Во Ивлин Упадок и разрушение

ПРЕЛЮДИЯ

Мистер Сниггс (заместитель декана) и мистер Побалдей (казначей) расположились в комнате мистера Сниггса, окна которой выходили на четырехугольный двор Скон-колледжа. Из апартаментов сэра Аластера Дигби-Вейн-Трампингтона доносились гогот и звон стекла. В этот вечер -вечер традиционного обеда членов Боллинджер-клуба - только Сниггс с Побалдеем остались нести дозор. Прочие преподаватели Скон-колледжа разбрелись кто куда: одни шумными и веселыми стайками бродили по Борс-хиллу и Северному Оксфорду, другие отправились в гости к коллегам из других колледжей, третьи поспешили на заседания всевозможных ученых обществ - и правильно сделали и те, и другие, и третьи: ежегодные праздники боллинджеровцев - тяжкое испытание для университетских наставников.

Впрочем, не такие уж они, эти праздники, ежегодные: после очередной гулянки клуб на неопределенное время закрывают. А традиции у клуба давние. Среди его бывших членов есть и правящие монархи. На последнем обеде три года назад кто-то притащил лисицу в клетке: животное предали казни, закидав бутылками из-под шампанского. Замечательно повеселились три года назад! С тех пор клуб не собирался, и вот теперь ветераны-боллинджеровцы стекались в Оксфорд со всех концов Европы. Второй день тянулась кавалькада припадочных монархов в отставке, неуклюжих сквайров из обветшалых родовых поместий, проворных и переменчивых, как ветер, молодых дипломатов из посольств и миссий, полуграмотных шотландских баронетов из сырых и замшелых гранитных цитаделей, честолюбивых молодых адвокатов, а также членов парламента от партии консерваторов, оставивших лондонский свет в самый разгар сезона, к безутешному горю напористых дебютанток, - в общем, баловни судьбы и любимцы фортуны готовились достойно отметить великое событие.

- Дайте срок, - шептал мистер Сниггс, потирая мундштуком трубки переносицу, - всех перештрафуем как миленьких.

В подвалах Скон-колледжа хранится восхитительного качества портвейн, но насладиться чудесным напитком преподавателям удается, лишь когда дисциплинарные штрафы в общей сложности достигают пятидесяти фунтов.

- Хоть неделю поживем как люди, - высказался мистер Побалдей. - С хорошим портвейном...

Рулады, выводимые гостями сэра Аластера, становились все пронзительней. У того, кто хоть раз слышал эти вопли, при одном воспоминании о них кровь стынет в жилах. Примерно так английские провинциалки стенают над разбитым хрустальным бокалом. Еще немного - и члены клуба, багроволицые, во фраках бутылочного цвета, с дикими криками повалят на улицу, чтобы достойно продолжить удачно начатое веселье.

- А не потушить ли нам на всякий случай свет? - предложил мистер Сниггс.

В темноте педагоги подкрались к окну. Двор колледжа превратился в калейдоскоп смутно различимых физиономий.

- Их здесь человек пятьдесят, не меньше, - произвел подсчеты мистер Побалдей. - Как было бы славно, если б все были из нашего колледжа. С каждого по десять фунтов штрафа, чем плохо?

- А если храм божий осквернят, то и побольше, - подхватил мистер Сниггс. - Господи! Сделай так, чтобы осквернили...

- Интересно, кто из наших студентов на сей раз в немилости у этих разбойников. Что-то будет! Надеюсь, у бедняг хватило ума убраться куда-нибудь с глаз подальше.

- Партриджу наверняка достанется. У него картина этого... как его... Матисса, что ли.

- И фиолетовые простыни.

- Сандерс однажды обедал с Рамсеем Макдональдом[1].

- А Рендинг? Ему бы охотиться, а он фарфор собирает.

- И сигары после завтрака курит...

- У Остена есть рояль!

- Они им займутся!

- Штрафы будут изрядные, что правда, то правда. Но, честное слово, я бы чувствовал себя куда спокойнее, будь с нами наш декан. Как вы полагаете, они нас не заметили?

Боллинджеровцы повеселились от души. Они разломали рояль мистера Остена, втоптали в ковер сигары лорда Рендинга и переколотили его фарфор, разорвали в клочья знаменитые фиолетовые простыни мистера Партриджа, а Матисса запихали в кувшин. В комнате мистера Сандерса ничего (кроме окон) разбить не удалось, но зато была обнаружена поэма, которую он сочинял специально для Ныодигейтского поэтического конкурса - то-то была потеха. Сэру Аластеру Дигби-Вейн-Трампингтону от чрезмерного возбуждения сделалось дурно, и Ламсден из Страттдраммонда был вынужден волочить его на себе в постель. Близилась полночь. Веселье, казалось, шло на убыль. Но в праздничной программе оказался еще один, совершенно незапланированный, номер.

Поль Пеннифезер изучал богословие. Шел третий год его размеренной университетской жизни в Оксфорде. До этого он с отличием окончил маленькую частную школу с чуть заметным религиозным уклоном в графстве Сассекс; в школе он был редактором журнала, президентом дискуссионного клуба и, если верить его характеристике, "оказывал на своих товарищей самое благотворное влияние", за что и был назначен старшим префектом[2]. На каникулах Поль всегда гостил в Лондоне на Онслоу-сквер у своего опекуна, преуспевающего адвоката, который, гордясь успехами своего подопечного, изрядно тяготился его обществом. Родители Поля умерли в Индии, когда мальчик получил свой первый в жизни приз за сочинение. В Сконе бюджет Поля складывался из того, что ему выплачивал опекун, и двух очень кстати пришедшихся университетских стипендий. Поль выкуривал три унции некрепкого табаку "Джон Коттон" в неделю и ежедневно выпивал полторы пинты пива -полпинты за обедом и пинту за ужином, - ужинал он неизменно в столовой колледжа. У него было четыре товарища, с тремя из которых он был знаком еще со школы. Никто из членов Боллинджер-клуба понятия не имел о существовании Поля Пеннифезера, а тот, в свою очередь, и не подозревал о том, что есть Боллинджер-клуб.Не ведая о том, как причудливо откликнется в его судьбе этот вечер, Поль безмятежно катил домой на велосипеде с заседания Общества содействия Лиге наций. Обсуждался захватывающий доклад о плебисците в Польше. Поль собирался выкурить трубочку и прочитать на сон грядущий очередную главу "Саги о Форсайтах". Он постучал у ворот, был впущен, поставил велосипед на место и отправился через двор к себе, стараясь, по обыкновению, не привлекать к своей особе излишнего внимания. Вокруг было настоящее столпотворение. Поль не считал себя врагом спиртного, он даже как-то выступил в Обществе Томаса Мора с весьма либеральной трактовкой этого вопроса, но пьяных он, чего греха таить, боялся как огня.

Из темноты, словно нечистая сила, вдруг соткался Ламсден из Страттдраммонда и застыл перед Полем. Поль сделал попытку его обогнуть.

К несчастью, старый школьный галстук Поля весьма походил на бело-голубые галстуки боллинджеровцев. Незначительные расхождения в ширине полосок Ламсден по вполне понятным причинам не смог принять во внимание.

- Это что еще за чучело разгуливает в нашем галстуке? - возопил шотландец, в котором вдруг взыграла древняя кровь великих военачальников и вождей кланов, с незапамятных времен владевших бескрайними равнинами, поросшими вереском.

Мистер Сниггс в замешательстве посмотрел на мистера Побалдея.

- Похоже, они кого-то сцапали, - сказал тот. - Как бы чего не вышло.

- Господи, а что, если это лорд Рендинг? Тогда нам придется вмешаться.

- Ни в коем случае, Сниггс, - сказал мистер Побалдей, положив руку на плечо своего пылкого товарища. - Боже упаси и сохрани. Это было бы ошибкой. Мы с вами не должны забывать о том, что такое авторитет наставников. В настоящий момент они, увы, могут не внять голосу разума и прибегнуть к насилию. А этого мы ни в коем случае не должны допустить.

Наконец толпа рассеялась, и мистер Сниггс облегченно вздохнул.

- Слава богу! Это не Рендинг, а всего-навсего Пеннифезер, так что можно не волноваться.

- Замечательно; стало быть, одной проблемой меньше. Я очень рад, Сниггс, право, очень рад. Но вы только посмотрите на этого юношу - ничего себе неглиже!

На следующий день члены совета колледжа трудились в поте лица. -Двести тридцать фунтов, - в упоении шептал казначей. - И это не считая возмещения ущерба. Следовательно, мы обеспечили себе пять вечеров с портвейном.

- Дело Пеннифезера, - продолжал между тем декан Скона, -представляет собой совершенно особый случай. Пеннифезер пробежал по двору колледжа без штанов. Некрасиво. Более того, непристойно. Я бы взял на себя смелость назвать это вопиюще непристойной выходкой. Согласитесь, что так будущие ученые себя не ведут.

- А почему бы нам его как следует не оштрафовать?.. - начал было заместитель декана.

- Вряд ли он сможет заплатить. Насколько мне известно, он стеснен в средствах. Господи! Без штанов по двору! Да еще в столь поздний час! Такие субъекты только позорят колледж.

Часа через два, когда Поль укладывал свои костюмы (числом три) в кожаный чемоданчик, ему принесли записку с просьбой явиться к казначею.

- Ах, это вы, Пеннифезер, - приветствовал тот Поля. - Дело в том, что я обнаружил в вашей комнате два пятна - одно на подоконнике, другое на каминной полке, - прожгли сигаретой, не иначе. Вынужден оштрафовать вас на пять с половиной шиллингов за каждое, сумма будет включена в счет за ваше содержание. Вот, собственно, и все, не смею вас более задерживать.

Во дворе Поль столкнулся с мистером Сниггсом.

- В путь-дорогу? - бодро осведомился заместитель декана.

- Да, сэр, - ответил Поль. Потом он повстречал капеллана.

- Пока вы не уехали, Пеннифезер... ведь я вам, кажется, давал "Лекции по истории восточной церкви" декана Стенли?

- Я оставил их у вас на столе.

- Благодарю вас, голубчик. Всего самого наилучшего. Разумеется, после вчерашней истории вам придется подумать о другой профессии. Ну что ж, нет худа без добра: вовремя выяснилось, что вы не созданы для духовной карьеры. Со священника ведь спрос особый, если что не так, сразу начинаются толки, пересуды... А нынешние священнослужители, увы, слишком часто дают к ним повод. Чем теперь думаете заняться?

- Пока не знаю.

- Во-первых, есть область коммерции. Как знать, вдруг вам удастся обогатить деловой мир теми великими гуманистическими идеалами, к которым мы старались приобщить вас в Сконе. Но этот путь тернист... Мужайтесь. Что, кстати, говорит доктор Джонсон о мужестве?.. Без штанов, подумать только.

У ворот Поль сунул монету швейцару.

- Счастливо оставаться, Черниллер, - сказал он. - Вряд ли мы с вами теперь скоро увидимся.

- Вот именно, сэр, вряд ли. Жалость-то какая. Теперь вы не иначе как по учительской линии пойдете? Джентльмены, которых за непристойное поведение выгоняют, обычно в учителя подаются...

- Чтоб вам всем пусто было, - буркнул себе под нос Поль по дороге на станцию, и тотчас же устыдился, ибо ругался крайне редко.