4. МОРЕ КОРМИТ ЭСКИМОСА

Собираясь на охоту, Таю всякий раз испытывал радостное волнение и возбуждение. Что ждет сегодня его на промысле: удача или вельбот вернется пустым? Оправдается собственный прогноз или море выкинет какую-нибудь новую каверзу?

Из нынлю Таю вышел налегке, неся небольшой охотничий мешок из тюленьей кожи.

Уже много лет Таю не держит у себя в доме оружие. Оно находится в колхозном складе, на берегу. Там хранятся и рульмоторы, кожаные ремни, пеньковые концы, капроновые лини для гарпунов, списанные с вооружения противотанковые ружья, приспособленные чукотскими и эскимосскими охотниками для китового промысла. Здесь лежали и гарпунные ружья Тульского оружейного завода, несмотря на новизну, уже подернутые желтой дымкой ржавчины.

Таю, отбирая нужное для промысла оружие, небрежно отодвигал в сторону механические гарпуны. Несколько лет назад по чукотским и эскимосским прибрежным селениям проехала какая-то высокоавторитетная комиссия. Некоторые из её состава побывали на китовой охоте и, вернувшись на берег, чудовищно расписали опасность, которой подвергают себя эскимосы и чукчи, подходя вплотную к морскому гиганту, чуть не наезжая на китовую спину. Обеспокоенные этим, члены комиссии добились того, что Тульский оружейный завод по специальному заказу Чукотского национального округа изготовил гарпунные ружья, способные поражать кита на большом расстоянии.

Когда гарпунные ружья попали на вельботы, добыча китов в колхозах побережья резко упала. Выпустив снаряд, гарпун плашмя шлепал кита в бок и уходил в пучину, натягивая капроновый линь. Долго думали и гадали, в чем дело. Приехали специалисты и установили, что виноваты сами китобойцы, которые подходят к животному вплотную, тогда как гарпунное ружье рассчитано на стрельбу издали. Тогда охотники спросили специалистов: а если ружье промажет на таком расстоянии? Специалисты не поручились за точность попадания. Упустить вита? Нет уж, лучше подойти к киту вплотную и загарпунить его наверняка силой и точностью собственной руки.

Таю взвалил на плечо противотанковое ружье, которым пользовалась его бригада, и вышел из склада.

Солнце выплывало из моря. Оно ещё было большое и красное, словно выкупавшееся не в чистой воде океана, а в луже крови. Громко шумел водопад: ручей, протекающий через все селение, обламывался с крутизны и падал в море, брызгая пресной водяной пылью. Щебетали в скалах птицы, кричали чайки, кружась над гнездовьями. Степенные кайры в строгих черных перьях, с белым воротом чинно сидели в ряд и смотрели на восходящее светило. Каждый звук, каждый голос был отчетлив в утреннем свежем воздухе. Ясность неба подчеркивала резкую линию гор, нависших черными скалами над Нуниваком.

На ровной глади моря покачивались белые вельботы. С высоты они казались игрушечными. На некоторых были уже закреплены ружья, и они смотрели в синее небо, круто задрав стволы. На узкой галечной полосе, отделяющей море от скалистого обрыва, копошились люди, тащили весла, свернутые паруса, гарпуны, рульмоторы.

Таю нес тяжелое ружьё, положив его на плечо. На груди раскачивался бинокль и бил по сердцу.

Когда вельботы вырвались из тени скал, солнце уже висело над водой и быстро набирало высоту. Таю сидел на корме, сжимая под мышкой румпель. Руки у него были свободны — он держал прокуренную трубку и набивал табаком «Трубка мира».

На носу, подняв к глазам бинокль, сидел Утоюк. На вельботе председатель колхоза превращался в рядового гарпунера, для которого приказ бригадира Таю был законом.

Чуть позади Утоюка примостился Амирак. Его не приняли на маяк: Таю не стал давать ручательство за брата и взял его к себе на вельбот. Амираку с непривычки было тесно на вельботе. Облокотившись сильными руками о банку, Амирак готовил воздушные поплавки, с силой вгоняя собственное дыхание в пузыри из тюленьей кожи и прорезиненной ткани. Таю последние дни мало разговаривал с братом. К тому же Амирак оставался часто на ночь у Нели Муркиной. Об их связи знал весь Нунивак, но никто вслух об этом не говорил.

Возле моториста сидели стрелки — Емрон и Ёмрыкай — братья-близнецы, умелые танцоры, насмешники и озорники. Оба они отлично стреляли, были сильными и выносливыми. Глядя на них, Таю радовался и думал: был бы самым красивым в мире эскимосский народ, если бы все были такими, как Емрон и Ёмрыкай. Любуясь на них, Таю раскурил трубку, и ароматный дымок поплыл по вельботу. Емрон повёл носом и выразительно посмотрел на бригадира.

— Отличный табак, — сказал Емрон, втягивая в себя воздух.

Таю протянул ему кисет. Емрон скрутил самокрутку себе и брату. От Емрыкая кисет перешел к Утоюку. Председатель набил трубку и подал кисет Амираку, но тот отрицательно покачал головой, закрыл большим пальцем отверстие воздушного пузыря, поискал пробку и заткнул отверстие. Он вынул из кармана брюк портсигар из литого металла и закурил папиросу.

Кисет миновал моториста Ненлюмкина и заметно отощавшим вернулся к бригадиру.

Ненлюмкин не курил. Он говорил, что ему достаточно и того дыма, который плавает в вельботе, когда закуривает вся бригада. Вообще он был странный человек: он не пил ни грамма вина — будь это спирт или шампанское. Он увлекался разными механизмами и конструировал индивидуальный электрический ветродвигатель для своего нынлю.

Вельбот мчался по морю, образуя две гладкие волны, уходящие назад от носа. Остальные вельботы, раскинувшись широким веером, бороздили море в разных направлениях. Шум моторов висел над проливом.

Таю переложил румпель, и вельбот рыскнул вправо.

Кончился пролив. Более близкий берег Азии круто сворачивал за мысом Дежнева на запад и уходил скалистыми мысами к Уэленской косе. Мыс принца Уэльского, которым был обозначен на горизонте американский материк, превратился в густо-синее облачко, повисшее над водой. Только оба острова пролива — Инэтлин и Имэклин — по-прежнему были отчетливо видны.

Где-то здесь близко проходит государственная граница. Но разве её увидишь на переливающейся поверхности моря? Однако каким-то чутьем Таю знал, что дальше к востоку забирать больше нельзя.

Таю подал знак, и Ненлюмкин выключил мотор. Сразу наступила тишина, стали слышны далекие вельботы — они плыли вслед за вельботом Таю и останавливались на почтительном расстоянии.

Вскоре над морем нависла настоящая тишина. Лишь плеск воды и голоса людей нарушали её.

Утоюк уступил место на носу Емрону и передал ему бинокль. Вроде бы нехитрое дело осматривать поверхность моря, но даже для опытного охотника после получасового рассматривания однообразного вида каждый блик кажется спиной кита, а отраженный водой луч превращается в фонтан.

Солнце уже было высоко. Стало жарко. Все поснимали камлейки и остались в рубашках.

Таю осматривал горизонт. Течение несло вельбот обратно в пролив. Блестящая точка, рожденная синевой, мчалась к проливу со стороны мыса Барроу. Это был реактивный самолет. Для Таю он не был новинкой. Через минуту самолет, сделав крутой вираж, взмыл к солнцу, блеснул и ушел обратно. Только сейчас над вельботом прокатился грохот. Но что такое? Неужели второй? Нет, это вроде бы наш. Точно! Блеснув серебряной стрелой, самолет ушел снова в вышину. Должно быть, он был так высоко, что до ушей охотников донесся лишь слабый рокот.

— Летают, — сказал Ненлюмкин просто так, ни к кому не обращаясь.

— Быстрые какие самолеты стали делать, — задумчиво сказал Емрыкай.

— Это точно! — подал голос Амирак. — Довелось мне лететь на «ТУ-104» — вот это самолет! Куда нашему вельботу до него!

— Нашел что сравнивать! — усмехнулся Ненлюмкин. — Сравнил бы ещё автомобиль с собачьей упряжкой!

— Не хотите слушать рассказ о полете на реактивном самолете — так и скажите, — обиженно бросил Амирак и отвернулся к морю.

За что земляки его не любят? Потому, что он понимает толк в таких делах, о которых они и не подозревают. Или просто завидуют. Завидуют его силе, удачливости, тому, что он нравится женщинам. Разве полюбит простого охотника такая девушка, как Неля Муркина? Она даже вчера сказала, что в сумерках летней ночи, при свете, льющемся с улицы через маленькое окошко, он напоминает ей рисунки голых богов из учебника по истории древней Греции. Не может Амирак быть простым охотником! Никак не может! Не для него эта работа. Теперь для всех дороги открыты — выбирай любую. Вот он и выбирает… Беда в том, что Амирак никак не может остановить свой выбор на чем-нибудь определенном. Но как хороша Неля! Тело её блестит, как поверхность моря, — такая она гладкая… Что такое? Никак блеснул фонтан? Амирак напряг зрение и отчетливо увидел на самом горизонте сверкнувший на солнце китовый фонтан.

Емрон продолжал водить биноклем из стороны в сторону и ничего не видел. У Амирака даже сердце зашлось. Теперь-то он может посмеяться над всей бригадой, отомстить за их равнодушие к нему.

Амирак, сдерживая себя, небрежно, но всё же боясь, что кита теперь без него увидят, проронил сквозь зубы:

— Надо бы завести мотор, не то кит уйдет…

— Где ты его увидел? — насмешливо спросил Емрон, отнимая от глаз бинокль.

— А вон, посмотри туда, — Амирак показал рукой направление.

Емрон вскинул бинокль и крикнул:

— Кит!

Ненлюмкин дернул шнур, намотанный на маховик мотора, и вельбот рванулся вперед.

Таю сжал пальцами левой руки румпель, а правой поднес бинокль к глазам.

— Приготовь гарпун! — приказал Амираку Утоюк.

Пока Амирак готовил гарпун, Емрыкай зарядил укрепленное на треножнике противотанковое ружье.

Остальные вельботы тоже устремились в погоню.

Амирак возился с гарпуном и не сводил глаз с поверхности моря, на котором то и дело появлялся фонтан водяной пыли, а за ним уж тусклым блеском уходило в воду длинное тело кита. Возбуждение, охватившее охотников, передалось и Амираку. Приготовив гарпуны себе и Утоюку, он встал рядом с ним на носу вельбота, держа наготове в правой руке тяжелое древко.

Вельбот всё ближе подходил к киту. Выждав удобный момент, Таю подвел вельбот вплотную к киту, и Утоюк бросил первый гарпун. Стальной наконечник, соединенный длинным капроновым линем с воздушными пузырями, пошел в пучину, увлекаемый китом. Кожаные и прорезиненные пузыри с воздухом исчезли в закипевшей воде.

Отерев пот с лица, Утоюк протянул руку за вторым гарпуном, который держал наготове Амирак.

— Дай мне! — возбужденно проговорил Амирак, забывший о том, что он не хочет быть морским охотником. — Я не промахнусь.

— Ладно, — сказал Утоюк. — Становись на моё место.

Вельботы других бригад уже приблизились и выстроились один за другим, чтобы вонзить свои гарпуны в кита.

Амирак встал на носу. Он глубоко дышал и, крепко сжимая древко гарпуна, ждал, когда появится кит. Забурлила вода у борта, и Амирак отчетливо увидел поднимающуюся из морской глубины серо-зеленую громаду кита. Амирак зажмурился и изо всех сил бросил гарпун. Раздался треск дерева. Амирак открыл глаза. Кита не было видно. Вдали на воде плавал гарпун рядом с изрядным куском деревянного борта…

В вельботе была тишина. Казалось, даже мотор затих.

Амирак смотрел на изувеченный борт вельбота и чувствовал спиной укоризненные взгляды товарищей.

— Уйди с носа! — крикнул Таю.

Амирак послушно заспешил на середину вельбота и уселся под треножником, на котором было укреплено противотанковое ружье.

За короткое мгновение, показавшееся Амираку вечностью, кита всё же удалось ещё три раза загарпунить. Это сделали гарпунеры других бригад.

Но загарпунив кита с вельбота, ещё рано считать добычу своей. Остается ещё добить кита. До последнего времени это была, пожалуй, самая главная часть охоты. Иногда требовалось всадить в морского великана несколько сот патронов, чтобы умертвить его. С тех пор как появились у китобоев Чукотки противотанковые ружья, стало гораздо легче.

Теперь вельботы выстроились в круг, оставив по внешней стороне кита. Это делалось, чтобы во время стрельбы случайно не попасть в другой вельбот. Открывать огонь имела право только та бригада, которая находилась ближе всех к киту, в то время как остальные готовили оружие.

Завертелась гигантская карусель из пяти вельботов.

На Амирака теперь никто не обращал внимания. Он жалел, что пристроился под противотанковым ружьем. Братья-близнецы топтались около него, как будто он был не человеком, а свернутым парусом. Несмотря на свой малый рост, близнецы-стрелки порядочно весили, особенно когда наступали на ноги или на пальцы.

— Не мешайся под ногами! — сердито крикнул Таю. — Иди на корму.

Бригадир выкрикнул эти слова в ярости, но Амирак был в душе благодарен брату: ещё немного, его бы затоптали Емрон и Емрыкай.

Теперь Амирак мог наблюдать за китом. Могучее животное уже потеряло много крови и силы. Там, где появлялась израненная голова кита, вода моментально становилась красной и с вельбота казалась кипящей кровью.

Вдруг выстрелы стихли. Затем замолчали моторы. Над морем нависла неправдоподобная тишина. Кит в предсмертной агонии ушел в глубину, скрыв в пучине шесть надутых воздухом пузырей. Они всплыли тихо и остановились покачиваясь.

Ненлюмкин завел мотор, и вельбот на малом ходу приблизился к плавающим пузырям. Утоюк потянул капроновый линь и, почувствовав, что он не идёт дальше, радостно кивнул бригадиру: кит добит!

Подошли другие вельботы. Зазвучали возбужденные богатой добычей голоса, застучали деревянные борта неосторожно приблизившихся вельботов. По неписаным правилам кит считался добычей той бригады, которая первой его заметила и вонзила в него первый гарпун. Остальные бригады, участвовавшие в охоте, тоже получали трудодни за добытого кита, но не в такой доле, как первый вельбот.

Кита подтягивали из глубины, чтобы вырезать из его тела наконечники гарпунов. Кругом слышались смех и шутки. Кто-то заметил отколотый борт.

— Смотрите! Кит откусил деревянный борт! Изрядный кусок проглотил! — остряк сам первый захохотал, отлично зная, что у кита, кроме мягких пластинок уса, в пасти нет никаких зубов.

— Это наш новый гарпунер чуть задел борт, — пояснил Утоюк, поглядев на покрасневшего Амирака. — Он первым заметил кита. Без бинокля.

— С такими глазами только сидеть на носу вельбота, — заметил кто-то из стариков.

— Теперь он член нашей бригады, — с некоторым оттенком гордости сказал один из братьев-близнецов.

Никто не напоминал Амираку о его промахе, о том, как он беспомощно валялся на дне вельбота, мешая стрелкам.

Наконечники гарпунов вырезали вместе с большими кусками кожи и сала. Сделав широкие надрезы, кита привязали к вельботам, пропустив буксирный канат через все пять судов.

Завели моторы, и колонна вельботов направилась к берегу. Позади оставалось открытое море. Слева синим облачком виднелся американский берег, а справа тянулись темной тенью азиатские берега. Впереди, слившись, плыли навстречу острова Инэтлин и Имэклин. Где-то между ними, в узком проливе, проходит государственная граница между СССР и США…

Вельботы едва тащились, надрывно ревели моторы, изнемогая под непосильной тяжестью.

Кое-где на вельботах завели примусы, чтобы согреть чаю. На головном вельботе этим важным делом занялся Амирак. Он нацедил из бочонка воды в чайник, разжег примус и примостился рядом. В руках он держал изрядный кусок лакомой китовой кожи с жиром и, отрезая по маленькому кусочку, долго жевал наслаждаясь.

Вельботы шли неровно. Волнения не было, но вечное дыхание моря то подталкивало кита к корме последнего вельбота, то оттягивало тяжелую тушу, заставляя пятиться надрывающиеся от усилий моторы. Этого не учел Амирак. Пока он с наслаждением пережевывал китовую кожу, отсасывая сладкий жир, вельбот дернулся, и чайник свалился с примуса, облив брюки. Пламя зашипело, погасло, и примус засвистел белым керосиновым паром. Пришлось всё начинать сначала. На этот раз Амирак придерживал одной рукой чайник.

Таю, ублаготворенный богатой добычей, был настроен общительно и рассказывал, как охотились белые китобои в старые времена.

— Убьют кита и половину выбрасывают в море, — возмущенно говорил он. — Им главное — китовый ус. Из него делали обручи для женских юбок.

— Зачем им обручи? — спросил внимательно слушавший Емрон.

— Их женщины были тощи. Чтобы выглядели пышнее их зады, под юбками прикрепляли обручи из китового уса, — объяснил бригадир.

— В таком случае, вернее было бы кормить их китовым жиром, — сказал практичный Емрыкай.

— Никогда не взял бы в жены такую женщину, у которой вместо тела китовый ус, — брезгливо сказал Ненлюмкин.

— Жир они тоже брали, — продолжал рассказ Таю. — На берегу они устраивали временные жиро-топки, а жир сливали в большие металлические бочки. Мясо просто выбрасывали. Часто во время осенних штормов на галечные косы волны выкидывали изувеченные китовые туши…

Заслушавшись, Амирак забыл про чайник, который уже закипал. Вельбот дернулся, и кипяток плеснулся на колени Амирака. Он вскрикнул и отшвырнул чайник на примус. Пар вскинулся над вельботом, Амирак закричал от ожога.

— Что у вас там случилось? — спросили с беспокойством с ближайшего вельбота.

— Чайник опрокинулся, — ответил, морщась от боли, Амирак.

— Уйди лучше на корму, — недружелюбно сказал Утоюк и оттолкнул незадачливого Амирака от примуса.

Амирак пробрался к мотору и уселся на свободное место. Брюки его дымились паром, кожу жгло. Не везет ему на море! Пусть у него зоркие глаза, но морской промысел — работа не для него. Надо что-то подыскивать на берегу. Так нельзя жить. Каждый может посмеяться над ним, а что он ответит? Разве можно найти в Нуниваке какую-нибудь другую работу, кроме морской охоты? То ли дело в других селениях! Там и тракторы есть, а в «Ленинском пути» даже автомашина. Люди там не только охотятся в море. Есть и строительные бригады, электростанция, механические мастерские, жиротопные цехи с автоклавами и, наконец, оленеводческие бригады в тундре… Да мало ли какая работа может быть в большом селении! Для того чтобы вытащить на берег убитого кита, там не станут собирать всех жителей, начиная от дряхлых стариков и кончая школьниками. Там работает трактор, от силы два, если кит большой…

На прибрежной галечной полосе Нунивака уже собрались встречающие. Цепочку вельботов заметили давно: порог каждого нунивакского жилища — отличный наблюдательный пункт за поверхностью моря. Остававшиеся на берегу мужчины готовили канаты, блоки, чтобы облегчить вытаскивание кита на берег. Здесь же носились ребятишки, а за ними повеселевшие в предвкушении обильного корма с лаем гонялись собаки.

Медленно приближались вельботы. Росло нетерпение ожидающей толпы. Спустившееся к горизонту солнце блестело на широких остро отточенных лезвиях специальных ножей.

Но вот долгожданный конец, к которому был привязан кит, очутился на берегу. Быстро были вытащены и закреплены вельботы на берегу. Недостатка в помощниках не было. Каждому хотелось услужить удачливым охотникам.

Амирак сошел с вельбота с независимым и горделивым видом. Он даже ухитрился не заметить в толпе встречающих Нелю Муркину. Только тогда, когда продавщица окликнула его, Амирак подошел к ней.

— Большого кита убили? — с волнением спросила Неля, зараженная общим возбуждением.

— Достаточных размеров, — уклончиво ответил Амирак, не умеющий определять размер кита по его видимой над водой части.

— Хорошая добыча, — сказала Неля, повторяя чьи-то слова.

— Хорошая, — согласился с ней Амирак и добавил: — Между прочим, я первый заметил кита. Без бинокля, голыми глазами. Если бы не я, пришли бы мы пустыми.

— Да, да, — закивала Неля, глядя на Амирака влюбленными глазами. — Это опасная вещь — охота на кита. Я видела обкусанный китом ваш вельбот…

Амирак поспешил спрятать глаза и небрежно бросил:

— Ну, мне нужно идти помогать вытаскивать кита. Некогда болтать с тобой.

— Ночевать, конечно, придешь ко мне? — заискивающе сказала Неля.

Амирак удивился её тону, но не подал виду. Обычно ему приходилось уговаривать её, чтобы она позволила остаться у неё. Выходит, что даже в глазах Муркиной морской промысел — стоящее дело и что-то ценное придает облику человека.

С громкими воплями и криками, которыми подбадривали себя нунивакцы, под сверлящий уши скрип ржавых блоков кит был наполовину вытащен на берег. Дальше не помогли ни возгласы, ни добавочные блоки. Тушу пришлось разделывать частично в воде.

Мясо таскали в больших кожаных мешках в ямы-хранилища, бело-желтые кубы жира складывали возле примитивного жиротопного сооружения, представляющего собой несколько металлических бочек, вмазанных в каменные очаги.

Солнце катилось по воде, выбирая место, куда нырнуть. Среди нагромождений скал запылали костры, на которых варилась вечерняя еда. Отяжелевшие собаки лениво смотрели на оголенные от мяса и жира китовые ребра. Море лизало остатки кита, тихо набегая на гальку, шипя на отполированных гладких прибрежных скалах.

Амирак без устали таскал кожаный мешок. Ради забавы он накладывал в него столько мяса и жира с кожей, сколько брали трое обыкновенных охотников. Наконец кожаный ремень мешка не выдержал и лопнул. В другое время Амирак ни за что не согласился бы на такую работу. Но с берега не уходила Неля Муркина и смотрела на него. Кроме того, разве не он сам расписал в ярких красках свою далеко не последнюю роль в охоте на кита?

— Ты чего не уходишь домой? — грубо спросил он продавщицу. — Смотри, завтра опять с опозданием откроешь магазин.

— Я тебя жду, — ответила Неля.

— Ну, жди, — ответил Амирак, взваливая на спину новую поклажу…

Амирак и Неля Муркина вместе поднимались по крутой тропинке. Они шли вплотную друг к другу. Амирак чувствовал упругое плечо Нели, и сладкая усталость приятно разливалась по его телу.

Позади них шел Таю. Он был доволен сегодняшним днем. Несмотря на усталость, он не ощущал в груди привычной боли. Он слышал позади тяжелое дыхание спокойного моря, подарившего сегодня нунивакцам богатую добычу. В груди Таю поднималась песня, ещё смутная, неясная, как зимний рассвет, но охотник знал, что на предстоящем состязании певцов и танцоров в «Ленинском пути» она не будет худшей. И слова хорошие складывались в лад с напевом: море кормит эскимоса…

Если бы у них, как и в «Ленинском пути», был трактор, можно было бы снова выйти в море и привести к берегу второго кита…

У порога в свое жилье Таю посмотрел на море. Оно было спокойно, широко, могуче. Оно, казалось, радовалось и умилялось своей доброте, море — кормилец эскимосов.