"Сердце врага" - читать интересную книгу автора

Глава I

Никаких сомнений, барон Скавро Немедийский был мертв. То есть, насколько мертв может быть человек, у которого из левой глазницы торчит стилет… И, как это ни досадно, он пал не от ее руки. Палома в задумчивости тронула указательным пальцем золотую шишечку, венчавшую рукоять: клинок сидел крепко, и извлекать из раны она его не стала. Ни к чему. Она и без того знала, с чем имеет дело.

В Аквилонии подобные кинжалы именовались терциями и украшали коллекцию любого уважающего себя наемного убийцы. Лезвие, гибкое, как ивовый прут, и такое же тонкое, с легкостью пронзало плоть, входило в горло, в ухо или в глаз жертвы. Между ребер тоже проникало запросто — если только не угодишь в кость, но таких ошибок профессионалы не допускают. К тому же, у терции отсутствовала крестовина, а короткая рукоять была почти такой же узкой и гибкой, как сам клинок, — идеальное оружие, чтобы прятать его в отвороте рукава, в дамской прическе, за голенищем, да, собственно, и еще в десятке мест.

Палому не интересовало, где хранил свое «жало» неведомый убийца; достаточно и того, что она видела, где терция нашла свой последний приют. И это не доставляло радости наемнице. — Ты не дождался меня, Скавро… Быстрым, цепким взором девушка окинула комнату. Голые стены, которые белили в последний раз лет десять назад. Словно в насмешку, в одном из углов проступили остатки какой-то росписи — видно, ее пытались замазать, но рисунок оказался прочнее побелки. Хотя, возможно, это просто разводы сырости… В мутном освещении чадящей масляной лампы много не разглядишь.

У левой стены — кровать, завешенная синим балдахином. Ткань вытерлась на сгибах, и от нее пахло пылью.

Еще в комнате имелся приземистый стол — он же сундук для пожитков — пустой (Палома, разумеется, первым делом откинула крышку), и обшарпанное кресло, в котором, собственно, и расположился покойник. Ничего более.

Странно, совсем иного она ожидала от барона. Правда, лично они никогда не встречались, но по рассказам, ей казалось, она сумела составить о характере этого человека достаточно ясное представление. И чтобы такой любитель роскошной жизни, утонченный вельможа, украшение немедийского двора, остановился здесь, в этой дыре…

Однако же адрес был верным — ей подсказал его надежный человек в Бельверусе, и все оказалось в точности как он описал: постоялый двор на улице Горшечников, южнее Старого Рынка, отдельный вход с заднего двора. Укромное место, даже слишком…

От кого здесь скрывался Скавро? И зачем, вообще, он приехал в Коршен?

В Бельверусе, при дворе, все были уверены, что барон оправляется после болезни в своем загородном имении. А он тем временем сидел в Коринфии, в этом жутком клоповнике… Чего ради? Что за дела проворачивал он здесь? Палома не знала. Вообще, пока в этом деле вопросов было куда больше, чем ответов, но в одном она была уверена непоколебимо: дела эти грязные. Очень и очень грязные.

Она еще раз взглянула на труп. В неверном свете лампы лицо казалось грубо слепленным комком глины, из которого рукоять терции торчала диковинным ростком с золотым бутоном…

Развернувшись, девушка двинулась к выходу. Она не собиралась обыскивать остальные комнаты — если они тут, вообще, были. Не намеревалась искать следы убийцы. Зачем? Скавро мертв — пусть и не от ее руки, но теперь это уже не имело значения. Не станет же она убивать барона во второй раз!

Так что — да упокоят боги черную душу немедийца и да будут милостивы к нему. Палому он больше не интересовал. Завтра на рассвете она уедет из Коринфии.

…Короткий темный коридор вывел ее из комнаты на лестницу. Тьма кромешная! Даже кошачье зрение не спасло — нога не удержалась на узкой осклизлой ступеньке, и Палома с размаху налетела на сломанные перила. Вцепилась обеими руками в угрожающе хрустящую деревяшку, перевела дух, затем осторожно двинулась дальше.

Еще три шага — и свобода. Ей не терпелось полной грудью вдохнуть свежий воздух после этой затхлой вони. Дверь с натугой отворилась, выпуская гостью, словно новорожденного из черной утробы.

Но отнюдь не ласковые материнские объятия ожидали ее снаружи. Цепкие пальцы ухватили за локоть девушку, слепой совой щурившуюся на заходившее солнце: даже его багровый свет был слишком ярким после темени баронского обиталища…

— Маган! Держи ее крепче, не упусти! Палома дернулась, извернулась, каблук сапога устремился в сторону темной фигуры.

— Ах ты!.. — Человек подавился ругательством, хватка на миг ослабла. Но девушка не успела воспользоваться замешательством противника: грубые руки выломали ей запястье, заставив бросить на землю кинжал, и тут же что-то обожгло шею.

— Дернешься — прирежу, — пробасил голос. И добавил задумчиво: — Зараза…

Теперь Палома ясно видела обоих — проморгалась наконец после темноты, жаль только, слишком поздно. Здоровые, похожие, как два брата-близнеца, в начищенных медных нагрудниках и круглых шлемах, какие носила коринфийская городская стража. Один, со встопорщенными боевито усами, прижимал к горлу девушки короткий меч-гладиус… его-то ожог она и ощутила только что.

Второй, чьего лица ей пока было не разглядеть, деловито копошился за спиной, и чем он был занят, Палома поняла мгновенно, когда стражник вывернул ей назад руки и сноровисто спутал колючей веревкой.

Она не сопротивлялась.

Отчасти, ошеломленная неожиданным нападением, отчасти — потому что в считанные мгновения, прошедшие с начала стычкиgt; успела проанализировать происходящее, сделать выводы и принять решения. Это только мужчины будут биться до последнего, идти напролом против любой силы, даже десятикратно превосходящей их собственную. И, возможно даже, сумеют одержать победу. Но женщине, если она желает выжить в этом суровом мире, следует избрать иную тактику. Голой силой тут не возьмешь: женщина все равно изначально слабее. Разум, точный расчет и хитрость — это оружие зачастую превосходит клинок.

Сейчас Палома знала, что сопротивляться бессмысленно. Даже если каким-то чудом ей удастся одолеть этих двоих — тут же вся городская стража пустится на розыски беглянки. Перекроют ворота, начнут прочесывать улицу за улицей… Одна, ночью, в совершенно незнакомом городе — много ли у нее шансов?

Правда — если ее обвинят в убийстве немедийца, шансов будет еще меньше…

Стражники поволокли девушку вниз по улице, причем тот, что слева, ощутимо прихрамывал и всякий раз ругался сквозь зубы, ступая на поврежденную ногу: похоже, по голени она ему заехала основательно. Палома довольно усмехнулась — пусть и слабое, но утешение.

— Что, Марган, достала тебя бесовка? — Усач тоже заметил мучения товарища. — А ты все: «Шлюха, шлюха…» Много видел шлюх в мужской одежке и с мечом на поясе?! Я так сразу понял — нечисто дело.

Так, значит, они следили за ней! С того самого момента, как она зашла к Скавро? Или еще раньше?

— Вы же знали, что немедиец мертв. Зачем тогда схватили меня?

— Закрой рот! — Колченогий грубо ткнул ее под ребра, так что Палома болезненно охнула, но его напарник отозвался более дружелюбно:

— Так твои же дружки его и прикончили. Разве не так?

— Не так. — Наемница чувствовала, что начинает злиться. Загадки в этой истории громоздились одна на другую, и, казалось, готовы погрести ее, как снежная лавина. — Я только утром прибыла в Коршен, у Южных ворот вам это подтвердят. У меня нет никаких дружков в городе. И я хотела просто увидеться с бароном — привезла ему послание из Немедии. А обнаружила труп.

— Это ты судье расскажешь, — хмыкнул усатый. — Наше дело маленькое. Велели сторожить в засаде и хватать первого, кто появиться — мы и сторожили. Стало быть, боги сегодня плюнули в твою сторону…

Но сдаваться она не собиралась:

— И куда вы меня тащите? На суд? — Чем вызвала приступ хохота у обоих стражников.

— Размечталась, — выдавил наконец, отсмеявшись, Марган, — Какой тебе суд, на ночь глядя? Посидишь денек-другой во Дворце, там видно будет.

— Какой еще дворец?!

— Да потерпи, почти пришли уже. Налюбуешься…

Насколько могла судить Палома, улицы, по которым вели ее стражники, меньше всего напоминали подходы ко дворцу. Из квартала ремесленников они вывернули на рыночную площадь, пустынную и мрачную в подступающей темноте, с угловатыми остовами закрытых на ночь лавок и палаток и грудами отбросов, оставшихся после оживленного торгового дня. Хлюпающие шаги трех человек, бряцание оружия стражников и болезненное сопение колченогого звучали неестественно громко в гнетущей тишине, будили тысячи шепотков и отголосков, и Палома с трудом подавила суеверное желание скрестить пальцы, отгоняя зло. Впрочем, связанные руки так затекли, что ей это едва ли удалось бы.

Девушка повела головой, пытаясь понять, откуда взяться дворцу в этом унылом районе. Насколько ей было известно, резиденция графой Коршенских находилась совсем в другом месте, Да и с чего бы стражникам вести ее туда?

Перейдя площадь, они вышли на извилистую улочку, поднимающуюся круто вверх, и Палома вспомнила, что Коршен стоит на холмах, так что дороги, ныряющие вниз, словно в пропасть, и карабкающиеся в гору, здесь не редкость. Потому-то — она обнаружила это еще утром, по прибытии, — в городе почти нет конных экипажей. Горожане больше частью передвигались пешком, а самые богатые — в носилках и паланкинах.

С боковой улицы послышался шум шагов и голоса, и стражники остановились.

— А, северный патруль, — заметил Марган, вглядевшись в темноту.

Пять человек в такой же форме, что и пленители Паломы, в руках у двоих были факелы.

— Унгара, ты что ли? — окликнул их усач.

— А, Геббо! — отозвался один из пятерых приветственно. — Куда вас несет на ночь глядя? И кто там с вами?

— Да, поймали тут одну…

— Шлюха что ли?

Радостно гогочущие стражники приблизились, с любопытством разглядывая Палому.

— Ну и странные шлюхи пошли нынче, ты глянь…

Один из них потрепал девушку за подбородок. Она яростно дернула головой, от души жалея, что руки связаны, и она не может оказать достойный отпор. Попыталась ударить ногой — по ублюдок успел отскочить, не переставая смеяться.

Неожиданно усач — Геббо — вступился за пленницу:

— Не тронь ее, парень. Это тебе не гулящая девка. Она — птичка посерьезнее.

— Так и что с того? Все они одинаковы, как до постели дело дойдет. Нешто не позабавимся?

— Убери руки, похотливый козел! — прорычала Палома. Решительно, этот город стал ей уже поперек горла.

Стражник изумленно округлил глаза и, хвала Небу, отступил.

— Не тронь ее, — повторил Геббо. — Времени нет. Нам надо до полуночи во Дворец попасть, а то стража сменится — куда ее потом девать? До утра не примут.

— Х-ха! Впервые вижу, чтобы ты с девкой не нашел, чем до утра заняться.

— Только не с этой, — подал голос Марган. — Убийца она. И меня чуть не покалечила… — Он тоскливо скосил глаза на подбитую ногу. — Ладно, парни, вам налево, нам направо. В «Кувшине» завтра увидимся. Пошли, Геб!

Сопровождаемые смехом и сальными шуточками ночной стражи, Палома и двое ее пленителей продолжили свой путь. Она больше не глазела по сторонам, погрузившись в невеселые раздумья — а потому едва сдержала удивленный возглас, когда рука Геббо придержала ее за плечо.

— Стой, бешеная, ишь, разбежалась! Пришли уже.

И Палома увидела Дворец.

Исполинская каменная громада вырастала из скопления домишек, почти без всякого перехода, отделенная от торговой улицы лишь 'узкой площадью шагов в двадцать шириной. Широченная лестница плавно поднималась к парадной площадке, обрамленной бледными полукружьями колоннады. Между центральными, самыми высокими колоннами, постамент которых был едва ли не в рост человека, высились черные двери, верхняя часть которых терялась во тьме. Чем ближе они подходили, поднимаясь по мраморным ступеням, каждая шагов в пять шириной, тем сильнее Палому охватывало непривычное чувство собственной незначительности. Даже сознание того, что все это было сделано намеренно, что именно такова и была цель архитектора, мало чем могло помочь. Ощущение было отвратительно гнетущим.

Но на спутников Паломы это великолепие, похоже, не оказывало никакого действия. Привыкли, должно быть. Уязвленная, девушка опустила взор — и лишь теперь заметила то, что сперва ускользнуло от нее в неярком свете факелов, укрепленных в скобах на колоннаде. Дворец разрушался. Пышность и великолепие для него остались далеко в прошлом.

Мрамор ступеней был истертым и раскрошенным, а местами не хватало целых плит, и там зияли серые пятна кладки. На постаментах колонн змеились трещины. Но больше всего ее поразило другое.

Подсознательно она ожидала, что при их приближении гигантские двери распахнутся, грозно и торжественно… Однако стражники взяли чуть левее — и девушка лишь сейчас заметила прорубленную прямо в огромной створке дверцу. Работа была грубой, нарочито небрежной, словно люди, выполнявшие ее, ничуть не заботились о том, чтобы сохранить красоту древнего здания, а даже намеренно стремились изуродовать его как можно сильнее. Вкривь и вкось вбитые клепки скрепляли края, сама же дверь была сколочена из разномастных сучковатых досок и украшена кривым ржавым окошечком.

Приблизившись, усач забарабанил рукоятью меча.

— Эй, Марий, Трогет, открывайте! Дверь распахнулась со скрежетом.

— Еще позже заявиться не могли? — выглянула недовольная физиономия стражника.

— А ты не спи на посту, — беззлобно огрызнулся Геббо и подтолкнул Палому внутрь. — Добро пожаловать во Дворец, принцесса.

Но девушка упрямо застыла на пороге, оглядывая скупо обставленную караулку, единственный украшением которой был заменявший стол бочонок, на котором красовался глиняный кувшин и две кружки.

— Я хочу знать, что это за место. Куда вы меня привели?

Стражники расхохотались.

— Да, похоже, ты и впрямь недавно в Коршене… В тюрьму тебя привели. Куда же еще?

— Вот это — тюрьма?! — Палома обвела подбородком окрестности. За последние годы она изъездила едва ли не всю Хайборию, но ничего подобного ей видеть до сих пор не доводилось. — Как же у вас любят преступников, если их размещают в таких апартаментах!

— Ах-ха! — Стражник, открывший им дверь, захлебнулся от смеха. — Ну и веселая птаха! Это надо же — сказанула!

— Заткнись, Трогет. — Напарник ткнул его кулаком в плечо, недвусмысленно косясь на кувшин. Как видно, ему не терпелось поскорее спровадить ночных гостей и вернуться к выпивке. — Жаль тебя огорчать, крошка, — повернулся он к Паломе, — но апартаменты тебе не светят. Если только ты не настолько неприхотлива, чтобы обрадоваться подвалу. Тюрьма там… — Он указал рукой на черный провал лестницы, ведущей куда-то вниз.

Насколько могла судить Палома, проход этот был сравнительно недавнего происхождения — кладка куда более свежая, чем на стенах, и пробит с той же показной грубостью, что и дверь внутри двери. Словно кто-то пожелал получить самый короткий проход в подземную часть дворца, напрочь пренебрегая соображениями красоты ради целесообразности.

Трогет тем временем достал с полки и разложил на бочке, сдвинув в сторону кружки, широкий лист пергамента, исписанный почти наполовину. С тяжким вздохом обмакнув в бронзовую чернильницу перо с обломанной верхушкой, он пристально взглянул на девушку.

— Имя. Откуда родом.

Отвечать? Солгать? Но какой смысл…

— Палома, по прозванию Оса. — Она пожала плечами — насколько позволяли связанные руки. — Родом из баронства Тора, в Немедии,

Старательно скрипя пером и даже высунув кончик языка от натуги, стражник записал сказанное, затем поднял глаза на Геббо.

— В чем обвиняется?

— В убийстве.

— Ого…

Последовал обмен еще несколькими незначительными репликами, и наконец Марий, поводив пальцем по своему пергаменту, вынес вердикт:

— В пятый подвал ее отведите. Там сегодня посвободнее.

— В пятый? — Его напарник хмыкнул с сомнением. — К этим отбросам? Они же ее живьем сожрут!

Марий повел плечами.

— А кому сейчас легко? Женских покоев у нас пока не заимелось… так что уж чем богаты.

Он махнул рукой в сторону лестницы.

— Проводи их, Трогет.

Тот поднялся, кряхтя, на ходу снимая с пояса увесистое кольцо, на котором болталось не меньше двух десятков длинных железных Выдернув из скобы чадящий факел.

— Пошли, парни.

И Палома ступила во тьму.