилой импозантный мужчина. Поклонился. Это, видимо, и был Сокалий Дорн. Дама начала пересказывать его биографию.

Еще раз удивило Ильгет, что никак не была упомянута профессиональная деятельность юбиляра. Такое ощущение, что он всю жизнь провел в литклубе. Дама говорила о поездках на какие-то конференции, о титулах, полученных Дорном на разных планетах. О его семейной жизни — жене и почему-то всего одной дочери. Лишь под конец дама заметила трагическим голосом:

— Все мы знаем, как сложно сочетать заработок средств для семьи с творческой деятельностью. К счастью, у нашего юбиляра — замечательная жена. Работая пространственным дизайнером, она помогала мужу в его уникальном творчестве. Без Эрилы Дорн мы не имели бы сейчас удивительных поэм, стихов и так любимых всеми нами юмористических миниатюр, которыми нас одарил юбиляр. Поблагодарим Эрилу Дорн за ее самоотверженность и любовь к мужу!

Зал снова захлопал. Ильгет из вежливости несколько раз сложила ладони.

Это — Квирин? Ей сейчас казалось, что нет... А почему, собственно — ведь вот эти люди и есть квиринцы. Они здесь живут, работают, они и есть — народ. Ильгет не отсюда, она совсем с другого мира, она чужая здесь и будет чужой. И даже прожив на Квирине много лет, она не знала и не поняла этого народа — все время существовала где-то на краю. Маргинал. По сути, все, кто меня окружает, вся ДС — это больные, ненормальные люди, живущие неестественной жизнью. Их нельзя назвать обычными квиринцами, и не случайно в ДС много эмигрантов...

Мне никогда не заслужить одобрения этих людей, подумала Ильгет, я никогда не стану среди них своей...

Сейчас бы к Арнису... Господи, сколько еще терпеть здесь, когда можно будет уже идти?

— Свободно? — Ильгет обернулась. Увидела то самое, запомнившееся лицо, кареглазого парня. Невольно улыбнулась и кивнула ему. Парень сел рядом.

— Хотите? — Ильгет подняла бутылку. Сосед обрадовался.

— А, давайте! — Ильгет разлила вино по бокалам. Со сцены что-то там еще говорили про юбиляра. Кареглазый парень поднял свой бокал.

— За тех, кто наверху, — сказал он. Ильгет кивнула. Они чокнулись и выпили.

— Летаете? — спросила Ильгет.

— Ага. Я ско. А вы?

— Военная служба.

— Ого! — парень удивленно вскинул брови, — планетарное крыло или космическое?

— Да как сказать... — Ильгет замялась, — по специальности космическое, а работаю в основном на планетах.

— Я тут первый раз, — сказал парень, — хотя и пишу, вроде, давно уже...

— Я тоже, — призналась Ильгет, — и как-то так все непривычно, да?

— А я вас увидел и сразу подумал, что вы, наверное, тоже из эстаргов. Но однако, ничего себе... служба у вас. Да, кстати, что-то молчат сейчас — говорят, ракетометы новые уже есть, четырехствольные?

— Есть, — сказала Ильгет, — «Ураган». Мне таким уже пришлось пользоваться. Ну что — вещь хорошая, конечно. Кучность огня очень высокая. Интеллект... В общем, по сравнению с той же «Молнией» это — как арбалет в сравнении с луком.

— Ну у тебя и сравнения... Ничего, что на ты?

— Ничего, конечно. Тебя как зовут?

— Мариэл. Мариэл Нэррин.

— Ого! — воскликнула Ильгет, — а я с тобой мечтала познакомиться! Мне очень нравятся твои рассказы. Такое ощущение, что ты их все сочинял в запределке. Какие-то они... не трехмерные у тебя.

Мариэл улыбнулся самодовольно.

— Я в «десятке», — сказал он скромно. Покосился на сцену и пробормотал.

— Долго они будут эту бодягу тянуть?

Седовласый юбиляр вышел на середину. Дама произнесла громко.

— А теперь мы попросим Сокалия почитать что-нибудь.

Зал взорвался бурными аплодисментами. Мариэл поморщился.

— Как в обезьяннике...

— А мне привычно, я вообще-то не с Квирина, — сказала Ильгет. Тем временем Дорн начал читать стихи. В зале установилась тишина.

— Наставление начинающим женам, — объявил он театральным голосом. Ильгет стало как-то не по себе.

Держи супруга своего в узде,(17)

будь с ним суха и холодна в постели

и, чтоб на ветер деньги не летели,

пожестче ограничивай в еде;

пускай сидит на хлебе и воде

и не выходит из дому без цели -

муж должен быть при деле и при теле,

а не болтаться неизвестно где.

Водя его на привязи короткой,

заставь проститься с куревом и водкой -

ни табака ему, ни кабака!

А если он зачахнет от неволи,

поплакав о несчастной вдовьей доле,

ищи себе другого дурака.

Губы Ильгет сложились в вежливую резиновую улыбочку. Зал снова взорвался овацией и смехом (хотя и неясно было, над чем, собственно, смеяться). Мариэл не смеялся и не аплодировал. Он разлил вино по бокалам.

— Можно, я у тебя сыра возьму?

— Ой, конечно! — Ильгет подвинула ему тарелку, — чего ж я не подумала?

— Такое дело надо запить, — сказал Мариэл озабоченно. Хлопнули еще по бокалу.

— Что-то я как альфонс пью за женский счет. Сейчас закажу. Еще ву или что-нибудь другое хочешь?

— Можно еще ву, — сказала Ильгет. С Мариэлом она чувствовала себя уютно. Так, будто рядом был Иост или Гэсс. Словом, брат. Ее неприятно резануло прочитанное стихотворение. Непонятно даже — чем. И вроде бы читала она что-то подобное, работая в СИ — но там, дома, как объект анализа — все это не волновало. А здесь эти стихи вызвали такое бурное одобрение зала. Такое чувство, что этот несчастный гениальный поэт — местная культовая фигура...

— Ну так расскажи про «Ураган». Главное — когда его в СКОНе будут выдавать?

— Ну, это я не знаю, — растерялась Ильгет, — это ты не у меня спрашивай. Собственно... не знаю. Для каких задач-то вам «Рэг» нужен? Это же жуткая вещь, в клочки разносит любую материю. В космосе он не нужен, а на планетах... вы ж так не стреляете.

Юбиляр наконец ретировался со сцены. Дама вещала что-то про «наших сегодняшних героев — лидеров рейтинга».

— Знаешь, если бы не нужно было, я бы не спрашивал. Скажем, в последнем патруле на Глостии-15...

Ильгет вдруг услышала свое имя. Посмотрела на собеседника.

— Все, Мариэл, мне пора.

— Так это... это ты, что ли — Кейнс? — поразился ско. Ильгет кивнула и пошла к эстраде.

Зал отсюда казался совсем маленьким и далеким. И там в зале сидели совсем чужие люди. Совсем чужие, но Ильгет и не видела их. Она была совершенно одна здесь, и воздух неприятно касался обнаженной шеи и рук — так хотелось ощутить сейчас на себе броневой бикр. И голос над ухом, назойливый... Что-то про ее роман... что-то про ее жизнь.

Голос очень громкий, здесь хорошая акустика.

Больше всего Ильгет хотелось провалиться сквозь землю и не стоять здесь. В голове вдруг мелькнуло «Страшный суд». Она начала неистово молиться про себя, и в какой-то миг ей стало легче. Она все так же стояла здесь, на пронизывающем ветру под сотнями взглядов, но знала, что это не навсегда, что это пройдет.

Женский пронзительный голос все вещал что-то...

Потом в руках Ильгет оказалась книга. На бумаге отпечатанная книга, на обложке «Время идущих», и дальше — посвящение Арнису. Арнису. Для которого она писала.

Да, это одна из наград — книги победителей печатают на бумаге. Они становятся коллекционной редкостью, их можно продать...

Да ведь я победитель, подумала Ильгет. Как это могло быть? Что у меня общего со всеми этими людьми? Они такие красивые, умные, уверенные — они правы во всем. Я же только и делаю, что ошибаюсь. Ну вот только дети, пожалуй — дети у меня есть, и это не ошибка. Но как я могла оказаться здесь?

Ей сунули какое-то нелепое огромное позолоченное перо. Даже на Эдоли никогда не писали гусиными перьями, так низко их цивилизация не опускалась. Неважно...

— Прочитайте что-нибудь! — Ильгет поняла, что это обращаются к ней.

— Что? — хрипло и тихо спросила она.

— Отрывок из романа... или стихи, там есть замечательные стихи...

Ильгет вдруг пришла в голову идея. Она торопливо кивнула и посмотрела на даму в красном.

— Акустика включена, читайте, — торопливо сказала дама. Ильгет набрала воздуха и сказала:

Смотри, рассвет касается верхушек...

И тут же испуганно замолчала, ее голос разнесся по залу, как гром, звук был совершенно несоизмерим с затраченными усилиями. Сердце заколотилось. Ильгет еле справилась с собой и стала читать снова.

Смотри — рассвет касается верхушек

Над лесом, молчаливым и глухим.

Но скоро бой молчание разрушит.

Поспи, мой брат — мы слишком мало спим.

Мы слишком часто думаем, что правы.

Но солнце вспухнет атомным грибом.

И горизонт расколется, и слава -

Какая, если стену ломишь лбом?

Какая, если смерть морочит адом,

И кости перемалывает боль,

Который год — как будто так и надо!

Ты потерпи, браток, Господь с тобой.

Ты помнишь колыбельную про ветер,

И там еще — про солнце и орла...

Там, на Квирине засыпают дети.

И смерть еще за нами не пришла.

И может быть, подумай только, друг,

Мы нынче снова убежим от смерти.

И это значит, что чужие дети

Сегодня примут смерть от наших рук.

И к вечеру мы выжжем лес дотла.

Мы ляжем спать, не размыкая шлемов.

И новый крест появится на схемах,

И трупы скроет серая зола.

Потом Ильгет шла между столиками, на нее не оглядывались. Квиринцы продолжали шушукаться, есть и пить. Облегчение... вот и все. Чего было бояться? Никто не подумал ничего плохого, а если и подумали — промолчали, квиринцы люди воспитанные.

Ильгет дошла до своего столика, и Мариэл вскочил ей навстречу. Схватил ее свободную левую руку и горячо потряс.

— Молодец! Ну просто здорово... Садись... А стихотворение какое — меня аж до печенки пробрало. Хорошо, что ты его прочитала. Еще налить?

— Наливай, — Ильгет махнула рукой.

— Ильгет, — произнес Мариэл, словно пробуя имя на вкус, — а я ведь твой роман совсем недавно прочитал. Классная вещь! Ты бы могла прочесть молитву святой Дары, тоже очень красивое место... Но это стихотворение — просто здорово! Давай выпьем? За твой успех.

— И за твой, — бокалы соприкоснулись, эстарги выпили вина. Ильгет почувствовала некоторое облегчение. Да не все ли равно — чего она разволновалась?

— Да, достается вам, — сказал ско, — я даже и не думал... думал, нет ничего хуже, чем за шибагами гоняться. А чего вы там делали-то, ну там, ты поняла...

Ильгет подумала, прикинула уровень секретности. Армейцам ведь кое-что разрешается рассказывать.

— Мы работаем на планетах, зараженных сагонами. В последнее время, — уточнила она. Армейские части все время меняли, это не ДС, они не должны воевать всю жизнь, — там, знаешь, всякое бывает. Вот это, все, о чем там речь шла — это все списано с натуры. Так оно и было.

Мариэл вздохнул и снова разлил вино по бокалам.

— А где твой муж? — спросил он, — как же он тебя бросил в такой момент?

— Это я его бросила сегодня, — откликнулась Ильгет, — он раненый, лежит в больнице.

— А-а, — сказал Мариэл, — я сам-то год назад тоже лежал. Это бывает.

— Знаешь что? Давай чего-нибудь покрепче выпьем, а? — предложила Ильгет.

— Давай, но только я сейчас не буду. Мне ж еще на сцену идти. Представляешь, как я классно буду выглядеть, — Мариэл изобразил, как он будет выглядеть. Ильгет засмеялась.

— Ну ладно, я пока закажу ром, а там будет видно.

«Золотое перо» Ильгет засунула в ящик стола, а потом его вытащили Арли с Лайной и употребили на какую-то игру. Ильгет и не возражала.

Гораздо спокойнее было сидеть на следующий день в больничной палате, битком набитой людьми — все свои, ну еще члены семей. Свет притушили, на металлических больничных столиках расставили закуску, каждый нашел себе место и приткнулся где-нибудь с бокалом в руках. Книги Ильгет ходили по рукам — оказывается, тираж отпечатанный был — 1000 экземпляров, и все эти книги теперь были собственностью Ильгет.

Сириэла разрешила «это дикое сборище», но при условии, что и она сама примет в нем участие. Теперь она гордо сидела рядом со своим пациентом, держа в руках подаренный экземпляр «Времени идущих». Арнис сиял. Ильгет уже очень давно не видела его таким счастливым. Белые зубы и белки глаз поблескивали в полумраке. Сама Ильгет во вчерашнем наряде сидела возле изголовья постели, положив ладонь на плечо Арниса.

Уже выпили за успех Ильгет, было произнесено немало восторженных слов. Она прочла вслух свое стихотворение, принятое трехминутным глубоким молчанием и бурным обсуждением после.

Эх, как хотелось вчера пригласить Мариэла сюда — здесь-то ему понравилось бы! Да и ребята с удовольствием познакомились бы с хорошо известным по Сети писателем. Но все-таки секретность... Обо всем уже не поговоришь.

Как-то незаметно для Ильгет разговор завязался жесткий -и как раз на тему вчерашних ее мыслей. И вроде бы, не она это начала... Говорила Иволга.

— Нельзя делать из людей идиотов. Они должны жить с открытыми глазами. Знать обо всем, что происходит в Галактике. За счет чего они живы. Гуманизм, блин... Легко быть гуманистом за счет других. Знаю я все эти проблемы с журналистами, и прочее — но эти проблемы решаемы.

— Каким образом, позволь спросить? — поинтересовался Марцелл. Глаза Иволги сверкнули яростью.

— Да каким... существует же СИ. В конце концов, можно законодательно запретить... писать о нас гадости. Все, что касается борьбы с сагонами — и так исключение.

— Ну, запреты... — пробормотал Ойланг. Айэла коснулась руки Иволги.

— Милая... ну пойми, не каждый человек способен жить, как мы. Это правда. Не потому, что мы какие-то особенные... мы тоже так жить не можем. Мы же все время на грани срыва балансируем. А представь, если держать в таком нервном напряжении весь народ...

— Да я не говорю об этом! — воскликнула Иволга, — Просто если можно вслух говорить о биофизиках, о планетологах, пилотах, спасателях, даже ско — я хочу, чтобы и о нас можно было говорить прямо и откровенно. Почему надо что-то скрывать от людей — если это правда? А если это когда-нибудь всплывет — ведь еще хуже будет!

Она помолчала и добавила.

— Там, откуда я родом.. на Терре. В моей стране. Тоже такое было. Очень многое скрывали от людей. Ну, такое тоже, не слишком гуманные вещи, которые однако были необходимы или просто нельзя было их избежать. И вот когда это стало всплывать, это всплыло в таком искаженном, преувеличенном виде... собственно, теперь уже вообще нельзя установить истину, что там было, и насколько это было неизбежно. Так вот, в результате страна проиграла информационную войну и... подверглась физическому разгрому. Потому что люди возненавидели свое правительство, самих себя, свою историю... Как бы это не повторилось с нами.

— Не повторится, — мягко сказал Иост, — я уверен, такого не будет. У нас есть СИ, которая контролирует потоки информации. У нас нет откровенных врагов на Квирине.

Ильгет хотела сказать что-то, и вдруг вспомнила, что совершенно ничего не знает и не понимает здесь. Да и они ведь не понимают. Как отреагировали бы те люди в зале, если бы им — все рассказать? Да кто их знает... Они просто чужие.

Лучше не думать об этом. Вот есть же Арнис...

Ильгет посмотрела с любовью на Арниса. В полутьме лицо казалось почти чистым, нормальным. Господи, какой же он красивый, милый, хороший... Арнис почувствовал ее взгляд, и ответил тем же, повернув к Ильгет лицо.

— Понимаешь, — сказал Гэсс, — люди просто не готовы... не готовы все это понять.

— Да, я согласна, — воскликнула Ильгет, — они не готовы. Они живут совсем другой жизнью, и им трудно вот так, с бухты-барахты объяснить все это... зачем убивать... зачем вести войну. Не поймут.

— Значит, — сказала Иволга упрямо, -надо воспитывать людей. Так, чтобы они поняли. Почему вот вы, квиринцы выросли такими — а они учились в тех же школах, жили в той же атмосфере, но стали совсем другими? Почему вы можете понять, а они нет? Почему в итоге вы должны их защищать, а они... даже не могут быть за это благодарными. Надо сделать их такими, чтобы они могли это вместить и понять.

— А почему кто-то должен быть нам благодарным? — прозвучал резкий голос Дэцина, — мы рабы Божьи, Иволга, и мы это делаем не для людей. Ты это знаешь. И вообще мы делаем только то, что должны, ничего сверхъестественного. Мы не заслуживаем никакой награды. А насчет воспитания людей... Иволга, никого не надо воспитывать. Это не наше дело, решать за других. Каждый ведь сам принимает решение. Ты права. Все квиринцы выросли в одинаковых условиях. Все читали одни и те же книги, смотрели фильмы... Но одни в этих условиях стремятся изучать Вселенную, идут в трудные экспедиции. Другие становятся спасателями и ско. В итоге некоторые попадают в ДС. А есть люди, которые спокойно живут на земле, работают здесь и ничем особым не интересуются. Нельзя людей сделать одинаковыми, пойми, Иволга. Квирин только создает возможности для того, чтобы стать... достойным. А уж как ты этой возможностью воспользуешься, дело твое. И не наше дело судить людей. Не наше!

— Все, все, командир, сдаюсь, — пробормотала Иволга, — вы, как всегда, правы.

— Давайте лучше споем чего-нибудь, — предложил Венис. Он сидел рядом с Сириэлой, время от времени обсуждая с ней медицинские проблемы. Кажется, они уже договорились, что Венис продолжит образование... на корабле еще. Сириэла протянула своему ученику гитару.

Тонкие длинные пальцы Вениса пробежали по ладам, выпуская мелодию, как птицу из клетки. Все запели. На пять или шесть голосов — женских, мужских — звучала старая, времен Третьей сагонской войны, квиринская песня.

Потом Венис передал гитару Иволге.

— Я новый перевод сделала с терранского, — сказала она, — может, вам понравится...

И запела.

Когда внезапно возникает(18)

Еще неясный голос труб,

Слова, как ястребы ночные,

Срываются с горячих губ.

Мелодия, как дождь случайный,

Гремит и бродит меж людьми -

Надежды маленький оркестрик

Под управлением любви.