"Дикий гусь" - читать интересную книгу автора (Сухоросов Михаил)

ГЛАВА 2

Время летит быстро. Я уже полтора года здесь, в этом странном и страшном мире. На плечах моих — куртка из толстой воловьей кожи, надеваемая обычно под кольчугу, а давно не чесанные волосы схвачены медным обручем — знаком Ордена Чародеев.

Я очень изменился с тех пор, как попал сюда — и чисто внешне: я похудел, загорел и окреп, и внутренне. В первый же месяц я четко и на всю жизнь усвоил, что лучше убить самому, чем быть убитым — когда ретивый латник из Торианского пограничного патруля чуть не снес мне башку. В патруле было трое, с двоими разделался Малыш.

И вот я сижу в Берлоге — школе, лаборатории, резиденции и не знаю что еще Магистра Ордена Грентвига и ожидаю своего рода посвящения. Сегодня я стану почти полноправным бойцом Ордена и получу свой Камень…Но раз уж потянуло на воспоминания, лучше вспоминать по порядку.

Первые два с половиной месяца в этом мире я провел на базе, хотя я лично считаю такое название слишком громким для хибары на берегу озера, в которой обитали два инструктора, то есть Малыш и Старый, и один инструктируемый, то есть я. Все это время меня обучали, в основном, обращению с оружием, и Малышу удалось меня натаскать, так что мечом "полторы руки" я владею вполне прилично, а нож метаю даже получше Старого…Но он ножах разговор особый. Старый так же пытался обучить меня стрельбе из лука и арбалета, но не дано — значит на дано, так что стреляю я очень неважно.

Оба моих инструктора оказались ребятами на редкость бесшабашными и феноменальными по вместимости пьяницами, языками они работали ничуть не хуже, чем мечами — я, бывало, ржал до истерики, слушая их перебранки, которые они затевали с самыми серьезными рожами. Уговор был весьма суровый — кто первый не выдержит и хотя бы улыбнется, тот и моет посуду. Я, как признанный повар, был от этой повинности освобожден: когда ребята узнали, что я не только прилично стряпаю, но даже умею печь хлеб, они хором заорали, что мне цены нет (ну, или почти так).

А вообще-то они настолько разные, насколько могут быть два инструктора по выживанию, живущие под одной крышей. Малыш, каланча рыжая, — шумный, неугомонный сорви-голова. У нас, Пришлых, в общем-то не принято рассказывать, а тем более расспрашивать о своем прошлом «там». Малыш своего не скрывал: по его словам, он в свое время считался подающим надежды математиком, до тех пор, пока не влетел в какую-то отдающую криминалом историю (в этой части своего рассказа он был, как правило, довольно невнятен). Естественно, он прибег к наиболее простому способу разрешения конфликта с властями — ушел добровольцем в десантные части. Там его и выловил вербовщик из Преисподней, как называем этот мир мы, Пришлые. С учетом того, что вся агентура должна была погибнуть в своих мирах, да там их наверно и считали погибшими, это название обретает определенный и довольно жутковатый смысл…

Старый — почти полная противоположность Малышу, даже внешне. Невысокий, жилистый и крепкий, всегда спокойный и ироничный, с цепким взглядом вечно слегка прищуренных карих глаз…Вообще-то он был ненамного старше меня и Малыша, но в его черных, прямых, как у индейца, волосах и аккуратной мушкетерской бородке явственно прослеживалась седина. О прошлом своем он не рассказывал, да и разговоров на эту тему не любил. А когда такие разговоры все же заводились, он усмехался и ронял, сузив глаза: "Все мы здесь Пришлые, то есть смертники". Когда-то Малыш обмолвился, что «там» Старый был каскадером…

А в общем и целом, жили мы с ними душа в душу. Иногда забредал на огонек кто-нибудь из нашего брата, из Пришлых, и тогда надолго начинались пьянка и треп, но такое случалось нечасто. Однажды кто-то из этих ребят оставил на недельку гитару, и тут уж я оторвался — попел ребятам кое-что из наших старых песен. Особое впечатление на них произвела древняя студенческая: "И налево наша рать, и направо наша рать, хорошо с перепою мечом помахать", с тех пор они горланили ее чуть не каждое утро, вытаскивая меня на разминку. Первые две недели я ближе к вечеру походил на мокрую тряпку — тренировались без дураков. Тут мне очень пригодились навыки каратэ и начатки сценического боя, когда-то на заре туманной юности мной усвоенные.

Хибарка, то есть база, стояла фактически на ничейной земле. К западу от нас находилось герцогство Торианское, одно из карликовых государств, которые более сильные соседи к себе не присоединяют ввиду труднодоступности (болота) и полнейшей никчемности. А к востоку на многие километры простерлось громадное государство, скромно и безо всяких там экивоков именующее себя Империей и представляющее из себя конгломерат таких же карликовых герцогств и княжеств под протекторатом короны.

Граница постоянно находилась в состоянии до зубов вооруженного нейтралитета, хотя и по ту и по другую сторону говорили на одном и том же языке. Пограничные конфликты в основном сходились к дракам из-за перешедшей границу скотины или украденной курицы, но иногда латник герцога и имперские егеря на какое-то время трезвели ми переходили в активное состояние, очевидно с похмелья. В такие периоды они в зависимости от настроения, принимались хватать или рубить в капусту все, что движется через границу в ту или другую сторону. К базе они при этом соваться избегали. Когда я спрашивал ребят о причинах этого, они только загадочно усмехались.

И еще один момент: с наступлением темноты здесь фактически замирала вся жизнь. Хотя по словам Старого, те, кого все опасались, то есть всевозможная нежить и нечисть, с тем же успехом атаковали и днем…

В конце концов, после двухмесячного усиленного курса обучения ребята решили, что я вполне созрел для первого "выхода в свет", то есть в маленький пограничный городок на территории герцогства. Меня ознакомили со всеми местными достопримечательностями: замком-гарнизоном, смахивающей на сарай часовней (издали) и двумя харчевнями (в подробностях). Окончание этой прогулки я запомнил довольно слабо. Помню, Малыш снял каких-то девиц, потом мы их где-то потеряли, а потом шли в обнимку по узкой немощеной улочке и горланили "Нашу рать"…Короче, вживались в образ нормальных средневековых гуляк.

И вот, через пару недель, во время нашей вылазки в точно такой же городок в пределах империи, моя судьба вдруг сделала резкий поворот.

Вышли мы с утра пораньше — только по Торианскому тракту до городка было километров пятнадцать. К тому же полил дождь, так что когда дошли до места, настроение к нас троих оказалось крайне скверным. Городок оказался таким же невзрачным как и тот, в котором мне довелось побывать раньше, разве что замок чуть повыше и помассивней. Но нам было не до архитектурных красот, мы ввалились в фактически пустую корчму и шумно потребовали выпивку. Кроме нас там находилось еще человек пять посетителей, но только один из них привлек мое внимание. Наверно, такие вещи и называются "зовом судьбы"…

Высоченный горбатый старикан в черном камзоле с отворотами, украшенном узором металлических колечек на груди и плечах, он сидел отдельно от всех, ни на кого не обращая внимания. Темно-серый плащ брошен на скамью, тяжелый двуручный меч прислонен небрежно к столу, но заинтересовало меня не это и даже не его лицо, кстати довольно примечательное — худое, с острым подбородком, выступающим вперед, длинный ястребиный нос, сивые космы, доходящие до плеч, перехвачены серебряным обручем…Просто я внезапно почувствовал, что он чем-то отличается от обычного человека, и что под камзолом на груди у него скрыто что-то живое, обладающее громадной мощью. А поскольку был я тогда щенком, ни в чем толком не понимающим, то и пялился я на него во все глаза, без зазрения совести.

И тут он, словно перехватив мой взгляд, резко обернулся и посмотрел на меня в упор. Я, как ни в чем не бывало, продолжал его изучать, и тогда он поднялся из-за стола и зашагал к нам. Я было приготовился к проверке своих бойцовских навыков, но Малыш со Старым повели себя как-то странно: когда длинная сгорбленная фигура приблизилась, они вскочили, вытянулись чуть не по стойке «смирно» и хором гаркнули:

— Приветствуем тебя, Магистр!

Я последовал их примеру, несколько удивляясь такому ревностному отношению к субординации — до сих пор я был уверен, что мои инструктора способны сломать любой нос и наступить на любую ногу.

А старик, не обращая ни малейшего внимания на их приветствие, продолжал буравить меня взглядом из под насупленных косматых бровей. Наконец он осведомился неприятным лязгающим голосом:

— С каких это пор вы якшаетесь с ведьмаками, вольные охотники?

— Он не ведьмак, он из Пришлых, — попробовал вступиться за меня Малыш. Горбун неприятно усмехнулся:

— Ведьмак есть ведьмак, будь он хоть трижды Пришлым.

Я почувствовал, что пора бы и мне свое веское слово сказать:

— Я даже не знаю, о чем идет речь.

— Магистр, — голосом, похожим на опасную бритву, напомнил старик.

— Я не знаю, о чем речь, Магистр, но чем угодно клянусь, что подобными вещами никогда в жизни не занимался.

— Кому они нужны, твои клятвы… — пробурчал он. — Я ведь могу и проверить твои слова.

— Я готов, Магистр.

— Как твое имя, храбрец? — В вопросе послышалась ирония.

— Мик Меченосец, Магистр, — ответил я по наитию. Краем глаза мне удалось поймать одобрительный взгляд Старого.

Я почти физически чувствовал в тот момент, как напряглись ребята. Кто бы там ни был этот Магистр, они против него явно не тянули, и признавали это. Если бы он решил что-нибудь со мной сделать, они едва ли смогли бы ему помешать.

— Что ж… — Магистр извлек из под камзола крупный, чуть не с грецкий орех, зеленый самоцвет на цепочке. — Что ты скажешь об этом, Мик Меченосец?

Ребята за моей спиной затаили дыханье, а сам Магистр улыбался как тиранозавр в предвкушении завтрака. Все это меня насторожило… вернее, должно было насторожить.

Я некоторое время в упор смотрел на Камень, потом поднял взгляд и уставился прямо в светло-серые пронзительные глаза горбуна:

— Оно живое, Магистр. Очень сильное. Не в обиду тебе будет сказано, сильнее тебя.

— Что толку обижаться на правду, — буркнул он, потом голос его стал совсем медовым: — Прикоснись к нему, Мик Меченосец.

— Не вздумай, — еле слышно прошипел Старый у меня за плечом, а Малыш так наступил мне на ногу, что я едва не взвыл. Но раз уж я завелся меня не остановишь даже танком. Я решительно протянул руку, и пальцы мои коснулись блестящих граней.

В первый момент показалось, будто меня сотня киловольт долбанула, в пальцы вонзились тысячи микроскопических иголок, руку до плеча пронзило ледяным холодом. Но длилось это примерно секунду, потом ощущение пропало, сменившись чувством контакта с чем-то, что понять можно разве что интуитивно, но расшифровать и объяснить словами…

Справа от маня гулко сглотнул слюну Малыш, Старый слева шумно перевел дух, но самое сильное впечатление эта сцена произвела на Магистра. У него на роже появилось такое выражение, словно он нос к носу с живым драконом столкнулся, он поспешно убрал Камень обратно, потом не без усилия восстановил каменное выражение лица:

— Однако…Ты точно уверен, что ты Пришлый?

— Разумеется, Магистр.

Он, казалось, задумался, потом складка между его бровями разгладилась, и на его худой, вытянутой и словно граненой физиономии появилась все та же опасная, не показывающая зубов улыбка:

— Ну что же…Мик Меченосец. Я беру тебя в ученики и сделаю из тебя Чародея. Через три дня, в это же время, будь в этой харчевне. Тебя будет ждать мой человек. Скажешь, что ты к Магистру Грентвигу, и он отвезет тебя ко мне. Ясно?

Чисто из духа противоречия я попробовал заартачиться:

— А меня, значит, уже не спрашивают?

— А зачем? — усмехнулся он. — Ты ведь хочешь владеть таким Камнем, Мик Меченосец? — с этими словами он круто повернулся, подхватил с лавки плащ, небрежно закинул на плечо перевязь с мечом и, не оглядываясь, вышел.

— Вот так дела, — выдохнул Старый. — Сколько живу, но чтобы так…

— Слушайте, мужики, а что это за явление было? — поинтересовался я. Малыш присвистнул:

— Так это ж Магистр, тундра. Из Ордена. Обруч серебряный видел?

— Ты не забывай, родной, я тут без году неделя. Почем мне знать, что за Орден такой? Монашеский? Рыцарский?

— Ладно, слушай, — Старый за все время нашего знакомства впервые смотрел на меня с неподдельным уважением. — Не рыцарский этот Орден, тем паче не монашеский. Чародейский, врубаешься? Государство во всех государствах. По всему континенту куда ни сунься — везде их знают и уважают. И боятся.

— Да я сам их боюсь, — вставил Малыш. Вот это уже дало мне пищу для размышлений — раз уж Малыш кого-то боится, значит этого кого-то стоит бояться.

— Так вы считаете, стоит к ним идти?

Старый усмехнулся, а Малыш — тот просто заржал:

— И он еще спрашивает!

— Да вы мне хоть растолкуйте, чем этот Орден занимается!

— Они — Чародеи, — растолковал Старый. — И именно благодаря им нас еще не сожрала всяческая нечисть. Они официально не вмешиваются в, скажем так, мирские дела, но если они захотят, так любой из тутошних царей и царьков будет бегать и лаять, лишь бы им не перечить.

— Они все могут, — снова влез Малыш. — Воду в вино и так далее.

— Слушайте, мне нужен ответ только на один вопрос: стоит ли мне-то туда идти?

— Знаешь, — Старый снова смерил меня взглядом, — с точки зрения личной безопасности — нет. Отчасти чем этот Орден промышляет: шатаются по деревням, хватают именем Ордена пацанят — не всех, кого выберут, — а потом, годам к двадцати, эти пацаны становятся Чародеями. Тебе, кстати, сколько лет?

— Н-ну… Если правильно помню, двадцать три. Еще раз, только понятней: чем они занимаются?

— Всякую нежить уничтожают, — объяснил Малыш.

— М-да… Получается, я, когда полный курс пройду, дедушкой буду? Ладно, это все пока мимо денег. Я-то им зачем?

— Ну, дураком не притворяйся, — усмехнулся Старый. — Тебя кем сюда прислали? Наблюдателем? Ну так будет тебе понаблюдать. Учти, пока в Ордене никого из Пришлых нет.

— Из наших Пришлых, уточнил Малыш.

— А, все об одном, — махнул я рукой. — Как я понял, деваться мне некуда.

Если честно, вопросы задавал и сопротивлялся я только для видимости. На самом деле я сразу, скорее всего, инстинктивно понял: чародейство — это мое, и никуда я от этого не денусь. Так что через три дня, в назначенное время, я был на месте.

Из своей прежней экипировки я сохранил только шерстяной тельник, да еще армейские ботинки, подаренные мне ребятами на прощание.

Появившись в харчевне, я первым делом назвался — кто я и к кому. А навстречу мне поднялся паренек — невысокий, плотный, курчавый и черноволосый, который в одной краткой фразе сообщил мне, что я должен следовать за ним, а лошади на конюшне. Мне осталось только пожать плечами и подчиниться. Всю дорогу — четыре с гаком часа — я пытался разговорить своего провожатого, но вытянул из него от силы слов шесть, и то по преимуществу односложных. Попутно, кстати, вспомнил, как ездят на лошадях — в шестнадцать лет я, помнится, чуть не всю Башкирию верхом пересек с геологической партией.

Но Грентвиг соизволил меня принять практически сразу по приезде. Он сидел в своей каморке внутри Берлоги — низкого одноэтажного строения, обнесенного частоколом. Его комната выходила на двор и оказалась более-менее освещенной. Сам Магистр восседал за грубо сколоченным столом, поигрывая маленьким кинжальчиком, насколько я понял, из серебра. Позже я узнал, что он необходим старому звероящеру, как мне табак.

— Итак, ты решился, — констатировал он после долгой паузы. — Похвально.

— Я ожидаю не похвал, Магистр. Я — ученик. Учи.

— Так ты говоришь, ведовством не занимался?

— Нет, Магистр.

— Хм-м… Вообще-то в тебе виден боец. Здоров, — он как бы заново оценивал мои параметры. Кстати, по здешним меркам я выгляжу довольно внушительно — в этом мире средний рост где-то на голову меньше моего.

— Не жалуюсь, Магистр.

— И не жалуйся, бесполезно…Нож метать умеешь? — неожиданно спросил он.

— Само собой, — я даже обиделся. Метание ножей — мой конек, и я до сих пор считал, что могу всадить в яблочко с расстояния десяти метров любой огрызок стали.

— В притолоку, надеюсь, попадешь? — вопрос был задан таким тоном, что я даже и отвечать не стал — вместо этого я отработанным за два месяца движением выхватил из-за голенища кинжал, круто обернулся и всадил его точно посередине притолоки. Не знаю, то ли старый звероящер меня раззадорил, то ли что еще, но клинок вошел в плотное дерево пальца, наверно, на три.

А Грентвиг словно того и ждал.

— Почему ты задерживаешь руку после броска? — быстро спросил он. Я пожал плечами:

— Привык так.

— Попробуй еще раз, только сейчас отдергивай руку сразу после того, как нож ее покинет.

Я снова пожал плечами, не без усилия высвободил клинок (для этого мне пришлось упереться ногой в косяк) и отошел на исходную позицию.

Когда я последовал рецепту Магистра, клинок воткнулся сантиметрах в пятнадцати от центра и едва держался. Грентвиг наставительно воздел палец:

— Вот видишь!

— Ну так если я его левой рукой кину, он вообще не воткнуться может…Магистр.

Старый звероящер неожиданно хрюкнул и осклабился:

— Ну так пусть это будет твоим первым уроком…Меченосец. Весь фокус в том, что задерживая руку, ты тем самым вкладываешь в бросок ножа заложенную в тебе чародейскую Силу. Мои ученики обучаются у меня лет по десять, причем большая часть этого времени уходит на то, чтобы вытащить на поверхность их Силу. А у тебя она просто лежит сверху — бери и пользуйся. Остается научить тебя пользоваться ей сознательно, — после этих слов у него на роже появилось такое выражение, словно он и сам не понял, что сказал, так что он глубокомысленно заключил:

— Думай, — с чем и оставил меня в одиночестве.

Никуда не денешься — я принялся думать.

Ничего хорошего мне придумать так и не удалось. А Грентвиг, ящер старый, словно и забыл о моем существовании. Мне отвели порядком сыроватую келью с какими-то доисторическими шкурами на полу вместо постели и предоставили меня самому себе. В течение недели я слонялся бездельно по двору, ища, чем бы занять руки и голову. А потом Грентвиг заявил, что хватит мне прохлаждаться, пора браться за работу. Где-то с полмесяца он, забросив все дела, пытался сделать из меня Чародея. Каких только цветистых эпитетов я за это время не наслушался! Не помогло. Я, в принципе, понимал, про что он мне толкует, но чтобы извлечь из этого что-то, хотя бы отдаленно напоминающее практическую пользу…

Наконец Учитель плюнул на это бесполезное занятие, и в результате я еще месяц страдал от безделья и хватался за любую работу. А потом Грентвиг снова заявил, что хватит прохлаждаться, и теперь он возьмется за меня всерьез и сделает из меня Чародея, даже если ему придется меня убить. И тут же, не откладывая, приступил к осуществлению этой идеи, и выразилось это в том, что он изготовил едва ли не бочку какого-то мерзкого на вкус и вонючего пойла, которое мне пришлось глотать чуть ли не стаканами. Снадобье это оказалось, плюс ко всем своим прелестям, каким-то мощным наркотиком. Нет, от своей тени я после него не шарахался, крыс и шмыгающих собак не ловил, зато, например, чувствовал, что происходит за стенкой, определял на слух восход луны, и так далее. Да еще, к тому же, наглотавшись этой дряни, я оказался не в состоянии воспринимать что-либо кроме чародейской науки. Как я понял, Грентвиг своим снадобьем довольно серьезно подстегнул мой обмен веществ, так что усваивал я все это с быстротой просто невероятной.

Самое сложное в искусстве Чародея — воспринимать себя как часть мира, как один из элементов большой картины. Звучит просто, а вот попробуйте-ка… К тому же Чародей постоянно живет как бы в четырех измерениях, и восприятие его от нормального человеческого отличается весьма существенно, и оно — восприятие — один из ключей к использованию Силы, умению придать ей какую-либо форму: огонь, удар… А когда поймешь, то оказывается, что Силу Чародейскую использовать примерно столь же просто, как и физическую, только надо знать, откуда она идет и куда ее прикладывать. Мы, Чародеи, обычно используем для этой цели начерченный в воздухе знак.

За те полгода или чуть больше, что я глотал снадобье, я умудрился пройти шести-семилетний курс чародейской науки — убейте меня, если знаю, как. Я в подробностях изучил все виды местной нежити и нечисти, а так же способы ее изничтожения, а потом Грентвиг, старый звероящер, решил, что хватит с меня.

Глотая гадость, я матерился на все корки, а оставшись без нее, почувствовал себя, мягко говоря, нехорошо. Две с лишним недели меня так ломало и корежило, что я чуть не отдал душу грешную богу, или кто там в этом мире вместо него. Когда я оказался в состоянии выползти на свет божий, меня шатало и разве что ветром не уносило, а уж видок был такой, что лошади шарахались. Меченосец, ха-ха! Да я и ложку едва мог поднять… Грентвиг, старая сволочь, увидев меня, кажется, был очень удивлен, во всяком случае, он вскинул бровь и усмехнулся:

— Гляди-ка! Живой!

Однако, надо отдать ему должное, много времени на удивление он тратить не стал, приволок новую жижу, еще более вонючую, и велел мне ее пить.

Мужественная и постоянная борьба с тошнотой была вознаграждена: уже дней через десять я был в состоянии по утрам переведываться на мечах с Ардахом, тем самым молчаливым и коренастым парнем, который меня сюда сопровождал. Спарринги эти были довольно опасны — махались мы без доспехов. И тут мне впервые сослужили службу навыки каратэ — Ардах, помнится, очень удивился, когда я снес его пинком в щит… Мы с ним вообще как-то сошлись — потому, вероятно, что были ближе всего по возрасту. Как-то мне удалось его разговорить, и я узнал, что у Грентвига он уже десятый год. Чародей он был не ахти, какой, звезд с неба не хватал, зато уж трудяга — просто сверхъестественный, на нем же держалось и все хозяйство Берлоги. Остальные мои соученички — школяры как школяры, зубоскалы, задиры, зубрилы в возрасте от восьми до пятнадцати-шестнадцати лет…

Естественно, спаррингами на мечах дело не кончилось, и вскорости мне пришлось учиться применять Силу на практике.

Со стороны чародейское состязание выглядит довольно забавно — этакий гибрид поединка взглядов с бесконтактным каратэ на расстоянии метров пяти, но вот когда в таком сам участвуешь, может получиться довольно жарко… Но пользу подобная практика приносит — я уже прикончил своего первого лешака.

Достаточно быстро я привык к тому, что зубная щетка здесь не в почете, а с горячей водой тяжко, меня перестала раздражать привычка некоторых моих однокашников сморкаться и рыгать за столом, а всевозможные зловредные насекомые, заставлявшие всю Берлогу чесаться, аки бобиков, меня не донимали. Вероятно, они привыкли к пище экологически чистой, так что отравленный с рождения всем, чем только можно, сын ХХ столетия им по вкусу не пришелся…

И вот сегодня, наконец, я должен получить свой Камень — исторический момент…

За время обучения я постарался разузнать о Камнях все, что только возможно. Эта занятная вещица носит в себе своего рода отпечатки личностей прежних владельцев-Чародеев, и злое, и доброе. Также Камень является аккумулятором Силы, предупреждает об опасности своего хозяина и помогает понять, что это за опасность. Плюс к тому несет функции карманного справочника по чародейским приемам, компаса, оружия, и т. д., и т. п… Все существующие Камни изготовили и подчинили себе давным-давно, а мастера, которые этим занимались, если верить всевозможным легендам, сгинули опять же во времена незапамятные, и вместе с ними сгинули секреты изготовления.

Так что, выходит, получить такой Камень — своего рода честь, не всякому адепту Ордена его и доверяют, так как число их (Камней) ограничено.

Вообще-то сказать, что получив Камень, я стану полноправным Чародеем — преувеличение. Отбор в Орден идет жесточайший, иначе бы он не стал могущественной ассоциацией, своего рода государством во всех государствах — почище католической церкви.

Орденские цитадели раскиданы от северного побережья до пустынь южного Гэлфоста, от Диких Земель за Пограничным хребтом на западе до далеких, с абсолютно непроизносимыми названиями, стран на востоке. В задачи Чародеев входит защита людей от всяческой, в изобилии здесь водящейся, нежити и нечисти, отражение набегов эльфов и прочих нелюдей, владеющих Силой, борьба со всевозможными колдунами и т. д., и.т.п. Короче говоря, скучать на такой работе не приходится.

Для начала новичка, вроде меня, отправляют служить в одну из Орденских цитаделей — своего рода преддипломная практика. Там происходит проверка кандидата: уровень владения Силой, храбрость, реакция, интеллект и прочие боевые качества. Если его шеф считает, что человек подходит, то кандидат приносит орденскую клятву и становится полноправным бойцом.

А уж ежели кандидат показался совсем уж подходящим, он получает повышение — направляется в какую-нибудь дыру погорячее с особо опасным заданием, а еще бывает, что такого отличившегося отправляют куда-либо странником, а это ничто иное, как разведка опасностей, а далее, по возможности, их устранение.

Но, предположим, справился наш обобщенный кандидат и с этим заданием. Думаете, это конец карьеры? Ха-ха! Он получает очередное повышение — в том же стиле, что и ранее. Вернулся живым — честь тебе и хвала. И очередное повышение.

Чародей, прошедший через все эти передряги и повышения, а так же умудрившийся при этом проявить незаурядные организационные способности, становится Магистром. При таком раскладе само собой разумеется, что их единицы, а сегодня мне, похоже, предстоит увидеть троих разом. Ребята говорили, что один приехал с юга, второй — еще откуда-то, набирают бойцов в свои отряды…

— Мик! Меченосец! Учитель зовет!

Так, вот сейчас-то я их и увижу…

Я поднялся и, мужественно давя в себе мандраж, двинулся навстречу своей судьбе.

В самой обширной комнате с закопченными стенами и низким потолком, гордо именующейся главным залом, царил застоявшийся, чадный полумрак. Тем не менее, прибрано, пол присыпан свежими опилками. Неверное, коптящее пламя факелов заставляет тени извиваться на полу в странном танце, другой источник света — массивный семисвечник на столе, покрытом — чудо из чудес! — чистой скатертью. А через стол на меня в упор уставились три пары глаз.

В центре, само собой, сидел Учитель, по своему обыкновению поигрывая крошечным серебряным кинжальчиком, и поглядывал на меня довольно-таки угрюмо. Справа от него раскинулся в кресле дородный, лысеющий старикан — рожа обветренная, под глазами мешки… Напоминает скорей не Чародея, а этакого старого морячину, отставного боцмана, любителя темного пива с солеными историями.

Человек в кресле слева наблюдал за мной с выражением скептического интереса, чуть прищурив слегка раскосые цыганские глаза. Этот помоложе остальных, на вид — лет тридцать пять или около того, на плечах щегольской черный с золотом камзол, серебряный обруч Магистра почти теряется в черной вьющейся шевелюре. Лицо — тонкое, породистое, почти иконописное, тонкий нос с горбинкой, роскошная ассирийская борода. И преспокойно покуривает трубку, что меня сразу удивило — Учитель курева не одобряет.

Повисла тяжелая пауза — я изучал Магистров, Магистры — меня. Молчание нарушил чернобородый:

— Так это и есть твой хваленый Меченосец, Грент?

Вульгарное «Грент» меня несколько покоробило, но в то же время я чуть было не напыжился — оказывается, я еще и «хваленый»! За Грентвигом как-то раньше не наблюдалось, чтоб он своих учеников хвалил, тем паче, в глаза.

А Учитель ответил коротко:

— Да, это он. Хоть он из Пришлых, но Силой владеет очень неплохо. Может стать хорошим бойцом.

— Хм-м… — с сомнением протянул бородач, продолжая меня изучать. — А ты что скажешь, Меченосец?

— Учитель уже все сказал, Магистр…

— Даэл. Так значит, бойцом, говоришь? — внезапно он коротким, почти неуловимым движением направил в меня парализующий знак.

Это нам знакомо, этим нас не возьмешь. Разворачиваю Силу в ладонях, прокручиваю в воздухе воображаемый шест… Ч-черт, я и не знал, что точечный удар можно нанести так быстро и таким коротким движением. Быстро рисую в воздухе первое, что в голову пришло — знак Щита, эту атаку я взял! Следующий удар достигает цели, в глазах темнеет, только и успеваю пошире растянуть защиту, но на какую-то секунду все же выключаюсь. Придя в себя, обнаруживаю, что сижу, привалившись к стенке, левая нога куда-то нелепо вытянута, правая подвернута чуть не под самую задницу, на полу коптит сбитый мной факел. Локоть ноет… А, это когда я в стенку влепился…

Поднимаюсь, не смея поднять глаз на Учителя. Тоже туда же — хваленый Меченосец… Орел, что и говорить — бит, как мальчик, мебеля крушит… И тут с удивлением замечаю, что на хищной физиономии Грентвига до сих пор блуждает тень довольной улыбки.

— Зря ты так, Даэл, — басит отставной боцман. — Так ведь и покалечить человека недолго…

— Ничего, пусть привыкает. На орденской службе тоже покалечиться недолго. У него точно нет Камня, Грент?

Так, теперь дошло. Получается, я и впрямь орел, да еще какой! Без Камня продержаться — и против кого! Против Магистра!

— Ты, Даэл, слышал, чтоб я лгал?

— Да, пожалуй, и в самом деле неплохо, — вынужден был признать Даэл.

— Ну что ж, — жизнерадостно потер руки толстяк, — как я понял, предстоит последнее испытание. Ему, насколько я помню, придется подчинить себе Юрд?

А вот это мне уже не нравится… Нехорошо, когда кто-то, кроме тебя самого, знает имя твоего Камня. Не знаю, какие тут могут быть последствия, и узнать бы не хотелось. Хотя, с другой стороны, пока владелец Камня жив, никто другой его Камнем воспользоваться не сможет.

— Подойди, Меченосец! — теперь голос у Грентвига торжественный до безобразия. Сейчас, чего доброго, устроит мне выпускной вечер с платочками, конфетти и прочей шелухой…

Однако я решил торжественность момента не портить и приблизился самым гордым шагом. Учитель протянул мне черный резной ларец:

— Имя этому Камню — Юрд, он из самых могучих и древних. Если тебе удастся его подчинить, он будет служить тебе до самой смерти. Твоей смерти, я имею в виду.

Я бережно принял ларец, откинул крышку — и замер. Меня просто окатило Силой, аж в висках заломило. А еще я понял, что Юрд — крупный, темно-зеленый почти до черноты, самоцвет хозяина не хочет. Мне уже для того, чтобы приблизить к нему руку, пришлось над собой форменное насилие учинить, а если его цапнуть… Да, тут возни будет выше крыши.

Не знаю, сколько времени все это длилось — наверно, долго. Медленно, микрон за микроном, я разматывал защиту Юрда, проникая сознанием в его глубины — в глубины времени, я чувствовал всех его прежних хозяев, могучих, недобрых и властных Чародеев, словно читая кровавую повесть, начало которой терялось во тьме столетий… И наконец я пробился! Я добрался до ядра этой мощи, до сути, до ее средоточия — до Силы, нерастраченной и чистой. И ощутил контакт с Камнем: Юрд могучий согласился сотрудничать со мной.

Я надел на шею цепь с Камнем и, ничуть не скрываясь, перевел дух и вытер с физиономии трудовой пот. Толстяк смотрел теперь на меня с ободряющей улыбкой:

— Ну вот ты и Чародей, Меченосец.

— Чисто сработал, — не удержался от похвалы и Учитель. Даэл молча что-то прикидывал. Отставной боцман снова потер огромные красные ладони:

— Теперь остается определить, куда мы его направим. В южном Гэлфосте людей не хватает, в Побережных топях…

— Минуту, — вмешался Даэл. — Я беру его себя в отряд Ловчих.

— У тебя полный комплект, — нахмурился толстяк.

— Мне нужен человек для особых поручений. Этот подходит. И такая служба поопасней, чем гонять змей в южном Гэлфосте. Кто-нибудь хочет поспорить?

Желающих не нашлось. Даэл обратился ко мне:

— Собирайся. Поедешь со мной.

— Как скажет Учитель, Магистр Даэл.

— Скажи ему, Грент.

— Что ж, Меченосец, — Учитель поднялся. — Отныне наши пути расходятся. Ты поедешь с Магистром Даэлом и будешь служить ему и Ордену. Прощай.

И тут я по-настоящему растерялся: Учитель, звероящер старый, протянул мне узкую, костлявую, в старческих веснушках ладонь. Я буду не я, да ведь ему жалко меня отпускать!

Идиллию прервал Даэл:

— Полчаса на сборы, Меченосец.

Я четко кивнул и выкатился.

Однокашники — теперь уже бывшие — насели на меня со всех сторон. Те же нехитрые школярские шуточки, то же вечное "Ну, как?"… Я, собирая нехитрые шмотки, бодро отругивался в ответ на подначки, но на душе кошки скребли. Не нравится мне этот Даэл…

Тем не менее я продолжал собираться. Благо, шмотья и в самом деле немного — в сумке, помимо жратвы и курева, потрепанный альбом с набросками, которые я давно забросил. Короткий кольчужный жилет — на плечи, поверх — пояс с флягой и кинжалом, метательный нож на голень. Перевязь с мечом через плечо, на левую руку — тяжелый шипастый наручень, поверх всего пятнистый егерский плащ. Еще арбалет и колчан — дороги неспокойны.

Как только я собрался, появился Даэл, при ближайшем рассмотрении оказавшийся невысоким и щупловатым, хлопнул меня по плечу:

— Не дрейфь, Меченосец, все к лучшему!

Мы вышли во двор Берлоги, Даэл легко запрыгнул в седло, я взгромоздился на своего одра — и мы растворились в густой весенней метели.