Глава 16

Мафей затравленно оглянулся, словно из зарослей неведомого колючего растения могла появиться какая-нибудь помощь или подсказка.

— Дело совсем не в том… — начал он и осекся, по лицу собеседника поняв, что его попытка оценена ниже всяких возможных пределов.

— Мафей, — проникновенно произнес Кантор, — смирись с тем, что ты не умеешь врать так же бесстыже, как твой кузен или мой папа. В театре за подобную игру закидывают фруктами и овощами. Гнилыми или квашеными, по сезону. Мне не нужно от тебя признание, твои попытки отмазаться сами по себе уже на признание тянут. Мне интересно только имя. Если проблема в том, что тебе тяжело говорить человеку в глаза, что его ждет, — я не настаиваю. Если это я, можешь не говорить. А если не я, то кто?

Мафей упорно молчал и пялился в безжалостные кусты, которые оставались равнодушны к его проблеме.

Кантор выдержал подобающую паузу и издал весьма натуральный вздох, от которого опустились бы руки даже у самого злонамеренного метателя фруктов.

— Понятно. Одно никак в толк не возьму — как же меня туда занесет? Местные жители там жертвы своим богам приносят, что ли?

— Да нет же! — Эльф страдальчески заломил брови и чуть ли не с мольбой заверил: — Это не ты, честное слово!

— Но ты же не сказал, — возразил Кантор. — Значит, я.

— Я не потому!.. — чуть не плача начал выкручиваться мальчишка, и тут кусты сжалились.

— Извините, господа, вы что-то слишком долго умываетесь, — сообщил мэтр, выныривая из зарослей. — Я уже успел сварить кофе, Ллит — рассказать мне свой сон, а Жак начал усиленно бояться, не случилось ли с вами чего, и скрывать свое беспокойство за непристойными шуточками.

— Вы подслушивали, — непочтительно перебил его Мафей.

— Путь сквозь эти заросли занимает некоторое время, — ничуть не смутился волшебник, — И я, разумеется, слышал окончание вашей беседы. Но уж не вам, юный обманщик, обвинять старших в подслушивании. Наставник не объяснял вам, что лгать — нехорошо, а лгать столь неумело — еще и чревато большим позором?

— Ну почему, почему вы все обязательно лезете в мои сны?! — Мальчишка честно пытался не разреветься, но это у него плохо получалось. Видимо, эльфийские глаза так устроены — чуть что, и мокрые. — Ну зачем, ведь все равно все случается как должно и изменить что-либо можно только в худшую сторону!

— Видите ли, молодой человек… — наставительно произнес мэтр, опять приблизившись к провалу на расстояние шага. — Все ваши несомненно справедливые слова вам следует адресовать в первую очередь себе. Ибо среди настырных господ, лезущих в ваши сны, вы есть самый первый, самый неумелый и самый безответственный. Вы полагаете, что я, дон Диего, его величество Шеллар и все прочие не должны вмешиваться в ход вещей, так как любое вмешательство приносит только вред. Почему же, позвольте спросить, вы сами столь упорно стремитесь вмешаться? А? Ведь не из праздного любопытства вам понадобились ориентиры куфтийской пирамиды? Попытайтесь внятно и разумно объяснить, почему вы решили, что лично вам вмешиваться можно, а вместе со мной, к примеру, уже нельзя?

Мафей с кислой миной уставился все в те же кусты, так обманувшие его ожидания.

— Потому, — сказал он, поразмыслив, — что я собираюсь только подобрать… человека у этой пирамиды и вытащить оттуда. А вы непременно приложите все старания, чтобы он туда вообще не попал, и в результате он может угодить в еще худшую передрягу, притом в каком-нибудь другом месте, откуда я его вытащить не смогу.

— Могу я поинтересоваться, что заставляет вас думать обо мне подобным образом?

На этот раз его высочество задумался основательней. То ли подыскивал ответ подостойнее, то ли в самом деле не мог разобраться в своих закидонах.

— Печальный опыт, — сказал наконец он, видимо решив, что чем короче ответ, тем сложнее к нему придраться.

— Ах вот как… — Почтенный мэтр и не думал отставать. — И кто же из ваших родных и друзей вел себя подобным образом?

— Вы еще спрашиваете! Как будто вы Шеллара не знаете!

— Значит, подобным подходом к предсказаниям отличался его величество. А могу я уточнить: кто-либо, кроме него — к примеру, ваш наставник, ваш друг Орландо, другие знакомые маги, — отличался столь ярко выраженным стремлением поспорить с судьбой?

— Тогда зачем вы так настойчиво выспрашиваете?

— Потому что я предпочитаю знать, что именно делаю. Кроме того, мне кажется, что в отсутствие наставника вы совершенно отучились с кем-либо обсуждать свои планы, которые, увы, никогда не были отмечены печатью гениальности. Я несу за вас ответственность перед вашими родными и поэтому не могу позволить подобной самодеятельности. К пирамиде мы сходим вместе, но не раньше, чем вы объясните мне суть проблемы.

— Хорошо, — ворчливо отозвался понурившийся принц. — Только пусть Диего уйдет и не подслушивает. Диего, речь и правда шла не о тебе, но если ты узнаешь, завтра же это будет знать и Шеллар.

— …! — не удержался Кантор. — Шеллар-то как сюда попадет?

— Наш юный друг хотел сказать, — мягко поправил мэтр, — что Шеллару не следует знать лишнего независимо от того, о ком будет идти речь, ибо он вмешается в любом случае. И в этом вопросе я с Мафеем согласен. Возвращайся к Жаку и Ллит, и ждите нас. Внимательно следите за поселком. Если увидите, что оттуда в вашем направлении бежит группа враждебно настроенных вооруженных людей, не ждите, когда добегут, — дай пару выстрелов в воздух, это будет для нас сигналом к возвращению.

— А на разведку мы не пойдем? — Такая резкая перемена планов слегка удивила Кантора. Неужели этот поход… полет к пирамиде кажется мэтру настолько важным, что из-за него откладывается даже основная цель экспедиции?

— Нет нужды, — пояснил волшебник. — Сегодня Ллит опять приснился ее загадочный эльф и показал ей вещий сон. Нам не надо никуда ходить, те, кто нам нужен, придут сами и все расскажут. А в поселке действительно постоянно находится группа солдат Повелителя, так что наведаться туда без драки никак не получится.

— Понятно, — хмыкнул Кантор, стараясь не выказывать разочарования. Принесло же почтенного мэтра так не вовремя, не мог минутой позже подойти! Или впрямь подслушивал?

— Пойдем, — улыбнулся мэтр, опять возвращаясь к прежнему неофициальному тону. — Расскажешь мне все по пути.

Кантор проследил, как оба мага плавно поднимаются в воздух, и представил себе, что подумают местные жители, если вдруг посмотрят в сторону болота. Затем развернулся и, аккуратно раздвигая колючие кусты, начал пробираться обратно к месту стоянки, где уже, наверное, нервничал впечатлительный Жак, а загадочная девушка Ллит усердно помогала ему себя охранять.

Не то чтобы мистралиец обиделся или считал, что мэтр в чем-то неправ, но теперь его снедало любопытство, не уступающее королевскому. Интересно же, мать его так, кого мог видеть Мафей в таком странном месте и как этот кто-то мог туда попасть?

Вблизи пирамида оказалась меньше, чем виделась издали, — деревья, над верхушками которых она возвышалась, едва достигали двух — двух с половиной десятков локтей в высоту. Но все равно, стоя у подножия с задранной головой и силясь разглядеть снизу то, что так хорошо было видно сверху, Мафей не мог отделаться от ощущения собственной ничтожности рядом с творением древних куфти.

Мэтр тоже внимательно оглядел пирамиду снизу вверх и уточнил:

— Это точно она? Ты узнаешь какие-нибудь детали или судишь только по форме?

— Там должны быть ступеньки, — вспомнил Мафей. — И что-то вроде входа, только замурованного.

— Ступеньки здесь есть с каждой стороны. Он полз именно по тем, которые около входа?

— Да. Наверное, надо обойти вокруг и поискать. Я хорошо помню эту лестницу, украшения над входом, остатки скульптур на втором ярусе… Я узнаю, если увижу.

— Что ж, пойдем. Только давай, наверное, сразу поднимемся на второй ярус. И периметр обхода будет меньше, и безопаснее как-то. Мне вовсе не хочется, чтобы на меня из болота вдруг выскочило то самое чудовище, похожее на крокодила, которое ты видел во сне. Кстати, оно быстро бегает?

Мафей послушно зашагал вслед за наставником по высоким ступеням, поясняя на ходу:

— По болоту — быстро. Даже слишком быстро для таких коротких лап. А по ступенькам ему взбираться неудобно, поэтому оно ползло медленно и отстало.

— Но продолжало преследовать?

— Да. Наверное, голодное было.

— Как на твой взгляд, меча будет достаточно, чтобы с ним справиться?

— Элмару было бы достаточно. А так…

— Ну полно, герой твоего сна тоже не хрупкая девица. Он достаточно силен, чтобы… впрочем, ты, кажется, упомянул, что он не шел, а полз? С ним что-то было не в порядке?

— Он волочил ногу… и, кажется, даже полз с трудом. Или выбился из сил, или ему было плохо. Там непонятно.

— Значит, все же недостаточно… Если человек не трус, не паникер и способен трезво оценить свои силы, но в то же время предпочитает спастись бегством, вместо того чтобы обороняться, значит, он сам оценивает свои шансы как весьма невысокие. Меч он не бросил, но пускать его в ход намеревался только в самом безвыходном случае. Насколько близок был этот самый случай?

— Сон закончился на втором ярусе, — пояснил Мафей, останавливаясь и рассматривая древние скульптуры, изрядно пострадавшие от ветров, дождей и беспощадного времени. — Но не на этой лестнице. Там была такая заметная кошка без головы… Он дополз до этой кошки, обнял одной рукой, пытаясь подняться… На этом все и кончилось. В одной руке меч, другой вцепился в статую, снизу подползает этот крокодил. Все.

— Что ж, пойдем поищем нужную нам лестницу. Думаю, ориентиры следует брать у самого места событий, а безголовая кошка — вещь заметная. Кстати, ты чувствуешь, как странно здесь ощущается Сила?

— Как будто что-то постороннее примешивается, — кивнул Мафей, аккуратно пробираясь вслед за наставником по узкому карнизу второго яруса.

— Совершенно верно. Это место Силы, только немного иной.

— Как у Ллит, да? Я заметил, у нее странная Сила…

— Да, магия ее сородичей немного родственна нашей и в то же время немного похожа на ту, которой пользуется мэтр Максимильяно. Подобное сочетание двух несовместимых Сил в высшей мере странно, но факт налицо, и мне было бы чрезвычайно интересно выявить тот буфер, который позволяет им мирно сосуществовать в одной школе в качестве элементов… Ага, я уже вижу статую кошки с отбитой головой. Ты был прав, это то самое место. Вон и дверь внизу, и два ряда ступенек по бокам. Узнаешь?

Мафей помедлил с ответом, так как спина мэтра заслоняла описанный пейзаж, а ошибиться и осрамиться ему очень не хотелось. Только когда они добрались до лестницы и принц смог внимательно оглядеть площадку второго яруса, он кивнул:

— Да, это то самое место. Я беру ориентиры?

— Бери. Я тоже на всякий случай запомню это любопытное местечко, здесь есть над чем подумать и помимо твоего сна.

Покончив с ориентирами, они осмотрели замурованный вход и заторопились обратно, надеясь, что утренний кофе еще не остыл, а оставленные без присмотра товарищи ничего не натворили.

В лагере их ожидал сюрприз. У костра на ящике с пулеметными лентами чинно восседала незнакомая дама. Немолодая, сухопарая, с суровым узким лицом и выдающимся во всех отношениях носом, она больше походила на варваров Белой Пустыни, чем на виденных ранее обитателей Оазиса. Метущая пол длинная юбка и растоптанные ботинки явно знавали лучшие времена, аккуратно сложенные на коленях руки не один год водили знакомство с мотыгой и подойником, но осанке гостьи могла бы позавидовать любая девица из благородного семейства. Темные блестящие глаза с царственной благосклонностью взирали на Кантора, который с галантным поклоном подносил даме кружку кофе.

— А вот и наши исследователи! — обрадованно воскликнул Кантор и повел в сторону пожилой дамы церемонным жестом распорядителя бала, представляющего юную дебютантку. — Позвольте представить вам госпожу Эрну, первую дочь старейшины Нагмала. Как и предсказывала Ллит.

Девушка выглядела невероятно смущенной — то ли ее похвалили, то ли просто стеснялась великолепной дамы. Как бы то ни было, мэтр справедливо рассудил, что при переводе она начнет смущаться еще сильнее, и кивнул Кантору:

— Раз ты уже продемонстрировал свое знание языка, переводить будешь ты. Так и проще, и всем будет понятно. Представь нас и передай, что мы несказанно рады ее видеть.

Мафей вежливо поклонился вслед за наставником, размышляя про себя, сколько же лет дочери старейшины и как в таком случае выглядит он сам.

Мэтр пододвинул свободный ящик и присел, расположившись напротив гостьи.

— Могу я полюбопытствовать, — издалека начал он, — вы заметили нас или наше появление тоже предвиделось?

— Все женщины нашей семьи отличались способностями к прорицанию. — Голос старой Эрны оказался неожиданно молодым и звучным. Мафей даже отвлекся немного, силясь понять, кого же ему этот голос напоминает. Судя по едва заметной ухмылке Кантора, он уловил сходство уже давно и, в отличие от его высочества, вопросом идентификации не мучился. — И я тоже умею видеть сквозь сумрак. Как Нарна. Как моя мать и мать моей матери. Как моя дочь. Как юная Ллит. Как многие поколения семьи Гвон. Наши умения с незапамятных времен приносили пользу общине и помогали нашему народу выжить в трудные времена. Мы всегда делились с сородичами своими знаниями и никогда не скрывали увиденного. Но в этот раз… когда дочь открыла мне свое последнее видение, мы решили, что нашим мужчинам незачем знать лишнего. Однажды они уже не послушали нас, и их честолюбие и жадность обернулись для нас многими бедами. Узнай они то, что узнали мы, — опять наделали бы глупостей, на этот раз из страха или, напротив, неуместной отваги.

— У вас не будет проблем из-за того, что вы пришли сюда? — обеспокоился мэтр. — Если ваши сограждане узнают?… Мы могли бы взять вас с собой, если вам что-нибудь грозит.

— Нет, — спокойно ответствовала провидица. — Они не узнают. Но вам не следует здесь оставаться. Завтра должен приехать Кайден, и, если он вас застанет, плохо будет всем.

— Он так опасен? — недоверчиво уточнил мэтр.

— Первые маги Повелителя не путешествуют без охраны. Да и в поселке есть небольшой гарнизон. Битва не будет легкой, и последствия ее будут печальны, кто бы ни победил. Лучше всего, чтобы Кайден вовсе не узнал о вашем существовании. Вы уйдете своим путем, он своим, и все случится как должно.

— Мы приехали за советом, — тщательно подбирая слова, ответил волшебник, — и ответами на наши вопросы. Получим ли мы их?

— Зависит от того, что это за вопросы. — Бледные губы тронула слабая улыбка. — Спрашивай.

— Как обрел бессмертие Повелитель? И можно ли сделать его опять смертным?

— Может ли умереть то, что уже умерло? — грустно отозвалась Эрна.

— В нашей магической школе этот вопрос ставится немного не так. Если умерший не ведет себя так, как умершему подобает, есть ли способ его к этому принудить? Обычно есть, но при трансмутации Повелителя использовалась немного другая магия. Ваша магия. Поэтому я и спрашиваю вас. Есть ли способ упокоить эту устойчивую к традиционным методам нежить? И если вы не знаете ответа, можете ли вы нам объяснить, как его поднимали, чтобы мы, исходя из этого, нашли ответ сами?

— Он входил в гробницу Ушеба. Это вон то строение, что виднеется среди деревьев, где вы только что были. К сожалению, это все, что я знаю. Кровь и смерть — магия мужчин, мне эти знания недоступны.

— А если теоретически? — не удержался Мафей.

— Постой, не торопи, — остановил его наставник. — Все должно делаться по порядку. С самого начала. А началось все с того, что когда-то Скаррон появился здесь в первый раз. Еще живым. И если наши источники не врут, до Падения. При каких обстоятельствах это произошло?

Выслушав перевод вопроса, гостья надолго задумалась, словно вспоминая события, случившиеся за столетие до ее рождения.

…Когда на территории нынешней Конфедерации процветали союзные державы Хетми, Харзи и Шамри, а на месте Гиблых Тоннелей блистала великолепием древняя столица, народ куфти (численностью около пятидесяти тысяч человек) жил в этих же самых горах, в нескольких поселках, рассеянных по территории «автономной республики», официально входящей в состав Хетми. Об этом маленьком загадочном народе (а главным образом, о его великом прошлом) ходило множество легенд, правдоподобность коих ограничивалась лишь фантазией составителей, и бедные куфти постоянно страдали от нашествий всевозможных искателей древних тайн.

Слонялись по этим горам романтичные юноши и девы, жаждущие обрести сверхъестественные способности и познать что-нибудь эдакое, необычное и загадочное.

Рылись во всех мыслимых и немыслимых местах доморощенные кладоискатели самых разных уровней — от одиночек с рюкзаком, лопаткой и картой до солидных мужей с дюжиной охранников, полусотней работников, бульдозером и экскаватором. Последних, кстати, никакое количество охраны не спасало от гнева возмущенных колдунов.

Носились по местам Силы всяческие исследователи с приборами собственного изготовления в руках, огнем познания в глазах и странными мыслями в головах — например, разыскать следы пришельцев из иных миров или доказать инопланетное происхождение местных жителей.

Но самыми хлопотными и утомительными были визиты столичных ученых. Этнографы и антропологи бродили по деревням, приставали к людям, отвлекали их от работы и доставали глупыми вопросами. А археологи так и норовили чего-нибудь разрыть или куда-нибудь залезть, причем непременно куда не следует. В частности, злополучная гробница Ушеба приманивала любопытных ученых, как известная субстанция — мух.

Согласно историческим источникам означенный Ушеб жил во времена расцвета Куфтийской империи и подвизался в качестве придворного мага при каком-то из древних правителей. По легенде он не то чтобы умер и был похоронен, как положено порядочному покойнику, а самозахоронился заживо, пытаясь осуществить некий ритуал собственного изобретения. Что там у него вышло и вышло ли вообще — никто не знал многие века, но одно известно точно: покойный из своей гробницы так и не вышел, хотя, по идее, должен был — если древние легенды не врут, целью проводимого ритуала было достижение бессмертия. Входить внутрь никто даже не помыслил, ибо, прежде чем замуроваться, маг официально предупредил всех, кого мог: каменная пирамида с замурованным входом есть не прихоть и не проявление тщеславия, а разумная предосторожность, Создана она для того, чтобы уберечь мир от страшных несчастий, если окажется, что великий Ушеб ошибся в своих расчетах.

Судя по всему, выходило, что ошибся-таки, но столичных археологов не останавливали туманные намеки на возможные несчастья. Они стаями кружили около гробницы, пытаясь найти способ проникнуть внутрь, не взламывая вход. Последнее было непременным условием доступа к исследованию пирамиды, в чем давалась подписка в государственных органах, разрешающих исследования, и приносилась клятва на крови перед старейшинами племени. Нарушать обещания археологи не рисковали, так как несчастья, поджидающие клятвопреступника, не отличались ни туманностью, ни сомнительной вероятностью. Все уже усвоили, что любая, даже самая тайная, попытка поковыряться в древней кладке становится явной и заканчивается одинаково: группу в полном составе отлавливают по окрестностям, грузят в прибывшую из ближайшего города санитарную машину и увозят в специализированное заведение для душевнобольных.

И вот однажды очередной исследователь древних тайн привез с собой мага. На вид он ничем не отличался от обычного дикаря-северянина, магия его была странной и чуждой, но старейшины моментально почувствовали — перед ними настоящий, могущественный колдун. А Керна, сестра Нарны, провидела великие несчастья, которые принесет этот пришелец. Словом, переполох в тот день случился изрядный. Обсуждались даже варианты «пристукнуть по-тихому» и «лишить разума превентивно», но ни одна прорицательница не обещала их успешного осуществления. Бледнолицый маг был слишком силен и слишком чужд, и подобные фокусы с ним не прошли бы. Пока же старейшины спорили, думали и консультировались с провидицами, пришелец сделал свое черное дело. Он все-таки нашел тайный вход в гробницу, и довольно быстро.

Правда, очень скоро после этого археологи собрали свои манатки и с роняющей достоинство поспешностью дали деру из нехорошего места, только пыль за машинами заклубилась. Да-да, если кто не понял — именно пыль, так как до Падения болот в тех местах еще не было. Там располагалось два или три поселка, вокруг которых простирались самые плодородные земли в этих краях.

По всей видимости, поспешность, с которой удалились в столицу ученые люди, объяснялась двумя причинами. Во-первых, в гробнице явно нашли что-то интересное и требующее дальнейшего изучения в надлежащих условиях. А во-вторых, не все, кто вошел туда вместе с магом, вышли обратно.

Старейшины выдохнули и занялись повседневными делами. О странном пришельце за последующие пару лет вспомнили только раз — когда приехала из города Нарна, тогда еще юная студентка столичного университета. Два дня она пересказывала свои видения, и, хотя все они впоследствии сбылись, на тот момент все выглядело настолько невероятно, что ей попросту не поверили. Даже родной отец сказал, что город испортил ее, исказил ее видение, и не следовало ей уезжать… Словом, поссорились они. Нарна уехала. А несколько циклов спустя все ее видения стали повторяться — у разных женщин, у кого-то одно, у кого-то другое. Мужчины, как всегда, долго сомневались, искали объяснения, пытались все списать на женскую внушаемость — мужчинам всегда проще найти другое объяснение, чем признать свою неправоту. А пока они размышляли и обсуждали, грянуло Падение.

Долину тогда почти не задело, это уже потом стал меняться климат, образовалось болото, люди начали болеть и умирать, а дети — рождаться все реже и не всегда здоровыми. Все беды пришли позже, а в тот момент долина куфти оставалась одним из спасенных богами местечек, где люди благополучно выжили.

Как раз в день Падения колдун появился в долине во второй раз. Наверное, он тоже предвидел Падение и торопился от него скрыться. С собой он притащил ученика и чемодан каких-то записей, с которыми направился прямо к старейшинам и долго о чем-то договаривался за закрытыми дверями. Что он им обещал — так и не дошло до наших дней, известно только, что они согласились ему помочь. Женщины тех времен пытались возражать, но их не послушали. Верховный старейшина своей властью запретил им даже высказываться, возгласив что-то невнятное о судьбе империи, которая не должна зависеть от всяческих бытовых мелочей.

В ту же ночь пришелец вместе со старейшинами опять отправился к гробнице. Наутро они вернулись в селение, а спустя неделю вернулся и колдун. И вернулся он уже иным. Не человеком.

Потом они опять заперлись в доме верховного старейшины и опять целый день о чем-то договаривались. Мужчины не признаются до сих пор, как их угораздило заключить такое соглашение со столь ненадежным господином, но, имея немного разума и воображения, легко догадаться, что, получив желанное бессмертие, колдун просто отказался от прежних обязательств, и вместо мечтаний о возрождении империи союзникам пришлось довольствоваться тем, что им пожелали бросить от щедрот.

С тех пор и доныне «взаимовыгодное» сотрудничество Повелителя с народом куфти ведется на его условиях. Ему предоставляют магические услуги и отдают самых одаренных мальчиков, которых он сам растит и обучает. Женщин обучать перестали вовсе — за что-то невзлюбил Повелитель противоположный пол. Наверное, какая-нибудь вертихвостка в юности обманула. Или маменька слишком строго воспитывала. Теперь уж не выяснить. Но каждый год он забирает себе одну женщину и убивает ее, чтобы усилить свое могущество. А особое расположение его к верным союзникам заключается в том, что только одну и только раз в год. А не сколько хочет и когда хочет, как он поступает со всеми остальными. И выбирают кандидатку сами сельчане. Обычно отдают старых и больных — ему все равно, лишь бы дар не утратила. Но если выпадает такой неудачный год, когда никто не собирается в чертоги предков или вдруг отбывает туда раньше договоренного дня, начинается такое…

На этом месте слушатели не сговариваясь переглянулись.

— И как они не додумались создать для этого дела комиссию? — не удержался Жак.

— Ну а он вам что? — продолжил разговор Вельмир, игнорируя комментарий.

— В первые годы после Падения он помогал нам отбиваться от мародеров, снабжал рабочей силой и оружием, помог построить свою электростанцию и вырыть колодцы… — честно перечислила Эрна. — А потом он ушел. Занялся своими делами. К тому времени нам уже ничего от него не нужно было, но разорвать соглашение мы не могли, пока он сам того не захочет. Сейчас наше с ним сотрудничество трудно назвать добровольным. Нам просто некуда деваться. Ссориться с Повелителем — самоубийство. Так и живем. Поэтому спускаться в поселок вам не стоит — Нагмал вас выдаст, даже если ему самому это будет неприятно.

Мэтр помолчал, устремив задумчивый взгляд вдаль, где виднелась над деревьями верхушка пирамиды. Затем словно очнулся, порывисто обернулся и посмотрел в темные безмятежные глаза провидицы.

— Вы пришли сюда, — медленно подбирая слова, произнес он, — потому что у нас есть реальный шанс избавить вас от Повелителя и вы это уже знаете? Или по какой-то другой причине?

— То, что сделали с ним вы, не продлится долго, — спокойно изрекла женщина. — Ты знаешь это?

— Знаю, — кивнул мэтр. — Потому и пришел сюда искать другой способ. Вы не будете возражать, если мы с коллегами наведаемся к гробнице и попробуем выяснить, что же нашел там Скаррон?

Эрна пожала плечами:

— Это неважно.

— А что важно?

— Важно одно: чтобы вы не погибли сами и не убили Кайдена раньше времени.

— «Раньше времени» — это до каких пор?

— Пока жив Повелитель.

— Хорошо, мы будем осторожны. Но упокоить Повелителя мы все-таки должны.

— Не совсем… — Провидица запнулась, точь-в-точь как увиливающий от рассказа о вещих снах Мафей. — То есть и это тоже, но… Словом, делайте что должно, только не ходите в поселок и не показывайтесь на глаза нашим старейшинам. Донесут.

— Спасибо за предупреждение. Есть еще что-то, что нам следует знать?

— Будьте осторожны с Нимшастом. Он чокнутый.

— Это еще кто?

— Я не сказала? Ах да… забыла. Это тот самый ученик Повелителя, которого наставник привел к нам после Падения. Ему нужно было на ком-то испытать свое колдовство, прежде чем применить на себе, и он решил испытать на ученике.

— Вы хотите сказать, — осторожно поинтересовался мэтр, когда и слушатели, и переводчик немного справились с шоком, — что он еще и не один такой бессмертный?

— Такой — один. Он бы не потерпел существования равных себе соперников. Нимшаст смертен, и ключи к его жизни и смерти держит в своих руках Повелитель. Оттого ученик и помешался.

— Вот это действительно сюрприз… — Похоже, великий герой был изумлен не меньше соратников. — Получается, кроме загадки бессмертия Повелителя нам придется искать еще и филактерии его ученика? Который подлец Скаррон наверняка где-то надежно спрятал?

— Очень надежно, — кивнула женщина. — Нимшаст ищет его уже сто семьдесят лет. Мне Кайден сказал. Он знает.

— А он не говорил, как эта штука выглядит? — не утерпел Мафей.

— Он сам никогда его не видел, — с сожалением ответила Эрна.

А мэтр с некоторым раздражением заметил:

— Спасибо за заботу, ваше высочество, но я знаю, как выглядит филактерий. И уж тем более это знает мэтресса Морриган.

— А я — нет, — непочтительно огрызнулся ученик. — И никакой гарантии, что мне хоть кто-нибудь расскажет.

— Даже цветные иллюстрации покажу, дабы вы не натворили чего-нибудь непоправимого в попытках выяснить самостоятельно.

Пока они пререкались, странная посетительница поднялась и собралась уходить. Похоже, на ее взгляд, все нужное уже было сказано.

Когда куфтийская провидица, сопровождаемая нестройным хором благодарностей и прощаний, скрылась в окружающих тропу кустарниках, Жак спросил, опасливо понизив голос, как будто боялся, что подслушают:

— А она нам клипсу не сдернула? Что-то подозрительно настойчиво она нас отговаривала. Может, ей зачем-то позарез нужно, чтобы мы не встретились с этими самыми старейшинами?

— Нет, — хором откликнулись Кантор и Мафей.

А мэтр пояснил:

— Разумеется, ей именно это и нужно. Чтобы мы не встретились со старейшинами и этим самым Кайденом. Но нужно именно по той причине, которую она указала. Старейшины побоятся прогневить Повелителя и выдадут нас. А этот Кайден… ну чем-то дорог он ей. Может, это ее сын, или любовник, или даже любимый дедушка, мало ли что. Вот и не хочет, чтобы он пострадал при попытке нас захватить. Нет, действительно, Эрна нас не обманула. Просто она, как обычно поступают провидцы, не сказала нам всего.

— И что мы теперь будем делать? — осторожно поинтересовалась Ллит.

— Для начала уберемся отсюда, вернем достопочтенному убасу казенную машину, а затем отправимся домой, созовем коллег и будем думать. Прогуляемся еще разок к пирамиде. Возможно, снарядим невидимую разведку в поселок, где мы так и не побывали. Словом, работы у нас предостаточно.

Господин наместник никогда не курил — не но причине благонравного воспитания и не из-за приверженности к здоровому образу жизни, даже своеобразное строение рта и зубов было здесь ни при чем. На демона табачный дым попросту не действовал. До сих пор Шеллар усматривал в этом лишь один положительный момент — драгоценному начальству было абсолютно наплевать на прокуренные кабинеты и на клубы дыма, витающие вокруг его начальственной персоны.

Вечером предпоследнего дня Зеленой луны безразличие наместника к постоянным воскурениям советничьей трубки оказалось не просто бытовым удобством, а бесценным подарком судьбы.

В восемь часов сорок пять минут Шеллар вернулся из очередного дипломатического визита к старому приятелю Рутгеру Шварцу и был немедленно зван к начальству — доложить что и как. Ради такого важного дела Харган даже прервал ежевечернюю беседу с Ольгой.

В десять часов двадцать три минуты утомленный пространным докладом наместник принялся зевать и тереть глаза, а еще через шесть минут сообщил, что все, конечно, замечательно и Шеллар, конечно, молодец, что так славно все с гномами уладил, но остальное пусть он доложит завтра, а то что-то бедный правитель сегодня устал зверски и спать хочет, прямо с ног валится. Наверное, до сих пор Джарефова афера аукается.

Шеллар мысленно воздал хвалу богам и с живейшим участием заверил любезное начальство, что оно абсолютно право и бедные подданные не перенесут, если господин наместник уморит себя непосильным трудом.

Когда Харган удалился, сонно промычав «до завтра», советник, едва дождавшийся этого спасительного момента, распахнул настежь обе рамы и еще минут десять торчал из окна, глотая свежий воздух и рискуя вывалиться со второго этажа. Порошок из семян кулдышника дикорастущего, порекомендованный мэтрессой Морриган, обладал, несомненно, всеми мыслимыми достоинствами — его дым оказывал снотворное воздействие на демонов, при этом не имел собственного выраженного запаха и легко маскировался обычным табачным, а также теоретически был безвреден для человека. Ну если порошок, как принято у приличных магов, сжигать в курильнице. Смешивать его с табаком и курить взатяг до сих пор никто не додумался, поэтому никто и не мог предупредить Шеллара, что подобный извращенный способ воскурения не лучшим образом сказывается на самочувствии.

В одиннадцать ноль-ноль, удостоверившись, что, несмотря на небольшую кузнечную мастерскую в голове, его больше не шатает, а гномьи угощения не намереваются вырваться на волю по крайней мере в ближайшие четверть часа, советник покинул кабинет и направился в глубь парка на ежевечернюю прогулку. Пешие прогулки ему очень удачно порекомендовал орденский целитель еще после инцидента с мастером Ступеней, и Шеллар с радостью этим поводом воспользовался. Помимо того что такие прогулки действительно были полезны для здоровья, они еще и давали возможность, не вызывая подозрений, бродить в нужных направлениях и с не совсем прогулочными целями. Последние несколько дней Шеллар прохаживался через парк к фамильному кладбищу. За это время он изучил расположение всех кустов и надгробий относительно старой усыпальницы, стащил от нее ключ, засек время, необходимое на дорогу, и убедился, что суеверный смотритель с наступлением темноты запирается на все замки и до рассвета не высовывает и носа.

Свидание было назначено на полночь, но Шеллар предпочел прийти раньше, чтобы выбрать место, затаиться и спокойно дождаться ничего не подозревающую жертву. Заодно и отдохнуть немного — последствия воскурений до сих пор давали о себе знать.

Жертва, дери ее лишайный гоблин, бесстыже опоздала на целых четыре минуты — видано ли подобное свинство по отношению к даме! — и за эти четыре минуты бедный советник успел перебрать в уме девять с половиной вариантов один другого ужаснее. Он успел даже заподозрить, что лично ему противопоказано коварно травить ничего не подозревающих собеседников — оба раза подобные противоправные и аморальные деяния закончились для него, мягко говоря, недомоганием, — и задуматься над логическим продолжением вопроса: а не распространяется ли сия неприятная закономерность и на другие способы подлого и бесчестного убиения?

Появление адъютанта Тоти вмиг положило конец всяческим мыслительным глупостям.

Опоздавший на четыре минуты ловелас плелся прогулочным шагом, даже не давая себе труда скрывать свое перемещение или хоть немного поторопиться. Чистенький и даже выглаженный мундир, с элегантной небрежностью расстегнутый на две пуговицы, начищенные до блеска сапоги, цветочек в петлице и шибающий за сотню локтей запах одеколона — словом, любому идиоту понятно: культурный кавалер движется на свидание. А что на четыре минуты опоздал — так это ерунда, такого кавалера любая дама должна уважать и ценить в достаточной степени, чтобы подождать и подольше.

Шеллар осторожно нащупал под плащом кинжал и затаил дыхание, выжидая, когда благоухающий кавалер пройдет мимо.

Дама, к свиданию с которой столь упорно стремился адъютант Тоти, поступила еще более бесстыдно, чем опоздавший кавалер. Она не пришла вовсе. Впрочем, к дамам этикет и общественное мнение в этих вопросах куда более снисходительны, и подобные надувательства дамам обычно прощаются. Тем более Ольга даже не знала, что рядок закорючек, которые она нарисовала по памяти, которые ей нарисовал во сне Диего тоже по памяти, которые ему в другом сне нарисовал король… Словом, о чем говорится в записке, которую она нарисовала и сбросила из окна, Ольга не имела понятия. И уж меньше всего могла вообразить, что в этот самый момент придурок, подставивший под ее окно лестницу, приближается к надгробному памятнику в виде скорбящей девы, за которым беднягу поджидает его величество с кинжалом за пазухой.

У Ольги были гораздо более важные дела и проблемы.

Она писала прощальное письмо Харгану.

До того, что, убегая, неплохо было бы объяснить гостеприимному наместнику свои действия, Ольга додумалась и сама. Не хотелось, чтобы он счел ее неблагодарной обманщицей или вроде того. А до простой мысли, что жизнь ей в любом случае дороже, сам он не дойдет. Пожалуй, он мог забыть даже о том, что игрушку придется отдать Повелителю и что ее жизни в самом деле что-то угрожает. Ольга и собиралась черкнуть ему пару строк перед отбытием. Но она рассчитывала именно на пару строк, а король почему-то потребовал длинного развернутого письма листов на восемь! И даже план передал из шестнадцати пунктов, правда, Диего пять из них забыл. Ольга все утро мучилась, набрасывая черновики, и даже успела понять, почему Диего тогда так и не написал ей прощального письма, но окончательного варианта до сих пор не составила. Уже пробило полночь, до заветного момента оставалось всего четыре часа, а злосчастное письмо все еще представляло собой пачку мятых черновиков, содержащих одни бессвязные глупости.

Ольга решительно свернула листы в трубку и сунула в мешочек, который еще утром сама сшила из полотенца и в котором уже покоились несколько смен белья, туфли, две пары чулок, бутылка воды из-под крана, десяток пирожков, оставшихся от ужина, ложка, миска и нож — хоть и столовый, а все же.

Затем она положила перед собой чистый лист; оглянулась на сладко спящего Харгана и твердо макнула перо в чернильницу.

Ко всем чертям подробные планы его величества из шестнадцати пунктов, которые даже запомнить невозможно! Курсовая лучше всего пишется в ночь перед сдачей, так, может, вдохновение для прощальных писем тоже приходит в последние часы перед расставанием?

В ноль часов шестнадцать минут Шеллар запер усыпальницу и быстрым шагом двинулся в обратный путь. Потерянное время нужно было наверстать, чтобы никто не додумался сопоставить его затянувшуюся прогулку с исчезновением адъютанта и всем прочим, что должно произойти сегодня перед рассветом. Здесь, на темных аллеях, можно хоть бегом бежать, не опасаясь, что кто-нибудь заметит неуместно спешащего куда-то советника. А вот ближе к дворцу придется снизить скорость и к заднему крыльцу, с которого он спустился час назад, подойти неспешным шагом, попыхивая трубкой, как обычно… Хотя после сегодняшнего усыпления наместника курить не хочется совсем и вряд ли захочется до завтра, привычный образ действий нарушать нельзя. Более того, трубку придется выкурить не одну, так как есть вероятность, что проклятый одеколон, коим щеголь Тоти облился с головы до ног, пропитал своим удушающим ароматом одежду убийцы. Хоть и старался поменьше прикасаться, и тело тащил за ноги, и перчатки сунул в гроб какого-то дальнего предка, а все равно мог нахвататься. Посему не стоит уповать на свежий воздух, надежнее будет как следует пропахнуть табаком.

Ольга тихонько ругнулась, придавила промокашкой кляксу и торопливо застрочила дальше, силясь успеть за полетом мысли: «…вы не думайте, что я динамщица и притвора, я просто жить хочу и за ребенка боюсь…»

Мэтр Максимильяно поправил инфракрасные очки, осмотрел выбранное место и осторожно выглянул из-за камня, прикидывая расстояние до входа в пещеру. Затем аккуратно поставил на землю небольшой чемоданчик, расстелил плащ и достал из кармана пакет с бутербродами.

Пако молча взвалил на плечи два Ольгиных сундука, надежно запертые и прочно связанные толстой цепью, и вышел в ночь, игнорируя вопросы испуганных и ничего не понимающих бардов, что он делает и куда собрался. Тролль был страшно горд собой — идея прихватить вещи принадлежала лично ему, и он уже радостно представлял себе, как Ольга обрадуется и оценит его сообразительность.

В ноль часов пятьдесят три минуты Шеллар захлопнул дверцу кареты и коротко приказал:

— Домой.

Карета плавно тронулась с места, и вот тут-то господин советник запоздало пожалел о последних двух трубках. А также о том, что всего десять минут назад счел неприемлемым для воспитанного человека блевать в дворцовом парке. Увы, делать это в карете было еще менее приемлемо. И не по причине воспитания, о коем речь уже не шла, а потому что мог увидеть кучер. Оставалось только приоткрыть окошко, глубоко дышать и молить богов, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.

К счастью, ехать было недалеко, и советнику удалось дотерпеть до дому и избежать позора (а возможно, и провала). Ему даже полегчало немного, и он подумал было, что если больше не курить, то все обойдется. А если принять пару пилюль от головной боли, то можно будет даже немного поработать.

В час двадцать восемь несчастный рыцарь плаща и кинжала висел позеленевшим лицом над унитазом и зачем-то сам себе объяснял, что пилюли от головной боли здесь были совершенно не к месту.

Ольга азартно сдула упавшую на лоб челку и вывела: «…а Повелитель ваш — скотина и сволочь…»

Мэтр Максимильяно аккуратно стряхнул с мантии крошки, убрал в рюкзак термос и раскрыл заветный чемоданчик.

Пако остановился у ворот внутреннего города и, придав себе как можно более глупый вид, ответил на вопрос, куда он идет и что несет:

— Хозяйка сказала — отнести в загородный дом.

— А кто твоя хозяйка? — поинтересовался сержант, не торопясь открывать ворота до выяснения.

— Хозяйка, — повторил Пако, давая понять, что иные способы идентификации ему неведомы.

— Ну зовут ее как? — попробовал уточнить стражник.

— Хозяйка, — тупо повторил тролль.

— Значит, так, — сделал вывод сержант. — В сундуках, стало быть, краденое имущество, поэтому сымай их и ставь здесь. А сам отправляйся вон из города, и чтоб тебя здесь больше не видели.

Пако припомнил инструкции «что делать, если не хотят выпускать» и полез в карман.

— Хозяйка сказала, — монотонно пробасил он, — если не хотят открывать ворота — дать десять золотых. Хозяйка сказала, если не захотят брать деньги и попробуют отнять сундук — всех убить и ворота сломать.

— Ах, ну так бы и сразу! — хором обрадовались стражники. — С этого и надо было начинать, тупой ты тролль! Давай деньги!

В час сорок Шеллар присел у открытого окна и задумался — ложиться спать или не стоит и пытаться? Похоже, уснуть все равно не получится. И работать с такой головной болью не получится еще вернее. А уж что получается из попытки эту боль полечить, лучше не вспоминать. Может, почитать что-нибудь такое… несложное? В смысле, не финансовый отчет, а какую-нибудь книжку художественную? В конце концов, не настолько уж он плох, чтобы не дойти до библиотеки. К примеру, те самые сказания семмов бестолковые ученики так и не нашли, а у Элмара они точно есть…

Мэтр Максимильяно бережно прикрутил к стволу глушитель и выглянул из укрытия, дабы убедиться, что все четыре охранника находятся на месте и никто не сбежал в кусты отлить или в сторожку перекусить.

Ольга, которую наконец-то настигло неуловимое вдохновение, торопливо корябала, уже не обращая внимания на проклятые кляксы: «…а еще я познакомлю вас со своей подругой-художницей, она будет просто в восторге…»

Пако бодро шагал по дороге, едва удерживаясь от исполнения в ночной тиши какой-нибудь поднимающей настроение детской песенки.

В два тринадцать Шеллар в четвертый раз измученно выполз из ванной и, пошатываясь, побрел в спальню. Желудок давно был пуст, но продолжал упорно выворачиваться наизнанку, словно мстя хозяину за непочтительность и пренебрежение.

Кантор разъяренно пнул попавшегося под ноги насекомого монстрика, каковые в последнее время снились ему в ужасающих количествах, и вопросил в пространство, где шляется этот, мать его, король и какого хрена он до сих пор не спит?

Мэтр Максимильяно аккуратно разложил по местам все детали и защелкнул чемоданчик.

Ольга вынула изо рта изгрызенную ручку для пера и вывела: «…я бы очень хотела встретиться с вами еще когда-нибудь, при других обстоятельствах, не как пленница, а как друг…»

В три пятьдесят шесть Шеллар отложил книгу и подумал, что вроде бы все наладилось и можно наконец лечь поспать.

Кантор плутал по снам, пытаясь разыскать Виктора, чтобы спросить, как у него дела, и пожаловаться на бессовестного короля, который в такой момент скрывается от визитов.

Ольга поставила точку и отложила перо.

Мэтр Максимильяно представил «товарища Пако» чете драконов, убедился, что могучий тролль способен удержать детеныша, даже если тот начнет капризничать и вырываться, и полез на спину Аррау — седлать.

В четыре тридцать Шеллар крепко спал, даже не подозревая о страданиях Кантора, — по его разумению, в свидании именно сегодня ночью не было никакой нужды, так как результаты операции в любом случае будут известны только наутро.

Ольга осторожно выбралась из окна и начала спускаться по лестнице, которую еще с вечера принес под ее окно надоедливый адъютант.

Пако проверил, надежно ли висят сундуки, удобно ли устроен маленький дракончик, и крикнул:

— Готов!

Два дракона подошли к краю обрыва и в синхронном плавном прыжке расправили крылья.

Мэтр Максимильяно помахал им вслед и вернулся в свое укрытие — забрать чемоданчик и переодеться, чтобы к утру вернуться в город уже в другом облике.

В четыре пятьдесят, когда первые лучи солнца разбавили черноту ночного неба до раннеутренней серости, а Ольга успела замерзнуть и пожалеть, что не сперла у покинутого наместника еще и плащ в придачу к штанам, сапогам и камзолу, над дворцом, переговариваясь на лету, появились два знакомых разноцветных силуэта.

Аррау, безошибочно отыскав нужные ориентиры, плавно снизилась у ограды кладбища, где дожидалась ее Ольга, а Хрисс направился к самому дворцу и сделал несколько кругов над Центральной башней.

Ольга взбежала по заботливо подставленному крылу и, прежде чем сесть в седло, не удержалась — расцеловала Пако, ибо ужасно по нему соскучилась, не говоря уж о нечеловеческой благодарности, которую к нему испытывала. Не забыв также умилиться очаровательным окрасом крошечного дракончика и его невыносимо симпатичными глазками, Ольга наконец уселась, забросила за спину сумку из полотенца и покрепче ухватилась за гребень.

— Полетели!

Аррау сделала широкий круг над парком, крикнула Хриссу, чтобы не задерживался, и, мерно взмахивая огромными крыльями, устремилась на юг — к ближайшему небесному порталу.

Ольга не удержалась и оглянулась — почему задерживается Хрисс и что он там забыл над этой башней, где полно вампиров?

Как раз в этот момент Хрисс, до сих пор круживший над башней, игнорируя попытки вампиров его оттуда кышнуть, снизился почти до уровня верхней площадки и выдохнул самую мощную струю огня, на какую был способен.

После чего взмахнул напоследок хвостом и быстро-быстро заработал крыльями, догоняя супругу.