"Сталин" - читать интересную книгу автора (Рыбас Святослав)

Глава первая

Март 1917 года. Сталин возвращается в Петроград из долгой страшной ссылки. Вместе с ним в поезде его товарищи, которые через десять дней станут во главе самой радикальной революционной партии. Во время частых остановок они страстно выступают на митингах, и на их фоне он совсем незаметен.

К тому же у него негромкий голос и сильный грузинский акцент. Нет, этот среднего роста, широкогрудый человек не похож на революционного вождя. Кажется, ему уже навсегда определено — быть рядом с яркими и талантливыми лидерами на вторых ролях.

Он смотрит в окно на заснеженные ели. Знакомые виды! Он уже не раз едет этим путем, у него за плечами не одна ссылка и не один побег. Одинокий, вдовый, бездомный, без профессии, 38 лет от роду — таков наш герой накануне великих потрясений. Можно ли понять, почему же именно он станет во главе огромной страны? Почему русская история избрала его? Зачем?

А затем, что Российская империя уничтожила сама себя и должна была развалиться, но среди многих жаждущих власти он оказался наиболее сильным, рациональным и жестоким, чтобы возродить ее в новом виде.

Но это слишком общий ответ.

В предыстории нашего героя есть одно важное обстоятельство, с которого и надо начать. Его прадед, по имени Заза (вариация имени Иосиф), был крестьянином (пастухом), его детям Вано и Георгию удалось подняться на одну ступеньку социальной лестницы — Вано выращивал виноград и торговал им, Георгий был владельцем придорожной харчевни. Но первый рано умер, а второго убили грабители, и, едва приблизившись к нижнему уровню среднего класса, родичи Сталина были сброшены с той высоты, на которую с таким трудом взобрались. Не легче пришлось и отцу нашего героя, Виссариону Джугашвили. Он перебрался из родного села Диди Лило в Тифлис, где стал работать на обувной фабрике, потом переехал в городок Гори и открыл собственное дело. Он был грамотен, знал русский, армянский, азербайджанский языки, мог на память рассказывать целые главы из поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», главная идея которой — борьба за единое государство против самоуправства феодалов. Сначала дела Виссариона пошли успешно, в его мастерской, чтобы справиться со всеми заказами, работали два помощника. Он женился на восемнадцатилетней сироте Екатерине Геладзе, дочери садовника. Она была красива, привычна к труду и даже умела читать и писать.

У них родились три сына. Первые двое умерли в младенческом возрасте, третий, нареченный Иосифом (по-домашнему — Coco), родился 6/18 декабря 1878 года и был крещен 17/29 декабря, о чем была сделана запись в метрической книге Свято-Успенского собора.[1] Единственный сын, он рос под неусыпным надзором матери. Здоровье у него было слабое, он переболел оспой и тифом, и лицо его было отмечено оспинами.

Судьба нашего героя сложилась бы иначе, если бы его отец успешно продолжал свое дело. Но маленький Гори в начале 1880-х годов испытал последствия глубокого экономического кризиса, накрывшего всю империю. Промышленный спад, расстройство денежного обращения, неурожай и огромный государственный долг, выросший со времен Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, — все это придавило тысячи предпринимателей. Кроме того, в Европе происходили большие экономические перемены, вызванные появлением там дешевого американского зерна. Заокеанские фермеры благодаря использованию машинной обработки почвы, элеваторов, конвейеров, мощных сухогрузов для перевозки зерна вызвали потрясения на международном рынке продовольствия и поставили Россию, где зерно являлось основным экспортным товаром, в очень трудное положение.

Семья Джугашвили тоже пострадала. Заказчиков стало мало, Виссарион пил, часто менял жилье. Семейная жизнь разладилась, и Виссарион оставил жену. Он, правда, пытался забрать сына, однако Екатерина не отдала.

То, что мальчик потом овладел русским языком, с отличием окончил духовное училище в Гори, поступил в Тифлисскую духовную семинарию, — все это благодаря матери. Ее заработок прачки был ничтожен, но она выучилась кройке и шитью, освоила новую профессию модистки (портнихи), стала больше зарабатывать. Ее несгибаемый характер передался и сыну.

А что Иосиф? Он в раннем детстве получил тяжелую травму руки и ноги — на него налетел фаэтон — левая рука стала плохо сгибаться в локте. И вот этот покалеченный мальчишка в кругу ровесников был лидером, верховодил в драках «стенка на стенку».

В семинарии он вначале учился хорошо. Кроме истории, литературы, латыни, древнегреческого, алгебры, физики, логики, психологии, философии, там преподавали Священное Писание, библейскую историю, историю Церкви, богословие, практическое пастырское руководство, литургику, гомилетику (искусство составлять проповеди), церковное пение. После семинарии он должен был стать священником, как хотела его мать.

Но не стал. Почему? Причин много. Одна из них — положение провинциального православного духовенства в конце XIX — начале XX века. Проводя либеральные реформы 1860–1870-х годов, центральная власть мало внимания обращала на положение прозябающих в бедности сельских батюшек, которые являлись ее единственными идеологическими союзниками. В глазах либеральной интеллигенции, священники символизировали «темные силы», а государство не пыталось воздействовать на общественное мнение. Оно подвигало подданных к индивидуализму, развитию предприимчивости, правовой грамотности и другим основам рационального жизнеустройства, а Церковь оставалась в прошлом. Власть не подготовила идеологов будущей России.

Этот разрыв не мог не ощущать и Coco. Глухие подземные гулы уже доносились и до кавказской окраины. Некоторые знакомые Coco или родственники знакомых участвовали в работе оппозиционных кружков, высказывали «прогрессивные» мысли, мечтали о каких-то переменах.

В пореформенное время учащаяся молодежь первой ощутила разрыв между либеральными перспективами и традиционной действительностью и с юношеской дерзостью стала искать выход. За год до прихода Иосифа в семинарию из нее были отчислены 83 семинариста за массовое неподчинение ректору. В 1886 году девятнадцатилетний семинарист Лагиев заколол кинжалом ректора. Далеко не случайно, что многие революционеры были в прошлом семинаристами.

Как вспоминал Сталин, он с пятнадцати лет был связан «с подпольными группами русских марксистов, проживающих тогда на Кавказе». Эти группы представляли собой просветительские кружки, в которых изучали марксистскую литературу и дискутировали о будущем страны. Иосиф вел пропагандистский кружок молодых рабочих в главных мастерских Закавказской железной дороги. О том, что происходило в душе юного семинариста, дают представления его стихотворения. Уезжая на летние каникулы, Coco принес их в редакцию газеты «Иверия» (напечатаны в газете 17 июня, 22 сентября, 11 и 25 октября). Еще одно стихотворение появилось 28 июля 1896 года в газете «Квали».

В этих строках передано для нас самое важное: то, что чувствовал будущий грозный правитель. Как видим, он был романтиком.

В 1898 году Иосиф Джугашвили становится членом Тифлисской организации Российской социал-демократической рабочей партии. Он уже знает, что не будет священником. Доходит до того, что он нападает на монаха, который взял из его «гардеробного ящика» запрещенные книги. Вместе с еще одним семинаристом он выбил из рук монаха стопку книг, схватил их и убежал.

В апреле 1899 года он исключен из пятого класса. В выданном свидетельстве говорится, что он окончил четыре класса и может служить учителем начальных народных училищ.

В декабре он устраивается на работу наблюдателем в физическую обсерваторию и живет на казенной квартире, в маленькой комнатке в деревянном флигеле. У него никогда не будет собственного дома, он в конце концов и умрет на государственной даче, не нажив никаких богатств.

Наступал XX век. Перефразируя Карла Маркса, скажем: завершалась «предыстория человечества».

То, что пришло в империю вместе с капитализмом, производило невиданные перемены в людях. Эти перемены отпечатывались не только в программах просветительских рабочих кружков, в сводках полицейских, но и наглядно проявлялись в студенческих собраниях, оппозиционной деятельности земской интеллигенции, недовольстве помещиков (вытесняемых рыночными новациями из поместий), разложением крестьянской общины.

Зарождалось новое общество, внутри которого шла постоянная борьба. Марксисты именовали ее «классовой». Сам же Маркс иногда называл ее «внутренней гражданской войной». Это новое общество выталкивало вверх, в рост, промышленность, торговлю, капиталы и одновременно с этим — людей, которые развивались, раскрывали в себе иные возможности и вдруг осознавали, кто их противник.

Марксизм давал ключ к пониманию будущего, убеждал в неизбежной победе справедливости. Поэтому юный Иосиф, входя в XX век, был заряжен динамитом марксизма и тоже начинал вырастать.

Первого января 1900 года в Тифлисе случилось небывалое — остановилась конка. Хотя конка — это не метро в современном городе, но тогда ее остановка была для центральной части города и горожан шокирующим событием. Тут же явилась полиция. Начались уговоры, которые переросли в попытку силой убедить забастовщиков. Те ответили силой, что еще недавно было немыслимо. Властям оказали сопротивление.

Последовали аресты нескольких самых активных участников забастовки. В конце концов конка пошла, но по Тифлису пронеслась весть о небывалом происшествии.

В январе был арестован и Иосиф.

Весной 1900 года Джугашвили вместе с товарищем организуют маевку в окрестностях Тифлиса. Первого августа в Главных железнодорожных мастерских началась забастовка, к ней присоединились рабочие нескольких других фабрик. В город ввели дополнительные воинские части. 500 забастовщиков арестовали. Одним из активистов-железнодорожников был сосланный в Тифлис Михаил Калинин, член Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», которым руководил В. И. Ленин.

Двадцать второго марта 1901 года в комнате Джугашвили в обсерватории состоялся обыск. Иосифа задержать не удалось. Он перешел на нелегальное положение, которое продолжалось до 1917 года и прерывалось «легализацией», то есть тюремными заключениями и ссылками.

Весной 1901 года Coco продолжает вести занятия в рабочих кружках, активно участвует в подготовке первомайской демонстрации.

Весной и летом 1901 года арестовывают многих активных партийцев, их ряды редеют, перегруппировываются. И в ноябре созывается общегородская партийная конференция. Ею руководят четыре человека. Один из них — Иосиф Джугашвили.

Есть ли грань, когда можно определенно сказать: вот тот миг, когда совершается судьба?

Вглядимся в то время. Вот перед нами почтовая открытка, на ней изображены два человека — император Николай II, министр финансов Сергей Витте, а с ними аллегорическая фигура Промышленности в виде молодой женщины. Витте говорит: «Это — индустриализация», а Николай возражает: «Это — социализм!» То есть — революция.

И оба правы.

Революция началась в деревне, где перенаселение и нехватка пахотных земель множили огромную скрытую безработицу, незаметную под кровом общины. Революция созревала в купеческих семьях, среди промышленников и финансистов, которые уже главенствовали в экономике страны, жаждали получить политическое влияние, но Петербург не замечал их.

Революция проникала в родовые помещичьи гнезда, в массе своей уже заложенные в Дворянском банке. Внедрялась и в аристократическую среду, где даже дети генералов и губернаторов были заражены идеей самопожертвования во имя «освобождения народа».

Промышленный подъем 1890-х годов вызывал к жизни невиданные перемены. В три раза увеличилась мощность паровых двигателей. Лавинообразно росла тяжелая промышленность, особенно на юге России. В «Новой Америке», так стали называть южные области империи, строились металлургические заводы, шахты, металлообрабатывающие предприятия. Россия стала мировым лидером по добыче нефти. По протяженности железных дорог она уступала только Североамериканским Соединенным Штатам. По объемам добычи железной руды, выплавке чугуна и стали, продукции машиностроения, промышленному потреблению хлопка, производству сахара страна занимала четвертое-пятое место в ряду самых развитых стран мира.

Бурно росло предпринимательство. Учреждались все новые и новые акционерные общества. Этот рост сопровождался мощным развитием частных банков. Промышленные и коммерческие капиталы объединялись, возникали монополии, переплетались и согласовывались интересы отечественных и иностранных финансово-промышленных групп.

В России, где свыше 85 процентов населения были крестьяне, объединенные в поземельные общины и занятые не товарным производством, а самообеспечением, источники накопления были очень ограничены. Бедность оборотных капиталов являлась бичом отечественной экономики.

А индустриализация требовала все больше образованных работников, росло число инженеров, юристов, врачей, учителей, литераторов. Русская интеллигенция, дитя петровских кадровых реформ, становилась заметной силой общества.

Трудно переоценить ее роль в разрушении империи. Один из ярких отечественных философов С. Л. Франк заметил по этому поводу: «По своему этическому существу русский интеллигент приблизительно с 70-х годов и до наших дней остается упорным и закоренелым народником: его Бог есть народ, его единственная цель есть счастье большинства, его мораль состоит в служении этой цели, соединенной с аскетическим самоотречением и ненавистью или пренебрежением к самоценным духовным запросам…»²

В начале XX века русские педагоги с помощью анкетного опроса попытались понять мироощущение учащейся молодежи. Опросы охватили более пяти тысяч учащихся в возрасте от 7 до 16 лет. Из них три тысячи — гимназисты, одна тысяча — ученики городских коммерческих училищ и одна тысяча — сельских школ.

Материальный успех гимназисты и ученики городских училищ поставили только на восемнадцатое место (последнее), а сельские — на второе³.

Как ни удивительно, деньги и материальный расчет занимали в идеалах молодежи далеко не главное место. Для страны, активно строившей капиталистическую экономику, такая антибуржуазность представляла угрозу.

Иосиф активно трудится в Батуме, куда он переехал в конце 1901 года. Здесь он включается в работу местной партийной организации, ему удается завершить процесс ее формирования. Он — представитель Тифлисского комитета, то есть за ним авторитет вышестоящего органа.

Он инициирует отмену работ по воскресеньям, каковые с 1897 года запрещались законом. Затем организует печатание листовок. Арестован. 19 апреля 1902 года переведен в Кутаисскую тюрьму. Но и там проявляет свой неукротимый характер. («Коба» — что означает «неукротимый» — вскоре стало партийной кличкой Сталина.)

В тюрьме с заключенными обращались грубо, они спали на полу, редко мылись. Их ходатаем перед тюремной администрацией выступил Джугашвили. Арестанты требовали: установить нары, предоставлять баню через каждые две недели, пресечь грубость и издевательства стражников. Последовал отказ. Тогда заключенные стали колотить в железные тюремные ворота, будоража весь Кутаис. Прокурор был вынужден признать их требования справедливыми.

Через месяц Иосифа Джугашвили снова перевели в Батум, а оттуда этапом в ссылку в Сибирь, «в распоряжение иркутского губернатора», через Новороссийск, Ростов, Челябинск. Товарищи передали ему десять рублей и провизию.

Сквозь окно тюремного вагона Иосиф впервые увидел коренную Россию. 27 ноября, в сильный мороз, Джугашвили прибыл в село Новоудинское Балаганского уезда. До уездного центра было 70 верст, до железнодорожной станции Тыреть — 120.

Молодой грузин в легком демисезонном пальто понял, чтоего ждет тяжелое беспросветное существование, а может, и смерть.

Прожив в Новоудинском больше месяца, он решился на побег…

По возвращении в Тифлис Иосиф Джугашвили познакомился со Львом Борисовичем Розенфельдом, который вошел в историю русской революции под фамилией Каменева.[2]

Coco прибыл на Кавказ в трудное время: весь январь здесь проводились массовые аресты, было схвачено около 150 человек. Многие связи оборвались. Для беглеца город был почти пуст, он встретил лишь нескольких знакомых.

Оставаться в Тифлисе было опасно, поэтому Иосиф поехал в Батум, надеясь на поддержку местных товарищей.

Неожиданно он натолкнулся на враждебное отношение секретаря местного комитета РСДРП И. Рамишвили: тот заподозрил его в сотрудничестве с полицией. Помыкавшись в Батуме около месяца, Coco ни с чем вернулся обратно.

Это был первый удар. Подозрение в предательстве было не просто мучительно, оно было смертельно опасно. Теперь Джугашвили мог убить любой, кто посчитал бы подозрение неоспоримой уликой. Любая вспышка темперамента, неудачная шутка — все могло привести к взрыву. И самое страшное — у него не было бесспорных доказательств своей невиновности.

Только спустя почти сто лет исследователи доказали, что все подозрения и обвинения Сталина в сотрудничестве с полицией были либо необоснованными, либо умышленно сфальсифицированными. Документы Департамента полиции, содержащие сведения о секретной агентуре, «позволили выявить почти полностью весь списочный состав агентурных сотрудников»⁴.

Иосиф пишет письмо старейшему по возрасту и революционному стажу члену руководства Кавказского союза РСДРП М. Г. Цхакая, кстати, выпускнику Тифлисской духовной семинарии. Цхакая согласился с ним встретиться и решил проверить Кобу, прежде чем включать его в работу. На одном из следующих свиданий Цхакая ознакомил Джугашвили с принятой на II съезде РСДРП программой и попросил его написать «свое credo». Этим «кредо» была статья «Как понимает социал-демократия национальный вопрос», напечатанная спустя год в газете «Борьба пролетариата» («Пролетариас брдзола»).

Это одна из первых серьезных работ Сталина, и уже в ней видна незаурядность молодого человека: «Когда молодая грузинская буржуазия почувствовала, насколько трудна для нее свободная конкуренция с „иностранными“ капиталистами, она устами грузинских национал-демократов начала лепетать о независимой Грузии. Грузинская буржуазия хотела оградить грузинский рынок таможенным кордоном, силой изгнать с этого рынка „иностранную“ буржуазию, искусственно поднять цены на товары и такими „патриотическими“ проделками добиться успеха на арене обогащения.

Такой была и остается цель национализма грузинской буржуазии»⁵.

Статья 24-летнего автора произвела на Цхакая хорошее впечатление. Он направил Coco в Кутаисский район, в Имеретино-Мингрельский комитет как представителя Кавказского союзного комитета. Таким образом, Иосиф смог не только восстановить свою репутацию, но и подняться на одну ступеньку в партийной иерархии.

Благодаря энергии Кобы (он уже взял эту кличку) в районе активизировалась партийная работа, заработала типография.

Когда члены партийного комитета были арестованы, Цхакая, вернувшись из командировки в Россию, был вынужден кооптировать в его состав, как он пишет, «моих близких соратников, которым я доверял». В числе выдвиженцев были Джугашвили и Розенфельд. Теперь в зоне постоянного внимания Иосифа находился весь Кавказ.

Несоответствие между экономически активной и образованной частью населения и «старосветски-помещичьим» характером государства создавало буквально каждый день все новые напряжения.

Террор «Народной воли», настигший царя-освободителя Александра II, был продолжен жестокими последователями народовольцев — эсерами, бесстрашно идущими на самопожертвование. Вслед за императором погибли тысячи людей — министры, губернаторы, генералы, офицеры, священники, купцы, крестьяне, простые обыватели, женщины, дети.

Были убиты министр народного просвещения А. П. Боголепов и министр внутренних дел Д. С. Сипягин, а 15 июля 1904 года — министр внутренних дел В. К. Плеве. Эти покушения были проведены Боевой организацией эсеров, которой руководили Г. Гершуни, Б. Савинков, Е. Азеф.

Безусловно, для террора требовались соответствующего склада люди, но главная его база была не в них, а в глубинных настроениях российского общества.

«Удовлетворение от убийства русских министров испытывали даже люди, вся жизнь и деятельность которых, казалось, кричала о недопустимости пролития человеческой крови. В. Короленко рассказывает об отношении к убийству министров и погрому дворянских имений Л. Толстого: „Чехов и Елпатьевский рассказывали мне, что когда ему передали о последнем покушении на Лауница, то он сделал нетерпеливое движение и сказал с досадой:

— И наверно, опять промахнулись…

Я привез ему много свежих известий. Я был в Петербурге во время убийства Сипягина… Толстой лежал в постели с закрытыми глазами. Тут его глаза раскрылись, и он сказал:

— Да, это правда. Я вот… понимаю, что как будто и есть за что осуждать террор… Ну, вы мои взгляды знаете, и все-таки…

Потом глаза опять раскрылись, взгляд сверкнул острым огоньком из-под нависших бровей, и он сказал:

— И все-таки не могу не сказать: это целесообразно.

Я удивился этому полуодобрению террористических убийств, казалось бы, чуждых Толстому. Когда я перешел к рассказам о 'грабежке', то Толстой сказал уже с видимым полным одобрением:

— Молодцы.

Я спросил:

— С какой точки зрения вы считаете это правильным, Лев Николаевич?

— Мужик берется прямо за то, что для него важнее всего. А вы разве думаете иначе?“»⁶.

Власть и общество были враждебны друг другу.

Шестого — девятого ноября 1804 года в Петербурге состоялся большой Земский съезд, на котором выборные представители российских земств проголосовали за введение в стране представительного законодательного собрания. Либеральная образованная часть российского общества, прошедшая большую школу самостоятельной созидательной работы в земствах на местах, осторожно высказалась против самодержавия.

Особое звучание этого решения определил тот факт, что съезд прошел по разрешению Николая II. Таким образом, либералы решили, что власть готова услышать их мнение.

Делегаты съезда и высказались: предоставить всем российским подданным неотъемлемые гражданские права, включая равенство перед законом, создать выборный представительный орган (парламент), полномочный издавать законы, контролировать бюджет и назначать правительство.

Впрочем, несмотря на все террористические акты, забастовки, конференции, съезды, петиции оппозиции, империя была занята более важной задачей — вела трудную войну с Японией.

Россия стремилась закрепиться на Тихом океане, что естественно вытекало из ее евразийской сущности, однако «большая азиатская программа» Николая II, созданная после прокладки Транссибирской железнодорожной магистрали, встретила сопротивление Японии. И здесь в выборе стратегии обозначилось роковое непонимание императором состояния его государства. Среди возможных политических средств у него на первом месте всегда оказывались силовые, прямолинейные, бескомпромиссные. Вместо мирного раздела Северной Маньчжурии на зоны экономического влияния окружение царя предпочло путь жесткого противостояния с Японией.

В задачу автора не входит описание военных действий, подчеркнем только, что их неуспешность, как и «бездарность командования», сильно преувеличена. Россия действительно была не готова к «маленькой победоносной войне», но в длительной кампании, даже несмотря на потерю большей части флота, сохранила все шансы на успех.

Однако на стороне японцев оказался сильный союзник — российская «внутренняя смута». Сегодня уже не делается секрета из того факта, что революция 1905 года во многом финансировалась Японией. Японский военный атташе в России полковник Мотодзиро Акаси вел активную разведывательную работу в 1902–1904 годах, а с началом войны, когда посольство перебазировалось в Стокгольм, его деятельность стала подрывной. Акаси предложил военному руководству в Токио поддержать террор российских революционеров. План Акаси был принят, за время войны революционным и оппозиционным организациям в России было передано не менее одного миллиона иен.[3] Финансирование было особенно активным на заключительном этапе войны, когда Япония стремилась ускорить подписание мирного договора.

Деньги получили партия эсеров, Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров, Польская социалистическая партия, Финляндская партия активного сопротивления.

Российской разведке удалось отследить движение большей части закупленного на японские деньги оружия. Через финского националиста Конни Целиакуса Акаси организовал на пароходе «Джон Графтон», для конспирации переименованном в «Луну», транспортировку винтовок системы «Ветерли» и револьверов «Веблей», а также патронов, динамита, детонаторов, бикфордова шнура. Во время декабрьских боев на Красной Пресне в Москве у дружинников были на вооружении именно винтовки «Ветерли», которых не имела российская армия.

Полковник Акаси и Целиакус поставляли оружие Черным морем и на Кавказ⁷.

Впрочем, ни Япония, ни террор эсеров, ни пропаганда марксистов не могли опрокинуть империю. Она была мистическим царством во главе с царем, представителем (помазанником) самого Господа, опирающимся на крестьян и дворян. Но 9 января 1905 года мистическая связь царя и народа была оборвана. Событие получило разящее название Кровавое воскресенье, а император стал Николаем Кровавым. Организованная либеральным Союзом освобождения демонстрация рабочих пошла к царской резиденции с требованием, чтобы Николай II поклялся перед иконами и выполнил требование организовать выборы в Учредительное собрание.

Революционную же сущность происходящего объяснила марксистская газета «Искра»: «Тысячными толпами решили рабочие собраться к Зимнему дворцу и требовать, чтобы Царь самолично вышел на балкон принять петицию и присягнуть, что требования народа будут выполнены. Так обращались к своему „доброму королю“ герои Бастилии и похода на Версаль! И тогда раздалось „ура“ в честь показавшегося толпе по ее требованию монарха, но в этом „ура“ прозвучал смертельный приговор монархии»⁸.

Под прикрытием икон и хоругвей 9 января должна была произойти мирная фаза революции, после которой монархия неизбежно стала бы саморазрушаться.

Царя в Зимнем дворце не было. Вместо того чтобы начать переговоры и перевести дело в длительное обсуждение, военные решили продемонстрировать силу.

Винтовочные залпы 9 января перевели противостояние в революционную фазу.

Были убиты 130 и ранены несколько сот человек. Эти цифры, сильно преувеличенные пропагандой и слухами, взывали к мести. Теперь не имели никакого значения усилия власти по облегчению положения рабочих, ее совещания с представителями земств и либеральной интеллигенции о политических реформах.

А что же наш герой? Виден ли он за спинами больших людей?

После Кровавого воскресенья, 16 января, тбилисский губернатор, предвидя массовые беспорядки, решил принять превентивные меры. В ночь на 17 января были арестованы многие члены Тбилисской организации РСДРП. Тем не менее 23 января в городе прошла первая массовая демонстрация с красными флагами. Казакам и полицейским не удалось быстро ее разогнать.

Все эти события накалили обстановку среди социал-демократов до предела. Пользуясь своим численным перевесом, возникшим после арестов, меньшевики (которые выступали за легальные методы борьбы) взяли в свои руки руководство комитетом РСДРП. Революционно настроенные большевики решили им не подчиняться и отказались отдать партийную кассу, библиотеку и типографию. Раскол стал свершившимся фактом.

В эту пору Сталин занят партийными делами, а также прекращением в Баку армяно-татарских столкновений, пишет листовки, организует боевую дружину, посещает Батум, Новороссийск, Кутаис, Гори, Чиатуру. Он кажется вездесущим. Полиция фиксирует активность Кобы. Называет его «главарем рабочих», но не может его арестовать.

Троцкий характеризовал Сталина этого периода так: «Цель своей жизни он видел в низвержении сильных мира сего. Ненависть к ним была неизменно активнее в его душе, чем симпатия к угнетенным, тюрьма, ссылка, жертвы, лишения не страшили его. Он умел смотреть опасности в глаза. В то же время он остро ощущал такие свои черты, как медленность интеллекта, отсутствие таланта, общая серость физического и нравственного облика. Его напряженное честолюбие было окрашено завистью и недоброжелательством. Его настойчивость шла об руку с мстительностью. Желтоватый отлив его глаз заставлял чутких людей настораживаться… Не увлекаясь среди увлекающихся, не воспламеняясь среди воспламеняющихся, но и быстро остывающих, он рано понял выгоды холодной выдержки, осторожности и особенно хитрости, которая у него незаметно переходила в коварство. Нужны были только особые исторические обстоятельства, чтобы эти по существу второстепенные качества получили второстепенное значение»⁹.

Двадцать седьмого апреля 1905 года закончился III съезд РСДРП. Он фактически учредил новую партию во главе с Лениным и взял курс на вооруженное восстание.

Главные решения съезда: восстание, поддержка крестьянских выступлений вплоть до насильственной конфискации помещичьих земель, передача власти революционному правительству, которое выступит организатором гражданской войны. Лидер большевиков В. И. Ленин считал необходимым создавать вооруженные группы.

Но почему гражданская война? Характерно, что на съезде подавляющее число делегатов являлись интеллигентами, рабочих было очень мало.

Троцкий объяснял это уже начавшимся доминированием формировавшегося партаппарата (комитетчиков). Кроме того, вопреки рекомендации Ленина большинство решило подчинить заграничную редакцию газеты «Искра» контролю Центрального комитета, то есть комитетчики хотели контролировать и интеллигентов-эмигрантов.

Уже обнаружилось внутреннее противоречие между эмигрантским политическим ядром, создателем и идеологом всей большевистской организации, и пребывающими «на земле» партийными активистами. Впоследствии именно это противоречие приведет после смерти Ленина к решающему возвышению Сталина.

После окончания съезда кавказские комитетчики призвали членов партии готовиться к всеобщей политической стачке и вооруженному восстанию. Иосиф начал формировать в Чиатуре боевые группы. Он по-прежнему много ездит по городам Восточной Грузии.

В это же время в Баку снова начались армяно-татарские столкновения, и 22 августа дело дошло до пожаров на нефтепромыслах.

Объем разрушений был огромным. Татары (азербайджанцы) громили нефтепромыслы, убивали армян, грабили и поджигали дома, где армяне укрывались. Свидетели этого ужаса сравнивали события с «последним днем Помпеи». От черного дыма пылающих резервуаров с нефтью в небе не было видно солнца.

Все это похоже на диверсию в военное время. Социал-демократы не имели к этому отношения, а наоборот, стремились прекратить беспорядки.

Не успели отгореть бакинские вышки, как новое событие потрясло Кавказ. 29 августа в здании Тифлисской городской управы во время обсуждения представителями общественности утвержденного Николаем II Положения о законосовещательной Думе, на которое социал-демократы привели рабочих, началось столкновение этих рабочих с полицией и казаками, пытавшимися их выдворить. Снова пролилась кровь. Погибло около ста человек. Фактически это был расстрел властями своих противников.

Коба пишет листовку и призывает к борьбе.

Собственно, восстание уже началось. Иосиф Джугашвили предпринимает попытку прорыть подземный ход в армейский цейхгауз за винтовками.

Казалось бы, борьба, жертвы, напряжение сил… и любовь. Все-таки ему всего-навсего неполных 26 лет. Его избранницей стала семнадцатилетняя набожная Екатерина (Като) Сванидзе. В ночь на 16 июля 1906 года их тайно обвенчал в тифлисской церкви Святого Давида однокашник Кобы по семинарии священник Христисий Хинвалели. В свадебном застолье тамадой был Михаил Цхакая.

Невеста уже ждала ребенка.

Лето 1905 года во всей России было страшным. Безусловно, на настроении общества сказались война и особенно разгром русской эскадры 14–15 мая в Цусимском проливе. Неудачная война стала катализатором общественного протеста.

В польской Лодзи после столкновения рабочих с воинскими частями (убиты 12 человек) вспыхнуло восстание, на баррикадах в течение трех дней сражались сотни человек. Были убиты 150, ранены около 200.

В Одессе прошли волнения рабочих. На новом броненосце «Князь Потемкин Таврический» матросы восстали и, подняв красный флаг, направили корабль к Одессе.

В июле был убит московский градоначальник граф П. П. Шувалов.

В июле в Нижнем Новгороде на революционно настроенных демонстрантов налетела толпа портовых рабочих и разогнала демонстрацию. В результате столкновения один человек был убит и около сорока ранены.

Легальная оппозиция буквально рвет из рук царской администрации огромную часть властных функций и для этого требует скорейшего мира (на любых условиях) с Японией.

Революционеры же начинают вооруженные выступления для полного опрокидывания государственного режима с его императором, военными, либералами.

Левая печать, заграничная и легальная российская, требует заключения мира любой ценой, вплоть до уступок всего Сахалина (к тому времени еще не занятого японцами) и даже Владивостока.

Словом, летом 1905 года в Петербурге все смешалось, и никто не знал, чем это кончится.

Николай II санкционировал совещание о проекте Государственной думы. «Булыгинская дума» (по имени министра внутренних дел) была бесспорным прорывом к парламентаризму, свершаемому людьми эпохи Александра III, который видел в парламентаризме страшную угрозу.

Проект «Булыгинской думы» устанавливал народное представительство, имеющее право обсуждать законопроекты и государственный бюджет, а также выражать свое мнение по поводу действий властей путем прямого доклада председателя Думы царю.

Да, это был прорыв. Власть соглашалась на демократическое представительство. Но общество восприняло указ 6 августа с кривой усмешкой. Что с того, что крестьяне, дворяне и богатые буржуи выберут удобных для власть имущих депутатов?

Этого мало!

Социал-демократы, либералы, правые вдруг объединились в неприятии совещательной Думы. Еще не начавшись, движение Николая в сторону конституционной монархии не успокоило общество, а подлило масла в огонь.

На фронте уже пять месяцев длилось затишье. Обе стороны выжидали.

С 27 июля шли в Портсмуте мирные переговоры. Японцы выставили жесткие условия: признание Россией японского преобладания в Корее, возвращение Маньчжурии Китаю и вывод из нее русских войск, уступка Японии Порт-Артура и Ляодунского полуострова, уступка южной ветки Китайско-Восточной железной дороги (Харбин — Порт-Артур), уступка Сахалина и прилегающих островов, выплата контрибуции в размере 1 миллиарда 200 миллионов иен, передача российских судов, укрывающихся в нейтральных портах, ограничение права России иметь флот на Дальнем Востоке, предоставление японским рыбакам права ловли у российского побережья Тихого океана, уничтожение военных укреплений Владивостока. Словом, не дышать, сидеть тихо!

Переговоры вел министр финансов Витте. Он считал, что надо пойти на широкие уступки ради мира.

Царь не собирался признавать поражение, хотя исключительно внутренние проблемы подталкивали к этому. Ему было известно о финансовых трудностях Японии, и он считал, что японцы не пойдут на заключение договора, если не получат денежную контрибуцию. А Япония запросила США о содействии в скорейшем заключении мира и неожиданно согласилась на российские условия. Россия уступила южную часть Сахалина, Курильские острова, которые только тридцать лет назад стали российскими и в общественном сознании являлись сильно удаленными, оплачивала содержание русских пленных.

Токио фактически признал, что не имеет сил продолжать военные действия, тогда как Россия все больше укреплялась. Витте прислал Николаю телеграмму: «Япония приняла Ваши требования относительно мирных условий, и таким образом мир будет восстановлен, благодаря мудрым и твердым решениям Вашим и в точности согласно предначертаниям Вашего Величества. Россия остается на Дальнем Востоке великой державой, каковой она была доднесь и останется вовеки».

Реакция Николая II была очевидной. Он записал 17 августа в дневнике: «Ночью пришла телеграмма от Витте, что переговоры о мире приведены к окончанию. Весь день ходил, как в дурмане».

Нам не известно, думал ли он об ошибочности своего выбора на конфронтацию с Японией. Но после провала российской экономической экспансии на Восток пришлось поворачивать руль государственного корабля снова в сторону Европы, в которой тогда уже созревали напряжения, взорвавшие континент в 1914 году. Никто не догадывался, что Японская война подтащила Россию к войне мировой.

Что ж, долгожданный мир наступил. Но внутреннего успокоения он не принес и не мог принести. Начались митинги в университетах, получивших автономию. Начались забастовки. Пользуясь правом на свободу студенческих сходок, социал-демократы приводили в университеты рабочих и проводили многотысячные митинги.

Власть была в некотором оцепенении, ожидая перемен в связи с предстоящим открытием Думы.

Очень быстро общая неопределенность в верхах вылилась в идею бойкота совещательной Думы. За бойкот выступали социал-демократы, эсеры, либералы, они применили новое оружие, позаимствованное из программ западных социалистических партий, — всеобщую политическую забастовку. Это было проявлением массового сопротивления режиму.

Седьмого сентября остановилась Mосковско-Казанская железная дорога. 8 октября был парализован весь центральный железнодорожный узел, транспортное сердце страны — Ярославская, Курская, Нижегородская, Рязано-Уральская дороги. Железнодорожники перекрывали пути телеграфными столбами, чтобы заблокировать дорогу в местах, где обнаруживались штрейкбрехеры.

Десятого октября остановилась Николаевская дорога, в Москве была объявлена всеобщая забастовка. В провинции тоже прекращалось движение по железным дорогам, усугубляя общенациональный паралич экономики.

Тринадцатого октября Николай поручил Витте возглавить Комитет министров. Одновременно с этим войска Петербургского военного округа подчинялись генерал-губернатору столицы Д. Ф. Трепову.

Четырнадцатого и 15 октября на московских улицах начались столкновения простонародной толпы с забастовщиками. Стали избивать студентов. Те укрылись в здании университета на Моховой. Ночью в университетском саду рубили и жгли деревья, чтобы согреться на холоде.

Шестнадцатого октября сказала свое слово Церковь. Во всех храмах было прочитано обращение митрополита Владимира, призвавшего народ бороться со смутой.

В тот же день делегация Петербургского Совета рабочих депутатов потребовала от городской думы ассигнований на продолжение стачки и на приобретение оружия и организацию пролетарской милиции.

Семнадцатого октября с утра заработал водопровод, бойни стали принимать скот, покатились по рельсам вагоны конки. Сразу на трех железных дорогах — Казанской, Ярославской, Нижегородской — служащие решили приступить к работе.

В Твери вечером того же дня толпа осадила губернскую управу, где собрались земские служащие для обсуждения вопроса о забастовке, подожгли здание и били выбегающих из него людей, не различая сторонников и противников забастовки.

Семнадцатого же октября вышел первый номер газеты «Известия Совета рабочих депутатов».

В этих событиях виден процесс самоорганизации обеих сторон — революционной и простонародной.

И наконец тогда же Николай II подписал Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», назвав свой шаг «страшным решением, которое тем не менее он принял совершенно сознательно». Объявлялись выборы в законодательную Государственную думу, свобода союзов и собраний, свобода печати. Начиналась короткая пора парламентской России.

Теперь снова обратимся к Кавказу, к нашему революционному герою. Поскольку на III съезде был взят курс на восстание, то он должен быть в гуще пролетарской войны. Вот какие вопросы выдвинул Сталин в 1905 году.

«Чтобы руководить восстанием, должны ли мы — передовой отряд того класса, который является не только авангардом, но и главной движущей силой революции, — создать специальные аппараты, или для этого уже достаточно существующего партийного»¹⁰.

И он отвечает на этот вопрос: задача — обеспечить техническое руководство и организационную подготовку всероссийского восстания. В этом слышится суровый голос практического работника.

Еще невозможно угадать в Сталине времен первой русской революции будущего великого советского руководителя. Единственное, что вполне различимо — это потенциал 26-летнего Кобы. На общероссийский уровень он выходит с момента избрания его на IV (Объединенный) съезд РСДРП. Он стал делегатом от Кавказского союза РСДРП, конференция которого прошла 26–30 ноября 1905 года и приняла решение о необходимости прекращения борьбы внутри партии между большевиками и меньшевиками.

Но к тому времени, от опубликования царского Манифеста 17 октября и до конференции в Тифлисе, в стране прошла волна пугачевщины.

В письмах саратовского губернатора П. А. Столыпина (будущего премьер-министра) своей жене Ольге Борисовне это отразилось очень ярко.

Двенадцатого июля он определяет ситуацию так: «У помещиков паника, но крестьяне, в общем, еще царелюбивы»¹¹.

Обратим внимание на определение «царелюбивы». Это барометр состояния империи.

Двадцать восьмого октября ситуация резко ухудшается: «Дела идут плохо. Сплошной мятеж в пяти уездах. Почти ни одной уцелевшей усадьбы. Поезда переполнены бегущими, почти раздетыми помещиками. На такое громадное пространство губернии войск мало, и они прибывают медленно. Пугачевщина!.. До чего мы дошли. Убытки — десятки миллионов. Сгорели Зубриловка, Хованщина и масса исторических усадеб».

Историческая Россия на грани катастрофы. Это ощущение подчеркивается небывалым преступлением: «Вчера в селе Малиновке осквернен был храм, в котором зарезали корову и испражнялись на Николая Чудотворца. Другие деревни возмутились и вырезали 40 человек. Малочисленные казаки зарубывают крестьян, но это не отрезвляет». Хотя святотатство тут же наказано, это не меняет общей картины. Одна часть населения воюет с другой.

«Организовываться и вооружаться!» — призывает в своих статьях и листовках Сталин.