"ТВари" - читать интересную книгу автора (Лебедев Andrew)

ГЛАВА 3 Как подставить депутата

– А кто ты? — ухмыльнувшись, спросил охранник. — Ты проститутка, каких на Москве миллион.

Натаха поймала себя на мысли, что давно так не краснела. А покраснела оттого, что по какой-то укоренившейся внутри надежде на то, что жизнь ее скоро изменится к лучшему, уже полагала себя не обычной девахой из ларька на «Войковской», а чуть ли не актрисой, сопричастной к телевизионной элите.

– Обычная ты проститутка, — убежденно подтвердил свое заключение охранник, — и дача эта ваша — обычный публичный дом, обычный бордель, я таких по Подмосковью сотни уже повидал.

Этот неприятный разговор происходил на заднем дворе дачи-поддачи.

Зарайский привез-таки Махновского, и те вот уже три часа пили с Джоном и еще одним, иностранцем, приехавшим как бы за компанию.

Гости сидели в гостиной, а Натаху даже прислуживать не позвали, сказали, что сами справятся.

Натахе показалось, что она не понравилась главному из гостей — Махновскому. Но Розу, красавицу Розу тоже выгнали, и она гордо удалилась наверх в спальные комнаты. А Натаха вот вышла посидеть на солнышке, покурить.

Тут-то к ней и привязался охранник Махновского. Мол, что простаиваешь без дела? Станок не должен без дела простаивать, и раз уж все они сюда притащились из Москвы целой автоколонной из двух «Мерседесов» и «гелендвагена» и если начальство сексом пренебрегает, то пусть уж его — красивого парня при пистолете — девочка обслужит…

А Натаха вдруг обиделась и едва не разревелась. Что же это такое? Что же это за доля ее такая? Везде сосать. И Рафику с Тофиком в ларьке на Войковской — сосать, и на телевидении, если хочешь в кадр на эпизод попасть, помощнику режиссера — сосать, и здесь тоже, и всем и везде… Одно и то же.

– Я актриса, а не проститутка, — гордо отвернувшись и затягиваясь, сказала Натаха.

Но не очень много уверенности было в ее голосе.

–  Ну-ну, — фыркнул охранник, — расскажи это своей бабушке…

Натаха курила, подставляя лицо июльскому солнцу. Было солнечно и ветрено, хороший денек для загорания. Раздеться бы, но этот охранник, сволочь, при нем разве получится? Сочтет за приглашение.

Что-то не связалось в сценарии у Джона.

Этот Махновский — хитрая бестия. Хоть и пьяный уже приехал, но телок сразу потребовал из комнат убрать, а наливать да за закусками бегать своего нукера поставил с пистолетом. А другой в то время, как хозяин напивался в компании с Джоном, режиссером Зарайским и привезенным до кучи с ними иностранцем, на заднем дворике изучал внутренний мир Натахи.

– Значит, вы здесь актрисы? — не отставал охранник.

– А тебе-то что? — грубо и с вызовом ответила Натаха.

– Эх, дура ты, девка, — тяжело вздохнул охранник, — используют тебя здесь, как гигиеническую салфетку тебя используют, покуда тебе еще двадцати пяти не исполнилось. А исполнится, выкинут на помойку — если повезет, если живой останешься, если на иглу не подсадят, а то пойдешь прямиком на обочину шоссейной дороги дальнобойщиков обслуживать, за хавку, за выпивку да за дозняк герыча.

Натаха молча курила. Уйти? Пойти наверх к Розке? Завалиться в кровать да отреветься?

– Думаешь, мы лохи такие? — не дождавшись ответа, продолжил охранник. — Думаешь, не разглядели видеокамер понатыканных везде? Хорошие мы бы были тогда профессионалы, если бы не заметили. Бордель здесь у вас копеечный, а тебя, дуру, сманили сюда по глупости твоей! Пообещал вам этот Джон, что кинозвезды из вас сделает, в киношную карьеру вас запустит?

Натаха молчала. Ей было неприятно. И не просто неприятно, а страшно.

Страшно и пусто на душе. Боялась она того, что не сбудутся мечты, что оборвется надежда.

Когда Натаха воровала у Агашки визитку Джона, она думала, что вытаскивает свой выигрышный билет. Думала, что обскачет всех своих подружек, всех товарок своих опередит и выскочит из провинциальной бедности в телевизионные звездочки. Думала, что прервется наконец порочный круг. И не надо уже будет всем давать, всем этим Рафикам, Тофикам, и сосать тоже не надо будет. Неужели прав этот мужик? Взрослый такой дядька, умный вроде.

– А вы фээсбэшник? — спросила Натаха.

– А тебе-то что?

– Много подмечаете.

– Служба такая, государственного человека охраняем и в его мимолетных прихотях не даем ему попасть в неприятность.

– Это вы точно сказали, — кивнула Натаха и горько усмехнулась.

– Вы ж тут нашего босса хотели в пьяной оргии голым с девочками заснять, — хмыкнул тот, — это ж невооруженным глазом видно, а мы такой подставы сделать не дадим.

– Молодцы, — сквозь зубы процедила Натаха.

Охранник наклонился, загасил сигарету о землю и неожиданно сказал:

– А ты беги, беги отсюда, девочка, покуда еще не совсем погибла.

– Куда бежать то? — в пустоту спросила Натаха. — От мечты, от надежды на лучшую жизнь бежать?

Мах пьяно подмигнул Зарайскому.

– Ну что, Мотя, нравится тебе девочка?

Все разглядел, все заметил цепкий глаз думского депутата и кумира женщин среднего возраста.

– Нравится, — сглотнув слюну, ответил Зарайский.

– А ты знаешь, — мечтательно сказал Мах, — а я вот люблю наблюдать. Люблю наблюдать за чужим счастьем. Сам вот несчастен, так вот на счастье других хотя бы порадоваться люблю. Я в Италии как-то был, там нам таких девчонок местный градоначальник мафиози притащил, таких девчонок, но я, ты ж знаешь, я ж семьянин, так вот, позвал охрану и с удовольствием час или два наблюдал…

– Позвать? — оживился Джон.

– Да, кликни эту, которая Мотьке нашему нравится, — кивнул Мах.

Они сидели на огромном диване перед камином.

– А других девочек позвать? — спросил Джон.

– Не, — помотал головою Мах, — эту позови, Мотькину.

Джон кивнул охраннику, показал пальцем на потолок:

– В спальне, Розой ее зовут. Зарайский напрягся. Глупая улыбка застыла у него на лице.

– Не спать, не спать, мистер Дизраэли! — громко крикнул Мах, локтем толкая задремавшего в перманентной трехдневной пьянке приблудившегося иностранного дружка. — Не спать, самое интересное проспишь!

Англичанин что-то промямлил, но, попытавшись совладать с собой, сделал подобие трезвого лица и изобразил на нем некое внимание.

По лестнице в гостиную спустилась Роза.

– Ну-ка, девочка, стриптизу обучена? Покажи-ка нам, и музычку поставь, и музычку, и потанцуй для нас, для старичков, — весело бурчал Махновский, разливая по рюмкам водку.

Роза, ничуть не удивившись, посмотрела на Джона, своего господина.

Тот молча кивнул. Роза, легонько пританцовывая, подошла к музыкальному центру, нашла в стопке диск, включила.

– Постойте, постойте, — бормотал Мах, — я только пересяду вот сюда.

И он юрко перелез с дивана в кресло, усевшись спиной ко второй камере.

– А ты, — Мах ткнул пальцем в сторону охранника, — а ты накинь что-нибудь во-о-н на те объективы.

Охранник послушно взял стул и, взгромоздившись на него, поочередно закрыл объективы бумажными салфетками. Теперь Мах сидел спиной к единственной рабочей камере. Джон ждал.

– Ну, девочка, начинай, — сказал Мах и, совершенно пьяный уже, хлопнул в ладоши, — порадуй-ка нас, стариков.

Зарайский словно окаменел. Его, как мальчика по имени Кай, будто бы заморозила Снежная Королева из старой сказки.

Играла какая-то восточная музыка. Роза вскинула вверх руки и принялась двигать бедрами. Вращала ими под музыку, красная юбочка ее разлеталась, а глаза бегали — влево на Махновского, вправо на Джона. И красивая таинственная улыбка не сходила с ее блестящих губ.

– Тааак, хорошо, хорошо, — поощрительно кивал Мах, — молодец, а теперь давай раздевайся.

Роза сделала резкий разворот в такт музыке, и ее красная кофточка комком полетела в угол комнаты. Роза осталась в юбочке и черном тугом лифчике.

– Тааак, молодчина, молодец, еще давай, дальше, — Мах сидел нога на ногу и в такт музыке хлопал в ладоши.

Роза сделала еще пару оборотов, потянулась, изогнулась, и красная юбочка полетела вслед за красной кофточкой.

– А теперь трусики, трусики теперь, — повелевал командующий, — а лифчик не снимай.

Роза вся извивалась и перетекала, словно воплощенная страсть, словно подстрочный перевод к неведомой арабской песне.

– А теперь поди и сядь на моего бугая. Эй! Не стой истуканом! — крикнул охраннику Max. — Трахни, трахни ее, сучку! Она же хочет.

Послушный своему хозяину, охранник двинулся в середину комнаты, где в одном лишь тесном черном лифчике танцевала Роза. Охранник уверенно скинул пиджак, расстегнул брюки и одним движением мощной руки враз поставил Розу на колени перед собой.

– Джон, может, не надо! Может, не надо, Джон? — вдруг взмолился залившийся пунцовым цветом Зарайский. — Мах, останови это, Мах, — Зарайский бросился к Махновскому: — Не надо, я прошу вас, остановите это.

– Плохо просишь! — рявкнул Махновский, исказившись в лице. — Плохо просишь, на колени, на колени, сволочь!

Мах вскочил, он был в ярости. Зарайский упал на колени, а позади, тоже на коленях перед охранником со спущенными штанами, стояла его Роза.

– Сволочь, ты куда меня привез? В грошовый бордель? Подставить меня привез, сука, ну так я тебе покажу!

Озверевший Мах хлестал Зарайского по щекам. Тот скулил, и крупные слезы катились по его серым щекам.

– Вот, вот тебе. Вот как меня подставлять! Вот, вот тебе!..

Выпустив пар, Мах немного успокоился.

– Все, кончилось представление, — подытожил Мах. — Поднимайся, мистер Дизраэли, поднимайся, мы уезжаем.

Тараща глаза, шатаясь и не понимая, что вокруг происходит, англичанин двинулся к выходу. В дверях абсолютно трезвый Мах кивнул охраннику:

– Все кассеты у них забери и проверь, чтобы никаких дубликатов у них не осталось, башкой отвечаешь… А ты, — кивнул Джону, — найди меня на следующей неделе, найди, мерзавец, через моих референтов, ты мне нужен. Полезным можешь оказаться.