"История подлинного джаза" - читать интересную книгу автора (Панасье Юго)

Глава V Луи Армстронг

История Луи Армстронга — это история джаза. — Решающий выстрел. — Поездки по Миссисипи. — Телеграмма от Кинга Оливера. — Сенсация в Чикаго. — «Король джаза» и «Императрица блюза». — Hot Five. — «Все сделал Луи и сделал первым». — Эрл Хайнс и Затти Синглтон. — Кумир Гарлема. — Триумф в Европе. — Голливуд

История Луи Армстронга — это в какой-то мере история джаза. Так что стоит посвятить целую главу этому величайшему музыканту, влияние которого было в джазе преобладающим.

Детство Луи Армстронга [род. 4 июля 1900 г. в Нью-Орлеане, ум. 6 июля 1971 г. в Нью-Йорке], прошло в одном из самых густонаселенных кварталов города и ничем не отличалось от детства других негритянских ребятишек: он рос без присмотра, ходил в школу, в церковь, много времени проводил на улице, играл с соседскими мальчишками. Коренастый, веселый, очень наблюдательный, наделенный живым умом и большим здравым смыслом, Литтл Луи[14] выделялся среди сверстников огромной восприимчивостью к музыке и необычайной остротой слуха. «Уже в пятилетнем возрасте, — рассказывает он в своей книге „Мой Нью-Орлеан“, — находясь в церкви или бегая за шествиями, я напрягал слух, стараясь различить инструменты, узнать произведение, уловить манеру исполнения». Здесь, в Нью-Орлеане, где даже воздух был насыщен музыкой, Луи Армстронг провел все детство и юность; понятно, почему 30 лет спустя он мог сказать: «В каждом моем звуке — Нью-Орлеан».

Маленький Луи слонялся возле оркестров, игравших у дансингов для привлечения клиентуры, шагал с похоронными процессиями. Он организовал со сверстниками вокальный квартет. Ребята, распевая, разгуливали по улицам, прохожие подзывали их и просили что-нибудь спеть. Кончив песенку, мальчишки пускали шапку по кругу и к вечеру делили заработок.

Однажды Луи арестовали за шалость: решив принять участие в шумной суете, царившей на улицах Нью-Орлеана в рождественские ночи, он вздумал стрелять в воздух из старого «стянутого» у матери револьвера. Полицейский отправил озорника на полтора года в исправительный дом Уэйфс-Хоум. Там Луи Армстронг и начал учиться играть на трубе, потому что в Уэйфс-Хоуме, как и в других американских школах, был ученический оркестр. Луи играл сначала на тамбурине, потом на ударных и саксофоне и, наконец, на корнете, а через несколько месяцев уже был назначен руководителем оркестра.

Выйдя из Уэйфс-Хоума, Луи Армстронг, как и другие любители музыки того времени, днем работал (продавал газеты, разносил молоко, был старьевщиком, угольщиком, шофером), после трудового дня до рассвета играл в кабачке, а утром, немного отдохнув, снова шел на работу.

На исключительную одаренность Армстронга вскоре обратили внимание городские музыканты, знаменитости стали приглашать его в свои оркестры. При выборе этих предложений Луи советовался с великим Джо Оливером, который взял юношу под свое покровительство и даже рекомендовал его владельцам кабачков. Перед отъездом в 1917 году в Чикаго Джо Оливер потребовал взять на свое место Луи Армстронга в лучший оркестр того времени — к тромбонисту Киду Ори.

Луи Армстронг рано женился. Вскоре в семье начались размолвки, и Луи, в надежде, что короткая разлука успокоит раздражительную Дейзи, принял предложение Фейта Мейрабла играть в оркестре на прогулочном пароходе. Кроме Армстронга (корнет), в оркестр входили Джон Сент-Сир (банджо и гитара), Попс Фостер (контрабас) и Бейби Доддс (ударные). Так как эти музыканты пользовались партитурами, Армстронг усовершенствовался здесь в сольфеджио и научился свободно читать с листа. Луи провел у Мейрабла несколько сезонов. Но мир так и не приходил к семейному очагу, где по-прежнему летала посуда, а порой и кирпичи. Супруги, наконец, решили расстаться совсем.

Известность Луи Армстронга в родном городе непрерывно растет. Друзья и коллеги называют его Dipper, Dippermouth, Satchelmouth, которое превратилось в Сэчмо (Satchmo),[15] — эти прозвища имеют в виду форму и силу его губ. К концу 1921 года Армстронг играет в нескольких известных оркестрах, в частности в оркестре трубача Папы Селестена Tuxedo Brass Band. Кроме того, выступает в популярном кабачке Тома Андерсона. Теперь Луи зарабатывает только музыкой.

В июле 1922 года он получает от Кинга Оливера, в оркестре которого появилось место трубача, телеграмму с просьбой немедленно приехать в Чикаго. Два года Луи Армстронг был вторым трубачом. Кинг Оливер играл почти все соло трубы (точнее, корнета — труба стала употребляться вместо корнета несколько позже), но иногда давал возможность импровизировать соло и своему ученику. Уже тогда, в 22 года, Луи играл очень хорошо, и музыканты предсказывали, что слава ученика затмит славу учителя. Так и произошло.

В 1924 году Армстронга пригласил известнейший руководитель нью-йоркского негритянского оркестра Флетчер Хендерсон. Приезд Армстронга произвел в Гарлеме, негритянском квартале Нью-Йорка, настоящую сенсацию. Такого трубача здесь еще не слышали. Знаменитый трубач Гарлема Рекс Стюарт прекрасно описал впечатление, произведенное молодым Луи: «Луи Армстронг был героем дня. Я, как и остальные, был от него без ума. Старался ходить, как он, говорить, как он, есть, как он. Даже купил такие же грубые полицейские сапоги. Часами простаивал я у его дверей, чтобы увидеть, как он проходит. В конце концов мне удалось пожать ему руку и поговорить с ним!» (из интервью, опубликованного в американском журнале «Метроном» в ноябре 1945 г.).

Оркестр Хендерсона состоял из замечательных музыкантов,[16] однако не всегда исполнял подлинный джаз, записывая в угоду вкусам белой публики в основном «коммерческие» пластинки. Слушая их сегодня, поражаешься контрасту между заурядной музыкой оркестра и насыщенными свингом и изобретательностью пассажами трубы Армстронга. За время пребывания у Хендерсона (октябрь 1924 — ноябрь 1925 г.) Луи Армстронг записывается со студийными оркестрами, в частности с Clarence Williams Blue Five. Одна из этих записей, «Everybody loves my baby», благодаря финальному корусу Луи имела такой успех, что негры мгновенно расхватали все пластинки. Весь Гарлем знал этот корус наизусть.

Армстронга часто приглашали аккомпанировать певцам блюзов. В Нью-Йорке он записал незабываемую серию интерпретаций с «Императрицей блюза» Бесси Смит: «St Louis blues» (лучшая из записанных версий этого знаменитого блюза Хенди), «Cold in hand blues», «Reckless blues», «Sobbin' hearted blues», «You've been a good old wagon», «Careless love» и другие. В этих пьесах Армстронг не просто аккомпаниатор. Его вдохновенная импровизация breaks[17] длится почти столько же, сколько пение несравненной Бесси Смит, и неизвестно, что более грандиозно, что больше хватает за душу. Луи Армстронг сделал прекрасные записи и с двумя другими выдающимися певицами блюзов — с Ma Рейни и Кларой Смит.

По возвращении в Чикаго Армстронг играет в «Дримленде» в Саус Сайде с оркестром бывшей пианистки Кинга Оливера Лил Хардин, которая стала теперь миссис Армстронг. Самым значительным событием конца 1925 года была запись его первых пластинок под собственным именем — прежде Армстронг записывался или в составе какого-нибудь оркестра, или как аккомпаниатор певцам. «Gut bucket blues», «My heart» и «Yes I'm in the barrel», записанные 12 ноября 1925 года, — первые три пьесы из многолетней серии «Louis Armstrong Hot Five». Для этих записей Армстронг пригласил трех крупнейших музыкантов Нью-Орлеана: Кида Ори (тромбон), Джонни Доддса (кларнет) и Джона Сент-Сира (банджо); пианисткой была его жена Лил. Именно этому студийному оркестру мы обязаны самой прекрасной серией интерпретаций нью-орлеанского стиля. Пластинки «Heebies Jeebies», «Cornet Shop Suey», «Muskrat Ramble», «Struttin' with some Barbecue», «Savoy blues», а также «Wild Man blues», «Gully low blues», «Potatoe Head blues», записанные в 1927 году студийным оркестром Louis Armstrong Hot Seven,[18] сделали Армстронга известным во всех концах США и оказали решающее влияние на развитие джаза. Многие джазовые музыканты учили их наизусть.

В 1926–1927 годах Армстронг пользовался огромным успехом в «Сансет кафе» и в «Савой Болрум» (Саус Сайд, Чикаго), где играл с оркестром Кэррола Дикерсона, который вскоре стал оркестром Армстронга. Толпы музыкантов, танцоров и любителей джаза переполняли зал, чтобы услышать, как Луи Армстронг с наслаждением играет по 5, 10, даже 20 корусов подряд, импровизируя прекраснейшие фразы и исполняя их с необычайным свингом. Одни кричали от восторга, другие молчали, онемев от нахлынувших чувств, третьи плакали. Рассказывают, что самые впечатлительные в течение нескольких дней не могли есть.

После закрытия «Сансет кафе» неутомимый Луи Армстронг нередко приглашал кого-нибудь из музыкантов составить с ним «джэм-сэшн» в самом «Сансет кафе» или в другом кабачке Саус Сайда, открытом до полудня. Он играл часами, оставшиеся с ним два-три трубача сдавались, понимая, что соперничать с маэстро бесполезно.

Ни у кого не было такой объемности в крайнем верхнем, среднем и низком регистрах, такого мощного звука, как у Луи Армстронга. «Это не у тебя труба, — имел обыкновение говорить Кинг Оливер, — а ты у трубы». Действительно, мастерство трубачей доармстронговского поколения (и его поколения) со временем угасало, лишь Армстронг остался полным властелином своего инструмента. В связи с этим отметим, что Армстронг всегда поддерживал безупречную физическую форму, что было особенно важно при его образе жизни (утомительные турне, выступления в прокуренных кабачках). Он регулярно массировал губы со специальной мазью, для сохранения их гибкости и упругости не расставался со своим мундштуком и следил за состоянием легких и мускулатуры.

Луи Армстронг не только виртуоз. Он прежде всего творец, причем самый плодовитый в истории джаза. Луи создает мелодию и, развивая ее, строит свои соло с такой безупречной логикой, что складывается впечатление, будто это не импровизация, а глубоко продуманная, заранее сочиненная музыка. Его воображение неиссякаемо. По достоинству оценить все созданное Армстронгом может лишь тот, кто досконально знает его старые записи. Далеко не всякому известно, что большинство ставших привычными для любителей джаза фраз заимствовано у Луи. Музыкальный язык Армстронга так широко вошел в обиход джаза, что многие музыканты теперь пользуются им, порой даже не подозревая о первоисточнике. Ударник Джин Крупа с полным основанием сказал: «Каков бы ни был стиль джазового музыканта, он не сыграет и 32 тактов, не отдав музыкальной дани Луи Армстронгу. Все сделал Луи и сделал первым». («Тайм», 21 февраля 1949 г.).

Творческий характер присущ и ярко индивидуальной манере Армстронга-исполнителя. Простейшая фраза звучит у него блестяще. Благодаря мощной атаке, глиссандо, изумительному проникновенному вибрато, Армстронг несколькими звуками говорит больше, чем иные целым корусом. Его труба способна выразить все, способна петь, как человеческий голос. В таком высоком регистре и с такой беглостью могли играть и другие, но так слиться с инструментом не сумел никто.

Луи Армстронг — и самый выдающийся джазовый певец. Его глуховатый, чуть хриплый, но красивый, типично негритянский голос имеет небольшой диапазон и нуждается в микрофоне. Пению Луи свойственна та же выразительная сила и грандиозная интонация, то драматическая, то ликующая, что и его игре. Здесь он тоже импровизирует, любит жонглировать словами и слогами, удлиняет одни слоги, чтобы подчеркнуть другие, иногда вставляет собственные словечки. Армстронг оказал решающее влияние почти на всех джазовых певцов и певиц, причем некоторые даже пытались подражать тембру его голоса и необыкновенному вибрато.

Луи Армстронг в совершенстве владеет искусством преображать самую банальную и, казалось бы, наименее подходящую для джаза тему. Нужно слышать, как он свингует «La vie en rose», чтобы почувствовать, с какой легкостью он превратил эту заурядную популярную песенку в настоящий джаз. Малосведущие любители джаза, упрекающие сегодня Армстронга и других выдающихся джазменов в том, что они включают в репертуар подобные пьесы, неправы. Эти любители не понимают, что в основу подавляющего большинства прежних исполнявшихся Армстронгом пьес с английским названием («Big Butter and Egg Man», «Body and Soul», «Confessin'», например) тоже легли модные песенки своего времени, не содержавшие ничего джазового.

В 1928 году Луи Армстронг записал сенсационную серию пластинок с новым составом Hot Five: Фред Робинсон (тромбон), Джимми Стронг (кларнет и альт-саксофон), Эрл Хайнс (фортепиано), Менси Кара (банджо) и Затти Синглтон (ударные); в последних записях к оркестру присоединился альт-саксофонист и аранжировщик Дон Редмен. В эту серию входит ряд лучших записей Луи Армстронга: «West End blues» (его часто называют лучшим из записанных блюзов), «Basin Street blues», «St James Infirmary», «No one else but you» и драматичный блюз «Tight like this», в котором Армстронг импровизирует три коруса подряд, — это одно из самых поразительных его соло, оно начинается в низком регистре и заканчивается в верхнем повторением короткой душераздирающей фразы невероятной силы.

Исключительному успеху этих записей способствовали Эрл Хайнс и Затти Синглтон. Пианист Эрл Хайнс (род. 28 декабря 1905 г. в окрестностях Питсбурга, шт. Пенсильвания) принадлежит к величайшим джазовым музыкантам и имеет много последователей. Хайнс приехал в Чикаго в 1922 году. Здесь он услышал Луи Армстронга и пришел от него в восторг. Правой рукой Хайнс играл фразы, аналогичные фразам Армстронга, и таким образом применил стиль великого трубача к фортепиано. Хайнс настолько глубоко усвоил манеру своего кумира, что стал мыслить на его музыкальном языке. Отсюда это впечатление органичной слитности игры обоих музыкантов в записях Hot Five: Луи и Эрл превосходно понимают и чувствуют друг друга в коллективной импровизации, предугадывая логику ее развития. Помимо записей с Hot Five, интересна запись дуэта трубы и фортепиано «Weather Bird» (1928), дающая наилучшее представление об идеальном взаимопонимании этих двух гигантов джаза.

Разумеется, было бы ошибочным считать Эрла Хайнса подражателем. Используя специфически фортепианные средства выразительности, Эрл Хайнс создал новый фортепианный стиль: полнейшая независимость рук позволяла ему изобретать смелые, сложные ритмические комбинации, в которых рождался интенсивный свинг. Находясь под влиянием Армстронга, Хайнс, однако, постоянно совершенствовал свой, весьма самобытный, стиль.

Затти Синглтон (род. под Нью-Орлеаном 14 мая 1898 г.) — один из самых выдающихся ударников, вышедших из этого города. Игра Затти, с ее типично нью-орлеанской ритмической пульсацией, тоже идеально согласовывалась с манерой Армстронга. Партия ударника в пьесах «No one else but you», «Tight like this», «Basin Street blues» исполняется с таким чувством и свингом, равных которым не существует. Здесь очень четко слышно, как нога Затти, действуя педалью большого барабана, отмечает четыре доли такта. В его игре нет ничего механичного, кажется, будто это бьется сердце. Человеку, не знакомому с джазом, трудно поверить, что по тому, как ударник отмечает на большом барабане четырехдольный метр, можно судить о классе исполнителя. Однако в данном случае это так. Мастерство владения Затти педалью, звучность, которую он извлекает из своего барабана, доставляют истинное наслаждение знатоку.

В начале 1929 года Луи Армстронг покинул Чикаго со своим оркестром и вторично приехал в Нью-Йорк, где на сей раз пользовался еще большим успехом. Армстронг играл в оркестре, который принимал участие в ревю «Hot Chocolates». На каждом представлении Луи ненадолго становился «звездой» — выходил на сцену, чтобы спеть и сыграть «Ain't misbehavin'», самую популярную вещь ревю. В первый вечер все музыканты оркестровой ямы дружно поднялись после его соло на трубе и в порыве восторга присоединились к публике, приветствуя Луи Армстронга громкими криками.

Гарлем боготворил Армстронга еще больше, чем четыре года назад. В своей книге «Жажда жить» Мезз Меззров рассказывает о том, как почитатели подражали всему, что делал Армстронг: «Луи всегда держал в руке платок, потому что на сцене и на улице сильно потел. Это породило настоящую моду — в знак симпатии к нему все юнцы ходили с платком в руке. Луи имел обыкновение с добродушной непринужденностью складывать руки на животе. Вскоре молодежь тоже стала скрещивать руки на животе, нога чуть впереди, белый платок между пальцами. Луи всегда был аккуратно одет, и самые неряшливые начали заботиться об одежде…»

В Нью-Йорке Луи Армстронг продолжал делать сенсационные записи: «I can't give you anything but love» (которую музыканты тут же выучили наизусть и корусы из которой часто пробовали воспроизводить), «Mahogany Hall stomp», «Some of these days», «When you're smiling», «Ain't misbehavin'», «Black and Blue». Белая публика начала знакомиться с его пластинками; некоторые из них были выпущены и в европейских странах. Слава Луи Армстронга становилась всемирной.

В 1930 году Армстронг совершил турне. Он доехал до Калифорнии и несколько месяцев играл в одном из клубов Лос-Анджелеса. В оркестре этого клуба ударником был 17-летний, еще неизвестный публике, Лионель Хемптон. На одном из сеансов записи этого ансамбля Хемптон записал свое первое соло на вибрафоне. Лионель наигрывал на инструменте, стоявшем в углу студии, вступление к «Memories of you». Звукооператоры потребовали немедленно прекратить игру, но Армстронг нашел эффект удачным, а юного музыканта — очень талантливым. Будущее подтвердило правоту Армстронга; кстати, в течение всей своей долгой карьеры он неизменно поощрял талантливую молодежь.

В 1930–1931 годах Армстронг продолжает записывать пластинки, которые музыканты по-прежнему расхватывают во всех концах США: «Blue turning grey over you», «My sweet», «St Louis blues», «Dinah», «Confessin'», «I'm a ding dong daddy», «Sweethearts on parade», «Shine» и другие.

Возвратившись в 1931 году в Чикаго, Армстронг организует здесь новый оркестр и сразу же опять отправляется в турне. В 1932 году он впервые посещает Европу, но играет только в Англии. Франция услышала его лишь в 1934 году.

В США Армстронг выступал преимущественно перед цветными слушателями, белая публика знала его в основном по пластинкам. Он не подозревал, какой славой он пользовался в Европе благодаря этим пластинкам, и был очень удивлен оказанным ему триумфальным приемом. Когда в 1935 году Луи вернулся в США, белая американская публика тоже стала стремиться увидеть и услышать эту необыкновенную личность, пусть негра, но все-таки американца, сумевшего привлечь в Европе бесчисленные толпы. Окруженный ореолом европейской славы, Луи Армстронг начал интересовать своих соотечественников.

Теперь его приглашают сниматься крупные кинематографические фирмы Голливуда. Разумеется, негр Армстронг получает лишь второстепенные роли, но и этого достаточно, чтобы проявилось его блестящее актерское дарование: он настолько «реален», у него такое тонкое чувство сцены, такая мимика, что даже крохотную роль он исполняет с потрясающей правдивостью.