"У дьявола в плену" - читать интересную книгу автора (Рэнни Карен)Глава 13На следующее утро Давина проснулась с таким чувством, что у нее появилась цель. Она всегда гордилась тем, что ей нравится учиться, узнавать что-то новое. Ее часто занимали открытия, о которых она читала в книгах. Поэтому сегодня она наметила себе два направления для исследования — Египет и Маршалл. Если эти направления время от времени пересекаются — тем лучше. Она не намерена оставаться в своей комнате, как послушная жена. Но и вести себя так, как мать Маршалла, она тоже не будет. Она достала один из последних дневников Джулианы, и он раскрылся на той странице, которую она читала прошлой ночью. «Сегодня был хороший день. Боль не такая сильная, так что если я сосредоточусь на чем-нибудь другом, то, возможно, смогу поверить, будто я вынашиваю ребенка. От опухоли мой живот округлился так же, как это было, когда я была беременна Маршаллом. Тогда я и не подозревала, что те дни были такими безмятежными. В то время я была больше озабочена, не оттолкнет ли Эйдана мой внешний вид. Были и другие проблемы, которые мучают каждую будущую мать. Что, если я совершила какую-нибудь ошибку и нечаянно навредила своему ребенку? Кто у меня будет — мальчик или девочка? Если родится мальчик, не будет ли это означать, что у Эйдана не останется больше причин возвращаться домой из Египта? Выполнив свою долю обязанностей, он будет свободен и осядет в своей любимой стране. Ответы появились очень скоро. Думаю, я была хорошей матерью. Маршалл вырос преданным сыном, замечательным человеком. Я просто благоговею перед его успехами. Я так им восхищаюсь, что иногда мне приходится напоминать себе, что это я его родила, я дала ему жизнь. Однако, как бы я ни притворялась и ни старалась думать о лучших временах, сейчас я не беременна. Но мне надо рассказать своему ребенку об этой огромной тайне. Хотя мое время близится к концу, я не могу похвастаться самообладанием. На самом деле я могла бы даже признаться, что сегодня мне еще более страшно, чем два месяца назад, когда я узнала свой диагноз. Несчастья бывают у всех. Церковь хотела бы, чтобы все мы поверили, что наша судьба — страдать, чтобы мы больше ценили приближение райской жизни. Но сейчас рай кажется очень далеким и недружественным местом. Я бы предпочла остаться в Эмброузе. Что касается Эйдана, я его не позвала. Я боюсь, что, если я это сделаю, он не приедет, и я пойму, что вся наша жизнь была притворством. Этого я не вынесу…» Давина закрыла дневник, положила его в ящик тумбочки, встала с постели и подошла к окну. Воздух казался тяжелым и влажным. На горизонте были видны отсветы солнца, но вблизи тучи все еще висели низко и были почти черными. Настроение Давины было почти таким же — под стать непогоде. Мощеный двор был покрыт лужами. Солнце быстро высушит их, если, конечно, опять не начнется гроза. Газон между Эмброузом и Египетским домом, наверное, мокрый, так что ей придется надеть прочные башмаки. А платье? Она наденет что-нибудь новое, но удобное. Она была твердо намерена найти цель своей новой жизни. Маршалл видел, как она спускается с холма, не обращая внимания на грозовые облака. Если бы он был честен, он признался бы себе, что предвкушает встречу с ней. Он был уверен, что та женщина, которая накануне явилась в Египетский дом, не станет довольствоваться тем, чтобы сидеть взаперти в Эмброузе. С того самого момента, как он ее увидел, он понял, что она другая. Он уставился на пресс-папье, но вместо него видел лицо Давины. В глубине души он был рад ее неожиданному вторжению в его жизнь. Его привлекало, что она была упрямой, самоуверенной и желающей все делать по-своему. Но другая часть его существа не желала соглашаться на этот фарс, называвшийся браком. Забинтованная рука все еще болела. Это было напоминанием и предупреждением — вот что может случиться, если он позволит себе расслабиться. Она предложила ему что-то вроде дружбы, ведь он так одинок! Демоны не предлагали дружбу. Они вселяли в него только ужас. Он спустился по черной лестнице в нижнее помещение и решил подождать ее там. Когда она вошла, она не стала сразу же звать его, а задержалась на мгновение, словно собираясь с духом, перед статуями и расставленными на полках канопами — древнеегипетскими вазами. Маршалл не шевелился, не желая пугать ее. Ее интуитивная сдержанность странным образом напомнила ему самого себя. Когда он находился в состоянии крайнего напряжения, он всегда пытался контролировать свои чувства. Наверное, решил он, с ней происходит то же самое. Что заставляет ее стоять так тихо? Может быть, она сердится? Нет, вдруг понял он. Это страх. И он устыдился этой мысли. Он сделал несколько шагов и увидел, что она напряглась еще больше. Почему? Что-то подсказало ему, что он должен знать причину. Она повернула голову, и ее взгляд безошибочно нашел его фигуру среди статуй. — Вам известно, что Столетняя война на самом деле продолжалась сто шестнадцать лет? — спросила она, огорошив его своим вопросом. — Должен признаться в своем невежестве, — ответил он и подошел к ней. — Один из египетских фараонов правил дольше всех в истории. Вы это знали? Вторым по продолжительности правления был король Франции Людовик XIV, правивший с 1643 года по 1717-й. Это очень интересно, не так ли? — Вы никогда не устаете учиться и узнавать что-то новое? Отвечая ему, она смотрела не на него, а на стоящую перед ней статую. — Этот вопрос мне задавали и раньше. И всегда точно таким же тоном. Будто знания — это нечто, что отмерено человеку лишь в ограниченной степени. Разве так плохо стремиться узнавать больше? — Она окинула его взглядом. — К несчастью, некоторые мои знания не имеют практического применения. Я могу лишь думать, что я это знаю. Например, что такое семь чудес света. Вы можете вообразить себе разговор между современными людьми, где была бы затронута эта тема? Он улыбнулся, и она кивнула: — Вот видите. — И какие же это чудеса? Она нахмурилась: — Вы решили меня подразнить? — Может быть, и мне хочется их узнать. — Его улыбка становилась все шире. — Хорошо. — Она начала перечислять. — Первое — это египетские пирамиды в Гизе. Второе — висячие сады Семирамиды в Вавилоне. Третье — статуя Зевса в Олимпии, четвертое — Колосс Родосский. — Она взглянула на него. — Это огромная бронзовая статуя на острове Родос, воздвигнутая в честь бога солнца Гелиоса. — Так. Это уже четыре, — сказал он, не переставая улыбаться. — Пятое чудо света — храм Артемиды в Эфесе. Почему-то это мне всегда трудно вспомнить. Шестое — мавзолей в Галикарнасе, а седьмое — маяк в Александрии. — Она гордо вздернула голову, и ее губы растянулись в торжествующей улыбке. Он зааплодировал ей, а она присела в глубоком реверансе. — Если я каким-то образом позволил вам подумать, что осуждаю вашу любознательность, прошу меня извинить. У меня не было такого намерения. На самом деле я не могу не восхищаться этой чертой вашего характера, тем более что меня, как и вас, обвиняли в том же самом всю мою жизнь. Правда, в моем случае я не могу признать эти обвинения логичными, поскольку я, будучи графом Лорном, был еще и дипломатом, которому положено все знать. — А я всего лишь Давина Макларен. — Через секунду она поправилась с улыбкой: — Давина Макларен Росс. — Графиня Лорн, — добавил Маршалл. — Вы сказали это так, будто с титулом мне была передана власть. Но так ли это? Ему достаточно было улыбнуться. — Если бы я задала вам некий вопрос, почувствовали бы вы, что должны ответить? — В интересах научного знания? — Нет. Потому что я графиня Лорн. Он кивнул: — Разумеется. — Тогда почему вы не приходите ко мне? Она опять это сделала. Он смотрел на нее, пораженный ее смелостью. Что, черт побери, ему на это ответить?.. — С какой целью вы сюда пришли? — спросил он вместо ответа. — Я пришла, чтобы узнать все о Египте, — ответила она, решив сказать ему правду. — Мне не позволено быть женой, и я поняла, что перекрашивание моих апартаментов не займет всю мою жизнь. Миссис Мюррей определенно возражает против моего вторжения в дела дома, считая, что это ее поле деятельности. Следовательно, мне ничего не остается, как учиться. — В Эмброузе очень хорошая библиотека. — Зачем мне учиться по книгам, если в Эмброузе есть музей? Я не стану женой, которую заточили в башне, Маршалл. Вот так. Опять ее знаменитое упрямство, которым она когда-то так гордилась. — Это не сказка, Давина. — Вы думаете, что я этого не понимаю? — Она неожиданно почувствовала приступ веселья. — Я не принцесса, а вы, Маршалл, не принц. Она уставилась на стоявшую перед ней статую. Древний египтянин, размером больше, чем в натуральную величину, восседал на троне с таким видом, будто мог осудить ее на смертную казнь, если бы был живым. Ей захотелось схватить молоток и треснуть его по большому пальцу на этой каменной ноге. Потом она взяла со стола черепок какого-то сосуда и удивилась тому, что краски, нанесенные на терракотовый фон, все еще были видны — бледно-голубая, некогда бывшая ярко-синей, и бледно-желтая, когда-то оранжевая. — Вы были здесь вчера, когда я пришла, чтобы найти вас? Не сразу, но он все же ответил: — Да. Она кивнула в знак того, что ждала именно такого ответа. Сколько же красоты было в этом доме! Ее внимание особенно привлекла одна маска, освещенная неожиданно пробившимся лучом солнца. — Она золотая? — спросила Давина, осторожно прикоснувшись к краю маски. — Да. — Он схватил ее руку и сжал. Ну разумеется! Маске было несколько тысяч лет, а ее прикосновение, каким бы легким оно ни оказалось, могло повредить драгоценному предмету древней культуры. — Она похожа на человека с рогами барана. А у этой, — она показала на статую женщины, выполненную из слоновой кости, — кошачья голова. Справа от нее стояла статуя юноши с замысловатой прической, прижимавшего к груди крест, будто защищаясь. Статуя рядом изображала женщину в золотом одеянии, преклонившую колено. Она протягивала руки, а за спиной у нее были зелено-голубые крылья с красными точками. Над головой было красное кольцо, подпираемое двумя золотыми рогами. — Исида, — пояснил он, правильно истолковав ее смущение, — богиня плодородия. Куда бы она ни смотрела, везде ее взгляд натыкался на что-то невиданное и необычно интересное, начиная от столов, которые, казалось, были сделаны из золота, и кончая сплетенными из тростника стульями, украшенными цветными рисунками. Саркофаг в форме обезьяны соседствовал с другим саркофагом, в котором находился мумифицированный ибис — священная птица египтян. Рядом с золотым сосудом в красных и зеленых полосках высилась ваза, из которой торчала длинная палка. — Когда-то это был веер из павлиньих перьев, — пояснил Маршалл, коснувшись палки. — Я никогда не видела ничего подобного. Даже на Всемирной выставке. — Многие из выставленных там предметов были всего лишь точными копиями. — А эти нет? — удивилась она. Он покачал головой: — Это все приобретения моего отца. Он любил Египет. — Здесь все очень красиво, но нет ничего живого. Он не ответил, и она задала ему вопрос, который ее мучил все это время: — Как вы поранили руку? — Я не помню. Примите это на слово. — А вам не страшно, что вы не помните, как это произошло? — Она внимательно на него посмотрела. Белки его глаз были красными, лицо — осунувшимся. — Вы поэтому избегаете меня? Из-за того, что боитесь, что такое может случиться, когда я буду рядом? — произнесла она. Он молчал. Но когда он заговорил, он повторил то, что ей уже было известно. — Я говорил вам, что наш брак не будет типичным. Теперь вы знаете почему. — Потому что вы безумны? — Она вздохнула. — Я думаю, что здесь что-то не так, но пока не знаю что. Но я не верю, что вы сумасшедший. — Или Дьявол из Эмбоуза? — Тогда мы с вами пара, не так ли? — Она вдруг почувствовала себя легко. — Я — грешница из Эдинбурга. Наконец-то ей удалось его расшевелить. Ей показалось, что он хочет что-то сказать. Но он молчал. — Если мы не знаем друг друга, — сказала она, — исправьте ситуацию. Расскажите мне о себе. — А курс будет называться «Маршалл Росс»? Вы хотите, чтобы я раскрыл все секреты? — Почему бы и нет? А я бы рассказала о своих… Она вдруг осеклась, потому что ее осенила такая странная мысль, что она уставилась на него в недоумении. — В чем дело, Давина? Она покачала головой, почувствовав себя глупо. — У меня их нет. — Она помолчала. — У меня вообще нет никаких секретов. Я никогда ничего не скрывала ни от отца, ни от тети. Возможно, я всегда была слишком разговорчивой и откровенной и постоянно все о себе рассказывала. У меня никогда не было тайника, где я хранила бы что-либо от посторонних глаз. У меня не было даже детских секретов, которыми я могла бы делиться с подругами. А о моем позоре знает весь Эдинбург, так что, думаю, у меня нет секретов. — Как же нет? Есть. Вам уже очень многое известно о графе Лорне. Многие в Эдинбурге были бы более чем счастливы узнать то, что знаете вы. — А что я о вас знаю, Маршалл? Что вы великолепный любовник? Подозреваю, что это известно немалому числу женщин. Что еще я знаю? Он покачал головой, но не стал комментировать ее заявление. А ей так хотелось, чтобы он что-нибудь сказал и она могла бы остаться здесь. Пока они разговаривают, между ними завязываются более близкие отношения. Может, дружба, и это лучше, чем быть просто любовниками. Давина попыталась сократить расстояние между ними до минимума. — Посмотрим, что я знаю о вас… Он стоял не шевелясь, и она провела пальцами по его лицу. У него был широкий лоб. Ресницы были длинными, брови — густыми. Щеки были немного впалыми. Прямой, с горбинкой, нос был не слишком острым. К его губам она возвращалась снова и снова, проводя пальцем по упругой нижней губе и неулыбчивому контуру верхней. На этом ее исследование не закончилось, хотя было бы, наверное, безопаснее поступить именно так. Ее пальцы скользнули вниз по его шее к широким плечам. Потом она прижала ладонь к его груди и почувствовала, как гулко бьется его сердце. Далее на пути ее пальцев оказались его руки — сгибы локтей, сильные запястья и тыльная сторона ладоней. Ей хотелось почувствовать его всего: провести пальцами по ребрам, запустить руку под рубашку и ощутить тепло его тела. Но она отступила. Ее щеки пылали. Желание окатило их обоих, и если бы он стал это отрицать, она назвала бы его лжецом. — Возможно, я действительно кое-что о вас знаю, — наконец сказала она и не узнала своего голоса. Более мудрая женщина ушла бы. Но последняя неделя показала, что там, где дело касалось Маршалла Росса, мудрости Давине явно не хватало. |
||
|