"Она" - читать интересную книгу автора (Ёсимото Банана)


Прозрачные солнечные лучи, проника­ющие сквозь щель между занавесками, све­тили мне прямо в лицо, из-за чего я просну­лась утром на редкость рано.

Между домами виднелись горы, все еще густо покрытые зеленью. До меня не доно­силось ни единого звука движения машин на улице. А если говорить о чистом утрен­нем воздухе, то казалось, что это и вовсе нe Япония.

И в то же время, в отличие от Тосканы, если хорошо принюхаться, в воздухе пахло влажными деревьями. Казалось, что силь­ный ветер выдул и высушил все, но деревья все еще хранили в себе достаточно воды. Пока стоит такое время года. А вот в разгар зимы, наверное, станет посуше, и запах хо­лодного воздуха станет насыщеннее.

Впервые за долгое время я ощутила осо­бую атмосферу этого времени года в Япо­нии. Я вспомнила глубокое умиротворе­ние, наполненное немного печальным, осо­бенным солнечным светом. Я пристально взглянула в окно, чтобы только снова по­чувствовать это.

Несмотря на утро, на улице не видно ни­кого, и в пейзаже за окном нет ничего ново­го. И сердца людей не желают перемен. Су­ществовала бы только эта увядающая кра­сота. Вот такой удивительный вид из окна. Ведь наверняка там, за окном, рождаются дети, умирают старики, появляются и ра­зоряются магазины — в общем, все меня­ется. Однако, как ни странно, там так тихо и спокойно, что этого совершенно не чувст­вуешь.

Подумав о тете и Сёити, которые безвы­ездно прожили в этом захолустном дачном местечке, я вновь немножко позавидова­ла им. День за днем проживая одинаковые  будни снова и снова, так что даже переста­ешь понимать их однообразность, они нако­пили огромную глыбу любви, которая ока­залась настолько прочной, что даже смерть, пожалуй, не в силах ее разрушить.

Возможно, из-за того, что гостевой ком­натой никто не пользовался, она осталась довольно пыльной, несмотря на мои усилия накануне. От дуновений холодного ветра из окна пылинки, кружась, поднимались вверх и, пропуская через себя солнечные лучи, пе­реливались всеми цветами радуги. Это было удивительно красиво.

В коридоре раздался шум. Наверное, Сёити уже встал.

Должно быть, он сейчас очень похожи­ми на тетушкины движениями старается поддерживать дом в порядке. Думаю, те­тушка хорошо воспитала у него серьезное отношение к подобным вещам. Он сполна воплотил в реальность ее мечты. Ведь она растила его так, чтобы он не стал травой перекати-поле, как я, чтобы сумел крепко встать на ноги.

Дом наполнился ароматом кофе, и я вы­шла в коридор.

—  Доброе утро, — сказала я.

—  Доброе. Хорошо спала? — поприветствовал меня Сёити.

—  Да, большое спасибо.

—   Кофе будешь? — предложил Сёити.

—   С удовольствием, — согласилась я. С наступлением утра атмосфера в этой маленькой гостиной снова показалось осо­бенной.

Непонятно почему, но было в ней какое-то восхитительное совершенство. Казалось, что вопреки происходящим с течением вре­мени изменениям где-то в самом центре есть нечто незыблемое и постоянное. По­всюду красуется пышно растущая глянце­вая зелень комнатных растений, кухонная утварь аккуратно расставлена по своим ме­стам. Однако гостиная совершенно не ка­жется сдержанно строгой. Залитая утрен­ним солнцем, она полна тепла и света. На натертой до блеска поверхности стола ничего нет, но во всем ощущается радушие и гостеприимство. Расположившись на уютном диване, я разглядывала это и дума­ла о том, что, наверное, каждый день с ра­достью возвращалась бы сюда, в это место, которое создавалось долго и кропотливо, подобно произведению искусства.

В отличие от чая, приготовленный Сёи­ти кофе был очень вкусным.

—   Вкусный кофе, — заметила я, — не­сильно прожаренный, но вкус при этом не кислый, а едва сладковатый.

—   Ну, мы ведь и с кофе тоже имеем де­ло. Так что, как и ты, я в нем разбираюсь.

Но эти зерна не наши, а из магазинчика “Шодзо”, что находится поблизости. Если честно, думаю, что больше всех его появле­нию радовались мы. Клиенты любят оба магазина, и поэтому прибыли растут в гео­метрической прогрессии, — гордо улыбнул­ся Сёити.

Когда он, немного согнувшись, готовил кофе, я взглянула на его мускулистую спи­ну и вспомнила о его отце, с которым я в жизни не встречалась.

—  Мне так хорошо. Это такое счастье — пить утренний кофе у вас дома, — сказала я.

—  Мама тоже была бы рада это слы­шать, — заверил Сёити. — Это место было ее гнездом, ее крепостью.

—  Все-таки в своей семье сестры прошли довольно суровую школу жизни. В против­ном случае она не стала бы вот так изо всех сил стараться обустроить свое жилище. На­верное, у тети до конца ее дней не выходило из головы то, что случилось с моей мамой. К тому же такой человек, как она, даже до самой смерти не смог бы жить успокоив­шись и опустив руки.

—  А ведь с самого начала они были очень близки и дружны, — сказал Сёити. — А как случилось, что твоя мама умерла именно так? Неужели прежде никто не замечал в ней перемен?

—   Я не очень хорошо помню, возможно, потому, что просто не особо хочу вспоминать. С ней все чаще стали происходить какие-то странности, но так как это развивалось по­степенно, я думаю, просто не было человека, кто всерьез мог бы это остановить. Тетя, по-моему, вмешалась уже в самом конце. А все остальные были совершенно чужими людь­ми, и в самые критические моменты мама предпочитала держаться от них подальше, — ответила я. — Наши мамы ведь были дочерь­ми основателя какого-то отдельного религи­озного течения.

— А, да, я что-то слышал об этом. Мол, когда они были маленькими, им приходи­лось принимать участие в различных прак­тиках... — припомнил Сёити. — Но до по­следнего дня мама почти ничего не расска­зывала о том периоде своей жизни.

В моей голове что-то ярко вспыхнуло. Кажется, я что-то припоминаю. Это было именно то, чего я не хотела вспоминать. То, из-за чего у меня тряслись поджилки. Мне стало очень страшно, но я изо всех сил по­пыталась сконцентрироваться на том, о чем только что подумала.

— Похоже, они изучали всевозможные техники магии. Изначально бабушка оту­чилась в школе магов в Турине и получила сертификат белого мага, так? К полученным знаниям бабушка прибавила свои соб­ственные придумки и находки, разрабо­тала отдельную систему и стала обучать людей.

—  Почему же в таком случае сестры не стали продолжателями религиозного уче­ния своего отца? Я знаю, что дедушка с ба­бушкой развелись по этой самой причине. Что с ними случилось? — спросил Сёити.

—  А ты разве ничего не слышал об этом? — изумилась я.

—  Нет, — простодушно ответил Сёити, чем удивил меня.

—  Так же как и с моей мамой, которая плохо кончила, с обществом спиритизма од­нажды произошло несчастье. — Я говорила, осторожно подбирая слова. — Как-то во вре­мя сеанса бабушка пыталась вызвать како­го-то доброго духа, но то ли у нее не хвати­ло энергии для этого, то ли потому, что сре­ди собравшихся членов общества оказались плохие люди, в общем, произошла ошибка и к ним явилось что-то нехорошее. Ну а по­скольку люди, бывшие на том сеансе, вери­ли в подобные вещи, все они подверглись странному внушению, после чего соверши­ли групповое самоубийство. Я слышала, что бабушка, чувствуя ответственность за про­исходящее, горячо заклинала их, чтобы они остановились и не делали этого, дабы не множить зло в мире. В том групповом самоубийстве участво­вало пять человек.

Мама и тетя, которые спрятались в пла­тяном шкафу и остались в живых, видели все своими глазами и, крепко обнявшись, дрожали от ужаса. Конечно, туда понаеха­ло много полиции, общество это, разумеет­ся, распалось, а наших мам положили на реабилитацию в маленькую клинику, кото­рая принадлежала одному из последовате­лей общества. Там они провели довольно долгое время. Что было с каждой из них по­сле выхода оттуда, мне не рассказывали. Какое-то время они наверняка жили вмес­те. Возможно, был и такой период, когда они находились в доме дедушки. Этого я не знаю. В конце концов тетя по любви вышла замуж за дядю, а еще задолго до этого по­женились мои мама и папа, — сказала я.

—   Ничего себе! И это случилось с моей мамой? Я что-то слышал о том, что она ле­жала в какой-то клинике из-за шока, полу­ченного в результате очень странной смер­ти бабушки, но что это было настолько ужасно... — оторопел Сёити. — Выходит, что случившееся в твоем доме имеет непо­средственное отношение и ко мне тоже?

—   Выходит. Ты ничего не знал, да? Не­ужели совсем ничего? Видимо, тетя дейст­вительно старалась всеми силами отгоро­дить и защитить тебя от своего прошлого.

Он молчал, и я нежно взяла его за руку.

То, что случилось, не могло не бросить тень и на его судьбу, пусть не напрямую. Лучше бы знать, откуда падает эта тень, и, только подняв завесу тайны, можно прояс­нить то, что оставалось для него неясным и туманным. Между мамой и тетей сущест­вовала очень сильная связь. В тот период, когда они благодаря связям попали в спе­циальную реабилитационную клинику, ди­ректором которой был состоятельный чело­век из числа бабушкиных последователей, они выжили потому, что помогали друг дру­гу. Тетя там держалась очень бодро, а мама восхищалась ее стойкостью и, кажется, едва выживала, положившись на сестру. В моменты откровений мама рассказыва­ла, что тетя, как бы тяжело ей самой ни было, никогда не теряла самообладания, вела себя достойно и ей всегда можно было доверить себя.

Выйдя из клиники, мама стала встре­чаться с ее директором, который был гораз­до старше ее. Я однажды подслушала, что до свадьбы она жила в его квартире в каче­стве любовницы. Думаю, что и потом, вый­дя замуж за папу, она наверняка по-преж­нему продолжала с ним видеться.

Я помню, что несколько раз она ходила на встречу с этим довольно пожилым мужчиной, которого впору было назвать де­душкой. Она подыскивала отговорки, мол, что это ее давнишний друг, оказавший ей большую услугу, и поэтому она идет с ним увидеться. Но теперь я понимаю, что для этих двоих, похоже, это отнюдь не было развлечением. В жизни обоих все еще оста­валось послевкусие, присущее парам, меж­ду которыми была длительная роковая связь. И он, сопротивляясь маминой неис­товой силе, в глубине души знал, что на­всегда очарован ею.

Мама рассказывала: “Так как мы близ­нецы, посмотрев друг на друга, мы осознавали, о чем каждая из нас думала и как се­бя чувствовала. После того, что случилось, мы не могли говорить, а только все время лежали и, мучаясь даже от пребывания на солнце, совершали прогулки в креслах-ка­талках. Однако стоило нам заглянуть в гла­за друг другу, как мы ощущали, что в них рождается призыв «Давай жить!».

В то время Ацуко была умопомрачитель­но красива и невероятно сильна. Я изо всех сил тянулась за ней, но что бы ни делала, не могла стать такой же сильной”.

Когда я рассказала Сёити об этом, он прослезился.

— Почему же мама так много скрыла от меня?

Я объяснила. В тот период мамино безу­мие вместе с комплексами перед тетей окончательно глубоко укоренились в ней. Что же касается тети, то она была более спокойной и благоразумной и, наделенная от природы теми же силами и энергией, что и мама, смогла сделать выбор в пользу то­го, чтобы жить, не развивая и не взращи­вая их в себе.

— Дядя ведь тоже не знал об этом, не так ли? Я думаю, что ее молчание являлось проявлением любви. Ей было не все равно, что станет с вами, расскажи она об этом. Она предпочла забыть обо всем, порвать с прошлым и тем самым, по-моему, выбрала жизнь с вами.

—  Если так, то почему же она так беспо­коилась о тебе? Почему на долгие годы за­была, а вдруг перед смертью неожиданно вспомнила о твоем существовании? — спросил Сёити.

—  Я думаю, вероятно, она что-то слы­шала о том, что есть несколько видов тай­ных методик, действенных только непо­средственно в момент смерти, и поэтому решила их испробовать, — предположила я. — Однако так странно это все...

Я снова начала вспоминать какие-то важные моменты, но в голове моей пута­лись разные мысли, все окончательно смешалось, и в итоге с языка слетели совер­шенно иные слова:

—  А что, если тетя через меня пытается еще раз отслужить панихиду по маминой душе и достичь примирения?

—  Да нет, думаю, это вряд ли. Мама не из тех, кто прибегал ко лжи. Она ведь ска­зала только, что хочет спасти тебя. А о тво­ей маме она и словом не обмолвилась. По­этому я и разыскал тебя.

—  Что ж, значит, попробую еще немно­го поразмышлять, — сказала я.

—  А мне что следует делать? — спросил Сёити.

— Нужно разобраться, каким образом тетя собиралась мне помочь.

— А что это за тайные методики, о которых ты упомянула? — поинтересовался Сёити.

— Я слышала только истории о том, что именно в момент своей смерти, когда пре­

бываешь в призрачном мире, который связывает реальную и загробную жизни, мож­но встретиться с теми, кого хочешь уви­деть. Мне самой не приходилось этого делать, так что я плохо себе представляю, как это. Знаю только понаслышке. Просто не было необходимости в этом разбирать­ся. Я совершенно не верю в подобные вещи и никогда этим не интересовалась, — за­смеялась я.

— Мне кажется, что знать такое пусть даже понаслышке — это круто. Просто фан­тастика какая-то, — сказал Сёити.

—  Я тоже так думаю. Однако из-за этой мистики умерло немало людей. Сколько их специально едет в такие школы, где изуча­ют подобные фантастические вещи, а потом привозит свои знания в Японию, передает их следующему поколению и, целиком по­святив себя этому, умирает. Включая и мою маму. Как глупо, не так ли? — констатиро­вала я. — В любом деле важно, без сомне­ния, знать меру и не переусердствовать.

—  Что, если попробовать наведаться в твой родной дом? — предложил Сёити.

—  У меня мороз по коже от одной толь­ко мысли об этом, — призналась я.

—  Там ведь наверняка что-то осталось, да? Может, стоит провести там что-то вроде обряда очищения. Досадно, но я способен придумать только это, — с серьезным ви­дом сказал Сёити.

Мне стало немного жаль его, человека, о котором я ничего не знала. Если это его успокоит, я готова прямо сейчас отправить­ся в тот дом. Почему бы и нет? К тому же уже прошло так много времени...

— История повторилась. Словно это какое-то проклятие. Наверное, в мамином

случае это было наказание того духа, вызванного бабушкой. Потому что именно во время спиритического сеанса моя мама точно так же в самом конце потерпела не­удачу, и все пошло не так. Хотя я думаю, что именно мамины мысли и убеждения привели к этому.

—  Это тот случай, когда не стало твоих родителей, да? — уточнил Сёити.

—  Да. Как бы далек от всего случивше­гося ты ни был, но думаю, тебе это, конеч­но, известно...

Во время спиритического сеанса моя мама помешалась рассудком, так как ею, как говорили, овладел злой дух, и она уби­ла папу, зарезав ножом.

Двое из трех присутствующих — мой дя­дя и его жена — тут же выбежали из комна­ты и стали звать на помощь. Я слышала, что прислуга разбежалась в том, в чем была. Однако еще одна участница сеанса, видимо, была хорошей женщиной. Она пы­талась схватить маму, чтобы помешать ей убить папу, и нож задел ее шею. К счастью, ранение оказалось легким, но ей, похоже, пришлось тяжело, так как это был ужасный шок для ее психики. Что с ней случилось дальше, я не знаю.

А потом мама перерезала горло себе и умерла.

Я, конечно, в отличие от сестер-близня­шек не видела происходящего своими глазами. Я пряталась в своей комнате, но по­следствия шока были такими же, и у меня практически нет воспоминаний о том, что было со мной какое-то время после этого.

Возможно, история опять повторилась, и я, скорее всего, тоже угодила в ту са­мую клинику и принимала очень много ле­карств, поэтому ничего не помню.

Естественно, нашлись люди, которые говорили, что этот случай — следствие про­клятия, навлеченного бабушкой, но мне было наплевать на это.

Как бы там ни было, когда я снова верну­лась к жизни, семья Конамия и оставшиеся в ту ночь в живых дядя и его жена начисто прибрали все к рукам. Оставив меня, они присвоили и магазины, и все права, и дом — в общем, абсолютно все. Не очень хочется ворошить все это в памяти, но я думаю, что и директору клиники что-то перепало, что­бы держал язык за зубами.

В любом случае у меня почти ничего не оказалось, и идти мне было некуда. Скорее в виде оправдания мне выплатили неболь­шую долю наследства, все родственники от меня отвернулись и практически разорва­ли со мной всяческие отношения. Дедушки уже не было в живых, и никого из близких у меня не осталось. Я думаю, родственники не хотели забирать меня к себе, и кому бы я ни позвонила, все то и дело притворялись, что их нет дома. Как ни в чем не бывало я отправилась к дяде, но там меня ждал от ворот поворот. Хотя я не была настолько сумасшедшей, меня предпочли, наверное, поместить в ту клинику или какую-либо другую больницу, так как никто не хотел иметь дело со мной и моими проблемами.

—  Как раз тогда и нужно было прийти к нам. И не важно, что прошло уже много времени с тех пор, как наши семьи рассо­рились, ведь у мамы и мысли не было раз­рывать отношения с тобой. Однако все это так несправедливо. А что, если сейчас на­нять адвоката и попробовать хоть что-то вернуть? Несмотря на то что ты была ре­бенком, ты наверняка имела права на го­раздо большее, не так ли? С этим я тебе по­могу, — предложил Сёити.

—  Спасибо, не нужно. Думаю, я тогда, вероятно, хотела уехать куда-нибудь по­дальше. Возможно, поэтому и не стала об­ращаться к тете. Нашелся человек, кото­рый удочерил меня. И мне гораздо больше по душе та жизнь, которую я создала после всего случившегося. Не хочу теперь касать­ся прошлого. Если ты не против, я могла бы устроиться в твою компанию, в бухгалте­рию или еще куда-нибудь. Для меня это было бы намного лучше. К тому же, хоть ты и предлагаешь мне сейчас вернуть тот жут­кий дом, мне он уже совершенно не ну­жен, — улыбаясь, заверила я. Мне было очень приятно то, насколько серьезно Сёи­ти относился к этой беседе.

—  Все-таки хорошо, что ты оказалась человеком, который способен сам строить свою судьбу, — сказал Сёити. — В против­ном случае было бы очень печально.

—  Ничего подобного. Мне вполне доста­точно того, что я родилась такой, какая я есть, что чувствую и мыслю по-своему. Так что грустить мне не о чем.

Тут мы оба снова замолчали. Мы пили остывший, но ставший при этом более сладким кофе и смотрели в окно. Солнеч­ный свет, исчерченный ветвями деревьев, танцевал, образуя красивый узор.

Я внимательно взглянула на этот мир, созданный только нами двумя, и у меня воз­никло такое чувство, словно вернулось дет­ство. Будучи детьми близнецов, пережив­ших определенный период своей жизни и поддерживавших друг друга, мы, в сущно­сти, должны были проникнуться соответ­ственной взаимосвязью. Однако то, что я ощутила в тот день нашего детства, не было заблуждением. Наши пути разошлись с са­мого начала. И у меня нет ничего из того, что имеет он.

Но иногда я думаю, что если до восемна­дцати лет я жила бы под покровительством, семьи... Исчезло ли тогда бы это мое одино­чество? Очевидно, нет.

Что касается моего одиночества, оно следствие утраты, и я думаю, что в этом на­верняка схожи все судьбы. Нет человека, который смог бы прожить без потерь.

В тетиной жизни, наверное, было то же самое. Сколько бы она ни совершенство­вала, ни обустраивала свой мир, однажды утраченное не возвращалось. Тем не менее тетя категорично считала, что лучше по­немногу развиваться и идти вперед, чем не делать ничего. Мне достаточно было просто находиться рядом с Сёити, чтобы через не­го понять и почувствовать тетину фило­софию.

—  Куда поедем? Что будем делать? — спросил Сёити.

—  Так и быть, давай поедем в дом, где я жила. Попробуем туда наведаться, — пред­ложила я.

Неожиданно для самой себя на глаза на­вернулись слезы.

Сёити смотрел на меня в упор, ничего не говоря, не пытаясь успокоить. Просто вни­мательно вглядывался, как по-настоящему близкий и добрый человек. Не отводя глаз.

— Я... если, конечно, ты не против, хо­тел бы съездить в ту самую клинику, где ле­жала матушка, — произнес он.

—  Пощади, только не сегодня, пожалуй­ста, — попросила я.

—  Да ладно, какие проблемы? Ты же всегда свободна, — настаивал Сёити.

—  “Всегда свободна” — это звучит как-то печально, — засмеялась я.

—  Интересно, а директор клиники все тот же, кто был любовником тети? Может, все поменялось за это время? — поинтере­совался Сёити.

—  Да, он ведь уже совсем в годах, кто знает, занимает ли он по-прежнему свою должность или нет. Думаю, других измене­ний быть не должно. Клиника размещает­ся в отреставрированном, отдельно стоя­щем здании в жилом микрорайоне Сёто.

—  Надо же, и жители ближайших домов в округе не были против, да? Что в таком месте сделали клинику, — удивился Сёити.

—  Так ведь это совершенно обособлен­ное строение в самом центре огромной тер­ритории. Какие бы странные люди там ни размещались, жителям в округе они не до­ставляют никаких хлопот. Более того, я ду­маю, все люди, кроме ближайших жителей, считают, что это какой-то парк с посольст­вом. Там, по-моему, не может содержаться много пациентов, — ответила я.

—  Да, у богачей много лазеек, — сказал Сёити. — Не зря же говорят, что деньги ре­шают все. Наверное, в какой-то степени это правда.

—  Так хотела думать моя мама. Ее все­гда тянуло исключительно к деньгам, и за­муж она вышла за богатого предприни­мателя, и жила в особняке, и в действитель­ности, похоже, для нее не существовало неразрешимых задач. А в конце концов она просто лишилась жизни, — улыбнулась я. Мне только и оставалось, что улыбаться.

—  Итак, где-нибудь через часик давай выдвигаться, — предложил Сёити.

—  Уже?! — изумилась я. — Раз уж я спе­циально сюда приехала, так хотела сходить в онсэн... Сё-тян, а ты вообще где планиру­ешь остановиться в Токио?

—  У тебя, — ответил он.

—  О чем ты говоришь? Не шути так, — попросила я.

—  Я ведь собираюсь протянуть руку по­мощи своей кузине. А здесь не справиться, если не обладать должной смелостью, так что все нормально, —успокоил Сёити.

—  Да дело ведь не в этом. Почему я должна вместе с тобой жить в тесноте? — возмутилась я.

—  Хорошо, тогда я сниму номер в оте­ле, — сказал Сёити.

—  Это другое дело. И мне тоже сними. Так будет веселее. Как будто у нас летние каникулы! — загорелась я.

—  Сейчас не лето. За окном осень, и зи­ма уже на носу, — засмеялся Сёити. — А, я понял. Тебе наскучило жить в Токио. Захо­телось с кем-нибудь развлечься, да?

—  Ага, я ведь обычно обитаю в Италии, и когда приезжаю в Японию, чувствую се­бя Урасимой Таро[5], — улыбнулась я. — К тому же, раз уж мы собираемся посетить столь жуткие места, нам просто необходи­ма хоть какая-нибудь отдушина. Так что сними по возможности просторный и хо­роший номер. И пусть это будет новый отель, ладно?

—  Ты как ребенок, — заметил Сёити.

—  Ничего не поделаешь. Слишком уж быстро мне пришлось повзрослеть. Так мо­гу я хоть сейчас вести себя как маленькая?

Мои воспоминания о том периоде жизни были фрагментарными и неточными. Веро­ятно, выйдя из больницы, я была внезапно выброшена во взрослую жизнь и должна была самостоятельно шаг за шагом идти вперед, решая свои проблемы. У меня не было дома, а с ненавистными родственниками я контактировала всего несколько раз по поводу наследства. Бедные дядя и его же­на хоть и остались в живых, были очень на­пуганы и, боясь, что уже никогда в жизни не оправятся от шока, окончательно потеряли веру в себя. Думаю, потому и я начисто утратила ощущение, что могу на них по­ложиться. То, что они ослабели, пожалуй, вполне естественно, так как мама, которой они так верили, с которой жили под одной крышей и вместе вели бизнес, сошла с ума. Изначально это были сильные люди с твер­дыми жизненными принципами, но мами­ны деньги сбили их с правильного пути.

Первым делом я отправилась к своему бойфренду в Италию. Там в целях реабили­тации помогала ему по хозяйству и жила нахлебницей за его счет. Вернувшись в Япо­нию, я зашла в гости к своему другу Мне предложили пожить в квартире, принадле­жавшей его родителям. В школу я не ходи­ла. По маминой инициативе я посещала американскую школу и поэтому хорошо го­ворила по-английски, а со своим бойфрендом отчаянно учила итальянский. Благода­ря этому я не упала на самое дно, все дела­ла самостоятельно, и мне пришлось рано стать взрослой. С тех пор я скитаюсь по чу­жим домам.

— К тому же ты мой двоюродный брат, и к тебе так просто подлизаться...

— Ну хорошо. Вижу, мало-помалу ты смекнула, что удовлетворение твоих запро­сов — это в конечном счете исполнение ма­миной воли, — сказал Сёити, улыбаясь как принц из девичьих грез.

Как хорошо, подумала я. Похоже на сон. Со мной так всегда бывает каждый раз, ко­гда расстаюсь с человеком, когда приходит­ся покидать какое-либо место, когда сказа­ла что-то грубое и жестокое себе и кому-то... Я представляю, как, наверное, было бы здорово, если бы, как во сне, абсолютно все можно было выразить как есть. Если бы ощущение времени было бы как во сне и все всегда были добрыми. На самом деле разве не этого люди всегда хотят друг от друга?

Вероятно, из-за сходства характеров мне было очень легко с Сёити. Возможно, и ему со мной тоже. Могло показаться, что мы стараемся быть образцовыми друг для друга.