"ТВари" - читать интересную книгу автора (Лебедев Andrew)ГЛАВА 3 Добрый фейУдача сгоняет своих подружек в стайки. А беды ходят косяками. У Людмилы в последнее время все шло как-то наперекосяк. То сын, несмотря на жару, болел сильнейшим ОРВИ, то в фитнес-салоне у нее деньги пропали, причем сумма немаленькая, то вот теперь авария приключилась. Людмила то смеялась, то плакала в трубку. – Валера, приезжай, я тут на «Текстильщиков». Машина разбита, эти ребята, которые в меня въехали, своих страховщиков вызвали, а у меня даже документа по КАСКО с собой, как назло, нет, не знаю кому и звонить… Дюрыгин сперва дал отбой, а потом уже начал ругаться. – Аура, дура, сколько раз ей говорил, что ездит неаккуратно! Всегда под мигающий зеленый, всегда шьет из ряда в ряд, всегда подрезает, вот и нарвалась! Но надо было ехать выручать подругу. Вот главному — тому хорошо, у него в прошлом году жена в аварию попала, так он сам на разборку не поехал, у него на такой случай помощник по безопасности имеется. А вот Дюрыгин еще до такого уровня не дорос. – Ничего, вот шоу свое убойное запущу, тогда посмотрим, как карьера пойдет, — утешал себя Дюрыгин. Но чтобы шоу запустилось, надо как минимум — найти ведущую. Когда, вдоволь настоявшись в пробках, «Хонда» с Дюрыгиным доехала-таки до названного Людмилой перекрестка, ни ребят, что въехали в Людмилу, ни гаишников, ни аварийных страховых комиссаров уже не было. Была только отодвинутая в сторону покореженная Людмилина «пежуха» да сама владелица в ней. – Ну что? Где все? — спросил хмурый Дюрыгин, подойдя к обессиленной подруге. – Ты чего так долго ехал? – Так пробки же. – Все равно долго. – А где виновники? Где ГАИ? – Уже разъехались. Протоколы составили и уехали. У меня еще и права забрали. – А та машина? – А там такой джип, ты бы его видал, на нем ни царапины. – Понятно. Дюрыгин, морщась, обозрел машину Людмилы. Ехать на ней нельзя. Смятое крыло прижало правое колесо, лишая его возможности функционировать. – Ремонту тысяч на пять, — пробормотал Дюрыгин. – Ты думаешь? – Мне так кажется, хотя я расценок на «Пежо» точно не знаю. – А сейчас-то что делать? – Что делать? Звонить в эвакуатор, грузить и везти прямо на станцию. – У меня вон их карточка есть, — сказала воспрянувшая Людмила, вынимая из сумочки визитку, — давай позвоним. На станции ее долго соединяли с мастером, наконец, тот записал адрес и сказал, что эвакуатор приедет через час. – Ну, что делать будем? — спросила Людмила. – А пойдем вон в кафе посидим, что ли, подкрепимся, — Дюрыгин махнул в сторону вывески с веселым названием «Авария». Заперли машины, пошли в «Аварию». Внутри оказалось так себе, но выбирать не приходилось. Сели возле окна, чтобы наблюдать за перекрестком. Заказали кофе и фруктовый салат для Людмилы и зеленый чай для Дюрыгина. Салат выглядел не очень аппетитно. – Что-то официантка наша на тебя так странно смотрит, — заметила Люда. – Правда? — удивился Дюрыгин и покрутил головой. — А я и внимания не обратил. – Она кто? Знакомая твоя? – Да по телевизору, наверное, видела, теперь пытается вспомнить, в какой программе. Дюрыгин поглядел в сторону бара, где стояла теперь их официантка, прищурил дальнозоркий глаз. Хорошенькая… – Впрочем, а где-то и я ее определенно видел, — равнодушно сказал он. – Ну я же говорю, она любовница твоя, — хмыкнула Людмила, — поматросил девушку и бросил. – Да ну тебя, — отмахнулся Дюрыгин. Через пять минут Людмиле стало плохо. В туалете ее вытошнило. Она сидела страшно бледная. – Да у тебя сотрясение мозга, дорогуша, — определил Дюрыгин. — Тебе срочно «скорую» надо. Оказалось, при ударе раскрывшаяся перед ней подушка сильно ударила ее. – Такое впечатление, Валера, что мне подушкой этой все мозги вышибло, — шептала Людмила. Вызвали «скорую». Хорошенькая официантка предложила до приезда бригады положить Людмилу в комнате администратора и при этом все время исподволь поглядывала на Дюрыгина. «Скорая» приехала одновременно с эвакуатором. – Ты со мной в больницу не езжай, — прошептала Людмила, — ты машину отправь, я за машину беспокоюсь. Вот глупая! Уехала «скорая». Эвакуаторщики тросом втащили на платформу битую «Пежо». Дюрыгину вручили квитанцию, и вскоре на перекрестке он остался один. И уже собирался садиться в свою машину, но его кто-то окликнул. – Извините… Вы забыли. Официантка из кафе протягивала Дюрыгину забытую Людмилой сумочку. Она явно очень смущалась, даже щеки порозовели у нее. – Спасибо. Дюрыгин ждал. – Это ваша жена? — спросила официантка, краснея еще сильнее. – Нет, знакомая, вот попросила приехать помочь. Глаза у нее были зеленого цвета. – А я вас вчера утром на радио в Останкино видела с Ирмой Вальберс, — быстро сказала официантка. – Ааа, то-то я думаю, что ваше лицо мне знакомо… – Вы там кофе пили. – А вас как туда занесло? — поинтересовался Дюрыгин. – А я за призом приехала на радио «Москва-сити FM». – Ага, это вас объявляли, я слышал, две кружки в виде задниц. Дюрыгин и сам не понимал, зачем так грубо с ней разговаривает. – Точно… Возникла неловкая пауза. Надо было вроде как и уезжать, но что-то недосказанное, недоделанное удерживало Дюрыгина. Он ни с того ни с сего почувствовал себя мальчишкой. Как будто ему было снова четырнадцать лет. – А знаете… — сам не зная для чего вдруг сказал он. — А знаете, не хотите со мной встретиться еще разок? – Как?.. — спросила девушка, подняв на Дюрыгина полные удивления глаза. – А приезжайте завтра на телевидение, попьем кофе, я вам студии покажу, а потом пообедаем вместе. Она долго молчала. Дюрыгин терпеливо ждал. – Вы не шутите? – Нет, не шучу, — сказал Дюрыгин, — даже вот что, вы не приезжайте, я сам за вами заеду, давайте адресок… И номер мобильного. – Да вам неудобно будет, я в Новогиреево квартиру снимаю с подругой… – Ничего, вполне удобно. Глаза ее расширились еще больше, но она уже доставала из кармашка форменного фартучка дешевую шариковую ручку. – Где написать?.. Дюрыгин достал портмоне, вынул визитку. Она положила ее на ладошку и на обороте аккуратно вывела номер. – Агаша, — прочитал Дюрыгин. — Странное имя какое… И редкое. – Так родители назвали, в честь Агаты Кристи. – Хорошее имя могло бы быть для ведущей телешоу, — словно про себя заметил Дюрыгин. Сейчас он уже был прежним Дюрыгиным, успешным продюсером и режиссером. – Шутить изволите… – Я сказал только то, что сказал. Агаша в смятении души смотрела, как отъезжает «Хонда». Натаха Кораблева ничуть не была смущена требованием Джона притаранить справку из КВД, причем не паленую, а из государственного кожно-венерического, и свежую, не просроченную. С печатью. – Это нормально, — решила Натаха, отправляясь на улицу Вальдека Роше, — Агашка в свое кафе подобные справки по четыре раза в год таскает, и ничего. С Агашкой, кстати говоря, контакта теперь больше не было. Натаха попыталась пойти на мировую, проставилась вечером тортиком и бутылкой испанского вина, но Агашка проявила гордость и, не сказав ни слова, отправилась спать, оставив Натаху на кухне наедине с ее испанским полусухим. Наверное, съедет теперь. У них, правда говоря, квартирка оплачена аж до сентября, но с Агашки станется, она деваха упрямая, наплюет на деньги и, когда найдет себе новую хатку и компаньонку, съедет обязательно. Обиделась. Подумаешь! Не понимает, что жизнь такая, здесь кто не успел, тот опоздал. А если бы Агашка в тот день не пошла на работу, а вместо Натахи позвонила бы Джону? Джону-то Агашка сильнее понравилась, от верного глаза Натахи и от ее чуткого носика такое не скроешь. Вон как Джон на Агашку глядел — пялился на грудь и ниже, прям рентгеном сарафан просвечивал-высвечивал. Так что, если Джону пришлось бы выбирать из них двоих, Натаха наверняка оказалась бы в пролете. Ну а что она может поделать, если жизнь такая? Натаха ничуть не сожалела о том, что по тырила ту визитку с телефоном — на ее месте так бы каждая поступила. А если не поступила бы, то значит дура. А дурам так и надо, пускай сидят себе в своих ларьках и камешках, ишачат на Топиков и Графиков, а к тем, кто посмелее, к тем и удача рано или поздно обязательно попрет. К тем обязательно рано или поздно подойдет их Джон с телевидения. И здесь уже никаких дружба, никаких обязательств перед подругами быть не должно. Надо зубками и коготками драться за свой счастливый билетик. Это как в корзине со слепыми котятами. Котятки друг дружке никогда не уступают, здесь кто первый к мамкиному соску подобрался, тот и сыт. И никто его добровольно не уступит. Оставила в КВД пятьсот рублей за то, чтобы пройти по укороченной очереди. Теперь надо бы с девчонками поболтать — обсудить-перетереть про Джона, что они о нем и его дачном проекте думают. Новых товарок звали Света, Мила, Таня и Роза. Все, как и Натаха, на Москве приезжие, кто откуда. А Розка больше других Натахе понравилась. Она какая-то южная, не славянская. Лицо смуглое, фигура — ни жиринки, подтянутая, стройная от природы. Попка кругленькая, обтянутая черной мини-юбкой. Ножки длинные, на каблуке стоит и идет, как профи на дефиле. Волосы черные, не крашенные, распущены вниз по спине. А губки маленького рта по-детски разлеплены, обнажая брильянтовый блеск влажных зубиков. Залюбуешься. Набрала мобильный Розки. – Розка? Это Натаха, ну Натаха, что на проекте у Джона… Ты это, ты справку из КВД достала? И я только что вот оттуда тоже иду… Может, встретимся? Давай на «Лубянской», наверху! На выходе к «Детскому миру». Через час. А там пешком до Тверской дойдем, посидим в кафе, кофейку попьем, покурим, поболтаем… Покуда мимо Охотного ряда до Тверской шли, к ним пять раз разные вязались. Розка эффектно смотрится — просто обложка журнальная, а не подруга. И Натаха с ее светлыми волосами на фоне смуглой темноволосой Розки выгодно заиграла своими статями. Пару раз какие-то студенты приставали — ну их! Нищета… Кофе даже не предложат, потащат гулять на Ленинские горы, а потом в общагу — трахаться на халяву. Раза три сигналили им из останавливающихся авто. Нерусские. С золотыми зубами. У этих деньги есть, эти и угостят. Но с ними опасно, завезут, а потом еще и живой не выберешься. Это они с Агашкой еще в первый год знакомства с Москвою проходили. Дошли до Пушки, перешли по подземному переходу, а там дальше, не доходя до Маяковского, зашли в кафе. Взяли мороженого, свежей голубики и кофе с молоком по-итальянски. – Розка, а ты где живешь? – Я снимаю, там, — Розка махнула рукой, — на юго-западе… Она говорила нараспев, протягивая гласные. И голосок ее детский, но слегка хриплый, как у простуженного ребенка, имел особенный привкус какой-то ее сильнейшей внутренней сексуальности. Розка говорила и при этом не смотрела на собеседницу. Глаза ее — огромные, темные, с длинными ресницами, блуждали вправо и влево, а гибкая кисть с длинными пальчиками изящно шевелила ее волосы. Натаха так не умела. Не было у Натахи такого блеска и такого умения держаться. – Розка, а ты не хотела бы жить со мной? Вдвоем-то веселее! Выяснилось, что Розке снимает хатку ее друг, типа как бы бойфренд. Но друга этого не то посадили, не то убили, в общем, пропал бойфренд, два месяца от него ни слуху ни духу, а за квартиру уже платить бы надо, хозяйка звонит — беспокоится. – А ты переезжай ко мне в Новогиреево, — предложила вдруг Натаха, — моя подружка бывшая от меня съехать хочет, как раз бы она к тебе съехала, а ты ко мне. Розка, еще поблуждав по потолку и стенам черными глазами и потрогав длинными пальчиками волосы возле виска, сказала, что «пааадумает». – А за твою хатку отступного моей подружке бывшей вскладчину начислим, окей? Ловкая и быстрая на решения Натаха все мгновенно придумала. Сегодня же вечером они Агашку переселят, не нужно им обиженных подле себя. На фиг им нужны обиженные? – А где ты с Джоном познакомилась? — интересовалась ревнивая Натаха. – С Джоником? — переспрашивала приторможенная Розка. — С Джоником мы пааазнакомились в одной компааании. Там были эти, артисты, режиссеры. На даче в Переделкино. Натаха аж восторгом зашлась. Розка на таких крутых патисуарэ крутится, хотя это неудивительно — с ее-то данными. – А что думаешь насчет нашего телешоу? – Насчет телешоу? — Розка пожимала плечиками. — Так… ничего особенного… Думаю, что трааахаться надо будет с разными знаменитостями… И шевелила длинными наманикюренными пальчиками. К Людмиле в больницу Дюрыгин отвез забытую ею сумочку. А заодно купил цветов и апельсинов. В фойе больницы столкнулся с первым Людмилиным мужем-спортсменом. Поздоровались. Бывший шел от нее. – Как она там? — спросил Дюрыгин. – Нормально, — ответил бывший. – Сын-то приезжал к ней? – Димка на сборы уехал в Подольск, я ему не стал говорить про аварию, чего парня беспокоить. – Правильно, — согласился Дюрыгин. Попрощались за руку. Хороший он парень, этот Володька-спортсмен. И чего Людмила с ним разошлась? Посчитала, что простоват для нее. А вот он — Дюрыгин — не простоват. И это льстит Дюрыгину. Это приятно. Он даже чувствует, что Володька в его присутствии как-то тушуется, даже горбиться начинает, в интонациях голоса появляются заискивающие буратиновые нотки. Людмила лежала в отдельной палате. – Как королевна ты здесь лежишь. – Как Наташа Королева? — усмехнулась Людка, подставляя щеку для поцелуя. – Ну, если с юмором все в порядке, значит, на поправку идем, — заключил Дюрыгин. – Сегодня томограмму черепа сделают, доктор поглядит и решать будет, домой или тут оставаться. – А сама? – Сама, конечно, домой хочу. – Ты со здоровьем не шути, голова это не задница. Здесь любой синяк может потом к старости жуткими последствиями обернуться, — назидательно произнес Дюрыгин. – Ладно пугать-то, — отмахнулась Люда, — сам-то как? Нашел ведущую? – Ведущую? Дюрыгин задумался. – Понимаешь, Ирму Вальберс мне не переманить. Зарайский под ее имя столько спонсорских рекламных денег достал, каких ни одна «Кока Кола» никогда не даст… Хотя и есть у меня крамольные мыслишки… – Какие мыслишки? — спросила Людмила. Она лежала ровно на спине и ножичком чистила апельсин. – На вот тебе, — она протянула Дюрыгину парочку неразлепленных долек. – Мыслишки? — переспросил Дюрыгин, отправляя цитрусовые себе в рот. — Да про то, что, может быть, вообще революционно отказаться от принятых схем. – Это как? – А взять ведущую прямо с улицы. – Ну ты даешь! – А что? – Не возьмет тебя главный с твоим шоу, проиграешь Зарайскому, у него Вальберс и спонсоры, а у тебя только зыбкие идеи… – Ты спортсменка? — спросил вдруг Дюрыгин. Людмила огорошенно кивнула. – Вот и занимайся своим спортом. – Ну вот, — надула та губы, — никогда ты критику не переносил, даже возле умирающей подруги не можешь быть терпимым. – Ладно, — примирительно сказал Дюрыгин, губами наклоняясь к Людмилиной щеке. — Мы еще поглядим, какая ты умирающая подруга. И неожиданно шальным движение шмыгнул правой рукой под Людмилин халатик, провел ладонью по всегда вожделенному гладенькому животику любовницы и пошел вверх, остановился на не стесненной лифчиком груди. – Нахал! — с деланным возмущением воскликнула Людмила. – Я не махал, а дирижировал, — улыбнулся Дюрыгин, нехотя убирая руку. — Поправляйся, я тебя сам из больницы заберу, — сказал он, уже поднимаясь с больничного табурета, — а как до дому тебя довезу, с тобой зверски расправлюсь, потому как секс — это лучшее лекарство. – Ну тебя, пошляк, — кокетливо махнула рукой Людмила, — иди уже, тебя твое телевидение уже заждалось. А и вправду заждалось! Теперь надо было проехаться по гипотетическим спонсорам. Кто у нас из молодежной одежды? «Бенеттон»? «ТоТоТо»? «Джуманджа?» Фотосессию Дюрыгин сделал бесплатную. Прямо в студии в Останкино с их штатным фотографом из дирекции производства кинопрограмм. Со сделанным наспех, но вполне профессионально слепленным портфолио этой Агаши можно теперь проехаться и по агентствам. Все-таки его, Дюрыгина, имя открывает кой-какие двери в Москве. Почти что ногой и почти без стука открывает. А на сессии Агаша держалась неплохо. Для первого раза совсем неплохо Фотограф Леня Славин ее даже похвалил. Правда, попросил-таки Дюрыгина выйти из студии, чтобы девочку не смущать, чтобы дать ей раскрепоститься. А когда на огромном мониторе компьютера показал Дюрыгину результат — Дюрыгин просто ахнул. Ничего себе дает Ленька! Агаша, словно профессиональная модель, лукаво прикусывая губку, демонстрировала то полуобнаженную грудку, то выставленные из-под сарафана ножки, то изящную шейку, отводила рукою массу пышных каштановых волос. – Как ты их всех в один миг раскрепощаешь? — восхищенно удивился Дюрыгин. – Работа такая, — хмыкнул фотограф. – Они, наверное, либо видят в тебе супермена, или, наоборот, совершенно не чувствуют в тебе мужчину, — сказал Дюрыгин, любуясь Агашиными фотографиями. – Они очень хотят стать звездами, а я им помогаю, как акушер при родах, — широко улыбнулся Леня. Агаша приехала забрать вещи. Наташка была прямо сама не своя — ее так и распирало от гордости и радости за то, что она без пяти минут звезда. – Знаешь, а мы завтра едем на пленэр, делать первый прогон съемок, — не выдержала, похвасталась Наташка, покуда Агаша высвобождала в шкафу полки от своих тряпок и тряпочек, набивая ими большую спортивную сумку. Наташка сидела на подоконнике в вечном своем черном лифчике, колготках и белой не застегнутой мужской рубахе, оставшейся здесь от какого-то залетного визитера да так и прижившейся на узких Наташкиных плечиках. – Представляешь, я уже завтра сниматься буду, Джон с Борисом будут показывать, как перед камерами ходить и все такое, это же наука целая, ты ж понимаешь… Агаша долго злиться не умела. Все-таки подруга ей Наташка. – Я понимаю, — соглашалась она, утрамбовывая содержимое сумки, чтобы влезли еще и косметичка, и пакет с зубной пастой, и ее фен, который Наташке она оставлять никак не собиралась. — А показывать-то вас по какому все-таки каналу будут? Это было самым больным местом Наташки. Она вздохнула и принялась пояснять: – Понимаешь, Джон сказал, что сначала делается производство программы, она снимается и монтируется, как кино. Понимаешь? А потом он уже продает готовый продукт тому каналу, который захочет это шоу купить. – А как же этот ваш интерактив? — усомнилась Агаша. – Чего? – Ну когда зрители звонят и голосуют за одну из кандидатур?.. Наташка не понимала. – Зрители говорят: этого убрать, ту заменить, победил этот, а того выгнать с шоу, как же это делается? – Ааа, это! Ну, это же все туфта, программа-то заранее снята, а подсчет голосов телезрителей, кто его проверит! Зрителя всегда дурачат… – Смотри, сама не попади в дурацкую историю, — посоветовала Агаша, с трудом застегивая сумку. — Смотри, как бы тебя саму не одурачил твой Джон… |
||
|