Глава VI

Козим бесцельно бродил по замку. Настроение его нисколечко не улучшилось, хотя он и надавал подзатыльников слуге, небрежно вычистившему его сапоги. Причиной скверного состояния духа послужил несправедливый, с точки зрения коротышки, дележ золота. Шрам щедро одарил всех своих людей, никого не выделяя особо, но когда очередь дошла до Козима, решительно и грубо оттолкнул карлика от стола.

— Ты уже получил свою долю, — с издевкой отрезал разбойник.

— Но разве я не такой же член вашей шайки! — возмутился Козим. — Разве я не поймал киммерийца! — негодовал он, поедая глазами громоздившуюся на грязном столе кучу золота.

— Скорее варвар поймал тебя и всех нас в дураках оставил! — окрысился на него Шрам.

— Послушай, Шрам, ведь мы же с тобой друзья, — сбавил в тоне коротышка. — Ну что тебе стоит со мной поделиться? Всего каких-нибудь десять монет. А я при случае замолвлю за тебя словечко перед хозяином.

— Вы только поглядите на этого горе-защитника! — расхохотался Шрам ему в лицо, призывая в свидетели своих товарищей. — Что стоит твое слово для жреца!? Прочь отсюда, и не показывайся мне больше на глаза!

Втянув голову в плечи, под градом насмешек, Козим поплелся восвояси. Так он оказался во дворе. На небо выкатилась полная луна, и мириады звезд усыпали алмазами шёлковый ночной ковер. Карлик с трудом забрался на коновязь и с самозабвением стал рассматривать узоры в поднебесье, вытканные богами. Он мечтал подняться за облака, чтобы бродить среди звезд, казавшихся ему самоцветами, и собирать их в большой мешок. О, он бы не пропустил ни одной, даже самой маленькой звездочки. Козим так размечтался, что не сразу заметил, как на двор вышли «бешеные». Разбойники о чем-то негромко разговаривали между собой и весело смеялись собственным шуткам, направляясь к воротам замка. Лошади беспокойно заржали, когда бандиты проходили мимо конюшни. Козим вжался в стену и впервые пожалел, что он не маг, а то бы, в сей же миг, стал невидимым. Карлик панически боялся и недолюбливал «бешеных» и не хотел оказаться с ними один на один на пустынном дворе. Разбойники знали об этой его слабости и не упускали случая поиздеваться над ним. Особенно старался этот верзила Клыкач, чтоб его демоны на том свете рвали!.. Спасибо небесам, киммериец проткнул паршивца, храни Митра этого твердолобого варвара.

На этот раз Козиму повезло, «бешеные» его не заметили, торопясь по каким-то своим делам. Хотя какие у них дела — как всегда людям глотки резать. Приятные мечты и пережитый страх, навеяли на карлика сон. Козим сполз со своего насеста и на заплетающихся ногах поплелся в общую залу, где раньше жили воины барона, а теперь безраздельно хозяйничали «волки». Коротышка уже потянулся к дверной ручке, когда дверь резко распахнулась, припечатав его к стене, и кто-то осторожно выглянул во двор.

— Вроде все тихо, — произнес чей-то голос, так невнятно, что Козим не узнал говорящего, но слова расслышал.

— Хорошо. Идем в башню, подальше от лишних глаз.

Карлик вздрогнул, голос Шрама он знал хорошо. Сквозь щель в дверях коротышка видел, как несколько разбойников крадучись выбрались на улицу и с оглядкой вдоль стены направились в башню.

Любопытство пересилило страх.

Шрам явно что-то затевал, и Козим не мог упустить возможности быть в курсе всех событий в замке. "Э, да тут пахнет заговором", — быстро смекнул коротышка и словно мышь юркнул в густую темноту.

Незаметно проследовать за «волками» было для него парой пустяков. Громилы Шрама озирались по сторонам и совсем не обращали внимания, что творилось у них под ногами. На четвереньках карлик шустро двигался вдоль стены, не замечая, что руки часто увязали в лошадином дерьме, ведь двор теперь никто не подметал.

Решетку, преграждавшую вход в башню, забрал Клок Шерсти для своих машин. Разбойники гуськом втянулась внутрь. Последним, оглянувшись на сонный двор, и не заметив ничего подозрительного, в лаз скользнул Шрам. А подозрительное было тут как тут, превратившись в глаза и уши.

— Все, стойте здесь! — скомандовал главарь.

— Лучину надо бы запалить, — предложил сиплый голос.

— Не надо, свет заметят.

— Говори! — поторопил его кто-то.

— Я так думаю, — начал Шрам. — Киммериец убил наших братьев, прими Митра их души. А сам живой ходит, да еще и с тугим кошельком.

— Правильно! Нельзя этого так оставлять! «Волки» мы или кто?!

— Вот и я о том же! Варвара надо убить!

— Но ведь ты сам говорил, что жрец строго-настрого запретил его трогать, — раздался чей-то опасливый голос.

— А почему, по-твоему, мы забились в эту дыру, а, Молчун? — ядовито спросил главарь. — Магу об этом знать ни к чему.

— Да, я чего, как решим…

— Заткнись! — резко оборвал его Шрам. — Кинем жребий, кто пойдет.

— Лучину надо запалить, — с укоризной промолвил сиплый.

— Не нужен жребий, все пойдем.

— Верно сказал!

— Нет, всем не с руки, уйдем все — заметят, — повысил голос Шрам — Может кто сам хочет вызваться?

В башне повисло напряженное молчание, только слышалось глухое сопение разбойников.

— Я пойду! У меня на варвара руки чешутся!

— Еще кто, кроме Шила? — спросил главарь, и для поднятия духа добавил. — Деньги, что возьмете у варвара, — ваши, делить не будем.

— Коли так, я согласен!

— И я пойду!

— Все! Вы трое, — подвел черту вожак. — Конана сонным берите, варвар будет мертвецки пьян.

— Откуда ты знаешь, что он наберется? — недоверчиво спросил Молчун.

— А что по-твоему он с золотом делать станет? — вопросом на вопрос ответил Шрам.

— И то верно, — согласились все.

— Теперь расходимся. А вы скачите, не мешкайте, "У Понтикуса" его ищите.

Затаив дыхание, Козим ловил каждое слово из этого разговора и едва успел спрятаться за углом, когда разбойники потянулись из башни.

Мозг карлика напряженно работал. «Волки» разошлись кто куда, а он уже знал, какую выгоду возможно получить в этом деле. И если дело сулило прибыль, то даже боги опускали руки перед терпением и упорством, с которым Козим шел к намеченной цели. Дождавшись, когда двор опустел, и сонный замок затих в ожидании утра, коротышка выбрался из своего укрытия и вприпрыжку бросился на конюшню.

Лошади недовольно храпели и подозрительно косили на карлика большими умными глазами, когда он скорым шагом проходил мимо стойл. Здесь содержались великолепные иранистанские кони и быстроногие аквилонские рысаки, но на этих благородных животных Козим даже не задержал свой взгляд. Ему было нужно нечто особенное, такое, что без труда преодолеет трудности горной тропы, пусть не быстрое, но сильное и выносливое животное.

И, наконец, он нашел то, что искал, остановившись перед стойлом со старым мулом, удовлетворенно цокая языком.

— Я буду звать тебя Удача, если ты, лошадка, поможешь мне, — Козим ласково похлопал мула по морде.

Мул нервно постриг ушами, но ласку принял, тяжело вздохнул и позволил себя оседлать. Козим под уздцы вывел мула на двор, с трудом взобрался в седло, воспользовавшись высокой коновязью и, не спеша направился к воротам.

— Стой, назови себя! — приказал строгий голос стражника у подвесного моста.

Воин высоко поднял факел над головой, пытаясь разглядеть, кого еще тут несет на ночь глядя.

— Это я, Козим! — откликнулся карлик.

— И верно, Козим, — согласился разбойник, подойдя поближе. — Что за ночь сегодня?! — посетовал он. — Все шастают туда-сюда кому не лень. Чего не спится людям?

— Приказ Яхм-Коаха, — доверительно сообщил ему коротышка, наклоняясь почти к самому уху стражника. — Давай открывай, дело срочное.

— У кого оно нынче не срочное? — недовольно ворча, стражник навалился на ворот решетки.

— Погоди, приятель, вот завтра будет суетный денек, — пообещал ему Козим, не подозревая, как близко к истине его пророчество.

— Это правда, — повздыхав, согласился ворчун. — Удачи тебе. Но, пошел!

"Да, удача мне явно понадобится", — подумал про себя коротышка, и пустил своего скакуна легкой рысью, мерно потрусив по залитой лунным светом дороге.

Городок мирно спал, погрузившись в ночную мглу. В который раз выскочивший на двор по нужде горшечник, заметил, что звезды померкли, а значит близилось скорое утро. С блаженной улыбкой освободив взбунтовавшийся желудок, гончар уже натягивал штаны, да так и замер, когда по улице, нещадно нахлестывая лошадей промчалось трое верховых, направляясь к таверне Понтикуса.

"Похоже, кто-то из «волков», — подумал перепуганный мастер. — Лихая нынче выдалась ночка. Сначала этот коротышка… теперь, вот, разбойники… Неладное что-то в Овражке творится".

Продрогнув от холода, горшечник вспомнил о причине, по которой попал на двор, и, поправляя штаны на бегу бросился к дому.

Шаркая по полу, Поитикус в длинной ночной сорочке, зевая на ходу, спустился в общий зал, недовольно прислушиваясь к настойчивому стуку в дверь.

"Будь проклята эта работа! — думал он, пытаясь угадать, кто скрывается за этим стуком. — Судя по нетерпению, с которым гость ломится в дом, несмотря на столь ранний час, должно быть, это кто-то важный. Если так, налью себе чарку вина, я ее заслужил. А если это какие-нибудь голодранцы?!" — с ужасом представил Понтикус, но эта мысль настолько пришлась ему не по вкусу, что он тут же выкинул ее из головы.

Аккуратно поставив масляную плошку, с плавающим на дне горящим фитилем, на крайний стол, Понтикус звякнув бронзовой щеколдой и распахнул дверь перед ночным посетителем. При этом, чтобы не сглазить себя, он даже зажмурил глаза, не забыв растянуть опухшую от сна рожу в приветливой сладкой улыбке. А когда открыл, то чуть не вскрикнул от обиды — за дверью никого не оказалось. Досада и разочарование застыли на ставшем вмиг несчастным лице хозяина постоялого двора.

— Кого ты там увидел, жирный боров? — беззлобно спросил Козим, оглядываясь в темноту. — Не предложишь войти?

— Ах, господин Козим! — подпрыгнул до небес от счастья Понтикус, с обожанием глядя на маленького человечка у себя под ногами. — Какая удача! Какая честь для меня! Вот никак не ожидал! Проходите, проходите! Вы всегда здесь желанный гость!

— Чего это ты раскудахтался?! — подозрительно спросил коротышка, удивленный столь радушным приемом.

— Не поверите, господин Козим, как я рад… — захлебываясь от восторга, стал рассказывать хозяин, но был бесцеремонно прерван маленьким человечком, решительно шагнувшим за порог.

— Вот тут ты прав, не поверю, — согласился Козим. — Скажи-ка, любезный, в какой комнате я могу найти варвара? Я видел его лошадь на конюшне.

— Но он просил его не беспокоить, и щедро заплатил за молчание, — сразу как-то замкнулся хозяин, в котором вдруг проснулась профессиональная гордость.

— Да полно тебе, — попробовал урезонить его Козим. — Конан — мой друг и, уверяю, будет рад со мной встретиться.

— Ну что вы, господин, я хорошо помню вашу последнюю встречу, — ехидно захихикал Понтикус.

Карлик поморщился и полез в карман.

— С тех пор слишком много воды утекло, — философски заметил он, подбрасывая на ладони золотой. — Монета твоя, если скажешь мне, где киммериец.

— Гм… — алчно облизываясь, пошел на попятную хозяин. — Он сейчас не один…

— А с кем еще? — удивленно вскинул брови коротышка.

— Не знаю, удобно ли?..

— Говори, что ты мямлишь! — вскипел Козим.

— Он наверху, с женщиной! — выпалил Понтикус, и почувствовал глубокое облегчение.

Без слов карлик бросил ему монету, взял масляный светильник и решительно направился к лестнице.

— Я бы на вашем месте не рисковал, — бросил хозяин в след, но тот как будто и не слышал его слов, уверенно взбираясь по ступеням.

Найти комнату варвара не составило труда. Дверь была настежь распахнута, на пороге валялся сапог киммерийца и черепки разбитого об косяк кувшина. Именно они и заставили Козима замедлить шаг.

"Сразу войти или постучать? — так и эдак прикидывал он. — Кажется, варвар не в духе. Второй сапог по-прежнему с ним, стало быть — риск велик… А была, не была!"

Козим с быстротой атакующей кобры ворвался в комнату и огляделся в поисках укрытия. Слишком поздно он вспомнил, что обстановка спален на постоялом дворе "У Понтикуса" могла поспорить с убранством пещер аскетов.

Но карлик не растерялся, ничком рухнув на пол, шестым чувством уловив опасность. Проделал он это весьма вовремя: кувшин из-под вина со свистом пронесся над его головой и, пролетев через дверь, с шумом разлетелся на куски в коридоре.

— Кто тебя сюда звал, мерзкий прыщ?! — нетрезвым голосом прогудел киммериец. — Пошел прочь, иначе я вышвырну тебя в окно!

— Конан! Это же я, Козим! — отчаянно запричитал коротышка.

— Я вижу. Что с того? Ты, верно, думал, что я прижму тебя к сердцу?

— Было бы неплохо, — вполголоса буркнул карлик.

Краем глаза Козим заметил, что рука варвара шарит под кроватью в поисках сапога. Это подхлестнуло его к решительным действиям, сильнее варварских угроз. Карлик подскочил, как укушенный ядовитым пауком, и, выставив вперед руки с раскрытыми ладонями, и скороговоркой заговорил:

— Не делай этого, Конан! Ты должен меня выслушать! Клянусь, ты не пожалеешь об этом!

— Единственное, о чем я жалею, что не убил тебя сразу!

Нагой варвар лежал на скомканной постели едва прикрытый простынями.

На его могучей груди покоилась чернокудрая девичья головка, с задорно вздернутым носиком. Но сейчас этот носик морщился от неудовольствия, и жгучие зеленые глаза с ненавистью глядели на карлика.

— Прогони его скорей, милый! — капризно выкрикнула девица.

Киммериец, наконец, нащупал сапог. Козим уже искренне сожалел, что так опрометчиво пришел сюда, но отступать было поздно.

— Послушай, Конан, неужели ты не поможешь несчастной Ремине? — пустил в ход всю свою хитрость карлик. — Разве это достойно мужчины, бросить девушку на произвол судьбы? Отдать ее за пару золотых в руки этого ужасного человека?

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился киммериец, не выпуская сапога. — Да и кто ты вообще такой, чтобы иметь право судить меня?!

— О ком он говорит, дорогой? Кто такая Ремина? — ревнивым голоском пристала девица к варвару.

— Замолчи! — грубо оборвал ее Конан. Девушка обиженно надула губки и попыталась оттолкнуть от себя киммерийца, но с тем же успехом она могла пытаться сдвинуть с места гранитную скалу.

Козим вздохнул с облегчением, несколько мгновений драгоценной жизни он выиграл. Но надо быть осторожным — одно неверное слово и…

— Кто я? — карлик поник головой, и продолжал с подкупающим слушателей раскаянием. — Я — лишь пыль под ногами. Так считают люди. От них ничего не скроешь. Оступиться всегда легче, чем потом исправить ошибку.

Конан со злостью отшвырнул сапог в сторону и задумался над словами Козима. Глубокая морщина залегла у него между бровей. Коротышка примолк, упиваясь этой маленькой победой над яростью варвара.

— Ты, верно, забыл — я связан договором, — медленно цедя слова, будто каждое из них приносило нестерпимую боль, выдавил варвар.

— Поэтому я и здесь! — оживился коротышка. — Я могу избавить тебя от данного слова.

— Говори! — строго приказал киммериец, впервые, с начала разговора, с интересом взглянув на Козима. Даже хмель из его головы, казалось, выветрился.

— Не при ней, — не без злорадства кивнул карлик в сторону красотки. — Отошли ее прочь, и я открою тебе одну тайну.

Без лишних слов Конан выудил из-под кровати кошелек, взял руку девушки и высыпал на ее ладонь целую горсть золотых.

Козим едва не поперхнулся слюной.

— Купи себе новое платье и ленты, — мягко молвил варвар. — Ступай, оставь нас одних.

Девица, лишенная дара речи от такой щедрости киммерийца, и не пыталась протестовать. На это золото она могла безбедно жить в течение нескольких месяцев.

Подхватив с пола платье, она стрелой вылетела из спальни, боясь, как бы варвар не передумал и не отобрал золото обратно.

— Ну, теперь говори! — теряя терпение, потребовал Конан.

Козим, проводивший девицу сладострастным взглядом, мечтательно облизнулся и вернулся на землю.

— Напрасно ты так неразумно растрачиваешь деньги, — укоризненно сказал он.

— Не твоя забота, — огрызнулся варвар, поднимаясь с постели в поисках недопитого кувшина вина.

— Сперва нам нужно обсудить условия сделки, — осторожно намекнул Козим.

Конан, наконец, нашел кувшин и шумно отправил его содержимое в глотку.

— Я должен знать, за что плачу, — оторвался он от кувшина. — Иначе как назначить цену?

— Пожалуй, это справедливо, — неохотно признал Козим. — Но только цену я сам назначу!

Конан демонстративно бросил на кровать все еще туго набитый кошелек. Козим не мог отвести от него взгляда, поэтому заговорил, не глядя на киммерийца.

— Ремине требуется твоя помощь. Она совсем одна, голубка, как позабытый в поле колосок, — карлик даже слезу пустил для убедительности. — Я понимаю, ты дал слово — поступил честно и благородно, но прислушайся к голосу сердца. Разве оно не требует справедливости?! Разве не честь для воина помогать беззащитным и слабым?!

— Короче! — резко оборвал его киммериец и глубоко задышал. Слова Козима разили точно в цель.

— Короче? Изволь, — согласился карлик. — Жрец обманул тебя! Он хохотал за твоей спиной, когда ты уезжал с поляны. Знаешь, каким был его первый приказ? Он поручил людям Шрама убить тебя и забрать кошелек. И если бы не я, твой преданный друг, лежать бы тебе сейчас с распоротым брюхом.

— И ты думаешь, я поверю твоим наговорам? — скривился в презрительной усмешке варвар.

— На слово можешь не верить, — невозмутимо ответил Конан, — ну уж глазам своим, верно, не откажешь.

— И что же ты собирался мне показать? — в Конане проснулось любопытство.

— Соблаговоли пойти со мной и сам все увидишь.

— Ладно, веди. Но если ты вздумал шутки шутить, Кром свидетель, ты станешь короче еще ровно на голову.

Конан быстро оделся и перебросил за спину меч. Козим побежал вперед, услужливо освещая киммерийцу дорогу. Они вышли на двор, где уже занималась заря, и коротышка потянул варвара к курятнику. Не доходя сарая, Конан остановился.

— Неужели куры Понтикуса несут золотые яйца?

— Причем здесь куры? — не понял шутки Козим. — Взгляни-ка лучше сюда.

Конан нехотя повиновался.

— О, Кром! — невольно вырвалось у него. — Что за колдовство?!

Прямо за земляным порогом курятника рядком лежали трое громил из шайки Шрама. Лежали абсолютно неподвижно, и лишь глаза их бешено сверкали злобой. Зато карманы были вывернуты наизнанку и кем-то тщательно обысканы.

— Что-то мне это смутно напоминает, — усмехнулся Конан. — Твоя работа?

— Моя, — с гордостью подтвердил Козим, — Вот эти три ублюдка намеревались убить тебя.

— Как же ты справился сразу с тремя? — развеселился Конан.

— Ну, у каждого свои секреты, — поскромничал Козим. — Пусть это останется моей тайной.

Киммериец быстро нагнулся к крайнему из бандитов и легко приподнял его за воротник.

— Жить хочешь? Если хочешь, моргни, — бросил Конан ему в лицо и тут же получил утвердительный ответ. — Вас послали меня убить?

На этот раз разбойник замешкался с ответом, и варвару пришлось хорошенько его встряхнуть. И тут бандит так часто заморгал, что киммериец побоялся, как бы глаза его не выскочили из орбит. Конан выпустил бедолагу и встал, отряхивая руки.

— Что ж, ты меня убедил, — сказал он и полез за кошельком.

— Постой-ка! — остановил его карлик. — Это только первая часть нашей сделки. Как ты собираешься попасть в замок.

Конан равнодушно пожал плечами.

— Я готов продать тебе тайну подземного хода, через который бежала Ремина, — заговорщически предложил Козим. — Никто не ждет тебя оттуда, ты появишься внезапно. А внезапность — залог победы. Кому, как не тебе, это знать.

— Пожалуй, я куплю твой товар, — подумав, согласился Конан.

Захлебываясь, счастливый Козим в деталях поведал варвару свой секрет, за разглашение которого Яхм-Коах поклялся вырвать язык всякому.

— За сколько времени я туда доберусь? — спросил карлика киммериец.

— Поспешишь, доскачешь к полудню. Ну, а теперь пришла пора расплатиться. Две тысячи золотых, думаю, цена справедливая.

Конан не стал утруждать себя пересчитыванием монет.

Сдернув шапку с одного из злодеев, он высыпал в нее половину содержимого кошелька, не беспокоясь, что там могло оказаться и гораздо больше. Слушая ласкающий звон золотых, Козим с трудом мог дышать.

— Куда ты теперь? — спросил его киммериец.

— Как Куда? — удивился карлик. — В замок, конечно. Разве я могу пропустить твое выступление.

— Что ж, там и встретимся. А что делать с этими? — Конан небрежно кивнул на обездвиженную троицу, глазами полными страданий и мольбы, следивших за их разговором.

— За них не беспокойся, — зловеще хихикнул Козим. — Я позабочусь и прослежу, чтоб им было удобно.

Варвар с сомнением посмотрел на карлика, по-дружески хлопнул его по плечу, чуть не сломав ключицу, и быстро вышел из сарая.

Козим вернулся в замок до полудня. Спустившись с гор в долину, и достигнув торной дороги, он дал свободу утомленному мулу и безмятежно задремал прямо в седле. Несмотря на бессонную ночь, ему снились дивные сны.

Карман его приятно оттягивало золото киммерийца, и настроение у карлика было прекрасным. Впереди его ожидало еще одно рискованное предприятие, но если уж он сумел справиться с варваром, то все иные дела просто меркли перед этим.

Во сне он видел себя принцем крови, или нет, даже самим королем. Купался в роскоши и богатстве великолепного мраморного дворца, воздвигнутого на высокой скале. Прогуливался по аллеям чудесного сада, среди цветущих олив и гранатов, где без страха перед людьми рыскали дикие звери, находясь в окружении томных красавиц, готовых на все за его благосклонность. А зеленоглазая проститутка из таверны Понтикуса натирала его тело ароматными маслами. Смущало карлика только одно, воины, которых водил он в походы, все как один они были похожи на проклятого киммерийца, громившего врагов не мечами и копьями, а грязными сапогами.

— Эй, Козим, ты где пропадал? Все с ног сбились, разыскивая тебя! Жрец вне себя от гнева!

Карлик чуть не скатился с седла от неожиданности, испуганно захлопав глазами по сторонам. Мул, остановленный стражниками, покорно замер в воротах замка. Козим приветливо улыбнулся стражникам, но разбойники были настроены не столь дружелюбно.

— Что, неужели герцог уже приехал?! — заволновался коротышка.

— Нет еще, но ждем каждый миг. Тебе что, гонец на дороге не встретился.

— Нет. Я так устал, выполняя приказ Яхм-Коаха, что прилег отдохнуть на обочине, и проспал все на свете.

— А по твоему мулу не скажешь. У него такой вид, будто его волки гнали целые сутки, — заметил один из громил.

— Какое мне дело, как выглядит эта дохлая кляча! — возмутился Козим. — Выполнить приказ господина — вот первый долг для меня.

— Ладно, проезжай. Верно сам жрец чего-то напутал.

Козим ударил мула пятками и, наклонившись к самому его уху, ласково прошептал:

— Не обижайся, Удача, поверь, так было надо. Клянусь, ты получишь столько овса, сколько влезет в твою утробу.

По чисто выметенному двору бегали разбойники с выпученными глазами, рабы переносили мебель, беспрестанно хлопали двери кладовых и погребов. Стальная Глотка — бывший наемник, невесть как попавший в банду к «волкам», муштровал по-праздничному вырядившихся бандитов для встречи почетным караулом его светлости герцога Ренальда. От этой суеты и шума у Козима разболелся зуб, и карлик поспешил убраться со двора, не забыв выполнить обещание, данное им удаче. Спросив у пробегавшего мимо слуги, где находится Шрам, и не получив вразумительного ответа, коротышка направился сам его разыскивать.

Он нашел вожака в винном погребе, скучающего в одиночестве. Видно, Шрам пребывал не в лучшем состоянии духа, поэтому не выказал ни капли радушия при появлении Козима.

— Ты что же, шпионишь за мной? — спросил Шрам вместо приветствия уже изрядно нетрезвым голосом.

— Для этого могли и кого попроще послать, — не скрывая презрения, ответил Козим. — Я пришел за своей долей.

— Долей? — переспросил главарь «волков» и хрипло захохотал. — Ступай за ней прямо к Сету!

— Ты не дослушал, — ледяным тоном продолжал коротышка. — А ведь когда-то мы были друзьями…

— Убирайся! — истерично завопил Шрам. — У меня от твоей трескотни голова болит!

— Не от нее, а от вина! — Козим сам поразился собственной смелости. — Напряги свои мозги, если они еще остались в твоей голове. Ты отправил людей отомстить киммерийцу, нарушил приказ Яхм-Коаха. Как думаешь, какую казнь он выберет тебе в наказание? Ему нравится заживо жарить людей. Но я готов молчать, если мы договоримся.

Слова Козима, словно пощечина, привели Шрама в чувство. Он мелко задышал, глаза налились кровью, и попытался встать на ноги. Из этой затеи, кроме опрокидывания и битья посуды, ничего не вышло.

— Ты угрожаешь мне, Козим? — абсолютно трезво спросил он.

— Нет, Шрам, предлагаю сделку. Молчание — золото.

Разбойник угрюмо поник головой, полез за пазуху и швырнул в карлика увесистым кошельком.

— Мы проливали за них кровь, а тебе они достаются даром, — со зловещим прищуром он посмотрел в глаза коротышке. — Бери и подавись, здесь триста золотых! Но с этой минуты берегись, недомерок! Клянусь, я найду способ обрезать тебе уши, и даже твой маг тебя не спасет.

— Я буду помнить об этом, Шрам, — довольный исходом беседы ответил карлик и счел для себя не зазорным, поднять с заляпанного грязью пола заветный мешочек. — Счастливо оставаться! Недолго живет тот, кто точит зуб на Козима!

Он вышел на свежий воздух и вздохнул с облегчением. Пощупал золото в кармане, но почему-то всегда приятная его тяжесть сейчас не радовала Козима. Шрам шутить не любил, он вообще был человеком без чувства юмора, и наверняка попытается выполнить свое обещание.

А куда от него укроешься? Везде найдет, на то они и «волки». Коротышка наморщил нос, представив себе эту безрадостную перспективу, но тут вспомнил, что его ищет жрец. И решение пришло само собой — простое и очень верное, одним махом, избавляющее его от всех проблем.

Жизнь снова показалась ему прекрасной, и на душе стало легко и покойно. Весело насвистывая, Козим направился прямо к магу.

На стук открыл чернокожий Вакаши, смерил карлика проницательным взглядом и молча посторонился. Жрец нервно ходил по комнате, опираясь на резной посох с замысловатым набалдашником в виде двуглазого зверя. Он облачился в свой торжественный наряд, но выглядел в нем как-то нелепо и чересчур помпезно. Просторные шелковые одеяния, расшитые золотом, висели на нем мешком, длинный шлейф цеплялся за каждый угол, и уже весь был в сальных пятнах, высокая тиара подпрыгивала на острой макушке мага, постоянно сползая ему на глаза.

— Где тебя носит, бездельник?! — брызгая слюной, набросился на него Яхм-Коах, едва заметив Козима.

— На службе моему повелителю, — не замедлил с ответом хитрец, кланяясь до земли. — Прости, господин, но я принес тебе важные вести.

— Что может быть сейчас важнее приезда герцога?! — грозно надвигался на него чародей, и карлик сжался в предвкушении побоев.

По счастью, шлейф тоги зацепился за край стола, намертво закрепив мага. Жрец то краснел, обливаясь потом, то начинал ужасно сквернословить, пока Козим и Вакаши не пришли ему на помощь.

— Ну что вы возитесь, безрукие болваны! — разорялся маг. — О, Митра, с кем мне приходится иметь дело! — закатывал он глаза к потолку.

— Один момент, мой господин, — суетился Козим, намеренно мешая Вакаши.

— Да скоро ли?! — кипел ярость жрец. — Вот-вот прибудет герцог, а я торчу здесь как галера на приколе.

— Уже почти готово, повелитель! — услужливо тараторил карлик. — Но герцог может задержаться в пути, а вот разъяренного киммерийца, уж точно ничего не остановит.

— Чего ты там бормочешь, мошенник! — насторожился Яхм-Коах. — С Конаном у меня договор. Северянин никогда не нарушит слово!

— Оно бы верно так и было, великий, — наивно продолжал Козим, освободив, наконец, жреца из ловушки. — Но кое-кто из твоих слуг посмел нарушить приказ. Не рискну назвать имя ослушника, но он очень, очень влиятельный человек. Ему не стоит ничего раздавить такую букашку как я, а мне слишком дорога моя шкура.

— Шрам! Это он?! — маг схватил коротышку за плечи и впился взглядом в его побелевшее от страха лицо. — Что ты разнюхал, плут? Говори!

— О, нет, господин! — жалобно запричитал Козим. — Убей меня, я буду нем как рыба. Испепели огнем, преврати в паука, я с радостью приму любую от тебя кару! Но этот человек будет резать меня на куски, и хохотать, глядя, как жизнь с каждым вздохом станет покидать это слабое тело!

— Презренный раб! Ты просишь легкой смерти? — ледяным тоном заговорил Яхм-Коах. — Я подвешу тебя за ноги и велю Вакаши сделать на твоем теле надрезы. Длинные и очень тонкие, чтобы кровь из них сочилась по капле, как это делают с предателями на его варварской родине. Ты будешь умирать долго, так долго, что смог бы научиться молить о пощаде на всех мыслимых языках.

Козим невольно стрельнул взглядом на Вакаши и тут же пожалел об этом. Белозубая улыбка на широком лице невольника, напоминала оскал самой смерти.

— Не надо, господин! Не позволяй ему делать этого! — искренне взмолился карлик, почувствовав, что пожалуй перегнул палку. — Я верен только тебе, и пусть Небо обрушится мне на голову, если лгу! Да — это Шрам, это он презрел твою волю!

— Вот как?! — Яхм-Коах устало облокотился о стол. — И что же сделал этот осел?

— Жажда мести и кровь собратьев затуманила ему рассудок. Он послал трех людей убить варвара! — Козим резко замолчал и потупил взор.

— Ну, что дальше? Что было дальше?! — подскочил от нетерпения жрец.

— Мой господин, я так многим рискую, — сложил в мольбе руки коротышка. — Я весь дрожу от страха.

— Прекрати трястись и продолжай! — строго приказал маг. — Я обещаю, что ни один волос не упадет с твоей головы.

— Благодарю, благодарю, мой повелитель! — карлик мелко закланялся и продолжил: — Я всю ночь не сомкнул глаз. Тысячи раз моя жизнь висела на волоске, когда я карабкался по скалам, спускался по предательским осыпям и тайно крался за «волками», рискуя каждый миг быть замеченным и разорванным на куски…

— Какое это имеет отношение к делу? — недовольно скривился жрец, нетерпеливо постукивая костяшками пальцев по крышке стола.

— Я думал, что заслужил скромное вознаграждение… — нерешительно молвил Козим, застенчиво пряча лукавые глаза.

— Ах, вот ты о чем! Я мог бы и сам догадаться. Вакаши, подай мой ларец! Рассказывай же, что было дальше!

Хитрые глазки Козима масляно заблестели, карлик судорожно облизнул пересохшие губы, но продолжил рассказ не раньше, чем горсть драгоценных камней, каждый величиной с лесной орех, не оказалась у него в руках.

— Это же целое состояние! — задыхаясь, прошептал он, не в силах верить собственным глазам, но Яхм-Коах по губам прочел его слова и расплылся в снисходительной улыбке.

— Для того, кто собирается владеть сокровищами целого мира — это лишь капля в океане богатств. Итак?..

— Да, да! — заторопился Козим, не гладя на мага, а ведя задушевную беседу с переливающимися всеми красками самоцветами: — Я отправился вслед за «волками» и стал свидетелем их позора. Они рассчитывали найти Конана мертвецки пьяным и взять его голыми руками. Именно таким его и нашли на постоялом дворе "У Понтикуса", что нисколько не помешало варвару свернуть шеи двум из них и вытряхнуть тайну подземного хода из третьего, прежде, чем размозжить ему голову. Теперь в любой момент он может здесь появиться.

— Так, так, так! — жрец, нервно потирая подбородок, заходил по комнате, размышляя вслух: — Шрам мне ответит за это собственной шкурой! Но не сейчас, в замке много его людей. Сейчас важнее свадьба баронессы. А после я найду способ с ним посчитаться. Конан — большая проблема, но он не знает, какой его ждет сюрприз, — маг криво усмехнулся.

— И какой же, мой господин? — не сдержал любопытства Козим.

— Я послал «бешеных» на тот хутор. Конан сам угодит в засаду! — Жрец торжествовал.

Козим с уважением посмотрел на мага, но все же не преминул заметить:

— Осталось напомнить, повелитель, варвар с ними уже встречался. И храбрейшие из твоих воинов, не лучшим образом проявили себя.

Яхм-Коах резко остановился и сверху вниз посмотрел на согнутую спину коротышки.

— Ты прав! — согласился он и задумался. — Но посылать подкрепление уже поздно… Что ж, я устрою ему встречу в замке! — просиял он, приняв это решение. — Покиньте зал! А ты, Козим, ступай в подвал, и пуще глаза стереги барона. Я больше не могу никому доверять. Да, и пусть сюда придут с десяток людей, но войдут не раньше, чем я позову их!

Вакаши и карлик, низко кланяясь, выскользнули за дверь. Оставшись в одиночестве, Яхм-Коах подошел к заветной стене с тайной дверцей с видом хищника, подкрадывающегося к добыче.

Жрец уверенно повернул алебарду, и древний механизм немедленно отозвался металлическим скрежетом. Маг тут же вернул оружие в прежнее положение, и дверь застыла в распахнутом виде. Эту тайну он разгадал, потратив долгие ночные часы, и сейчас колдун позволил себе улыбнуться, довольный своим открытием. Яхм-Коах осторожно заглянул в темноту, шумно потянул носом спертый воздух подземелья, насыщенный плесенью и тленом и запахом земляных червей: грубая каменная кладка стен в ржавых подтеках воды, гнилые балки перекрытий и край металлической лестницы, теряющейся во мраке. Яхм-Коах удовлетворенно хмыкнул и шагнул за железную дверь.

Он закрыл глаза и резко вскинул голову вверх. Руки жреца покоились на двуглавом чудовище, венчающем его посох. Губы шептали слова заклинания, но ни один из смертных не мог бы понять этих слов, ибо язык этот сгинул с великим народом, исчезнувшим в океане еще в незапамятные времена. Маленькая каморка за дверью наполнилась призрачным светом, подобно волнам разбегающимся от мага кругами. Вот свет коснулся стен, и камень плит словно ожил, превратившись в живую кипящую лаву. Блестящие бисеринки пота усыпали лицо жреца, а вокруг пего шло неведомое превращение, будто невидимые мастера из самой преисподней перекладывали стены кирпичик к кирпичику.

Заклинание оборвалось внезапно и магические струи света, словно вспугнутые кошкой мыши, попрятались в щели между каменных плит. Яхм-Коах открыл глаза, и устало огляделся по сторонам. Грудь жреца тяжело вздымалась, громоздкие душные одеяния пригибали его плечи к земле. Все вокруг выглядело вполне обыденно, будто и не было чудесных превращений. Но острый взгляд чародея, проникающий в суть предметов, с удовлетворением отметил, что капкан насторожен и поджидает свою добычу. Жрец отступил в зал и аккуратно вернул дверь на место.

Здесь он позволил себе расслабиться.

— Эй, вы там, за дверью! — громко крикнул маг. — Можете войти!

Разбойники, прячась друг за друга, повиновались и сгрудились плотной толпой в проходе.

Жрец холодно окинул взглядом их лица и брезгливо поморщился. Настоящие головорезы, ни одного приличного человека, хоть и наряжены в черно-белые туники воинов барона. Никого из них жрец не знал. Сомнительно, что эта свора смогла бы остановить киммерийца.

— Кто из вас главный? — высокомерно спросил Яхм-Коах.

— Я, господин, — неуверенно выступил вперед один из громил, с обезображенным следами какой-то болезни лицом, отчего оно казалось изрытым канавами. — Я здесь, вроде, за главного. Ямой меня зовут.

— Тогда ты мне и ответишь головой, если кто, кроме меня, войдет в эту комнату и останется цел! Это ясно?!

— Да, по-ве-литель! — запинаясь, выкрикнул разбойник, невольно приседая.

Яхм-Коаху хотелось нагнать на эту кучку оборванцев еще большего страха, ему нравилось наблюдать за их заячьим трепетом, но в это время над замком одиноко захрипел сигнальный рог, предупреждая о скором приближении кортежа герцога.

— Не подведи меня, Яма, — зловеще бросил маг уже на ходу. — Я должен идти.

Жрец подхватил на руку длинный шлейф и опрометью бросился за дверь. Его сандалии громко топали в пустынном гулком коридоре.

Он уже собирался выскочить во двор, но тут вдруг вспомнил, что не сменил личину — по обычаю, жениха должен встречать родитель невесты. К счастью, рядом находился чуланчик для дров, и маг решительно повернул туда, а спустя миг, из кладовой вышел барон Сантос Орландо в расшитом жемчугом наряде и непокрытой головой, с развевающимися на ветру седыми локонами, поредевшими на макушке.

Ворота были гостеприимно распахнуты, тщательно выметенный двор резал глаза непривычной девственной чистотой. Даже молодцы Шрама, выстроившиеся для встречи знатного вельможи, казались аккуратными и подтянутыми. Маг остался доволен мимолетным осмотром и скорым шагом направляясь к посланнику герцога.

— Утро доброе, господин Кабраль! — еще издали приветствовал его Яхм-Коах.

— Оно действительно дивное, барон, — ответил юный рыцарь. — Будто день этот отмечен милостью самих богов. Взгляните, как прекрасен восход.

— О, да! Жалко я не родился поэтом… — поддержал его жрец, рее внимание которого было сосредоточено на воротах.

На мост ворвалось несколько свирепого вида всадников в полном боевом облачении, окруженных сворой громадных мохнатых псов. В гробовом молчании верховые разъехались по двору, придирчиво заглядывая в каждый угол, с подозрительным прищуром окинули оробевший и притихший караул. Собаки, между тем, расселись по периметру двора, и мало бы сыскалось храбрецов, рискнувших приблизиться к его светлости. Один из всадников направил коня к открывшему от удивления рот барону, неуклюже поклонился, не покидая седла.

— Все ли благополучно в замке, господин? Вопрос был в большей степени адресован Кабралю, и маг едва сдержал гнев, но смолчал.

— Ты можешь ничего не опасаться, Гланже. Скачи и сообщи его светлости, что все готово к его встрече, — ответил рыцарь.

Воин удовлетворенно кивнул и подал знак остальным.

Сигнальщик протрубил трижды, и вскоре все услышали на дороге шум приближающегося отряда. По двое в ряд в ворота въехали десять воинов, за ними слуги и ловчие с соколами, три фургона с подарками для невесты, снова воины, и лишь за ними появился штандарт его светлости и сам герцог Ренальд в окружении блестящей группы придворных. Рядом с герцогом катила двухколесная повозка, запряженная парой низкорослых лошадок, управляемая человеком в сером плаще, облик которого не вызывал сомнений в его ремесле. Маг был целиком погружен в себя и не обращал внимания на карусель из пестрой мишуры окружающую герцога.

Яхм-Коах настороженно прищурился, оценивающе оглядывая придворного чародея, но тот был слишком занят своими мыслями, и пока не представлял никакой угрозы. Широкий замковый двор едва вместил весь свадебный кортеж. Жрец терпеливо ждал, обычаи не позволяли ему приблизиться к высокому гостю и первым его приветствовать. А солнце уже припекало, и разбойники в плотном строю сердито пыхтели и обливались едким потом, растеряв весь свой бравый вид. Герцог заметил их плачевное состояние и поспешил избавить от мук. Он легко соскочил с коня и, бросив поводья в руки набежавших со всех сторон слуг, пружинистым твердым шагом направился к барону. Ренальд был высок и крепок в кости, весьма привлекателен внешне; массивный волевой подбородок слегка выдавался вперед, свидетельствуя о решительном и крутом нраве своего обладателя.

— Барон Сантос, позвольте мне обнять вас! — громко приветствовал он хозяина замка и заключил жреца, ткнувшегося носом в его плечо, i стальные объятия.

— Ваша светлость, — едва смог выдохнуть лаг, — я так тронут.

— Привет, Кабраль! Я вижу, ты тут зря времени не терял?

— О, да, мой господин. Мы ожидали только вас.

— Хорошо, но о делах чуть позже, — отмахнулся герцог. — Давайте-ка, барон, отпустим этих молодцов, изнемогающих под тяжестью кольчуг.

— Им это только на пользу, — злорадно ответил жрец. — К сожалению, годы берут свое, и руки уже до всего не доходят. Но, если вы настаиваете…

Они прошли перед строем измученных жарой и тяжестью снаряжения разбойников, осипшими полосами и нестройным стуком железных перчаток о щиты приветствовавших герцога и барона, л приняли рапорт сотника. После чего караул промаршировал через двор и рассеялся по всему 1амку.

— А теперь, дорогой барон, когда мы выполнили свой долг, я хотел бы познакомится со своей невестой, — дружески подмигнул магу герцог.

— Но, ваша светлость, это же против традиций! — неожиданно вмешался в их разговор Кабраль. — Проявите терпение, и уверяю, скоро вам будет завидовать вся Зингара. Не лучше ли пойти и немного перекусить с дороги. Таких тонких зин, как в погребе барона, вы не найдете во всей Хайбории.

Герцог метнул взгляд на рыцаря, дружески хлопнул его по плечу и громко рассмеялся:

— Что ж, не будем нарушать традиций. Ведите нас, господин барон!

Солано-пасечник жил с семьей на Дальнем хуторе и считал себя самым счастливым человеком на всем белом свете. С юных лет Солано, продолжая дело отца, работал с пчелами от зари до зари. Про себя он их называл не пчелами, а маленькими волшебницами, о которых так много рассказывалось в старинных сказках. Своих «волшебниц» Солано понимал как никакой другой пасечник, поэтому и мед с его ульев никогда не искал покупателей, наоборот, покупатели искали случай приобрести его у владельца Дальнего хутора.

Жена Солано, Элисия, когда они поженились, слыла первой красавицей в этих местах — сам управляющий барона Орландо приезжал свататься к ней. Да и сейчас былая красота женщины отнюдь не увяла. Дочери пасечника, ее звали Мира, шел пятнадцатый год, и уже было заметно: красой, да покладистым нравом девочка пошла в мать. Когда случались поездки на Овражный базар, на Миру все окрестные парни заглядывались. Солано любил сравнивать дочку с песенкой — такая же легкая, веселая, нежная.

Работа по душе, любимая и любящая жена, красавица дочь — Солано все это имел. А что еще человеку надо, чтобы чувствовать себя счастливым? И стоит ли удивляться, что каждый новый день он встречал с улыбкой…

Каждый, кроме последнего. С самого утра Солано не находил себе места — его терзало дурное предчувствие. Предчувствие большой беды. В попытках отвлечься, он суетливо пытался себя чем-нибудь занять: принимался за покосившуюся дверь — надо поправить, не завершив, бросался перебирать нехитрые рабочие приспособления, собираясь в неурочное время идти на пасеку.

А когда появились бандиты, с намалеванными на лицах волчьими мордами стало до боли очевидно — это оно!

Солано вспомнил ненастную ночь, когда из подземного хода появилась Ремина, вспомнил рассказ баронской дочери о захвативших замок разбойниках, ужасную правду о предательстве Яхм-Коаха. Проводы бежавшей из родного дома принцессы и ее спутника были недолгими. Элисия, относившаяся к Ремине как к своей дочери, быстро собрала в дорогу мешок со снедью. Мира, прощаясь с подругой, то и дело вытирала слезы.

У Солано тогда промелькнула мысль, что помощь эта им еще может аукнуться, но не такой был пасечник человек, чтобы из-за угрозы возможной кары предавать доверившихся ему друзей. И вот день расплаты настал.

Солано окинул бандитов долгим настороженным взглядом. Чужаки о чем-то между собой пошептались и подъехали к хозяину хутора. Тот, что был первым, на верхней губе у него смешно топорщился светлый пушок, попросил напоить коня. Солано тотчас принес полное ведро. Конь, опустил голову к ведру, и жадно стал пить. У пасечника проснулась надежда, что может быть беда минует его дом. И в этот момент, посмотреть на заезжих выглянула Мира — гости на хутор заглядывали редко. Солано, повинуясь неясному чувству, повернулся, намериваясь крикнуть, чтобы она возвращалась к своему вышиванию.

Но было поздно. Еще раньше пасечнику приходилось слышать, что человек в своей беспричинной жестокости гораздо страшнее дикого зверя. Однако то, что довелось испытать в этот день ему самому…

Должно быть, именно просыпающаяся, подобно созревающему бутону прекрасного цветка красота девочки, стерла у бандитов ту грань, отличающую человека от чудовища. Обнажив в ухмылке гнилые зубы, один из головорезов соскочил с лошади и кинулся к Мире. Солано, бросив ведро с остатками воды, отважно встал на пути разбойника. Солома, недолго думая, отпихнул пасечника в сторону и схватил девушку за волосы. Мира закричала. На крик дочери из дома выбежала мать. Бандиты, предвкушая потеху, оскалились и принялись грязными шутками подбадривать намерения своего приятеля.

Солома подмял девушку под себя и стал, довольно урча, срывать с нее платье. Он так увлекся этим занятием, что не услышал предупреждающего окрика Птенчика, пытавшегося дать приятелю сигнал о грозящей опасности.

Солано не был воином и не считал себя храбрецом, но когда на твоих глазах происходит такое… В руках у пасечника оказалась здоровенная палка от метлы. Подскочив к негодяю, он от души прошелся по широкой спине насильника.

Громила взревел от боли. Миру он на время оставил в покое, и девушка, свернувшись в комочек на пороге дома, тихонько заплакала. В глазах разбойника заплясали злые огоньки. Спешились остальные «бешеные». Птенчик хрипло произнес:

— Тому, кто осмелился поднять руку на «волка», есть только одно наказание — смерть! И наказание это коснется всей семьи.

Солома, согласно кивая, пробурчал:

— Смерть должна быть долгой и мучительной!

В руках Чико появился кинжал, поигрывая которым он осторожно приблизился к пасечнику, в то время как его приятели с обнаженными мечами заходили ему со спины. Солано, догадавшись, что его пытаются обойти с разных сторон, вновь поднял палку, и с криком ярости бросился на ненавистного Солому. Разбойник отступил и, легко уклоняясь от удара, презрительно хмыкнул:

— Драться с этими мужланами совершенно неинтересно.

В этот момент в спину Солано вонзился кинжал Чико. Тяжело раненый, пасечник упал, однако нашел в себе силы встать на ноги и вновь пойти на разбойников. Тотчас он получил новый удар — кинжалом в бок. На этот раз у истекающего кровью мужественного человека сил подняться уже не хватило.

Но бандиты не собирались так быстро бросать забаву. Умирающего подняли за руки и, обмениваясь смешками, поволокли к дому.

Не в состоянии и дальше терпеть этот ужас, жена "самого счастливого человека на свете" со слезами кинулась на помощь мужу.

Солома, больно щипнув женщину за грудь, швырнул ее на землю, а еще живого Солано, воспользовавшись помощью приятелей, стал прибивать к входной двери найденными в сарае деревянными гвоздями. Прибивал палкой, которой, совсем недавно пытался их остановить пасечник. Гвоздей не хватило. Решение проблемы нашел Чико. «Волк» достал из ножен метательный нож.

— Это тебе за тот удар по спине!

И разбойник со всей силы всадил клинок в плечо несчастного. Тем временем Солома, с радостью обнаружив, что больше опасаться некого, снова навалился на Миру. Девушка, на глазах у которой внезапно рухнул весь привычный для нее мир, даже не пыталась кричать и сопротивляться, лишь плотно закрыла глаза и тихонько поскуливала от боли.

Не встретив отпора, Солома впился зубами в гибкую девичью шейку.

Элисия, увидев, что негодяй вытворяет с ее дочкой, ринулась к сплетенному клубку тел. Ее пытался остановить Чико. Он ухватил несчастную женщину за развевающееся на бегу платье и сильно дернул, желая свалить на землю. Не тут-то было. Желание матери спасти дочь оказалось настолько сильно, настолько отчаянным был ее порыв, что она вырвалась из рук разбойника. На беду не выдержала ткань платья, и женщина, запутавшись в обвивших ноги лохмотьях, упала и покатилась по земле. При виде обнажившихся зрелых женских форм в глазах Чико вспыхнула похоть. Подскочив к голосившей от ужаса женщине, он несколько раз ударил ее по щекам. Элисия на мгновенье замерла и, заглянув в лицо бандита, увидела, что ее ожидает. Она выхватила из-за пояса оседлавшего ее изувера кинжал и всем телом навалилась на острие.

Чико, с разочарованием смотрел на бившуюся в агонии женщину, потом грязно выругался и, брезгливо огибая натекающую лужу крови, направился к Соломе, заканчивающему свои упражнения с дочкой пасечника.

Птенчик, наконец, разделался с Солано, слишком, по мнению «волка», цеплявшимся за свою жизнь, резким ударом кинжала по горлу, и недовольно заворчал — он оказался в очереди третьим. Продолжая ворчать, «волк» направился в сарай, надеясь обнаружить там что-нибудь съестное и знаменитое пиво Солано, сваренное на меду.

Именно это его и спасло. Во всяком случае, на время.

Солома удовлетворенно кряхтя поднялся с притихшей девчонки и ошеломленно замер. Над его головой пронеслось нечто вроде шмеля, и что-то теплое с металлическим привкусом забрызгало его с головы до ног. Солома в недоумении покрутил головой.

За спиной его, шатаясь, стоял Чико, из пустой глазницы которого торчал черенок арбалетной стрелы. Солома зло выругался, в бессильной ярости ища глазами невидимого противника.

Следующее ругательство так и застыло у него на языке. Из кустарника, росшего неподалеку от дома, появился Конан. В руках северянин держал заряженный арбалет.

Солома сцепил зубы. Он был готов драться с дюжиной пасечников и укротить столько же их дочерей, но никак не встречаться здесь с киммерийцем. Откуда взялся на хуторе проклятый варвар?! Разбойник до боли в затылке напрягал мозги над этим вопросом, но от природы был туп и ленив, поэтому все решения среди «Бешеных» принимал Птенчик.

Сейчас он оказался совсем растерянным и беспомощно озирался по сторонам, надеясь на подсказку приятелей. Но Птенчик куда-то пропал, а Чико, старый добрый весельчак Чико, валялся в грязи с пробитым глазом.

Солома, все еще не веря глазам, перевел взор на бездыханное тело приятеля, потом обратно на Конана. Варвар, тем временем, уже успел преодолеть половину разделявшего их расстояния.

Медленно, с величайшим трудом разбойник все-таки сообразил, что стоять столбом на виду северянина, в руках у которого арбалет, а в глазнице приятеля не хватает глаза, может быть довольно опасно. Солома метнулся к лежащей на земле Мире и рывком поставил девушку на ноги. Сама девчонка стоять не могла, и ему пришлось держать ее за волосы. Пожалуй, он несколько перестарался, когда развлекался с ней… Заслонившись телом, точно живым щитом, бандит почувствовал себя увереннее.

— Только выстрели, и ей конец! — с этими словами, Солома попятился к дому.

Упершись в дверь, он пошарил свободной рукой у себя за спиной. Вот она — ручка. Еще усилие, и дверь, с прибитым к ней мертвым Солано была, наконец, отворена. Конан успел подойти совсем близко и остановился на расстоянии десяти шагов.

Соломы верно угадал, что киммериец не станет в него стрелять, боясь попасть в девочку.

Кодекс чести варвара противился хладнокровному убийству беззащитных женщин, детей и стариков.

Но бандит не учел другого: для предстоящего торга — жизнь против жизни, требовалось соблюдение одного обязательного условия — Мира должна была быть жива.

Конан, будучи профессиональным воином, кое-что смыслил в этих делах, смыслил достаточно, чтобы обратить внимание на посиневшие губы несчастной и небольшие ранки на шее девушки, которые вдруг перестали кровоточить. По всей вероятности, сердце бедняжки не выдержало выпавших на ее долю испытаний, и она покинула этот жестокий мир.

Почуяв, что что-то идет не так, разбойник отступил к зияющей за его спиной черной дыре погреба. И тогда Конан плавно спустил рычажок.

Солома от ужаса широко распахнул глаза, и смотрел, как арбалетный болт устремился прямо к нему. Прекрасно понимая, что на таком расстоянии хрупкое тельце девчушки его не спасет, он, тем не менее, от страха не в силах был пошевелиться, и молча наблюдал за приближением своей смерти.

Тяжелая стрела пронзила тело бедной девочки и, не задерживаясь, вошла в плоть разбойника, соединяя в смертных объятиях жертву и ее палача…

Откуда-то из-под земли раздался довольный голос Птенчика:

— Вот оно где! Думал, что самый хитрый, ан нет!

Голос звучал приглушенно — бандит, обшарив весь сарай и, ничего не найдя, спустился в погреб, где сразу обнаружил искомое.

Когда Птенчик одолел половину лестницы, на него, сверху рухнули два тела. Едва устояв на ногах, он выронил из рук бочонок с пьянящим напитком. Взгляд его скользнул вниз, и он с удивлением обнаружил, что одно из тел принадлежит Соломе.

Тогда Птенчик спустился обратно. Его товарищ дал кому-то пригвоздить себя к девке, с которой перед тем забавлялся. На душе у разбойника стало тошно: свой меч он оставил у люка, и как назло, у Соломы оружия тоже не оказалось. Птенчик тяжело вздохнул. Конечно, отправляться наверх невооруженным было опасно, но не оставаться же здесь навечно. Осторожно, ступенька за ступенькой, он стал потихоньку подниматься наверх. Вот, наконец, и люк. Птенчик воровато выглянул из-за крышки. И тут, как ему показалось, где-то внутри него запели медные трубы. Еще бы — прямо перед ним лежал топорик Соломы. Бандит потянулся к оружию, когда над его головой раздался чей-то знакомый голос:

— Лучше не делай этого! Одновременно шея Птенчика ощутила ледяное прикосновение стали. Рука торопливо отдернулась от топора, так, словно об оружие можно было обжечься.

Сверху снова зазвучал голос:

— Теперь медленно возьми топор и брось его в погреб.

Птенчик беспрекословно повиновался. Клинок сразу же убрали, но в шее осталось неприятное покалывание. Голос милостиво разрешил:

— Можешь вылезти и обернуться.

Когда разбойник подчинился и этому приказу, удивлению его не было предела: зажав в одной руке заряженный арбалет, в другой меч, на него, с печальной улыбкой, смотрел проклятый киммериец.

Первой мыслью «волка» было броситься на ухмыляющегося варвара и задушить его голыми руками. Но голос разума победил, и пока Птенчик решил с этим повременить, пока не разузнает, что нужно здесь северянин. Он с вызовом посмотрел на Конана.

— Ну и что ты намерен делать?

— Это зависит от того, насколько ты хочешь жить.

Птенчик кивнул. Он лихорадочно искал возможность выкрутиться из незавидного положения, в которое по собственной глупости угодил. Вот к чему приводит сытая жизнь в неприступном замке.

Проглотив досаду, разбойник криво улыбнулся и покосился на свой меч.

— Все твои люди мертвы, и если ты хоть пальцем пошевелишь, я, не задумываясь, помогу тебе встретиться с ними, — проследив за взглядом разбойника, сказал Конан. — Неужели тебе надоело жить?

— Естественно, я хочу жить. Но какой ценой?

— Во мне сейчас борются два желания. Первое — за устроенную здесь резню, — Конан кивнул на дверь, с прибитым к ней мертвым Солано, — меня так и подмывает немедленно отправить тебя следом за твоими друзьями.

— Не могу сказать, чтобы оно пришлось мне по вкусу. А второе?

Конан прикусил губу. Он не знал, сможет ли потом простить себе то, что собирался сейчас сделать, однако другого выхода у него просто не было.

— Мне нужны сведения о замке.

— Ты просто назвал другой способ убийства. «Волки» не прощают предателей.

Арбалет угрожающе дрогнул в руке киммерийца.

— Это твой окончательный выбор?

— Постой, постой!

Птенчик задумался. Было заметно, как в нем идет внутренняя борьба. В конце концов, одно из решений победило, и он с надеждой обратился к северянину:

— У меня есть предложение, которое, возможно, устроит и меня и тебя.

— Говори.

— Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. А взамен я требую смертельного поединка.

Птенчик на мгновение замолчал, ожидая отказа, но варвар промолчал. Тогда «волк» неуверенно продолжил:

— Там, около двери, я оставил свой меч. И после того, как мы закончим здесь говорить, я хочу с его помощью получить шанс отомстить за своих друзей.

Согласие киммерийца означало бы для варвара верную смерть. Не родилось еще человека, который смог бы победить Птенчика в поединке на мечах. Кривой туранский клинок становился во время схватки продолжением его руки, и разбойник никогда с ним не расставался.

Последний случай был исключением из этого правила, и «волк» до сих пор не мог простить себе эту ошибку…

Время, потраченное Конаном на обдумывание предложения, показалось Птенчику целой вечностью.

Наконец напряженную тишину нарушил голос киммерийца, от волнения звучавший с чуть заметной хрипотцой:

— Я согласен. Но если я почувствую, что ты мне лжешь, застрелю как бешеную собаку.

Стараясь сдержать бушевавшую радость, — тупоголовый варвар проглотил приманку! — Птенчик поспешил уверить сидевшего напротив него ничего не подозревающего северянина:

— Каждое мое слово будет правдиво до… бесконечности!

Зачем, спрашивается, ему врать, если собеседник все равно не получит для себя никакой выгоды от его рассказа?!

Беседовали они долго. Конан расспрашивал его обо всем, и разбойник с охотою отвечал, лишь удивляясь порою, зачем могут понадобиться человеку столь незначительные подробности, которые впору знать, разве что баронскому ключнику.

Но Птенчик был верен слову и терпеливо обрисовывал киммерийцу укрепления замка и башен, расположение подвалов и комнат, словно варвар собирался брать замок штурмом. На многие вопросы «волк» просто сам не знал ответа, в силу того, что не забивал себе голову подобными пустяками. Вот о чем северянин его не спросил, так это о численности гарнизона и несении караульной службы, будто считал эти вопросы второстепенными. Киммериец поддакивал, кивал головой и, кажется, остался доволен ответами. Затем он поднялся и направился к двери.

— Теперь настала моя очередь сдержать слово.

Птенчик, опасливо косясь на арбалет, бочком направился к выходу. Поймав взгляд разбойника, киммериец подчеркнуто медленно отложил самострел в сторону, отбросил кинжал, дабы, тем самым, уровнять шансы.

Едва они вышли во двор, Птенчик одним прыжком оказался рядом со своим мечом. В следующий момент «волк» замер в бойцовской стойке, выставив руку с оружием чуть вперед. И снова в глазах варвара сверкнул тот самый неприятный огонек.

Птенчику стало не по себе. В прежних схватках его успеху способствовало блестящее владение оружием и железная выдержка. Но в этом поединке его противник в не меньшей мере обладал тем и другим. Этот варвар ощупывал его холодным настороженным взглядом и, казалось, что знает все действия соперника наперед. Настал черед четвертого выпада.

В итоге трех молниеносных атак, Птенчик не сумел нанести противнику даже царапины.

Клинки ни разу не столкнулись, нарушив праздным звоном стали могильной тишины обезлюдевшего хутора. Меч разбойника разил пустоту, а ухмыляющийся варвар оказывался где-то рядом.

Даже когда Птенчик перехватил меч левой рукой и попытался достать киммерийца, северянин выскользнул из-под удара и тоже встал в левостороннюю стойку.

И вот тогда, пожалуй, впервые в жизни "матерому волку" по настоящему стало страшно, и захотелось бежать отсюда, по-собачьи поджав хвост. Но разбойник знал, что стоит ему повернуться спиной, и широкий клинок северянина настигнет его быстрее, чем он успеет сделать хотя бы шаг.

"Волк" приготовился к выпаду, как вдруг северянин, попал ногой в лужу крови, расплывшуюся вокруг жены пасечника, поскользнулся и потерял равновесие. Птенчик, не желая упускать самими Богами ниспосланный шанс, устремился на киммерийца.

Дальше, как ему показалось, время замедлило ход. Птенчик так и не понял, как это произошло… был головокружительный полет, затем падение и мимолетная темнота в глазах.

Когда ход времени, восстановился, разбойник лежал на земле и чувствовал приятное тепло, разливающееся внизу живота и нарастающую тошноту, вызванную странным пьянящим дурманом. «Волк» попытался подняться, но почему-то не смог вытащить из-под себя руку с оружием. И тут он понял!

Его угораздило приземлиться на острие собственного меча!

Птенчик тоскливо взглянул на лежащий неподалеку, уже остывший труп женщины, и ему стало невыносимо холодно.

Конан одним движением оказался на ногах и теперь с неподдельным сочувствием смотрел на умирающего «волка». Блуждающий взгляд разбойника натолкнулся на киммерийца. "Проклятый варвар!" На Птенчика снизошло просветление.

— Это ведь не было случайностью, правда? — спросил он и заскрежетал зубами: "Будь проклята эта жалостливая улыбка!"

Конан кивнул.

Птенчик перевалился на бок и нечеловеческим усилием вырвал из раны меч. Наверное, он снова потерял сознание, потому что, открыв глаза, увидел перед собой варвара, играющего кинжалом. Разбойник заставил себя сесть, стараясь держаться прямо и независимо, но боль в животе была такой нестерпимой, что согнула его до земли.

— Окажи мне последнюю услугу, северянин… закончим бой… твой удар последний, — прохрипел он, борясь с кровавой пеленой перед глазами.

Конан спрятал кинжал и холодным, бесстрастным взглядом посмотрел на разбойника.

— Ты мне помог, и я мог… — варвар запнулся, потом вдруг неожиданно спросил: — Ваш маг умеет целить раны? Пожалуй, я дам тебе еще один шанс…

— Что ты еще задумал, киммериец? — подозрительно прищурился Птенчик.

— Хочу подарить тебе жизнь, — ответил Конан, растягивая слова, будто размышляя вслух сам с собой. — Я слышал, где-то здесь есть подземный ход, ведущий прямо в замок. Твоя жизнь будет зависеть от быстроты твоих ног: успеешь — может Яхм-Коах и спасет тебя, нет — сдохнешь как пес, истекающий кровью. Решай же, выбор за тобой.

— Хорошо, я согласен, — с трудом выдохнул Птенчик.

— Тогда вот это передай жрецу, и скажи ему, пусть ждет, я приду, — Конан швырнул, словно кость собаке, кошелек с остатками золота.

Разбойник свободной рукой поймал кошелек и поморщился от резкой боли.

"Неужели этот варвар настолько туп, что вот так, запросто, отпустит меня?! Еще и отдал свой кошелек, кретин! Это ли не лучшее лекарство от ран? Я дойду… дойду, ведь я теперь больше зверь, чем жалкий человек. О, Яхм-Коах, будь трижды благословенно имя твое, за то, что сделал меня таким! А ты глупый варвар, еще пожалеешь, что бросил вызов самому повелителю! Посмотрим, как будешь ты ухмыляться, когда тебя начнут рвать щипцами на куски!"

С каждой капелькой алой крови, сочащейся сквозь пальцы, силы покидали его, и Птенчик заторопился, превозмогая боль и подступающую тошноту. Он поднялся, застонал и едва не рухнул обратно. Голова предательски закружилась и если бы не стенка сарая, то вряд ли бы устоял на ногах. Первый шаг был подобен пытке, как будто он брел по колено в воде, и к ногам его привязали вериги, второй — дался еще с большим трудом, словно он босой ступал по горячим углям. Придерживаясь рукой за стенку, Птенчик скрипел зубами, но шел, невольно оглядываясь.

В глазах стояло кровавое марево. Киммериец молча следовал за ним. Мрачная ухмылка блуждала по его каменному лицу.

— Решил меня проводить? — пересохшими губами едва прошелестел «волк», — Благодарю… но я знаю дорогу.

— Ты меня успокоил, — беззлобно ответил киммериец, с улыбкой. — А я-то думал, чего это он поплелся вокруг сарая, ведь выход-то вроде бы рядом?

Ярость на миг развеяла пелену с глаз, и Птенчик с ужасом увидел, что от боли он потерял ориентацию и пошел кружить вокруг дома, хотя дверь была от него в двух шагах… Конан еще шире заулыбался, услышав скрежет зубов разбойника, с трудом повернувшего назад. Дважды он останавливался и отдыхал, бессильно привалясь спиной к сараю, но все же доковылял до погреба и в растерянности замер перед зияющей в полу дырой. Не стоило и мечтать, что он сможет спуститься по этим крутым ступеням.

— Кажется, волк поджал хвост? — раздались за его спиной насмешливые слова киммерийца, словно нож резанувшие по самолюбию разбойника. — Не много же нужно мужества насиловать женщин и пускать кровь беззащитным крестьянам.

Птенчик втянул голову в плечи и в бессилии закатил глаза.

Ах, если бы не было этой проклятой раны, он бы бросился сейчас на варвара и зубами разорвал его глотку, ногтями бы выцарапал эти ненавистные улыбающиеся глаза. Но сил совсем не осталось. В последнем порыве отчаяния разбойник кинул тело вперед и головой вниз полетел прямо в черную пропасть подвала…

…Птенчик не знал, сколько прошло времени, пока он лежал без сознания — мгновение, день, или даже год. Влажный земляной пол приятно холодил разгоряченное лихорадкой тело. Он приоткрыл глаза и прямо перед собой увидел огромную серую крысу.

Зверек сидел на расстоянии вытянутой руки и пристально смотрел ему в глаза. Первым чувством, вернувшимся к «волку», был лютый нечеловеческий голод и Птенчик, не задумываясь, выбросил вперед руку, намереваясь сцапать любопытного зверька. Крыса в страхе шарахнулась в сторону, и пальцы Птенчика схватили пустоту, процарапав ногтями глубокие борозды на податливом земляном полу.

И тут он понял, что перестал быть человеком — в нем проснулся оборотень, хотя он и не изменил свой облик. Вместе со звериной сущностью вернулись силы. Осталась лишь тупая поющая боль внизу живота, но теперь он мог ее вытерпеть.

Птенчик поднялся на ноги, чувствуя лишь легкое головокружение, и посмотрел наверх.

Проклятый варвар все еще был здесь. Конан сидел на краю подвала и пристально наблюдал за ним. Глаза его больше не улыбались и были холодны как лед. «Волк» не стал больше тратить силы и время на пустые слова. Он повернулся спиной к варвару и быстро, насколько позволяла ему рана, скрылся в темноте тоннеля.

Конан проводил его долгим взглядом, пока тот не исчез во мраке. Можно было уходить, но киммериец почему-то медлил и сам не понимал почему. Он принюхивался к подвальным запахам, прислушивался к звукам, даже потрогал пальцами краешек кирпичной кладки. С виду ничего необычного, но все же что-то смутно тревожило варвара. Он чувствовал присутствие зла. Оно таилось где-то там, в темноте, там, где мгновением назад скрылся оборотень. Конан был почти уверен, что здесь замешано колдовство, иначе откуда у разбойника взялись силы? Так стоит ли совать нос туда, где варится магический котел, когда есть привычные земные пути?! С простым ответом на этот вопрос Конан бодро поднялся на ноги и, громко хлопнув крышкой люка, покинул злополучный хутор.

Птенчик невольно вздрогнул и часто задышал, когда где-то за спиной раздался громкий хлопок, и гулкое эхо пустилось вскачь по длинному извилистому коридору. Он подождал немного, восстанавливая дыхание, и, шатаясь от стенки к стенке, двинулся дальше. От быстрой ходьбы рана открылась, но он не обращал на нее внимания, упорно шагая вперед, пиная снующих под ногами крыс, обломки кирпича и перекрытий. Путь под землей превратился в вечность. Кровь уже не струилась, а выплескивалась сквозь пальцы из раны болезненными толчками и тянулась за ним непрерывной дорожкой. Крысы стаей трусили следом и с жадностью лакали с земли еще теплую человечью кровь.

Тоннель полого пошел на подъем, и через сотню-другую шагов Птенчик оказался перед лестницей, ведущей к металлической дверце. Чуть ли не зубами цепляясь за ступени, «волк» втянул на площадку окаменевшее, ставшее обузой тело. Он подполз к двери, и потянулся к ржавому кольцу, вмурованному в стену. Длины руки не хватало, и Птенчик в отчаянии заскулил, его охватила паника. Разбойник выдержал паузу, собираясь с силами, уперся лбом в стену и сделал героический рывок.

Пальцы сомкнулись на стальном кольце, вес обессиленного тела рванул его вниз, приводя в движение скрытый механизм.

Птенчик устало улыбнулся, и тут же от нестерпимого света глаза его закипели, превратившись в пар, тело расплескало по всей каморке, последний крик так и застыл на губах, будто на человека обрушилась сверху вся масса расплавленных Рабирийских гор.

В зал, где угощались Яхм-Коах и герцог в обществе Кабраля, гремя доспехами, ворвался один из баронских стражников с вытаращенными глазами. Взгляды пирующих вопросительно обернулись на шум. При виде столь именитых особ, стражник нерешительно застыл в дверях, открыв от удивления и испуга рот. Он явно был из недавних крестьян и далеко не самых смышленых, и не знал, как себя вести. Поэтому в душе он проклинал Яму, за то, что тот послал его с этим заданием.

И все же он предпочитал находиться здесь, а не в ужасной комнате мага, где только что на его глазах человека, словно улитку, размазало по стене.

— Чего тебе, воин? — пришел ему на помощь жрец, почувствовав неладное.

— Воин? — с усмешкой переспросил герцог, поверх кубка лукаво устремив взгляд на барона.

— Из новобранцев, — нашелся с ответом Яхм-Коах, сжав губы, проглотив насмешку, и повторил вопрос, повысив голос: — Так что тебе нужно, солдат? Ты отнимаешь у нас время.

— Ваша милость, — наконец смог выдавить из себя стражник, — там без вашего присутствия никак не обойтись.

— Это где не обойтись без моего присутствия? — Яхм-Коах стал терять терпение.

— В ваших покоях, господин барон. Там вы велели нам охранять, — неуверенно промямлил солдат.

— В покоях? Вот как, интересно, — не преминул вставить едкое словечко Кабраль. — Поведайте нам, господин барон, кого вы так боитесь в собственном замке?

— Чуть позже, ваша светлость, я непременно вам все расскажу, — едва справляясь с собственным голосом, извинился жрец, порывисто поднимаясь из-за стола. — К несчастью я должен идти. Это очень срочное и важное дело.

— Что ж, вы здесь хозяин, и вы вольны поступать, как сочтете нужным, — благосклонно ответил герцог, — К тому же в кувшинах еще осталось вино, и нам с Кабралем не придется скучать.

Жрец неловко поклонился и стрелой выскочил за дверь, в шею вытолкнув перед собой нерадивого стражника. Он ураганом мчался по коридорам и лестницам, так что горе-воин едва за ним поспевал, задевая стальными латами за перила и стены.

Яхм-Коах словно разрушительный шторм ворвался в свой кабинет, даже не заметив, что опрокинул и разбил дорогую вазу кхитайской работы. Разбойники, толпившиеся у выбитой неведомой силой дверцы, ведущей в подземный ход, в ужасе расступились перед магом.

— Он все-таки пришел, да поразит Сет всех варваров на свете! — воскликнул жрец, потрясая кулаками. — Что стоите, бездельники?! Вы обыскали тело?

— Простите, мастер, — побелевшими от страха губами пролепетал Яма. — Но там нет никакого тела.

— Сам знаю! — досадливо отмахнулся маг, украдкой заглядывая в темный проход.

Он тут же пожалел о содеянном, ибо слабый желудок чародея не выдержал этого зрелища и выплеснул все содержимое прямо на стигийский ковер.

— Проверьте… Ведь что-то должно остаться: пряжки, пуговицы, оружие… — простонал Яхм-Коах, задыхаясь от спазмов. Глаза мага увлажнились от слез.

Более привычные к подобным картинам разбойники без особого рвения кинулись выполнять приказ.

— Вот — это все, что мы нашли, — доложил Яма.

Успев выпить стакан воды, жрец почувствовал себя немного лучше, и с любопытством взглянул на находку. Лицо его посерело, и к горлу вновь подкатился комок.

— Это что, печень или желудок? — процедил он сквозь зубы, закипая от гнева.

— Нет, господин! — поспешно откликнулся Яма, на всякий случай отступая на шаг. — Похоже, это кошелек.

— Вот как, уже интереснее! — жрец с брезгливостью разглядывал забрызганный кровью кожаный мешочек, не решаясь к нему прикоснуться. — Мне кажется, я его узнаю. Ну-ка, развяжи шнурок!

Яма неловко потянул за тонкий шнур, и на ковер посыпались монеты, целый дождь золотых монет.

— Да, этот кошелек я сам отдал в руки киммерийца! — торжествующе воскликнул Яхм-Коах. — Что же, одной проблемой стало меньше. Упрямый самонадеянный варвар, а ведь ты мог спокойно прогулять эти деньги в какой-нибудь грязной таверне, захлебнуться вином или потратить их на проституток. Но ты выбрал иное и получил по заслугам! — маг бесшумно рассмеялся. — Уберите там все, а золото оставьте себе, — распорядился он уже с порога.

В приподнятом расположении духа жрец отправился на женскую половину, решив лично сообщить Ремине о гибели киммерийца. Это известие должно превратить ее сердце в мягкую глину и окончательно сломит строптивость девчонки, через которую он шагнет в бессмертие.

Жрец нашел девушку в маленьком алькове, у распахнутого окна с видом на речную долину.

Ремина с бледным, словно выточенным из мрамора лицом, неподвижно сидела перед окном, а девушки-рабыни расчесывали ее волосы: одна держала перед баронессой круглое серебряное зеркальце, другая перебирала пышные белокурые локоны черепашьим гребнем. Маг окинул Ремину критическим взглядом и остался доволен.

"Перед ее красотой даже этот «железный» герцог не устоит! — ликуя, подумал он. — Все-таки удивительные существа женщины, даже будучи в заточении, они стремятся произвести впечатление на мужчин".

— Оставьте нас, — холодно бросил жрец, и девушки, подхватив свои нехитрые инструменты, поспешно выскользнули за дверь. — Добрый день, госпожа.

Ремина не удостоила его ответом, напряженно глядя за далекую линию горизонта, где острые пики гор качали на своих вершинах белоснежные облака. Маг зашипел от злости, и встал перед баронессой, загораживая вид в окне. Только тогда взгляд девушки медленно переместился на него и встретился со стальным блеском глаз жреца. Ремина мужественно выдержала их ледяной холод, и уязвленный маг первым отвел взгляд в сторону.

— Что тебе нужно, Яхм-Коах? Ты вновь пришел смеяться и глумиться надо мной? — устало спросила она.

— О, нет! — наигранно запротестовал жрец. — Но, к сожалению, у меня лишь печальные новости. — Видя, что девушка не собирается отвечать, он продолжал: — Не знаю, насколько крепко судьба связала вас с киммерийским варваром, но думаю, тебе будет горько услышать, что с ним случилось большое несчастье.

— Конан! Что с ним!? — Ремина вскинула ресницы и с мольбой посмотрела на упивающегося победой жреца.

— Как не прискорбно мне об этом сообщать, но киммерийца больше нет! — выдохнул Яхм-Коах, едва сдерживая проявление радости. — Он пал жертвой собственной недальновидности и упрямства. — И тут уже, не скупясь в красках и выражениях, маг вывалил на бедную девушку подробности ужасной смерти Конана. — Тебе лучше забыть о нем и смириться со своей судьбой. Герцог Ренальд уже прибыл в замок, сердце его разрывается от любви.

Известие о смерти Конана так глубоко потрясло Ремину, что девушка не слышала назидательных слов жреца. Глаза ее наполнились слезами, сердцу вдруг стало тесно в груди. Пока Конан был жив, он оставался единственным человеком, способным помочь ей в ее беде. Но теперь — все кончено.

Вместе с гибелью киммерийца исчезла и последняя надежда. Теперь она может рассчитывать только на собственные силы. Ремина медленно поднялась и встала перед магом с гордо поднятой головой и застывшим презрением во взоре.

— Будь ты навеки проклят, жрец! И твой герцог! Убей меня, можешь рвать по кускам, жги железом, но этой свадьбе никогда не бывать!

Яхм-Коах не сразу пришел в себя, так стремителен и яростен был напор девушки, но когда к нему вернулся дар речи, заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

— Можешь не сомневаться, если потребуется, я без колебаний, сделаю это. Но сначала я хочу, чтобы ты увидела кое-что!

Он схватил ее за руку и грубо потащил за собой.

Ремина вырывалась и пыталась сопротивляться, но рука Яхм-Коаха, стальным кольцом сомкнувшаяся на запястье, и неумолимо тянула ее вниз по лестничным маршам, в подвалы замка.

— Куда ты меня тащишь, мерзкий слизняк! — упиралась Ремина, но маг лишь убыстрял свой шаг и крепла стальная хватка на руке баронессы.

Словно огромная старая жаба из сказки, похитившая принцессу, маг прыгал сразу через три ступеньки, увлекая за собой несчастную жертву. Все ниже и ниже опускались они в подвалы, пока не оказались в длинном и мрачном коридоре, по стенам которого потоками стекала вода, где пахло плесенью и тленом.

Маг вырвал из стены едва тлеющий факел и, не сбавляя шага, двинулся в темноту. Под ногами захлюпала смрадная жижа. Крысы притихли, с удивлением и беспокойством глядя на эту странную парочку. Маг ногой распахнул железную решетку в стене и втолкнул. Ремину под темный свод помещения.

Козим сидел верхом на столе и колол орехи щипцами для вырывания ногтей, когда в камеру влетела растрепанная, перепуганная Ремина, а следом вошел Яхм-Коах! Девушка остановилась у дверей, ожидая, пока глаза ее привыкнут к полумраку темницы.

Но прежде чем это случилось, надтреснутый, слабый голос окликнул ее из глубины помещения:

— Ремина, доченька! Как ты здесь… А это ты, злодей, привел ее сюда! — крикнул барон Сантос, заметив мага. — Клянусь, я выцарапаю тебе глаза, если хоть волос упадет с ее головы!

Худой, заросший до бровей барон, покрытый коркой засохшей крови и грязи, висел на громоздких цепях, прикованный к стене. Ремина видела, скольких усилий стоило ему поднять голову, и сердце девушки сжалось от боли и жалости. Слезы хлынули из ее глаз, и она бросилась на шею отцу.

— Дочка, зачем ты здесь? Что нужно от тебя этому негодяю? — барон слезящимися глазами с любовью смотрел на дочь, покрывающую поцелуями его искалеченные железом руки.

— Ты что-то слишком храбр сегодня, — недовольно заворчал Яхм-Коах, выступая из темноты. — Эй, Козим, я же велел, чтобы наш узник не скучал. А у тебя даже угли в жаровне погасли.

— Мастер, я уж и жилы из него тянул, и ногти рвал… Орет как резанный кабан, слышать не могу его криков, слух у меня очень тонкий, — стал оправдываться коротышка, предпочитая держаться во мраке.

— Правда? Хотел бы я послушать. Ну-ка, дай мне вон тот прихват, — хохотнул Яхм-Коах.

Козим с посеревшим от ужаса лицом молча повиновался. Маг поклацал ржавыми железными зубьями пыточного инструмента и удовлетворенно хмыкнул.

— Что может быть надежнее старых добрых клещей. Не так ли, господин барон? — с зловещей ухмылкой маг направился к окаменевшему лицом Сантосу. — Ремина, девочка, позволь просить тебя отодвинуться в сторону.

При виде ужасного вида щипцов в руках Яхм-Коаха девушка чуть не лишилась сознания, но все же пересилила страх и повисла на руке улыбающегося жреца.

— Нет! — отчаянно выкрикнула она. — Только не это! Прошу тебя, пощади его!

— Пощадить? — удивленно пожал плечами жрец. — С чего бы мне это делать? Вот если… — он выжидательно посмотрел на юную баронессу, не опуская своего жуткого инструмента.

— Хорошо, я согласна, — обречено сдалась Ремина. — Я на все согласна.

— К чему принуждает тебя этот монстр? — встревожено спросил барон, звеня цепями. — Не соглашайся, дочка! Пусть лучше он выпьет всю мою кровь, каплю за каплей, но не услышит от меня даже стона!

— Что ж, я готов это проверить, — хищно оскалился жрец.

— Нет! — взмолилась Ремина, становясь между бароном и магом. — Отец, я не вынесу этого! Прости меня… Уйдем отсюда, жрец, — обернулась она к Яхм-Коаху, — нам еще многое предстоит сделать.

— О, эти речи мне больше по вкусу! — оживился колдун. — Обещай вести себя умницей, и с твоим отцом ничего не случиться.

— Слово чести! — кинула Ремина ему в лицо, уже не сдерживая рыданий.

— Вот и прекрасно! — воскликнул Яхм-Коах, с отвращением отбросив прочь ужасные щипцы.

Он подхватил Ремину под руку и повлек к выходу из темницы, что-то ласково нашептывая ей на ухо. Барон Сантос еще долго бился в цепях, и долго гремели в подземелье его проклятия и мольбы, но древние стены замка оставались глухи к его словам, однако, кое-кто к ним все-таки прислушивался.

Яхм-Коах в своем истинном облике степенной походкой вошел в пиршественный зал и нахмурился, застав герцога за беседой с придворным чародеем. Заметив появление жреца, разговор их резко прервался, и взоры присутствующих обратились на мага. Кабраль равнодушно скучающим взглядом рассматривал его пышные облачения, герцог глядел с любопытством, а вот глаза чародея Яхм-Коаху совсем не понравились. Было в них нечто пугающее, отчего веяло грозной силой, и жрец счел за благо не встречаться с ним взглядом.

— Мой господин, — он низко поклонился.

— Кто ты? — спросил его герцог.

— Это Яхм-Коах, — шепнул ему Кабраль, — служитель Митры в этом замке. Барон Сантос настаивал, чтобы именно этому человеку была оказана честь, провести свадебную церемонию.

— Должно быть, ты очень близко стоишь к богам, раз барон предпочитает тебя лучшим жрецам Кордавы? — Ренальд благосклонно склонил голову в знак приветствия.

Яхм-Коах позволил себе заглянуть в его чистые малахитовые глаза.

— Я лишь скромный служитель Митры, ваша светлость, но и ближайший друг барона, помогающий ему в делах вот уже на протяжении многих и многих лет. Я знаю все домашние обряды этого благородного рода. Можно сказать, что Ремина, дочь Сантоса, выросла на моих глазах, и было бы несправедливо, если кто-то другой совершил таинство церемонии.

— Разве обряд не будет проходить по установленным правилам? — железным голосом спросил чародей, и жрец почувствовал, что сердце его заходится от бешеной скачки.

— Позволь представить тебе, почтеннейший Яхм-Коах, моего чародея Витера. Он учился магии в Офире и Шеме и хорошо знает свое ремесло, — запоздало представил своего придворного мага герцог. — Ответь же нам на его вопрос.

— Буду счастлив, развеять все ваши сомнения. Конечно, церемония пойдет по установленному закону, — жрец впился пальцами в посох, чтобы собеседники не заметили, как предательски дрожат его руки. — Но в замке существует древний обычай, согласно которому, жених и невеста должны без лишних глаз предстать пред алтарем, а я молитвою скреплю их союз.

— Мне это не нравится! — откровенно заявил Битер. — В этом замке везде дремлет сила, природы которой я пока не сумел разгадать. Поэтому тебе не стоит рисковать, господин мой.

Яхм-Коах почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Еще бы миг и он грохнулся в обморок, и лишь благодаря тому, что позади его была стена, ему удалось остаться на ногах. Герцог и Кабраль с замешательством и тревогой смотрели на Витера, пылающий взгляд которого, казалось, так и сыпал искрами.

"Этот чародей опасен. Очень опасен, да сожрет его Сет! — лихорадочно соображал Яхм-Коах. — Он спутает все кости, если его не остановить. Надо срочно что-то придумать!.."

— Воистину, велик твой талант и неизмерима мудрость, господин мой Битер, — елейным голо-

сом запел жрец. — Этот замок так стар и столько тайн связано с ним, что само время оставило в нем свой магический след. А история владельцев замка еще любопытнее… Известно ли вам, господа, что многие в роду Сантос были выдающимися чародеями?

— Для меня это полная неожиданность! — простодушно воскликнул герцог.

Кабраль сидел нахмурившись, исподлобья глядя на улыбающегося жреца.

— Я что-то слышал об этом, — задумчиво бросил Витер, наморщив лоб. — Вы хотите сказать, что это всего лишь след прежних хозяев замка?

— Вот именно! — подхватил Яхм-Коах. — Давно простывший след и ничего более. Ваша светлость, прошу разрешить мне показать мастеру Битеру церемониальный зал. Если он сочтет это место опасным, тогда мы проведем ритуал в главной башне, и все останутся довольны.

— Думаю, это правильное решение, — одобрительно кивнул Витер, поднимаясь из-за стола. — Вы не против, мой господин?

— Еще бы мне быть против, — недовольно буркнул Ренальд. — Ты же знаешь, я ничего не смыслю в этих делах. Ступай, друг мой, мы с нетерпением будем ждать твоего решения.

Витер низко поклонился герцогу.

— Слушаюсь, повелитель. Веди меня, любезный жрец, мой господин не любит ждать, — строго обратился он к Яхм-Коаху.

Маг широким жестом руки пропустил его вперед и, подобострастно кланяясь герцогу, вышел следом. В голове у него уже сложился злодейский план.

Два чародея быстро шли пустынными полутемными коридорами замка. Яхм-Коах с факелом в руке освещал дорогу, то угодливо забегая вперед, то, отставая на несколько шагов. Суета жреца под ногами раздражала Витера, и он никак не мог ни на чем сосредоточиться. Впрочем, когда они доберутся до места, он сумеет взять себя в руки. Пару раз ему показалось, что кто-то движется за ними следом, прячась в темноте стенных ниш. Но, оглянувшись в очерёдной раз, он опять никого не заметил, и счел это за болезненные фантазии, навеянные зловещей атмосферой замка. Витер выругался про себя. "Глупец, тебе уже кругом мерещатся призраки! Возьми себя в руки… Несносный жрец, он скоро выведет меня из терпения!"

— Ну, вот мы и пришли, — Яхм-Коах остановился перед высокой бронзовой дверью с чеканным изображением каких-то мистических чудовищ, на покрытой патиной поверхности. — Возьмите факел, господин, там довольно темно, и осторожнее, умоляю вас, сразу за дверью крутые ступеньки.

Жрец побренчал ключами на поясе, выбрал один и трижды повернул его в незаметном механизме замка. Створки распахнулись сами собой. Витер шагнул вперед и замер на пороге, пристально всматриваясь в темноту помещения.

Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что комната абсолютно пуста. Яркий свет факела не доставал ни стен, ни потолка, ни даже пола.

— Где же ступеньки!? — Витер заморгал глазами в недоумении, и не сразу заметил, как чья-то тень метнулась к нему и сильные, жилистые, словно древесные корни руки сомкнулись на теле чародея. Грудь пронзила слепящая боль, послышался хруст ломаемых ребер, глаза чародея полезли из орбит. Витер хотел закричать, но эти руки, которые не могли принадлежать человеку, выжали из его легких весь воздух. Перед глазами придворного мага всплыло улыбающееся лицо жреца.

— Ты прав, мой друг, — с поддельным сочувствием сказал Яхм-Коах. — Наверное, я ошибся комнатой, а в этой действительно нет ступенек. Но извини, поправить ничего не возможно, даже если это колодец. Мне всегда хотелось узнать есть ли у него дно, — и жрец мерзко хихикнул. — Но я так никогда и не узнаю. Тебе же больше повезло. Надеюсь, падение будет долгим. Прощай, мой друг. Вакаши!..

Затухающим сознанием Витер почувствовал, как его ноги оторвались от пола, и дикий страх охватил чародея. Руки его были беспомощно прижаты к телу железной хваткой кушита, боль парализовала мозг, из памяти куда-то исчезли слова всех заклинаний. На миг он замер над пропастью. Сломанные ребра раздирали грудную клетку, а затем вдруг разом на него снизошло облегчение, и милосердные боги погасили остатки сознания…

— Восемнадцать, девятнадцать… Как думаешь, Вакаши, он уже приземлился? — Яхм-Коах осторожно заглянул за край колодца.

Чернокожий невольник сверкнул белозубой улыбкой.

— Разве он есть птица? Моя ломай ему кость, здесь, — кушит ударил себя в грудь кулаком. — Медуза падать — тоже неслышно.

— Что ж, измерим глубину в другой раз. Яхм-Коах закрыл дверь и не спеша отряхнул руки.

— Теперь я обернусь этим самонадеянным выскочкой и заверю герцога, что более опасаться нечего. Чисто сработано!

— О да, только Амра хитрей господина, — сверкающая улыбка не покидала широкой физиономии Вакаши.

— Сколько раз говорил, не смей сравнивать меня с твоими варварскими богами! Теперь ступай, следи за Реминой и ни на шаг не отходи от ее дверей!