"Она" - читать интересную книгу автора (Ёсимото Банана)

— Хороший человек, правда же? Если бы мне кто-нибудь порезал шею, не знаю, смог бы я так же держаться... — задумчиво сказал Сёити. — Да-а, в нашем мире нема­ло так называемых суперлюдей... Я бы то­же хотел стать суперменом. Хотя выдаю­щихся способностей у меня нет.

—  Сё-тян, знаешь что... После всего это­го мне окончательно полегчает, если я услы­шу твои такие простые умозаключения, — призналась я во время нашей прогулки.

На перекрестке масса людей ожидала зеленого света светофора. Поток машин тек мимо них подобно реке. Я задумалась над тем, куда сейчас направляется каждый, и под натиском их бесчисленного множест­ва чуть было не лишилась чувств. Однако меня успокаивало то, что сейчас я прежде всего не одна, и вместе, я и Сёити, мы соби­раемся пойти в кафе. Встреча с Кума-сан стала утешением и облегчением для меня, но в то же время перед глазами все время стоял вытянутый в форме полумесяца крас­ный шрам.

Я ощутила какой-то дискомфорт в рай­оне свой шеи.

—  Я, если бы мне суждено было переро­диться, хотела бы появиться на свет в ва­шей семье. В молодости я бы день и ночь ра­ботала с детьми, которые оказались в труд­ном положении. А повзрослев, стала бы меньше работать и посвящала бы время своей семье. Когда ребенок теряет семью, его жизнь хоть как-то налаживается, если кто-нибудь как можно раньше поможет ему добрым советом. Мне бы хотелось открыть что-то вроде салона, куда приходили бы та­кие детишки, чтобы поиграть и развлечься.

—  Но ведь еще не поздно это сделать, не так ли? Да и уход за садами тоже вполне еще тебе по плечу. Я смотрю, ты многим бы хотела заниматься, а? Да, кстати, еще было желание поработать в бухгалтерии моей фирмы! — сказал Сёити, добродушно прищурив глаза. — Между прочим, моя матуш­ка, похоже, тоже думала как ты. Она помо­гала советами разным молодым людям, устраивала их на работу в наши магазины. Некоторые из них, конечно, исчезали, но другие работают до сих пор, и те из них, что живут далеко, даже были на похоронах. Ре­бенком я ревновал маму из-за того, что она, мол, всю себя посвящает только чужим де­тям. Однако если задуматься о ее прошлом, то все покажется вполне резонным... Кста­ти, как тебе вон то кафе?

— Да, так хочется кофе. Давай зайдем! — согласилась я. Я постепенно привыкла к то­му, что Сёити всегда рядом, и мы оба теперь вели себя довольно естественно и непри­нужденно.

Кафе оказалось уютным, мы сели рядом за большим деревянным столом. Перед на­ми возвышалась ваза, в которой стояли красивые цветы.

—  Надо же, а я ведь даже не представля­ла, что у меня есть такая нелепая, такая чи­стая мечта, — призналась я. — Мне просто не верится, что я хотела бы делать что-либо для людей.

—  Пожалуй, любая работа так или ина­че для людей, — непринужденно и откро­венно сказал Сёити.

—  Вот опять бесхитростно и доступно говоришь здравые вещи! — рассмеялась я.

—  Ничего не поделаешь, ведь я сам по се­бе явился мечтой своих отца и матушки. И меня не учили поступать и вести себя так. Я был самой мечтой кого-то просто по фак­ту своего существования. Осознавая это, не­возможно не стать здравомыслящим!

—  Да, здорово... — глядя на зеленые ли­стья, печально пробормотала я. — Я бы то­же хотела стать чьей-либо мечтой...

Сёити ничего не ответил.

Вскоре принесли наш кофе, от которого исходил приятный аромат. Я сделала гло­ток, и это было настолько вкусно, что ощу­тила беспричинное счастье и даже на ка­кое-то время совершенно забыла, о чем мы говорили. Вдруг Сёити неожиданно заявил:

— Признаться честно, я совершенно не понимал, почему до самой своей смерти ма­тушка так беспокоилась о тебе, хотя вы да­же не виделись. Однако теперь начинаю по­нимать. Мне тоже очень жаль. Ну почему тогда мы не забрали тебя к себе?.. Но еще не поздно! Юми-тян, выходи за меня замуж.

От удивления я даже онемела сначала. Потом произнесла:

— Ты такой маменькин сынок. Ну про­сто весь, до кончиков ногтей.

Сёити рассмеялся, но покраснел, по-видимому смущенный собственной вы­ходкой.

— Я подумаю, ладно? Однако ты жаво­ронок, а мне это не подходит, — улыбнув­шись, заметила я.

Передо мной предстала альтернатива — а почему бы и нет? Вот только достаточно ли одного этого аргумента... Вот что было у меня на душе.

Тем не менее я удивилась тому, как мир вдруг окрасился яркими красками. Даже занятые своим делом работники кафе по­казались мне красивыми, и цветы, что сто­яли перед нами, неожиданно налились более глубокими оттенками. А солнечный свет, проникающий сквозь большое окно, вдруг оказался преисполнен какой-то святости. Быть кому-то нужной... Такое банальное понятие, а способно оказать на человека такой эффект.

Господи, когда я была маленькой, роди­тели жили в согласии и все шло благора­зумно. Я была единственным ребенком в семье, которого любили и баловали. Вско­ре в наш дом пришли деньги, и я вкусила, казалось, нереально богатой жизни. Потом с моими родителями произошли странные изменения, и они оба умерли, из-за чего я горевала. Однако в моей жизни были и лю­бовь, и секс, и мне покровительствовали друзья. Вдобавок ко всему сегодня мне сде­лали предложение. Значит, я точно попаду в рай, да? Так думала я, любуясь ослепи­тельным видом. И пока я не закончу пить кофе, пусть длится этот сон об удавшейся полноценной жизни.

—  Сё-тян, давай завтра поедем на моги­лу тети, — предложила я.

—  А стоит ли? Ты ведь у нас дома уже по­клонилась ее фотографии. Мне кажется, что именно там можно наиболее полно ощутить присутствие матушки, — ответил Сёити.

—  Но я хочу поехать! Знаешь, у меня та­кое чувство, что, если я этого не сделаю, мо­им переживаниям не наступит конец. Уж слишком мрачно и одиноко мне было после того, как я побывала в похожем на дом из фильма ужасов родном очаге, где жила ко­гда-то, — объяснила я. — Мне хочется помо­литься на могиле дяди и тети, вдохнуть чи­стый воздух и изгнать из своей жизни злых духов. Наверняка это в Насу, да? Их могилы. Если мы туда поедем, я снова увижу горы и, возможно, мне станет немного легче.

—  Ну, раз такое дело, я согласен. Оста­новишься у меня, — предложил Сёити. — Хотя, если не возражаешь, можем прямо сейчас на машине вернуться туда.

—  А ты не устал? — спросила я.

—  Сегодня мы не так уж много переме­щались, так что я в полном порядке, — за­верил Сёити.

—   Недалеко от станции есть магазин “Конамия”. Может, зайдем туда купить чего-нибудь? Сладостей, например, или воды.

—   Да, пожалуй. Так часто есть рамэн в Сано, наверное, малоприятно. Хотя, если иногда, он кажется весьма вкусным.

—   Тогда в Точиги поедим гёдза[8] и по­едем?

—   Я не очень-то знаю дорогу, которая ведет после шоссе в город... Ладно, посмо­трю в навигаторе. Что ж, будем действо­вать по обстоятельствам.

—   Как-то снова повеселело на душе. А то я совсем выдохлась после встречи с Кума-сан, — сказала я.

—   Твое счастье — счастье для тех, кого уже нет в живых! — заметил Сёити.

—   Думаю, очень немногие так считают. Люди ведь куда более угрюмы. Пафосные и эгоцентричные, они, сами того не пони­мая, своей холодностью наносят болезнен­ный удар счастливому человеку.

—   Тогда перефразируем, — сказал Сёи­ти. — Твое счастье — это отмщение за все то, что с тобой случилось.

—   А вот это, похоже, совсем другое де­ло, — рассмеялась я. В огромном магазине “Конамия” возле станции было очень многолюдно. Когда по­пулярность “Конамия” упала на некоторое время в связи с тем жутким случаем, мето­ды управления заменили более разумными и надежными. Благодаря этому пусть и не произошло очередного взрыва популярнос­ти, но магазины тем не менее стабильно ра­ботали и вскоре возвратили себе потреби­тельское доверие. Судя по всему, дела в ком­пании снова пошли на лад. Теперь это были аккуратные стильные магазины со спокой­ной атмосферой. Я была удивлена тем, что с некоторых пор в них стали продавать, хо­тя и в небольшом количестве, фрукты и ово­щи. И даже появились стойки, за которыми можно поесть супа или выпить кофе. Про­давцы в симпатичных фартуках работали бойко и энергично, возможно и не зная ни­чего о том кровавом происшествии, что не­когда случилось с управляющими компании.

—  В другое бы время наверняка прибе­жали бы девушки-администраторы и при­нялись бы раболепствовать передо мной, — разглядывая полку с шоколадом, сказала я.

—  Думаю, что даже в тот период не все бы вели себя так, — засмеялся Сёити. —Да, круто, масштаб не сравнится с нашим ма­газином. Скорее походит на первоклассный супермаркет, нежели на магазин импортных продуктов. И, вероятно, своих фирмен­ных товаров тоже много разработано.

—  У дяди ведь всегда был управленче­ский талант. Следовало с самого начала до­верить ему это дело, однако по странному стечению обстоятельств все решало это шарлатанское гадание, и мама, пожалуй, была чересчур склонна ему верить. К тому же, наверное, ей не хотелось ни в чем усту­пать дяде, который не получил колдовского образования и в жизни которого не сущест­вовало трудностей и страданий. Дело в том, что дядя изначально рос в доме разведенно­го дедушки и поэтому почти никак не со­прикасался с миром бабушкиной магии. Только сестры-близнецы жили с бабушкой. Разумеется, первоначально в управление в наибольшей степени были привлечены люди из семьи Конамия, но после того слу­чая дядя, должно быть, смог завоевать все­общее уважение. Однако мама не доверила бы фирму дяде. По своим тайным моти­вам, — сказала я.

—  Тем не менее семейное проклятие, по­хоже, не имеет силы, если он так преуспе­вает. .. — усмехнулся Сёити.

В корзине у нас было несколько видов сладостей, оливки и вино. Типичная закуп­ка обычной парочки. Мне на ум пришло, что именно здесь и сейчас происходит наибольшее волшебство. Тетя знала это. Разде­лив с ней это знание, я ощутила невероят­ную близость тети. Как будто она была где-то внутри меня.

—  Разве это не является доказательст­вом того, что магической силы на самом де­ле у мамы особо и не было. Я думаю, тетя определенно превосходила ее как ведьма. Вот и сейчас все продвигается благодаря силе тетиной энергии.

—  Да, возможно, это так. Ведь человек, обладающий настоящей силой, вряд ли станет вот так убивать кого-либо, — заме­тил Сёити.

В действительности мы оба очень близ­ко знали человека, совершившего убийст­во, и мысль об этом, неоднократно прихо­дившая мне в голову, вновь и вновь изумля­ла меня. И здесь, в этом чистом и светлом пространстве, она была совершенно не к месту. В любое время люди, покупающие еду и напитки, выглядят очень счастливы­ми. Создается впечатление, что ты отчет­ливо видишь, куда они направляются и что их ждет в жизни.

—  Я не могу поверить, что все это было на самом деле! Словно я случайно просну­лась в каком-то искаженном простран­стве, — сказала я.

—  Это все пройдет. Даже не представ­ляю, как бы я жил, если бы вслед за матушкой потерял и тебя, — неожиданно при­знался Сёити.

—  Слабак, что ты такое говоришь?! — засмеялась я. — Впервые встречаю мужчи­ну, который не только бы так думал, но и озвучил бы подобные мысли. Тебе не о чем волноваться, Сё-тян! У тебя ведь еще мага­зин есть. Да и кроткий характер, который сохранила в тебе тетя, не так ли? Ты так со­здан. Будь у тебя одно лишь тело, тебе все равно бы многое удалось!

—  Да, знаешь, со мной такое впервые за долгое время. Хотя я знаю, что это безрас­судно, но сейчас мне так радостно и хоро­шо. Как-то даже страшно стало, — при­знался Сёити.

—  Знаю, знаю! Я отлично понимаю, что ты чувствуешь. — Я взяла Сёити под ру­ку. — А раз так, то давай пока веселиться и наслаждаться жизнью!

—  Да, у тебя это здорово получается.

—  Всю свою жизнь я таким образом вводила всех и себя в заблуждение, — усмехнулась я. — Хотя бы сделать вид, что все замечательно, если уж нечем дорожить на самом деле.

Вот и сейчас я притворяюсь, словно не замечаю многих вещей.

Например, того, как ежедневно меня­ется мое отношение к Сёити, когда меня слегка бросает в жар при каждом соприкос­новении наших тел. Сёити наверняка не обратил на это пока никакого внимания, да и ничего подобного, в сущности, он не испытывает. У меня такое ощущение, буд­то он немного опьянел от своих действий и поступков, однако, похоже, для него это всего лишь каникулы — короткий отпуск, в котором в настоящее время находится Сё­ити после полосы пережитых суровых ис­пытаний. Нереальное время, когда он ока­зался отрезанным и от ответственности, и от деловых контактов, и от всего того, что связывало его по рукам и ногам, и от того, что ждет впереди.

Разумеется, этот период и для меня име­ет то же значение. Исходя из действитель­ности и из отчетливого осознания отсутст­вия у нас общего будущего, это не что иное, как каникулы. С единственной поправкой на то, что к Сёити и к тете, явившимися спон­сорами этих каникул, а заодно и дорогими мне людьми, я испытываю благодарность и самые теплые чувства. Как ни крути, буду­чи одной, я бы не выбрала этот маршрут следования, потому что попросту не знала бы, что мне стоит выбрать именно его.

Я стала понимать, что покой на душе — это не то, когда ты чувствуешь себя подав­ленным, и не то, когда испытываешь никчемную радость. Это что-то напоминающее снежный пейзаж, которым любуешься в хо­лодный день из окна теплого уютного дома. В необычном сиянии мир выглядит равно­мерно красивым и светлым. И даже если нет солнечных лучей, все пребывает в ка­ком-то умиротворенном великолепии.

А-а, пожалуй, я хотела жить наобум, без конкретики...

Хотела вечно двигаться наугад, кружа в водовороте судьбы...

Мне хотелось думать, что раз я такая не­счастная одна-одинешенька в целом мире, то имею право всю жизнь гулять и развле­каться как угодно.

Однако этому не бывать! Появляется кто-то и будит спящую принцессу. Так устроен мир! Не потому ли я чувствую себя так, словно меня ничего не тревожит и впе­реди у нас замечательные праздники?

Размышляя об этом, я прильнула к пле­чу Сёити. Возможно, это было моим самым желанным отмщением за ту судьбу, что мне досталась. Жалкая месть, но все же моя ду­ша была удовлетворена. Все, что было от­нято у меня, я возвращаю себе в этом мага­зине “Конамия”.

— Итак, у нас есть еще немного време­ни, — сказал Сёити. — Может, ты хочешь куда-нибудь заехать до нашего возвраще­ния в Насу?

—  Я, по правде говоря, хотела бы побы­вать на папиной могиле, — ответила я.

—  А, да-да, конечно же, — согласился Сёити.

Я увидела его широкую улыбку, обвела взглядом утопающую в лучах солнца торго­вую улицу и вздохнула с облегчением. Затем лишь предложила, указывая на цветочную лавку:

— Давай купим цветы. Те, что продаются при входе на кладбище, слишком скучные. Папа любил яркие цветы. Яркие как мама.

Папина могила находилась на окраине большого парка, удаленного от центра горо­да. На его территории текли ручейки, выси­лись холмы и, конечно же, большой древний храм. Там, где раскинулась рощица густо растущих криптомерии и сосен, имелось не­сколько торговых палаток, поэтому прохо­жие и мамаши с детишками праздно прогу­ливались в лучах заходящего солнца.

Предзакатное сияние, освещающее уча­сток с надгробиями, было прозрачным и райски красивым.

Мама с самого начала настаивала, что­бы ее не погребали в папиной родовой мо­гиле, и ее захоронили там, где покоились члены ее семьи, поэтому на безупречно ухо­женных и благородных могилах в центре этого кладбища можно было видеть только имена людей папиного клана. Меня это не­много успокаивало. Поплутав по тропкам, напоминающим лабиринт, пройдя мимо скромных захоронений, с давних времен поделенных на сектора, мы добрались до папиной могилы.

Мы молча пропололи сорную траву, раз­ложили полоски ладана, украсили могилу разноцветьем из папиных любимых цветов и помолились.

Папа, думаю, нам уже не свидеться. Моя душа спокойна. Это ужасно, что мама уби­ла тебя, но ты, похоже, не особо был разо­чарован таким исходом, не так ли? И мне, видимо, не стоит сильно раскаиваться в том, что я не смогла спасти тебя, да? Ведь ты сам выбрал такую судьбу, правда же?

Пока задавала вопросы, я неожиданно задумалась.

А действительно ли я все время находи­лась в Италии? А может, во мне просто оста­лось предвкушение поездки, с которым я паковала вещи в тот день, и мне только ка­жется, что я была там? И смутные воспоми­нания о том, что со мной случилось потом, это вовсе не последствия травмы? Что, если с самого начала все было не так?..

Да ведь я же...

В этот момент в моей голове в полном объеме развернулись невероятные и ужа­сающие сцены, и я вспомнила все.

Я инстинктивно зажмурилась, а когда потом открыла глаза, возле меня стоял Сё­ити и молился перед могилой.

—  Сё-тян, — мой голос дрожал, — в это невозможно поверить, но это все происхо­дит не в реальном мире! Я слышала о том, что такое бывает.

—  Что ты такое говоришь? — Сёити крепко сжал мою руку. — Если это не ре­альность, то что же тогда?

—  Но ведь разве папина могила может находиться в столь красивом парке? Нет, ну ладно, допустим. А как же то, что все у нас так гладко продвигается?.. А вон тот склон, который настолько красив и покрыт пам­пасной травой, что отливает серебром... Смотри! Взгляни на то, как она чудесно ко­лышется. .. Если как следует вдуматься, все это как-то странно!

Все детали пейзажа вокруг вдруг стали чересчур отчетливыми, словно декорации на сцене. Меня очень удивляло, как гладко и быстро шли наши дела, а все вокруг вы­глядело так красиво и идеально, как на кар­тине.

—  Просто твоя душа успокоилась, и от этого ты немного потеряла голову, — пред­положил Сёити.

—  Нет, это было бы слишком хорошо. — Я обессиленно улыбнулась. — Однако все это происходит во сне! А, я поняла. Возмож­но, это не тетин, а твой сон.

—  Мне говорят такие вещи, а я ничего не могу поделать! Я совершенно не верю твоим заявлениям, — сказал Сёити.

—  Я тоже... Я тоже ничего не могу поде­лать. Как же быть? — пробормотала я.

Поразмыслю, когда успокоюсь, и прой­дут эти страх и дрожь, решила я.

— Ну, допустим даже, что это сон, — сказал Сёити. — Однако я живу здесь и сейчас. И ты тоже совершенно точно стоишь живая перед моими глазами. Мы здесь. И ничего, кроме этого, не существует.

И тут он еще раз крепко сжал мою руку.

Видимо, там, в вышине, дует сильный ве­тер: верхушки деревьев вокруг сильно зако­лыхались, и раздался странный звук, похо­жий на гудок. Золотой оттенок солнечного света вскоре стал насыщенным, тени и ню­ансы пейзажа приобрели резкость и отчет­ливость. Далеко в небе появилась тонкая коса полумесяца. В чистом воздухе к слад­коватому запаху сухих деревьев, опавшей листвы и полосок ладана примешался глу­бокий аромат принесенных нами цветов.

В глазах Сёити я видела свое отражение. Я определенно была там. И беспомощно смотрела на Сёити. Ну и хорошо. И ничего, кроме этого, сейчас не существует. Какой бы смертью я ни умерла, это уже не важно...

Как же мне не повезло, решила я и ма­шинально прильнула к Сёити, а он крепко обнял меня. Несмотря на то что поблизос­ти никого не было и можно было плакать сколько угодно, слез у меня уже не оста­лось. Как же мне не повезло. Я заслуживаю тетиного сочувствия и сострадания, непре­станно думала я.

Покинув кладбище, мы сели в машину и всю дорогу ехали на северо-восток. По прошествии трех часов мы прибыли в Насу. За рулем все время находился Сёити. Я не хотела ни о чем говорить и просто смотрела перед собой. Разные машины, постепенно выплывающие поля и горы. Течение реки, разноцветная одежда собравшихся на бере­гу людей. Свет зарождающейся луны и си­яющие всеми цветами вывески. Во всем чувствовалось скорое наступление ночи. Все сильнее темнело небо. Это выглядело очень красиво. Мир казался полным счас­тья и блаженства, словно мои глаза могли улавливать только ослепительный блеск.

Тетин дом, в котором ее нет. Подходить к нему, когда в нем не горел свет, было дей­ствительно тоскливо, однако несравненно приятнее, нежели в мой родной дом, просто кричащий о том, что внутри никого нет. Ат­мосфера тетиного дома сохранялась без изменений, будто его хозяйка лишь временно отсутствует.

— Ладно, сегодня я серьезно берусь за приготовление ужина. Нас ждут куриная паэлья и томатный суп. А на закуску картофельные чипсы, купленные в “Конамия”. И выпивка тоже оттуда, — сказал Сёити.

Сёити взялся за дело так, словно работа на кухне для него является привычной, и потому, охладив льдом игристое вино, я самостоятельно открыла бутылку и, напол­няя бокал Сёити, спросила:

—  Ты всегда умел готовить?

—  Скажешь тоже — готовить! Вот и сего­дня буду стряпать наобум из куриных окорочков из морозилки, консервов и увядше­го лука. Томаты тоже консервированные. Вино, которое будем пить, вот так запросто я планирую использовать в своем блюде. Все просто и незамысловато! — сказал Сёи­ти, доставая из-под раковины консервы с идеально убранной полочки. — Однако в старшей школе я сам себе готовил обед, который брал с собой. Это был настоящий мужской набор. Что-то типа риса и сверху положенного поджаренного овощного рагу с луком.

—  Да, молодец! — восхитилась я.

—  Возможно, все дело в том, что у меня по жизни был задан определенный курс... — предположил Сёити.

Мне снова захотелось спросить, почему же он стал таким хорошим, но я не задала вопроса только потому, что именно я, одо­леваемая всем этим, как никто другой по­нимала, что он совершенно не изменился с самого детства.

—  Может, я помогу? — предложила я.

—  Спасибо, не надо! Тут ведь только по­резать да сварить. К тому же у меня есть специальная заготовка для паэльи со все­ми необходимыми составляющими. Вплоть до риса, — ответил Сёити. — В доме у того, кто владеет магазином импортных продук­тов, много такой еды. Хотя, я думаю, тебе об этом известно.

—  Если тебе интересно, у нас дома был винный погреб, — припомнила я. — Когда меня отправляли туда за вином и я, отобрав ту или иную бутылку, возвращалась, то это всегда оказывались исключительно дорогие вина, и родители громко хохотали. “Непо­нятно, то ли у нее хорошие задатки, то ли она мот, то ли просто издевается над роди­телями. ..”— говорила мама. Затем папа от­кладывал вино и спускался в погреб за бо­лее подходящей бутылкой. Очень досадно. Думаю, лучше бы все пили только дорогие вина. Ну, тогда я ведь была еще ребенком... Выпьем?

Я вспомнила темное и прохладное поме­щение и блеск уложенных рядами бутылок. Красивые этикетки из разных стран. Я то­гда мечтала, что когда-нибудь побываю в каждой из них, но почему-то удалось съез­дить только в Италию... Память была раз­мыта. С одной стороны, казалось, что все было, а с другой — почти убеждена, что ни­чего не было.

Однако то восхищение, которое я испы­тала при виде залитой солнцем оливковой плантации, когда в детстве гостила в доме моей первой любви, существовало совер­шенно точно. И то, как я, затаив дыхание, наблюдала, как тень от облаков ложится на поля. И то, как я думала: надо же, в мире бывают такие красивые места!

— Мне кажется, здорово, что у тебя в семье были и радостные моменты тоже, — сказал Сёити, поджаривая лук и чеснок.

Приятный запах распространился по комнате, и я почувствовала себя еще более счастливой.

— Да, ты прав, — согласилась я. — Сей­час мне вспоминается много исключитель­но приятных моментов!

Я вспомнила, как мама специально для меня сшила маленький фартучек, и он был такого же покроя, что и мамин. В какой-то момент мама перестала готовить у плиты, и ее фартук постоянно висел на стене без дела. Я же одна появлялась на кухне, пекла печенье, жарила омлет. Мой фартук посте­пенно износился, а мамин оставался чис­тым и красивым. А потом в один из дней мама разом выкинула их оба, после чего фартуки в нашем доме перевелись уже окончательно.

Я тогда немного поплакала, но никому не было дела до моих слез.

Сёити спину держал прямо, но всем его движениям была свойственна пластич­ность, отличающая людей, занимающихся боевыми искусствами. Да, здорово, думала я, глядя на его плечи, здорово, когда нет су­тулости.

Он приводит женщину в свой дом, кор­мит ее чем-нибудь очень вкусным, окутыва­ет ощущением уюта и комфорта, лишает способности передвигаться. Заставляет ду­мать, что его жилище лучше и более пригод­но для жизни, чем жилище любого другого мужчины. Для того чтобы навсегда удер­жать свою женщину, приносит еду, как сле­дует заботится о ней, в своих руках посто­янно концентрирует темную силу, которой обладает только она. Будучи женщиной, я воспринимаю подобное мужское коварство так, как оно есть.

В действительности в своих инстинктах мы целиком и полностью идентичны жи­вотным, но так как мы все-таки люди, мы покрываем их слоем утонченности и дер­жимся величественно и благородно. В на­шем мире это считается правильным и наиболее приемлемым.

Моя работа заключалась только в том, чтобы, попивая вино и похрустывая карто­фельными чипсами, делать вид, что ничего этого не замечаю. В наших отношениях по­являлся расчет, более определенный, подоб­ный чему-то, имеющему форму, слепленно­му руками человека. Это стало очевидным. Как бы там ни было, сегодня драгоценная ночь. И провести ее, даже не заикаясь об этом, сейчас стало самым важным для нас обоих.

То ли все дело в специях, то ли у Сёити кулинарный дар, но еда, приготовленная им, была очень вкусной.

Не спеша наслаждаясь вином, мы прак­тически не говорили о грустном и провели тихий вечер в исключительно приятных бе­седах о еде на нашем столе и о том, как зав­тра поедем в онсэн.

—   Сё-тян, давай ляжем спать вместе, а то мне как-то одиноко, — напрямую ска­зала я, когда мы пили кофе после ужина.

—   Хорошо! — легко согласился Сёити.

—   Вот только... я сейчас ужасно уязви­ма и еще не оправилась от полученного шо­ка... Поэтому надеюсь, ты не будешь возра­жать, если между нами сегодня ничего не будет? Я говорю резкие вещи? Но мне про­сто страшно, и одна я никогда не усну. Мне кажется, если засну, то исчезну навсегда.

—  Что ты, что ты! Не волнуйся! В общем-то, с тех пор как умерла мама, я очень вы­мотался и обессилел, так что никакого сек­суального влечения совершенно не испыты­ваю, — рассмеялся Сёити. — К тому же, если и возникнет такое настроение, для ме­ня это слишком быстро! Мне нужно, чтобы мы встречались более долгое время, иначе я не смогу. Стесняюсь.

—  Ну и слава богу, — ответила я, но на душе у меня не стало легче, потому что долго быть вместе у нас уже не получится.

Я ела ужин, приготовленный Сёити, словно вкушая счастье. Да, какой же все-таки вкусной бывает еда, приготовленная любимым человеком... Ее вкус отличен от блюд, что готовят в силу обязанностей при­слуга и повар. Ее вкус говорит: “Давай есть вместе! Давай наполнять тела этими про­дуктами! Пускай у этой истории будет про­должение!” Если она приготовлена как сле­дует и по всем правилам, в ней определенно есть душа. А я в своей жизни не ела ничего с подобным вкусом...

И кисловатый, и солоноватый привкусы, казалось, проникли до самого мозга моих костей, уже не существующих в этом мире. Сёити расстелил для меня футон подле своей кровати, поскольку я решила лечь в его комнате. Полностью привыкшая к чи­стому воздуху этой местности, я приняла ванну, расслабившись, как у себя дома. Пейзаж из окна тоже казался мне глубоко родным, и звезды по-прежнему все так же сверкали далеко в небе. Ослепительно мер­цали, как в сказке.

Ни о чем уже больше не думая, я пребы­вала в очень спокойном, умиротворенном настроении.

После ванны я, читая книгу, лежала, уютно завернувшись в футон, когда Сёити босиком вошел в комнату и, лихо перемах­нув через мою постель, расположился на кровати.

—  У меня такое ощущение, словно за мной ухаживают как за больным, — сказал Сёити, лежа на кровати в комнате с приглу­шенным светом единственной лампы.

—  Эта разноуровневость постелей и впрямь напоминает уход за лежачим боль­ным, — согласилась я.

Так как в комнате Сёити пол был с подо­гревом, ногам стало немного жарковато, а во всей комнате установилась комфорт­ная температура.

— А все же, Сёити, ведь на самом деле ты наверняка не такой уж благородный и милый, да? Обыкновенный неловкий муж­чина. Это сон, и поэтому я привыкла к те­бе такому, каким я хотела бы, чтобы ты был в действительности, ведь так?

—  Снова ты об этом сне! — неприязнен­но заметил Сёити. Видимо, он интуитив­но догадывался, что разговор будет груст­ный. — Однако я и впрямь задумываюсь над тем, почему рядом с тобой я вдруг ста­новлюсь таким добрым и заботливым. По­чему-то я не испытываю неловкости, не упрямлюсь, не зацикливаюсь на собствен­ных делах и интересах. Думаю, это, навер­ное, оттого, что на самом деле моя матуш­ка в некотором смысле наша общая с тобой. Мне кажется, что в действительности ее знали и понимали только ты и твоя мама.

—  Еще раз повторю: маменькин сы­нок! — сказала я и рассмеялась.

Свет в комнате все еще горел, и мы из­редка поднимались с постелей, пили чай и болтали о всякой ерунде.

—  Сёити, ты меня прости. Все-таки ме­ня нет в живых. Я уже умерла, — сказала я. Слова неожиданно слетели с губ. Мне представлялось, что сказать это будет го­раздо сложнее, однако они прозвучали лег­ко и печально. И голос на удивление звучал даже красиво.

—  Что ты такое говоришь? Это даже ху­же, чем сон! — возмутился Сёити.

—  В это невозможно поверить, правда? Но это так. Прости. Я призрак, и это все— твой сон.

—  Этого не может быть! Мы ведь езди­ли на машине, ели, останавливались в оте­ле, встречались с людьми, разве не так? — не унимался Сёити.

А я продолжила:

—  Понимаешь, вся эта кажущаяся ре­альность — на самом деле сон! И с Кодзима-сан тоже в действительности мы не встре­чались! Совершенно точно. Мне еще тогда многое показалось странным. Сад в клини­ке и сад в родительском доме — все смеша­лось: в одних и тех же местах совершенно одинаково цепляются веточки роз, посаже­ны одинаковые ломоносы... Я подумала, как это странно!

—  Наверное, дело в том, что эти расте­ния встречаются повсюду, — улыбнулся Сё­ити. — А как насчет Кума-сан?

—  Эта женщина обладает неординарны­ми способностями и поэтому наверняка по ходу нашей встречи должна была понять, что сама она попала в мир сновидений. Она из тех людей, которые могут проникать в этот мир и покидать его. Потому она, буду­чи человеком из реального мира, скорее всего помнит, что встречалась со мной. Ко­гда проснешься, попробуй спросить ее об этом. Ты действительно найдешь ее в том самом офисе, и окажется, что она помнит беседу с нами. Кто знает, возможно, это единственное доказательство. Доказатель­ство того, что мы провели вместе несколь­ко замечательных дней, — сказала я.

Наконец-то я поняла. Осознала, о чем говорила Кума-сан. Уяснила, почему она не могла тогда назвать причину, по которой тетя не забрала меня к себе. Еще бы, ведь как бы она забрала меня, если я умерла. Я выглядела такой счастливой рядом с Сёи­ти, и поэтому, наверное, Кума-сан решила пока сохранить все в тайне.

То же самое с тетей. Разве через Сёити она не говорила, что как-нибудь сможет встретиться со мной и что сможет заблуд­шую меня снова сделать той, кем я была прежде? А-а, так вот оно что... Вот почему мне ничего не говорили напрямую, вот по­чему я ничего не помнила. И еще все вокруг были так добры ко мне...

—  Неправда! Этого не может быть! Ведь это место, где мы сейчас находимся, что бы ты там ни думала, — моя комната. И она реальная, — настаивал Сёити.

—  Что ж, ладно. И все же ты меня про­сти, — отступила я.

—  Ну, допустим даже, что мы с тобой встретились во сне. Почему же ты просишь простить тебя? Ведь ты ни в чем не винова­та, — улыбнулся Сёити.

—  Я хочу попросить прощения за то, что впредь мы уже никогда не сможем быть близки и быть вместе, — всхлипнула я.

—  Это слишком шокирует. Прежде поз­воль мне немного поразмыслить над тем, почему и зачем ты говоришь мне сейчас та­кое. Дело в том, что эти несколько дней для меня тоже были единственным счастливым периодом, с тех пор как умерла матушка, и я испытывал радость и порхал как во сне, — произнес Сёити.

—  Поэтому все это сон... Я — сон, — по­вторила я. Все это было действительно не­легко, я запиналась и захлебывалась сло­вами: — Меня... моя мама... зарезала... убила. В той моей комнате. Пятно на сте­не — это моя кровь.

Я паковала вещи, когда до моих ушей стал доноситься страшный шум.

Я испугалась, что началась ссора или драка, и, так как это было очень хлопотным, сделала вид, что ничего не слышу, и продол­жила паковать вещи. Все это было в моих воспоминаниях. И то, что утром следующе­го дня я собиралась сесть в самолет и уле­теть на встречу с любимым человеком, — это тоже было на самом деле. В тот момент я решила, что неприятности внизу меня напрягают. Сделав музыку громче, я ждала, пока утихнет шум. Даже когда раздался не­понятный голос, похожий на папин крик, и стало слышно, как кто-то выбежал из до­ма, я продолжала игнорировать происходя­щее. Где-то в глубине души я понимала, что творится что-то очень серьезное, но ни за что не хотела думать об этом.

Затем я услышала, как кто-то поднима­ется по лестнице, и с облегчением подума­ла, что о моем существовании наконец-то вспомнили. В этот момент дверь, которая должна была быть закрыта на ключ, со страшной силой распахнулась, и на пороге появилась мама с совершенно чужим, иска­женным лицом и неживыми, ничего не ви­дящими глазами, как у куклы. Будто все происходило в фильме ужасов, в руке она держала окровавленный нож. И тут она не­ожиданно всадила его в меня.

В последнее мгновение я подумала, что этого не может быть, что в это невозможно поверить. Того, что случилось после, я уже не помнила. Где умерла, я не знаю. Воз­можно, в больнице.

По этой причине годы моей последу­ющей жизни, придуманные мною в твоем сне, Сёити, так туманны и расплывчаты.

Наверное, их создало мое бессознательное, ловко увязав воедино мои фантазии и пред­положения.

— Перестань! Не говори так! — негодо­вал Сёити. — Я выключаю свет! Давай уже спать! Ты слишком устала!

— Да, ты прав, — согласилась я. Сёити встал и выключил свет. Рубашка его пижамы задралась, и показался пупок.

— Во время сна, хоть это и не очень симпатично, лучше заправлять рубашку внутрь, — заметила я.

Это был единственный совет, который я могла дать этому почти совершенному мужчине.

Ну, и еще, наверное, чтобы не слишком выпячивался как маменькин сынок...

—  Можно хотя бы крепко обнять те­бя? — спросил Сёити.

—  Можно! Но помни о нашем уговоре. С призраками спать нельзя! Да, в том, что я говорю, нет и намека на сон... Напротив, это даже слишком реалистично.

Сёити, пожав плечами, поднялся с кро­вати, опустился рядом со мной и крепко обнял.

Я молча заправила рубашку его пижа­мы в штаны.

— Пожалуйста, не говори о грустном, — попросил Сёити, — хотя это так очевидно... Здесь внутри находится горячее тело, разве не так?

—  Прости, — сказала я, а потом поцело­вала его в губы. — Пожалуй, этим и огра­ничимся.

—  Почему решаешь ты? — спросил Сё­ити и чуть более ощутимо поцеловал меня в ответ.

Однако дальше между нами ничего не произошло, мы оба дышали ровно и спо­койно. Он еще раз крепко обнял меня, слов­но удостоверяясь в реальности моего суще­ствования.

—  Я успокаиваюсь, прикасаясь к жен­скому телу, — сказал Сёити.

—  Здорово, значит, все не зря, — ответи­ла я. Это я отдыхала душой, ощущая рядом его упругое и большое тело, биение сердца в его груди. Без всякого преувеличения можно было точно посчитать, сколько раз с младенчества я ощущала такие крепкие и добрые объятия. И как бы не оказалось, что большую их часть я получила от Сёи­ти. — Похоже, мне удалось совершить хоть одно хорошее дело.

—  Ты замечательный человек, Юми-тян! — сказал Сёити, неохотно разжимая объятия, словно сожалея о расставании.

Потом он лег на свою постель, и, взяв друг друга за руки — я подняла свою вверх с футона, а Сёити свесил с кровати, — ре­шили спать.

— Спокойной ночи. Завтра ты отвезешь меня на могилу тети, а потом поедем в онсэн, да? — Я озвучила договоренность, ко­торой не суждено было осуществиться.

Однако Сёити явно успокоило то, что я заговорила о наступлении завтрашнего дня, и он радостно ответил:

— Да, после посещения могилы поедем

к Оленьему источнику! Отправимся налег­ке, возьмем только полотенца.

Через некоторое время его рука ослабла, и послышалось сонное дыхание. Вдобавок к тому, что он такой хороший человек, еще и засыпает легко и быстро. Раздражает та­кая толстокожесть!

Пока я так размышляла, мое сознание тоже постепенно собралось погрузиться в мир сновидений. В щели между занавес­ками виднелись звезды. И месяц сиял тон­кой полосой. Светил слабо и деликатно на фоне черного как смоль неба, словно был нарисован аэрографом.

Думая о том, что же со мной будет, я по­теряла сознание.

Очнувшись, я ужасно удивилась, так как перед глазами у меня предстала тетя.

Там не было ни стульев, ни стола, ни чая. Появилось такое ощущение, что земли тоже нет и мы словно в тумане сидим рядом.

— Тетушка, прости за то, что я целова­лась с Сёити! — сказала я. Хотя я знала, что мне есть что сказать кроме этого, но мне было стыдно и хотелось поскорее извинить­ся. Я подумала о том, что тетя в любом слу­чае обладает даром предвидения и умеет читать мысли.

— Ничего страшного! Ты ведь и не зна­ла настоящих поцелуев, — улыбнулась те­тя. — Сёити тоже глупец, не может уло­жить в постель женщину, которая ему нра­вится...

— Тетя, ты как будто теперь та, которую я когда-то знала, — сказала я.

— Это потому, что во сне Сёити пребы­вала та я, о которой он страстно мечтал. Та­кой милый, совсем мальчишка! Та я — это не я! Однако такая фантазия все же очень радует! — усмехнулась она.

— Тетя, я так и не поклонилась твоей могиле, хотя у меня было время. Прости, — с сожалением сказала я.

— Ничего. Ведь то, что мы смогли встретиться сейчас, — это гораздо лучше, правда?

Она выглядела лет на тридцать. Краси­вая, с прозрачной кожей и острым взгля­дом. Все-таки она была очень похожа на маму, и мне захотелось увидеться с ней. И хотя я вспомнила, что была убита ею, я все еще хотела ее увидеть. Несомненно, я вечно буду безответно любить маму.

— Рано или поздно человек умирает, и поэтому, мне кажется, очень важно, с ка­ким настроением, с какими чувствами он покидает этот мир. Однако перед самой смертью меня осенило: а ведь именно сей­час мне, возможно, удастся применить тех­нику проникновения в сон! Ведь я знала, что это можно сделать только теперь. И то­гда я могла бы взять с собой блуждающую душу Юми-тян. Перед глазами у меня заси­ял ослепительный свет. И хотя я лежала при смерти, я стала искать свою тетрадь, в которой было описано, как это осущест­вить. Ползком я добралась до стола и на­шла ее внутри выдвижного ящика. Вернуть его обратно я уже не смогла, и это за меня сделал Сёити. Сейчас для меня это так странно — представить, что телесная плоть имеет ограничения. Сил моих тогда хвати­ло лишь на самую малость. Однако благо­даря этому мы смогли встретиться, и, зна­чит, у меня все получилось. Я правда очень рада этому. Я оказалась ведьмой, которая до последнего не сдавалась и не опускала рук. — Тетя кивнула с довольной улыбкой на лице и блеснула прищуренными глазами. — Юми-тян, из-за тебя я особенно злюсь и сетую на судьбу. Не то чтобы ты не осознала собственную смерть, но ты умер­ла с таким ужасным испугом и удивлением, что душа твоя, покинув тело, пребывала в странном месте безвременья. Я знала об этом и всю свою оставшуюся жизнь страш­но раскаивалась, думая о том, что мне сле­довало раньше забрать тебя к себе. Вот по­этому я решила, что сейчас пришло время и у меня все получится. Благодаря тебе умирать было немного радостнее! Мне было чем заняться, и показалось даже, будто я ждала этого с нетерпением. Спасибо те­бе, — сказала тетя.

—  Почему вы так спокойны? — удиви­лась я.

—  Что ты! Мысли о Сёити меня ужасно угнетают! Как бы я хотела с ним увидеться, хотела бы еще пожить вместе и внуков бы понянчить... Не перестаю роптать — так сильна моя привязанность. Однако, безу­словно, во время того жуткого спиритичес­кого сеанса моя жизнь тоже в каком-то смысле закончилась. И я благодарна судьбе уже за то, что после мне удалось совершить столь замечательное дело, за то, что смогла сблизить тебя с Сёити. Слушай, а ведь это было действительно здорово! А ты ездила в ту странную клинику? — спросила тетя.

—  Ездила. Хотя у меня такие пробелы в памяти, что не могу сказать, что поездка полностью удалась, — ответила я.

—  Директора вначале соблазнила я и, еще будучи в клинике, уже спала с ним. Он такой примитивный человек, охмурить его было проще простого. И сестру склонила встречаться с ним тоже я. От скуки издева­лась над персоналом клиники и мечтала убить всех, кто в ней находится, тоже я. Что ни говори, я была отвратительным челове­ком! Хотя каждого в юности непременно тя­нет совершить подобную жестокость и по­играть сердцами других людей, не так ли? Просто я немного вышла за рамки. В ре­зультате, всецело находясь под моим влия­нием, сестра окончательно сошла с ума. По­том в последующей жизни я осознала, что была ужасным ребенком и что наступит расплата за все, что натворила. Да, мне пришлось проделать грандиозный путь. Та­кое чувство появилось, словно дьявол при­кидывается ангелом. Из прошлой жизни ничего не выкинешь, и, что бы ни делала, все кажется лицемерным и терпения не хватает. Однако все это имело место и не могло не влиять на Сёити. Он, неизвестно почему, когда учился в начальной школе, на какое-то время перестал ходить на заня­тия и с головой погрузился в игру по созданию воображаемой страны. Изо дня в день он рисовал подробную карту этой страны во всех деталях, вплоть до плана дома, в ко­тором живет он сам. Сёити придумал де­нежную единицу и решил, что в этой стра­не никто не умирает и нет плохих людей. Добрые колдуньи живут там обычной жиз­нью, однако им категорически запрещено становиться злыми ведьмами. И все же не­которые из них почему-то решают нару­шить это правило и тогда навсегда покида­ют страну. —Тут тетя глубоко вздохнула. — Я чувствовала, что подспудно Сёити все по­нимает и он тоже ранен. Людей, у которых действительно все в полном порядке, не су­ществует! Так же как и по-настоящему здо­ровых. Они просто ведут себя соответствен­но. И все же... Когда мы чувствуем себя очень плохо, любая мелочь кажется нам ужасной. И в равной степени нам даются физические и душевные силы на то, чтобы держаться и делать вид, что все хорошо. В конечном счете разве не это сохранило человечеству жизнь?

Я чувствовала, что нынешний образ те­ти, прожившей свою жизнь, определенно привлекательнее в сравнении с той вол­нующей дьявольской красотой, какой она обладала в юности. Как роза, подумала я. Вокруг розы всегда видны брызги живого света. С тем же ощущением я не могла ото­рвать глаз от тети.

Да, так немудрено стать маменькиным сынком, подумала я.

Я была очарована цельностью и значи­мостью, присущими человеку, который, ре­шившись на что-то вначале, спокойно осу­ществлял задуманное, как бы хлопотно это ни было и каким глупым бы ни казалось.

Пожалуй, этот человек прожил свою жизнь до самой последней капли...

Душа тети, отказавшейся от своего дур­ного прошлого, словно была очищена и от­шлифована до блеска. Она действовала ис­ключительно по наитию, однако нисколь­ко не ошиблась.

— И тем не менее ты испытываешь те чувства, какие возникают, когда один за другим грузишь камни или красишь сте­ну.. Так было и со мной. Вначале хлопотно и противно, а потом втягиваешься и посте­пенно начинаешь получать удовольствие!

Когда малюсенький жасмин, посажен­ный в саду, вырос большим деревом, зацвел белоснежными цветами и каждый год с на­ступлением тепла начал расточать вокруг себя приятный аромат, моя жизнь доброго человека, которая, должно быть, изначаль­но строилась на лжи, воспитала во мне то, что уже никогда не позволило мне стать прежней. Поэтому мне кажется, что лишь перед тобой я по-настоящему виновата. То, что я не смогла спасти тебя, стало единст­венной страшной кармой в моей жизни!

Я несколько раз звонила. Думала, если ты возьмешь трубку, скажу тебе: “Та запи­сочка все еще у тебя? Ты можешь приехать к нам в любое время!” Но к телефону всегда подходила сестра либо прислуга, и я веша­ла трубку. Я боялась, что сестра догадает­ся, что это я, разоблачит мои планы, и то­гда все пропало. Сейчас же я считаю, что мне следовало рискнуть, несмотря ни на что. Однако подобная отговорка не снима­ет моей вины перед тобой! Мне оставалось лишь с горечью принять свою ошибку и со­жалеть о ней.

На твоем доме в те времена лежали все­возможные чары и заклинания, и, вероят­но, у меня просто не хватало сил разрушить их. На меня, знающую заклинания, они действовали еще сильнее! Так уж устроено. К тому же твой отец был хорошим чело­веком, но он, напротив, оказывал плохую услугу тем, что ни с кем не поделился ин­формацией о всей серьезности сложившей­ся ситуации.

Вот почему, когда я услышала о твоей смерти, раздался звук, словно что-то обо­рвалось в моей душе! Это был звук раскаяния. Звук упрека самой себе за то, что про­считалась, не сделала того, что могла. Всю жизнь это звучание не покидало моих ушей, и вместе с ростом Сёити оно становилось все громче. Я всегда думала, что еще не ис­купила всех своих грехов и не время жалоб­но скулить. Твоя смерть поддерживала мою жизнь! Именно ты помогла мне прожить ту жизнь, какую я желала.

Тем не менее спасибо тебе, что позволи­ла мне таким чудесным образом ликвиди­ровать то, о чем я так сожалела. Поскольку твой отец был нормальным и благополуч­ным человеком, твоя душа, похоже, подоб­на его, очень покорная, славная и действи­тельно прекрасная. Поэтому я сомневалась в том, что моя сестра окончательно стала потерянным человеком. Я смело считала, что если у нее растет такой послушный и милый ребенок, то и в моей сестре, где-то внутри, есть что-то хорошее.

Если реинкарнация души существует, то в следующей жизни ты, Юми-тян, непре­менно родишься в обычной счастливой се­мье самым обыкновенным счастливым младенцем! Ах, если бы только это было возможно... Из меня получилась не особо выдающаяся ведьма, и посему на большее я уже не способна, и нет той силы и энер­гии, что была, когда я умирала. Вскоре я покину сон Сёити и направлюсь куда-нибудь, однако куда именно, я совершенно не знаю и не могу ни за что ручаться.

—   Нет, мне просто не повезло. Вы же были более чем добры ко мне! — сказала я. — Знаете, эти несколько дней мне было по-настоящему хорошо. Согревающее теп­ло ванны, вкусная еда, веселые поездки, красивая музыка, чистый воздух и свежий ветер, милый Сё-тян... Все это незабывае­мо. Это лучшие воспоминания в моей жиз­ни. Спасибо. И если мне суждено будет пе­реродиться заново, как было бы здорово снова иметь возможность испытать такое...

—   Определенно суждено! Давай будем думать, что так и будет, — улыбнулась те­тя. Весь ее облик словно говорил: “Ура, за­втра пикник!”

Завтра пикник! В приятном волнении и предвкушении мы будем спать чутко, ведь нужно встать пораньше. Прогноз по­годы утверждает, что будет ясно, и тща­тельно просушенный футон сегодня ночью кажется особенно пышным и хорошо взби­тым, и у всех прекрасное самочувствие. Уже заготовили бутерброды, и онигири, и тамагояки[9], и фрукты, и пирожные... Останется потом только быстренько уложить все в коробку. Сидя в тени деревьев и любуясь красивым пейзажем, будем пить пиво и вино... А еще нужно будет взять с со­бой принадлежности, чтобы вскипятить чистую родниковую воду, смолоть хорошие зерна и сварить вкусный кофе. Вот что я почувствовала.

—  Надо же! Мысленный образ вооду­шевляет человека даже больше, чем сам пикник. Образ — это все. Однако для того, чтобы познать нечто большее, чем образ, необходимо пережить это мгновение. За не­сколько дней во сне Сёити я испытала это на собственном опыте, — сказала я.

—  Так скоро и внезапно, Юми-тян? — улыбнулась тетя радужно и тепло, как сол­нышко.

—  Дело в том, что и моя воображаемая жизнь и предстоящее путешествие не отли­чаются от того, что происходит в реально­сти! Все было не так уж и плохо, правда? Если резюмировать, то даже трагическая судьба, при том что здесь и сейчас мне хо­рошо, не так уж ужасна, — на одном дыха­нии выпалила я, словно одержимая собст­венными мыслями.

Тетя кивнула:

— Ты права, Юми-тян. Так и есть! Ты все правильно поняла. Теперь ты в полном порядке. Что бы ни стало с остальными людьми, но твоя жизнь в действительности была не так уж и плоха! Разумеется, не бе­зусловно, но, мне кажется, здесь вполне применимо выражение “даже в худшей си­туации сделала все лучшее, что могла”, правда? Ведь до самого последнего момен­та ты всегда оставалась той замечательной, светлой, незаурядной девочкой. Твое пред­ставление о жизни, ласка и доброта, кото­рую ты получила, любовь Сёити и других бойфрендов — все это настоящее! Это на столько же реально, насколько в действи­тельности призрачны цели и намерения, которыми руководствуются ныне здравст­вующие люди в подлинной жизни! В это ты уж поверь!

—  Да, почему-то на эту мысль меня на­толкнул пример с пикником. Я все поня­ла, — кивнула я.

—  Я рада. — Тетя снова улыбнулась чи­стой детской улыбкой. — Знаешь, наш раз­говор, который мог оказаться печальным и сложным, на деле получился таким при­ятным и легким исключительно потому, что ты все-таки замечательный человек! Это ужасно помогло мне. Спасибо тебе. Благо­даря тебе и я почувствовала себя счастли­вой. Ведь мне было действительно одиноко оттого, что мне предстоит расставание с Сёити и всем тем, что составляло мою жизнь в реальном мире.

Тут тетя крепко обняла меня.

—  Тетушка, ваши прикосновения так напоминают мамины, — сказала я и немно­го всплакнула.

—  Никогда не имей ничего общего с эти­ми зажравшимися свиньями, — неожидан­но сказала тетя и нежно поцеловала меня в щеку.

А потом она незаметно исчезла.

А! Уже наверняка нет времени. Наступа­ет момент, когда сон Сёити закончится и волшебство растает. Ко мне вернулось са­мообладание. Прощай, мой мир. Интерес­но, я, Юмико, и впредь буду той же Юмико, куда бы ни отправилась? Этого я не знала, но перед глазами у меня постепенно появил­ся просвет, напоминающий окно, и в нем я увидела спящего Сёити. Комнату Сёити уже скоро озарит рассвет. Утренняя заря вот-вот окрасит его щеки розовым цветом. Там больше не было моего футона, и спящей ме­ня, разумеется, тоже. Увидев это, я действи­тельно и всерьез смирилась и покорилась судьбе.

Мы постоянно были вместе, и потому сейчас мне было одиноко, но пришло время отправляться в путь. Что бы ни случилось впредь, я хочу, чтобы Сёити был здоров, счастлив и прожил замечательную жизнь, чтобы женился на той, кого по-настояще­му полюбит и кем будет любим в ответ, со­вершенно не думая о себе, искренне же­лала я.

Сейчас мною владели чувства, абсолют­но противоположные той ревности и зави­сти, что я испытывала в отношении Сёити в тот день в саду. Пускай меня совсем не бу­дет, и все равно, что будет дальше. В глуби­не души я мечтала, чтобы лицо спящего Сё­ити всегда оставалось таким, как сейчас.

Я лишь немного узнала о том, каково было тете оставить Сёити, и о том, как изящно и деликатно она демонстрировала свои чувства, в действительности мучи­тельно сильные, и это вызвало во мне ува­жение. И тут я задумалась. При жизни мне не довелось иметь детей, однако у меня воз­никло ощущение, как будто у меня есть ре­бенок и что теперь я покорно уступаю ему свое место в жизни. Что же касается моей мамы, то мне стало глубоко жаль ее, ведь, несмотря на то что у нее была я, она за всю свою жизнь ни к кому так и не смогла испы­тать подобных чувств.

Мне было жаль ее. потому что сила, ве­ликость, нежность, тепло и приятный аромат этих чувств были прекрасны, подобна пышному пуховому футону, который как следует просушили под солнышком в пого­жий день. Ты согреваешься изнутри просто потому, что испытываешь эти чувства.

Я достала из кармана обнаруженную там ту самую статуэтку. Сидя у меня на ла­дони, она впрямь казалась довольно тя­желой.

Внутри нее наверняка все еще оставался клочок бумаги с тетиным посланием. Подарю-ка я ее Сёити, решила я. Пожалуй, у ме­ня хватит сил на то, чтобы вернуть этого каппа в реальный мир. Пускай мое тело уже истлело, я как-никак все-таки внучка и доч­ка ведьм. И уж, наверное, этот промысел распространяется и на третье поколение. Несомненно, такая малость мне по силам. При мысли обо всем этом я прыснула сме­хом. Не важно, жива я или нет, но ведь должна же я поладить с самой собой, в ко­торой все время текла колдовская кровь. Если все-таки у меня есть будущее, то это будет следующей задачей, которую мне предстоит решить. Когда я подумала об этом, мне стало легче. Если же будущего нет, то и не надо. Ведь, как сказали Кума-сан и тетя, возможно, я сделала лучшее, на что была способна.

Мне стало немного теплее оттого, что в моей судьбе встретились люди, которые объяснили мне это. А ведь я считала, что призраки — это что-то холодное, подумала я и слегка улыбнулась.

Затем я взяла каппа и осторожно просу­нула руку в тот просвет в реальный мир. Ре­шила, что у меня получится, — вот и уда­лось. Прикоснуться к Сёити я не могла, за­то смогла положить фигурку каппа у его изголовья.

Спасибо и прости. Извини, что остав­ляю тебя одного. Наверняка, открыв глаза, ты почувствуешь страшную усталость по­сле этого тяжелого сна, боль в теле, грусть и одиночество и, увидев каппа, вероятно, немного всплакнешь. Прежде всего прости за то, что все это ты взвалил на себя ради меня.

Хотя толком тебя и не знаю, мне кажет­ся, я очень сильно тебя люблю.

Прощай.

Пускай твоя жизнь будет счастливой.

Я искренне желала этого. Две добрые ведьмы молились о судьбе Сёити: тетя, вы­дающаяся колдунья, и я, неопытная учени­ца. Возможно, в этом и заключается любовь к человеку, когда, совершенно позабыв о се­бе, думаешь только о нем. В жизни мне не довелось по-настоящему познать это, однако благодаря тете и Сёити я смогла хоть слегка соприкоснуться с этим нежным чув­ством.

Да, пожалуй, до самого последнего мо­мента я так и не узнаю, что и как сложит­ся дальше. Бережно держа обеими руками ту любовь, что досталась мне от людей, красивую и благоухающую подобно букету цветов, я отправляюсь в путь.

Это чувство сродни тому, что испыты­ваешь, когда направляешься на остановку транспорта, как обычно напевая себе под нос немного печальную мелодию. Да, мне было хорошо и весело здесь. Интересно, ку­да же я теперь?..