Лестер дель Рей Псиматы

1

Тридцать пять лет промелькнуло незаметно, словно один день. Гарри Бронсон молча смотрел в окно, как ветер теребит опавшую листву. Ведущий инженер компании «Мотордженерал» с годовым доходом в полмиллиона долларов, положение, влияние, планы на выгодную женитьбу, — Гарри чувствовал себя опустошенным, впрочем, это естественно после бурной попойки.

Он бесцельно прошелся по комнате и, не найдя ничего лучшего, взял бутылку французского коньяка. Двойная порция вернула ему некоторое подобие чувства юмора и веры в себя.

— Брось, старина, — сказал он, — всего лишь закончилось лето. Пора бы очнуться.

Его шикарная вилла располагалась на Атлантическом побережье. Каждую ночь он засыпал под ровные вздохи океана. Порой Гарри казалось, что десятки тысяч существ наблюдают за ним из водных глубин, и тогда его пробирал озноб. Так было и сегодня.

Бронсон не любил свои дни рождения. Сутолока и гам подгулявших гостей нагоняли на него лютую тоску. Но тем не менее из года в год все повторялось. Двадцать девятого августа «приматы» неизменно собирались на торжественный ужин и резвились, как могли. Писатели, банкиры, видные политики, скинув маску чопорности, превращались в сущих обезьян. Но это была всего лишь игра — одна из многих причуд, которые, как известно, есть и у богатых. Игра в искренность и спонтанность — высшая форма цинизма.

Гости разъехались вполне довольные хозяином и вечеринкой. На кухне гремел посудой робот-гувернер. В кофейнике булькал закипающий кофе.

— Эй, Джонни, поди-ка сюда, ты мне нужен!

Звон посуды мгновенно стих. Роботы класса XZ программировались качественно. Еще бы — целое состояние на колесиках.

— Слушаю вас, сэр, — пропищал Джонни.

— Пожалуй, я немного пройдусь. Будь добр, запри дверь и инициализируй систему блокировки по всему радиусу. Код доступа — прежний.

День сегодня не клеился. С самого утра начались какие-то глупые неприятности. Примерно в одиннадцать грянула новость о том, что заказ на поставку первой партии гиперскоростных двигателей, использующих свойства антигравитационных полей, сорвался. Видите ли, президент «Федерик Энджин», не удосужившись наложить подпись на счет-фактуру, отправился лечить печень.

К двум часам выяснилось, что новейшая разработка Гарри сверхобтекаемый таун-мобиль — не проходит аэродинамических тестов. Естественно, Бронсон позеленел от такой новости и уже собирался разнести все к чертям, когда по защищенной связи рассыпались в извинениях. Оказывается, у техника появился на свет сын, такой розовощекий четырехкилограммовый мальчуган, и папаша, ошалев от счастья, полетел знакомиться с чадом.

Приборы при этом молотили до тех пор, пока в аэродинамической трубе плохо закрепленную модель не развернуло перпендикулярно к потоку воздуха. Именно поэтому автоматика выдала разгромные отчеты, что, впрочем, совершено не удивительно.

В довершение ко всему Нора — секретарша мистера Дига — устроила истерику. Она целый час кричала о том, какая сволочь шеф Гарри Бронсона мистер Диг. И о том, что вообще все мужики сволочи, кобели и развратные мерзавцы. Кроме того, она рвала бумаги и топтала ногами японский чайный сервиз.

Гарри уехал из офиса, мечтая провести вечер за томиком Кортасара. Он совершенно забыл о своем юбилее и был весьма удивлен, услышав, как к дому подъехало несколько автомобилей.

«Приматы» ворвались всем стадом, как обычно полностью заполнив жизненное пространство. Пол Хагингс — владелец «Ойл Интернешнл Банк» сгреб Бронсона в медвежьи объятия и пророкотал: «Ну, старина, дай-ка я тебя расцелую!»

Обрывки воспоминаний то и дело возвращали Гарри к импровизированному приему. Гости настолько желали праздника, что принесли с собой не только поздравления, но и всяческие съестные припасы. Эн и Эндрю Хиллерман тут же оккупировали кухню, где принялись реализовывать сперва кулинарные, а затем — сексуальные фантазии. Половина фарфора, разумеется, была перебита, несчастную курицу довели в микроволновке до полной мумификации, а уже было родившийся салат «оливье» размазали по полу. Так что в результате пришлось довольствоваться сэндвичами, умело изготовленными XZ.

Когда сборище наконец уселось за стол и принялось прославлять виновника торжества, Джим Полдинг умудрился вылить на рукав чуть ли не всю бутылку креветочного соуса. Никто, конечно же, и предположить не мог, что, принявшись соскребать загустевшее пятно столовым ножом, он раскроит себе руку. Будучи, вероятно, в силу актерской профессии, человеком экстравагантным, Полдинг некоторое время с криками восторга носился по вилле и пачкал кровью стены. Когда же его изловили, он был совсем плох. Короче говоря, дело закончилось больницей.

Гарри брел по пустынному пляжу. Какая-то тревога была растворена в самом пространстве. Казалось, что хруст песка передается нервным окончаниям. Гарри чувствовал, как нечто холодное окутывает сознание. С востока дул ветер, просоленный, напитанный криками чаек и плеском волн. Закат догорал на кромке горизонта.

Неподалеку змеилось федеральное шоссе. Оно проходило через все Штаты до границы с Мексикой. Вспомнив о нем, Гарри подумал, не стоит ли пропустить бутылочку пива в придорожном бистро. Перспектива казалась весьма соблазнительной. Океан сделал его совершенно больным, и требовалось лекарство.

Он свернул с пляжа на заброшенную лесную тропу и, пройдя километра полтора, выбрался к трассе. Бетонка, вымытая недавним ливнем, казалась чистой и свежей.

Изредка проезжали машины. В это время года поток движения пересыхал. Пройдя метров триста, Гарри вновь почувствовал опасность. Он оглянулся и увидел, как с закованного в бетон холма несутся два желтых глаза. Гарри в оцепенении остановился и уставился на приближающийся джип. Последнее, что он услышал, был визг тормозов и рев клаксона. Потом наступила тьма.

Гарри не знал, сколько прошло времени, прежде чем из темноты выплыл приглушенный звук шагов. Бронсон приоткрыл глаза и закричал от неожиданности. Вокруг него возвышались стены, бесконечные стены, укутанные в мягкие ковры. Из небольшого, забранного решеткой окна струился умирающий свет. На туалетном столике, расположенном под огромным зеркалом, стояла ваза с белыми хризантемами. Гарри почему-то ощущал жгучую ненависть к цветам. Он приподнялся и швырнул их на пол. Что-то его насторожило. Зеркало. Да, дело именно в нем. Из этой проклятой стекляшки на него уставилось одутловатое лицо какой-то чужой женщины.

Бронсон знал, что мертв. Знал он и то, что дьявол играет с ним злые шутки. Нечистый изменил его лицо, превратил тело в расплывающийся жирный комок. Гарри покрылся холодным потом, руки дрожали. «И стал я на песке морском и увидел я выходящего из моря зверя, — шептал он. — И был он подобен барсу и пожрал он тело мое».

Бронсон неотвратимо терял контроль над собой. Он упал на колени и свернулся клубком у железной двери, той, за которой скрывался придуманный мир.

— Морита, меня зовут Морита, — внезапно выкрикнул он. — Я мертва!

Тусклый свет, падающий на застеленную белыми простынями железную кровать и несколько стульев, прикрученных к полу, явно говорил о безысходности ситуации. «Это проклятое место, — заключила Морита. — Я в аду».

Зеркало отражало полную фигуру в полосатой пижаме. На непропорционально тонкой шее, подобно одуванчику, еле держалась укутанная седой шевелюрой кукольная голова со стеклянными глазами.

Они чертовски умны, эти проклятые существа, поддерживающие в ней иллюзию жизни, но ее-то им не обмануть. Пусть они слишком быстры, и стоит ей открыть глаза, как они исчезают, улетучиваются, словно тот дым, что унес когда-то ее в небытие. Но она не поддастся им, не позволит обвести себя вокруг пальца. За все годы ей так и не удалось увидеть их подлинных лиц. Как только Морита поднимала глаза, существа либо исчезали, либо мгновенно натягивали человеческую маску. Но она была уверена, что это не люди. Зверь — вот истинное имя каждого из них.

Опять появилось одно из существ. На этот раз под личиной Мак-Эндрюса: ровное дыхание, мягкость движений, обходительность манер. Это он грохотал железными башмаками по бесконечным коридорам ее страданий, он всаживал острые иглы в ее тело, раздирал мозг протонным излучением. Мак-Эндрюс, а вернее то, что за ним скрывалось, пытался перепрограммировать личность Мориты. Она помнила, как ее сознание трансформировали в квазистационарное цифровое поле и отправили блуждать в «матрицу реальности» — самое страшное, что может случиться на этой проклятой планете! За личиной добропорядочности скрывалась смерть. И смерть смотрела на Мориту.

— Морита, голубушка, ну что же это такое! — участливо сказало существо. — Сиделки говорят, что ты опять не ешь! — Морита еще плотнее прижала колени к груди и втиснулась в угол. — Хочешь, чтобы тебя кормили внутривенно?! Подумай сама, куда это годится?

Мак-Эндрюс умолк в ожидании ответа. Но она не собиралась с ним пререкаться. Не так-то легко вовлечь ее в спор подобными уловками после всего, что она пережила здесь! Ее тело — не более чем еще одна иллюзия.

А иллюзия, как известно, не испытывает голода. Она больше не пыталась противиться своим тюремщикам. Пусть делают, что хотят. Им не заполучить ее душу.

Морита проваливалась все глубже и глубже в пучину ужаса. Она ушла в спящую область своего сознания, как в бездонную пропасть. Когда-то она боялась, что может исчезнуть в этой бесконечности, но теперь уход уже не страшил. Она давно поняла, что ее нет на свете, а то, что она привыкла считать своим телом, не более чем обман чувств. Она погружалась до тех пор, пока бормотание Мак-Эндрюса не превратилось в далекий шепот.

Морита слышала, как под землей текут черные реки, как огромные рыбы с сапфировыми глазами, выпрыгивая из воды, поднимают фонтаны ледяных брызг. Она увидела свою смерть в сумерках на дороге, уходящей в иссушенную солнцем степь, и побежала за ней. Резкая вспышка света заставила ее вернуться. Мак-Эндрюс выжидательно смотрел на нее откуда-то сверху. В руках у него сверкал переносной генератор протонных импульсов, применяемый в шокотерапии. Он раздвинул веки Мориты и с беспокойством заглянул ей в глаза.

— Не оставляйте ее ни на минуту, — сказал он существу, натянувшему маску мисс Симпсон, — мы теряем ее.

Но Морита была вовсе не так слаба, как вообразило существо. Тюремщики не подозревали, что Морита давно наблюдает за ними и готовится свернуть шею хотя бы одному. Она внезапно выскользнула из рук сиделки, которая, казалось, была полностью сбита с толку таким поворотом событий, и ринулась в сторону столика. Морита действовала настолько быстро, что смогла опередить ненавистные существа. Она схватила вазу и бросилась на Мак-Эндрюса, прежде чем он успел что-либо сообразить.

С невероятной ловкостью Морита ударила его в висок.

Эндрюс свалился как подкошенный, а она прыгнула на него, словно дикая кошка, и осыпала ударами.

— Ты! Ты! Ты!.. — кричала она, в экстазе кроша китайский фарфор об уже и без того расквашенное лицо. — Паршивый ублюдок! Выродок!

Сиделка визжала, как недорезанная свинья, хотя ее никто не трогал. За железной дверью слышался топот бегущих санитаров. Они набросились на Мориту со всех сторон, белые, словно ангелы, но на самом деле — исчадия ада в длинных халатах. Она не сдавалась и, вцепившись изо всей силы в волосы Эндрюса, дробила его череп о бетонный пол. Когда же ее оттащили, она изо всех сил пыталась вырвать кусок мяса из горла ближайшего врага, шипела и плевалась, лягалась и нечеловеческим голосом выкрикивала только одно слово:

— Гарри!

Бронсона разбудил телефонный звонок. Он с трудом приподнялся и взял трубку.

— Ну слава богу, — послышался женский голос, — а то мне наговорили бог весть что.

«Приматы чертовы, — подумал Гарри, — подохнуть спокойно не дадут». И нажал на кнопку отключения аппарата. «Нет, друзей следует выбирать тщательнее, — брюзжал про себя Бронсон, — с этими уродами вечно в какие-то истории влипаешь. Надо же было так наотмечаться, что под колеса угодил. Спасибо еще, до дома доволокли, а то бы до сих пор в придорожной канаве валялся. Сны еще эти идиотские…»

— Джонни! — взвыл Бронсон. — Ко мне живо, а то развинчу к чертям собачьим!

Бедный робот мигом явился:

— Слушаю вас, сэр.

— Принеси капсулу драгенола и стакан воды!

Но привычного жужжания сервомоторов не послышалось.

— Драгенол, — механическим голосом произнес XZ, — болеутоляющее класса максимальной эффективности. Показано при наиболее тяжелых формах заболеваний позвоночника, опорно-двигательной системы и желудочнокишечного тракта. Может приниматься пациентом только под строгим врачебным контролем. Приказ аннулирован, сэр, как противоречащий вашей личной безопасности. Готов к отработке нового запроса, сэр!

Бронсон аж подпрыгнул на кровати:

— А ну неси, что приказано, Джонни, не то так изувечу, родной монтажник не узнает!

— Убить, уничтожить, изувечить, — проскрипел робот, — переломать кости, отчекрыжить, вывинтить гайки. В вас наблюдаются деструктивные тенденции первой группы. Должен предупредить, что в мою программу заложен принцип нейтрализации разрушительных воздействий, а также блокиратор агрессивных импульсов индивида. При возникновении опасности по отношению к социуму я обязан произвести аннулирование фрустрирующего эффекта разъяренной психики.

Бронсон озадаченно уставился на маленького гувернера:

— Ну, ты прямо терминатор! — присвистнул он. — А я-то думал, что роботы — совершенно безвредные создания.

— Нет, сэр, терминаторы относятся к классу икс зет зет, а я — икс зет, правда, модифицированный из военного аналога.

Бронсон уныло сполз с тахты и прошлепал босыми ногами на кухню. Эти высокие технологии точно вгонят его в гроб. Драгенол лежал в миниатюрной аптечке, в выдвижном ящике разделочного стола. Ладно, в конце концов робот просто выполняет свой долг, черт с ним.

Гарри уже собирался принять капсулу, когда услышал знакомое до боли ровное гудение. XZ летел во всю прыть.

— Положите препарат на место, сэр. Немедленно!

Гарри с удивлением отметил, что голос Джонни некоторым образом изменился. Его тембр явно свидетельствовал о том, что следующей фразой будет: «Лицом к стене, ноги расставить, живо!»

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Бронсон. — Ты, главное, не волнуйся, все хорошо!

Но Джонни и не собирался волноваться. Робот выглядел так, словно готовился к запуску управляемой ракеты класса «земля-земля». Верхняя, конусообразная часть его туловища медленно вращалась вокруг невидимой оси. Очевидно, датчики сканировали пространство.

«Скажи спасибо любимому дяде Гримзу за подарочек», — подумал Гарри.

Дело в том, что около года назад господин Гримз, весьма респектабельный бизнесмен и дальновидный политик, сделал Гарри щедрый подарок, не приуроченный к какому-либо событию. Гримз заявил, что просто решил порадовать любимого племянника новой игрушкой. Он привез Джонни, аккуратно запакованного в пластиковую коробку, перевязанную красной лентой. Гарри еще тогда заподозрил подвох, но своих сомнений вслух не высказал. По какой-то неведомой причине на внутренней стороне коробки располагался довольно-таки странный штамп — «US Army tested» («Протестировано в американской армии»). «Славный малыш», — подумал тогда Гарри и, поблагодарив дядю, отправился с ним «обмывать» подарок.

Сейчас «малыш» сдурел. Он ездил по кухне из угла в угол, выкрикивая то и дело короткие полицейские команды. В конце концов робот схватил никелированной клешней Гарри Бронсона за запястье и монотонно произнес:

— Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.

— Джонни, милый, — не на шутку встревожился Гарри, — может, у тебя аккумуляторы подсели, а? Подзарядился бы…

XZ, кажется, смутился. Он ослабил захват, и Гарри смог высвободить руку.

— Сэр, я, возможно, несколько перестарался, — наконец выдавил из себя XZ, — но я вам не какая-нибудь тупая посудомойка. Мой интеллект намного превосходит интеллект среднего робота. Да, сэр!

«Где же тебя раздобыли-то?» — усмехнулся про себя Бронсон.

— Я бы попросил проявлять уважение, сэр, — внезапно откликнулся робот.

— Что? — переспросил Гарри. — Какое уважение?

— Меня нигде не раздобыли, — обиженно произнес Джонни. — Роботы модели икс зет изготавливаются по специальному заказу на базе военно-полицейского аналога икс зет зет. Джонни относится к роботам-телохранителям и не может разрешить только две вещи, сэр: во-первых, вы не сможете нанести вред самому себе и, во-вторых — окружающим вас людям, если только подобная индифферентность позволительна с точки зрения вашей личной безопасности.

Гарри всегда считал себя человеком более чем здоровым. Собственно, так оно и было: косая сажень в плечах, смуглая кожа, зрение, как у индейца. Само за себя говорило и данное ему друзьями прозвище Аллигатор, обусловленное рациональным образом мыслей и черным поясом по контактному стилю каратэ Се-Такан.

«Похоже начинаю заговариваться, — подумал Бронсон. — Только этого мне не хватало!»

— Ладно, Джонни, убедил, — с нарочитой бодростью произнес он, — только знаешь, как-то мне паршиво после вчерашнего. Что тут прикажешь делать?

Робот встрепенулся, прожужжал что-то и гордо заявил:

— В подобных случаях следует вызывать врача, сэр!

Гарри понял, что перечить XZ в таких вопросах совершенно бессмысленно и, скрипнув зубами, подошел к видеофону:

— Привет, дружище, — появилась на экране розовощекая физиономия доктора Лаусона. — Сколько лет, сколько зим?!

— Ты не поверишь, Фил, я умудрился попасть под машину.

— Ну ты даешь, Гарри! — нахмурился Лаусон. — Что-то не припоминаю у тебя суицидальных наклонностей!

— Это простая случайность, — поспешил заверить приятеля Бронсон. — Сам понимаешь, тридцать пять стукнуло, пьянка и все такое. С каждым может случиться.

Но беспокойство Лаусона не спадало:

— Никуда не уезжай, оставайся на своей вилле, миллионер фигов, я еду.

Гарри начинала утомлять забота окружающих. Сперва XZ словно взбесился, теперь Лаусон, как угорелый, бросается спасать друга. Вообще-то Бронсон хотел лишь заручиться поддержкой дока в вопросе приема драгенола. И вот на тебе!

— Да, сэр, простите, сэр. Я только выполняю свой долг, сэр! — ни с того ни с сего рявкнул XZ, видимо, смущенный тем, что причинил хлопоты людям. «Полить бы тебя кипятком, чтобы все контакты замкнуло», — огрызнулся про себя Гарри.

— Еще раз простите, сэр, — с чувством добавил робот и медленно покинул кухню.

Развалившись на тахте необъятных размеров, Гарри Бронсон говорил себе, что он круглый дурак, если может думать всерьез о такой ахинее, как телепатия. Ни один здравомыслящий человек, а тем более человек, обладающий его, Гарри, весом в обществе и влиянием, уж, конечно, после подобной истории не стал бы размышлять о каких-то смутных предчувствиях и тревогах. То ли еще будет, когда ранний снегопад покроет дороги липкой грязью…

Пеших прогулок Гарри не любил и предпочитал биоэргономичные кресла «ситроена» глотку свежего воздуха. Но при всем при том искренне полагал, что машина — вовсе не друг человека, а его проклятие. Вполне возможно, что Бронсон пристрастился к «баранке» по той причине, что не переносил прямых солнечных лучей и яркого дневного света. У него были сверхчувствительные глаза, они требовали постоянного ношения солнцезащитных очков. Но тонированые стекла автомобиля снимали раздражение слизистой оболочки куда лучше…

«Самое ужасное в достижениях цивилизации — потеря человеческой сущности, — печалился Бронсон. — Если так и дальше пойдет, то через каких-нибудь пятьдесят-шестьдесят лет не останется ни одного нормального человека».

Неизвестно, сколько еще Гарри предавался бы размышлениям о бренной сущности бытия, если бы не раздался звонок в дверь. Фил Лаусон собственной персоной. «Вот молодец, — ехидно подумал Бронсон. — Тише едешь, дальше будешь. Два часа тащился, зато никаких происшествий…»

Док управлял машиной с прямо-таки удручающей апатичностью. Любую возможность плестись у кого-нибудь в хвосте Фил непременно использовал. «Даже к любимому пациенту, и то как на похороны», — ерничал Гарри.

— Рад тебя видеть, — усмехнулся Бронсон. — Не заплутал?

Однако он действительно был рад Лаусону.

— Ну здравствуй, здравствуй! — пропыхтел в ответ док. — А ты, кажется, потолстел!

Гарри не любил обсуждать эту тему. Он действительно имел некоторую склонность к обжорству и, как следствие, каждый год прибавлял килограммчик-другой.

— Старый стал, — огрызнулся Бронсон. — Видно, только ты хорошеешь день ото дня!

Лаусон озадаченно уставился на приятеля:

— Тебя, Аллигатор, похоже, здорово приложило, совсем отшибло чувство юмора!

Гарри себя не узнавал. Обычно ровный и доброжелательный, сейчас он чувствовал себя так, словно побывал в соковыжималке.

— Прости, Фил, мне что-то не по себе.

Док только сверкнул очками:

— Давай, раздевайся! Может, тебя госпитализировать давно пора…

На удивление, внешний осмотр ничего не дал.

— Кости целы, — заявил Лаусон, — но…

Гарри удивленно посмотрел на Лаусона:

— Ты что-нибудь нашел?!

Док немного помолчал, напуская на себя удрученный вид, и вдруг взорвался диким хохотом:

— Да, нашел! — сказал он, — Нашел, что Нора Блей, кажется, взяла-таки тебя на буксир и уже почти превратила в мнительного неврастеника под стать ей самой! По правде сказать, мне чертовски интересно, чему еще ты у нее научился…

Гарри понимал, что перегнул палку со старым приятелем, но сдаваться не собирался:

— Иди к черту, Фил, вечно ты за свое! Просто не можешь без сальностей! В твои годы пора бы перейти от теории к практике.

Лаусон что-то невнятно пробормотал и подошел к журнальному столику, на котором уютно расположилось семейство пивных бутылок. Физиономия дока выразила злорадную заинтересованность.

— Ох уж мне эта «Организация писателей-романистов»! Что, вечерок был жаркий? Конечно, ты ведь у нас всегда был заводилой в любой компании!

Гарри начинало мутить от одного воспоминания о «приматах». «Заткнись, Фил, — мысленно взмолился он. — Ну, что тебе стоит?!»

— Вот смотрю я на тебя, Бронсон, и думаю, какого рожна парню еще надо. Окажись я на твоем месте, уж нашел бы себе занятие по душе, не сомневайся.

Гарри слушал дока несколько озадаченно. «Это что-то новенькое, подумал он. — Посмотрите-ка, старина Фил принялся за мое воспитание».

— Как ни приеду, ты по уши в дерьме, нравится, что ли?

— А ты приезжай чаще, — огрызнулся Бронсон.

— Все никак не могу понять, — ничуть не смутившись, продолжал док, зачем ты с тем здоровенным ублюдком собачьи бои устроил. Ведь в нем фунтов сто двадцать! Ты что, сумо решил попрактиковать?! Или на рекламу фарфоровых зубных протезов поддался?

Гарри медленно зеленел:

— Слушай, Фил, я тебя прошу…

— Зубы — это ерунда. Нет той полноты ощущений, да, Гарри? — ухмылялся Лаусон. — Ты бы еще «приматов» навестил в Манхэттене на Редисон-авеню, травки бы покурил, с Хиллерами групповушкой занялся, благодать!.. А потом ко мне, серный пластырь на известные места лепить!

Гарри мысленно наметил точку на подбородке Фила и угрожающе приблизился к нему.

— Макака ты краснозадая, а не Аллигатор, — вошел в раж Лаусон, — и ведешь себя соответственно, вот что!

Фил вдруг замолчал. Последовала неловкая пауза, после чего он сокрушенно выдал:

— Ладно, Бронсон, порезвились, и хватит, пора приводить тебя в порядок.

Лаусону с трудом удалось овладеть собой. Теперь осталась лишь смесь страха и изумления. Гарри почувствовал перемену в друге, но совершенно не понимал, чем она была вызвана. Они и раньше переругивались почем зря.

Но саркастичный доктор Лаусон, обладающий к тому же профессиональной толстокожестью, никогда не впадал в депрессии от подобных перепалок. Впрочем, сегодня док был явно в ударе.

— И что ты собираешься со мной делать? — удивился Гарри.

Лаусон все еще изучал его, но теперь уже гораздо спокойнее.

— Знаешь, Гарри, ты мне как кость в заднице, — осмелел док. — Когда-то я был хирургом, и хорошим хирургом, а теперь вынужден возиться с такими вот, как ты, богатыми сосунками!

— Какая трогательная история, сейчас расплачусь, — сверкнул глазами Бронсон. — Если ты не в настроении, то и сидел бы у себя в Тинеке… Кидаешься, как собака, и всякую чушь несешь.

Лаусон выглядел старым и подавленным, как никогда.

— Нет, постой, — сказал он. — Значит, я несу чушь? Нет, дружок! Я плачу за место в списке абонентов манхэттенской телефонной книги, плачу за лазерную вывеску над моим домом: «Доктор Фил Лаусон: надежность, качество, конфиденциальность». Дрянь, вульгарщина, а нее никуда… — Фил извлек из кармана носовой платок и громко высморкался. — Я превратился в третьесортного докторишку! И знаешь, ради чего?

— Нет, — совершенно искренне ответил озадаченный Бронсон.

— Ради того, чтобы лечить выродков вроде тебя от никчемных хворей! Ко мне ходят женщины за сорок, чтобы лучше подготовиться к климактерическому периоду, а еще я восстанавливаю потенцию, снимаю порчу, гадаю на картах Таро и занимаюсь гипнозом. Мастер на все руки. Кстати, может, и тебя загипнотизировать, а?

— Нет, Фил, не беспокойся, я вполне…

Но было уже поздно. Доктор, подобно XZ, начал реализовывать глубоко заложенную программу. Только вот, кому сказать спасибо на этот раз, Гарри понятия не имел.

— Ну, будь по-твоему. — Лаусон сделал вид, что принял отказ как нечто совершенно противоположное. — Вот, Гарри, перед тобой карандаш. Смотри, как я его раскачиваю. Туда-сюда, туда-сюда, словно тяжелый маятник. Ты скоро почувствуешь, как тело перестает подчиняться тебе. Через некоторое время твое внимание замкнется на этом предмете, обладающем огромной гипнотической силой, и ты уже не сможешь оторвать от него взгляда. А пока он движется в ритме твоего дыхания. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Веки налились свинцом. Сон. Неимоверно хочется спать. Глубокий… глубокий сон… Ты все глубже погружаешься в сон…

Гарри понимал, что его гипнотизируют, но противодействовать этому не хотел. Он чувствовал в себе небывалую мягкость и покой.

— Теперь начинай считать в обратном порядке от ста до десяти. С каждым счетом ты все глубже засыпаешь. Если собьется, вернись к тому месту, на котором, по-твоему, это произошло. Досчитаешь до десяти — подними правую руку в знак того, что достиг глубокого сна.

Когда Гарри поднял руку, Лаусон продолжил:

— Теперь я хочу, чтобы ты представил себе, что гуляешь по парку погожим августовским днем. Солнце уже не печет, как в июле. Небо подернуто ажурной дымкой. Ты прогуливаешься и чувствуешь себя умиротворенным, счастливым. Тебя ждут только приятные встречи. Ты спокоен, абсолютно спокоен. Прямо перед собой ты видишь два больших дерева, между которыми натянут гамак. Гамак-качается — вверх, вниз, вверх, вниз. Ты все крепче и крепче засыпаешь. Заберись в гамак, слейся с ним. Пусть тепло наполнит каждую клеточку твоего тела. Пока ты лежишь в гамаке, все глубже засыпая, другая часть твоего «я» обнаруживает перед собой черную грифельную доску… Ты берешь мел и рисуешь на доске круг. Еще один круг. Обводишь его против часовой стрелки три раза, делаешь все более четким… И тебе от этого все теплее, ты все сильней засыпаешь… Теперь ты стираешь круг и начинаешь писать свое имя. Отчетливо проступает каждая буква. Вот оно, полностью проявилось. Что ты написал?

— Гарри, — отозвался Бронсон.

— Сосредоточься теперь на правой руке. Она становится теплой и легкой. Теперь сосредоточься на левой… Рука касается лица, и ты все глубже погружаешься в сон. Твой лоб очень холодный. Он холодный потому, что ты скользишь на деревянной лодке по черному тоннелю, ведущему к прекрасному гроту. Ты все еще меня слышишь, Гарри?

— Да, Фил.

— Что в этом гроте?

— Я не знаю!

— Твоя лодка продвигается все дальше и дальше. Вот она уже выныривает из тоннеля. И перед тобой предстает доселе сокрытое от глаз. Посмотри на свет, сынок, посмотри! Где ты?

— Огонь, кругом стена огня… Фил, уведи меня отсюда!..

Лаусон, по крайней мере, обладал достаточным здравым смыслом, чтобы не рассыпаться в извинениях после того, как Гарри «вернулся». Фил понял, что с этого момента он несет определенную ответственность. А это означает, что ему следует излучать уверенность и ни при каких обстоятельствах не давать больше воли амбициям. Внезапно Гарри перешел из разряда приятелей в разряд пациентов.

Травматическая амнезия, редкий случай. Большинство подобных диагнозов никогда не подтверждается, но на этот раз ошибка исключена. «Дурак! обругал себя Фил. — Втянул парня в историю. Старый, унылый, оплывший жиром, никчемный дурак!» Если говорить начистоту, то док прекрасно знал, на что шел, разыгрывая истерику перед ошарашенным Гарри Бронсоном. Парень ничего не помнил из своего детства. Примерно до десяти лет — белое пятно. И, что самое страшное, вспоминать боялся. Целую жизнь накапливал «мышечную массу»: заработал кучу денег, купил виллу, разъезжал в шикарных автомобилях, менял женщин по малейшей прихоти. Только бы не вспомнить ненароком тот давно исчезнувший кошмар.

Доктор отложил карандаш.

— Ну что, очнулся? — спросил он. И добавил мысленно: «Ничего, дружище. Это обычный подлый трюк».

Гарри уже ничего не помнил из пережитого, но на дока смотрел с опаской. Кто знает, что еще выкинет?

— Гарри, малыш, — сказал Фил, — а не пропустить ли нам по стаканчику, для снятия стресса, так сказать?

— Джонни, принеси бутылку виски.

Робот деловито зажужжал:

— Вам с водой или как обычно, сэр?

— Давай, как обычно.

Около часа приятели предавались воспоминаниям. Когда бутылка опустела, Лаусон, хитро прищурившись, предложил:

— Сыграем в картишки, старина?

— Неси еще одну, — хрипло гаркнул в пространство Гарри. — Еще, понял!

Расторопный Джонни бросился на кухню.

— Осталась только водка, сэр.

— Давай!

Вновь наполнили рюмки.

— За расширение горизонтов восприятия, — предложил тост Бронсон.

— За пространство и время, — откликнулся Лаусон.

Перемешав колоду нетвердыми руками, Фил Лаусон предложил Гарри угадать первую карту.

— Ну, допустим, туз треф.

— Так, посмотрим, не ясновидец ли ты. — Лаусон приблизил руку к глазам. — Действительно, туз треф! Ха!

На этот раз испытание проводилось более тщательно.

Гарри вышел в другую комнату с листом бумаги и карандашом, а док принялся аккуратно тасовать карты.

— Готово! — рявкнул он, закончив нехитрое дело. — Теперь записывай все, что придет в голову.

Гарри, уставившись на бумагу, долго соображал, что же ему написать, но, кроме двойки треф, так ничего в голову и не шло. Собственно, Бронсону поднадоели подобные игры. «Ладно, черт с тобой, Фил!» — подумал он и записал: «Бубновая пятерка, джокер, шестерка пик, туз червей»… и так далее.

— Ну, что, скоро ты там? — торопил Лаусон.

— Подожди немного, сейчас.

Гарри исписал целый лист каракулями и вручил его другу:

— На, читай, может, теперь угомонишься!

Первой картой была двойка треф, потом бубновая пятерка, потом джокер, за ним следовала шестерка пик.

При появлении пятой карты лоб Бронсона покрылся испариной.

— Фил, этого не может быть, — задыхаясь, сказал он. — Прекрати свои дурацкие фокусы, если не хочешь, чтобы я окончательно свихнулся!

Но Лаусон не мухлевал. Он всего лишь медленно и методично открывал карту за картой, убивая все сомнения и надежды. Что-то в сознании Гарри искало контакта с тем тоннелем, по которому он недавно плыл. На мгновение показалось, что он слышит, как в подземных реках бурлит черный холодный поток, как огромные рыбы с сапфировыми глазами обдают звонкими брызгами каменные своды. Еще мгновение — и он сам превратится в хрустальную воду, станет частью тьмы. Чувство было настолько сильным, что Гарри чуть не выронил стакан.

— Фил, что ты со мной сделал? — угрожающе произнес он. — Я тебе не подопытная крыса!

— Нет, Гарри, — удрученно произнес в ответ Фил Лаусон. — Я здесь ни при чем.

— Как это — ни при чем, — взорвался Бронсон, — да ты хоть знаешь, зачем я тебе звонил? Я хотел только одного: чтобы ты сказал моему свихнувшемуся роботу, что в драгеноле нет ничего страшного. Важная просьба, не правда ли?! А ты приперся ко мне неизвестно зачем и ставишь надо мной идиотские эксперименты. Нет, Фил, ты, конечно, не подумай чего. Я всегда рад гостям, но сегодня и без тебя тошно. Так что уматывай, а не то я сам тебя вышвырну.

Доктор выглядел как побитая собака в зимнюю стужу. «Бедный парень, подумал он. — А ведь все еще только начинается!»

— Что начинается Фил, что? — закричал Бронсон. — Ты что, издеваешься? Чертов сукин сын! Я вчера чуть не угробился, а ты…

— Ладно, сынок, видно, сегодня не твой день, — произнес Лаусон. — Не кипятись. Я, собственно, и не предполагал, что все так обернется.