"Избранные произведения" - читать интересную книгу автора (Бирс Амброз)

8

Настоятель призвал меня к себе и укорил за то, что я вызвал дурные чувства у братии и прихожан. Какой бес, спросил он, попутал меня войти в храм вместе с дочерью палача?

Мог ли я дать ему иной ответ, кроме того, что я пожалел бедную девушку и не мог поступить иначе?

— За что ты пожалел ее? — спросил настоятель.

— За то, что все люди ее сторонятся, как смертного греха, — ответил я, — тогда как она ни в чем не виновата. Ведь не ее грех, что отец ее — палач, да и не его тоже, ибо, увы, люди не могут обойтись без палачей.

Ах, возлюбленный Святой Франциск! Как разбранил отец-настоятель ничтожного слугу за эти дерзкие слова!

— Раскаиваешься теперь? — вопросил он, излив на мою голову все укоризны.

Но как я мог раскаяться в своем сострадании, которое, я верил, ниспослал мне наш Святой Патрон?

Видя, что я упорствую, отец-настоятель очень огорчился. Он прочитал мне длинное поучение и назначил суровую епитимью. Я принял кару кротко и безмолвно и теперь сижу под замком в своей келье, очищаясь постом и бичеванием. При этом я ни в малой мере не щажу себя, ибо мне радостно страдать за столь неправедно обиженное бедное беззащитное дитя.

Я стою у зарешеченного окошка и смотрю на таинственные высокие горы, темнеющие на фоне закатного неба. Вечер тихий и погожий. Я распахнул окно моей клетки, чтобы впустить свежего воздуха и чтобы яснее слышать, как поет горная речка внизу с таким божественным участием, нежно и утешительно.

Не помню, объяснял ли я уже, что монастырь построен на отвесной скале высоко над рекой. Прямо под окнами наших келий — крутой каменный обрыв, по которому взобраться значит рисковать жизнью. Представьте же мое изумление, когда я разглядел человеческую фигурку, карабкающуюся вверх из зияющей пропасти. Вот она перелезла через край обрыва и выпрямилась на узком уступе! В сумерках я не мог разглядеть загадочное существо и предположил, что, скорее всего, это нечистый дух, явившийся смущать меня соблазном. Потому, перекрестившись, я прочитал молитву. Но взметнулась рука, и что-то влетело ко мне в окно, чуть не задев мою голову, и лежит на каменном полу, лучась, как белая звезда. Я наклонился, поднял — это пучок цветов, каких я не видывал никогда в жизни, безлистных, белоснежных, мягких, точно бархат, и лишенных аромата. Возвратившись к окну, чтобы рассмотреть удивительные цветы, я перевожу взгляд на человеческую фигурку, стоящую над пропастью, и вдруг слышу негромкий, нежный голос: «Это я, Бенедикта, спасибо тебе!».

О, Боже! Милое дитя, чтобы послать мне привет в моем одиночестве и заточении, она, пренебрегши смертельной опасностью, взобралась по каменному обрыву. Стало быть, она знает о моем наказании и что я понес его за нее. Знает даже, в которой келье я сижу. Святой Патрон! Откуда же ей все это может быть известно, если не от тебя? Как же я мог, точно язычник, усомниться в том, что мой внутренний голос передает мне повеление свыше спасти ее!

На миг я увидел, как она наклонилась над пропастью, оглянулась, махнула мне рукой — и исчезла. Я невольно вскрикнул: неужели она сорвалась с уступа? Вцепившись в прутья решетки, я дернул изо всех сил. Но решетка не поддалась. Тогда в отчаянии я бросился на пол, плача и моля всех Святых, чтобы они хранили милое дитя в ее опасном спуске — если она жива, и заступились за ее не покаявшуюся душу — если упала. Я еще не поднялся с колен, когда Бенедикта подала мне знак, что благополучно спустилась, — то был звонкий клич, каким обмениваются в здешних краях жизнелюбивые горцы, но только голос Бенедикты долетел ко мне снизу, из теснины, сопровождаемый многократным эхом, и прозвучал так дивно, нездешне, что я заплакал, и слезы мои оросили пучок диких цветов у меня в руке.