"Холивар. Квест "Проклятый город" - читать интересную книгу автора (Ник Демин)

Граф N.

P.S.

Да, любезный друг. Хочу развлечь вас дворцовой сплетней. Моя Катаринка, получила место фрейлины и теперь постоянно развлекает меня свежими сплетнями. Вы знаете, недавно при дворе короля появилась эльфийская делегация. Они прожили неделю, уехав после Нового года. Но не все, осталось двое: воин и одна из Высоких Эльф. Вообще, время сейчас не то. При дворе собираются странные компании, видели гномов, младший сын короля не на шутку влюбился ходит за этой эльфийкой как привязанный, сейчас собираются ехать на море отдыхать, туда же где остановились Вы. К сожалению, я редко бываю при дворе, мое отношение к нелюдям не делает меня популярным, тем более при нынешнем упадке нравов. Моя любимая внучка, совсем другой человек, она более толерантна и терпима. Она, не смотря на все мое неодобрение, собралась присоединится к малому двору в этой поездке. Если это получится, то она отпишется мне о своих впечатлениях во время путешествия.


Снег мягко поскрипывал под полозьями; подергивая крупом, Машка трусила по дороге, прокладывая дорогу для остальных десяти саней.

– Дядько Митрич!!!

Двое великовозрастных балбесов бежали вдоль растянувшегося обоза к моим саням, ехавшими первыми. Я натянул вожжи, притормаживая.

– Ну и чего вам нужно, оглоеды?

Лица раскрасневшиеся, веселые.

– Батька спрашивает, не пора ли на ночлег становится, а то скоро совсем стемнеет.

Я глянул на небо. Пожалуй пора. Еще костер, перекусить, посидеть последний вечерок, а завтра с утречка выдвинутся в город, доложится барону, отдать налог в казну. Да и по стопочке пропустить не помешает. Вон, Беспутый, с утра с фляжкой разговаривает и никто ему не указ. Ребята терпеливо бежали рядышком, схватившись за края саней, и стараясь притормозить их. Протянув их вожжами по рукам, я для порядка ругнулся и сказал:

– Через четверть часа с дороги свернем, а там минут десять и стоянка откроется. Там и переночуем.

Ребята побежали в другой конец обоза.

Через полчаса сани втягивались на большую поляну и становились кругом. Всей толпой пробежавшись по полянке туда – обратно раза три, чтобы утоптать снег, народ рассосался. Каждый делал свое дело. Матуш, высокий и худой, схватив колокольчики и арбалет, отправился к съезду с дороги. Семен, отправив его, шуганул молодежь в лес за дровами. Влад и Угрюмый занялись лошадьми. Михась и Джани выстраивали сани, да насыпали защитный круг из маленького мешочка. Беспутый, обустраивал костровище. Я достал мешок с припасами и, расстелив на пне чистую тряпочку начал готовить ужин. Зачерпнув с краю поляны снег, я достаточно быстро натопил воды в чистом котле (правда снега пришлось добавлять несколько раз). Пока костерок разгорался, я достал свой старый засапожный нож, похожий на кухонный, с почерневшей, треснутой рукояткой, стянутой парой колец, чтоб не развалилась, да еще точеный только с одной стороны; достал кусочек сала и быстро покрошил его в другой котелок. Сало начало шкворчать и пузыриться. Разрезал пару луковиц и крупно покрошил их в пузырящееся сало. Достал из сумки остатки окорока, осмотрел его со всех сторон. Да, еще на раз, видимо растянуть не получится. Аккуратно срезал мясо с кости, а кость положил в кипящую воду. По поляне поплыл густой мясной запах. К тому времени все закончили работу и начали собираться у костра, потихоньку копошась по саням, обустраивая спальные места и проверяя застывшие за день арбалеты. Я соорудил большой бутерброд с мясом и отправил Сергуньку к Матушу:

– Сходи отнеси, да смотри обрезки не сожри по дороге, а то знаю я тебя…

Не дослушав, тот рванул с места, как будто за ним глорх гнался.

Санька, тоже было намылился вслед приятелю, но подошедший Семен осадил его:

– А ты куда собрался?! Дрова, вон, помоги Беспутому сложить. Тот улыбнулся и ответил:

– Пусть лучше Митричу поможет. Жрать охота, а от таких запахов кишки к спине прилипают…

Я тоже улыбнулся в усы, но ничего не сказал. Покрошил мясо с окорока, оставив два крупных куска, и отправил его вслед за салом, тоже шкворчать и плеваться. Решив, что бульон наварился, я вытащил кость и отложил её в сторону. В кипящую воду отсыпал пшена из чистого холщяного мешочка, подумал, бросил еще горсть и завязал мешок. Когда каша начала сыто булькать горячими брызгами, вылил из малого котла натопленное сало, получившиеся шкварки с жареным луком, и кусочки мяса с окорока. Хорошо все перемешал. Потом достал из другого мешка подмороженный хлеб, распластал его на большие ломти и положил на горячий котел отогреваться. Наломал в поставленный чистый котел с кипящей водой пару кустиков сушеного зверобоя, подождал пару минут и передвинул на край костра, чтобы мелко – мелко булькал и не остывал, а сильнее заваривался.

Поставил туесок с солью, достал еще пять луковиц, развалил их прямо так, не почистив, и глянул на Беспутого:

– И чё? Я уже вон, все приготовил. А ты?

– В смысле? – не понял Беспутый, но глаза начали наливаться тревожной надеждой и ожиданием.

– Где стопочка под такой ужин, а?

Беспутый с безмолвной мольбой глянул в сторону Семена. Семен секунду подумал с суровым выражением лица, потом брови разгладились и он разрешающе кивнул. Мужики, сидевшие до этой минуты затаив дыхание и с не меньшей тревогой наблюдавшие за исходом переговоров, одобрительно зашумели. Беспутый тенью метнулся к своим саням и приволок небольшой березовый туесок, с хорошо закрытой крышкой. Понюхав, он гордо объявил:

– Хлебный!

– Давай уже не тяни!

– Тебя как за смертью посылать.

Пока он разливал, я разложил кулеш по плошкам, положив сверху по два больших ломтя. Посмотрев на смотрящего на меня взглядом голодной собаки Михася, я бросил в его тазик еще три ложки кулеша и добавил ломоть хлеба, в очередной раз подумав, что такого бугая под два с лишним метра ростом дешевле убить, чем прокормить. Глаза великана увлажнились и он прерывистым кивком поблагодарил меня.

Разобрав кружки с самогоном, все уставились на старосту. Семен поднял кружку, с наслаждением понюхал, и стал пить, запрокинув голову. Острый кадык ходил вверх вниз и я поймал себя на том, что вместе с другими заворожено слежу за этим. Допив, Семен тряхнул кружкой и сказал:

– Хороша, отрава.

Мужики загомонили. Кто то выпил сразу. Кто то отпил и поставил сбоку, так, чтобы случайно не опрокинуть. Михась, отставивший стопочку в сторону, трескал из своей миски, как пес, не жравший дней пять. Сергунька с Саньком перемигивались в его сторону, готовя какую то очередную каверзу. Семен шикнул на сына:

– Давай ешь быстрее, да вперед, Матуша менять. А тебе Сергунька поесть тоже быстро да спать, – сказал он моему племяннику.

Зная Семена, ребятишки не решились спорить, а быстро зашуршали ложками. Подмигнув мне, Семен глазами указал на ребятишек. Те словно соревновались в скорости. Наконец Санька съел и отвалился от миски. Выдав ему бутерброд из заранее отложенного мяса и ломтя хлеба я предупредил, сурово сдвинув брови:

– Только громко не жуй, а то прошлый раз тебя аж со стоянки слышно было.

Раздались смешки и легкие подначки. Санька покраснел и ответил обижено:

– Да ладно вам, дядька Митрич, все вы тот случай вспоминаете.

Под хохот мужиков он собрался, и бесшумно исчез в темноте.

Отправив Сергуньку спать, положил горячего подошедшему Матушу и разлил остальным зверобой. Немного поговорив перед сном, мужики разошлись по саням.

Утром, споро собрались, поставив сани невыспавшихся Саньки и Сережки в центр обоза, где те и дремали, одним глазом оценивая обстановку. Дорога с этой стороны города была достаточно пустынной. Миновали два небольших села с маковками церквей, высокими заборами и бешеными псами за ними. Что поделать, конец цивилизации, пограничная зона. Здесь дети вместо игрушек играют с оружием.

К городу подъехали ближе к вечеру. Сначала лениво переругивались с каким то новеньким стражником, который обязательно хотел досмотреть наш груз, обещая иначе оставить нас ночевать под стенами. Щас же. Вызванный им сержант навалял бедолаге и пропустил нас в город. Мы проехали прямо к замку барона. Еще и там попрепирались со стражниками. Вызванный мной Герон, десятник баронской стражи, разрулил ситуацию, на кого то наорав, а кому то заехав в рыло. Не прошло и двух часов, как мы подъехали к воротам, а были уже во дворе замка. Встав под погрузку у баронского пушного склада, мы отправились искать управляющего… на кухню.

Попробовав глинтвейна с мороза, и рассказав пару ужасов про дорогу сюда, мы сочли что отработали не только глинтвейн, но и по куску свинины, но тут мы все таки нашли управляющего, который случайно напоролся на нас. Наорав, он пошел принимать шкуры. Шкуры были хорошие. Черно белые лисицы, были одна к другой. Проверив оставшееся количество шкур, он куда то ушел, потом вернулся с большой печатью и закрыл дверь. После чего, уже более миролюбиво, предложил нам переночевать в людской, оставив сани во дворе, под охраной. А нас пригласил на бутылочку красного. Мы согласились. Посидев часика два с ним и подошедшим Героном, отправились на боковую. На кухне, взяв еще горячего вина со специями, несколько минут посмотрели, как Санька охмуряет какую то новенькую служанку, ну с ооочень глубоким декольте, в которое Санька с высоты своего роста смотрелся как в колодец. Ну или служанка пыталась его охмурить, хотя скорей всего стремление было обоюдным.

Разговор близился к концу. Семен с восхищением следя за собственным сыном, сказал:

– Уговорит ведь!

– Вряд ли, – сказал я, отрываясь от кружки с вином и глазами показывая на сидящего хмурого красавца усача в мундире баронского сержанта. – Скорей всего получит.

– Спорим, – азартно сверкнул глазами Семен.

– Спорим, – согласился я, протягивая руку.

Разговор подходил к концу. Служаночка, прижалась к косяку, пропуская Саньку, так, чтобы он, протискиваясь мимо неё и дверью, обязательно задел её бюст. Санька с удовольствием сделал это. Дверь за ними захлопнулась. Усач посидел, видимо, что то решая для себя, потом с грохотом подкованных сапог, пролетел к двери за которой скрылась парочка.

Мы переглянулись и ухмыльнувшись отправились дрыхнуть к мужикам.

Утром во дворе кипела суета, характерная для богатого поместья. Кто то куда бежал, кого то громко звали. Сергунька ходил хмурый. Семен с легкой укоризной сказал, мотнув головой в его сторону:

– Блин, всем парень вышел, а с бабами не получается. Стесняется что ли? Мужики рассказывали, вчера вечером на него глаз положила одна. Нормальная, не уродина, стала ему внимание оказывать, так нет! Сбежал, говорят. Ты бы хоть беседу с ним провел.

– Пустое, – махнул я рукой. – Время придет, сам научится. Нас ведь никто с тобой не учил, – толкнул я друга в бок.

Во двор выскочил Санька, с такой довольной физиономией, что даже спрашивать не приходилось, кто из нас выиграл. Скорбно вздохнув, я вытащил шкурку куницы и отдал Семену. Тот, очень довольный, взял. Санька подошел к нам поближе и развернулся всей мордой лица, Семен невольно охнул. На правой половине сиял огромный фингал, принимающий фиолетовый оттенок, в лучах яркого зимнего солнца. Я, сдерживая смех, похлопал Семена по плечу и забрал из его рук свою шкурку.

– Уговорил, – невозмутимо сказал я.

– Но получил, – добавил Семен и заржал.

Я не отстал от него. Серега, увидев друга с таким бланшем, рванулся к нему. Санек придержал его, в чем то горячо убеждая, и показывая на гордого усача, у которого красовалось очень похожее украшение. Сама же виновница происшествия, моталась по двору, делая вид, что занята. А сама красовалась в лучах славы и строила всем глазки.

Подошедший сзади Герон кхекнул и сказал:

– Вот не разу не было, чтобы с вами все нормально прошло, что-нибудь да случается.

Мы заулыбались. Герон тоже:

– Сегодня я вас ночевать не пущу, а то вы мне половину гарнизона морально разложите.

На этой, непонятно какой, ноте мы и выехали из ворот.


***

Городок у нашего барона небольшой, но на ежегодную ярмарку съезжается всегда много народу. Много своих, много и с окрестных баронств. Большинство товаров производиться здесь же: например, крестьянин, никогда не купит фарфоровую привозную посуду, а возьмет не такие красивые, но очень крепкие и недорогие горшки местного гончара, или из соседнего баронства, чуть подороже, где глина светлее и обжигают их по-особому. То же самое с кузнечными товарами, со стрелами и так далее. Кроме того, мы были последним форпостом перед ничейными землями и Гномским хребтом, поэтому у нас в городе можно встретить даже ту нелюдь, которая официально не относится к разумным расам (например тролли; хорошо, что им на это наплевать, а золото у них точно такое же как у других разумных). Издалека купцов приезжало не очень много. И то это были разумные существа: либо не боявшиеся королевских эдиктов, либо получившие специальное разрешение Короля и Церкви, как никак наши земли отнесены к Пограничью.

Одна из причин, по которой они приезжали – это мы. Вернее шкуры, которые мы добывали. Очень им надо было черно-белую лису. Мех из этой лисы стоил настолько бешенные деньги во всех больших городах, что купцу, приехавшему к нам из Купеческих Новых Городов, одной шкурки хватало на то, чтобы окупить дорогу. Сама шкура была красивая, благородно черно-серебристого цвета, но брали её не из-за этого. После специальной обработки, и дополнительного зачаровывания, она приобретала интересные свойства. Мантия, шуба или палантин из этой шкуры держали всегда температуру, оптимальную для тела. В этой шубе было не жарко летом и не холодно зимой. При попытке нанести удар шерстинки съеживались и, вместо шубы, получался панцирь, который держал болт с большого стремянного арбалета, удары мечом скользили по шубе, не давая нанести вред своему владельцу. Естественно, что такую шубу мог позволить себе не каждый король, какого-нибудь захудалого королевства. Говорят, что такие шубы носит высший Совет эльфов, Пресветлый людской государь, Черный властелин и его Темный Лорд, а также богатейшие существа с темной и светлой стороны. Помимо этого шептали, правда я не уверен в истинности этих слухов, что личная гвардия Темного лорда, одета в такие шкуры. Кстати наши мужики, ну, охотники, тоже носили такие шкуры, причем делали их сами себе, а не заказывали. Для зачаровывания обращались к местному магу.

Похожие лисы водились во множестве мест, но они не обладали столь полезными свойствами. Очень многие модники, покупали шубы из похожих лисиц. Сначала с этим пытались бороться, но сейчас мода старательно культивируется. Оно и понятно, когда шуб много, причем внешне одинаковых, никто не сможет узнать о том настоящая черно-белая лиса или нет. Значит шанс выжить при неожиданном нападении у владельцев шуб из наших лис, существенно увеличивается. Мы платим налог нашему барону этими шкурами, с каждых десяти сданных шкур, оставляя одну себе. Если учесть, что шкурок надо на среднюю шубу около шестидесяти, а на хвостовую за полторы сотни… В общем мы не бедствовали.

Естественно, на рынок мы приезжали и с другими ценными шкурами, которых практически невозможно добыть в других местах. Да еще приторговывали разными снадобьями: требуха, селезенка, желчь и секреционные железы разных тварей, многие из которых пользовались заслуженным спросом у лекарей. И конечно ясно, что именно за нашим товаром приезжали издалека купцы. Они привозили дорогие подарки барону, пытаясь купить у него шкуры, но обламывались. Барон поставлял их напрямую в ряд высокорожденных семей и в несколько богатейших меховых магазинов. Нашу же долю везти далеко не хотелось, поэтому купцы вились около нас как мухи, возле меда.

Чтобы еще больше задрать цены, мы выкладывали на торговые ряды недопесков, а настоящий товар продавали как бы из под полы, контрабандой. Купчишки потели и боялись, но все равно брали. Все были счастливы. Купцы купившие хорошие шкуры; стражники, по нашей наводке раскрутившие пару купцов и получившие мзду за пропуск якобы контрабанды; барон, знавший об этом и искренне веселящийся, но внешне соблюдающий правила приличия; ну и мы, заработавшие небольшую копеечку, чтобы не помереть с голоду.


***

Подъехав к базарной площади, мы скромно встали в очередь за жеребьевкой мест. На выгоне, где в обычные дни тренировалась баронская гвардия, уже поставили свои шатры циркачи, цыгане, гадальщики, целители всех мастей, черные колуны, продающие средства для порчи, сглаза и т.д. и т.п. и светлые волшебники, торгующие амулетами, для защиты от черных колдунов – в общем вся та шушера, которая появляется как накипь на любой ярмарке, норовит обмануть простаков и забрать их денежки. Но, без них и ярмарка не ярмарка.

Для нас же, продавцов, ярмарка делилась на чистую и грязную половину. Грязная – для живого товара (гуси, утки, свиньи ну и тому подобное). Чистая, естественно то, что не пачкает.

Получив место по жребию, соорудили из двух саней импровизированные прилавки и раскинули товар. Как водится, товар не первый сорт, единственное для чего его выкладывали – это для объявления ассортимента. Вокруг нас волновалась ярмарка. Купцы, приехавшие по нашу душу, пробежались мимо нас едва стало достаточно светло, посмотрев товар глазами, ощупав руками и поцыкав зубами – они отвалили ворча, что за такие деньги они наймут людей, чтобы те им сами настреляли. Мы только улыбались. Неоднократно по просьбе какого-нибудь горе-правителя, барон выдавал лицензию на отстрел лисиц с такого то по такое то число. Но еще не один из этих горе охотников не вернулся домой. А то, что после вынуждения подписать лицензию (а правитель небольшого баронства должен быть дипломатом среди больших и наглых соседей), на главной башне приспускался флаг, чтобы быть ниже флагов приехавших гостей – так это совпадение; точно такое же, как скорый приезд в гости после данного события, Семенова брательника, основавшего в городе кожевенную мастерскую. Ну да речь не об этом.

Разложивши на санях шкуры, мы оставили мужиков присматривать за товаром, а сами отправились по рядам, закупать товары для "опчества".

Вы себе представить не можете, сколько же необходимо всего для того, чтобы выжили две деревни общей численностью приблизительно из полутора сотен дворов каждая. Если еще учесть, что люди занимаются охотой, а не земледелием. Именно из-за этого, как раз нам и идут такие скидки по налогам. Т.е. нам приходилось доставлять в деревни все, от зерна, до предметов домашнего обихода. Хорошая, езжачая дорога появлялась только зимой, по руслу реки. Мы продавали свои товары и собирали огромные обозы и отправляли их домой. Причем приводили их в определенное место сами купцы, а оттуда мы переправляли товары сами, там же и окончательно расплачивались. Если местные купцы знали нас и обманывали в меру, то приезжие иногда пытались кинуть. Ну что ж, Бог им судья (просто больше некому). Помимо шкур, о чем знали все, мы доставляли барону еще немного золотого песка, чисто случайно попадавшего в наши руки; и если шкуры каждый добывал сам, то добыча песка была деревенской повинностью, которая отрабатывалась всеми и песок шел на нужды всего общества. Вот и сейчас пробежавшись по своим обычным поставщикам, мы договорились о доставке обозов к точке рандеву, где мы и заберем товар.

Отдав задаток, съев по пирогу и немного поглазев на канатоходца в шубе и валенках, мы отправились обратно к своим. Рассиживать в городке не хотелось, поэтому подумав, мы с Семеном запустили слух, что в этот раз мы будем на ярмарке два дня, а потом отправимся домой. После обеда появилась первая ласточка…


***

Поправив шапку, приезжий купец начал:

– Что ж вы так быстро собираться то решили? И не расторговались даже?

Досадливо поморщившись, Семен обронил:

– Верно говоришь, мил человек. Расторговаться нам и не дали. Сам слышал, что на границах творится. Тем более и купчины местные совсем всякий стыд потеряли – за хорошие шкуры норовят мелкую копейку сунуть! Вместо хорошей цены норовят за бесценок все скупить.

Глаза у купца загорелись. Очень осторожно он начал развивать тему:

– Так ведь то ваши, местные купцы. У них глаз хорошими шкурами то замусоленный, а вам бы человека нового, богатого, издалека приехавшего, который и товар оценит и скупится не будет.

Он легко вздохнул и закончил:

– Ну вот такого – типа меня! – и гордо подбоченился.

Я потихоньку зажимал себя в кулак, стараясь не заржать, пока глядел на эти выкрутасы двух солидных людей, которые обхаживали друг друга как… ну я не знаю кто! Между тем, потихоньку разволакивались шкуры, тряслись за хвост, показывалась ость. И т.д. и т.п. Причем парень, судя по легкости разговора и профессиональному взгляду, был не новичок в этом деле.

– Что ты мне под нос тычешь? Это же не товар, прости Господи! Это недоразумение! Из такого меха ты себе портянки шить можешь, а не на продажу выносить!

– Какие портянки?! Ты что сдурел что ли? Во-первых шкуры я тебе предлагаю самые лучшие, а ты от них нос воротишь, во-вторых, если ты совсем уж неграмотный, и з шкур портянки не шьют.

– Вооот! Видишь, сам признался, что даже на портянки эти шкуры не годны!

– Да что ж ты к портянкам привязался! Ты хоть из бархата их себе сделай, мне наплевать.

Разговор скатывался до оскорблений, угроз, клятв, взываний к богам, потом к совести собеседника. Наблюдать за ними было одно удовольствие. Купец трижды уходил и трижды возвращался, выворачивал, жалуясь на бедность, карманы; вопил от том, что даже орки с Темной стороны, милосерднее чем мы, но потихоньку уговаривался.

Подогнав, сани к нашему прилавку, расплатился тяжелым золотом и, пока двое дюжих приказчиков перекидывали купленный им товар, что-то начал негромко выспрашивать у Семена. Тот, в притворном испуге, отшатнулся от купца, но пойманный за край полушубка, остановился. Купец же, настойчиво увещевал его. Семен стоял с хмурым видом, но более не вырывался. После третьей монеты, перешедшей к нему, он, словно нехотя, мотнул головой в мою сторону. Так, мой выход. Я состроил угрюмое выражение лица и начал поправлять поклажу на санях. Сзади раздалось негромкое покашливание:

– День добрый, охотник.

Я не поворачиваясь, пробурчал в ответ тоже какое-то приветствие. Видимо купца это приободрило, по крайней мере, голос у него зазвучал бодрее:

– Не хотите ли вы отдохнуть после тяжелого дня и отужинать со мной "У Марины", где, совершенно случайно, мной заказан столик, и через полчаса разрешат подавать красное вино?

Я с интересом взглянул на собеседника. Этого человека я не знал, но мне нравился его подход к делу. Нет, совсем не то, что он предложил мне вина, а то, что пригласил меня поужинать в первой половине дня, заявив, что ужин уже на столе. Причем, несмотря на название, в более чем приличный ресторан.


***

Разговор начался как обычно. Сначала купчина активно подливал мне вино, впрочем стараясь не напоить, а лишь, чтобы я не уличил его в жадности. Наевшись и напившись я постарался перейти к сути дела:

– Что ж ты хочешь от меня, гость дорогой?

Купец на секунду зажмурившись и, видимо, прикинув все последствия своего ответа, выпалил:

– Люди знающие посоветовали к тебе обратится. Видишь ли, добрый человек, дочь любимейшая у меня болеет. Лихоманка сердечная её точит. Сколько же я на неё денег извел, лекарей приглашал, снадобья дорогие покупал. Чахнет день ото дня.

Купец вытер набежавшую слезу и хлюпнул носом, смотря сквозь меня тоскующим взором. Сведенное горем чело, безнадежный взгляд. У меня у самого на глаза навернулись слезы и я спросил прерывающимся голосом:

– Неужто никакого лекарства нет, чтобы помочь в беде твоей?

Купец вздохнул:

– Есть одно средство, – он понизил голос, я заинтригованно придвинулся к нему ближе. – Королевский лекарь говорил, что шкурку лисы черно-белой надо к ссохшейся рученьке привязывать и тогда снова кровь по жилам побежит, и будет кровиночка моя, – тут он натурально всхлипнул, – живая и здоровая.

Я тоже не сдержал приглушенное рыдание:

– Так, говоришь если ножки в шкурку завернуть, то выздоровеет твоя дочь?

– Да, – плача проговорил купец, – выздоровеет. В том мне лекарь первейшую гарантию давал.

– Смогу, наверное, помочь твоему горю. Ты только объясни мне, чем же болеет твоя дочь? А то у меня непонятки какие-то остались: то ножка, то ученька…

Слезы на глазах купца высохли, но скорбный голос остался:

– Все верно сказал ты, добрый человек. Все верно! Просто не хотелось мне взваливать на тебя груз забот моих.

Голос снова задрожал.

– И лихоманка у неё, и сердце слабое, и ручка сухонькая и ножка кривенькая.

Я в восхищении смотрел на проходимца. Такое должно вознаграждаться:

– Так что ж тебе нужно, купец?

– Да я ж уже говорил. Шкурок бы мне лисьих, черно-белых.

– Много?

– Штук двести, – ответил он, глядя мне прямо в глаза.

Я чуть не подавился красным вином, которым решил смочить пересохшее горло. Огорченно вытирая мокрое пятно на рубахе, я переспросил:

– Сколько сколько? Да тебе же их хватит, чтобы ее три раза в шубу такую завернуть, хворую и болезную.

– Кого? – непонятливо спросил купец.

– Да дочь твою, хворую.

– Дык ведь для неё кровиночки и беру, – опять наполнились глаза слезами. – Вдруг меньше не поможет.

– И почем же ты хочешь их взять?…

Я, естественно, назвал такую цену, что у купца глаза стали с донышко пивной кружки и он произнес печальным голосом:

– Да уж. За такие деньги мне дешевле её похоронить и самому закопаться.

– А сколько ты можешь предложить? – поинтересовался я.

Купец сказал. Теперь настала моя очередь смотреть на него совиными глазами. Ну а дальше…

… дальше пошел неинтересный разговор, очень похожий на тот, который немного раньше проходил с Семеном. Минут через двадцать мы с ним договорились. Правда, купец стонал, что я ограбил его, и что этой поездкой он и свое не возьмет, не то, что наживется. Что я всех его детей вгоню в могилу своей непомерной жадностью и жестокостью, количество которых в течении вечера менялось от одной любимой дочери, до пяти человек, а однажды даже до двенадцати человек. Но видя, что я опять поперхнулся, он сбавил обороты, поправившись что шесть из них его брата, тоже инвалида (еще вопрос, "тоже инвалид" – значит он тоже?); оставлю голодными и без отца с матерью, у которых он единственный кормилец и поилец, на которого вся надежда. А жену (тоже непонятно: то она у него есть, больная насквозь; то он вдовец, воспитывающий детей один одинешенек) в могилу вгоню; а сам он беспременно повесится, когда кредиторы его в оборот возьмут. В итоге я в конец запутался в его родственных связях, и просто сидел рядышком, кивая в особо драматичных местах страстных монологов, и отрицательно качая головой, когда он пытался снизить цену.

Видя, что это на меня не действует, он отсчитал мне задаток, и деловым тоном начал договариваться о месте передачи шкурок. Когда забирал шкурки, то всю душу из меня вынул и все-таки выторговал монет пять. Я же, в отместку, дал на него наводку городской страже, чтобы тщательнее проверили и, если получится, то стрясли лишние монеты.

Обработав трех купцов, мы удачно сплавили свои якобы контрабандные шкурки. На возах тоже оставалось мало товара и мы порешили отправляться домой через день.


***

Герон нашел нас на нашем обычном месте. Мы, когда приезжаем, всегда останавливаемся в одном и том же трактире. Его хозяин, позволяет нам использовать его конюшни и склады и не возражает, когда мы расплачиваемся шкурками и другой не очень дорогой, как мы считаем, фигней. Иногда, по его рекомендации, нас находят непонятные личности, которым необходимо укрыться. Мы рады предоставить кров и немного еды нашим нежданным и незваным гостям. Лишь бы вели себя хорошо, а то ведь бывали случаи, когда постояльцы не возвращались.

Так вот, мы сидели в полутемной зале, когда в дверях нарисовалась кряжистая фигура моего старого друга, секунду он озирался по сторонам, пытаясь разглядеть нас в полутьме. Я поднял руку вверх, и он с довольным возгласом направился в нашу сторону. Добрался до нас быстро и почти без происшествий, всего раз отвесив оплеуху не местному наемнику из охраны караванов так, что он воткнулся лбом в стену и потух, кучкой тряпья свалившись под стол. Его напарники предусмотрительно решили не замечать данного безобразия. Что ж, в толике ума им не откажешь. Грузно опустившись за наш стол, Герон схватил ближайшую к нему кружку пива и выдул её за один раз. Я предусмотрительно подвинул ему вторую. Благодарно кивнув, он уже не торопясь принялся за неё. Сдул пену, довольно пожмурился, потом, захватив горсть подсоленных сухариков, стоящих перед нами, кинул её в рот и стал громко перемалывать их своими желтыми и крупными, как у лошади, зубами. Видно было, что найдя нас он успокоился и больше никуда не спешит. Заказав еще по кружке пива, мы продолжили с Семеном неспешный разговор, лениво кидая фразы друг другу.

Герон, хрустел сухариками, потягивал пиво и казался полностью довольным жизнью. Пару раз он даже вставлял свои реплики в наш разговор. Наконец ему это надоело и он решительно отодвинул от себя кружку:

– Ребята, – спросил он чуть жалобным тоном, – признайтесь честно… Что вы натворили?

Мы озадаченно переглянулись. Наконец я, как самый невыдержанный, спросил:

– В смысле?

– В прямом, – на этот раз зарычал он. – Я в ваши дела не лезу, но краем уха слышал, как барон посылал своего личного герольда искать вас. Я и рванул… чтобы… – было видно, что он смущен, – спросить…

Наше недоумение было настолько хорошо видно невооруженным глазом, что Герон даже слегка растерялся, мы впрочем тоже. С нашим бароном мы жили душа в душу, если можно так выразиться. Дедушка нынешнего барона, воевал нас, тогда еще свободных, лет десять подряд, в общей сложности, но мы ему всегда обламывали рога. Когда в последнем наезде (простите – походе), он вернулся обратно с тремя сильно изувеченными бойцами, то плюнув на нас, занялся пришедшим в упадок баронством, что ему (в смысле баронству) пошло только на пользу. После его смерти (отчего старик наверняка перевернулся в гробу не один раз), мы принесли, как называют это рыцари – омаж, папе нынешнего барона, которому дед строго настрого наказывал не связываться с нами, из-за чего папа нынешнего барона, долго отказывался от своего счастья, а мы его переубеждали. Подумав, представители тогдашних высоких договаривающих сторон (действительно высоких: по рассказам, тогдашний староста и тогдашний барон, были настоящими великанами), спокойно собрались, обсудили сложившуюся ситуацию и пришли к консенсусу, плодами которого мы теперь наслаждаемся. Чем то мы похожи на фригольдеров, единственно – прав у нас побольше, а обязанностей не очень много. Да и потом, напасть на две-три (может больше) деревни в центре лесной чащобы, постоянно живущие охотой, скажем так, на довольно таки экзотических зверей; где все, от мала до велика, владеют оружием – идея не очень хорошая. А если учесть, что охотники стараются не пропускать разных тварей в сторону густонаселенных мест, то становится понятным наше привилегированное положение.

Герон, однако, не дал нам возможности долго растекаться мыслью по древу, постучав кружкой по столу, он привлек наше внимание, чтобы огорошить следующим:

– Три дня назад, к нам прибыла ооочень странная компания, напомнившая мне те времена, которые я бы не хотел вспоминать и под страхом смерти, – тут он многозначительно глянул на меня. Я сидел и тупил. Он с сожалением вздохнул:

– Столичные штучки.

Я заинтересованно подвинулся к нему:

– И чем мне могут быть интересны городские придурки?

Никак не среагировав на придурков, он поморщился:

– Сборная солянка: два эльфа, два человека и, скорей всего, не только они. Я послал своих ребят проверить трактиры, но сейчас не разберешь. В городе из-за ярмарки слишком много народу, а если они прибыли по отдельности, то и узнать не получится. На подозрении есть несколько существ, но опять таки – это не однозначно. Сейчас каждой расы, твари по паре.

Он хлебнул пивка, закидывая очередную порцию сухарей в пасть. После долгого хрумканья, во время которого мы напряженно ждали, стараясь не торопить его, он продолжил:

– Они спокойно сидели в замке, пили и ели, разговаривали с бароном. Вчера, после того как вы приехали, очень долго что-то решали, барон то кричал, то спокойно разговаривал, а спать пошел в сомнении, те ушли. С утра, после того как вы съехали, те снова к барону… Ну а сегодня вас ищет его личный герольд.

Все так же недоуменно глядя на него Семен сказал:

– Судя по тому, что его личный герольд – то опасности особой нет…

И тут нас нашли. Его личный герольд, дедушка лет семидесяти, бывший наставник старого барона, направлялся к нам от дверей. Его покрасневший нос с фиолетовыми прожилками, точно указывал путь, который он прошел, чтобы добраться до нас. Выдув кружечку пива (за наш счет естественно), он встал и сказал:

– Ну что? Пошли?

И мы пошли. Посещая по дороге каждый попавшийся под руку кабачок, мы неторопясь дошкандыбали до ворот замка. Здесь нас уже ждали. Калитка в воротах, растворилась не скрипнув, человек с закрытым лицом повел нас по замку. Скажу честно, в этой половине замка бывать нам не доводилось. Здесь обычно обитали высокие господа, а смердам ходу не было, ну хоть мы и не смерды, но и не высокие господа.

Барон принял нас в небольшой, домашней зале. Никаких высоких и красивых витражей, никаких огромных проемов. Небольшая, человек на двадцать; невысокая, в три человеческих роста, комната с камином; теплыми коврами на полу; удобными креслами и столом, заваленным картами. Барон называет эту залу – кабинет. Да, чуть не забыл, вдоль стен стоят шкафы с книгами, что не очень характерно для пограничного аристократа. Здесь, при неярком освещении свечей и отблесков огня, беседовали несколько существ. Введя нас в комнату, герольд подошел к барону, который негромко беседовал с господином, одетым в темное, и негромко доложил, стараясь не качаться. Барон, поднял затуманенные глаза, принюхался, неодобрительно покачал головой и, глянув в нашу сторону, махнул рукой, показывая, чтобы мы подходили.

– Здравствуйте, господин барон – с легким поклоном сказали мы.

Барон, среднего роста человек, с седыми висками и огромным чувством собственного достоинства, легко улыбнулся и представил нас:

– Вот это те люди, про которые я Вам говорил. Несмотря на то, что номинально я являюсь их сюзереном, приказывать им е имею морального права, но Вы можете попытаться убедить их.

С этими словами он самоустранился. Уселся от нас в трех шагах и завел беседу с двумя присутствующими гостями. Один из них был по виду человек, достаточно высокий, крепкий, даже здесь одетый в доспехи. Второго скрывала высокая спинка кресла, развернутого лицом к камину, нам виднелась только тонкая изящная рука, держащая высокий бокал с темнокрасным рубиновым вином.

Темный человек качнулся вперед, показываясь на свет, и мне пришлось отвлечься от разглядывания остальных гостей.

Я машинально цапнул рукой за пояс, впрочем, тут же опомнился, и сделал вид, что поправляю рубаху. Семен, как-то смущаясь, пытался сделать вид, что он хотел почесать спину, а не выстрелить из малой аркебузы, обычно подвешиваемой за спину (сами понимаете, оружие мы в городе не носим, максимум, что нам дозволено – кинжалы, но и те мы сдали при входе). Не то чтобы гость был очень страшным, просто увидеть его здесь было неожиданностью.

Дроу. Высокие разумные, с иссиня черной кожей, тонкими чертами лица и белоснежными волосами. Очень красивы. Ошибочно принимаются безграмотными людьми за демонов. По устным преданиям, живут в горной гряде в центре эльфийских Зеленых Долин. В отличии от гномов, которые прорывают туннели, долбят сами залы и комнаты; дроу строят города в огромных искусственных или естественных пещерах. По рассказам нескольких очевидцев из других рас (раса людей не разу не приглашалась ни в один город дроу), их города похожи на застывшую песню. Дроу обильно заселяют ущелья в горах. Настоящей жемчужиной эльфов считается священный город, построенный в зеленой долине посредине гряды дроу и давший название и столице лесных и каменных (дроу) эльфов, и всей стране. Если судить по рисункам, представленным нам, то там невообразимым образом смещались священные рощи лесных эльфов и каменные паутины дроу. В отличие от гномов, сделавших упор на технику и добычу полезных ископаемых, дроу сделали упор на магию и добычу драгоценных камней. Можно однозначно утверждать, что такого количества с таким качеством найти в других местах практически невозможно. Они не используют магию стихий, их магия (как часть эльфийской) подробно не изучена и изучить её вряд ли представиться возможным. Боевая магия дроу несколько необычна: связана с очень сильными разрушениями, локализованными на небольшом пространстве. Изготовляют очень много артефактов и амулетов. Все дроу отлично владеют любым оружием, в том числе и магическим. Дроу из клана воинов, считаются самыми лучшими бойцами Светлых земель. Некоторые методики, брошенные ими с барского стола, позволили воспитывать гвардейцев императора, когда каждый воин стоил минимум десяти. Сколько бойцов надо на одного воина дроу – никто не знал.

Присмотревшись к тонким белым шрамам, я тихо порадовался, что оказался не вооруженным, увидеть здесь просто дроу – редкость, а уж из клана воинов…

Наши нервные телодвижения не остались незамеченными для гостя:

– Вижу, вы знаете, кто я?!

Мы с Семеном синхронно пожали плечами.

Голос у него оказался под стать ему самому; тихий, спокойный, продирающий до самых печенок:

– Скажите пожалуйста, сколько стоит, чтобы вас нанять на несколько дней?

Мы переглянулись молчаливо спрашивая друг друга, после чего Семен, как представитель власти сказал:

– К сожалению, у нас нет такой возможности – заниматься частным извозом, господин. Мы приехали сдать шкуры и закупиться на ярмарке, а теперь собираемся домой. В нашей стороне поселений нет, но если Вы хотите добраться с нами до определенного места, то ради бога – на санях места хватит.

Дроу помолчал, потом продолжил мягким голосом:

– Возможно, вы меня не так поняли. Мне и моим спутникам необходимо добраться в совершенно определенную точку, и я хотел бы нанять вас.

Семен продолжал придуриваться, а может и не придуривался:

– Вокруг полно крестьян, которые сейчас, в зимнее время, с удовольствием соорудят для Вас целый обоз…

Дроу не дал продолжить:

– Надо ли понимать это как отказ?

– Да. К сожалению мы вынуждены Вам отказать, – это уже я.

– Вы не хотите узнать условия оплаты, конечный пункт, другие возможности?

– Нет. Мы не любопытны. Спасибо. Мы хотим ехать домой. В отличие от земледельцев – у нас сейчас самое время для работы.

– А если вам прикажет Император, верховный сюзерен?

В разговор вступил я:

– Вы знаете, когда то давно, я принес присягу своему господину и не собираюсь её менять, – или мне показалось, или по губам барона мелькнула довольная улыбка. Видимо говорил я достаточно громко.

– Что ж, похвальное качество, – задумчиво проговорил дроу. – Ну что ж, не смею больше задерживать.

С этими словами он равнодушно отвернулся и перестал обращать на нас внимание.

Еще раз тупо переглянувшись, мы покинули замок. Но недалеко.

Мы дошли обратно до трактира и устроились за столом, заказав еще пива. Народ рассосался, большей частью отправившись на площадь, где давали большое представление приезжие огненные скоморохи. Гулянка обещалась продлиться часов до трех утра, тем более совпадала с праздником какого-то святого. В ночь на будущий день рекомендовалось не спать, чтобы не допустить до себя нечистую силу. Мы взяли гуся (больно уж вкусные гуси в этом трактире, а хозяин, паразит, не признается чем он их кормит, что такое мясо получается) с перловой кашей, слабый эль и уселись поужинать.

Когда было выпито полкувшина пива и невольная дрожь, появившаяся после столь непродолжительного разговора, начала исчезать, возле нашего стола нарисовалась фигура, закутанная в темный плащ.

– Что за… – прервал свое выступление о непорядочности всех нелюдей, а в особенности эльфов, Семен.

Фигура внаглую уселась за наш стол и хлебнула прямо из кувшина. На поморщившееся лицо упал отблеск пламени из очага.

– Господин ба… – начал приподниматься Семен, но барон остановил его движением руки.

– Сидите уж. Я здесь инкогнито.

Он неторопясь забил трубку, раскурил и, с явным наслаждением, выпустил огромный клуб дыма. Мы с Семеном поморщились. Инкогнито, блин, это если не знать, что табак у нас дымят либо гномы, либо барон, приохотившийся к этому богопротивному зелью в гоблинских болотах, а поскольку барон на гнома никак не похож, то… Вот и трактирщик, с угодливой мордой, бежит с новым кувшином пива и тремя кружками, в упор не узнавая барона. А стол протер, под пиво положил балычок, да и пиво, судя по запаху – не обычная моча, которую он обычно выдает за пиво. Не слушая барона, мы налили из кувшина и млея от восторга выцедили по кружечке. Только после этого до нас стал доходить его голос:

– … я бы даже не стал с ними разговаривать, а тем более просить вас, но поверьте – они не оставили мне выбора.

Барон начал пить пиво, мы следили за ним. Когда брови приняли нормальное положение, он подозвал хозяина. Тот, опять таки в упор не узнавая барона, но сияя от счастья, мгновенно очутился рядом.

– Еще такого же! – и кивнул в сторону кувшина.

– Сам варю! – не удержался, чтобы не похвастаться трактирщик и исчез, не смея мешать столь высокопоставленному инкогнито.

Отвлекшись от пива, барон вернулся к своему рассказу. В общем, дела были не очень. Последнее время на нашего барона, славившегося своим нейтралитетом, усилилось давление. Причем со всех сторон и использовали рычаги, больно ударившие по финансовому и политическому авторитету баронства. Продолжалось все это исподволь и достаточно длительное время. Речь шла не больше не меньше, как об аннексии земель в пользу короны. Были выкопаны документы, позволяющие короне претендовать на землю. Сам барон не мог ничего доказать, в связи с тем, что замок не однократно переходил из рук в руки. Приехавшая компания сначала попросила помощи на халяву, а когда не получилось, надавила на барона. Эта наша поездка – полная индульгенция для барона и хорошее отношение Короля (вообще то правильно говорить – императора; но я пожилой человек и еще помню те времена, когда это было Королевство).

Может быть мы с Семеном дураки, может быть выпили слишком много пива, может быть что-то еще – но мы согласились.

Хотя, скорей всего все-таки дураки…


***

Барон ушел, а мы все еще сидели и прикидывали, как нам с наименьшими потерями выпутаться из создавшейся ситуации. Время близилось к полуночи, народ еще не возвратился в теплые трактиры, корчмы, таверны и публичные дома, поэтому в общей зале было сравнительно пусто. Наконец мы определились с общей политикой партии. Людей и сани обратно поведет Матуш. Он мужик серьезный, да и охотник не из последних. Мы же поедем на нескольких санях: Семен, я, Сергунька, Санек. Мы с Семеном на своих, а пацаны, на бароновых санях, да еще каждый поведет одни сани за собой. Что в них, нас не касается, наше дело довезти и довести эту группу до Вольного Поселения, где практически основались Темные и всякая, бежавшая от Светлых, шушера. Город на нейтральной полосе, но стекается туда всякая шваль: как разумные, так и не совсем разумные существа. Дальше нас отпускают домой, и мы едем туда, где нас будут ждать купцы с купленными товарами. Матуш, в это время собирает охотников, и подготавливает проводку караванов. Ну а дальше – все как обычно.

Завершившиеся дела и пересохшее от разговоров горло, требовали пива. Раскрутив Толстяка на хорошее пиво, мы с презрением отставили кувшин с хреновым в сторону. Моментально возле нас нарисовался колоритный беззубый дедок-сказитель, из тех, кто за еду да ночлег несут всякую пургу в угоду невзыскательным слушателям. Вопросительно посмотрев на нас и на кувшин, он сделал легкое движение в сторону пива. Семен поднял руку, дедок замер:

– Ты возьмешь кувшин и заткнешься. Еще твой бред сегодня выслушивать…

Старик с готовностью кивнул и явно довольный вцепился в ручку. Однако тут уже вступился возмущенный Толстяк

– Нет уж! Если вы у меня тот кувшин нахаляву выпили, то этот то точно мой. А я, может, послушать желаю.

Его поддержал немногочисленный народ. Решив не спорить, мы ограничились только тем, что отогнали старика от нашего столика. Не расставаясь с посудой, тот устроился поближе к очагу. Толстяк, в подтверждение своих слов, кинул ему тарелку с гороховой кашей и мослом, на котором было немного мяса. Несмотря на явную беззубость, старик весьма ловко сошкребал остатки мяса, пока недовольные возгласы публики, не напомнили ему, что пора бы отрабатывать халявное угощение:

– Давно это было… деды рассказывали, что от своих дедов слышали, а те от своих…

Старый пень не торопясь, раскурил трубочку (еще один извращенец), искусственно нагнетая обстановку. Наконец он хлебанул пива, с чувством прочистил обе ноздри и пробежался взглядом по замершим слушателям. Уставившись на него слегка осоловелым взглядом, лупали глазами пара купцов. Шустрый трактирный мальчишка с открытым ртом, для вида шваркая шваброй, слушал сказителя. Два наших лба, Санька с Сергунькой, выражением лица не шибко отличались от него. Мы с Семеном, негромко обговаривали сделанное нам предложение и не могли найти возможности отказаться от выполнения обещания. Несколько крестьян да ремесленников тоже навострили уши, прислушиваясь к вруну. Тот еще раз внимательно окинул взглядом вокруг, видимо прикидывая, что можно будет содрать за рассказ и с кого. По вдохновленному, морщинистому лицу мелькнула беззубая улыбка; видимо, решил он, сегодня не придется спать голодным, вон, даже пива налили. Глубоко вздохнув, он продолжил рассказ:

– Первая война против Темного Властелина и его лордов получилась случайно. И тогда еще он не был Темным Властелином – он был одним из многих западных баронов, ничем не примечательным. Весь мир был одинаков: что восточная, что западная часть мира. Более тридцати королевств мирно сосуществовало на достаточно большой территории. Просто однажды эльфы, гномы и остальные народы решили приструнить распоясавшихся орков (читай: расширить свои владения с восточной стороны). Кликнули народ, собрали огромное войско и пошли воевать орков. С восточной стороны гномьего хребта было королевств пять, да и то, больше гонору чем людей. Ну, там считались пограничные земли и многие из младших сыновей стремились туда, вступали в дружины тамошних королей, поднимались до военных министров, канцлеров, наделялись землями, а некоторые и сами становились королями. Денег у тамошних голодранцев не было, хотя некоторые даже монету пытались чеканить, правда криво косо и с разным весом, но все честь по чести: с портретом тамошнего государя, номиналом на другой стороне. Даже название свои собственные для денег придумывают! Один из корольков (Марат какой-то там) даже указ выпустил: мол, повелеваю деньги называть маратиями, их потом все мартиками стали звать. Вот дурные! Известно же, тогда монеты катали в гномьих монетных дворах. До сих пор катают. Но сейчас этим и люди и эльфы и гномы увлекаются. Причем не везде берут чужое золото, везде стараются менял посадить и чужие монеты не принимают, дикие орки – те берут только имперское золото, а тупые зеленые гоблины – только гномьи монеты. Сколько народов – столько нравов. Я например, человек цивилизованный, мне без разницы, какими монетами со мной рассчитываются. Лишь бы вес был нужный, золото без примесей и чеканка четкая, такие только несколько государств чеканят.

Я хмыкнул и негромко пробормотал:

– Где ж, интересно, тебе золото то давали, пень трухлявый. На портках, вон, дыра дыру вертит, а все туда же…

Старик, не давая сбить себя с толку, продолжал:

– Ну, это гномье золото, естественно, имперское, эльфийские и Союза Светлых Государств, эта такая светлая империя.

– А темные монеты, значит совесть не позволяет брать, – снова вставил я свои пять копеек.

После этого коротенького спича, меня все дружно попросили заткнуться. Пойдя навстречу пожеланиям трудящихся, я таки заткнулся, демонстративно погрузившись в кружку с пивом.

– Тогда в первую войну собрали всех из небольших баронств, присоединили к общему светлому воинству, и вперед отправили. Тогда Властелин тихо сидел, не высовывался. Кто говорит, от дел отошел, кто – выжидал и задумывал свои зловещие черные планы. Не суть факт как важно. Важно то, что стронули его с места и отправили воевать. Никому неизвестный барон с западных отрогов, небольшое земельное владение. Шесть рыцарей да десятка два пеших. Воевать, правда, они умели. Рассказывают, что он со своими людьми трое суток перевал держал, пока основные силы светлых на подходе были. Про это опять разные сказки слыхивать приходилось. Рассказывают, что обманом и хитростью втерся он доверие к Союзу государей. Труслив был без меры, а перевал этот орки для вида атаковали, чтобы славу полководца ему создать. Там и правда нечисто было: укреплений никаких, а четыре дня шесть рыцарей и два десятка пешцов удерживали перевал от пятитысячной орды орков, положив трупов изрядно. В общем, раскрылся темный властелин при сражении на средней равнине. Поручили ему тогда сущую безделицу, следовало напасть на укрепленный форт орков и, если не получится уничтожить, то связать их боем, чтобы не смогли они на помощь своим броситься. Он же отказался, придумал причину какую-то, якобы не по рыцарски это. Из-за этого битва вышла жестокая. Кровь скапливалась в низинах, словно озерки; звери в тех местах ходили сытые и едва передвигались, особенно те кто тухлятинку предпочитает. Команды собирали пленных в обозы, для того чтобы с их помощью хоть немного восстановить разрушенный край. Вот тут то темный властелин и воспользовался ситуацией, показав свою темную сущность. Подло, под покровом ночи, он перебил охрану и освободив пленных орков, бежал вместе с ними. Но не все его люди решились на такое подлое предательство. Двое его рыцарей выступили на стороне Света и попытались помешать его подлым замыслам.

Мелкий перебежчик, трусливый и злой, неспособный на честный бой – глаза в глаза, вот таким он попал к оркам. Лишь в становище военных вождей раскрылась его подлая сущность, оказалось, что занимался он черными ритуалами, перед которыми даже книги некромантов выглядят несущими свет, прости Единый! – старик сделал несколько оберегающих жестов, все невольно повторили за ним. – Объединив разрозненные силы орков, он предал саму человеческую природу, которой был раньше, но не предавал себя, надеясь обрести могущество и сохранить свою бессмертную душу для дальнейших перерождений. Но тьму не обмануть, всякий, кто пытается это сделать – обманывает самого себя. Так и Властелин, для того чтобы совладать с тьмой в себе, ему нужно было все больше и больше сил, которые он брал у тьмы, все больше и больше впуская её в свою душу. И тогда задумал он страшное – поскольку от его души оставались одни огрызки, отдать на откуп тьме сонм светлых душ и осадил город, стоящий над земной схваткой, поскольку посвящен он был охране сущего, орден Единого.

Где-то в то же время произошло и разделение Властелина на две ипостаси, ибо велико зло, хранящееся в этом существе, и не могло человеческое тело вынести его. Когда шел он, то засыхали деревья, и птицы падали замертво на лету; звери же перерождались и становились монстрами. Из людей, только святые могли сохранять рядом с ним свой человеческий облик. Не рожденные дети разрывали изнутри матерей, сгрызали внутренности, выползая наружу страшными скрюченными уродцами. Молодые мужчины в мгновение ока превращались в иссушенных временем и недугами старцев. Мертвый город называют его теперь. Или Проклятый. А когда-то был один из красивейших городов обитаемых земель. Всяк находил там приют, доброе слов и помощь. Но теперь его нет. Злым колдовством погубил он его, но так и не смог его занять. Жители города молились светлым богам в течении двух недель и было им видение свыше, и вскрыли они усыпальницу Страшного короля, который много лет назад воевал с Темным властелином и, пусть не победил, но заставил отступить от своих границ. Но было уже поздно, эти святыни спасли город от Черного властелина, но не смогли защитить от его черного колдовства. Это было страшное время, Властелин шел на запад. Подчиняя себя города. Но сама земля отказывалась его носить; шагая, он оставлял глубокие ямы в земле, на месте своих следов. Там где он присутствовал, умирало все, сумасшествие стало его всегдашним спутником. Но оставались в нем остатки души. Пусть сгоревшей и искореженной, но души. Даже эта малость мешала ему. Другой бы отдал её темным силам совсем, и по окончании срока своего земного провалился в ад, но только не он. И тогда с помощью забытого ритуала отделил он свою душу от тела и убил её. Ибо было сказано, что убивший свою душу – становится демоном. Но демоны очень недолго могут находиться в человеческом теле, телу свойственно распадаться под гнетом совершенного зла. И тогда провел он еще один ритуал, залив кровью жертв все горы, и даровала ему тьма силу великую, и переселил он в захваченного рыцаря, который был посвящен свету, часть своей черной души. Изгнанная же душа светлого рыцаря, вселилась в Меч, которым и можно убить темного властелина, а Черный Властелин, нагоняющий ужас, стал двуединым. Черный Властелин и его Первый Лорд, Хранитель Меча, которым можно убить Черного Властелина. Вся проблема в том, что Хранитель Меча и есть тот светлый рыцарь, вернее его тело с черной частью души темного властелина. И не может он с ним расстаться, и спрятался он в мертвом городе, границы которого не может пересечь ни одно живое существо. А Тьма пришла на светлые земли.

Зима и черное колдовство закрыли перевалы хребта. Орки, оборотни, тролли и гоблины вместе с бездушными (так называли людей, перешедших на его сторону) предательски напали на людей, желающих мира и покоя. Они разоряли замки, жгли поселения, не щадя ни женщин, ни стариков, ни детей. Горе и тьма навеки поселилась в некогда цветущем краю. Пепелища вместо городов, разоренный войной край. И всюду страшные создания, пожирающие человеческую плоть. Родители убивали своих детей, чтобы они не достались монстрам в людском обличье. Особенно показательно была осада небольшого села, в котором собрались люди верующие в Единого. И настолько сильна была их вера, что не могли легионы Проклятого короля, войти в это селение. Несколько дней и ночей стояли они, защищаясь, но силы были неравны. И просили они отпустить их детей, но мертвой поступью прошли легионы, истребив всех, невзирая на пол и на возраст. А Черный Властелин, только смеялся, а после и место это велел перепахать, чтобы не осталось памяти о светлых защитниках. Никто не спасся. Темный властелин прошел перевалы и вторгся в королевства стоящие на стороне света. Первыми приняли не себя удар эльфы. На нынешней границе разгорелась величайшая битва. Сотни тысяч людей погибли, защищая Свет. Но не зряшной была их смерть, за каждого убитого, они унесли с собой десятки жизней орков. Обескровленный Властелин запросил мира у Совета Светлых. Для обсуждения мирного договора было заключено перемирие, которое вот уже длится триста с лишним лет. За это время империя зла усилилась, обросла крепостями, но одно из самых главных её преимуществ – Меч, которым можно убить Черного и его Хранитель. Гномы, построили высоченную стену и крепости, отделяющие Светлую сторону, но покуда их братья будут томится в лапах Проклятого, они не смогут спать спокойно, как и их союзники.

Экономный трактирщик давно пригасил большинство факелов. Свет давали красноватые уголья очага, да масляный фонарь (штука у нас дорогая и редкая) над барной стойкой (чтобы не одна монетка не укатилась; а когда сдаешь сдачу, очень удобно перекрывать свет своей тушей, можно монету меньше весом подсунуть или вообще недодать). Кухарки и официантка торчали из приоткрытой двери кухни. Кто-то прерывисто вздохнул и спросил:

– А че ж Черный властелин до сих пор тот же, али сынок его.

Старик негромко сказал:

– Никому сие неведомо. Ведомо только то, что раз в двести лет, закрывается он в черной цитадели, куда предварительно приводят детей. Много детей, а потом оставляют их наедине.

– И что? – жадно поинтересовались из темноты.

– И все! – отрубил старик. – После выходит Властелин тридцатилетним мужиком…

– А…?

– А дети не выходят…- грустно ответил старик. – Только черный пепел сыпется вокруг. Сжигает он чистые детские души в адовом пламени, чтобы омолодится. За год жизни, берет у него Ад одну детскую душу. Щас, правда, стал больше брать. Маловато, вишь, одной души за год жизни.

Все пасмурно молчали.

Старик, освежившись пивком, продолжил:

– Себе берет жизни их молодую, а на темную половину своей души скидывает их проклятия. Поэтому и все чернее Темный лорд, все меньше у него сил. Еще немного и превратится он в страшного демона и воссоединится с Проклятым и станут красными от крови моря, исчезнут птицы и звери, а вместо них будут призраки, злые на весь род людской. И падут царства Повелителей Света. И настанет бой последний, и если победят Светлые Силы, то наступит рай на земле: люди будут благостны, сыты и счастливы, реки будут полны рыбы, а леса зверя. Колосья будут пригинаться к земле под тяжестью золотого зерна, а стада будут тучными. Всяк возлюбит ближнего, как брата своего, и добрый король, ставленник божий на земле будет из века в век править нами.

Голос его дрожал и переливался, скрытые слезы звучали в нем, да и у многих других невольная слезинка скатилась по щеке.

Негромкий голос из темного угла жестко спросил, надрывая восторженную тишину:

– А что будет если победит Проклятый?

Голос старика поменялся. Слезливость и восторженность исчезла из него, смытая волной ненависти:

– Что будет? – переспросил он так же жестко. – Земля станет десятым, самым нижним кругом ада.

Наступила тишина. Один трактирщик, поскрипывая, на автомате протирал глиняные кружки. Все боялись глянуть в стороны, тьма, казалось, подступила вплотную и оттуда вот-вот должны вылезти разные монстры.

Хлопнула дверь и ввалились загулявшие мужички. Страх начал рассасываться. Оживившийся трактирщик, послал пацана зажечь пару факелов. Зазвучали громкие голоса, колдовство момента исчезло. Старик-сказитель, не обращая больше ни на кого внимания, устраивался спать на лавку, ближе к очагу.

Мы с Семеном переглянулись, даже нас, взрослых солидных мужиков, пронял этот рассказ.

– Дааа. – негромко выдохнул Семен. – Не хотел бы я жить в десятом круге ада.

Я же усмехнулся. Адом свою жизнь делаем мы сами и никто нас не переплюнет в этом занятии.

– Пошли ка спать! А то завтра вставать рано, да и к господину барону надо зайти и забрать попутчиков. Он нас ждать не станет, а если что, то мигом шкуру спустит.

Пробравшись через толпу, мы нырнули на улицу. Справив малую нужду, Семен спросил:

– Интересно, а когда сказитель бывает у орков, то что им рассказывает? Орки вообще на Темного молятся.

По голосу чувствовалось, что он улыбается.

– Да то же самое! – не задумываясь ответил я. – Только проклятыми называет другую сторону.

Завершив на этой оптимистичной ноте вечер, мы залезли в конюшню и быстро уснули.