"ТВари" - читать интересную книгу автора (Лебедев Andrew)ГЛАВА 1 «Монахов и монахов»Зарайский очень-очень хотел снова увидеться с Розой. Ему не было жалко тратить на нее свои деньги, как всегда было жалко потратить хоть сто рублей на любую из его знакомых. Всегда сердце кровью обливалось, когда приходилось оплачивать счет на две персоны, поэтому он всегда подгадывал обтяпать свидание таким образом, чтобы оно проходило за счет редакции или за счет спонсора, как рекламные или представительские расходы. А подарки девушкам он обычно делал из сувенирных фондов отдела «паблик рилэйшнз» или из призовых спонсорских. Мог запросто одарить свою подружку на ее день рождения пакетом с логотипом телеканала, предварительно набив его всякой бесплатной сувенирной ерундой — футболкой с логотипом, кружкой с логотипом, бейсболкой с логотипом… Были бы на складе пиаровцев канала презервативы с логотипом, он бы и их дарил — такой вот он, Зарайский, был добрый к своим Девушкам. А вот на Розу он готов был раскошелиться. Так вот она запала ему в душу. Так запала, что всерьез он подумывал о том, а не купить ли ей новый модный телефон с интернетом и телепрограммами? Или золотой литой браслетик с семью бриллиантиками? Такой, как у секретарши шефа, у Ольги… Колечко он опасался покупать, вдруг размер не подойдет, а браслетик… Или, думал он, или, может, часики золотые купить? Или шубку беличью? Или песцовую? Норку както дороговато… Бот как влюбился Зарайский, вот как проняло его. Дрожа, Зарайский набрал номер ее мобильного. – Алло, Роза? Это Матвей. – Каакой Матвей? Зарайский опешил. Роза, любимая Розочка его даже и не признала! – Ну как же? Ты не помнишь, тот самый, с которым ты… с которым мы… – Что? Гаавори громче, я в машине еду. – Ну, это я, Матвей Зарайский, с телевидения… – Ааа, вспомнила, ну что, Мотя, как дела? Как сам? Зарайский радостно защебетал мелкой птахою: – Розочка, я хочу с тобой увидеться! – Увидеться, ну, я не знааю, может, через пару неделек. Роза не шибко желала свидания. – Да ты что через пару неделек! Я с ума схожу! Я так влюбился, я снова хочу тебя увидеть! – Дааа? А что это ты тааак? – Потому что ты прекрасная, потому что ты самаясамая! Я с ума теперь схожу, надо встретиться! Зарайский боялся, что она вот возьмет вдруг и прервет их разговор. – Ну, я не знааю, может быть, может быть… – Роза, давай я за тобой машину пришлю? – Нет, Мотя, я вся в делах, я сейчас брату тут по даче помогаю, надо помочь брату мааему на его новой даче обустроиться. – И что? Совсемсовсем он тебя не отпускает? – Неа, не отпускает. – Так что же мне делать, Розочка? – Я бы и сама тебя не прочь увидать, Мотя, но если, может, только у брата на даче? – Давай, я с радостью приеду, говори адрес. – Не все так просто, Мотечка, не все так просто, милый, брат у меня знаешь какой строгий. Надо ему какуюто причину вескую придумать для твоего визита, тем более с наачевкой, ты же хочешь, наверное, с наачевкой? – Хочу, Розочка, мечтаю. – Я тоже хаачу, милый, но надо придумать для брата повод к твоему приезду. – Ну, я не знаю… – Слушай, а ты можешь уговорить, чтобы с тобой поехал этот, ну депутат Думы, ну, этот, как его? – Кто? – Махновский, знаешь его? – Махновского? Конечно знаю, но онто тут при чем? – А брат мой мечтает с ним паазнакомиться, водки с ним попить, а повода все никак не представится. Так вот если ты уговоришь Махновского за компанию приехать, я тебя, наверное, смогу под шумок к себе в спааленку допустить на полчасика. – Все сделаю, Розочка, вдребезги расшибусь, но приеду с Махновским. Теперь Матвей Аркадьевич имел цель. Он привлек весь свой изощренный и искушенный в делах телеинтриг ум для того, чтобы обсчитать, как и каким образом можно вытащить знаменитого думского скандалиста на дачный пикник под его, Зарайского, гарантии безопасности и интереса? Зарайский трясущимися руками порылся в записной книжке, нашел нужный номер, набрал. – Мах, это ты? Это я, Зарайский с телеканала НТА… Узнал? Надо бы встретиться, обсудить наши перспективы… Какие перспективы? Да я тут шоу полуполитическое начинаю в сентябре… Да… С Ирмой Вальберс… Ну, вот и тебя хотел пригласить на первую программу… Да… Так что давай в эти выходные на даче? Нет, не на моей, у друзей… Да, проверенные, мои личные друзья с телевидения… Приедешь? Не подведешь? О'кей… Окрыленный, Зарайский перезвонил Розочке. – Приедем мы с Махновским. Да, в эти выходные приедем, ждите. Говори адрес… По вторникам и четвергам Дюрыгин ходил в зал. В тот самый зал, где тренером и менеджером работала Людмила. После тренировки они обычно ходили в кафе «Сады Семирамиды», ботанический сад в миниатюре, с экзотическими деревьями, бассейном, в котором цвели белые лилии, и даже с живыми райскими птичками, ручными попугаями и певчими канарейками. Здесь они пили кофе, болтали о всякой чепухе, наслаждаясь той расслабленностью перетренированных мышц, что бывает сразу после больших нагрузок, массажа и контрастного душа. Сегодня вторник, но Людмила еще не оправилась после сотрясения и была на больничном. Дюрыгин раздумывал: ехать в фитнесклуб или не ехать? Не будет ли это выглядеть своего рода изменой, если он поедет в клуб без Людмилы? Но решил, что жизнь всегда берет свое, и усмехнулся вспомнившейся по этому случаю цитате из Платонова, где герой его рассказа «Сокровенный человек», как раз говоря эти слова, режет колбасу на гробе жены. Понюхал свой несвежий тренировочный костюм, в котором он уже один раз тренировался и после забыл сунуть в стиральную машину, ладно, сойдет еще на один раз, запихнул обратно в сумку, застегнул молнию и с легким сердцем отправился заниматься спортом. Сперва побеседовал с тренером, с Рафиком Даниэляном, между прочим бывшим чемпионом СССР и Олимпийских игр. Обсудил с Рафиком план тренировки. Сперва побегать, и лучше не по механической дорожке, а по погоде, на стадионе, что тут же во дворе. Километр, не более, то есть два круга в среднем темпе. Потом потянуться в полушпагаты с Игорьком — помощником Рафика, он должен помочь размять спину, погнуть позвоночник, показать последовательность упражнений. А потом на любимые железки — на тренажеры, качать мускулюс бицепс, мускулюс трицепс, и прочая, прочая, прочая. С удовольствием побегал по стадиону. Потом погнулся с Игорьком. Игорь классический грекоримский борец, силища у него ужасная. Принялся помогать Дюрыгину наклоняться в положении сидя, нагибая его подбородком к коленям, да так, что Дюрыгин взмолился: сломаешь меня, черт! Терпи, Валера, если не хочешь скорой старости и остеохондрозов. Скорой старости и остеохондрозов Дюрыгин не хотел. Погнулся, потянулся. Потом снова побегал, на этот раз на бегущей дорожке. Затем перешел в зал, где мужчины гремели железом. Там, на тренажерах, подлег под штангу для жима лежа. Мальчик-ассистент спросил: сколько блинов навесить? Дюрыгин заказал штангу в шестьдесят килограмм. В самый раз. Рядом качался известный актер и кинорежиссер Степа Нахалкин. Поздоровались. Степа кряхтел, выполняя норму в сто сведений и разведений на большую грудную мышцу. Ему надо хорошо выглядеть. Ему уже шестьдесят два и он женился в этом году на молоденькой актрисочке. – Людочки твоей не видать, Валера, — сказал Степа, переводя дыхание. – А ты не слыхал? В аварию попала, сейчас дома отлеживается после сотрясения. – Да ты что? Какая жизнь! Не знаешь, где пропадешь… – Это точно, — философски согласился Дюрыгин. – А ты Леву Мартенсона знаешь? — спросил Степан. — Из Вахтанговского театра. – Ну? – Так его на прошлой неделе в парадной какие-то отморозки так отделали, тоже с сотрясением лежит, а он у меня снимается. – Может, это не отморозки, а рассерженные поклонники таланта за плохо сыгранную роль? — пошутил Дюрыгин. – Дурак ты, — отмахнулся Степа. Отер полотенцем пот с волосатой груди и пошел в раздевалку. – В «Сад Семирамиды» пойдешь? — в спину ему крикнул Дюрыгин. – Не, прямо в павильон на съемки поеду, — не оборачиваясь, ответил Нахалкин. В «Сад Семирамиды» пришлось идти одному. Нельзя изменять традиции, решил Дюрыгин. Да и нравилось ему в кафе. Место элитно-тусовочное. Вот и теперь в этот весьма ранний для Москвы час здесь сидели и известный эстрадный певец с какой-то девицей, и депутат Думы с известным вечно небритым скандальным журналистом. Дюрыгин кивнул депутату и журналисту, проигнорировав певца, хотя тот узнал его и, напрягшись, ждал, что тот поздоровается с ним. Но Дюрыгин решил не баловать и не удостаивать. Разные у них весовые категории. И тусовки разные. – Вам как всегда? Кофе «эспрессо» и минеральную воду «Виталь» со льдом? — спросила официантка Сонечка. – Пожалуй, — согласился Дюрыгин и принялся изучать свежий номер «Коммерсанта». Раскрыл на той полосе, где писали про телевидение и культуру. Ага… Вот как раз про их телеканал пишут. Пишут, что сетка осенью поменяется и что в сетке будут новые программы, и среди премьер ожидается новое шоу Зарайского с Ирмой Вальберс… Ни хрена себе, это что, уже решенный вопрос? Откуда у них такая информация? Это кто же такой пишет? Ага, обозреватель и телекритик Ольшанская. Это что же, главный с Ольшанской встречался и ей такого наговорил? А как же тогда относиться к его обещаниям и заверениям, данным Дюрыгину, что у него есть шесть недель, чтобы найти ведущую? Ведь шесть недель еще не истекли. И ведущая у него будет. Революция, а не ведущая! И шоу у него будет не шоу, а воплощенная Парижская коммуна. И Агаша с голой грудью и французским триколором на баррикаде, как на картине Делакруа. Дюрыгин снова усмехнулся набежавшему образу. А что? Надо будет этот образ использовать и обыграть. Монахов был недоволен сценарием. Агаша принялась рассказывать про то, как, приехав из маленького подмосковного городка в столицу, она встретила богатого, но очень пожилого человека и полюбила его… – Стоп! Стоп! Стоп! — закричал Монахов, — кто писал этот текст? В руках он держал сшитый сценарий, где каждая страничка была положена в отдельный тонкий полиэтиленовый чехольчик. – Кто писал – Александр Александрович писал, — ответила ассистентша с изможденным лицом. Надо к черту переписать, — сказал Монахов, — здесь не вяжется с общей концовкой и вообще, Агаша по имиджу не подходит, пусть Сан Саныч перепишет на больного олигарха, а Агаша была медсестрой, ну и там как всегда… – Это полчаса переписывать, — сказала ассистентша. – Нормально, а мы пока снимем эпизод с Никифоровым. Агаша, тяжело вздохнув по поводу того, что ее работа осложняется переписыванием сценария и, соответственно, переучиванием роли, пошла на трибуну, присев среди массовки. Монахов объявил следующего гостя своего шоу, публика по сигналу послушно принялась хлопать. Никифоров — известный театральный артист, игравший в амплуа этаких блаженных и отвязных, которым ничего не стоит неожиданно заорать благим матом «ой, мороз-мороз», хвастался теперь на монаховской программе тем, что у него в его семьдесят шесть родился ребенок от юной жены. Агаша думала, что вообще-то стыдно хвастаться тем, что в семьдесят шесть лет ты зачал девушке ребенка. Ясно ведь, как божий день ясно, что артисточка из провинциального театрика очень хотела в Москву, любыми средствами. Ну и решила, что можно будет пожертвовать тремя-четырьмя годочками молодой жизни да выйти за старика. А там он, глядишь-ка, и помрет, и оставит кой-чего. Квартиру, дачу… И почетный статус вдовы. Но этот откровенно хвастался. Вон он какой — герой, штаны с дырой! С женщиной молодой спит и имеет ее, жену свою восемнаддатилетнюю, в свои семьдесят шесть. Ну не позор ли это? – …Есть такая картина художника Василия Пукирева, — говорил в микрофон Монахов, — «Неравный брак». Висит эта картина в Третьяковке. Агаша эту картину помнила, когда в шестом классе их возили из Твери в Москву на экскурсию. – Вот что думает об этом жена артиста Никифорова? Давайте похлопаем ей, этой мужественной женщине, она согласилась прийти к нам на наше шоу. Массовка снова зашлась аплодисментами. По лесенке на сцену спускалась худенькая длинноногая девушка, спускалась и внимательно глядела себе под ноги, чтобы не упасть, потому что была в тесной миниюбке и на высоких каблуках. Ассистентка шепотом позвала Агашу: – Пойдем, Сан Саныч ваш текст переписал. Агаша вышла в коридор. Сан Саныч, немолодой уже мужчина в несерьезных джинсах и кожаной безрукавке с множеством кармашков улыбался круглым лицом и сверкал стеклами очков. – Вот, ознакомьтесь. Агаша углубилась в чтение. Теперь она как будто приехала в прошлом году из Тамбова, не поступила в первый медицинский и, чтобы готовиться на следующий год, пошла работать в Склифасовского санитаркой. И там познакомилась с олигархом Иваном Ивановичем, который лежал в реанимации, попав туда с инфарктом. Что-то подсказывало Агаше, что все написанное Сан Санычем — чистой воды банальщина, от которой даже скулы зевотой сводит. Такое она и сама бы могла придумать. – Мне это учить? — спросила она. – Учите, — кивнула ассистентша. — Монахов уже читал. На роль олигарха-инфарктника пригласили по спортивному бритого наголо статиста, одетого в черные обтягивающие брюки и черную футболку, из-под которой выпирали загорелые накачанные бицепсы. На умиравшего от инфаркта он был так же отдаленно похож, как артист Никифоров на юного Ромео. – Молодость моей юной любовницы вернула мне сердечное здоровье… — по складам читал бритоголовый партнер Агаши по сценарию Сан Саныча. «Мы бы с Абрамом Моисеевичем на свадьбе в сто раз лучше бы текст придумали», — сказала себе Агаша. Джон наставлял Натаху Кораблеву: – Молодостью, молодостью должна добрать того, чего по талантам не имеешь. Гость на молодость должен прельститься, а ты ему должна в этом помочь. Выставиться, показать себя. Заинтриговать, распалить. Вон Розка как умеет, талант от Бога! Натаха хотела было уже с обидою возразить: вы тогда вашу Розу этому гостю и подкладывайте — да вовремя прикусила язычок. Если выгонят, куда она теперь пойдет? К Рафику в ларек на «Войковскую» возвращаться? Да и потом по сценарию Розка должна была другим гостем заниматься, режиссером Зарайским, у них с ним персонально расписано. – Как же мне его? Прямо на себя повалить, что ли? — наивно округлив глаза, спросила Натаха. – Не испорти, здесь грубостью не возьмешь, не тот случай, здесь лаской и тонким соблазном, — задумчиво поглядев в камеру, говорил Джон. — Сперва, как приедут, мы в гостиной посидим, поговорим там о делах, а вы с Розой вроде горничных, вроде официанток прислуживать будете, виски, кофе, коньяк, пепельницы и все такое прочее. А потом я им предложу пройти в сад, на горочку для мини гольфа клюшками помахать, ну и перед этим переодеться в комнатах, скинуть пиджаки. А комнаты им вы с Розой покажете, каждому свою. Тут ты и должна проявить максимум талантов. Должна сделать свой блиц. Поняла? Натаха понять-то поняла, но при всем желании обойтись в этом древнем искусстве обольщения одним лишь волевым порывом было явно недостаточно. – Может, Ира с Лелей? — спросил Борис. – Нет, Ира с Лелей еще хуже, — сказал Джон, — они с охранниками Махновского будут сидеть, телевизор смотреть. Решили, что Роза позанимается с Натахой, покажет, поучит. Поднялись на второй этаж в спальные комнаты, чтобы сразу в реальной обстановке учиться. – Тебе надо внезапно и натурально обнажиться, понимаешь? — спросила Роза, показывая, как может порваться специально заранее надорванная бретелька. — У тебя грудь большая, вон, больше моей, так и соблазни его грудью, мужики любят формы. Натаха трижды показала в камеру, как она будет распахивать перед Махновским свою блузку с черным под ней лифчиком. – Ничего, сойдет, — кивал Джон. – А потом, а потом тебе надо обязательно прикоснуться к нему, тоже невзначай, и извиниться, чтобы он не подумал, что ты специально, а если и подумал бы, то усомнился, что не наверняка специально. Натаха потренировалась. Сделала раз наклон, два наклон. – Ты делай вид, как будто ты суетишься, прибираешься, будто рассыпала что-то здесь, ну и как положено горничной, наводишь порядок, поняла? А он здесь, ты вокруг него суетишься и цепляешь его своей грудью, прикасаешься. Мужчина и спиной почувствует, когда к нему девушка грудью прижимается. – А потом? — спросила Натаха. А потом разыграй смущение, смутишься — еще обнажись, разыграй невинность, но при этом ты должна быть очарована высоким статусом гостя, типа тебе так приятно, что такой знаменитый человек с тобой в этой комнате, а ты хоть девушка честная и застенчивая, но так млеешь от славы, исходящей от него, что теряешь голову… Поняла? Мужчинам нравится такой театр, они в него верят. Пару раз Натаха проиграла сцену перед Джоном и Розой. Роль высокопоставленного клиента при этом играл Борис. – Ничего, вполне достоверно, — кивал Джон. – Если он мужчина, то должен соблазниться, — с апломбом заявила Роза. |
||
|