"Золотая братина: В замкнутом круге" - читать интересную книгу автора (Минутко Игорь)

Глава 24 Первые версии

Скоростной лифт вознес Мирова и Табадзе на двадцать второй этаж пятизвездочного отеля «Космос», и, как только они постучали в дверь с номером 2231, она тут же открылась – граф Александр Петрович Оболин ждал их в передней своих роскошных апартаментов. Под его глазами набухли сине-лиловые лепестки, голова была забинтована, лицо бледное, и густая темная борода жутковато оттеняла эту бледность, глаза лихорадочно блестели, и, похоже, графа бил озноб: он зябко кутался в теплый халат. После приветствий Вениамин Георгиевич с сочувствием посмотрел на графа.

– Мы их обязательно найдем, и сервиз «Золотая братина» будет возвращен в музей. Но нам нужна ваша помощь, граф.

– Я к вашим услугам, господа!

– Итак, Александр Петрович… – Миров помедлил. – Все говорит о том, что похищение сервиза из музея давно и тщательно готовилось. И его непосредственными исполнителями среди прочих, которых мы еще не знаем, были два ваших так называемых телохранителя из фирмы «Амулет» – Евгений и Станислав, – которых вы наняли…

– Кстати, – вмешался Арчил Табадзе, – можно взглянуть на договор?

Миров и Арчил внимательно просмотрели документ. Договор составлен с соблюдением всех юридических норм. Был там и такой пункт: «Охранники сопровождают клиента всюду, и днем и ночью, в любых ситуациях и в любой обстановке. Ночные смены одиночны».

– И подпись господина Дакунина В. Н., – задумчиво произнес Арчил, возвращая договор графу. Каким образом вы заключили договор с фирмой «Амулет», как на нее вышли?

– История вкратце такова… – Речь графа Оболина ускорилась – он волновался. – Года три или четыре назад я с семьей отдыхал в Ницце, кажется, это был сентябрь. Да, да, сентябрь. В эту пору в Ницце дивная погода. Так вот… С нами в одном отеле оказался пожилой господин из России, Виктор Станиславович Цукато.

– Пожилой – это как? – спросил Миров.

– Ну… Лет шестидесяти, может быть, шестидесяти пяти. Однажды в ресторане разговорились, в последующие дни стали друзьями. Он оказался дворянского происхождения, и, представьте себе, его предки хорошо знали нашу графскую семью – в Питере жили по соседству, бывали друг у друга на приемах. Словом, у нас нашлось много тем для бесед. Знаете, ведь мне многое неизвестно о жизни моих предков в России. А тут детали, милые подробности. Кончился его отпуск, надо возвращаться в Россию. Мы оба загрустили, решили не терять связи – перезваниваться, писать друг другу.

– И возникла переписка? – спросил Вениамин Георгиевич.

– Да, довольно оживленная переписка.

– Виктор Станиславович Цукато из Москвы? – спросил Табадзе.

– Да, из Москвы.

– По какому адресу вы писали ему письма?

– До востребования. Главпочтамт, до востребования. Виктор Станиславович говорил, что он живет в коммунальной квартире, народ там всякий. Это его слова: «всякий народ». Не скрою, я не совсем понимаю, что такое коммунальная квартира и в ней «всякий народ». Словом, у него часто пропадали письма, поэтому – до востребования.

– И с той встречи в Ницце вы с господином Цукато больше не встречались?

– Что вы, что вы! – возбужденно всплеснул руками граф Оболин. – В последующие годы Виктор Станиславович приезжал в Италию, и один-два летних месяца мы проводили вместе.

– Очевидно, ваш знакомый – весьма состоятельный человек? – заметил Арчил. – Коли у него есть такая возможность – каждый год приезжать в Италию, да еще на несколько месяцев.

– Затрудняюсь ответить на ваш вопрос, уважаемый Арчил Тимурович. Финансовая тема довольно интимная и щепетильная. В нашем кругу, да и вообще в Европе, она редко затрагивается в дружеских беседах. А у нас с Виктором Станиславовичем говорить на эту тему повода не было. Впрочем, как-то он обмолвился, что у него есть родственник не то в Палермо, не то в Генуе – банкир. Сейчас точно не могу вспомнить.

– И господину Цукато вы поведали историю о «Золотой братине»? – спросил Вениамин Георгиевич.

– Не совсем так, – ответил граф Оболин. – Год или полтора назад юрист, который ведет наши дела, напомнил мне о пункте из завещания деда, то есть о золотом блюде, которое надлежит передать в Музей народного искусства России…

– Простите, Александр Петрович, что перебиваю вас… – Миров смотрел в упор на графа Оболина. – Это блюдо вы получили по наследству?

– Именно так! Вернее, сначала получил его по наследству мой отец, а от батюшки – я.

– Но… – Вениамин Георгиевич подыскивал слова, – насколько мне известно… У вашего деда, Алексея Григорьевича Оболина, была только дочь Ольга…

Повисла пауза. Граф Александр Петрович с недоумением смотрел на следователя.

– Вениамин Георгиевич, голубчик! – наконец воскликнул он. – Если вы изучали историю нашего рода… Вы остановились примерно в начале тридцатых годов. Ведь со своей первой супругой, Марией Константиновной, дед развелся. Несовпадение душ. А моя сводная сестра, Ольга Алексеевна, дожила до глубокой старости, до восьмидесяти четырех лет, я с ней встречался несколько раз – замечательная была женщина, Царство ей Небесное. Так вот, господа, в тридцать первом году мой дед женился на Ксении Валентиновне Сосновской. В тридцать втором году у них родился сын Петр, мой отец. Вот и все. Женился отец достаточно рано, в возрасте двадцати шести лет, на французской киноактрисе Катрин Валери, которая стала графиней Оболиной. В результате этого счастливого брака в шестьдесят первом году на свет появился я.

– Понятно, Александр Петрович, – кивнул Миров. – Извините, что своим вопросом я невольно увел вас от главной темы нашего разговора. Итак, ваш юрист напомнил о завещании деда.

– Да, да! Тогда в одну из наших встреч – как раз было лето, и Виктор Станиславович приехал в очередной раз, – я вкратце рассказал ему и о «Золотой братине», и о завещании деда. Мой друг был очень взволнован услышанным, сказал, что в Москве жуткая криминальная обстановка – отправляясь с золотым блюдом на родину моих предков, я подвергаю свою жизнь опасности. Словом, он мне и предложил нанять телохранителей, сказав, что готов помочь в этом деле, у него есть старинный друг, возглавляющий престижную фирму…

– «Амулет»? – спросил Табадзе.

– Да, «Амулет».

– А старинный друг господина Цукато – Василий Никитович Дакунин?

– Именно! – ответил граф Оболин, и стало заметно, что его охватило волнение. – А что?

– Вы, приехав в Москву, виделись с Виктором Станиславовичем? – спросил Миров.

– Нет. Еще нет… Последний раз, перед вылетом из Рима, я позвонил ему, и мы договорились, что уже в Москве, устроившись в отеле, я тут же свяжусь с ним… – Граф Оболин замолчал, и усталость отразилась на его бледном лице.

– И что же? – спросил Арчил. – Вы позвонили?

– Да, позвонил… Сразу, как только вошел в эту гостиную. Телефон не отвечал… Звонил несколько раз. И сегодня звонил, как только меня привезли сюда ваши люди. Никакого результата…

– Если ваш друг живет в коммунальной квартире, кто-нибудь подошел бы к телефону, – пояснил Вениамин Георгиевич.

– Он мне говорил, что телефон у него индивидуальный, в комнате…

– По какому номеру вы звонили господину Цукато? – спросил Арчил.

– Девятьсот сорок три – двадцать семь – четырнадцать.

Миров и Табадзе переглянулись: это был номер телефона в 14-й квартире дома № 53 на улице Третьей Индустриальной, в которой, согласно документам, до последнего времени проживал Никодим Иванович Воротаев.

– Вряд ли, Александр Петрович, – тихо заметил Миров, – вы встретитесь в Москве со своим приятелем. Скорее всего, господин Цукато является одним из участников похищения «Золотой братины», а может быть, и его организатором.

– Да что вы такое говорите, Вениамин Георгиевич! – с возмущением прокричал граф Оболин. – Что вы говорите? Чтобы Виктор Станиславович…

– Разрешите, граф, задать вам один вопрос, – сказал Табадзе. – В письме директору музея Ивану Кирилловичу Любину вы написали, что помимо исполнения воли вашего деда, согласно его завещанию, у вас в России есть еще дела. А в разговоре с директором музея уточнили: коммерческие дела, и они сопряжены с риском. Может быть, вы поведаете нам, что это за дела… – Арчил понимающе улыбнулся. – Хотя, конечно, существует коммерческая тайна. Но сами понимаете…

– Да, да! Все понимаю. И какие там тайны? Суть вкратце такова. У моих предков здесь, в России, было несколько имений, домов. Словом, недвижимость. Постоянно наша семья жила в Петербурге. И была небольшая загородная резиденция, летняя. Вилла, дача – назовите как угодно. Дом этот сохранился до нынешних времен. Он в Ораниенбауме. Сейчас там пансионат ветеранов Второй мировой войны…

– Откуда вам это известно? – перебил Миров.

– У меня довольно обширная переписка с местными властями. Так вот… Еще мой отец затеял построить под Римом копию нашего загородного дома. В его распоряжении были только фотографии дома, комнат, сада, ограды и ворот. Батюшка осуществил свой замысел, заразив им меня, в ту пору студента Сорбонны. Представляете? Кусочек утраченной родины в жаркой Италии. Там у нас, в маленьком парке, и русские березы растут. Кстати, отец унаследовал эту идею от деда – тот только и жил воспоминаниями о России. Вроде бы все получилось. Кроме ворот. В Ораниенбауме находятся потрясающие ворота из литого чугуна. Жаль, я не взял с собой фотографии. Вы бы поразились! Это чугунная композиция – три льва, и один из них, выполняющий функцию верхней перекладины ворот, держит в пасти наш родовой герб! В Италии не нашлось мастеров, которые воспроизвели бы эту композицию по фотографиям. Потом… Копия есть копия. Отец все мечтал выкупить у советских властей ворота. Даже писал в какие-то ваши инстанции. Конечно, ответов не последовало… И только после падения большевистского режима такая возможность появилась…

– Ваш отец жив? – спросил Миров.

– Нет. Он погиб в автокатастрофе в восемьдесят девятом году.

– Извините…

– Я списался сначала с канцелярией господина Собчака – тогда он был мэром Петербурга, быстро получил ответ, меня переадресовали к муниципальным властям Ораниенбаума. Переписка, телефонные переговоры. Словом, мы договорились. Меня заверили, что ворота и фигуры львов в хорошем состоянии. А пансионат ветеранов, увы, нуждается в средствах, дом требует капитального ремонта, дотаций от государства не предвидится. Пока мы заочно сошлись на двадцати тысячах долларов. Однако окончательная сумма сделки будет определена на месте. Таково, господа, мое коммерческое дело в России.

– В чем же его риск? – не понял Арчил Табадзе.

И первый раз за всю встречу граф Оболин откровенно засмеялся:

– Сегодня в России любая коммерческая сделка – риск. Я планировал уже завтра ехать в Санкт-Петербург. Теперь не знаю… Врачи говорят, два-три дня… никаких поездок.

– А когда вы собираетесь вернуться в Рим? – спросил Арчил.

– Предполагал, сразу после завершения сделки. Теперь покину Россию только после того, как вы задержите преступников и вернете «Золотую братину» в музей.

– Браво, граф! – взволнованно воскликнул Миров.

– Если сделка с воротами состоится, – задумчиво спросил помощник Мирова, – каким образом вы будете переправлять эдакую тяжесть в Италию?

– Я уже думал об этом, – живо откликнулся Оболин. – Самый дешевый путь – морской. Если мне повезет и будет судно из Петербурга в Италию… Пусть сухогруз, пусть экскурсионный теплоход… все равно это гораздо дешевле. А не повезет – придется заказывать автофургон. В три раза дороже. Представляете?

– Александр Петрович, а как же с охраной? – спросил Миров. – Может быть, вам помочь?

– Нет уж, увольте! – Граф Оболин даже вскочил с кресла и заходил по гостиной. – Хватит с меня русских детективов. С местными властями Ораниенбаума решу проблему безопасности.

– Последний вопрос, Александр Петрович. – Миров взглянул на часы. – Опишите внешность Виктора Станиславовича Цукато.

– Внешность? – Граф оживился. – Тут понадобилась бы кисть живописца! Виктор Станиславович весьма колоритен. Выше среднего роста, плотный, абсолютно седой – и голова, и очень старательно подстриженная борода. Мы даже шутили: надо создать клуб бородачей всех поколений. Ведь я господину Цукато в сыновья гожусь. Голубые глаза, носит очки в тонкой оправе, говорил, что у него зрение минус шесть. Да! Хорошая примета: ходит с тяжелой черной тростью с инкрустированным золотом набалдашником. – Все это было сказано на одном дыхании. – Может быть, у вас есть уточняющие вопросы?

– У меня вопросов нет, – покачал головой Миров. – Может быть, у Арчила Тимуровича?

Арчил промолчал – было видно, что он всецело поглощен какими-то размышлениями.

– Тогда позвольте мне спросить, – сказал граф Оболин, – как здоровье Ивана Кирилловича?

– Он уже здоров, – ответил Вениамин Георгиевич, – но пока на больничном. У него скорее психологическая травма.

– Как и у меня, – горько усмехнулся граф Оболин. В дверь постучали.

– Это ко мне, – встрепенулся Александр Петрович. – Медсестра.

Миров и Табадзе одновременно поднялись.

– Договоримся так, – сказал Миров. – Приедете в Питер – позвоните нам, как устроились. – Он передал графу визитную карточку. – Вы остановитесь в гостинице?

– Да, – ответил Оболин уже из передней, открывая дверь. – И я вам тут же позвоню.

В просторном салоне «тойоты», которая плавно катила по проспекту Мира, молчание нарушил Миров:

– Ну что, Арчил, подведем первые итоги?

– Давайте… – Табадзе казался рассеянным.

«Знаю я эту рассеянность, – подумал Миров. – Сейчас чем-нибудь ошарашит». И он начал «мозговую дуэль» – так это у них называлось.

– Первое. Похищение «Золотой братины» тщательно и давно готовилось. И готовилось профессионалами высокого класса…

– Минуту, Вениамин Георгиевич, – перебил Арчил. – С какого времени, по-вашему, готовилось?

– Ну… Очевидно, с того дня, когда граф Оболин поведал своему московскому другу господину Цукато о «Золотой братине» и завещании деда, а также о своем намерении приехать в Москву с золотым блюдом.

– Логично, но надо учесть еще одно обстоятельство…

– Какое обстоятельство? – удивился Миров.

– Никодима Ивановича Воротаева.

– То есть?

– Он был законспирирован в Музее народного искусства России более тридцати лет назад, со дня поступления туда на работу в охрану, и ждал «дня икс», готовился к нему.

– Этого Воротаева, – пожал плечами Миров, – организаторы ограбления, да хоть тот же Цукато, могли просто подкупить! Судя по всему, они в средствах не стеснены.

– Подождите, Вениамин Георгиевич! Об «Амулете» – особый разговор. Давайте пока о Воротаеве. Его не могли подкупить.

– Откуда такая уверенность?

– Во-первых, его характеристика, данная Любиным, опровергает возможность подкупа такого человека. Честен, предан делу и присяге, образец для молодых охранников. Заметьте: он был таким на протяжении более чем тридцати лет работы в музее. И вдруг – подкупили? Нет, это невозможно. Во-вторых. Сердцевина операции по похищению «Братины» – в музее. Как извлечь сервиз из-под бронированного стекла и вынести наружу? И вот все это спланировано, организовано и исполнено просто блестяще! Надо добавить: хладнокровно и ювелирно. Именно, как вы сказали, рука высочайшего профессионала.

– Согласен, – буркнул Миров.

– Есть и в-третьих… Хотя… – Арчил усмехнулся. – Откуда звонит господин Цукато нашему графу? Из квартиры Никодима Ивановича Воротаева. И с какого времени ведутся эти дружеские переговоры? Не с того момента, когда Виктор Станиславович узнает о завещании деда графа Оболина, а с самого начала их так называемого знакомства, то есть за два или три года до похищения «Золотой братины».

– Постой, Арчил, постой! – перебил с волнением Миров. – Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что, скорее всего, никакого господина Цукато не существует. Он миф, легенда, создавая которую Александр Петрович Оболин совершил несколько ошибок, переусердствовал.

– Ты подозреваешь графа Оболина?… – изумился Вениамин Георгиевич. – Подозреваешь его в похищении «Золотой братины»?

– Подозреваю.

– Да, но они же чуть не убили его!

– Согласен, это аргумент веский. Однако надо разобраться и все проанализировать. Я договорился о встрече с лечащим врачом, с той приятной дамой – помните?

– Ну нет, я категорически отвергаю версию о графе Оболине – похитителе сервиза.

– Почему?

– Ты не все знаешь. Любин передал мне архивные материалы – три увесистые папки, – в них вся история сервиза «Золотая братина», начиная с его создания во времена Екатерины Второй.

– Так какого же черта?! – яростно перебил Арчил. – Почему вы мне ничего не сказали об этом? Вы ведь знаете мой метод чтения. Я читаю ровно в десять раз быстрее вас. Вот что, глубокоуважаемый шеф: дайте мне, пожалуйста, эти папки на сегодняшнюю ночь. Категорически на этом настаиваю.

– Договорились, – усмехнулся Миров, – ты их получишь. Но только на одну ночь. А теперь продолжай, рассказывай о твоих подозрениях насчет графа Оболина.

Арчил молчал. Машина уже ехала по Садовому кольцу, очень медленно, с частыми остановками: наступало обеденное время, час пробок.

– Я слушаю, я тебя слушаю, – нетерпеливо повторил Вениамин Георгиевич.

– Слушайте, – желчно, но уже успокоившись, заговорил Арчил. – Итак… Зададим себе сакраментальный вопрос: кто знал о завещании графа Алексея Григорьевича Оболина, деда нашего бородатого знакомого? Два человека. Только два человека, Вениамин Георгиевич! Это директор музея Любин… Да и то он забыл о двадцатипятилетней дате! Письмо графа напомнило ему об этом. Вторым человеком является граф Оболин. И инициатива во всех драматических последних событиях, связанных с сервизом, принадлежит ему.

– Есть третья сторона, заинтересованная в «Золотой братине», – тихо продолжил Миров. – Может быть, правильнее сказать, была… О ней ты узнаешь из папок с архивными материалами.

– Черт! – Табадзе едва сдерживал нетерпение. – Я хочу взяться за эти материалы немедленно!

– Сейчас заедем ко мне домой, и я вручу тебе папки. Но давай еще раз: что мы сделали, что имеем… И план действий на завтра.

– Мало чего мы имеем, – невесело усмехнулся Арчил. – Идет поиск по нашим и милицейским картотекам двух реальных людей: Воротаева и Дакунина. Пока безуспешный. Если бы удалось достать хотя бы одного из них! Лучше – Воротаева. Кстати! Есть у меня одна идея. Вы хорошо помните докладную Федора Рябушкина о «дне рождения» Воротаева в помещении охраны музея? Толковый парень этот Рябушкин, умеет обращать внимание на незначительные детали. Никодим Иванович сидит в кресле, пока готовится застолье, наверняка в диком напряжении – уже приехал в музей граф Оболин со своими «телохранителями». Сидит и смотрит по телевизору велогонку по странам Европы. И… Вот странное дело! Болеет за польскую команду. С чего бы? Конечно, крохотная зацепка. Но вдруг? Я предлагаю обратиться к польским коллегам в Интерпол…

– Принимается! – азартно подхватил эту идею Миров. – Сегодня же перекинем в Варшаву и в Париж по факсу фотографию относительно молодого Воротаева и наши вопросы.

– Далее, – уже спокойно, даже меланхолично продолжал Табадзе. – Из того, что сделано. Задействованы наши люди на всех постах таможни, в аэропортах, на железных дорогах, на автострадах. Идет поиск – пока безуспешный – трех машин: фургона «Мерседес-бенц», красных «Жигулей-девятки» и белой «Волги». Знать бы мне, что этот конопатый водитель «Жигулей» до нас на Коле Корчном засветился, причем демонстративно, когда ребята квартиру Воротаева раскручивали… Вообще, Вениамин Георгиевич, ерунда какая-то с этими красными «Жигулями». Зачем им на рожон лезть? Пока можно только предположить, что они навязывают нам какую-то свою игру.

В салоне машины зазвонил телефон. Миров поднял трубку, слушал несколько мгновений, положив трубку, сообщил:

– Нашли белую «Волгу».