"Дороги. Часть первая." - читать интересную книгу автора (Завацкая Яна)

Глава 7. Цена свободы.

Дождь моросил уже вторую неделю.

Казалось, фронт дождя передвигается вместе с пятьсот пятым отрядом ДС. Вроде бы их и перебросили в район Иннельса, но и здесь погода была точно такой же. А ведь уже лето... Это на Квирине разгар весны, а здесь уже лето началось. Слава Богу, не холодно, думала Ильгет, сидя на глинистом мокром дне траншеи. Хотя в бикре-то — какая разница. Дождь только надоел уже. В шлеме ходить неудобно, надвигаешь его, когда уже ливень. А вот эта холодная секущая моросня — и мерзнет лицо, и волосы липнут к щекам, и видимость очень плохая. Ильгет вспомнила свое детское стихотворение.

Как на старом потертом снимке

Здесь за окнами льется дождь.

Вот именно, как на старом снимке... плоском, черно-белом. Собаки смешно так выглядят, странно... хотя сейчас уже привычно — тощие тела, обтянутые камуфляжем, морды в ксиоровых прозрачных держателях. Карлсон и овчарка Данга, Трак разом приподняли головы, Трак глухо гавкнул. Ильгет повернулась, увидела привычный камуфляж и слегка успокоилась. В траншею спрыгнул Данг, тяжелыми шагами подошел к сидящим.

— Привет, девушки!

— Ну что, какие новости? — лениво поинтересовалась Иволга. Она удобно привалилась к выступу стены и даже не пошевелилась.

— Дэцин говорит, может, завтра к утру. Или даже сегодня вечером...

Новость не особенно ошеломила. Наступления ждали уже несколько суток, и все время так — завтра, сегодня...

— Вечером плохо, — сказала Иволга, — может, затянется, в темноте против дэггеров...

— Так их чем хуже видно, тем лучше...

— Это армейцам, — сказала Иволга, — меня, например, их вид совершенно не волнует. А вот воевать в темноте труднее.

Все знали, что Иволга слегка преувеличивает, ну не бывает такого, чтобы дэггеры не волновали. К тому же на самом деле это все равно — психотронные волны ужаса настигнут и в темноте. Но все промолчали, потому что преодолевать свой страх их действительно научили.

— Нам еще Арниса дадут, — сообщил Данг. Ильгет опустила глаза, стараясь скрыть радость. Иволга обрадовалась громко.

— Это дело! А когда он придет-то?

— Он в разведке, через несколько часов вернется и сразу к нам.

— Что-то нас так укрепляют, — задумчиво произнесла Иволга, — не к добру это.

— Да нет, — сказал Данг, — просто ты возьмешь на себя десантников... Арнис у нас будет командиром. Дэцин тебе еще сообщение пришлет.

— Вот оно что, — задумчиво сказала Иволга, — ну правильно, армией тоже кто-то должен командовать.

Ильгет подумала, что с начала операции еще ни разу не видела никого из Милитарии. Армия на Квирине была устроена иначе, чем на других мирах. Сейчас, в этой большой операции, к Ярне были подтянуты четыре крейсера (два из них вполне способны разнести Ярну в клочки за считанные секунды). ДС поддерживали обычные военные силы — воздушно-космические и десант. Сколько бы людей ни состояло в ДС (Ильгет не знала этого числа), захватить власть на целой планете (избегая больших разрушений) только своими силами невозможно. По крайней мере, здесь, в Лонгине, при полном отсутствии поддержки населения.

— Иоста, говорят, перевели в авиацию, — добавил Данг. Бера подвинулась ближе.

— Иост — это такой белобрысый, кругленький, невысокий...

— Ага, он самый, — подтвердил Данг, — Вы его знали?

— Я с ним работала в прошлый раз, — ответила Бера, — на моего сына похож, только постарше. У меня сын физик, — сказала она с оттенком гордости.

— Ну, Иост в своей стихии, — сказала Иволга, — летать он любит.

— Ему дали центурию, для борьбы с дэггерами на всем пространстве Лонгина. Так что будем ждать подкрепления в случае чего.

Иволга вдруг выпрямилась. Посидела несколько секунд молча — все уставились на нее. Терранка произнесла резким и четким голосом.

— К бою! Ильгет, защита! В ста километрах к югу — самолеты, огонь по моей команде.

Ильгет бросилась к своему месту, набрасывая шлем. Настроила «Щит», это не требовало много времени. Энергетический кокон должен был сбивать с курса вражеские ракеты. Против ярнийского оружия он был надежен. Время еще оставалось. Как странно, подумала Ильгет, это называется — бой. Ничего не видно, не слышно, такая тишина, как всегда. Только все расползлись по своим точкам и готовятся стрелять. Только знаешь, что в любой момент может прилететь ракета... Ильгет настроила «Сторожа» — на экранчике заскользила огромная единая тень... да, чуткий ракетомет уже ощущал противника, хоть и не в деталях. Самолеты шли далеко к югу от их траншеи, и явно шли не на них, а что там, дальше, подумала Ильгет — Свирелл, полностью освобожденный от врага Свирелл, где базируются наши десантники. Не пропустить...

— Огонь! — скомандовала Иволга. Ильгет плавно сжала пульт управления.

— Огонь!

— Огонь!

Бойцы стреляли непрерывно. Может быть, и не удастся на таком расстоянии поразить все самолеты, но чем больше, тем лучше. Ильгет держала кокон. Внезапно земля в нескольких метрах от траншеи встала дыбом. Ильгет знала, что так будет, но все равно — от грохота заложило уши, и живот свело холодом, полное ощущение, что земля встала на дыбы и заслонила собой небо. Все вокруг потемнело. Ильгет негнущимися пальцами опустила лицевой щиток... Это не атомные заряды... вроде бы... вспышки не было. Несколько дней назад их ломали атомными, это было нечто, а тут — игрушки. Только бы выдержала защита... В шлемофоне послышалось «Иль, не стреляй, держи щит!» «Есть», — ответила она негромко и сосредоточилась на защите, регулируя мощность прибора... только бы не упала энергия. Только бы не упала. Ничего...

Больше ничего не взрывалось впереди и вокруг. Мир снова заполонила густая вязкая тишина. Ильгет взглянула коротко на спайс — радиация в пределах нормы, сбросила шлем. Остальные делали то же самое. Ильгет нагнулась к Норке, вжавшейся в дно траншеи, ободряюще потрепала собаку по холке.

— Отбой, — скомандовала Иволга. Все постепенно возвращалось в норму. Бойцы откинулись на стенку, отдыхая. Иволга поговорила по радио с командным пунктом.

— Мы сбили около семидесяти штук, — сообщила она, — остались сущие пустяки. Все-таки смелые люди эти ярнийцы.

— Самоубийцы, — сказала Бера, — эммендары. Их просто гонят на смерть.

— Большая часть из них спаслась, — произнесла Ильгет.

— А хоть бы и нет, — возразила Иволга, — туда и дорога. Сволочи.

На окраине Иннельса Арнис переоделся. Тайник он заложил еще вчера вечером, перед тем, как войти в город. Он скатился в знакомый овраг, вытащил бикр из укрытия, надел прямо поверх ярнийского костюма, брюк с тенниской, промокшей от пота. Отрегулировал температуру. Выпил воды из резервуАйре — хорошо бы из ручейка напиться, да ведь наверняка фонит.

Руки все еще дрожали от пережитого напряжения. Уходя, Арнису пришлось пострелять, а потом и подраться врукопашную, несколько человек остались лежать там, в здании Комитета Народной Системы, мертвые или в отключке, но Арнис ушел. Смог уйти. Еще надо добраться до своих. Арнис включил радио, вызвал Дэцина.

— Квазар, я Туманность. Как слышно?

— Хорошо слышно, Туманность, — раздался в шлемофоне усталый голос командира, — что там у тебя?

— Квазар, я в пункте ноль. В городе три точки скопления дэггеров, одна подземная, в квадрате В16, юг. Насчет планов — подтверждаю, население уходит в убежища, они планируют контрнаступление на северо-востоке, между водохранилищем и Пятым Кварталом. Я снял запись разговора лазером.

— Хорошо, Туманность, теперь так: иди на пункт 28 и принимай командование. Срочно. Ко мне не возвращайся, отчет пришлешь воздухом.

— Понял, Квазар, — голос разведчика дрогнул. С одной стороны, на пункте 28 — Ильгет. Он ее скоро увидит. С другой стороны, какое сейчас наступление, он ног не тащит, а виталин уже принимал сутки назад, больше нельзя, да и не подействует, а раз его посылают в траншею, значит, наступление уже вот-вот... да и пора бы, иначе не успеем первыми ударить.

— Туманность... — Дэцин помолчал немного, — спасибо.

— Не за что, — пробормотал Арнис. Выбрался из оврага и зашагал по пеленгу, сверяясь со спайсом, на 28й пункт — предположительное направление главного контруДара противника.

К вечеру бойцы перекусили и расползлись по точкам. Больше стрелять не приходилось. Два дэггера пролетели на востоке, но достать их не было никакой возможности, дальность боя не позволяла — фактически, другая сторона города, чуть дальше их встретит другой пост.

Все молчали. Просто выдохлись, надоело уже, а сигнала к наступлению так и нет. Ильгет легла на дно траншеи ничком, в полудреме, мысли вяло бродили в голове...

Арнис, думала она. Скоро должен прийти Арнис. Если он жив, конечно... должен быть жив. Просто хотелось его увидеть. Без всяких там мыслей, просто — увидеть.

За последний месяц случилось так много всего. Сначала этот ужасный бросок через Северный Хребет, восемь дней, и каждый день, еще и не по разу — то стычка с войсками Системы, то дэггеры, то бомбежка. Потом штурм Корваны. Это было неимоверно тяжело, а квиринцы — будто из резины сделаны или из железа, будто вообще не знают, что такое усталость.

Или даже не это, пожалуй. Самое ужасное — это все-таки ядерные заряды. Примитивные, их сейчас вообще мало используют. Есть куда более эффективные виды оружия. Но вот по воздействию на окружающую среду ядерные все-таки хуже всего, если не считать всяких там космических — гравитационных, свертывающих, деструкторов, применение которых на планетах запрещено. Даже сейчас еще у Ильгет перехватывало дыхание, едва вспоминались эти взрывы — вначале ослепительный белый свет сквозь фильтры шлема, ослепительный, заливший весь мир, а потом — огонь. В эпицентре они бы не выжили, но сработала защитная установка, ракеты соскользнули с курса, взорвались далеко... Один раз Ильгет сильно отшвырнуло ударной волной, чудо, что выдержал бикр. И огонь — просто огонь вокруг, в огонь превратились и земля, и воздух. Сразу включили «Иней», и температура среды упала, огонь погас, все бикры выдержали, все выжили, даже собаки, одетые в такие же защитные скафандры. Но это был ужас, настоящий ужас... Нет, лучше не думать об этом. Сейчас наступление, опять наступление, Иннельс будут защищать не только дэггеры... о дэггерах много говорят, но Ильгет субъективно страшнее ядерные взрывы, так и быть насаженным на примитивный бронзовый меч страшнее, чем погибнуть от луча бластера.

Лучше вообще ни о чем не думать. Помолиться. Ильгет сейчас не хотелось молиться, но все равно, хотя бы на ночь... Она начала «Верую». Внезапно Иволга сказала.

— Не стрелять! Свои!

Темная фигура заслонила свет на мгновение, и тут же пришелец спрыгнул в траншею. Ильгет вскочила. Собаки побежали к пришедшему, ласкаясь.

Арнис. Ильгет подошла к нему. В зелено-коричневом бикре, словно заляпанном грязью, Арнис показался ей вдруг очень большим, крупным, сильным. И лицо — бледное, круги под глазами. Устал, да и все они устали. Арнис протянул руку, коснулся плеча Ильгет.

— Айре...

— Айре, — сказала она, светясь безудержной улыбкой, — мы все тебя ждем.

— Айре, — подошли Иволга, Данг, Бера, — ну как дела? Отвоевался?

— Ну что вы, война еще только начинается, — сказал Арнис, — Иволга, мне велели принять командование.

— Знаю, знаю, и уже исчезаю, — Иволга отправилась за своими вещами.

Арнис снял с пояса маленького «Гонца» — робота, вложил пленку в его нутро, погладил поверхность, программируя машину. «Гонец», маленькая серая капсула с крошечными двигателями, взвился в воздух и помчался в северо-западном направлении, туда, где остался Дэцин.

— Ну все, — сказал Арнис, — Иволга, так ты идешь к армейцам?

— Ага, — Иволга пожала ему руку на прощание, — ну давай, спокойного неба тебе.

— Чистого пути, — пожелал Арнис. Иволга вылезла из траншеи, помахав на прощанье рукой остающимся. Карлсон выпрыгнул вслед за ней.

— Ну рассказывайте, — попросил Арнис, — что тут у вас творится?

— Ну что творится? — сказала Бера, — сегодня два раза тревога была, а остальное время так сидим, скучаем. Когда наступать-то?

— Думаю, скоро.

— Арнис, ты есть, наверное, хочешь? — спросила Ильгет.

— Не откажусь.

— Мы-то поужинали. Идем...

Они собрались вокруг Арниса, Бера достала банки с НЗ. Арнис вскрыл одну.

— Эх, мясо... вообще-то пост сейчас. Мало того, Страстная Неделя. Ну да ладно, Бог простит...

Он принялся за еду. Ильгет спросила осторожно.

— Так мы будем Пасху по стандартному времени отмечать?

— А как же? — откликнулся Данг, — не по местному же. По квиринскому.

— Здорово, — сказала Ильгет, — а я уже и забыла... действительно, Пасха скоро.

— Доживем до Пасхи, — сказал Данг, — вот и радость будет.

— Господи, я так хочу на Квирин уже поскорей, — пробормотала Бера. Ильгет посмотрела на нее с затаенным уважением. Как и Ниро, Бера жила на Ярне уже почти два года. Постоянный агент. Она даже не возвращалась на Квирин. Правда, после этого ей был положен отпуск в несколько лет. Но все же это очень, очень тяжело — вот так жить. Годами. Бера выжила, продержалась. Ей совсем немного осталось — до победы, а потом на Квирин.

И ведь не скажешь по виду, что героиня. Обычная женщина, невысокая, светлые волосы скручены в узел. У Беры на Квирине жили трое взрослых детей, внуки.

— Иль, а ты ведь из этого города? В смысле, это твой родной город? — спросила Бера. Все разом посмотрели на Ильгет.

— Точно, — сказал Арнис, — мы-то с тобой познакомились в Заре. Но я помню...

— Да, я в этом городе выросла, в университете училась.

— А я сегодня видел твой университет, — улыбнулся Арнис, — еще подумал, наверное, вот здесь Ильке училась.

— Расскажи лучше, как ты там сегодня, — попросила Ильгет, — тяжело было?

— Да ничего, — Арнис пожал плечами, — чего ты хочешь, война же.

— Я тоже бывала в Иннельсе, хоть и не здесь работала, — сказала Бера, — красивый город. В последнее время его так перестроили... жаль. Уже не восстановить прежнего вида.

— Многое уже не восстановить, — заметил Данг, — что тут сделаешь, сагоны... И психика многих изменилась необратимо, это еще хуже.

Темнота неудержимо наваливалась на траншею. И звезд вверху не было, все так же моросил мелкий и мерзкий дождик.

— Не дай Бог ночью наступление начнут, — пробормотала Бера, — не хотелось бы в темноте...

— Но тянуть тоже нельзя, — Арнис отставил пустую банку. Сунул в рот шланг, вытянув его из ворота, и напился консервированной воды из бикра, — а типа выпить у нас ничего нет?

— Почему же? — Данг извлек на свет Божий небольшую флягу. Разлил ром по длинным высоким колпачкам из-под консервных банок, — вообще-то это твоя обязанность, как командира... ты должен о подчиненных заботиться. Ну ладно, прощаем, раз ты из разведки.

Ильгет потянулась к своему колпачку. Раньше, на Квирине, она совсем не пила ничего крепкого. Но в последнее время ей понравилось... как-то очень поддерживает. Не спиться бы...

— За победу! — чокнулись колпачками, выпили.

— Завтра будем в Иннельсе, там я о вас позабочусь, — пообещал Арнис, — я там такой ресторан видел!

— "Эска", на Проспекте Свершений, — предположила Ильгет.

— Ага, похоже... там еще белый фасад такой, с пальмами.

— До Иннельса еще дожить надо, — пробормотал Данг.

— Да брось ты, — сказала Бера, — доживем. Надо верить в лучшее.

— Сейчас нам устроят лучшее...

— Это что за разговорчики, — нахмурился Арнис, — бунт на корабле? Еще одно такое предположение, и я снимаю полпремии за акцию.

Медленно расползлись по местам. Страх перед предстоящим боем, возбуждение все нарастали, Ильгет казалось, что она и заснуть не сможет. Но заснула она очень скоро, усталость оказалась сильнее.

Ее разбудил крик Арниса.

— Тревога! Подъем!

Ильгет, еще не соображая ничего, перекатилась к своему месту, выдвинула на позицию «Сторожа», принялась настраивать «Щит». Небо посветлело, хотя по-прежнему было полностью затянуто тучами... плохо...

— Шлемы замкнуть! — крикнул Арнис. Ильгет надвинула лицевой щиток. В шлемофоне послышались характерные щелчки.

— Проверка связи, — сказал Арнис, — внимание всем, как слышно?

— Хорошо.

— Все слышно.

— Хорошо, — сказала Ильгет.

— Мы пока сидим, — сообщил Арнис, — наступление началось. Сейчас сюда пойдут дэггеры. Мало не покажется. Иль, щит. Данг, наблюдение... всем приготовиться стрелять. Иль, щит поставишь по команде.

Все правильно, подумала она, надо беречь энергию. Повисло напряженное молчание. Его прервал голос Беры.

— Эх-хе-хе, бойцы... а дождичек-то все моросит. К урожаю...

— Видно, склизкие хорошо уродятся, — поддержала Ильгет, — прямо как на биофабрике.

— Да уж... похоже, — согласилась Бера. И в самом деле, под ногами хлюпала вода, доходя уже почти до щиколоток.

— Радуйтесь, — сказал Арнис, — гореть будет меньше.

Вдруг голос его изменился, он произнес отрывисто.

— Атакуют с севера! Щит! Огонь!

В следующие несколько часов Ильгет полностью изменила свое мнение насчет дэггеров и ядерного оружия.

Хуже дэггеров не могло быть ничего. Вопреки словам Арниса, горело все вокруг очень хорошо, и в какой-то момент Ильгет поразилась мимолетно тому, что вокруг нее поднимался белый пар — вода под ногами стремительно исчезала. Края траншеи были обвалены и оплавлены, и стены огня стояли кругом, огня, в котором медленно падали и кружились комья земли, камни, какие-то обломки... вроде бы, и ошметки дэггеров. Грохот доставал сквозь шлем, сквозь все фильтры, земля тряслась под ногами, как будто не на планете они находились, а в космическом бою, и это, пожалуй, было самым жутким — это постоянное сотрясение твердой почвы, и нигде, нигде нет надежного места, нет спасения. Светофильтры защищали глаза, но увидеть что-либо в этом аду было немыслимо. Ильгет ориентировалась по приборам, ловя дэггеров в прицел «Сторожа», следя за энергией щита. В общем-то, она ожидала чего-то подобного, переживала подобное в виртуальной тренировке, но... но сейчас все было иначе. Сейчас она может умереть в любой момент. Это все меняло. И Арнис может умереть, хотя даже об Арнисе она сейчас не думала, просто тряслась от напряжения, сама не понимая, как ей еще удается стрелять и поддерживать щит. Слышала короткие, яростные команды Арниса, корректирующего огонь, и почти не воспринимала их, только руки машинально делали то, что нужно.

— Иль, левый край! Бера! Левую группу оставь мне! Данг, давай еще! Еще давай, жми, дьявол, огонь, ты понял?!

На какое-то время стало спокойнее. Ильгет тяжело дышала, привалившись к обрушенному краю траншеи — теперь из нее можно было высунуться по пояс, земля вокруг оплавилась, и представляла собой сплошную воронку серо-черного блестящего однородного грунта. Дэггеры не мажут... последние три часа все силы их были обрушены на этот пятачок земли, откуда по ним били четверо квиринцев... Но и очень небольшое число дэггеров прорвалось сквозь огонь, часть их уничтожена Иостом с его воздушной центурией, часть удалось убить с земли.

Только теперь Ильгет чувствовала невероятную усталость, мир вокруг словно пеленой затянут. Невозможно так, невозможно... Неужели это еще не все?

— Все целы? — спросил Арнис в шлемофоне, глуховато, — отдыхаем пока. Шлемы не размыкать, радиация.

Ильгет бросила взгляд на спайс. Да уж, напылили склизкие... Шлем действительно снимать нельзя. Вдруг Арнис произнес раздельно и четко.

— Перебазируемся на линию два. Все поняли? Перебазируемся. Две минуты на сборы.

«Линия два» — это восемь километров до города. Ильгет лихорадочно собирала оружие, закинула за плечи мешок. Отсюда почти десяток километров еще... Ничего. Главное — не попасть под обстрел... кто-нибудь, интересно, нас прикроет?

— Арнис, нас кто-нибудь прикроет?

— Нет, — сказал Арнис спокойно, — все ведем наблюдение, по тревоге я прикрываю, остальные закапываются. Все, пошли!

Четверо бойцов выскочили из траншеи. Земля крутой воронкой поднималась теперь перед ними. Никакой растительности... почти до самого горизонта синевато-черная оплавленная поверхность, кое-где вздыбленная холмами. Господи! Ильгет похолодела... только что слева шумела роща. Только вчера. Во что мы превратим планету? Ничего, ничего, восстановим. Главное — дэггеры...

— Вперед! — сказал Арнис, — высота два метра. Вскочили на скарты, приподнялись над землей, двинулись вперед. Через несколько минут послышался откуда-то сверху гул, и Арнис скомандовал:

— Воздух! — и тут же, едва приземлившись, потащил с плеча «Молнию», отстреливаться, прикрывать друзей. Ильгет установила «Щит», стала накручивать энергию, между тем Бера и Данг с двух концов быстро аннигиляторами уничтожали землю, готовя окоп. И тогда пришел грохот, заставивший ноги подкоситься... но щит уже работал, ракета соскользнула с курса. Впереди поднялась пыль, закрывшая видимость. Квиринцы спрыгивали в мгновенно созданный окоп, но Арнис приказал:

— Вперед! Они прошли. Вылезаем, вперед!

Вся работа насмарку... Ильгет наспех собрала «Щит», вылезли из окопа. Где-то вдали раздавались разрывы, на горизонте что-то полыхало. Квиринцы бросились снова вперед, над оплавленной вздыбленной землей... как на безатмосферной планете, подумал Арнис. В шлемах, и по такому лунному пейзажу. Он скосил глаза на Ильгет. Острая жалость коснулась сердца. Бедная девочка... куда я тебя притащил, зачем... Но что же сделаешь, ведь иначе нельзя. Под ксиором лицо кажется еще бледнее и тоньше, карие глаза — огромны. Она задыхается, ей тяжело. Но темп нельзя сбавлять, секунда может стоить жизни.

— Данг, возьми «Щит» у Иль.

— Есть, — неясно различимая в пылевом облаке фигура Данга приблизилась к такой же громоздкой Иль, чем-то там они обменялись. Арнис и сам взял бы «Щит», но у него и так были две «Молнии» на плечах, у Данга хоть одна.

— Туманность, — услышал он в шлеме, — я комета, справа от вас тридцать самолетов, заходят в атаку.

— Вас понял, — сказал он и заорал, переключившись на своих, — Воздух!

Еще четыре раза их атаковали, до того момента, как они добрались до «Линии 2». Здесь еще вид местности был вполне удовлетворительным, короткая трава не выгорела, кое-где виднелись кустарники. Арнис опустил на землю свой скарт, сбросил с плеча «Молнию».

— Здесь копаем. Иль, щит!

Ильгет бросилась к установке, сброшенной Дангом. Остальные принялись за «копку», и через полминуты, все уже были внизу, в заново созданной траншее. И тут дэггеры атаковали снова. Похоже, ярнийские воздушные силы или иссякли, или командование Системы больше не решалось высылать самолеты, все равно они были что комары против мухобойки. Теперь квиринцам приходилось иметь дело только с дэггерами, опасными и трудноуязвимыми... Они уже не решались подниматься в небо высоко, там их лупили с ландеров и с орбиты. Дэггеры летели низко, над самой землей, и стреляли вперед, все вокруг горело, земля стояла стеной и, собственно, самих дэггеров не было видно, только тени их на экране умного оружия. Из собак была только Норка, но она не могла реально помочь, останавливала лишь одного-двух биороботов.

Отбили атаку... после этого наступила передышка. Ильгет глотнула воды, она бы с удовольствием приняла виталин или хоть съела кусочек ревира, но для этого надо снять шлем, а кругом все-таки радиация... не хватало еще лучевую болезнь подцепить, неприятно, даже хуже насморка. Квиринцы в изнеможении лежали на дне узкого окопа. Не было сил ни шевелиться, ни разговаривать.

Пыль, поднятая взрывом, постепенно оседала. Арнис смотрел в небо. Ни о чем не думал, не молился, просто смотрел в небо. Тучи разошлись, то ли от разрывов, то ли сами по себе, и в просвет хлынула такая сияющая синева, словно кровь из открытой раны, что даже и смотреть было больно без светофильтров.

— Красиво, — прошептала Ильгет в шлемофоне. Арнис не ответил. Просто не было сил. Но она тоже смотрит в небо... как мы все-таки с ней похожи, подумал Арнис. Она мне как сестра, нет, с сестрами мы не так похожи.

Господи, доживем ли мы до Иннельса? Дотянем ли? Ведь оставшееся расстояние тоже придется пройти... Но дэггеров уже не так много, большая часть уничтожена, а подкрепление им больше неоткуда брать.

— Туманность, — услышал он бодрый голос Дэцина, — я квазар, по мере возможности продвигайтесь вперед. Как можно скорее. Займите линию ноль. Понял? Займите линию ноль. Чем быстрее, тем лучше.

— Квазар, я Туманность, вас понял, — сказал Арнис. Как не хочется вставать, двигаться куда-то, снова отстреливаться, замирать от ужаса... лежать бы так и лежать. Вечно. Господи, что за мысли? Командир, называется. Сейчас еще людей поднимать.

— Ребята, — сказал он спокойно, — нам велели идти вперед, сколько сможем. До линии ноль пока. Две минуты на сборы.

Общий стон в шлемофоне был ему ответом. Но квиринцы безропотно стали собирать оружие. Однако и двух минут не прошло, как индикатор «Молнии» кольнул Арниса в запястье. Он взглянул на экран и похолодел — прямо на них двигалось не меньше десятка склизких. Низко, в трех метрах над землей...

— Прекратить сборы! Огонь! Собаку!

Квиринцы занялись привычным делом. Трак с лаем помчался на чудовищ, отделив от стаи одного из них и отогнав его в поле. Однако дэггеры почему-то не стреляли. Выстроившись в линию метрах в тридцати от окопа, они застыли прямо над землей — неподвижно.

— Огонь! — приказал Арнис, уже понимая, что произошло. Они били по дэггерам с минуту, однако ни одна спикула не достигла цели.

Сцепившись ложноножками, дэггеры образовали что-то вроде коллективного энергетического щита. Надо сказать, что неподвижный дэггер вообще практически неуязвим, до сих пор им удавалось так хорошо расправляться со склизкими только потому, что те находились в постоянном движении. А уж несколько дэггеров вместе..

— Понятно, — прошептал Арнис. Убивать нас они не будут, но и с места двинуться не дадут. Видимо, за работу взялся сам сагон, у дэггеров бы, при всех зачатках разума, ума не хватило. Положение не из лучших, но и с этим справляться мы умеем... только вот придется кому-то выйти из-под кокона. Только разделить сволочей... только разделить... Арнис обвел взглядом свою команду.

— Данг, ты идешь со мной. Девочки, прикрывайте, и сразу начинайте бить, когда они разойдутся.

Арнис первым выскочил на бруствер. Держа на плече «Молнию», не торопясь, зашагал в сторону дэггеров. Они сейчас не будут стрелять... Не будут, знают — они на прицеле. Данг шел рядом, оскалившись под шлемом, не чуя под собой ног.

Остановились в пяти метрах от дэггеров. Чудовище, которое отделила Норка, уже было уничтожено спикулами, собака снова лаяла на врагов, их строй чуть дрогнул, распался, одно из чудовищ отделилось и закапсулировалось. Арнис повторял про себя как заведенный «Господи, помилуй!» — это помогало не сосредоточиваться на дэггерских рожах. Он давно привык таким образом бороться с пронизывающим иррациональным страхом, который внушали биороботы.

— Давай! — почти прошептал Арнис. Оба квиринца одновременно сорвали с пояса по ручной спикуле и запустили в сторону живого щита. Вслед за этим оба упали на землю, и через секунду воздух и земля вокруг них взорвались огнем.

... Арнис пришел в себя — вокруг стояла тишина. Тишина, и боли, вроде бы, нет. Не слышно просто ничего, как будто вязкая пелена, и в ней плавают какие-то пузырьки, плавают и лопаются у поверхности с громким чпоком. Арнис сел. Все хорошо.

Никаких дэггеров вокруг нет, ничего. Он осмотрелся... рядом валялась «Молния», совершенно разбитая. Бесполезная. И туман. Ничего не видно. Арнис старательно восстановил в памяти случившееся.

Потом он понял, что шлема уже нет. Шлем порван — то ли «плевком», то ли все-таки ударной волной... хрен знает, как это могло получиться. Отсюда и удар по ушам.

Данга не видно совсем.

Ага, так надо ползти назад... Он упал на землю и пополз. Убить могут и так, но идти или лететь в такой ситуации — еще глупее. К тому же голова кружилась невыносимо. А скарта рядом не было.

Через несколько минут Арнис добрался до окопа. Спрыгнул. Увидел совершенно черные, огромные глаза Ильгет под щитком шлема. Она молча подползла к нему, неловко обняла рукой за шею. Она что-то спрашивала.

— Ничего не слышу, — Арнис показал на свои уши, — ничего не слышу.

И наверняка лучевая болезнь теперь... Арнис полез за аптечкой, вытащил антирад, принял сразу четыре таблетки. Содрал с головы остатки шлема.

Ильгет повернулась к Бере.

— Я пойду, поищу Данга...

— Опасно это, — неуверенно сказала Бера.

— Я пойду, — повторила Ильгет. Улыбнулась Арнису, все еще потерянно глядящему вокруг. Ничего, главное — жив. А вот что с Дангом — непонятно. Вроде бы, дэггеров уничтожили, хотя в любой момент могут появиться новые. Данг так и не возвращается, не отвечает по радио. Всего-то пройти несколько десятков метров. Ильгет выскочила из окопа, опершись рукой. На правом плече ракетомет, индикатор она держала в ладони. Ильгет вытащила из-за спины скарт, поднялась в воздух.

Данга она увидела сверху. На выжженной сизой земле желто-коричневый камуфляж резко выделялся. Данг лежал ничком, казалось, вцепившись пальцами в землю. Индикатор кольнул в ладонь. Ильгет сбросила «Сторожа» с плеча, еще секунда — она опустилась на землю, залегла, еще секунда — выпустила несколько спикул. Осталось не так уж много, даже и в запасе... Хватит ли до города? Черная слизь хлынула с неба... Ильгет ошеломленно подняла голову... сколько этой слизи-то? Она поползла вперед. Лучше уж не взлетать... Бера прикроет. Вскоре Ильгет доползла до Данга. В этот момент ее снова накрыли — сверху. Она вжалась в землю, и рукой нащупала запястье Данга... и хотя земля вокруг снова поднялась дыбом, Ильгет ощутила огромное мгновенное облегчение, даже сердце освобожденно забилось, под пальцами задрожала тонкая ниточка пульса.

Только бы жив... жив — и все остальное неважно. Вытащим. Из любого положения вытащим. Дэггера, видимо, подбила Бера. Вокруг снова стояла тишина. Дрожа от напряжения, Ильгет подползла к раненому, слегка повернула его, вздрогнула — вся грудь и живот разворочены, блестит черная спекшаяся кровь... Правая рука была оторвана выше локтя, обгорелый остаток валялся рядом. Ничего, восстановят... Кровь не шла, поверхность раны запеклась. Особенно глубокая рана в животе.

Бера прикроет... надо наложить повязку, потому что мало ли что... внутренности спекшиеся вон блестят, вывалятся еще. Ильгет уже распаковывала аптечку бикра. Перевернула раненого. Она совершенно забыла в этот момент об опасности, да пока никто и не атаковал, наступило затишье. Ильгет натянула на рану тонкую пленку псевдокожи, закрепила. Затянула псевдокожей и культю. Надела на левое запястье, содрав перчатку, прозрачный зена-тор с противошоковой жидкостью.

— Сейчас, сейчас, мой хороший, — бормотала она машинально. Данг ничего не слышал, конечно. Неважно... Она подхватила раненого, как учили, и потащила. Тяжелый. Индикатор кольнул в ладонь. Ильгет упала на землю, рядом свалив Данга. Бера, не подведи... может быть, и Арнис сможет стрелять, хотя глаза у него были совершенно безумные. Наверняка сможет, это же Арнис... хоть щит будет держать. Ильгет изо всех сил вжималась в почву, как будто это могло помочь. Наконец, грохот прекратился. Ильгет поднялась на колени. Черные ошметки еще падали кругом. Пошевелила Данга. Тот вдруг открыл глаза — темные, совершенно мутные. Выдавил незнакомым хриплым голосом.

— Лири...

— Сейчас, мой родной, сейчас, — сказала Ильгет успокаивающе, — давай держись.

Сил будто прибавилось. Она подхватила Данга, потащила дальше, к траншее.

— Держись, милый! Сейчас.

На скарте она его не удержит, Бог с ним, со скартом.

Она сама не поверила, что добралась. Действительно добралась. Вокруг траншеи снова образовалась оплавленная воронка, дэггеры били по ней немилосердно. Ильгет скатилась на дно воронки, таща за собой раненого. Арнис оторвался от установки «Щита», беспомощно посмотрел на нее. Потом перевел глаза на Данга. Подошел к нему, пощупал пульс, прошептал.

— Жив...

Ильгет не слышала. Она ничего больше не слышала — увидела Беру. То, что от Беры осталось, обугленный комочек и часть головы с волосами, и черное пятно. Сердце заколотилось, Ильгет почувствовала сильное желание заорать — просто дико заорать, и невероятным усилием воли сдержала истерику. Посмотрела дикими глазами на Арниса. Тот шагнул к ней и обнял, прижал к груди. Так они стояли, не двигаясь, несколько секунд. Больше невозможно было себе позволить, Арнис вернулся к «Щиту». Ильгет настроила оставленную «Молнию», наклонилась к раненому, он снова потерял сознание. Так оно и лучше. Хотя атен, входящий в противошоковую смесь, надежно снимает боль. Подумав, Ильгет вынула из аптечки еще ампулу антирада и добавила ее в зена-тор. Наверняка Данг получил хорошую дозу.

— Ты слышишь, Арнис? — спросила Ильгет. Он не обернулся. Контузия не прошла. Через некоторое время он сам повернулся к Ильгет. Арнис говорил в микрофон, торчащий из ворота бикра, так они обычно общались, будучи без шлемов. Ильгет отлично слышала его в шлемофоне. Но Арнис говорил слишком громко, как все глухие.

— Иль, мы должны дальше идти, вперед. Попробуй связаться с Квазаром, пусть они заберут Данга. У них должна быть возможность!

Ильгет на мгновение почувствовала робость, она привыкла считать себя самым младшим членом отряда. Да какого черта... Она настроилась на волну компункта.

— Квазар, я Туманность, — произнесла она непривычный позывной. Голос Дэцина откликнулся немедленно.

— Туманность, я Квазар, слышу хорошо... что у вас? — последнее он произнес совсем тихо.

— Арнис ничего не слышит, — сказала Ильгет, — оглох. Данг тяжело ранен, Бера погибла. Заберите Данга, и мы с Арнисом пойдем дальше.

— Господи, — выдохнул Дэцин, — а ты как, Иль?

— Со мной все хорошо. Заберете Данга? Надо скорее, а то он не выживет.

— Я свяжусь сейчас с Иостом. Жди. Мы попробуем.

Через час почти непрерывной перестрелки неподалеку от воронки сел ландер. Двое армейцев выскочили, забрали Данга, попытались поругаться с Арнисом, но Ильгет послала их подальше. Арнис поменял шлем на исправный. После этого остался только путь вперед. Как можно скорее. Как можно скорее, но Дэцин все-таки разрешил дождаться ландера, чтобы эвакуировать Данга.

— Иль, — сказал Арнис, — я, к сожалению, не слышу ни хрена. Но ты просто делай, что я говорю, ясно? Мы прорвемся...

Вскоре стемнело. Они двигались вдвоем по выжженной равнине, невысоко над землей, оседлав скарты, временами, приземлившись, они стреляли в дэггеров, в ужасе вжимаясь в землю, каждую секунду ожидая смерти. Жизнь была удивительно однообразной, Ильгет казалось, что так было всегда, что никогда ничего другого в ее жизни не было, а если было — то не с ней. И так же будет вечно. Даже и смерть уже перестала пугать, и взрывы стали привычными. Все рано или поздно становится рутиной.

Они дошли до окраины города.

Здесь радиация была поменьше. Они остановились, перекусили, выпили немного рома. Ильгет приняла виталин. В городе бои обещали быть особенно напряженными. Зато тучи разошлись, наступил новый день, на Ярне — обычный летний день, по квиринскому времени — Страстная Пятница.

Ильгет не совсем понимала, где находится. Несколько секунд она соображала, потом ей показалось, что был крик «Воздух», сердце бешено заколотилось... или это ей все-таки приснилось? Ильгет уже, оказывается, сидела в постели. В постели?!

Нет, не было тревоги, поняла она. И тотчас вспомнила все. Сегодня Пасха. Светлое Воскресенье. Весь день вчера шли уличные бои. Это было уже не так страшно, как у города, дэггеров немного, а эммендары не так опасны. Да и было их мало. Особенно тяжело было у склада, где оставались последние дэггеры. После уничтожения основных сил противника пятьсот пятый отряд ДС вместе с десантом занял Комитет Народной Системы, тюрьму, телестудию, и таким образом, основная работа была проделана. Конечно, в городе еще придется потрудиться. Но это уже сущие пустяки...

Данга нет, его эвакуировали прямо на орбиту, на один из крейсеров. Но он жив. И тяжело ранена Иволга, говорят. Очень тяжело, хуже, чем Данг. Ее ранили уже в городе, она довела-таки своих десантников до цели, и здесь уже, на штурме зданий Системы, когда «Щит» был уже на нуле, ее зацепило осколками.

И Бера погибла. Ильгет еще толком не успела к ней привыкнуть, но все равно — невыносимо тяжело и жалко. Как она хотела увидеть Квирин еще раз...

Господи, за что все это? За что мы платим такую цену? За свободу?

Ильгет опустилась на колени, уткнулась лбом в деревянный край кровати.

За чью свободу мы должны платить, Господи? Почему все так ужасно?

Так ведь и Он заплатил, вдруг подумала Ильгет. Точно так же, как и мы. Он знает, что такое боль, и что такое смерть.

И что такое воскресение.

Бера будет жить, подумала Ильгет. И Андорин тоже. Они будут жить. У Господа все живы. И впервые уверенность в воскресении мощно и победно заполнила ее душу.

Сегодня им удалось выспаться по-королевски. В лучшей гостинице Иннельса, в «Адоре». Почему бы и нет... Ильгет выспалась по-настоящему, но чувствовала себя жутко грязной — перед сном она и не подумала мыться, просто не до того было.

А вымыться можно, почему бы и нет?

Ильгет никто не тревожил. Она сняла бикр, вымылась в душе — даже подача воды не прекратилась, ну что ж, в городе бои не были сколько-нибудь серьезными. Весь вчерашний день — сплошное мельтешение... по сравнению с четвергом и даже пятницей все это — суета сует. Чистого из одежды ничего не было, Ильгет выстирала под краном свой тельник, а пока надела бикр прямо на голое тело. Немыслимо было подумать, надеть на чистое это невероятно заскорузлое, провонявшее потом белье.

Ну и проблемы, подумала Ильгет. Вчера еще такая мысль даже не приходила в голову... Спайс кольнул в запястье. Ильгет поспешно нацепила на ухо приемник, вытащила из горловины маленький микрофон.

— Иль? — это был голос Дэцина, — ты как, в порядке?

— В полном, — сообщила она.

— Подползай вниз, в Белый Зал, ага? Мы тут пообедать собрались.

Пообедать? Ильгет бросила взгляд на часы. Ну да, уже далеко за полдень... После виталина и трех суток на ногах спится очень хорошо.

Есть хотелось зверски. Остальные, возможно, перекусили с утра. Ильгет увидела накрытый стол — прямо по-квирински накрытый, на лучших тарелках «Адоры», тонком фарфоре, здесь была и зелень какая-то, и жареная рыба, и мясо, и белый рассыпчатый рис, и даже крашеные яйца — говорят, терранский еще пасхальный обычай, кто-то умудрился яйца сварить, покрасив их заодно, правда, все в один — красноватый цвет. Но при этом все сидели отнюдь не за столом, а в сторонке, собравшись в круг. Арнис поднялся Ильгет навстречу.

— Доброе утро, — он ласково улыбнулся.

— Доброе утро... — она вдруг сообразила, что Арнис говорит совершенно нормально, не как глухой, — ты слышишь?!

— Ага, у меня все прошло.

— Господи, Арнис, я так рада! — она быстро обняла его за шею. Просто от радости. Потом сказала.

— Христос воскрес!

— Воистину! — ответили ей хором несколько голосов. Ребята окружили ее. Ильгет ошарашенно оглядывалась. Все они были здесь. Ойланг только сидел в сторонке с независимым видом, но и он теперь подошел. Мира, Гэсс, довольный Иост с нашивками ВКС на бикре, Арнис, Дэцин, и двое агентов, таких, как Бера — Лестрин и Санди. Высшая временная власть в городе.

— Садись, Иль, — Дэцин указал ей на пустой стул, — мы тут, понимаешь, хотим немного отпраздновать... у нас священника нет, но ничего, мы так.

— Вы у нас и будете за священника, — сказала Мира.

Все поднялись. Дэцин прочитал молитву, как мог, по памяти. Потом взял Евангелие — кто-то уже раздобыл на лонгинском языке, и прочел отрывок о Воскресении.

— Ну вот, давайте споем теперь...

И все запели эдолийский старинный гимн, на умершем терранском языке, вместе с которым на Эдоли и попала христианская вера.

Gloria in exсelsis Deo et in terra

pax hominibus bonae voluntatis...

И пели чудно, три женщины умудрялись петь на два голоса, и на два голоса — мужчины, и так четко, так слаженно звучал этот старинный гимн в высоком пустом зале ресторана, будто несколько дней перед этим бойцы занимались спевками, а не прорывались сквозь огонь. И только теперь Ильгет почувствовала хоть какую-то тень любви и умиротворения, настоящей, светлой Пасхальной радости — сквозь все, сквозь горе и ужас, сквозь ощущение раздавленности и смятости душевной и физической... Воскресение! Господи, благодарю! — сказала про себя Ильгет. И посмотрела на лица товарищей, такие же бледные, измученные, и с таким же только что родившимся светлым блеском в глазах.

— Все, пойдемте за стол, — тихо сказал Дэцин, когда гимн закончился.

— Ну наконец-то, — Ойланг подскочил, потирая руки, — религиозные фанатики закончили свои напевы. Можно пожрать!

— Смотри, гнусный язычник, — сказал Гэсс, садясь за стол, — Только и думаешь, как бы пожрать. Вот окажешься в геенне огненной...

— А там я уже был, — сообщил Ойланг.

— Ну у вас и шуточки, — проворчал Дэцин.

— Все принялись за еду.

Бои на этом закончились. 505й отряд остался в Иннельсе. Работы было столько, что и теперь иной раз приходилось двое или трое суток проводить без сна, на виталине.

Городская тюрьма и еще несколько зданий Системы были переполнены пленными. Их следовало отсортировать. Часть передать в руки местной — переформированной заново — полиции. Эммендаров — на лечение. Когда погибает сагон, эммендар испытывает голодание, подобное наркотическому. Вылечить это очень трудно, но в некоторых случаях возможно. Поэтому для эммендаров был оборудован лечебный центр. Тех пленных, кто не запятнал себя преступлениями против мирного населения, просто отпускали, по домам.

Сразу же с Квирина стали приходить корабли, груженные самым разным оборудованием, пищевыми синтезаторами, приборами. Все это следовало разгружать, сортировать, распределять по районам. Иннельс — столица, здесь самый центр снабжения.

Дэцин с помощью Арниса и Лестрина занимался подбором и формированием нового правительства Лонгина.

В городе необходимо было поддерживать порядок, кормить жителей, восстанавливать предприятия, давать людям работу. Занимались этим, конечно, лонгинцы, назначенные на соответствующие посты, но руководство и помощь им требовались.

И еще наступил следующий этап информационной войны. Собственно, пропаганда. По местному телевидению и радио, в газетах и в компьютерной сети (которая теперь стремительно развивалась) шли непрерывные потоки информации — аналитические статьи и передачи, история сагонских войн, разъяснение в новом свете событий последних лет, не жалея черных красок — рассказы о страшной участи тех, кто не подчинился Народной Системе, а также об ужасах войны, которую Лонгин вел против всего мира, и о последствиях этой войны для захваченных народов. Разъяснение роли Квирина во всей этой истории. Рассказы о тех, кто пожертвовал жизнью за освобождение Ярны... и так далее, и тому подобное. Ильгет особенно активно занималась именно этой частью работы. Ведь она — лонгинка, понимает местные реалии и ментальность. Но чем дальше, тем больше ее тошнило от всего этого. Во всем, что говорила и делала она, что передавали СМИ, которые она контролировала — не было ни слова лжи. Все это было правдой. Но мерзким было то, что правду приходилось вдалбливать и внушать людям так, словно это была ложь.

Правду не надо никому доказывать. Истина должна сиять в небе, чистая и незапятнанная, для всех совершенно очевидная.

Но это было почему-то не так, и эту истину, что сагоны — зло, приходилось доказывать.

Ильгет было особенно мерзко, когда журналисты сделали передачу о ней самой. Собственно, передача была о полиции Народной Системы вообще. Передача острая, бьющая по нервам, по совести — как можно было допустить такое? Участь Ильгет не была чем-то исключительным, всех, кто заподозрен в сочувствии «террористам», в борьбе против Народной Системы, пропускали через эту отработанную систему «дознания». В передаче показывали, как крепятся на кожу проводки болеизлучателя... Как в силовых тисках можно ломать мелкие косточки, например, пальцев. Ильгет трясло от всего этого, но умирая от жути и отвращения к себе, она рассказала о своих ощущениях от пережитого. После передачи Ильгет вернулась в гостиницу, Арнис, молча обняв ее за плечи, повел в столовую и налил большой граненый стакан рома.

А еще то и дело передавали сигналы о найденных где-то бесхозных дэггерах. Сигналы нужно было проверять. Иногда дэггеры действительно обнаруживались. Их уничтожали.

На улицах постреливали. Где-то в городе, как и по всей стране, прятались банды не смирившихся и не сдавшихся бывших сингов. Их ловили, и на это тоже уходили силы и время квиринцев.

Ильгет в первые же дни выяснила местопребывание матери. Мать была жива, здорова и, по-видимому, процветала — но звонить ей сразу Ильгет не решилась. Дни были забиты под завязку. Позвонишь — и как объяснить, что не можешь сию же минуту все бросить и прийти. И завтра не можешь...

Да и мама могла бы сама с ней связаться — ведь наверняка видела ее по тв, читала о ней статьи. Но почему-то не стала связываться.

В конце концов Ильгет решила просто прийти — без всякого предварительного звонка. Затолкав легкий страх куда-то в пятки, постучала в дверь.

Может, еще никого и дома нет...

Шаги. Ильгет напряглась, но шаги показались ей незнакомыми. Слишком тяжелыми. Дверь отворил мужчина — в майке и тренировочных штанах, с черными длинными усами. С недоумением уставился на Ильгет.

— Здесь живет Китти Ривейс? — быстро спросила она.

— А вам что нужно? — поинтересовался мужчина.

— Я... — Ильгет вдруг почувствовала слабость в ногах, захотелось прислониться к стене, — ее дочь...

Несколько секунд мужчина ошарашенно смотрел на нее. Потом повернулся и крикнул в глубину коридора.

— Китти!

Ильгет замерла. Ей было страшно.

Маму ужасно хотелось увидеть. Но... слишком многое мешало. Почему мама сама до сих пор не попыталась найти Ильгет? Может, она из тех, кто все еще придерживается просагонских взглядов — и она осудит дочь? Видела ли она передачу о том, что случилось с Ильгет? Как это на нее подействовало?

Ильгет даже и Неле до сих пор боялась звонить. Мешало мышечное воспоминание — как вывернула беззащитную кисть, как швырнула подругу на пол...

Они ведь все ненавидят нас. И их можно понять. Они ненавидят. Лоб Ильгет покрылся испариной. Так же, впрочем, как я ненавижу сагонов. Они же не понимают, кто пришел в Лонгин первым... и как им это объяснить? И как пережить теперь их ненависть?

Мама выглядела не очень хорошо — побледневшее лицо в морщинах, краска на волосах вылиняла, проявились темные корни. Мама всегда красилась под блондинку. И сейчас, в 50 с лишним лет, на голове ее не было седины.

Ильгет замерла. Но все прошло очень хорошо. Мама бросилась к ней с криком «Ильке!» и обняла ее, руки неловко скользнули по бикру. Ильгет почувствовала себя слишком громоздкой и неуклюжей, но что поделаешь, без бикров ходить запрещалось, все-таки броня.

— Господи, Ильке, откуда ты взялась? Я так переживала... Ну заходи... Знакомься, это Кейн.

Мужчина в майке бледно улыбнулся.

— Кейн, это моя дочь, ты представляешь? Я просто не верю!

Минут через десять они сидели за столом на кухне и пили чай. Кейн как-то поспешно оделся и ретировался, сообщив, что ему нужно в управление. По словам мамы, он работал в отделе строительства, вроде бы, какой-то начальник... сейчас, правда, там неизвестно что творится, но его, судя по всему, оставят на своем посту.

— Ведь мы же не эммендары какие-нибудь, — с достоинством сказала мама. Ильгет кивнула.

— Ну а что с твоей школой?

— Пока не знаю, что будет, — сказала мама, — но мне сказали, что я на работе останусь в любом случае. Наверное, переформируют в обычную школу. Ты знаешь, при сагонах так много интернатов открыли, меня тоже это удивляло — все-таки дети должны воспитываться в семье...

Ильгет отметила, что мама уже говорит «при сагонах». Информационные бомбы Дэцина начали действовать.

— Ну а ты как? — спросила мама рассеянно, — ты что же теперь, живешь на Квирине?

— Да.

— Ну и как, нравится?

Ильгет подумала.

— На Квирине — конечно, хорошо. Там и в материальном смысле хорошо, и вообще... друзья. Но то, что вот война...

— Да, война это ужасно, — согласилась мама, — мы тут сидели и тряслись... представляешь, вдруг телепередачи прекратились, грохот, за домами какое-то зарево. Сидим и ждем смерти, можно сказать... думали, хоть объявят воздушную тревогу, в бомбоубежище надо бежать... Как мы перетряслись, ты не представляешь!

Ильгет послушно кивнула. Маму, как обычно, совершенно не занимал вопрос, где в этот момент находилась ее дочь. Рассказать бы тебе, подумала Ильгет, как мы-то тряслись... Особенно про то, что осталось от Беры. Но рассказывать она не стала, конечно, да маму это и не волновало.

— Думаю, уже все основное кончено, — сказала Ильгет, — сагоны, вроде бы, почти все убиты. Еще несколько месяцев, и мы уйдем с планеты.

— Ты вроде похудела, — заметила мама, — лицо как-то похудело.

Еще бы, подумала Ильгет.

— И что это за родинки у тебя появились? Не было же их?

— Это так... следы, — брякнула Ильгет. Она поняла, что мама не видела ту передачу. И слава Богу, что не видела! Впрочем, мама и не захотела дальше развивать эту тему.

— А это у тебя что, скафандр? Кошмар какой. Ты что, в их армии служишь?

— Да, что-то в этом роде.

— А что с Питой-то? — спросила мама. Она была классической тещей и зятя не переваривала, так же, как свекровь не переваривала Ильгет.

— Понятия не имею, — отозвалась Ильгет, — ты ничего о нем не слышала? Я не могу его найти.

— Нет. Ты же знаешь, они со мной не разговаривают, больно гордые. Ну и ладно, знаешь, не найдется — может, оно и к лучшему. Выйдешь за какого-нибудь квиринца...

Ильгет захотелось развить эту тему, но она не знала — как. Рассказать бы об Арнисе... да нет. Не стоит. К тому же мама уже продолжала.

— А что ты думаешь? Ведь выходят же за иностранцев. У нас вот одна на работе раз — и выскочила за цезийца. Почему бы и нет... Правда, доченька, я вижу, что ты совершенно не следишь за собой. Ты такая бледная, ну я понимаю, это скафандр, но иногда ты ведь можешь надевать что-нибудь нормальное? Ты никогда за собой не следила. А вот посмотри на меня. Мне за 50 уже, а разве я так выгляжу, как ты? Ты не болеешь?

— Нет.

— А вид такой, будто болеешь. Тебе, наверное, надо спортом заниматься...

Ильгет невольно улыбнулась.

— Да мам... потаскаешь денек оружие и скарт — никакого спорта не нужно.

— Спорт нужен, — поучающе заметила мама, — потому что нужно развивать определенные группы мышц, чтобы тело было красивое... Надо подумать о себе, доченька!

Ильгет с трудом смогла объяснить матери, что ей нужно уходить. И что она вряд ли сможет появиться у нее в ближайшие дни.

— Ну что, неужели там что-то настолько важное?

Ильгет молчала, не зная, как объяснить. В Заре началось восстание, половину отряда под командованием Арниса перебрасывали туда сегодня. Как бы это сказать помягче, что сейчас ей придется стрелять и прятаться от выстрелов, и может, драться, надевать наручники, кидать газовые гранаты... Нет, все это было настолько невозможным, несовместимым вот с этим маминым уютным щебетанием и давно знакомыми и даже милыми сейчас поучениями, что даже выговорить эти вещи вслух — немыслимо.

— Да, мам. Меня ждут. Я должна вернуться. Ведь я на службе!

Ильгет вышла во двор. Странное чувство охватило ее — облегчение, потому что мать, по крайней мере, не стала осуждать (да и вообще, по-видимому, вполне восприняла новые антисагонские идеи). И в то же время легкая досада, но не горечь, как это бывало раньше — из-за того, что мать совсем не интересовали ее, Ильгет, дела, она не пыталась выслушать дочь, хотя бы узнать, что с ней вообще произошло, как она попала на Квирин. Вот маме она могла бы обо всем рассказать... или лучше не надо? Лучше не надо. Зачем зря волновать? Пусть так и живет в полном неведении, в своем собственном маленьком мирке.

А Ильгет будет жить в своем.

Прошло несколько дней.

Арнис, Ильгет и пятеро десантников (трое неразговорчивых, угрюмых мужчин, один мальчишка семнадцати лет и высокая сильная молодая женщина) только что осмотрели очередное здание. Пленных не было. В пустом здании, бывшей школе, засели несколько человек, возможно, эммендаров, возможно, идейных борцов с завоевателями, стреляли в прохожих, но в плен никого из них взять не удалось, все были убиты. Военные помалкивали хмуро, потому что вчера только погиб один из них, очень нелепо подорвался на мине, и все еще ходили под впечатлением этой смерти. Собрались внизу, в пустом школьном фойе. Арнис произнес.

— Товарищи...

Помолчал, будто собираясь с духом, и продолжил.

— По донесениям, в одном квартале отсюда, вот здесь — он указал на своем планшете, на ярко выделившемся квадрате плана города, — в жилом здании, там кто-то есть. Это не точные сведения, но нас попросили проверить. После этого все собираются в пункте одиннадцать. Вопросы есть?

— На скартах? — спросил один из десантников, дектор со странным именем Кэрриос.

— Да, — кивнул Арнис, — это недалеко.

У них и не было другого транспорта, бронеплатформу разбил дэггер еще утром. Молча вышли из тускло освещенного фойе. В последнее время значительно потеплело. Выпавший было снег стаял, и теперь Ильгет казалось, что в Заре лето. Только деревья почему-то голые. Лицо ощущало холодный свежий воздух, не больше нуля градусов, но небо разливалось такой сияющей нежной голубизной, и так трепетали вечерние лучи Ярдана, родного солнца над тихими тревожными крышами, что невозможно было поверить в наступившую зиму. А в бикре совершенно безразлично — лето или зима, тело ощущает свой собственный всегда комфортный микроклимат. Вскочили на скарты и двигались потихоньку над землей. Спиной Ильгет ощущала привалившееся к ней собачье тело, Норка сидела в сетке сзади. Ильгет вдруг вспомнила, что по этой же вот улице когда-то она спускалась к реке, к застекленному зданию, где была биржа труда, и небольшая белая церковь.

Опять кольнуло в сердце — Пита. Ильгет так и не смогла ничего узнать о нем или его родственниках. По прежним адресам жили другие люди. Они ничего не знали.

Пожалуй, Зара уже в большей степени казалась ей родиной, чем Иннельс, а ведь вроде бы с столицей Ильгет связывает гораздо большее: детство, юность, друзья, и ведь в юности было немало хорошего. В Заре — смерть ребенка, нелады с мужем, безработица, беспросветность. Но вот почему-то тянет именно к этим, привычным улицам, неуловимо изменившимся, безлюдным. Так, будто родной город болен. Вот именно, болен, страдает, и дело ДС — вылечить его. Жители попрятались или эвакуировались, война есть война. В любом из этих зданий может прятаться снайпер. Правда, пуля не пробьет бикр. Даже и луч, пущенный с такого расстояния, вряд ли пробьет. Теперь они пересекали открытую площадь.

Что-то резко свистнуло в воздухе. Ильгет обернулась мгновенно, едва не вскрикнула — Арнис уже падал, валился со своего скарта, руки прижаты к лицу, между пальцами — кровь. Ильгет бросилась вниз, ноги коснулись земли. Кэрриос обернулся было на нее, она махнула рукой, и десантники быстро заскользили дальше, через площадь, не оставаться же здесь всем. Через мгновение Ильгет с облегчением поняла, что друг жив. Стреляли чем-то серьезным, вроде спикулы. Но к счастью, не попали. Передняя часть скарта была разбита, и осколок расколол лицевой щиток и слегка задел голову Арниса, в том месте, где лоб переходит в висок. Основная часть уДара пришлась на черную дымящуюся выбоину в асфальте.

Ильгет включила искажающее поле — обычно энергию щитов берегли до стычки. Теперь поле прикрывало ее и Арниса. Она полезла в карман за аптечкой.

— Идите дальше, — сказал Арнис, — выполняйте задачу, и потом — на одиннадцатый пункт. Я, похоже, не смогу.

— Я помогу тебе добраться, — сказала Ильгет. Вызвала Кэрриоса (группа замерла в укрытии на другом конце площади), приказала ему выполнять задание самостоятельно.

— Давай куда-нибудь переползем... — Ильгет помогла Арнису встать. Они, ковыляя кое-как, пересекли пространство, отделявшее их от памятника Первостроителям, под его прикрытием Арнис тяжело опустился на землю, прислонившись к стене. Осколок задел череп, кровь залила половину лица. Ильгет облучателем остановила стремительно набегающую кровь, заклеила рану псевдокожей. Арнис тяжело дышал, лицо его посерело. Ильгет достала один из зена-торов, наполненных противошоковой жидкостью, налепила на тыл кисти. Атен начал поступать в кровь, лицо раненого стало разглаживаться. Ильгет вытерла кровь с лица маленькой мокрой салфеткой.

— Идти сможешь, Арнис? Или вызвать ландер?

— Смогу, — он приподнялся. Держась рукой за мраморную полированную стену, встал, — знаешь что, Иль... Иди к ребятам, бери командование на себя. Если там эммендары, или дэггер, не дай Бог, они не справятся. Давай, Иль.

— А ты?

— Я дойду один. В крайнем случае, вызову ландер. Здесь ведь идти недалеко.

— Так может, сразу вызвать машину?

— Не говори глупостей, я и так дойду, — он выпрямился. Слегка качнулся, лицо его приобрело жесткое, упрямое выражение, — я дойду, Иль. Давай. Удачи тебе.

— И тебе тоже, — ответила Иль и оседлала скарт, полетела вперед, но еще несколько раз оборачивалась. По дороге вызвала Кэрриоса и велела дождаться ее у здания.

Арнис посмотрел ей вслед и тихо заковылял по улице, временами отдыхая, опираясь о стены домов.

В подозреваемом здании обыскивали одну квартиру за другой — везде было пусто, на верхних этажах жили какие-то забулдыги, оружия там не оказалось, и ни сном, ни духом эти люди ничего не ведали о войне. Наконец Ильгет сама наткнулась на квартиру, где и засели, оказывается, двенадцать человек. С Ильгет был один из десантников, мальчик-ученик, как и она — впервые в бою, звали его Мартин. Если бы не щит, Ильгет наверняка погибла бы сразу — стрельба началась, едва они выломали дверь в квартиру. Ильгет уложила двоих напавших плазменными зарядами. Громко предложила всем выйти и бросить оружие. На ее предложение ответили нецензурной бранью. Ильгет швырнула по коридору газовую гранату. Мартин пораженно смотрел ей в лицо голубыми чуть испуганными глазами. Ильгет ободряюще улыбнулась ему. Все это уже входило в привычку, становилось нормальным — хотя должно ли это стать нормой? Защищенные шлемами, бойцы вошли в квартиру, наполненную сизым дымком. Двое бандитов успели надеть маски и встретили их стрельбой. После короткой разборки оба врага были мертвы. На остальных, лежащих без сознания, Ильгет и Мартин быстро надевали наручники. Выволакивали в подъезд, пока газ не оказал фатального действия. Он уже выползал и в коридор. Ильгет захлопнула дверь. Один из пленных пришел в себя. Ильгет наклонилась над ним. Нет, не эммендар. Надо еще проверить, но глаза, кажется, совершенно нормальны. Мутные еще, сжатые ненавистью зрачки, темно-карие радужки. Лонгинец вдруг произнес.

— Гады... всех не перебьете!

— Успокойся, — посоветовала ему Ильгет, — сагонский прихвостень.

— На сагонов я клал, — неожиданно ясно произнес пленный, — и на вас тоже. Какого черта вы приперлись к нам, кто вас звал...

(Ильгет ощутила мгновенный острый укол в сердце).

— Стреляй, сука, — продолжил пленный, — я вас ненавижу, и всегда буду ненавидеть. Вы никого здесь не заставите плясать под вашу дудку.

Ильгет отвернулась. Не обращать внимания. Неважно это все.

Больше в доме никого подозрительного не оказалось. Ильгет вызвала машину, пленных погрузили в грузовик, увезли. На ландере Ильгет и ее маленький отряд доставили в «пункт одиннадцать», опустевшую гостиницу, где базировался штаб и маленький медпункт. Ильгет отчиталась о проведенной операции Дэцину. Время перевалило уже за полночь. И только тогда она узнала, что Арнис ни в штабе, ни в медпункте не появлялся, и больше никаких сообщений от него получено не было.

Восстание в Заре было очень серьезным. И до сих пор еще целый район — городок Системы, выстроенный на месте взорванной некогда биофабрики (некоторые здания тогда все же остались целы) — был в руках эммендаров.

Если вчера Ильгет еще мучила совесть, потому что лонгинец упрекнул ее, казалось, справедливо, да еще перед лицом собственной смерти, то сегодня все эти проблемы казались неважными. После проверки пленных выяснилось, что вели их и руководили всем происходящим эммендары, в большом количестве собранные в Заре, ведомые оставшимся в живых сагоном. Да, большинство повстанцев руководствовалось идейными соображениями, считая, что защищает Родину от квиринского вторжения, что не хочет подчиниться новому порядку... хотя эти соображения были сильно подкреплены у многих тем, что в сагонские времена эти люди работали в Системе и проявили себя не самым гуманным образом. А также и ошеломляющей, неслыханной свободой — брать в захваченных домах то, что понравится, трахать девушек, не спрашивая их согласия, есть и пить в любых количествах то, что захочется.

Но все же основной ведущей силой восстания были именно эммендары. В Городке Системы оставались их основные силы. Бой длился до вечера. Ильгет совершенно вымоталась. Она продолжала командовать декурией, теперь добранной до нормального размера, до десяти человек. К полудню они наткнулись на склад дэггеров, теперь ими некому было управлять, людям это малодоступно, но дэггеры в количестве двух десятков стали защищаться произвольно. Большая часть десантников даже не попыталась стрелять, остановленная психотронным воздействием. Нескольких чудовищ взяли на себя собаки, с остальными пятеро членов отряда ДС сражались несколько часов, наконец сверху их поддержала авиация. К вечеру с дэггерами было покончено. Оставались люди. Дэцин, командовавший операцией, послал Ильгет с декурией освобождать одно из зданий.

На плане оно было обозначено длинным прямоугольником. Вся планировка местности изменилась с тех пор, как Ильгет работала здесь на фабрике. Но это здание она узнала издали, и знакомый страх толкнулся в горло, замедлив шаги. Она вспомнила, как шла туда впервые, руки скованы, охранник за спиной, холодный ужас в сердце. Ничего, сейчас руки у нее свободны, и в руках бластер. Ильгет послала троих ко второму, подвальному выходу, сама с основной группой задержалась у крыльца. Никого не было у здания... возможно, никого нет и внутри, хотя вряд ли. Скорее всего, придется пострелять.

Ильгет привалилась к стене. Бойцы ждали сигнала. Она вдруг ощутила мгновенную тошноту. Кинула в рот кубик ревира. Ведь и не ели ничего с утра, может, поэтому так тошно. Есть и не хотелось, но надо поддержать силы. Виталин пока не требуется, она подержится еще на ногах. Главное, как саднящая постоянно рана в самой сердцевине души — Арнис.

Он бы сообщил... если он ничего не сообщил, значит — он мертв. Он мертв почти наверняка. Но об этом сейчас нельзя думать, потому что слезы уже набегают на глаза, и уже хочется завыть, закричать. Об этом лучше подумать потом. Ненавижу, сказала себе Ильгет. Это всегда помогает.

Как я могла оставить его одного? Он приказал... он командир. Но все равно, ведь я могла не послушаться. Могла! Хотя бы оставить с ним кого-то из ребят. Мартина. Послать к нему. Какая я идиотка! Ведь я же не прощу себе.

И Пита... Хотя и времени не было, Ильгет все списки просмотрела, все возможные справки навела — Пита исчез. Его просто не было в городе. Похоже, что так и придется возвращаться, ничего не узнав о нем. Ильгет чувствовала, что Пита погиб, и что случилось это — из-за нее.

Черная тоска наваливалась сверху, сжимая грудь, не давая дышать. Как все плохо... как все ужасно. Ненавижу, сказала Ильгет. Переведи эту тоску в ненависть. Тебе есть, кого ненавидеть. Молиться я сейчас не могу, могу только скрипеть зубами от злости. Сейчас я буду их убивать. Пошли все к черту, я не буду больше брать пленных. Я буду убивать. Они ничего другого не заслужили. Они не нужны Ярне. Это сволочи, ничего человеческого в них не осталось. Это уже не люди. Пальцы Ильгет коснулись бластера, и ей стало немного легче. Сейчас... развороченные черные раны, выжженные глаза. Стрелять буду по глазам. Бить ножом,под ребро, чуть наискось. За Арниса. За Питу. За Анри, Беру, Иволгу, Данга... За все, что они сделали со мной. Жаль, что я еще так мало умею, я с удовольствием убивала бы их просто руками. Спайс вздрогнул, сигнализируя о готовности второй группы. Ильгет рывком вскочила на ноги. Произнесла в шлемофон.

— Внимание, я волна, атакуем! Вперед!

Она первой ворвалась в обманчиво затихшее здание бывшей тюрьмы.

Эммендары засели на первом этаже. Ильгет и в самом деле уже не заботилась о том, чтобы брать пленных, она стреляла, не разбираясь, и мало кто выжил из сопротивлявшихся. Первый этаж взяли на бешеном драйве. Троих выживших, легко раненых, в наручниках Ильгет под конвоем отправила к выходу, где их должна была подобрать машина. На второй этаж Ильгет отправила четверых, а сама с Мартином спустилась в подвал.

Здесь часть стены была обрушена. Они пробрались через завал. Ильгет распахивала одну за другой двери — помещения были пусты. Запертые двери она легко взламывала, расстреляв замки, не прибегая к универсальному ключу, не до того, чтобы беречь имущество. В одной из камер, а это, без сомнения были камеры, Ильгет обнаружила нескольких человек, явно заключенных, в обычной гражданской одежде. Ильгет выпустила их и велела идти наверх с поднятыми руками. Чтобы не подстрелили по ошибке. Мартин, для ускорения процесса, открывал двери по другую сторону коридора. Ильгет подумала, что ведь где-то здесь и происходил весь ужас с ней, но она совершенно ничего не помнила, ни расположения камер, ни поворотов, ни в какой камере она сидела вначале (кажется, все-таки на первом этаже), ни где ее допрашивали. Да и неважно это... Она методично и монотонно выполняла привычную уже работу. Осталась последняя дверь. Ильгет рванула за ручку, дверь подалась. Она осторожно заглянула (шлем спасет от случайной пули)...

Там кто-то был. И не один. Она это почувствовала сразу. Шагнула внутрь. Губы уже сложились для привычного приказа «Оружие на пол, руки вверх!» Но она ничего не сказала.

Руки Ильгет ослабли, и бластер едва не выпал.

— Пита, — прошептала она. Черная пилотка над невыносимо знакомым лицом — он то ли не узнавал ее, то ли просто не знал, что делать... А рядом, на стуле, стянутый ремнями, обклеенный проводами болеизлучателя, скорчился пленный, и при взгляде на него Ильгет хотела крикнуть, но вышло какое-то сипение.

Лицо Арниса было перекошено судорогой, повязка, наложенная ею вчера, содрана, и еще какие-то темные пятна, и все залито кровью и разводами, видимо, слез. Дрожащими руками Ильгет стала резать ремни, сдирать проводки болеизлучателя. На Питу она больше не смотрела. Огромное облегчение — Арнис жив, все-таки жив! — залило ее, но в то же время — ужас, гадливость и полное ощущение того, что все происходит в кошмарном сне.

— Сейчас, родной, — бормотала она машинально, глядя в искаженное болью лицо, — сейчас будет легче.

— Иль, — просипел Арнис, — бойся... сзади...

Ильгет спокойно обернулась. Пита так и стоял, замерев. В полуметре от него лежал короткоствольный автомат, только руку протяни.

— Он ничего не сделает, — прошептала Ильгет. Достала зена-тор, надела на руку Арниса, он был теперь почти обнажен, кое-где болтались лохмотья разодранного тельника. Потом повернулась к Пите. Ощущение полной нереальности происходящего не покидало ее. Это какой-то театр... мелодрама... в жизни так не бывает... Но она уже взяла себя в руки. На пороге появился Мартин.

— Ильгет?

Она кивнула бойцу. Посмотрела на Питу.

— Руки на затылок, — сказала она спокойно. Подняла бластер. Пита послушался.

— Без глупостей, — предупредила Ильгет, — буду стрелять.

Она подошла и вытащила из-за пояса мужа электрохлыст (на плечах Арниса виднелись глубокие, сочащиеся кровью полосы), пистолет из кобуры, бросила на пол.

— Руки, — она надела Пите силовые мягкие наручники.

— Ильке... — сказал наконец Пита. Она вздрогнула, как от уДара, посмотрела ему в лицо. Произнесла по-лонгински.

— Потом поговорим, Пита.

Повернулась к Мартину.

— Март, уведи этого наверх, пожалуйста, посмотри, чтобы он остался в живых. Он обязательно нужен мне живым. И узнай, куда их увезут.

— Есть, — ответил Мартин, подошел, слегка подтолкнул Питу к выходу. Муж обернулся на Ильгет, лицо — ошеломленное, ничего не понимающее. Ильгет не сказала ничего. Подошла к Арнису, который неловко возился, пытаясь встать. Боль проходила, атен начинал действовать.

— Господи, родной мой! — Ильгет коротко обняла его, и вдруг слезы хлынули потоком, — я уже думала, все... я с ума сошла... тебе больно?

— Нет, уже нет, — Арнис вцепился пальцами в ее запястье, — все хорошо, Иль. Все хорошо.

Он попытался встать, держась за Ильгет, но не удержался, навалился изо всех сил на жесткий подлокотник. Улыбнулся беспомощно, и страшно выглядела эта улыбка на окровавленном грязном лице.

— Не двигайся, я вызову носилки, — Ильгет заговорила в шлемофон со своими бойцами, они закончили проверку второго этажа. Машина за пленными уже подошла. Санитарный ландер обещали вызвать. Ильгет подхватила раненого за подмышки, подняла, уложила на полу.

— Не могу я смотреть, как ты там сидишь ...

— Как я тебя понимаю, — ответил Арнис. Он дышал часто и поверхностно, говорить ему было, видимо, трудно. Ильгет положила руку ему на лоб.

— Пить хочешь?

— Да.

Она сняла с бикра малый резервуар, напоила Арниса, приподняв его голову. Он с жадностью глотал воду.

— Давно ты здесь?

— Они меня взяли вчера... Иль, ты же видела, я еле ходил, кого-то, кажется, подстрелил, но остальные меня взяли, я не успел даже сигнал послать. Но это ничего, я применил психоблокировку...

Ильгет снова заклеила рану, выглядевшую теперь черной и страшной, сильно увеличившейся.

— Господи, как я могла отпустить тебя одного...

— Иль, это был мой приказ, все правильно. Я не подумал... Ничего... все же хорошо теперь. Господь милостив.

Ильгет плакала, глядя на окровавленное лицо Арниса, на котором так странно выделялись чистые и прозрачные серые лужицы глаз.

— Все хорошо, Арнис, родной мой, все хорошо. Мы возвращаемся на Квирин. В Заре уже почти все закончено.

— И ты полетишь со мной, — пробормотал он.

— Да. Я тебя не оставлю.

Ильгет с жалостью смотрела на бледное лицо Арниса, кое-где в белых нашлепках псевдокожи, глаза его были прикрыты. Здоровая рука, левая, бессильно свесилась с кровати. Ильгет осторожно поправила ее.

На Квирин. Все уже хорошо, Дэцин отпустил и ее на Квирин. Хотя часть отряда еще оставалась на Ярне.

Арнис открыл глаза. Увидел Ильгет, и в глазах его засветилась ласковая улыбка. И тем же ответила ему Ильгет.

Ничего говорить не надо. Все хорошо. Она поправила одеяло. Погладила Арниса по голове.

— Ну как ты? Не болит? Есть хочешь?

— Нет.

Ильгет подтянула зена-тор повыше, он сползал к локтю.

— В туалет сходил, поменять прокладку?

— Нет пока.

Арнис помолчал. Потом вдруг спросил.

— Иль... один из сингов. Он еще последним со мной оставался, когда остальные ушли. Он... мне показалось.

— Это был Пита, — спокойно сказала Ильгет, — все правильно.

— Я ведь его всего один раз видел, — пробормотал Арнис, — И сейчас... так удивился. Но я был не уверен.

Ильгет снова почувствовала дикую иррациональность происходящего, невозможность. Ведь самое невероятное — то, что Пита вовсе не эммендар. Ильгет была уверена — не заглядывала в глаза мужу — но была уверена как-то внутренне, что сагон подчинил его (возможно, в этом вина Ильгет, из-за нее сагон обратил внимание на Питу), что заставил выполнять вещи, несовместимые со всей его прежней жизнью, характером, взглядами. Но проверка показала, что Пита не был эммендаром. Он был синг, человек, служащий сагону добровольно.

Ей снова захотелось задать Арнису все время мучивший ее вопрос. Что делал Пита рядом с ним? Участвовал в пытке? Сам включал болеизлучатель? Ковырял ножом рану, бил электрохлыстом на малой мощности? Или просто стоял рядом, в конце концов, он солдат, должен подчиняться приказам... И снова Ильгет не спросила ничего.

Может быть, лучше не знать некоторых вещей. Блестящие серые глаза Арниса внимательно смотрели на нее.

Арнис тоже не говорил ничего.

— Дай попить, — попросил он. Ильгет поднесла к его губам трубочку, Арнис стал медленно втягивать в себя лимонник.

Допрос был интенсивным, синги очень торопились, Арнису за сутки сломали руку и несколько ребер. Да и все тело избито основательно. Но хуже всего была рана, которую расковыряли, и начался уже менингит, организм был истощен стрессом, с трудом боролся с инфекцией. Все же для квиринской медицины повреждения были незначительными, Инти — врач — обещала, что к возвращению Арнис уже поднимется на ноги. Может быть, даже и в больнице не придется долеживать. Пока Арнис чувствовал себя плохо, его снова знобило, температура, как всегда к вечеру, росла.

— Внимание всем отсекам, — произнес в динамике мягкий голос Лессы — командира корабля, — через две минуты наш корабль совершит переход в подпространство. Напоминаю, что шлюзовые камеры должны быть пусты! Повторяю...

— Мы выжили, — сказал Арнис, — ведь из нашего отряда никто не погиб.

— Бера, — напомнила Ильгет.

— Да. И другие... но мы выжили. Мы вернемся на Квирин.

Ильгет кивнула.

— Родной мой, — сказала она ласково, — ты поспи. Сейчас будем в подпространстве, и ночь наступает уже. Ты поспи немного, хорошо?

— Хорошо, — пробормотал Арнис с закрытыми глазами, — и ты отдохни, Иль. Ты совсем не отдыхаешь.

— Ладно. А утром я опять буду рядом с тобой.

Она сидела, баюкая в ладонях его сильную, крупную, расслабленную кисть. Глядя в любимое бледное лицо. Постепенно дыхание Арниса стало ровным. Ильгет тихонько поднялась и вышла из медотсека.

Они летели уже несколько дней, но до сих пор она никак не могла решиться пойти вниз, на первый ярус, где в одной из маленьких изолированных камер сидел Пита. На Квирин везли нескольких эммендаров, которых психологи сочли либо трудноизлечимыми, либо интересными в научном плане, а Питу взяли по просьбе Ильгет.

Ей было и некогда, она не отходила от Арниса. Она и спала рядом, на свободной койке медотсека, там было еще несколько раненых, Ильгет ухаживала и за ними по возможности, если рядом не было никого другого. Но главной причиной было не это — она просто, если уж честно, боялась говорить с Питой.

В очередной раз, поедая скромный корабельный ужин, Ильгет попыталась проанализировать свое отношение к мужу. Если честно, она теперь и не знала, как к нему относиться.

Куда-то подевалось чувство вины перед ним.

Да и в чем она виновата? В том, что захотела бороться против сагонов? Но это война, в которой рано или поздно каждый должен занять какую-то сторону. Вот Пита занял другую...

Наверное, это неправильно. Жена должна быть во всем едина с мужем. У нее не должно быть собственных мыслей и стремлений. Но так уж получилось.

И однако все это можно было исправить. Сейчас Ильгет понимала: если бы можно было просто вернуть старые времена... Да, она могла бы и бросить ДС. Наверное. Ей даже не было бы стыдно. Жаль оставлять друзей — но ведь семья важнее.

Если бы Пита нашелся, но как-то иначе. Не так.

То, что он в Системе, понятно, но в Системе была уже большая часть населения Лонгина. Это нормально. Пита ведь и там работал программистом.

Как же получилось...

Такое было, наверное, первый раз в жизни. Пойти к Пите сейчас — было бы страшно. Просто потому, что Ильгет не готова была снова стать женой этого человека. Занять положенное ей место. Быть с ним единым целым?

Может быть, он и не трогал Арниса, просто стоял рядом?

Это все равно.

Ильгет испытывала гадливость по отношению к происшедшему. Она понять этого не могла, как можно пытать живого человека, пусть врага, причинять ему такую боль. Ведь это не то, что треснуть по шее со злости. Только теперь она начинала понимать свое истинное отношение и к собственным палачам, и к палачам Арниса, теперь, когда с одним из них ей предстояло оказаться рядом.

Она просто не считала их людьми.

Даже ненависти особой не было. Просто омерзение какое-то, ощущение чужого, отвратительного насекомого — ничего человеческого в них быть не могло.

И никакие оправдания тут не помогали, никакая война, наступление, смертельная опасность... теоретически эммендаров, конечно, можно было понять. Практически, на уровне внутренностей и костей, всем своим существом Ильгет отказывалась признать их принадлежность к роду человеческому.

Корабль все еще шел в запределке, в подпространстве, это ощущалось по легкому подташниванию, к которому Ильгет давно привыкла. Удивительно, что никогда не знаешь, сколько времени (стандартного) корабль будет идти в канале — от нескольких минут до нескольких часов. И совсем уж неизвестно, сколько реального времени пройдет «снаружи», с точки зрения, скажем, квиринского наблюдателя. Пространство-время не только относительно, но еще и неизотропно.

Ильгет приложила к замку ладонь. Дверь медленно отъехала в сторону. Чуть нагнувшись, Ильгет шагнула в комнату.

Пита, сидевший на койке — уже в очках-демонстраторе — рывком сорвал очки и поднялся ей навстречу. Они стояли в нескольких шагах друг от друга. Молча смотрели.

Пита был уже не в черной форме охранника, ему выдали обычный белый тельник, какой надевают под бикр. Светлые волосы чуть встрепаны надо лбом. Ильгет видела лицо мужа, светло-карие глаза, глядящие чуть растерянно, он явно не знал, что сказать, знакомый изгиб полноватых губ, широкую линию твердого подбородка... Ильгет почувствовала, что еще секунда, и она шагнет к нему, и обнимет, заплачет, и все забудется. И чуть помедлив, она шагнула.

Она плакала навзрыд, уткнувшись лицом в широкую грудь Питы, и муж растерянно похлопывал ее по плечу, сжимая в объятиях.

Ильгет оторвалась, отшатнулась, неловко вытерла слезы ладонью. Села на койку. Пита опустился рядом. Обнял за плечи.

— Ну... как ты? — тихо спросил он.

— Я-то нормально, — прошептала Ильгет.

— Я думал, тебя... убили?

— Меня убили, — сказала Ильгет, — только не до конца. Теперь я на Квирине живу.

Пита криво улыбнулся.

— Что мне будет-то? Не знаешь?

Ильгет посмотрела на него с удивлением.

— Ничего. В лечении ты, вроде, тоже не нуждаешься, ты не эммендар.

— Но я же... в общем, вы же против нас воевали.

— Мы против сагонов. Ну если бы ты, скажем, начал стрелять, возможно, тебя бы и убили... а так... ты же не виноват, тебя обманули, — Ильгет вдруг резко замолчала. Чуть отодвинулась. Пита убрал руку.

Вдруг вспомнился Арнис, захотелось пойти к нему, может быть, он проснулся, мучается от боли... да нет, атена достаточно... ну от тоски просто, хочет, чтобы кто-нибудь был рядом. А она вот сидит здесь. Разговаривает с тем, кто его мучил — с врагом... Даже обнимает его. Выглядит как предательство Арниса.

Но ведь это — муж, родной человек...

Господи, как сложно все!

— Что теперь будет? — спросил Пита в пространство.

— Ничего не будет. Будем с тобой дальше жить.

— Ты меня... ждала?

— Да, — ответила Ильгет. Помедлила немного.

— Я тебя искала повсюду на Ярне. И не могла найти... а что твоя мать?

— Она... жива-здорова, живет в Заре. Ваши ее тоже не тронули. Она купила себе особняк, вообще богатая теперь... бизнесом занялась.

— Круто! — сказала Ильгет с уважением.

— Ваши, наверное, запретят все это...

— Нет, что ты. Мы никого не трогаем, не дай Бог ломать чужую экономику. Так что твоя мать и дальше будет крутой, пусть уж. Мы даже фирмам бесплатно оборудование поставляем...

— А сестра что?

— Ну, она у матери сейчас живет. Тоже нормально. Рико, правда, убили, он был этим... как по-вашему... эммендаром.

— Ясно.

— Так мы что, — Пита помолчал, — на Квирине будем жить?

— Да. Ты против?

— Не знаю.

— Ты устроишься, не переживай. Будешь учиться... Я тоже еще учусь. Я еще минимум не сдала. Там такой минимум есть, после которого разрешают профессию приобретать. Но у меня особый случай, меня вот взяли... воевать.

Ильгет вдруг подумала, что Пита ничего этого не знает, а возможно, это его и не интересует. Главное, чтобы он захотел жить на Квирине. А не тянул ее с собой назад, на Ярну.

— Так ты думаешь, что меня прямо так отпустят? А чего же сейчас держат здесь?

— Если хочешь, я поговорю, тебя выпустят. Только... — Ильгет замялась, — понимаешь, я сейчас не смогу с тобой везде быть. Я... в общем, за ранеными ухаживаю. У меня и времени-то не было, вот только сейчас выбралась.

— Ты медсестрой, что ли, работаешь?

— Да нет. Просто помогаю. Так что, поговорить, чтобы тебя выпустили?

— Иль, так разве меня не будут судить?

— Нет, Пита. Эммендаров, тех лечить будут, они и сами в этом нуждаются, ты же видел — у них голодание без сагона. Зависимость хуже наркотической. А ты же не эммендар. А то, что ты делал... понимаешь, мы не имеем права за это судить. Если ты наших убивал — так ты свою Родину защищал, это нормально, как мы можем за это судить. Ну ты думал, что Родину защищаешь. Если бы ты против мирного населения что-то делал, передали бы полиции, а ты же ничего не делал. На Квирине тебя все равно отпустят, а здесь, на корабле, тоже можно, если хочешь...

— Мне все равно, — сказал Пита, — тем более, если ты занята.

Ильгет молча посмотрела на него. А почему это я так спокойно с ним разговариваю... как с нормальным человеком. И даже не думаю о том, что он сделал. Да как такое вообще могло быть? Ведь Пита, при всех его недостатках, все же нормальный приличный человек... Ну, скандалы, ну, любовницы... У кого не бывает. Но Пита — и болеизлучатель? И бьющийся в муке Арнис? И электрохлыст? Да как это может быть совместимо? Ильгет смотрела на руку мужа с полноватыми, покрытыми светлыми волосками, сильными пальцами. Вдруг ей вспомнилось, как рука эта тянется к ней... хватает за волосы... бьет. Ведь и это было в их жизни. Если он мог ударить ее, что могло помешать ему стать таким? Ведь наоборот ему помогали развить эти качества...

Но он же нормальный, хороший человек на самом деле. Все мы грешны, подумала Ильгет. У каждого свои тараканы. Он поймет... на Квирине он поймет все, поймет, как заблуждался, покается. Может быть, он даже попросит прощения у Арниса. Ильгет стало тепло от этой мысли, как было бы хорошо, Арнис приходил бы на семейные праздники — просто как друг. Они могли бы даже подружиться с Питой. Арнис простит свою боль, он сможет простить. Какое это было бы счастье...

— Ничего, — сказала она, — как-нибудь все устроится. Теперь уже все будет хорошо.